Чудовище в Щедром Поле


– Да шо ж это деется, навьи мои недобрые! – горько плакала старая Улита над едва крякающими и полуживыми лебедиными тушками. – На позатой седмице избе ноги едва не оттяпали, на этой – гусей-лебедей покалечили, изуродовали! Кой бес вас понёс на то поле поганое?!

Она всплеснула руками и тут же охнула – поясницу вновь прихватил злющий радикулит.

– И пчелок моих поразгоняли, нечего и к спине больной приложить! Ну шо ты гакаешь, полоумный? На поле когда стаю вел, небось, иначе вопил, как в глотку укушенный!

Улита замахнулась было тряпкой на вожака, но уронила бесполезную ветошь и заплакала ещё горше.

– Неужто придется отсюда уходить? – всхлипывала она, потирая крючковатый нос. – С земли родной, где живу я без малого триста лет?

– Придетсссся, – вдруг зашелестело за спиной. Запостукивали сучья, встрепенулись листья, как живые. Неведомо откуда взявшийся ветер швырнул в лицо старухе горсть пыли, от которой она закашлялась так, что и радикулит прошел.

А когда выпрямилась наконец и раззяпила слезящиеся глаза, узрела выползающую из чащи ядовито-черную клубящуюся тьму. И столько злобы в ней было, что дышать с каждой минутой становилось труднее и труднее.

– Убирайссссся, – прошипела тьма. – Я тебя предупреждал, ссскотину ссстарую. Костею иголку сломал, охранителей здешних под землей оставил, и тебе вместе с избой и гусями лапы из задницы повырываю с мяссссом!!

– Ты всем девкам здешним сердца повырывать да кровью их землю залить удумал, окаянный? – так и взвилась на месте бабка, потрясая сухонькими кулачками. – А ежели людское племя в этих краях иссякнет? Мы никогда так лютовать себе не позволяли, чтобы ентот, как его, баланс не нарушать!

– Плевать, – пророкотала тьма, обретая плотность. По поверхности её, всё ещё расплывчатой, но уже гладкой, как шелк, то тут, то там вспыхивали красные выпученные глаза. – Надоели мне люди, особенно девки – всссю плешь проели своими воплями да весссельем! Ещё и праздник затеять удумали, всссю округу на уши поставить! А потом меня земля здешняя отвергает, пятки жжет, пройтисссь невозможно! Ну ничего, от тебя избавлюсь и враз ритуал проведу, вот потеха-то будет! Попляшет Сссмерть на коссстях, как раньше бывало, всссласть!

– А шипишь-то чего? – вдруг насторожилась бабка. – Зуб, чтоль, выбили в пьяной драке?

– Шшшто? – вздрогнула и заклубилась тьма, снова теряя очертания. – Какая пьяная драка? Да как ты смеешь, кочерыжка ссстарая?! Тьфу ты, пропассссть!

– Выбили-выбили, – распрямила плечи бабка, ехидно ухмыляясь. – Иль сам выпал? Или все на месте, просто силенок не хватает щель меж зубами заделать? А всё туда же – жертвы кровавые приносить…

– И шшшто? – пророкотала тьма. – Ты со всеми своими знаниями ничего мне не сделаешь, силенок не хватит. Даже вычиссслить не сможешь. Даю сроку три дня: не уберешься отсюда со своей ссскотиной лапчатой, что деревянной, что живой, – так я поспособссствую, упокою тебя навеки с Костеем рядом!

И тьма исчезла в густоте зеленых ветвей, только ветер по ногам хлопнул.

Старая Улита не обратила на это никакого внимания. Рванула в избу, забыв про всё, даже про жалобно стонущих гусей-лебедей, так и лежащих на поляне перед избушкой.

– Я т-те покажу задницу с мясом, – сложила она себе за спину дулю. – Через три дня, значит? Так я устрою три дня веселья, посмотрю, как ты справишься с теми, кого я на подмогу позову! Думаешь, Улита в лесу родилась, читать прилично не научилась, пню всю жизнь молилась, колдовала, как лешие учили? Ничо, пограмотнее знакомцы у меня имеются! В самой Академии чародейской студиозусов некромансии учат, упырям бошки сносить и мертвяков упокоивать! И тебя, душегуба, изловят да на плаху отправят!

