Только когда они сожгли свою одежду, побрили головы и растерли кожу до крови жесткими щетками, им – Роберто Диазу и Трини Романо – разрешили вернуться в страну. Но даже после этого они не чувствовали, что очистились до конца, хотя сделали все, что могли, предоставив остальное на волю судьбы.
Сейчас они тряслись в служебном седане по трассе I-73 в нескольких километрах от хранилища, расположенного в заброшенных шахтах Атчисона. Следуя за открытым грузовиком, они пристроились к нему так плотно, что ни один гражданский автомобиль не мог теперь вклиниться между ними. Трини сидела на переднем пассажирском сиденье, поставив ноги на приборную панель, что бесило Роберто, который был за рулем.
– Ты что, не видишь – следы остаются, – повторил он уже в сотый раз.
– Это всего лишь пыль, – ответила она, тоже в сотый раз. – И ее легко можно стряхнуть. Гляди, – она, особо не стараясь, попробовала стереть отпечатки своих ботинок с панели.
– Конечно, только ты не вытерла ее, Трини. Ты разнесла пыль по всему салону, и теперь мне придется убираться, прежде чем вернуть машину в бюро. Либо я забуду и оставлю как есть, и вытирать будет кто-то другой. Мне, знаешь ли, не нравится делать чужую работу.
Она взглянула на него из-под тяжелых век. Эти глаза никогда не верили и половине увиденного. Именно благодаря им и тому, что она могла разглядеть, Трини стала подполковником в сорок.
Однако ее неспособность удержаться и не прокомментировать увиденное и стала причиной того, почему она не пошла дальше. Хотя карьерный рост ей был и ни к чему.
Трини не имела привычки фильтровать свою речь, да и не стремилась к этому.
Она задумчиво уставилась на Диаза, глубоко затянулась тлеющей между пальцами «Ньюперт» и уголком рта выпустила облачко дыма.
– Договорились, Роберто.
Он покосился на нее.
– Ты о чем?
– Я принимаю твои извинения. За то, что случилось там. Поэтому ты на меня и срываешься. Ты не знаешь, как попросить прощения. Но я прихожу к тебе на помощь и повторяю, я принимаю твои извинения.
И она была права. Впрочем – как всегда. Роберто надолго замолчал и просто таращился на расстилавшуюся впереди полоску дороги.
Наконец собравшись с духом, он пробурчал:
– Спасибо.
Она пожала плечами.
– Ну вот. Не так все и плохо.
– Мне действительно стоит извиниться за свое поведение.
– Пожалуй. Но в любом случае, сейчас это уже не важно.
Они бесконечное количество раз обсуждали то, что случилось за эти четыре дня, прошедших с момента, когда все началось. Они разобрали все, вновь и вновь переживая и оценивая каждый момент с любой возможной точки зрения. Кроме одного. На ту самую запретную тему они никогда не говорили, но сейчас дошла очередь и до нее, и Роберто не собирался оставлять все как есть.
– Я не имел в виду, с ней. Я имею в виду то, как я позволил себе говорить с тобой.
– Да, – Трини положила руку ему на плечо. – Расслабься.
Он кивнул и снова уставился прямо перед собой. Расслабиться Диазу было нелегко. Ему было около тридцати пяти, но личные и профессиональные достижения намного опережали его хронологический возраст именно потому, что он никогда не расслаблялся. Он Делал Все, Что Надо. Он словно ставил галочки в нужных местах. Лучший в классе Академии военно-воздушных сил? Галочка. Майор ВВС к тридцати? Так точно. Отличное физическое и психическое здоровье без очевидных недостатков и слабостей? Да, сэр. Идеальная жена? Идеальный сын? Галочка.
И черта с два ты таких успехов добьешься с помощью терпения или бездействия.
Куда я иду? Куда я иду? – иногда спрашивал себя Роберто. Будущее – только о нем он думал, планировал, был одержим им.
Его жизнь текла быстро, строго по графику, и он держал все под контролем.
Ну, почти все.
Замолчав, они оба какое-то время бездумно глазели на грузовик впереди. Под хлопающим на ветру краем брезента над откидным бортом виднелась кромка металлического ящика, с которым они уже пролетели половину земного шара, чтобы оказаться здесь.
Вдруг машину подбросило на выбоине, ящик скользнул назад сантиметров на тридцать или около того, и оба невольно затаили дыхание. Но груз не перевернулся. Еще несколько километров до шахт, и все будет кончено. Сотня метров земли похоронит ящик вместе с его содержимым до конца времен.
В шахтах Атчисона добывали известняк с тысяча восемьсот восемьдесят шестого года. То был огромный карьер, уходивший вниз на сорок пять метров и протянувшийся под утесами у реки Миссури. Когда его только начали разрабатывать, там добывали щебенку для ближайшей железнодорожной ветки, и копали так глубоко, как только позволяли Господь Бог и законы физики. Постепенно колонны нетронутой породы, удерживающие карьер от обрушения, истончились настолько, что мало кто из здравомыслящих инженеров мог поручиться за их безопасность. Во время Второй мировой в пещерах, где на площади в триста двадцать квадратных километров был естественный климат-контроль, Военно-продовольственное управление складировало скоропортящиеся продукты. Потом горнодобывающая компания продала шахты правительству за двадцать тысяч долларов. Конечно, пара миллионов ушла на восстановление. С тех пор место стало секретным правительственным хранилищем на случай катастроф. А еще там находилась техника, хорошо смазанная, в идеальном состоянии, готовая в любую секунду отправиться куда угодно.
Только, пожалуйста, Господи, пусть случится как минимум ядерная война, чтобы отбить такую сумму.
Но то, что они сделают сегодня, будет стоить любых денег.
Звонок казался странным с самого начала. Формально Трини и Роберто работали на Агентство по ядерной безопасности. Позже оно вольется в Агентство по сокращению военной угрозы, и путаница будет длиться до официальной реорганизации Министерства обороны в тысяча девятьсот девяносто седьмом году двадцатого века.
Правда, за десять лет до данного переформирования они принадлежали Агентству по ядерной безопасности, и задача их была простой и ясной: остановить любого, кто захочет получить то, что у нас есть. Почуете ядерную программу – найдите и уничтожьте ее. Появились зацепки, что некто втайне работает над кошмарным биологическим оружием. Что ж, найдите его и отправьте в небытие навсегда. Расходов не жалеть, вопросов не задавать. Предпочтение отдавалось парным группам, дабы ограничивать информированность сотрудников рамками их служебных обязанностей – для обеспечения сохранности государственной тайны. При этом всегда должна была иметься возможность вызвать подкрепление, если в последнем возникала необходимость. Трини и Роберто редко в нем нуждались. За семь лет они побывали в шестнадцати горячих точках, и надо сказать, что за каждым числилось не меньше шестнадцати трупов. Не в буквальном смысле: так в агентстве называли нейтрализованные оружейные программы. Но по ходу дела все равно без потерь не обходилось.
Вопросов не задавать.
Шестнадцать миссий, но ни одной даже отдаленно похожей на эту.
Ожидающий их на базе самолет ВВС уже прогревался. Они поднялись по трапу на борт. В салоне оказался еще один пассажир, женщина. Трини села напротив нее. Роберто устроился через проход – лицом к незнакомке с блестящими глазами и в видавшем виды костюме-сафари.
Напарница Диаза протянула ей руку.
– Подполковник Трини Романо.
– Доктор Геро Мартинс.
Трини посмотрела на нее, кивая и разворачивая упаковку «Никоретте»[1], мысленно оценивая собеседницу, которая спокойно выдержала безмолвный зрительный контакт. Такое поведение несколько озадачивало. Роберто мимоходом поприветствовал Геро: ему никогда не нравилось играть в «я насквозь тебя вижу».
– Майор Роберто Диаз.
– Приятно познакомиться, майор, – откликнулась Геро.
– В какой области вы специализируетесь? – спросил он.
– Микробиология. Чикагский университет. Занимаюсь эпидемиологическим надзором.
Трини продолжала пристально смотреть на нее.
– Геро ваше настоящее имя?
Женщина подавила вздох. За тридцать четыре года она к подобным вопросам так и не привыкла.
– Да, настоящее.
– Геро[2] – как Супермен или Геро из греческой мифологии? – уточнил Роберто.
Доктор Геро Мартинс вздрогнула. Началось – читалось в ее взгляде.
– Последнее. Моя мать преподавала греческую классику. Вы знакомы с мифами?
Роберто сощурил левый глаз и уставился в пространство вверху и справа над своей головой, как делал всякий раз, пытаясь выудить какой-нибудь смутный факт из отдаленных уголков памяти. Добравшись до нужного участка, он вытащил историю из болота подсознания.
– Она жила в башне у реки?
Женщина кивнула:
– У Геллеспонта.
– И в нее был кто-то влюблен.
– Леандр. Каждую ночь он переплывал реку, и они предавались любви. А чтобы он знал, куда плыть, она зажигала масляную лампу на башне.
– Но в итоге парень утонул, правильно?
