– Ваше высочество, вам пора вставать. – Занавески балдахина с тихим шелестом отодвигаются, а мне кажется, что это по стеклу чем-то противно скрипят. Да уж, проводила вчера сестру на актерское поприще…
Обнимаю подушку и со стоном прижимаю ее к лицу. Не помогает. Подушку отнимают через пару секунд, когда я успеваю снова заснуть.
– Вам пора вставать, принцесса, – повторяет тот же бесстрастный голос. – Вы в школу опоздаете.
– Да и… эту школу! – бормочу я, переворачиваясь на живот и отчаянно зевая.
– Принцесса, – невозмутимо отвечают мне, – ваш отец расстроится, если вы опоздаете в первый же день.
– Папа привык, – бурчу я. – Отвали. – Потом на всякий случай вежливо добавляю: – Пожалуйста.
В ответ слышится тяжелый вздох.
– Принцесса, вас жених ждет.
– Где?! – вскидываюсь я и тут же утыкаюсь взглядом в светлокожего брюнета с глазами, про которые принято петь баллады. Ну, знаете, «и утонула я в них с концами…» Или как-то так. – Ты кто?
А в голове молнией проносится: «Жених!» Я рывком прижимаю к груди одеяло и в панике пытаюсь придумать приветственную речь. После вчерашнего получается плохо.
Брюнет позволяет себе еще один вздох. Выпрямляется. Серьезно смотрит на меня, и по глазам непонятно: то ли всего лишь осуждает, то ли желает, чтобы я и впрямь, хм, утонула, в смысле утопилась в его глазах. С концами.
– Габриэль, принцесса. Я ваш рыцарь.
– А-а-а, Га-а-а-би, – я зеваю и падаю обратно на подушки. – Ты как-то… м-м-м… изменился.
Рыцарь – впрочем, без доспехов и даже без забрала, что для сказочного мира непорядок, – изящно поднимает левую бровь.
– Если мне память не изменяет, – продолжаю я, – у тебя было, по крайней мере, четыре лапы и очень пушистый хвост. И… вообще, вчера ты был котом. Рыжим. В белую полосочку. С кисточками на ушах. Нет?
– Я был мадрулктом, – не моргнув глазом, откликается рыцарь. – Я дух, ваше высочество. Если вы забыли. Я могу принимать какое угодно живое обличье. Но в столице Сиерны запрещено появляться духам в любом облике, кроме человеческого, – он встречается со мной взглядом. Я пытаюсь вспомнить: точно, мы в столице этой самой Сиерны, королевства принца – жениха Роз… – А сейчас, ваше высочество, если вы закончили с обсуждением моей внешности, может быть, вы вспомните, что вам пора в школу, а вы до сих пор не встали?
– Я принцесса и могу валяться в кровати хоть до полудня! – восклицаю я в ответ, элегантным движением ноги отшвыривая одеяло.
Габи ловит его и вздыхает еще тяжелее.
– Ваше высочество…
– Слушай, я же не Роз, почему ты так меня называешь?
Он складывает одеяло, очень аккуратно, как-то механически даже, и отвечает:
– Меня призвали служить принцессе Кремании. Вы сейчас занимаете ее место.
– И тебе абсолютно все равно, что я не Роз? – догадываюсь я.
– Да, госпожа. А теперь соблаговолите, пожалуйста, встать, вы уже на десять минут опоздали.
Ха! Я раскидываюсь на кровати в позе звезды.
– Всего на де-е-е-есять?
Невозмутимый Габриэль откладывает одеяло и колокольчиком вызывает камеристку. Та, словно ждала под дверью, тут же влетает в спальню, точно балерина из «Лебединого озера» на сцену. Видит на кровати меня, уже усевшуюся на подушках… Резко тормозит и изящным движением закрывает рот ладошкой.
– Ваше высочество!.. Что с вами?!
Падаю обратно на подушки.
– Ой, плохо мне!
– П-принцесса! – лепечет бедная красавица камеристка, не забывая стрелять в Габриэля глазками.
– Ваше высочество, пятнадцать минут, – напоминает тот и разворачивается к двери.
– Скажи, когда будет полчаса! – кричу я ему вслед.
Габриэль оборачивается, невозмутимо кивает и уходит.