Она поднялась на крыльцо избушки на покалеченных курьих ножках, перебинтованных с прошлой седмицы по самый подпол, села на лавку и потянулась к стоящему рядом колокольцу с кристаллом на макушке. Щелкнула по нему длинным ногтем, и тот засветился.

– Хто тама? – заголосила Улита в колоколец, то и дело прижимая его к уху, а затем снова возвращая ко рту. – Удмертий, ты, старый друг? Не трынди, я тебя на три года моложе! Выручай, в знак давней дружбы! Чаво? Да пошутила я тогда! Ну добавила в передачку с мёдом крапивы горькой, для здоровья мужского полезно! А ты орал, будто я туда, по меньшей мере, плюнула… Эх, ладно, кто старое помянет, тому осиновый кол в задницу. Слушай, Удмертушка, без твоей помощи не обойтись. Беда у нас большая приключилась…


* * *

Для скорейшего отправления группы молодых чародеев из славного города Ахенбурга в захолустную глушь, откуда декану Удмертию поступило сообщение с призывом о помощи, не пожалели и портала, способного перебросить людей с пожитками на расстояние в сотни миль.

И то правильно, подумала Ниенна. Снаряжения, эликсиров и оружия взято столько, что на своём горбу по оврагам да буеракам не перетащишь, а у лошади от такой тяжести переломился бы хребет. Или открылся бы дар человеческой речи, примерно в том же ключе, что и у старшекурсника Альбрехта Вельфа, отвечавшего за подготовку к переходу. В этот раз ему поручили возглавить не только собственную боевую тройку, но и всю экспедицию целиком.

– Эдгар, на кой ляд ты с собой столько эликсиров приворотных тащишь? А если бежать придется? Выронишь по дороге, селяне необученные подберут да себе во вред используют, а нам потом в яме с решетками сидеть? Брось немедленно!

– Не брошу! – вцепился в огромный холщовый мешок Эдгар. Внутри что-то подозрительно зазвенело. – А вдруг бабы?

– В деревне-то? Баб там немерено, а ты на фоне их мужиков и без приворотных зелий сгодишься, – ухмыльнулся Альбрехт. – Зад с мылом вымоешь да зубы почистишь, и колдовать не понадобится.

– Пошел к рогатым! – рассердился на однокашника Эдгар. – Я чаще тебя в баню хожу! И вообще…

Он перехватил поудобнее мешок и заговорщическим тоном продолжил:

– Там не только приворотные зелья, которые я, кстати, не использовать везу, а продавать, но и лучшая эссенция мадам Ангелины из «Прекрасного утра», семь флаконов! Достаточно развести с водой и – вуаля! – лучше игристого вина! Или ты на празднике рыгаловку сельскую собрался пить, типа сивухи на чертополоховых колючках?

– Не-е, сивуху не буду, – тут же пошел на попятную Альбрехт. – Ладно, упаковывайся, да смотри, чтобы преподаватели не просекли, что мы с собой хмельное тащим.

Боевик провел ладонью по темным растрепанным волосам, поправил ворот синего мундира.

– До отправления четыре минуты. Целительница где? А, привет, Азали, вижу. Герда, клинки упаковала? Отлично. Лялечка с вами?

– С нами, – подала голос Ниенна. Прозвище, прилипшее к ней почти год назад во время поступления в Академию, закрепилось, кажется, на всю оставшуюся жизнь.

– Поперед нас в бой не лезь, – голос Альбрехта неожиданно смягчился. – У тебя силы до конца не восстановились.

Он шагнул к девчонкам поближе:

– Не нравится мне эта ситуация, вот что я вам скажу. Селяне в глуши дикие, дай им волю, колдуна на костре скорее сожгут, чем за работу отблагодарят. В какое место их ни поцелуй, везде на задницу наткнешься. Поэтому обо всём подозрительном докладывать мне и не ходить поодиночке. Даже до ветру в нужник, поняли?

Девчонки синхронно кивнули. Даже острая на язык Герда смолчала. Видимо, понимала: не та ситуация, чтобы кочевряжиться.

– Лялечка, ещё раз перескажи на свежую голову, что там за история с убитыми девками?

– Двенадцать жертв с начала января. Вырваны сердца у ещё живых, вдобавок выворочена грудная клетка. Удивительно, что за помощью послала лесная ведьма такого уровня, что у неё избушка собственная на курьих ногах материализовалась, представляете?