Трини раздраженно и с явным неудовольствием повернулась к своему спутнику. Хорош он был настолько, что это начинало раздражать. Сын мексиканца и калифорнийской блондинки, он излучал прекрасное здоровье и обладал роскошной львиной гривой, которая, похоже, редеть не собиралась. У Роберто была смышленая и веселая женушка по имени Энни, которую Трини находила вполне сносной, а это что-то да значило. Однако данное обстоятельство не мешало ему пускаться во все тяжкие. Вот и сейчас, пробыв на борту самолета минуту, он начал флиртовать напропалую.
Но Трини никогда прежде не довелось назвать напарника придурком, и она надеялась, что этот случай не станет исключением. Она пристально смотрела на Роберто, пережевывая жвачку так энергично, будто вымещала на ней всю злость.
Но Мартинс уже увлеклась и продолжала болтать с Диазом, не обращая на Романо никакого внимания.
– Их любви позавидовала Афродита. Однажды ночью она погасила лампу, и Леандр, заблудившись в темноте, утонул. Когда Геро увидела тело возлюбленного, то покончила с собой, бросившись с башни.
Роберто на мгновение задумался.
– А в чем мораль? Попробовать найти кого-то на своем берегу?
Мартинс улыбнулась и пожала плечами.
– Наверное, не стоит злить богов.
Устав от шуточек, Трини оглянулась на пилотов и покрутила пальцем в воздухе. Немедленно взревели двигатели, и самолет рывком тронулся и начал набирать скорость на взлетной полосе. Это помогло сменить тему разговора.
Геро озабоченно огляделась.
– Что, взлетаем? А где остальные члены команды?
– Они перед вами, – сказала Трини.
– Точно? Это может быть нечто такое, с чем нам втроем не справиться.
Роберто разделял уверенность Романо, но у него она приняла совсем уж бескрайние формы.
– Давайте вы нам расскажете, с чем мы имеем дело, а потом мы решим, сможем мы справиться или нет.
– Вам ничего не сказали?
– Только то, что мы летим в Австралию, – ответила Трини, – и что вы в курсе остального.
Мартинс прильнула к иллюминатору, наблюдая, как самолет отрывается от земли. Обратной дороги нет. Женщина покачала головой.
– Никогда не понимала армию.
– Я тоже, – заметил Роберто. – Мы из ВВС, прикомандированы к Агентству по ядерной безопасности.
– Боюсь, к атомным бомбам это отношения не имеет.
Трини нахмурилась.
– Если послали вас, дело в биологическом оружии?
– Нет.
– Тогда… в чем?
Геро на мгновение задумалась.
– Хороший вопрос.
Открыв папку, лежавшую на столе перед ней, она начала объяснять.
Закончила она шесть часов спустя.
Все, что Роберто знал о Западной Австралии, могло уместиться в тонкой брошюрке. Да что там, на листовке – одна страница очень крупным шрифтом. Геро заявила, что они направляются в отдаленный поселок под официальным названием Община Кивиркурра в центре пустыни Гибсон, около 1200 километров к востоку от Порт-Хедленда. Появился он лет десять назад в качестве резервации племени пинтуби. Вот вам очередная из продолжающихся попыток австралийского правительства вернуть местных аборигенов на земли предков.
С ними жестоко обращались и десятилетиями, зачищая от них громадные территории, и в последний раз это происходило в шестидесятых – в результате испытаний ракет «Блю Стрик». Согласитесь, вам будет несколько не по себе, если вы будете вынуждены жить в местности, которую собираются взорвать. Да и для здоровья не слишком полезно.
Но к середине семидесятых испытания свернули, политическая осознанность была на подъеме, и потому остатки пинтуби привезли на грузовиках обратно в Кивиркурру, которая располагалась не просто «черт знает где», а в нескольких сотнях километров от границы «черт знает где». Но тут они и остепенились, эти двадцать шесть пинтуби, мирные и счастливые настолько, насколько вообще может чувствовать себя счастливым человек в жаркой пустыне, без электричества, телефона и всякой связи с цивилизацией. Более того, им нравилось быть отрезанными от остального мира. Особенно же довольны своим возвращением на землю предков оказались старейшины.
А потом на них рухнуло небо.
Не все, конечно. Только один кусочек.
– И что дальше? – спросил Роберто.
Во время короткого рассказа он не сводил с Геро глаз и не сомневался, что это не ускользнет от внимания Трини. И действительно, теперь напарница буравила его взглядом: наверное, хотела остановить его мысленно.
– Проект «Скайлэб».
Романо сразу же переключилась на Геро.
– Это случилось в семьдесят девятом году?
– Да.
– Я думала, он рухнул в Индийский океан.
Геро кивнула.
– В основном. Несколько обломков упали на землю в районе города Эсперанс, тоже в Западной Австралии.
– Поблизости от Кивиркурры? – уточнил Роберто.
– Сложно найти что-либо поблизости от Кивиркурры, если рядом вообще ничего нет. Эсперанс находится от Общины на расстоянии двух тысяч километров, и проживает там десять тысяч человек. По сравнению с ней это просто мегаполис.
– И что произошло с обломками, которые занесло в Эсперанс?
Геро углубилась в свои заметки. Обломки собрали предприимчивые местные и поместили в городской музей – бывший танцзал, который быстро превратили в «Муниципальный музей и Обсерваторию Скайлэб». Вход стоил четыре доллара, и за данную сумму вы могли полюбоваться гигантским кислородным баллоном, морозильником для еды и всякой всячины, азотными сферами для двигателей системы ориентации и куском люка (через него, вероятно, протискивались астронавты). Также на всеобщее обозрение выставили и вовсе не понятный хлам, включая металлический лист с надписью Скайлэб, выведенной подозрительно хорошо сохранившейся ярко-красной краской посередине.
– Годами НАСА полагало, что больше ничего так и не найдут, и остальное либо сгорело в атмосфере, либо покоится на дне Индийского океана, – продолжила Геро. – После пяти лет поисков они пришли к выводу, что упавшие части, грубо говоря, сами всплывут на поверхность или же они просто-напросто находятся в необитаемой местности.
– Вроде Кивиркурры? – предположил Роберто.
Женщина кивнула и перевернула следующую страницу.
– Три дня назад мне позвонили из Отдела исследований космической биологии НАСА. Они получили сообщение, прошедшее через шесть правительственных агентств. Кто-то из Западной Австралии утверждал, что «из баллона что-то просочилось».
– Из чего?
– Из дополнительного кислородного баллона. Того, что упал на Кивиркурру.
Трини подалась вперед.
– А кто именно звонил из Западной Австралии?
Геро полистала блокнот.
– Он представился как Энос Намаджира. Сказал, что живет в Кивиркурре, и его дядя обнаружил баллон где-то в какой-то грязи несколько лет назад. Этот самый дядя слышал о падении космического аппарата и потому держал находку возле дома в качестве сувенира. Но сейчас с баллоном что-то случилось, и мужчина серьезно заболел. Стремительно.
Роберто нахмурился, пытаясь собрать воедино всю картину.
– Откуда тот парень знал, с кем надо связываться?
– А он и не знал. Он начал с Белого дома.
– И его послали в НАСА? – недоверчиво спросила Трини.
Неслыханная оперативность.
– Ему пришлось звонить семнадцать раз и ехать до телефонной станции, которых в австралийской глуши раз-два и обчелся, не меньше пятидесяти километров, но в итоге да, он вышел на НАСА.
– Решительности ему не занимать, – хмыкнул Роберто.
– У него не было выбора, поскольку к этому моменту начали умирать люди. И вот он, наконец, связался со мной. Я иногда сотрудничаю с НАСА, проверяю, не подцепили ли вернувшиеся с орбиты аппараты чужие биологические формы или вирусы, и пока все было чисто.
– Но теперь вы считаете, что-то прибыло оттуда? – осведомилась Трини.
– Не совсем. И тут начинается самое интересное.
Роберто нахмурился.
– Звучит интригующе.
Геро улыбнулась ему. Трини стоило большого труда не закатить глаза.
– Баллон оказался герметичен, – добавила Мартинс. – Я сомневаюсь, что он мог принести нечто чужеродное из космоса, кроме того, с чем его, собственно говоря, отправили. Я просмотрела все файлы «Скайлэб» и кое-что выяснила. Когда последний раз пополняли запасы станции, именно этот баллон предназначался не для циркуляции кислорода, а для присоединения к внешним манипуляторам. Внутри находился грибковый организм, родственник Orhiocordyceps unilateralis. Этот потрясающий мелкий грибок-паразит способен адаптироваться к любому виду живых существ. Он способен функционировать в экстремальных условиях, наподобие спор Clostridium difficile. Вы знакомы с ними?
Оба недоуменно уставились на нее. «Знакомство» с Clostridium difficile в их должностные обязанности явно не входило.
– Данный вредоносный грибок может выжить везде – в вулкане, на дне моря, даже в космосе.
Им оставалось поверить ей на слово. Геро тем временем продолжала:
– В любом случае, образец в баллоне являлся частью исследовательского проекта. Грибок отличался странными особенностями роста, и ученых заинтересовало, как он поведет себя в вакууме. Напоминаю, что на дворе были семидесятые, люди бредили обитаемыми космическими станциями и поэтому задумались о необходимости противогрибковых средств для миллионов людей, которым предстоит жить на орбите. Но шанса так и не представилось.