Насколько я помню, он и вчера таким был. Даже котом. Погладить не дался – Роз при мне не пробовала, а я только один раз попыталась. Пришлось бегать за ним по комнате кругами, пока веселящаяся сестрица хохотала, наблюдая за нами. К слову, Габриэль и правда дух, а значит, по сути, бесплотен. Это основание, а еще то, что духи никогда и ни при каких обстоятельствах не способны влюбиться, убедило отца Роз (который вообще-то «самых честных правил») пригласить любимой дочери из Астрала «надсмотрщика». Основным занятием Габриэля (имя придумала, естественно, сестра) является охрана, а на деле – вытаскивание Роз из разных неприятностей вроде, хм, танцев на столе и злоупотребления розовой пыльцой в злачных местах сказочного мира. Злачных мест тут, кстати, много – одни эльфийские рощи чего стоят! – но о них как-нибудь в другой раз, а то я правда в школу опаздываю.
Камеристка тем временем отмирает и начинает суетливо помогать мне с утренним королевским ритуалом. В него входят ванна, маникюр с педикюром, маска и скраб, выбор платья, выбор обуви, выбор сумочки, выбор прически, выбор заколочек-тиары-диадемы, выбор духов… и-и-и… легкий завтрак. Очень легкий.
Ванну я принимаю с удовольствием: моей постоянно сохнущей «дневной» коже нужна вода, и часто. К тому же кто в здравом уме откажется поплавать в бассейне среди лепестков роз и айсбергов пены?
– В следующий раз пусть будут фиалки! – капризничаю я, подражая Роз. Камеристка не в курсе нашей с сестрицей подмены, и кто ее знает, может, она тайная шпионка короля? – Хочу фиалки! Видишь, от роз у меня зеленеет кожа.
Камеристка удивленно хлопает ресницами.
– Конечно, ваше высочество. Все непременно будет, как вы хотите, ваше высочество!
Не понимаю, зачем Роз решила сбежать от этого и стать актрисой?
С маникюром и педикюром случается конфуз, потому что камеристка пытается подпилить мои перепонки между пальцами, я визжу, и в спальню вбегает Габриэль. Он смотрит на белую как простыня служанку, на зеленую сердитую меня, вздыхает и уходит. Кажется, я ему не очень нравлюсь. Может, даже совсем не нравлюсь.
Да какое мне дело?
Завтрак я решаю передвинуть в сестрином расписании и поставить сразу после маникюра. Все-таки мне нанесли травму, пусть и только душевную (потому как перепонки в порядке), и мне надо как-то ее пережить.
Так что я уплетаю рыбу за обе щеки, а шоколад скармливаю камеристке. Та не против. Прекратив извиняться, она восторженно рассказывает мне, какая я счастливица: выйду замуж за самого принца. Такая мечта, такая удача! Уточняю, что там за принц. То есть какой он, мой жених? «Он та-а-а-акой!» – восклицает камеристка и закатывает глаза. Ясно. Такой…
Немного обсуждаем и школу. Болтливая служанка щебечет, что и она, ах, и она тоже ходит в школу (правда, в другую, но, по словам камеристки, ее школа – лучшая). И ей там очень нравится! Там столько всего интересного! Столько полезных вещей рассказывают!
Прерываю поток восхищения вопросом, что за школа? Камеристка называет: оказывается, там готовят – внимание! – золушек. Как я понимаю, красивых и миленьких девочек из бедных семей учат ткать-прясть-убирать-прислуживать, а потом за хорошее поведение и отличные оценки отпускают раз в сезон на бал. Есть ма-а-аленькая вероятность, что, когда такая принцесса-на-ночь будет убегать после двенадцати, принц (или граф, ну, или барон на худой конец) соблазнится ею, поднимет со ступенек ее туфельку и пойдет искать в школу золушек свою «любовь», чтобы жить потом с ней долго и счастливо. «Но большинство почему-то туфельку не поднимает, – грустно вздыхает эта горе-золушка. Потом, подумав, добавляет: – Или вот, в прошлом сезоне заграничный принц за Кайлой погнался, она уже обрадовалась, туфельку скинула, к карете бежит… А принц наклонился, туфельку взял, да как грохнет об пол! Кайла говорит, ее сердце тогда на тысячу осколков вместе с туфелькой и разбилось…»
Мораль: не влюбляйтесь в принца. Особенно с первого взгляда. Особенно за одну ночь. Я так моей камеристке и посоветовала, но она не вняла – глянула на меня с таким убеждением («будет и на нашей улице праздник!»), что я сразу замолчала. Не надо разрушать людям мечты. Что я, принц какой, чтобы хрустальные туфельки об пол грохать? Фигурально выражаясь.