– Лихо, – присвистнул Альбрехт. – И что, она не смогла уничтожить эту тварь?

– Нет, даже вычислить не получилось. Известно только, что шепелявит: то ли зубов не хватает, то ли от волнения. То ли просто нечисть, которой трудно дается человеческий говор.

– Ничего, мы всё равно подготовлены лучше, чем малограмотная лесная ведьма, – воспрял духом боевик. – Поймаем гадину да осиновый кол воткнем в глотку!

– Сначала вычислить надо, – покачала головой Ниенна. – Беззубых, поди, половина деревни. Кто бы их там лечил? Плюс с окрестных сёл на праздник Первого урожая люди в эти дни приходят. Что мне не нравится больше всего, это их церковь Всеблагого Левия.

– А чего с церковью не так?

– То, что она есть, – включилась в разговор Герда. – А раз есть, значит, жальники должны быть запечатаны, покойники – гнить в обнимку с опарышами под землей, а всяческая нечисть – глодать кору в лесу, а не кружить подле деревень, сердца у людей вырывая. Ниенка, ты в некромансерских книжках нашла хоть что-то подобное?

– Нашла, но ничего не подходит, – вздохнула Ниенна. – Сердце способна вырвать, как минимум, дюжина разных видов нечисти. Но большинство вдобавок обглодали бы трупы или хоть печень выели с мозгом. И ни одна из них не способна превращаться в туман с выпученными глазами. Я взяла с собой два бестиария, один – по вымершим чудовищам, погляжу на досуге, может, хоть какую-то подсказку найду.

– Добро, – кивнул Альбрехт. – Пора отправляться.

Портал запестрел разноцветными бликами, растянулся по воздуху кольцом, внутри которого клубилась тьма. Ниенна невольно поежилась, делая в неё шаг. Хорошо еще, глаз у этой пакости не было!

С момента, когда некромансерка освободила сотни неупокоенных призраков, прошло полгода. После ранней и обильно дождливой весны наступил солнечный июнь, пшеница и травы в полях поднялись справно и дружно, человеку по пояс. А к Ниенне начала возвращаться сила. Ей удавались даже самые сложные заклинания второго курса, вроде обращения скелета в прах, а затем воссоздания из него послушного её воле не-мёртвого.

Но то в башне Особого факультета, под присмотром декана Удмертия. На жальники соваться и работать с «диким» материалом он ей пока строго запрещал.

И потому Ниенна очень удивилась, когда наставник отправил её вместе с боевиками и целительницей в дальнюю дорогу, выяснять, что за чудище завелось в глухом краю, где люди даже подати платят не деньгами, а репой. Кстати, репа там росла знатная, из неё в столице варили и каши, и достойное королевского стола пиво, и даже колдовские зелья для лечения желудка.

«Хочу, чтобы ты развеялась. Сидишь в башне целыми днями, света белого не видишь, – объяснил Удмертий. – А то вон бледная какая…»

Некромансерка после пережитого оставалась бледной, как молоко, даже под палящим солнцем, но спорить с наставником не стала – искренне же переживает. Теорию она знает хорошо, может, и правда подскажет что-то. И боевики после зимних приключений в таверне перестали к ней цепляться. Вдруг действительно удастся отдохнуть и хорошо провести время?


* * *

В деревню с многозначительным названием Щедрое Поле студиозусы Академии добрались лишь к обеду, голодные и злые. Сначала настроение испортила бабка, позвавшая их на помощь, и её чокнутые гуси-лебеди. Паскудные птицы, о которых старая ведьма говорила, мол, вчера едва не померли, на деле оказались очень живучими. А ещё – злобно шипели на прибывших и всё пытались тяпнуть Эдгара то за бедро, то за сумку с эликсирами.

– Говорил тебе, задницу с мылом помой, даже скотине неразумной не нравится! – ржал неугомонный Альбрехт.

– Провались в Бездну! – шипел тот в ответ не хуже гуся. – Тебя эти твари, небось, своим признали, гогочешь, как они, вот и не кусаются!

Бабка, стоя на крыльце, оглядела их с нехорошим прищуром и покачала головой:

– Я думала, Удмертий даст боевых магов, а старый хрыч прислал недорослей, которые даже в сражениях не бывали.