– Потому что «Скайлэб» упал.
– Совершенно верно. Но вернемся к нашему баллону. После нескольких лет, проведенных во дворе дома дяди Эноса Намаджиры, он заржавел, и хозяину захотелось немного его подновить, чтобы он сверкал как раньше. Вдруг местные пожелают посмотреть на него и даже немного заплатят. Он попробовал снять ржавчину, но ничего не получилось. Как объясняет Энос, его родственник перепробовал кучу чистящих средств, в том числе и проверенный народный рецепт: берем обычную картофелину, половину отрезаем, капаем на срез немного средства для мытья посуды и трем ржавую поверхность.
– И что, сработало?
– Еще как. Баллон засиял как новенький. Но несколько дней спустя дядя заболел. Сначала он стал необычно себя вести – забрался, например, на крышу дома и наотрез отказался оттуда спускаться. А затем его тело начало безудержно распухать.
– Что же, черт возьми, случилось? – вырвалось у Трини.
– С этого момента все, что я могу сказать, лишь гипотезы.
Геро сделала паузу. Знала доктор Мартинс об этом или нет, но рассказывать она умела.
Ее слушатели замерли в ожидании.
– Я считаю, что химическое соединение, которым воспользовался мужчина, проникло через микротрещины на поверхности цилиндра и осело внутри, где спящий грибок под воздействием влаги вновь ожил.
– Из-за картошки? – удивился Роберто. – Звучит не очень-то… увлажняюще.
Она кивнула.
– Обычный картофель на семьдесят восемь процентов состоит из воды. Но грибок получил не только влагу, но и пектин, клетчатку, протеин и жиры. В общем, теплицу. Средняя температура в пустыне Западной Австралии в то время доходит до сорока градусов по Цельсию, а внутри цилиндра превышает пятьдесят. Для нас смертельно, но для грибка лучше не придумаешь.
Трини хотела добраться до сути:
– То есть эта штука ожила? – спросила она.
– Не совсем. Повторюсь, я располагаю лишь гипотезой, хотя я думаю, что полисахариды картофеля смешались с пальмитатом натрия в моющем средстве и образовали прекрасную среду для роста. В норме все это крупные, неповоротливые, инертные молекулы, но соедините их вместе, и вы удивитесь, когда поймете, на что они способны. Не вините дядю. Я имею в виду, что он же не специально провел такую реакцию.
Доктор Мартинс воодушевилась – глаза ее блестели от интеллектуальной напряженности, – а Роберто смотрел на нее как завороженный.
– А он ее провел!
– Провел, мать его так!
Господи, она еще и ругается.
Диаз расплылся в улыбке.
– Но мне кажется, что дело не в полисахаридах и пальмитате натрия.
Она наклонилась вперед, как будто намеревалась рассказать соль анекдота и вызвать всеобщий восторг.
– Виновата ржавчина. Гидрат окиси железа.
Fe2O3.nH2O.
Трини выплюнула жвачку в салфетку и достала новую.
– Как, по-вашему, доктор Мартинс, сможете вы для нас подвести предварительный итог?
Геро посмотрела на Романо, похоже, к ней вернулся прежний деловой настрой.
– Разумеется. Итак, мы послали сверхагрессивного экстремофила: он сопротивляется интенсивному теплу и вакууму, однако чувствителен к холоду. Из-за неблагоприятного окружения организм погрузился в спячку, но по-прежнему сохранил высокую чувствительность. И вдобавок подцепил непрошеного пассажира. Вероятно, из-за солнечного излучения. А может, через микротрещины проникла спора. Так или иначе, когда грибок вернулся на Землю, он пробудился и обнаружил себя в теплой, влажной, безопасной, богатой протеином и прекрасно подходящей для роста среде. И здесь нечто заставило его сложную генетическую структуру кардинально измениться.
– И превратиться во что? – спросил Роберто.
Женщина посмотрела на них так, как обычно смотрит учитель на туповатых студентов, которые не понимают очевидного. Она отчетливо произнесла:
– Я полагаю, что мы создали новый вид.
На мгновение наступила тишина. Поскольку теория принадлежала Геро, то и право давать имена оставалось за ней.
– Условно назовем его Cordyceps novus.
Трини заморгала.
– А что вы сказали мистеру Намаджира?
– Что мне нужно еще кое-что проверить, и пусть он мне через несколько часов перезвонит. Но он пропал.
– А что сделали вы?
– Связалась с Министерством обороны.
– А они? – проговорил Роберто.
Геро вытянула руку.
– А они послали вас, ребята.
Следующие шесть часов полета прошли в относительной тишине. Пока они летели над западным побережьем Африки, наступила ночь. Трини занималась тем, чем и всегда на пути к очередной миссии, – старалась выспаться, насколько это возможно. Она также никогда не проходила мимо доступной душевой. Жизнь строится на мелочах, хотя иногда приходится ограничивать свои потребности. Геро в конце концов надоело пялиться на ботинки сидящей напротив нее Трини, и когда стемнело, женщина тихонько перебралась через соседку и наклонилась к Роберто.
– Не возражаете? – прошептала она, указывая на пустое сиденье.
Он и не возражал. Нисколько. Диаз подвинулся, давая Геро возможность протиснуться, и доктор Мартинс постаралась расположиться в кресле с максимальным комфортом.
Мнимым поводом к подобному маневру стала возможность приподнять затекшие ноги на сиденье, но Роберто отлично понимал, что сделать это можно на любом другом. Вероятно, реальная причина заключалась в том обмене взглядами украдкой по окончании ее рассказа. Но психологически ему проще было считать видимую причину истинной, даже если он отлично понимал, что это не так.
Вот так мы обычно успокаиваем самих себя.
А истина состояла в том, что Роберто в данной ситуации был не столь уж невинен. К доктору Геро Мартинс он моментально почувствовал влечение и хотя и не собирался идти напролом, все равно хотел убедиться, что прежние чары в случае необходимости все еще при нем. Их брак с Энни длился около трех лет, и начался он, прямо скажем, неудачно. Первый год большую часть их времени отнимала работа. Жена «залетела» гораздо раньше, чем они планировали, и беременность протекала тяжело, заставив ее слечь в последние четыре-пять месяцев. Для кого угодно это стало бы тяжелым испытанием, но для Энни, вечного двигателя и журналиста, привыкшего к жизни в дороге, оказалось настоящей пыткой, а постельный режим – почти тюремным заточением.
А затем появился ребенок, такой, знаете ли, младенец. Чересчур для первых лет совместной жизни… Где же годы «только для нас», куда исчезла та блаженная ранняя пора, когда мы наслаждаемся молодостью, красотой, свободой, друг другом, и где, если заговорили об этом, секс, господи ты боже мой!
Особенно Роберто не нравилось чувствовать себя воплощением идиотского клише – женатым чуваком, который вечно ноет, как мало у него секса после рождения ребенка, но… тем не менее. Он был самцом в самом расцвете сил, и теперь ему стало трудно представить себя и Энни, счастливо дожившими вместе до преклонных лет. Нет, не таким образом.
Но он любил ее. И не хотел ей изменять.
Поэтому он нашел утешение в невинном флирте, исключительно из спортивного интереса. Он никогда не был в нем хорош, но нечто, что мешало простому заигрыванию пойти дальше, делало сам процесс значительно легче. Роберто удивлялся той легкости, с которой общался с привлекательными женщинами, и как охотно они откликались. Стабильный, уверенный мужчина тридцати пяти лет, с престижной работой в разы отличался от двадцатичетырехлетнего косноязычного раздолбая с вечной эрекцией.
Личным предпочтениям и склонностям Геро все это отвечало как нельзя лучше. К концу своей затянувшейся после колледжа мучительной связи с Максом, докторантом, более мальчиком, чем мужчиной, близким к ней по возрасту, у нее сложился пунктик относительно женатых особей. Не в том смысле, что она предпочитала только их – что подразумевало бы аморальную страсть: «делаю лишь потому, что это плохо», а не «делаю, невзирая на то что это плохо». Нет, у Геро были в отношении «окольцованных» некие правила поведения, основанные на их очевидных преимуществах, которые она однажды даже вписала в записную книжку, сидя на особенно скучной лекции по лазерной микрообработке. Преимущества в порядке важности располагались так:
1. Женатые естественным образом демонстрируют зрелое поведение, осознавая, что жизнь имеет свойство меняться, и доказывая это через желание брака и идею совместного существования, что по определению включает компромиссы и необходимость думать о нуждах ближнего.
2. Они обычно лучше в постели не только из-за своего опыта, но, главным образом, из-за повторяющегося опыта с одной и той же женщиной, что позволяет как получать удовольствие, так и понять, как его доставить, если, конечно, они не полные нарциссы, что маловероятно (см. пункт 1).
3. Они обычно вежливы, благодарны и не оставляют после себя много дерьма на полу, поскольку к горшку их в течение нескольких лет приучала взрослая женщина, которая не является их матерью.