С нарядом совсем нехорошо получается, потому как выбирать оказывается ровным счетом не из чего. Нет, у Роз громадный гардероб, он занимает не просто отдельную комнату, а целую галерею. Беда только в том, что я не вижу разницы во всех этих вычурных платьях, туфлях на высоких каблуках и драгоценных побрякушках… Поэтому в ответ на вопрос: «Ваше высочество, что вы хотите сегодня надеть?» – тыкаю пальцем в первое попавшееся платье. Розовое, воздушное, с кружевами. Выгляжу я в нем… ну, как лягушка в пышном розовом платье. В довершение образа камеристка, фальшиво улыбаясь, убирает мои волосы в конский хвост и скрепляет их кружевным бантом, украшенным жемчугом. Мои черные, непослушные, короткие волосы – в хвост. И громадный бант венчает это уродство. Честное слово, когда я смотрюсь в зеркало и вижу в нем это… В общем, бедный принц. Даже Габриэль, когда заходит за мной, на мгновение теряет всю свою невозмутимость. А уж когда я надеваю туфли на таком каблуке, что впору обзывать их ходулями… Представьте лягушку в розовом платье, с розовым бантом да на розовых каблуках, на которых эта лягушка ковыляет, как будто ноги ей в гипс закатали… Без сомнения, титул «Невеста года» достанется мне, потому что все судьи просто умрут от смеха, когда меня увидят.
Господи, что я несу? Какой титул? Это все каблуки. Точно вам говорю, их высота как-то влияет на мозговую деятельность. Причем обратно пропорционально.
– Габи, скажи, что мне недолго на них ковылять!
Габриэль, презрев этикет, поддерживает меня под руку – иначе я просто не в состоянии идти.
– У крыльца нас ждет карета, ваше высочество.
Я облегченно выдыхаю. Но потом меня посещает страшная мысль, и я уточняю: а эта самая крутая школа для золотой молодежи – она большая?
Габриэль невозмутимо перечисляет все, что он видел на плане школы: все корпуса, общежития (зачем принцам общежития?!), сады, пруды и бассейны… По его описанию, там не школа, а целый город размером с Москву. Так что идти от подъездной аллеи до учебного корпуса мне придется долго…
Всю дорогу в карете я строю планы, как оторвать каблуки и не остаться без туфель.
А вот всю дорогу от кареты до главного учебного корпуса я уже никакие планы не строю – потому что очень сложно строить планы на ходулях, с гипсом на ногах, да еще и, как оказывается, этот гипс натирает везде, где только может!
Возле какой-то рощицы, кажется, даже с фонтаном и павлинами, я не выдерживаю, хватаюсь рукой за березу, представляю вместо нее сестру и начинаю высказывать ей все, что я думаю про эту идиотскую выходку со школой. Нет, я согласна поиздеваться над принцем… Но пока что издеваются только надо мной! Причем издевается Роз. Заочно. Чем я ей так насолила?!
Габриэля хватает минут на пять. Потом он довольно робко (кажется, я произвела на него нужное впечатление) интересуется, чем он может мне помочь.
Я пинаю со злости ствол (чуть не сломав попутно ногу) и на выдохе восклицаю:
– Или ты меня сейчас понесешь, или я разуваюсь, раздеваюсь и иду знакомиться с новым коллективом в одной лягушачьей коже!
Габриэль, вернув всю свою невозмутимость, спокойно подхватывает меня на руки – как раз в тот момент, когда я тянусь к застежке левой туфли.
– Принцесса не может выглядеть неподобающе.
Мне есть что сказать в ответ – и о принцессе, и о «подобающе», и о том, что меня бесцеремонно хватают и куда-то несут (ну и что, что я сама предложила – это же еще не значит, что можно сразу хватать!)