– Бабуля, да ты знаешь, сколько мы пережили?! – едва не подпрыгнула от злости Герда. – Мы богине Тридамат и пяти десяткам эльфов полгода назад уши на пятую точку так натянули – до сих пор вдоль границ на цыпочках ходят, боятся! У нас некромансерка в той битве силу потеряла, едва восстанавливаться начала…

– Охти мне, ещё и дитё покалеченное с собой притащили! – всплеснула руками старая Улита. – Вас борщом досыта кормить надо и спать укладывать, а не в бой с чудищами отправлять!

– Борщ, бабушка, это хорошо, – шагнул вперед Эдгар. С почтением склонил перед ведьмой кудрявую голову и продолжил: – Не подведем мы вас, обещаем. Дипломированные боевые маги после осенней заварушки с эльфами на границах государства стоят, там опасности похлеще здешних. Поймите, некому деревенских от чудища спасать, кроме нас.

– Ох, деточки, – бабка поглядела на них намного ласковее. – Тогда вам лучше сразу в деревню идти, с народом поговорить, самим осмотреться. Всё равно связи тут нет никакой, а портал за вами Удмертий откроет лишь через три дня.

Из еды у старой Улиты оказался только забродивший квас и хлеб, такой черствый, что им побрезговали даже мыши. Поэтому адепты вежливо сослались на занятость и отсутствие времени, похватали сумки и отправились в путь. Бабка махала им с крыльца замызганным платочком, клятвенно обещая послать весточку «кому надо», чтобы ребятушек встретили, как подобает.

– Надеюсь, не гусей своих треклятых отправит, – пыхтел под тяжелыми сумками Эрл из боевой тройки Альбрехта, то и дело утирая пот со лба. – А то все нормальные люди разбегутся, останутся дедки да бабки, которым и умирать не страшно. Поднесут нам репу на блюде, вареную да печеную, вот и вся еда.

– А тебе надо, чтобы молодуха вышла с большими сиськами да чарку зелена вина с поклоном подала? – хохотнула Герда. – Ты ж не добрый молодец из сказки, и репкой перебьешься.

– Молодуху не надо, у неё муж есть, он потом мне голову оторвать попытается, – фыркнул боевик. – Пусть хоть пугало выйдет лесное, лишь бы пожрать у него было.

Под палящим солнцем ковылять пришлось почти час, и на подходе в деревню студиозусы без сил опустились в траву передохнуть. Герда оглядела окрестности и уважительно присвистнула: репища и впрямь внушали трепет. Казалось, что тянутся они от поросшей увядшим дерником дороги до самого горизонта. Небольшие круглые репки блестели белыми бочками, одна к одной – ровные, гладкие, размером с девичий кулачок.

– Красиво, – признала Ниенна.

– Ага, пока сидишь и смотришь с крыльца собственного поместья, как барин, – скривилась Герда. – А как подумаю, что с марта по октябрь ежегодно задом кверху всё поле проползать, так уж лучше пусть мне чудище сердце вырвет.

– Типун тебе на язык, – зашипела Азали. – Нашла, о чем вспомнить!

– Жрать охота, – вздохнул второй боевик из тройки Альбрехта, плечистый Бродди. – Может, к бабке вернемся, гуся-лебедя попросим? У неё один на обе ноги хромал, всё равно толку с него никакого, и так околеет. А мы бы в кустах костер развели, мясо пожарили…

– Ты рехнулся? – возмутилась Ниенна. – Это редкая птица, можно сказать, реликт! Они в книгу Исидры занесены, как вымирающий вид, их мало осталось. А ты – сожрать… Их и так перебили в свое время, не дай боги!

– Они детей воровали в незапамятные времена, так им и надо, тварям лапчатым! – не согласилась с подругой Герда. – Я тоже за гуся. Давайте жребий кидать, кому за ним идти.

Но буквально через пару минут провидение спасло гуся от неминуемой гибели, а заговорщиков – от выплаты огромного штрафа за убийство реликтовой птицы. Спасло самым приятственным образом – босоногим, веснушчатым, рыжеволосым. В двух экземплярах сразу.

– Во дела! – оживился задремавший на сумке с эликсирами Эдгар, открыв глаза и увидев перед собой две пары кругленьких девичьих коленок.

– Здравы будьте! – хором прощебетали хорошенькие близняшки и синхронно опустили задранные подолы, выбираясь с мокрой земли на сухую дорогу.