4. Им есть куда пойти спустя приемлемый промежуток времени после секса, что освобождает вечера для работы.
5. Они по определению не стремятся к постоянным отношениям, что позволяет ей вести себя, как ей хочется, в ожидании ничтожного шанса, что на смену придет кто-нибудь получше.
Геро отлично понимала, что существует куча причин, которые портят идеальный образ женатого любовника, и все их можно обобщить в одном-единственном пункте, который она крупными буквами вывела на обложке своего блокнота.
1. Они лгут.
Как и она сама, кстати говоря. Геро никогда не лукавила, встречаясь с двумя одновременно – одной романтической проблемы хватало с лихвой. Как не обманывала и их несчастных партнеров, по крайней мере – она их не знала и ничего им не обещала.
Единственным человеком, которому она врала, являлась она сама. Она тратила время на бесконечную череду людей, которые по самой природе их взаимоотношений не сумеют ее полюбить.
Но она была здесь, как и Роберто, и сейчас они вместе летели навстречу гибели (не многовато ли рационализма?). Наверняка не будет никакого вреда от легкой, приятной, ни к чему не обязывающей беседы с привлекательным военным лет тридцати пяти, который уже запал на нее. А то, что на пальце у него блестит обручальное кольцо, – просто обычное совпадение.
И пока Трини спала, Геро и Роберто, вытянув ноги перед собой, насколько возможно откинулись в креслах и шептались. Они не чувствовали усталости – напряжение между ними было слишком возбуждающим, – поэтому говорили о его жизни, не касаясь жены и ребенка, и затрагивали ее биографию, не касаясь, конечно, любовных историй с Такими, Как Он. Они болтали о работе, об опасностях, с которыми сталкивался он, об экзотических и пугающих местах, где побывала она в поисках новых микроорганизмов. И пока общались, они соскальзывали в креслах все ниже и ниже, головы их сближались все больше и больше, и когда где-то над Кенией по салону поплыл прохладный ночной кондиционированный ветерок, Роберто встал, вытащил из шкафа пару грубых шерстяных пледов, и они уютно в них завернулись.
Затем у Геро зачесался нос.
Потом она просто положила свою руку вниз, на сиденье между ними, а ее мизинец коснулся внешней поверхности его правого бедра. Он почувствовал это, но руку она не убрала. Спустя целых двадцать минут непринужденного, приглушенного разговора, где ни намеком не было сказано о неуместности жеста, пришел черед следующего шага. Его сделал он, поерзав на сиденье, якобы стремясь размять затекшие мышцы. Но когда он снова принял первоначальное положение, его нога прижалась к ее, и она откликнулась ответным касанием. И снова никто на это, казалось, даже внимания не обратил. Прислушавшись к их разговору, можно было подумать, что общаются двое коллег из разных научных областей, которые встретились на профессиональной конференции и ведут самую невинную, открытую и скучную беседу в мире.
Но руку она так и не убрала, как и не ослабила давление ног. Они знали. Просто не говорили.
Спустя некоторе время Геро выпрямилась и встала.
– Где туалет?
Роберто указал куда-то в сторону. Она благодарно улыбнулась, протиснулась вдоль ряда сидений и ушла в заднюю часть самолета.
Диаз смотрел ей вслед. В глубине души он уже несколько часов ощущал самую настоящую панику. Он не мог поверить в то, что происходит. Ни одна из его относительно безобидных интрижек не заходила настолько далеко, и он чувствовал себя так, словно тонул в грязной яме со скользкими стенками, откуда не мог выбраться. Любое движение только ухудшало его положение, а когда он не двигался, в права вступала гравитация и тоже тянула его вниз.
Но ему нравилось подобное состояние. Он чувствовал злость – из-за того, что не получал желанного или заслуженного дома. И почему бы не позволить себе чуть больше с ней, с прекрасным созданием, с женщиной, которая ни о чем его не спрашивала и нашла его столь привлекательным и так искренне им заинтересовалась? Почему бы и нет, за исключением того, что это абсолютно неправильно? А может, ничего и нет. Может, прикосновения ее руки и ноги легко объяснимы вполне невинными причинами – господи, она, вероятно, не заметила – и его чрезмерно сильное желание стоило приструнить остатками логики, как и всегда.
А что, если все происходит на самом деле, и он этого хотел? Может, он сейчас тоже встанет, пойдет в заднюю часть самолета, поговорит с ней немного, и если ее взгляд задержится на нем чуть дольше положенного, он поцелует ее. Именно это он и сделает. И прямо сейчас.
Роберто собрал всю обиду и праведный гнев, накопившиеся за три года не слишком удачного брака, и поднялся на ноги.
И почувствовал, что его крепко держат.
Он обернулся. Трини уже проснулась и внимательно смотрела на него, пальцы ее сильной правой руки крепко сжимали его левое предплечье.
Он взглянул на нее сверху вниз с деланым выражением абсолютной невинности на лице. Она молчала, однако ее прожигающий насквозь взор, казалось, озарял полумрак салона.
– Сядь, Роберто.
Он открыл рот, но не произнес ни слова. Лгать он никогда не умел, а импровизировать бы не смог, потому, вместо того чтобы пробормотать какую-нибудь глупость, он лишь пожал плечами в стиле понятия не имею, о чем ты.
– Сядь.
Он подчинился.
Трини наклонилась и положила руку на его затылок.
– На тебя это не похоже.
Он ощутил, как его щеки заливает горячий румянец – смущение, гнев, сдерживаемое желание посылали кровь ему в лицо.
– Не лезь.
– Именно это я и хотела сказать. – Она продолжала пристально смотреть на него.
Роберто отвернулся. Он чувствовал себя униженным и хотел ответить ей тем же.
Он вновь поглядел на Трини.
– Ревнуешь?
Он хотел уязвить, и у него даже получилось: он ранил ее и достиг цели. Лицо Трини вытянулось, слегка, почти незаметно, скорее от разочарования, чем от уязвленной гордости.
Ее первый и единственный брак распался лет десять назад, и сам факт, что она вообще вышла за кого-то замуж, был весьма примечателен. Произошел разрыв вовсе не из-за постоянных разъездов и неизбежной секретности, а потому, что Трини не испытывала особой любви к человеческим индивидам. Правда, с людьми все было нормально: просто ей самой не нравилось смотреть на них или их слушать.
Одна она была уже десять лет, что ее вполне устраивало.
В глубине души она считала внезапную тягу к Роберто химической реакцией гормонов на его преувеличенно привлекательную внешность. Он нравился ей, она любила работать с ним, уважала его профессионализм, то, что он всегда был не против почесать языком, но романтических чувств она к нему не испытывала. Ни в коей мере. Он – ее напарник. Ее потрясающе красивый напарник. Ведь люди, которые не любят сладкое, могут порой восхититься куском шоколадного торта, верно? Именно для этого такие вещи и созданы: им полагается выглядеть заманчиво. Вот и Роберто был таким. И он выглядел именно так, как нужно.
Все это Трини решила для себя уже давно, раз и навсегда.
Но в восемьдесят третьем году она попала в автомобильную аварию, сломав две кости в районе поясницы – исключительно болезненная травма, приведшая к тому, что она подсела на болеутоляющие, которые щедро прописал ей штатный врач на базе. Ей очень нравилось, как они действовали во время ее сна: она принимала таблетку за час до того, как лечь в постель, и уносилась в головокружительные опиатовые грезы, где не чувствовала никакого недомогания. Кроме того, она знала, что ничто в мире уже не причинит ей боль, сейчас или впредь. Где еще в жизни мы можем получить такую уверенность?
Зависимость крепчала. Она продолжалась примерно полгода, и догадался об этом только Роберто. Сначала он ругался с ней. Потом потратил много энергии и сил, чтобы помочь Трини очиститься. Она настояла, чтобы больше в ее состояние никто не вмешивался, и Диаз решил попробовать.
Вскоре, во время одной из самых беспокойных, потных и бессонных ночей у Трини началась паника. Тогда Роберто забрался в ее кровать, держа ее за руки, чтобы помочь пройти через ломку. В какой-то момент Трини взглянула на него, сказала, что всегда была влюблена в него и всегда будет, и потянулась, чтобы поцеловать. Он отстранился, приказал ей заткнуться и постараться заснуть.
Ничего другого не оставалось.
Они проспали вместе в одной простели, и ничего не произошло. Энни он никогда ничего не рассказывал. Они с Трини тоже между собой никогда это не обсуждали.
До той самой минуты, когда он захотел ранить ее.
Что и сделал.
На другом конце самолета дверь туалета открылась. Раздалось легкое «щелк».
Геро пошла по проходу.
Трини повернулась на другой бок и, ссутулившись в кресле, попыталась задремать.
Роберто приник к иллюминатору, запихнул между ним и спинкой сиденья подушку, натянул одеяло до подбородка и притворился, что спит.
Так они и летели в Австралию, неся уже значительно больший груз, чем в ту секунду, когда самолет взлетал.
Костюмы биозащиты оказались чертовски неудобными, а хуже всего, по мнению Трини, было то, что некуда оказалось пристроить пистолет. Поэтому ей оставалось нести свой Sig Sauer P320 в руке, помахивая им у бедра, и беззвучно, одними губами, ругаться за стеклом маски.