Но говорю только:
– Господи, за что?! – А потом какая-то деталь шлейфа порывом ветра затыкает мне рот, да так эффективно, что всю оставшуюся дорогу я занята только тем, что пытаюсь ее выплюнуть и попутно не свалиться с рук рыцаря.
Оглядываться по сторонам, я конечно, не успеваю. И очень удивляюсь, когда вместо классной комнаты (как бы она ни выглядела в сказочном мире – я уже ко всему готова) меня сгружают в кресло перед громадным дубовым столом, очень напоминающим тот, что стоит у папы в кабинете.
– Принцесса… Розалинда? – с сомнением интересуется требовательный женский голос, мгновенно навеявший неприятные воспоминания о моей школьной директрисе.
– Зовите меня просто: Виола, – машинально откликаюсь я и поднимаю взгляд.
С учетом сказочности… А впрочем, директрисы, наверное, во всех мирах одинаковые. Эта отличается только тем, что очки у нее не круглые, а вытянутые и вместо блузки ярко-алое платье в золотистую блестку. Но декольте такое же. И взгляд. Впрочем, нет, во взгляде сейчас изрядная доля удивления. Мадам смотрит на меня, на лист с портретом Роз на столе. Снова на меня. На портрет. Опять на меня. Плененная в лифе платья грудь при этом так колышется – ну прямо как у порноактрисы в фильмах «18+», которые папа у себя на диске С в папке «Совершенно секретно» прячет и думает, что простенький пароль кого-то остановит. А вообще-то я считала, что у тех актрис это монтаж да спецэффекты, и грудь должна подчиняться законам физики. А вот ведь…
– Виола? – наконец поднимает бровь директриса. И смотрит на меня с таким омерзением, как будто перед ней сидит не лягушка, а по меньшей мере тутовый шелкопряд в розовых кружавчиках.
– Да-да, – киваю я. – Жабенком меня папа зовет, а друзья – Виолой. Ну а так я, конечно, Розалинда.
Вообще-то друзей у меня нет, если не считать Роз. Она зовет меня Ви, но что-то мне говорит, если я предложу это мадам директрисе, она грохнется в обморок от изумления.
– Итак, Розалинда, – выдыхает директриса. И тут же, совсем не в образе тоненько вскрикивает: – Но когда вас успели проклясть?!
Я ловлю взгляд Габриэля, стоящего у книжного шкафа с таким невозмутимым видом «я – мебель», что настоящему шкафу должно быть стыдно. И понимаю, что если что-нибудь не придумаю, а скажу правду или заставлю директрису (она же маг, да?) залезть мне в голову, то, хм в, шкаф закатают меня.
– Понимаете, папа, в смысле, мой отец-король, – начинаю я, – меня очень любит. И так как проверку драконом или турниром мой суженый уже не пройдет, папа… в смысле, его величество… Но он же боится отдавать меня абы кому…
– Абы кому?! – еще тоньше восклицает директриса.
Я бросаю взгляд на Габриэля и сглатываю.
– Ну… в смысле, мой отец хочет убедиться, что принц в меня влюбится… Чистосердечно. В смысле искренно. А вы же знаете, такие проклятия снимет только поцелуй настоящей любви!
В наступившей после этого тишине кот мадам директрисы, здоровенный черный манул, тяжело приземляется на стол с полки шкафа, ложится в позу сфинкса и, глядя на меня, высовывает язык. Розовый, яркий, очень выразительной на черной бархатной морде.
Я моргаю, но кот так и лежит с высунутым языком – и чтобы не засмеяться, я перевожу взгляд на директрису. Та вздыхает:
– На что только не пойдут современные девушки, чтобы заполучить любовь принца!
– Да! – вставляю я, и кот на столе начинает тарахтеть. То ли мурлычет, то ли смеется.
Директриса не обращает на него внимания.
– Хорошо, Розалинда, – тяжело вздыхает она, снова просматривая лист с моим «делом». – Как я понимаю, раньше вы никогда учебные заведения не посещали?
– Только в качестве наглядного пособия, – киваю я и снова ловлю недоуменный взгляд мадам. Даже кот затыкается. – Мм, простите. Нет. Не посещала. Никогда. Вообще.