– Нас бабушка Улита отправила вас встречать и кормить, – высунулась из-за спин рыжуль ещё одна девица, с курносым носиком и длинной черной косой. – Пирожками с земляникой не побрезгуете? У нас целое лукошко! И два кувшина с молоком, холодненьким!

Дважды повторять не пришлось. Ниенне с Гердой и Азали досталось по одному пирожку, что умопомрачительно пахли вареньем и свежей сдобой. Остальное в один присест умяли изголодавшиеся боевики. Насытившись, парни не без интереса начали рассматривать миленьких селянок, а те в ответ переглядывались друг с другом, то и дело прыская со смеху.

– Люди бают, вы к нам с досмотром приехали? – потупившись, спросила одна из близняшек.

– И это тоже, но в первую очередь – на праздник, – многозначительно поднял брови Эдгар и улыбнулся: – Слыхали мы с товарищами, что девчонки в Щедром Поле такие, что краше их во всей округе нет, вот и приехали проверять. Видим, не врут люди-то!

Боевая тройка Альбрехта согласно закивала, дожевывая последние пирожки.

– Ой, милсдарь, я погляжу, озорник вы, любите смущать простых девиц, – кокетливо захлопала ресницами чернуля.

Ниенна сразу просекла: девка отлично понимает, что творит, и боевиков с их клинками да чародейством вовсе не боится. Неужто всерьез рассчитывает на щедрость столичных колдунов, которые не обидят нежную красавицу ни во время праздничных гульбищ, ни после, а наутро и вовсе одарят золотой монетой? Всё ж семье прибыток, корову или пару овечек прикупить можно.

И Ниенна в очередной раз порадовалась, что родилась не в селянской, а в графской семье. Подумаешь, из дому сбежала и родичи наследства лишили! Зато сама себе хозяйка, грамоте обучена и деньги заработать может колдовским ремеслом, а не женскими прелестями.

«С другой стороны, кто на меня позарится, на бледную да седую? – со смешком подумала она. – Девки сами будто репки, во всех нужных местах кругленькие. А я и впрямь после пережитого недокормыш сопливый…»

– Праздник-то будет, – продолжила меж тем одна из рыжих девиц. – Только потанцевать мы с вами, милсдари, не сможем: барин не даст.

И она горестно всхлипнула.

– Чего? – так и подбросило с земли Эдгара. – Чтобы какой-то затрапезный барин мне, сыну барона Червонского, веселиться помешал? Да я его на одну руку посажу, а другой прихлопну!

– Так он вам и не помешает, – помотала головой чернуля. – Он просто нас к себе в это время потребует, на кухне помогать. А ежели совсем не повезет, то и постель греть…

Девки как по команде шмыгнули носами.

– Противный он, гадкий, смердит одежей нестиранной, козел душной лучше пахнет! – загомонили они, обступив замотанного утренними сборами и дорогой, но всё же весьма пригожего парня в синем мундире. – А откажешься – оброк на семью такой положит, что вовек не расплатишься!

– Ну, ну, полно вам реветь, – ласково забормотал Эдгар и, уже не чинясь, обнял близняшек за пухлые плечики. – Ведите к барину, решим этот вопрос. Раз уж мы с проверкой приехали, с самого подозрительного и начнем.

– С чего ты взял, что он подозрительный? – фыркнул идущий сзади Альбрехт. Лидер команды остался недоволен: ему пришлось тащить за товарищем сразу оба дорожных мешка, его и свой. – Можно подумать, барин один в деревне воняет!

– Вот и посмотрим, – глянул через плечо Эдгар и притянул поближе одну из рыжих девиц. – Уж господинчик-то одежу мог бы почаще менять. А раз не меняет и в бане не бывает, то, может, и не человек он вовсе, а нечисть какая-нибудь?

– Нечисть по́том не пахнет, – напомнила Ниенна, поравнявшись с Альбрехтом.

– А козлом душным?

– Не знаю, козлов нюхать не доводилось.

– Вот и посмотрим на месте. Точнее, понюхаем, – оскалился Эдгар и пригреб к себе вторую близняшку.


* * *

Поместье господина Никулы Репняного, в котором он проживал с сыном, даже издалека выглядело неряшливо. Двор стоял в запустении, цветы на клумбах пожухли, а мужики, чинившие во дворе обшарпанную телегу, были, как один, суровы и почти беззубы. Азали уставилась на них с подозрением, но Герда дернула её за рукав и сердито шикнула, что эти вахлаки могли убить разве что вчерашним перегаром, а не вырыванием сердца.