Геро посмотрела на нее, по-прежнему удивляясь этим воякам и их неопытности в деле, которое им поручили. Она нажала пару кнопок сбоку на шлеме, и ее голос резко прозвучал в наушниках Трини:
– Пожалуйста, включите радио.
Женщина, пошарив на шлеме, нашла нужную кнопку.
– Разве здесь нет карманов?
Не дойдя до Кивиркурры, они установили костюмы на максимальный уровень защиты с собственной системой подачи кислорода. На ногах были тяжелые ботинки со стальными мысками и стойкие к химическим веществам перчатки. И, да, тут не имелось карманов, которые могли помешать цели данного неуклюжего наряда и предоставить укромный уголок для бог знает чего, что могло отправиться домой вместе с тобой.
Геро решила, что простое «нет» вполне удовлетворит ворчливый вопрос Романо. После приземления Трини быстрыми затяжками выкурила три сигареты подряд – при том, что в течение полета не расставалась с «Никоретте» и с полосками никотинового пластыря, а в костюм была затянута теснее, чем если бы умудрилась запихнуть себя в огромный мяч для гольфа. Лучше держаться от нее подальше, справедливо решила Геро.
Роберто обернулся и посмотрел на бескрайнюю пустыню, которую они пересекали. Их джип поднял плотный шлейф пыли, и попутный ветер нес ее вперед, что означало песчаную бурю на протяжении по меньшей мере двухсот километров.
– Лучше начать прямо сейчас, пока еще хоть что-то видно, – буркнул он.
Машина развернулась и поехала в сторону поселения. Припарковались они в километре от окраины. В костюмах передвигаться получалось плохо, но они как-то продвигались и даже различали усеивающие горизонт мелкие точки построек. Кивиркурра оказалась скоплением дюжины одноэтажных коттеджей, некрашенных, с разноцветными заплатками из старых досок и фанеры, отданных жителям комиссией по переселению. Какая-то особая планировка в глаза не бросалась – нечто вроде главной улицы с домами по обе стороны и несколько пристроек чуть поодаль, вероятно, для «опоздавших», пожелавших квартировать поодаль от соседей.
Чемодан стал первой странной вещью, которую они заметили, не дойдя до городка метров пятьдесят. Он лежал на середине дороги, закрытый, словно терпеливо ожидая поездки в аэропорт. Вокруг него ничего и никого не было.
Все трое переглянулись и приблизились к нему. Встав вокруг, уставились на чемодан. Можно было подумать, они надеялись, что он расскажет им свою историю. Ничего подобного.
Трини двинулась вперед, держа перед собой пистолет.
Добравшись до первого коттеджа и обойдя его, они увидели, что у него три стены вместо положенных четырех, как будто специально для циркуляции воздуха в крайне засушливом австралийском климате. Они заглянули внутрь, уподобившись детям, которые изучают кукольный домик. Там обнаружились отдельные зоны: кухня, спальня, туалет (с дверью), вторая маленькая спаленка в самом дальнем конце. На кухне был стол с едой, над ней кружили мухи.
Люди отсутствовали.
Роберто повертел головой.
– А где все?
В том и вопрос.
Трини попятилась и снова внимательно огляделась, сканируя пространство.
– Машины еще здесь.
Они проследили за ее взглядом. Да, тут есть автомобили: как минимум несколько. Джип, припаркованный на другой стороне дороги, а еще мотоцикл, пикап и старый седан. Каким бы образом жители ни отправились туда, куда они собирались, сделали они это пешком.
Они продолжили осмотр, прошли мимо того, что смахивало на детскую площадку в центре поселения. Старые качели на цепях скрипели, раскачиваясь на ветру. Пыль так и крутилась столбом.
Роберто обернулся и, сощурившись, посмотрел на облака, плывущие по небу. Песок бил о стекло лицевой панели, и ему стало трудно не щуриться, даже без необходимости.
Через тридцать метров они достигли границы Кивиркурру. Входная дверь самого большого дома оказалась приоткрыта, и Трини стволом пистолета распахнула створку настежь. Роберто жестом показал, чтобы Геро оставалась на крыльце, и вместе с Романо переступил порог жилища в отработанном порядке, друг за другом.
Доктор Мартинс ждала снаружи, наблюдая за ними через дверной проем и грязное окно. Они обыскали все: комнату за комнатой. Трини шагала, как всегда, впереди, с пистолетом. Более осторожный и внимательный Роберто позади, наблюдая за обстановкой и постреливая глазами. Геро восхитилась грацией и легкостью, с которой он двигался даже в неуклюжем костюме. Но она знала, что бояться нечего. То, что они видели в Кивиркурре, говорило только об одном – это поселение-призрак. Женщина догадывалась о том, что скажет Трини, еще до того, как та очутилась на крыльце несколько минут спустя.
– Четырнадцать домов, двенадцать машин, и никого из местных.
Роберто положил руки на бедра, позволив себе немного расслабиться.
– А это еще что за фигня?
Геро наконец заметила то, за чем они пришли. Во дворе хорошо сохранившегося скромного коттеджа лежал крупный баллон из серебристого металла, похоже, совсем недавно отполированный – поверхность его ярко сверкала на солнце.
– Я не думаю, что эта штуковина здешнего производства.
Они осторожно направились к баллону. Ветер подул сильнее, пыль клубилась повсюду и вздымалась вверх, чтобы снова осесть и взвиться штопором.
– Остановитесь здесь, – Геро предупреждающе вскинула руку на расстоянии трех метров от баллона.
Она осмотрела землю вокруг них, насколько это было возможно в кружащемся песке, и стала медленно подходить к коттеджу, внимательно изучая почву, прежде чем сделать следующий шаг.
– Идите по моим следам.
Они подчинились, двигаясь тесной цепочкой, глядя под ноги и ступая друг за другом гуськом.
Дойдя до цели, Геро присела на корточки. Грибковые наросты она обнаружила мгновенно: спасибо тренированному зрению. Неопытный человек увидел бы просто зеленоватые пятна на округлой поверхности, напоминающие окислы меди. В любом случае баллон не выглядел идеально новым: он как-никак пролетел через земную атмосферу, что может оставить глубокие вмятины на чем угодно. Но Геро эти зеленые пятна говорили о многом.
Трини огляделась по сторонам, по-прежнему держа пистолет наготове, и сделала несколько шагов по двору. Она остановилась и изучила коттедж, который практически ничем не отличался от остальных. Но одну вещь она подметила сразу – машину. Старый «Додж Дарт», стоящий под странным углом к дому. Капот был почти вплотную прижат к перилам. Навес над крыльцом был низеньким, рифленым, значит, с того места, где был припаркован автомобиль, можно легко взобраться на крышу.
Трини задумалась.
Согнувшись у баллона, Геро положила рядом чемоданчик для образцов. Открыла его, вытащила лупу с двадцатикратным увеличением и сжала ее, активируя светодиодные лампочки по краю изогнутого стекла. Через линзу она рассмотрела грибок. Он был жив и активно цвел, здесь бы не понадобилось даже небольшое увеличение. Мартинс наклонилась так близко, как только осмелилась, ища самые активные участки. И увидела какое-то движение. Она бы все отдала за линзу помощнее, но в полевом снаряжении ничего другого не предполагалось, а значит, надо полагаться на свой страх и риск.
Женщина через плечо оглянулась на Роберто.
– Просунь руку через петлю у меня сзади между лопаток.
Диаз увидел узкий вертикальный клапан на спине костюма, нечто вроде ручки, куда можно просунуть пальцы. Он сделал, как она просила.
– Теперь держи крепко, – сказала Геро. – Я буду тянуть тебя вниз, но постарайся устоять. Если начну падать, рывком тащи назад, не церемонься. Главное, не дай мне дотронуться до баллона.
– Понял.
Он сжал петлю. Геро встала вплотную к баллону, сантиметрах в тридцати от него, и наклонилась. Роберто, не ожидая, что она настолько доверится ему, слегка покачнулся, но быстро восстановил равновесие.
Лицевой щиток шлема Геро приблизился к поверхности баллона уже сантиметров на десять, она переключила линзу на максимальное увеличение, а светодиодную подсветку на максимально яркий режим.
У нее перехватило дыхание. Сквозь линзу она могла отчетливо рассмотреть рассеянные по мицелию плодовые тела, крохотные стебли с капсулами на верхушках, набухшие и готовые выпустить споры. Мицелий рос столь стремительно, что это было видно невооруженным глазом.
– Господи.
Роберто сгорал от любопытства.
– Что там такое?
Геро не могла оторвать глаз от грибка.
– Я не знаю, но он очень быстрый. И, похоже, что это гетеротроф, то есть он забирает углерод и энергию из всего, к чему прикасается, иначе он не смог бы… – она резко замолчала.
– Не смог бы что?
Она не ответила, вглядываясь в одно из плодовых тел. Его капсула распухала прямо перед линзой, поднимаясь на поверхности баллона.