Ну, есть такая хохма у нашей учительницы биологии. Лягушек в школу нынче не поставляют, резать некого, а она скучает по славному советскому прошлому. Так и не нашла ничего лучше, как вызвать к доске меня, когда мы раздел с земноводными проходили. Сказала, никто не заметит разницы. Хорошо хоть не резала.
Я ей потом комаров в кофе накидала. И крышкой стакан закрыла. Думала, она тоже не заметит разницы – а она почему-то заметила. Кричала громко, жаловалась. А комары ведь хорошие были, аппетитные – для родной учительницы мне ничего не жалко.
– То есть не посещали? – с нажимом повторяет директриса.
Я киваю. Кот убирает язык и принимается гипнотизировать меня большими, как блюдца, желтыми глазами.
Директриса тоже кивает. И протягивает мне стопку листов.
– Поэтому, чтобы убедиться, что учебная программа вам по силам, вы сейчас при мне решите этот легонький тест, и после этого я отведу вас в класс, – она ставит передо мной песочные часы. – Прошу.
С легким недоумением я гляжу на перо, которым полагается писать. Потом с легким недоумением за мной наблюдает уже мадам – как я пытаюсь это перо взять. Кот, то ли помогая, то ли играя, включается в забаву и мягко трогает перо лапкой.
Потом я обращаю внимание на то, что написано на первом листе, и мне становится нехорошо.
– Вы умеете читать? – напряженно интересуется директриса.
– Иероглифы? – уточняю я, глядя на лист. – Не-а.
«Господи, с какими идиотами приходится иметь дело!» – написано в глазах директрисы, когда она ловит мой взгляд.
– А теперь?
Я смотрю на лист, моргаю и быстро киваю. Иероглифы волшебным образом превратились в кириллицу. А песок тем временем пересыпался уже наполовину. И Габриэль смотрит на меня теперь с намеком. М-да… Роз, конечно, просила вылететь из школы, но после встречи с женихом, а не до – так что надо поторопиться… Что там у нас?
Первый вопрос. Продолжите высказывание, выбрав из трех возможных ответов один (1).
Гло́кая ку́здра ште́ко будлану́ла бо́кра и курдя́чит…[4]
А) бокренка.
Б) вороненка.
В) котенка.
Я решаю, что так издеваться над бедным вороненком, а тем более над котенком просто жестоко, поэтому выбираю ответ «А». Бокренка я хотя бы никогда не видела.
Как после оказывается, правильно. Там весь тест такой, и когда директриса его проверяет, то смотрит на меня уже с куда большим уважением. И с удивлением тоже.
– Отлично, – с сомнением говорит она. И добавляет, после третьей по счету проверки: – Сто баллов… У вас были прекрасные учителя.
Я на всякий случай киваю. Учителя у меня и впрямь прекрасные, одна биологичка чего стоит. Я тогда хорошо усвоила внутреннее строение лягушки. Со всеми подробностями.
– Ну что ж, ты принята, – с достоинством изрекает директриса, откладывая мой тест (и резко переходя на ты).
– А что, раньше я была не?.. – я натыкаюсь на ее взгляд и пристыженно замолкаю. Да ну к черту, а то вдруг у нее еще один тест завалялся. Такой же… на сообразительность.
– И раз ты принята, – с нажимом повторяет директриса, – тебе необходимо ознакомиться с правилами нашей школы. Основные и главные озвучу я, остальные посмотришь в библиотеке…
– А это у вас столько правил придумано, или просто вы не все помните? – да, когда я волнуюсь, то начинаю хамить. Ну и что?
– Правило первое, – опуская меня взглядом ниже плинтуса, озвучивает директриса. – Молчать, когда с тобой разговаривают!
– Но это же очень скучно…
– Молчать! – взвизгивает директриса, и кот на столе подпрыгивает. А потом укоризненно смотрит на меня. Мне становится стыдно, и я молчу. – Правило второе: никакой магии вне учебного процесса. Никакой. Магии. Это понятно?
Я киваю. Мне хочется сказать, что колдовать даже во время учебного процесса мне будет очень затруднительно, но кот так смотрит, что я продолжаю молчать.
– Далее: никаких прогулок на территории школы после полуночи.
Да пожалуйста! После полуночи я слишком красива, чтобы позволять их школе меня лицезреть.
– Никаких опозданий.