На крыльце их уже встречал молодой барич Ивор, которым брезговали даже сельские девки. Как оказалось, не зря: юноша действительно был непригляден. Тучный, бледный, с темными пятнами под заплывшими глазами, он то и дело утирал пот со лба. Пахло от него, мягко говоря, не очень. Да чего уж там – разило за версту! По́том, кислым духом давно не менянного исподнего да жареным луком.

Проняло даже крепких и привычных ко всему боевиков. Ниенна краем глаза увидела, как тройка Альбрехта одновременно творит заклинание заглушки неприятных запахов, делая вид, что просто потирает носы.

– Документ покажите, – без приветствия потребовал барич, – с которым вы нас проверять приехали. Посмотрим, каковы ваши права на это, сталбыть, действо.

И Эдгар, которому девки по пути успели налить в уши жалобных слёз, не выдержал:

– Ты, сопляк, мои права решил проверять? Мои, Эдгара Червонского, сына барона, что тридцать лет верой и правдой служит стране и короне?!

Глаза боевика вспыхнули огнем. Вот селянки бы сейчас визжали, и не пойми, от восторга или ужаса! Жаль, отправились они в деревню от греха подальше, побоялись к любвеобильному барину даже под защитой магов идти.

– Смилуйтесь, господин! – перепугался толстяк. Барона Червонского знали и в глуши, ибо подвигов он совершил немало и нрав имел очень крутой. Как знать, вдруг сыну он тоже передался? – Я ж не просто так языком молочу! Сами понимаете, люди у меня под защитой, а тут чудище бродит в окрестностях. Батюшка занемог несколько седмиц назад, с постели не встает, да и я хвораю. Может, проклятие злой нечестивец на нас наслал? Вы бы это, проверили нас на предмет всяческого зла. И проходите, что же вы стоите, не стесняйтесь!

– Проверим, – сурово сдвинул брови Альбрехт, шагая через порог в неприбранный и мрачный холл. – Но пока нам с людьми потолковать надо. Где жертв видели, кому они родней приходились и прочее.

– И на праздник заглянуть, – снова подал голос Бродди. – Жрать охота, сил никаких нет!

– Тебе пирожков мало было? – зашипела гневно Азали, но её перебил барич Ивор.

– Так милости прошу к нашему столу! – радостно воскликнул он. – Угостим на славу, с пустыми желудками не уйдете! Сей же час приказ дам кухарке, пожрать сгоношит – пальчики оближете!

– Некогда нам, – обрубил Эдгар, пока остальные не согласились на сомнительную стряпню в грязном доме. – Пост у нас чародейский. Заповедано нам в богатых домах пищу не вкушать, баню исправно посещать, небесам до земли-матушки кланяться, а хмельное уничтожать собственноручно…

– И собственноглоточно, – шепнула стоящая позади Герда, едва успев увернуться от тычка в бок.

– Это что ж, сладкого не есть, вина не пить? – ахнул толстяк. – Вы бы ещё сказали, милсдарь, с бабами не ложиться! Это ж только помереть и останется!

И жирненькие щёчки вдруг покрыл совершенно девичий румянец. Смотрелось мерзко.

– Я на бабу, бывает, как гляну, аж сердце заходится! Хорошо, что я барин, а не селюк безлапотный: какую захочу, такую мне и приведут. Ежели желаете, вам тоже прикажу привести. Хучь девицу, хучь молодку.

– Не надо, – открестился от щедрого предложения Эдгар. – Сами знаете, король такие вещи не одобряет, а мы его величеству Александру подчиняемся и все его наказы исполняем. Неужели у вас как-то иначе?

– Что вы! – от провокационного вопроса Ивор враз сбледнул с лица. – Мы за здравие его величества молимся неустанно днем и ночью. Вот только, сами понимаете, бабы…

И вздохнул.

– Что – бабы? – не поняла Ниенна.

Толстяк окинул тощую пигалицу недоуменным взглядом, но узрел некромансерский знак, приколотый на воротник темно-красного балахона, и живо поспешил объяснить:

– Порождение рогатых, как известно! Уж простите, госпожа, но ваш пол одним своим видом так и манит, словно всякая баба от рождения уже ведьма и приворотными зельями сызмальства надушена…

У Герды перекосилось лицо, Азали сжала кулаки. Ниенна, тоже разозленная словами барича, уже собралась пригрозить ему превращением в крысу, как вдруг Эдгар сделал шаг вперед.