– Самый агрессивный рост спор, который я когда-либо…
С резким хлопком плодовое тело взорвалось, и линза покрылась липкими пятнами. Геро вскрикнула и невольно подалась назад. Она была больше удивлена, чем испугана, но на секунду потеряла равновесие и отставила правую когу, чтобы не упасть. Нога наступила на что-то мягкое, прежде чем добраться до твердой почвы – рядом с баллоном. Мартинс замахала руками, и земля начала неумолимо приближаться.
И вдруг Геро рывком полетела вверх. Одним сильным движением Роберто поставил ее на ноги.
Она благодарно посмотрела на него.
Он улыбнулся.
– Осторожнее.
Откуда-то сверху раздался голос:
– Эй!
Они обернулись. Метрах в трех над ними на крыше дома стояла Трини.
– Вроде бы я нашла дядю.
Подъем даже в костюмах оказался несложным. Сначала взбираемся на капот, затем одним рывком на навес крыльца, прыжок с перекатом через плечо, и готово. Последним был Роберто: он страховал Геро и был слишком занят, следя за тем, чтобы она не упала. В общем, он не разглядел нечто на подошве ее ботинка, даже когда тот едва не задел его шлем. Правда, чтобы заметить это, ему нужно было обладать орлиным зрением.
Рядом с каблуком, между четвертой и пятой резиновыми дорожками подошвы ее правого ботинка, появилось зеленое пятно, в которое она наступила, потеряв равновесие.
Геро наконец вскарабкалась на крышу, следом за ней влез Роберто, и они подошли к Трини, которая таращилась на что-то. Сильно мешали ветер и пыль, но опознать труп человека она могла в любых условиях. Тело было в плачевном состоянии. Дядя, вероятно, скончался недавно, но плоть выглядела жутко и не благодаря разложению. Мясо не тронули ни хищники, ни птицы.
– Он прямо взорвался изнутри, – произнесла Геро.
Боже, неужели такое возможно… То, что когда-то являлось человеком, превратилось в вывернутую наружу оболочку. Грудная клетка разорвана и лежит ворохом окровавленной одежды, из которой внезапно вытряхнули владельца. С рук и ног слезли мышцы, кости испещрены следами, напоминающими мелкие внутренние разрывы, а череп разошелся по швам, будто клей, удерживавший скелетный каркас, почему-то перестал действовать.
Роберто, который повидал немало неприятных вещей, такое встречал впервые. Он отвернулся, и неожиданно ветер стих, пыль осела, и общая картина прояснилась. Все коттеджи оказались одной высоты, и с крыши дядиного дома открывался обзор на остальные.
– Ну и ну!
Трини и Геро вздрогнули.
Все крыши были покрыты мертвыми телами, и каждое выглядело точно так же, как то, что лежало сейчас перед ними.
Роберто и считать не потребовалось. Он и так знал, что их двадцать шесть.
Пока они стояли, не шевелясь, пытаясь понять, что случилось с жителями злополучного поселения, грибок, пристроившийся на подошве ботинка доктора Мартинс, был занят делом. Cordyceps novus добрался до «стены»: плотной резиновой прослойки между ботинком и ногой Геро. Если он был способен на ненависть, то исключительно по отношению к таким вот преградам.
В мутированном состоянии он обзавелся эндосимбионтом, организмом, который обитает внутри его во взаимовыгодном сотрудничестве. Чего не может сделать грибок, под силу эндосимбионту – и в данном случае следовало синтезировать хаотическое скопление молекул в новый состав, чтобы пробраться через барьер. Похоже на то, как если бы вы получили собственную химическую лабораторию.
Эндосимбионт, появившийся на поверхности грибка и внешне напоминающий легкую опалесценцию, подвергался воздействию атмосферы всякий раз, когда Геро делала очередной шаг. Он впитывал максимум кислорода, соединял его с углеродом из пыли и налипших частиц грязи, образовывая прочную сеть углеродно-кислородных связей. Эти карбониловые группы, ставшие активными кетонами, пробивали себе путь наверх, к самой подошве, пока их не остановил очередной «забор».
И тогда они снова изменили свой состав. Кетоны поглотили необходимые элементы из резины, грязи и пыли, сформировав множество углеродных скелетов. Затем вещество мутировало в оксалоацетат, который сгодится для усваивания сахара, но бесполезен, если вы хотите растворить подошву вашей обуви. Не смутившись, эндосимбионт мутировал вновь – теперь в циклогексанон, который, между прочим, является прекрасным материалом для производства нейлона, в тетрациклин, хорошего борца с пневмонией и, наконец, в самого разрушительного агента – H2FSbF6 – гексафтороантимонат водорода.
И теперь этот мощный промышленный растворитель начал проедать себе дорогу через резиновый низ ботинка доктора Мартинс.
Процесс мутации занял девяносто секунд.
Геро, разумеется, ни о чем не подозревала. Пока они спускались с крыши и спешили обратно к баллону, она отвлеклась, пытаясь объяснить то, что они увидели. Грибок, по ее мнению, подражал репродуктивной схеме Ophiocordyceps unilateralis, рода, состоящего из ста сорока различных видов, каждый из которых воспроизводит себя, паразитируя на насекомых.
– И как они это делают? – Трини вытащила пистолет и крутила головой по сторонам, пока они спускались на капот автомобиля.
– Допустим, целью является муравей. Он спокойно ползет себе по лесной подстилке мимо крошечной споры грибка. Та прикрепляется к муравью, проникает сквозь его, скажем так, внешнюю оболочку и опрометью несется в мозг, где благодаря насыщенным питательным веществам вступает в фазу быстрого роста – в десять раз быстрее, чем в любой другой части тела. Грибок распространяется на каждую область мозга, пока не берет под контроль движения, рефлексы, импульсы и, насколько вообще муравей может думать, мышление. Технически он жив, но сам полностью управляется чужеродным организмом и служит его нуждам, – женщина спрыгнула на землю. – И единственное, чего хочет грибок, создать побольше себе подобных.
Роберто вздохнул. Теперь-то ясно, что случилось с поселением. И с людьми. Господи, со всеми ними.
Геро направилась к баллону и присела перед ним на корточки, открыв чемоданчик.
– Муравей перестает действовать самостоятельно. Он знает лишь, что должен двигаться. Вверх. Он забирается на ближайший стебелек повыше, вонзает в него челюсти и ждет.
– Ждет чего? – спросила Трини.
– Пока грибок не заполнит полости тела и оно не взорвется.
Роберто еще раз взглянул на крыши домов и поежился.
– Именно поэтому они лезли вверх. Чтобы распространить грибок как можно дальше.
Геро кивнула.
– Деревьев здесь нет, и крыша – самое высокое, что они могли найти. Работаешь с тем, что есть. – Ее руки в перчатках аккуратно выискивали что-то среди острых металлических инструментов.
Спустя некоторое время Мартинс извлекла из чемоданчика нечто вроде длинного ножа с плоским лезвием и кольцевой рукояткой, надела ее на правый указательный палец, левой рукой подставив пробирку для образцов, и осторожно соскребла зеленую массу в емкость.
– Пока я не изолирую протеины с помощью жидкостной хроматографии и не секвенирую его ДНК, все, что я могу сказать, – это удивительно активный, быстро растущий и крайне опасный паразит.
Роберто наблюдал, как она привычным жестом запечатывает пробирку.
– Вы что, понесете это обратно?
Геро непонимающе заморгала.
– А что еще я должна сделать?
– Оставить здесь. Нужно все сжечь.
– Я не против, но нам необходим образец.
Трини повернулась к напарнику.
– Она права. Что с тобой сегодня творится?
Напугать Диаза было не так просто, но он внезапно подумал о своем маленьком сыне и о том, что может никогда уже его не увидеть. Он слышал, что с появлением ребенка ты начинаешь сомневаться и колебаться, сознавая, что служишь цели, высшей, чем ты сам. К черту мир, но своих я не брошу, я должен их защитить. Остальное не важно.
Ну и Энни, конечно. Она моя жена, женщина, которую я люблю всем сердцем и которую только что едва не предал, и я хочу вернуться к ней, начать все заново и прожить с ней до конца своих дней. Вот что с ним происходило, вот о чем он думал, но вслух не произнес ни слова.
– Господи, Трини, это уровень опасности R-1, – заявил он. – Каждый, кто вступит с ним в контакт, будет мертв, каждый. Скорость вторичной атаки – сто процентов, вдобавок к немедленной генерации, а скорость инкубации… ну мы пока что не знаем, но точно меньше двадцати четырех часов, готов биться об заклад. И ты хочешь принести это в цивилизацию? Да у нас и близко не было биологического оружия с таким уровнем летальности.
– Именно поэтому нам нужно его сохранить и изучить. Ты сам отлично понимаешь, да? Долго Кивиркурра оставаться в секрете не будет, и если мы не принесем образец, за нас это сделает кто-то другой, и намерения у него будут совсем не мирные.
