Ежедневно я прихожу к выводу, что вы превосходите даже тех пророков, что рождались у евреев и иных народов.[1]
Можно с уверенностью сказать, что среди политических мыслителей Запада нет никого, чья история преподносилась бы столь же противоречиво, как история Никколо Макиавелли. Ученые и сегодня ведут непрестанные споры, все пытаясь понять: кем же он был? Водил ли он дружбу с тиранами, как уверяет многовековая «черная легенда»? Примкнул ли он в какой-то момент к правящей династии Медичи – или остался навеки верен республиканским институтам родной Флоренции? Имеем ли мы право назвать его провозвестником политического реализма, желавшим изобразить людей не в лучшем, а в истинном свете? И можем ли мы согласиться с тем, что именно он, как стали говорить после Великой французской революции, первым отделил политику от этики и религии? Предвосхитил ли он другую мысль тех переломных лет – о том, что современное государство рождается и расцветает в борьбе с феодальной властью? Вдохновлялись ли его трудами творцы силовой политики и тоталитарных режимов XX века? Был ли он «Галилеем политического мира», заложившим теоретические основы политической науки и в конечном счете политических «технологий»? Или его лучше представлять как великого творца политических мифов, наделенного способностью выражать свои идеи в ярких образах? Вспомним и кентавра Хирона, учителя величайших героев Эллады; и фортуну, которую «колотят», желая с ней «сладить», ревностные и пылкие политики; и берега доблести, призванные сдержать бурную реку судьбы… Стремился ли он к благополучию всего общества – или же выступал на стороне простых людей, оберегая их от флорентийских олигархов? Возможно ли провозгласить его пророком национального единства Италии? Или его стоило бы восславить как наиболее оригинального из всех современных теоретиков, изучавших смешанное правление, поскольку над строками его произведений размышляли, создавая Конституцию, отцы-основатели США? Что будет лучше для нас: пытаться понять, сомневался ли он в самих основах христианской веры, или по достоинству оценить его мысли о важности гражданской религии, в которой страх божественного наказания поддерживает уважение к клятве? А как быть с крылатой фразой «цель оправдывает средства»? Многие приписывают эту максиму именно великому итальянцу, хотя на самом деле это знаменитый лозунг иезуитов – «Когда благая цель, то хороши и средства», и ни в одном труде Макиавелли такой сентенции мы не найдем.
В дальнейшем мы постараемся ответить на эти вопросы, а пока что, в качестве преамбулы, сделаем лишь несколько предварительных замечаний. Во многих отношениях Макиавелли заслуживает признания как предвестник, новатор и даже борец с предрассудками – но в его истории это лишь малая часть. В годы, когда новая гуманистическая культура, основанная на подражании Античности, позволила Италии воссиять на фоне других европейских стран, Макиавелли, получивший превосходное образование, мог свободно знакомиться с неисчислимым множеством древнеримских и древнегреческих текстов, переведенных на латынь. И пусть даже со временем ему предстояло выступить против политической теории гуманистов и стать ее критиком, он никогда не переставал искать вдохновения в трудах древних мудрецов – в отличие, скажем, от Томаса Гоббса, которого также считают отцом современной политической философии. В этом Макиавелли напоминает двуликого Януса, древнеримского бога начинаний и завершений, одно лицо которого обращено в прошлое, а другое – в будущее.
Впрочем, если мы хотим лучше осознать, какое место занимает Макиавелли в западной политической мысли, не менее полезным представляется и другое противопоставление – между сторонниками господствующих воззрений и мыслителями, желающими выйти за общепринятые рамки. Как это ни странно, произведения Макиавелли, «укорененные» в самом сердце канона, при этом (и иногда в то же самое время!) понимались совершенно неправильно или прочитывались лишь фрагментарно. Если сравнить идеологию с непробиваемым и невидимым оконным стеклом, то будет справедливо сказать, что Макиавелли принадлежал к немногим обладателям редкого дара, позволявшего находить в этом стекле уязвимые места и разбивать его на мелкие осколки. Кроме того, он был способен идти против течения, что еще более важно и заслуживает особого внимания при знакомстве с его литературным наследием. Вот как выразил это Франческо Гвиччардини, друг Никколо, в письме к нему от 18 мая 1521 года: «Вы всегда были человеком, придерживающимся по преимуществу экстравагантных мнений, несходных с общими, и изобретателем нового и необычного»[2].
Склонность к инакомыслию и мятежный характер не позволяли Макиавелли легко сходиться с людьми, и иногда ему приходилось дорогой ценой платить за свою откровенность. Однако именно потому, что самые смелые его идеи воспринимались столь неоднозначно, они актуальны и по сей день – конечно, при условии, что мы освободим их от упрощенческих формулировок, в свете которых на протяжении последних двух столетий воспринимались его «Государь» и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия». Понять такого автора, как Макиавелли, чьи сочинения неизменно производили фурор среди современников, можно только в том случае, если знать исторический контекст, в котором его творения обретали форму и становились сенсацией.