– А…
– Никаких. Опозданий.
Киваю. Кот меня гипнотизирует. Никаких опозданий, никаких опозданий, никаких опозданий…
– И никакого флирта.
Я снова кидаю взгляд на ее декольте. Интересно, она сама это требование выполняет?
– Твоя мать – фея, – продолжает директриса, – и я не хочу здесь никаких…
– А что вы против моей мамы имеете?! – выпаливаю я. – Вы что, фей не любите? Тут что, расизм?!
Директриса холодно ждет, когда я успокоюсь, потом заводит речь про какой-то карцер, где я буду проводить много времени и где мне точно не понравится.
– Тогда я не буду проводить там много времени, – категорично заявляю я, и директриса улыбается:
– Придется, милочка. Придется. Ты провела бы там сегодня час за одно только опоздание, но в честь того, что это твой первый учебный день, я закрою глаза. Но только сегодня. А теперь идем, тебе пора на урок.
Кажется, я начинаю понимать Роз. Я тоже не хочу тут учиться, даже месяц или, не дай бог, полтора. А уж три года!
В класс мы идем быстро, и все мои силы уходят только на то, чтобы собственно идти. По сторонам удается посмотреть лишь изредка, и то я замечаю лишь удивленные взгляды горничных и лакеев. Стражников или нет, или они успешно притворяются мебелью. Странно, во дворце Роз стражи много, все напоказ…
Габриэль идет за нами с самым невозмутимым видом и пару раз успевает меня подхватить, когда я спотыкаюсь.
А потом мы все-таки приходим, и я даже не успеваю спросить директрису, куда мне рыцаря девать или это совсем даже не моя проблема?
Класс оказывается вполне себе обычным классом, с партами-одиночками, разве что они даже на вид удобнее тех, что у меня в школе, и кресла к ним прилагаются мягкие. Впрочем, все это я отмечаю чисто машинально, потому что когда на тебя смотрят около двадцати пар глаз, включая учительницу, становится очень неловко. Настолько, что я чувствую, что сейчас буду страстно хамить и вылечу сразу, а не через месяц, как мы с Роз договорились. В итоге все силы уходят на то, чтобы выглядеть невозмутимо и не краснеть. Я копирую выражение лица Габриэля, а краснеть – ну, я уже зеленая.
Меня тем временем представляют: директриса что-то говорит, параллельно изумление во взглядах класса и учительницы растет. Я делаю шаг назад, к двери, но натыкаюсь спиной на Габриэля. Даже если решу сейчас все бросить (и пусть Роз сама отдувается – вот же удружила сестренка!), понимаю: ее рыцарь меня в момент догонит. А значит, выхода нет, и… Ну где, где там мой жених?
Принца я нахожу взглядом сразу. Это несложно, особенно если принц предназначается Роз. Он ведь просто обязан быть статным, красивым и всем из себя совершенным. В классе такой один, и от него этим совершенством прямо-таки веет. Он буквально светится, и одним из его лучей пронзает меня в самое сердце, как купидоновой стрелой. Я злюсь: такой красивый парень – и его придется отшить! Даже нет, не из-за красоты его злюсь, просто он… Я бы в такого влюбилась. Вот вижу его сейчас и понимаю: влюбилась бы. И если бы он меня жабенком назвал, я бы растаяла. Все-таки несправедливо – ну зачем он такой… А? Такой… И смотрит без обычного: «А это твое зеленое точно не заразно?» Нормально смотрит, удивленно, и я ну вот чувствую в нем родственную душу! Чего, конечно, не может быть, потому что он красавец и принц.
Потом я замечаю странную вещь: принц сидит на «галерке», в последнем ряду. И вокруг него – пустое пространство. Или все здесь не выдерживают его совершенства… Или он отверженный. Что, согласитесь, странно, если он принц.
Мои мысли тем временем прерывает голос директрисы, которая царственным жестом указывает на класс и объявляет, что я могу сесть поближе к жениху, чтобы мы поскорее познакомились. «Но не болтать!» Как будто мы дети малые…
Я совершенно искренне улыбаюсь. И, забыв про чертовы каблуки, спешу к жениху, благо вокруг него пустых мест много. Прости, Роз, я потом его отошью. Сначала познакомлюсь.