Спор был серьезный, и пока все увлеклись им, растворитель в каблуке ботинка Геро стремился к одной-единственной цели. Гексафтороантимонат водорода доказал, что способен прожечь дыру в твердой резине, но он не столько проделывал дыру, сколько менял химический состав обуви. Вещество мутировало почти молниеносно в соответствии с изменением силы химических связей в резине. Оно ловко адаптировалось, моментально просмотрев бензиновую группу целиком, пока не обнаружило то, что искало. И оно достигло другой стороны подошвы, появившись на внутренней поверхности ботинка прямо под подъемом правой ноги доктора Мартинс. Benzene X – сейчас он изменился настолько, что не поддавался никакой классификации – открыл дверь грибку, молекула которого оказалась покрупнее. В герметичном костюме Геро образовалась брешь.
И теперь Cordyceps novus обрел нирвану. Ботинок, как и костюм позволял циркулировать воздуху и предохранял человека от перегрева. Дыхательный аппарат снабжен кулером для рециркуляции кислорода, следовательно, внутрь костюма постоянно поступает свежий воздух. Нити благодарного грибка тотчас воспользовались шансом.
Поднявшись на волне нагретого кислорода, они приземлились на незащищенную кожу правой ноги Геро.
Не догадываясь о вторжении, женщина плотно закупорила пробирку и навесила сбоку печать. Раздалось слабое шипение: Мартинс поместила образец в азотную заморозку до тех пор, пока его не откроют в лаборатории и не погрузят окончательно в жидкий азот. Она проверила покрытый защитной пенкой кармашек чемоданчика, защелкнула его и встала.
– Готово.
Спор о том, что делать дальше, подошел к логической развязке – то есть к победе Трини. Она выслушала аргументы Роберто, позволив им зайти чуть дальше, настолько, насколько она могла допустить, учитывая разницу в звании, после чего посмотрела на своего друга в упор, понизила голос на полтона и произнесла одно слово:
– Майор.
Разговор окончен.
Трини – старшая по званию, и мнение присутствовавшего ученого на ее стороне. Исход ясен. Однако Роберто чувствовал желание возразить, просто из гуманистических соображений. А вдруг он прав, даже если это идет вразрез с привычной процедурой? Что, если так?
Но они никогда этого не узнают, и Диаза успокоило хотя бы то, что они возьмут один-единственный образец, спрятанный в пробирку, и не покинут Западную Австралию, пока правительства обеих стран не договорятся сбросить на Кивиркурру пару-тройку зажигательных бомб. Сгодится что угодно, даже старые М69 или М47 с белым фосфором. Спасать здесь больше некого.
И они зашагали обратно к своему джипу.
В костюме Геро Cordyceps novus наконец нашел то, что искал: маленькую царапину на лодыжке. Даже широкой поры ему было бы вполне достаточно, чтобы попасть в ее кровь, а уж ранки через два слоя кожи и подавно.
Доктор Мартинс пребывала в неведении. Расцарапала она себя по рассеянности, ничего не замечая: то была реакция на зуд, вызванный сменой чистящего средства – когда на прошлой неделе в отеле стирали ее джинсы, то пользовались дешевым оптическим отбеливателем с большей концентрацией хлорки, чем обычно. Поэтому кожа и чесалась. Вот вам и царапина.
Поэтому грибок и проник в ее кровь.
– Чем это пахнет? – вдруг спросила она.
До джипа было метров пятьдесят.
Роберто остановился.
– А чем?
Геро втянула носом воздух.
– Подгоревшим тостом.
Трини пожала плечами.
– Я ничего не чувствую, – она оглянулась, удовлетворенная, что покидает Кивиркурру. – Все поселение вечером будет пахнуть как подгоревший тост.
Но Роберто по-прежнему пристально смотрел на Геро.
– Запах идет из твоего костюма?
Геро подняла руку и осмотрела ее, словно напоминая себе, что на ней непроницаемая защита.
– Но это невозможно.
В принципе более чем возможно. Cordyceps novus нагрелся сам – и нагрел крахмал с протеинами внутри эпидермиса Геро. Как побочный продукт реакции, они выделили акриламид – тот самый запах подгоревшего хлеба. Температура повысилась еще сильнее, и скоро доктор Мартинс почувствует дискомфорт.
Но грибок знал об этом и двигался вместе с потоком крови так быстро, как мог, чтобы добраться до мозга. Там он сумеет перехватить сообщения от болевых рецепторов. Ничего необычного в стратегии не было – так же поступает и клещ, впиваясь в кожу жертвы и выпуская поверхностный анестетик, чтобы его присутствие осталось незамеченным. Но грибку предстояло пройти долгий путь и заблокировать множество рецепторов. Сердцебиение Геро усилилось, что ускорило кровоток, невольно помогая ее потенциальному убийце.
Женщина задумалась.
– В моем костюме никаких запахов быть не может, он герметичный, находится под давлением, и внутри нет ничего, кроме кислорода и чистого диоксида углерода.
Однако она начала беспокоиться. Трини попробовала разрядить обстановку.
– Я могла бы вспомнить пару шуток по этому поводу…
– Ни черта мне не смешно! – рявкнула Геро.
– И правда, Трини, захлопнись. Что-то действительно проникло в ее костюм.
– Но это невозможно, – повторила Геро, в первую очередь пытаясь убедить себя.
– Просто продолжай идти, – посоветовала Романо. – В машине мы снимем костюмы и обратно их не повезем, а сожжем прямо тут. Твой сразу проверим на разрывы. – Она внимательно и серьезно поглядела на женщину. – Чувствуешь что-нибудь?
Геро помолчала.
– Нет.
Роберто напрягся.
– Не торопись. Сфокусируйся на каждой части тела. Все нормально, все как всегда?
Геро сделала несколько глубоких вдохов, чтобы не паниковать. Мысленно прощупала себя – от кончиков пальцев на ногах до макушки.
– Нет, ничего необычного.
Внутри ее все выглядело иначе. Грибок проник в ее мозг и размножался с чудовищной скоростью, выискивая и блокируя ноцицепторы, как вражеская армия вырубает Интернет и телевизионные сети. В черепе буквально ревели сирены, развевались флаги, били колокола, но окончания ее аксонов были уже захвачены и не могли ответить на вторжение. Они уже не посылали сигналы о потенциальной угрозе таламусу и подкорковым зонам. Они кричали в пустоту.
Геро Мартинс умирала, но импульсы, которые она получала от головного мозга, твердили ей, что все нормально и ни о чем не надо волноваться.
– Я в порядке.
– Ты уверена? – спросил Роберто.
Она кивнула.
– Давайте поскорее выбираться отсюда.
Они продолжили идти, теперь до джипа оставалось метров тридцать. Мозг Геро рассматривал разные версии того, как мог посторонний запах попасть в герметичный костюм. Никаких правдоподобных теорий не было.
В конце концов доктор Мартинс решила, что не будет его уничтожать, а сохранит, привезет обратно и изучит каждый сантиметр в поисках мельчайшего разрыва или чужеродных веществ, и если что-то найдет, то кое-кто в отделе средств индивидуальной защиты получит крутую взбучку.
За двадцать метров до джипа женщина ощутила легкое головокружение и вспомнила, что последний раз ела девять-десять часов назад, да и обезображенный труп дяди не слишком способствовал аппетиту. Значит, ничего необычного в ее самочувствии нет. Она опять проверила свое физическое состояние. Только учащенное сердцебиение и сбивчивое дыхание. Ситуация в пределах нормы.
Геро сощурилась на солнце, и в ее голове пронеслась внезапная мысль.
Почему здесь нет телефона?
И что в этом такого? Она посмотрела на чемоданчик, подумав об образце в пробирке. Народ с ума сойдет. Кто знает, вдруг даже Центр по контролю и профилактике заболеваний откажется хранить это у себя.
А тут и телефонных столбов нет.
Она тряхнула головой и вернулась к своим мыслям. В западном полушарии лишь несколько лабораторий имеют право хранить у себя патогены четвертого уровня, но Атланта и Галвестон откажутся сразу, ошибочно классифицировав находку в качестве образца внеземного происхождения, потому что он, дескать, прошел через атмосферу Земли.
Кто уж точно постарается заполучить его, так это армия. Правда, в Форт-Детрик восемнадцать месяцев назад была утечка, и никто не осмелится…
Но должно ведь у них быть электричество?
Она склонила голову набок. Давай, соберись. До автомобиля оставалось метров пять, и вдруг он задрожал у нее перед глазами и разделился на шестнадцать одинаковых квадратных картинок, шестнадцать отдельных маленьких джипов. Геро почувствовала, как ее кожа холодеет, на это было трудно не обратить внимание, списать на голод или обезвоживание, однако она подумала другое.
Я падала в обморок в школе на собраниях, когда была еще ребенком, и разве тогда я не чувствовала то же самое?
Разве не было схожего покалывания в черепе?
А потом с ее зрением начало твориться что-то неладное. В глазах потемнело, и она зашаталась: из-за низкого уровня сахара в крови или…
Радиовышка пятьдесят километров назад, разве я не видела радиовышку?
Перед внутренним взором поплыл образ, чистый и ясный: они проезжали мимо радиовышки в центре пустыни, она стояла прямо у дороги, около ста метров высотой, с маленькой черной сервисной коробкой внизу.
– Точно-точно. Там была именно она.