Поэтому в попытках рассуждать о его намерениях, целях и замыслах мы уделим особое внимание двум моментам. Во-первых, мы подробно рассмотрим те традиционные и нетрадиционные формы, с помощью которых он выражал свои идеи. Ключевая мысль, которую нам предстоит раскрыть в процессе, заключается в том, что жанры, присущие эпохе Возрождения, следует представлять не как набор императивов, навязанных авторам, а как увеличительные стекла, позволявшие им смотреть на мир и тем самым выстраивать свое мировоззрение. Особенно это касается Макиавелли. Он не только вдохнул новую жизнь в древние, освященные веками формы литературных произведений, добавив в них элементы других жанров («О военном искусстве», «Мандрагора», «История Флоренции»), но и со спокойным сердцем подорвал в своем «Государе» основы многих неписаных правил, по которым создавались книги наставлений для правителей, а в «Рассуждениях» ex novo, с чистого листа, создал философский жанр, которому было суждено за три столетия «завоевать» Европу и положить начало современным эссе. Формальные приемы, выбранные мыслителем для изложения своих идей, неизменно важны, но они еще более примечательны, когда речь идет о Макиавелли, великом драматурге и одном из величайших итальянских литераторов.
Во-вторых, мы попытаемся выявить те незримые нити, которые связывают все произведения Макиавелли воедино. За долгое время сложилась традиция, в соответствии с которой «Государя» и «Рассуждения» было принято рассматривать как противоположности. Первый трактат, по мнению комментаторов, был проникнут одобрительным отношением к «сильной руке» властелина, а вторая книга носила прореспубликанский характер, поэтому их считали несовместимыми. Однако прежде всего стоит отметить, что усилия, вложенные в эти труды самим Макиавелли, значительно различаются. Если «Государь» – это блестящий образец литературного мастерства, созданный в определенных обстоятельствах и с определенной целью, то «Рассуждения» – это плод долгих размышлений, а также всесторонняя переоценка природы свободных форм правления, призванная объяснить, как устроены эти формы и как они могут продлить свое существование. В дальнейшем мы еще не раз подчеркнем абсолютную цельность убеждений Макиавелли – и его неослабевающий интерес к социальным и политическим связям; и его стойкую и даже неистовую решимость противостоять олигархам; и его благосклонное отношение к государственным деятелям, взошедшим на вершину власти самостоятельно, без опоры на семейные привилегии. Мы будем говорить и о том, что он в полной мере осознавал экономические аспекты властных отношений (это было необычно для его времени) и постоянно уделял внимание вопросам, связанным с войной. А кроме того, мы покажем, сколь явное предпочтение при наставлении будущих властелинов Макиавелли отдавал примерам, почерпнутым не из философии, а из истории, – и это далеко не все моменты, которые будут рассмотрены в книге. Сегодня Макиавелли прославляют как истинного реалиста, а некоторые даже считают, что именно он создал такое явление, как политический реализм. Несомненно, с такими воззрениями он был просто обязан прекрасно ориентироваться в самой разной обстановке и уметь к ней приспосабливаться. Однако если внимательно прочесть его труды и оценить их в историческом контексте, мы увидим, насколько необычайно он последователен в своих идеях – от самых истоков его творчества, проникнутого духом гуманизма, до последних лет жизни, когда он, пройдя через тернии к звездам, наконец-то ненадолго обрел давно заслуженную славу.
И наконец, завершая предисловие, я хотел бы поблагодарить Гарета Уильямса и Элизабет Ладенсон – за предложение написать эту книгу и неизменную поддержку в ходе редактуры. Кроме того, я признателен редакционной коллегии Core Knowledge и анонимным рецензентам, значительно улучшившим мой текст. Мне очень помогли трое друзей-знатоков, щедро делившихся своим мнением о рукописи: это Джулио Аццолини, Жереми Бартас и Ив Винтер. Ценные библиографические сведения предоставили Пьеро Инноченти и Мариэлиса Росси. Первые наброски по большей части появились весной 2022 года в Институте перспективных исследований в Принстоне (где гостеприимные духи Феликса Гилберта и Альберта Хиршмана часто составляли мне компанию по ночам). Изначальную версию трех первых глав я представил на «Семинаре по раннему Новому времени» (Early Modern Seminar), который вела Франческа Тривельято, – я помню ее ценные комментарии и пылкое обсуждение, в которое вовлеклись и другие участники, особенно Джереми Фоа, Эмили Каденс, Диана Ким, Питер Лейк и Робин Мараско. В марте 2022 года черновик третьей главы послужил основой для лекции в Гарварде, куда меня пригласил Франческо Эрспамер. Последние исправления я вносил в Калифорнийском университете в Беркли, где по приглашению Мии Фуллер заведовал кафедрой итальянской культуры в ходе весеннего семестра 2023 года; на этой стадии ряд страниц прошел «боевое крещение» на семинаре «Итальянская современность» (Italian Modernities Seminar), где я оказался благодаря Лауре Уитман. Патриция Габорик и Бретт Сэвидж любезно проверили мой английский и довели его до совершенства, причем у Патриции на это ушло несколько попыток. Всем им я выражаю мою глубочайшую благодарность.