По классу проносится слаженный изумленный вздох. А потом смех. Я останавливаюсь, мой принц краснеет, утыкается взглядом в пол и сжимает кулаки (намекая, что совершенство совершенством, но ничто человеческое ему не чуждо). М-м-м, он даже злится мило!
– Принцесса Розалинда, – окликает меня тем временем директриса. – Принц Ромион…
«Ромчик», – тут же переделываю я. Имя победителя. Нет, Роз, ты уж извини, но я за него, может, даже замуж выйду. Все равно я иномирянка, и это не считается.
– Принц Ромион, – повторяет директриса.
Отодвигается кресло – в противоположной части класса.
Я оборачиваюсь – и меня начинает разбирать совершенно идиотский смех. Причем смеюсь я куда громче, чем весь класс, – но да, они-то рты ладонями закрывают. А я смотрю на настоящего Розалиндиного суженого… И, в общем, когда дар речи ко мне возвращается, я говорю только:
– Тебя что, тоже прокляли?
В классе наступает тишина. Абсолютная. Даже директриса не шевелится. Только тот, кого я до этого приняла за принца, осторожно поднимает голову от книги, смотрит на настоящего принца в первом ряду и странно улыбается. Кажется, эти двое друг друга не любят. Мягко говоря.
А настоящий принц… Да нет, не прокляли его, конечно. Просто по сравнению с совершенством в конце класса он смотрится бледно. Но теперь я замечаю, как глядят на него и учительница, и директриса. И мест рядом с ним пустых нет, все заняты девицами вроде Роз, разве что побледнее – крови феи им не досталось, но они заменили ее косметикой. М-да, что я в самом деле, нормальный же парень. Просто… Но не видела я раньше худеньких низкорослых принцев! Интересно, он на скрипке не играет? Так и вижу его во фраке на сцене. А вот в битве с драконом не вижу. Или на троне. Да он на троне в подушках утонет! Его же не заметят!
Зато взгляд, каким он смотрит на меня, – тот самый. «Зелень уродливая». И я по привычке широко улыбаюсь в ответ, одариваю его таким же взглядом и подмигиваю:
– Ничего, говорят, поцелуем любви это лечится.
Принц не удостаивает меня и словом. Он обращается к директрисе – голос у него приятный. Может, плюс к скрипке еще и поет?
– Я могу сесть?
– Конечно, Ромион, – улыбается директриса. Потом поворачивается ко мне, и выражение вселенской боли появляется у нее на лице. – Ты тоже… сядь. Куда-нибудь. Розалинда.
Я оглядываюсь на Габриэля – тот снова занял пост рядом со шкафом. Ну что ж…
Девицы вокруг принца Ромиона дружно смотрят на меня так, что ясно – они костьми лягут, но место ни одна из них не уступит. Да больно надо!
Иду к последнему ряду, к парте у окна. Да, солнце будет печь, и к концу дня я стану жареной лягушкой. Но в тени сидит господин Совершенство, которого я сдуру перепутала с женихом, и он теперь точно ничего хорошего обо мне не думает. Вон, даже и не смотрит.
Зато все остальные смотрят. Да ну их к черту! Я знала, что меня тут хорошо не встретят. Все как везде. Пусть – я им еще устрою.
В довершение, уже в полной тишине – директриса успевает выйти и закрыть за собой дверь, а учительница тоже смотрит – у меня подламывается один каблук, и я падаю у самой парты.
Класс взрывается смехом, уже не сдерживаемым. И учительница, естественно, не делает ничего, чтобы это безобразие прекратить.
Стискивая зубы, я поднимаюсь. И языком (в такие моменты (а еще когда комары) он у меня волшебным образом удлиняется) вытаскиваю из рук одного из смеющихся перо. Тоже улыбаюсь.
– Спасибо. А то я свое дома забыла.
И сажусь. Хочется сломать несчастное перо на маленькие-маленькие кусочки. Хочется сесть перед этим Ромионом и улыбаться ему до посинения. Хочется сказать какую-нибудь гадость учительнице, которая как ни в чем не бывало поворачивается к доске-зеркалу.
Но я просто достаю из сумки, которую ставит передо мной Габриэль, книги и письменные принадлежности.
Ничего. Я вам всем еще устрою глокую куздру!