Эти слова она произнесла вслух, и Роберто с Трини повернулись и уставились на нее.
– Что? – переспросил Диаз.
Она вопросительно посмотрела на него.
– А?
– Ты сказала, что там была именно она. Кто она?
Геро понятия не имела, о чем он говорит. Вдруг Роберто каким-то образом заразился грибком, с его костюмом что-то не так, и он сходит с ума? Она надеялась, что нет, потому что он – неплохой парень, и, даже учитывая, что в самолете они всего-навсего флиртовали, она решила, что откажется от женатых мужчин, и никогда с ними не свяжется, поклялась себе отныне и впредь: найдет кого-нибудь подходящего, того, с кем ей будет хорошо…
Не так трудно, должно быть, будет на нее залезть.
Ох ты ж, черт. Надо бы это обдумать.
Залезть. На радиовышку. У нее есть боковые распорки, между ними метра полтора, но внутри должна быть лестница для обслуживания, как еще они могут чинить то, что сломается наверху? По ней я могу залезть.
В последний раз здоровые нейроны в мозгу Геро перевесили зараженные. Ее префронтальная кора, отвечающая за аргументацию и сложные межличностные мыслительные навыки, в краткой вспышке ясности просигналила ей, что, основываясь на:
А. Ее нарушенном мышлении;
В. Запахе жареного тоста внутри костюма, что свидетельствует о проникновении инородного тела;
С. Выражении лиц Трини и Роберто, которые думают, что с ней что-то не так, и
D. Ее внезапной и иррациональной фиксации на необходимости влезть на чертову радиовышку.
Значит, она, вероятно, заражена, и скоро окажется под полным контролем быстро размножающегося грибка, способного уничтожить человечество.
Геро повернулась направо и обнаружила, что Трини держит пистолет и переглядывается с напарником, бросая на нее подозрительные взгляды и пытаясь общаться без слов, а не по рации, где она могла их услышать.
Хватай джип и езжай к вышке.
Геро ускорила шаг. Они пропустили ее вперед, и теперь она хотя бы была в поле зрения.
Залезть на вышку.
Подойдя к джипу, доктор Мартинс заметила в замке зажигания ключи, на них играли солнечные блики. Она устремилась к ним.
Залезть на вышку.
Пытаясь сохранить контроль, фронтальные зоны коры головного мозга женщины бились насмерть. Они составляли треть объема мозга, но уже заполнялись пышной здоровой колонией Cordyceps novus. Флаг ее интеллектуальной независимости пал, хотя мышление еще не сдалось окончательно: оно просто сбежало, пронеслось сквозь безжизненные, завоеванные области височной доли и укрылось в последнем нетронутом участке – теменной доле мозга. Здесь Геро пока могла думать самостоятельно, нестабильно, с трудом и очень ограниченно.
Просто посчитай, посчитай и проанализируй, за икс возьмем вероятность восстановления здоровой ткани мозга, рассчитай скорость восстановления, скорость восстановления в случае поражения.
Знания по экономике уровня первого курса остались единственным нетронутым обломком полезной информации в голове и способом хоть как-то мыслить, и она должна была попытаться. Ок, давайте посчитаем. Будущее уравнение должно ответить на вопрос: сможет ли она пережить это?
Возможность восстановления против потерь с учетом дефолта (ВВ меньше или больше ПУД) в зависимости от типа инструмента (где ТИ – сверхэффективный мутирующий грибок), корпоративные вопросы (где КВ – общий дефолт пятьдесят процентов здоровой ткани мозга) и преобладающие макроэкономические условия (где ПМУ – любой человек, столкнувшийся с этим видом, умирает), итого ВВ равно ТИ деленное на ВВ и умноженное ПМУ получает ни единого гребаного шанса, забудь.
Ответ: нет. Она не восстановится. И умрет.
Оставался другой вопрос, скольких она заберет с собой.
ЗАЛЕЗЬ НА ВЫШКУ, твердил ей мозг.
И, собрав остатки воли в кулак, она ответила себе.
НЕТ.
Она развернулась. Трини не успела среагировать, в основном потому, что поразилась разбухшему, лишенному красок лицу женщины. Кожа Геро натянулась так сильно, что грозилась вот-вот лопнуть.
Геро находилась уже рядом с ней, прежде чем Трини поняла, что происходит.
Она вырвала пистолет у Романо.
– У нее пушка! – заорала Трини.
Роберто и так все понял. Он крикнул Геро, чтобы она остановилась, но она пятилась, направляя ствол на себя. Пальцами левой руки она расстегнула застежку костюма до кислородного порта, сунула внутрь пистолет и плотно зажала его застежкой Velcro, направив дуло себе в грудь.
– Не надо! – выкрикнул Диаз, зная, что он опоздал.
Геро выстрелила.
Пуля пробила кожу и грудину, проделав дыру размером с четвертак. Словно проткнутый булавкой шарик, тело взорвалось под огромным давлением.
Все, что Трини и Роберто видели, была ее голова, искореженная до неузнаваемости, но пока еще человеческая, а в следующий миг превратившаяся в отвратительное месиво зеленой вязкой жижи, полностью покрывшей лицевой щиток.
Геро рухнула навзничь.
Но костюм остался неповрежденным.
Менее чем семьдесят два часа спустя Романо и Диаз мчались в джипе – в пяти километрах от шахт Атчисона, не сводя глаз с ящика, который трясся в кузове грузовика, который ехал перед ними.
Чемоданчик Геро тщательно упаковали, не вскрывая, в герметичный контейнер, наполненный сухим льдом.
После смерти доктора Мартинс события разворачивались быстро. Гордон Грей, глава Агентства по сокращению военной угрозы, поверил им на слово: ведь Трини и Роберто были лучшими. Он приказал подчиненным тщательно следовать их инструкциям. Когда Грей приказывает, люди подчиняются, и поскольку жители Кивиркурры были мертвы, а земля ценности не представляла, никто возражать не стал.
Правительства обеих стран согласились на бомбардировку, и поселение было сожжено дотла, до последней молекулы Cordyceps novus, кроме той, что хранилась в запечатанном чемоданчике Геро.
Оставался вопрос, что делать с пробиркой. Доктор Мартинс не ошиблась: Центры по контролю и профилактике не хотели иметь дела ни с чем, что было принесено из космоса. Хотя Министерство обороны было не против, хранить подобные образцы мог только Форт-Детрик, но он тоже отпадал. После утечки, случившейся восемнадцать месяцев назад, было проведено тщательное расследование. В данный момент процедура вступала только во вторую стадию, и идея сократить проверку безопасности, чтобы поместить на хранение неизвестный организм экстремального уровня летальности, была встречена без особого энтузиазма.
Про Атчисон первой заговорила Трини. Она работала с Национальным управлением по ядерной безопасности в начале восьмидесятых: над программой разоружения согласно Договору о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, принятому администрацией Рейгана. Четвертый подземный уровень стал альтернативой заводу по производству ядерного оружия «Пэнтекс» и Y-12[3], которые уже работали с устаревшими и списанными устройствами конца сороковых и начала пятидесятых годов. Но когда в ходе затянувшихся переговоров по Договору стало ясно, что стратегией Рейгана на самом деле являлось разоружение другого парня, самый нижний уровень шахт Атчисона был засекречен и впредь никогда не использовался.
Место идеально подходило для их нужд. Поскольку шахты уникально расположены над вторичными подземными источниками, посылавшими ледяную воду из коренной породы вверх в объеме 2800 литров в секунду, температура самого нижнего уровня никогда не поднималась выше минус одного градуса по Цельсию. Даже в случае маловероятного отказа оборудования температура поддерживалась бы стабильной, сохраняя непригодное или скудное для роста окружение, даже если бы грибок чудом выбрался из пробирки.
План казался идеальным. Cordyceps novus, запечатанный в пробирке, нашел свой дом на глубине девяноста метров в месте, которого официально не существовало.
Время шло, и все меньше людей в Агентстве разделяли опасения Трини и Роберто насчет смертоносных свойств организма. Да и как они могли? Они не видели того, чему стали свидетелями Романо и Диаз. Фотографий не имелось, поселение давно стерто с лица земли, а единственный оставшийся образец надежно заперт подальше от посторонних. Люди склонны забывать. И идти вперед.
Шестнадцать лет спустя, в две тысячи третьем, Агентство сочло Атчисон пережитком холодной войны и решило, что вполне может обойтись без них. Все расчистили, привели в порядок и продали Smart Warehousing в частное пользование. Холдинг по оборудованию индивидуальных хранилищ поставил стены из гипсокартона, закупил у «Херманн» шестьсот пятьдесят гаражных дверей и пригласил в шахты всех желающих.
Пятнадцать тысяч коробок ненужного хлама нашли здесь прекрасный приют. В общем, теперь ваша старая тридцатилетняя барабанная установка, на которой вы никогда в жизни не играли, сможет пережить ядерную войну.
План хранения Cordyceps novus был идеален.
Пока Гордон Грей не ушел раньше времени в отставку.
И его преемник не решил, что подземный уровень 4 лучше всего будет навечно запечатать и забыть.
А температура планеты росла.
Но кто мог знать?