– Знаю я вашу напасть, уважаемый пан Репняной, – торжественно заявил он. – Не в бабах дело. Бесы вас одолевают, вот чего. Вы, поди, в церковь Всеблагого Левия раз в год заходите, на праздник Возрождения, и в грехах не каетесь так часто, как требуется. Ну вот и вселились в вас бесы-то. Изгонять надо.

– К-к-какие бесы? – дрожащим голосом спросил толстяк.

– Известное дело, какие, – укоряюще поджал губы Эдгар, ну точь-в-точь святой отец на исповеди. – Подзалупные. Неужто не слышали?

Стоявшие сзади чародеи мгновенно разразились кашлем. У отвернувшегося Лясана, последнего из боевой тройки Альбрехта, меленько затряслись плечи.

Барич побагровел от гнева:

– Шутковать непотребно вздумали, милсдарь? Думаете, раз вы сын барона, можно глумиться над теми, кто вам по статусу не ровня?

– Никак нет, пан Ивор, – лицо Эдгара оставалось непоколебимо-спокойным. – Хотите, побожусь? Бесы эти заводятся в штанах и скачут туда-сюда, оттого вам ни днем, ни ночью покоя нет. Сны срамные одолевают, мысли постыдные, а коли нет возможности их воплотить, вы вином заливаетесь да объедаетесь, как не в себя. Разве столько еды нормальному человеку требуется? Сами же понимаете, что нет. Бесы вас изводят. И вскорости совсем изведут, безо всякого чудища.

– Пощадите, милсдарь колдун! – барич Ивор со стоном рухнул на колени. – Избавьте от напасти! Это ж прознают в селе, на улицу не выйти, засмеют!

– Верно, – кивнул Эдгар, нервно косясь на продолжающих кашлять друзей. Только Ниенна стояла спокойно, про себя посмеиваясь над легковерным хозяином. – Не поймут вас селяне. Будут смотреть укоризненно и судачить меж собой. Такой, скажут, молодой, а уже подзалупным бесам поддался, срамник и бесстыдник. И кто-нибудь рано или поздно королю доложит.

– Пожалейте, милсдарь, – уныло продолжал бубнить толстяк. – Не допустите позора, вы же образованный маг, в академии чародейской учитесь, вы могете…

– Не могу, – со вздохом «признал» Эдгар. – Пока чудище, сердца вырывающее, в окрестностях верховодит, бесы в полную силу резвиться будут. К тому же, именно этот вид со стороны не победить. Вам, пан Репняной, самому придется противостоять нечистецам, пока их немного и они невидимы. А то, глядишь, разжиреют и плоть обретут, начнут по вашему телу прыгать, тогда точно по всей округе дурная слава пойдёт.

– Сделаю, что угодно! – захныкал барич, потрясая тремя подбородками.

– Перво-наперво мыться вам должно каждый день, исподнее менять тоже, бесы чистого не терпят, – с серьезным лицом начал давать советы Эдгар. – Баню раз в три дня посещать, париться от души. Вина не пить, сладкого и тестяного не есть, жирного тоже…

– К бабам не приставать и даже на праздник не соваться, – шагнула к Эдгару Азали, прекратившая маскировать смех под кашель. – Я целительница, и, можете мне поверить, хочу вам только добра. А то мало ли, придете развлекаться с чужими бабами, а у них тоже бесы в причинном месте сидят.

– Страсти какие! – заохал барич, осеняя себя знаком Всеблагого Левия. – А надолго это? Ну, пост, баня и остальное…

– Пока бесперебойное желание тискать баб не пропадет, – сурово припечатал Эдгар. – А вообще, жениться вам надо, барин. Но сначала избавьте себя от постыдной напасти.

– Всё сделаю, как вы скажете, – закивал толстяк, с кряхтением поднимаясь на ноги. – И всем, чем смогу, помогу в поисках чудища. Отец мой вряд ли что-то расскажет, он третью седмицу с постели не встает, но я к вашим услугам.

Сердечно раскланявшись с подобревшим барином, чародеи вышли из поместья, добрались до поворота на деревню – и с хохотом рухнули в стоящий здесь стог сена.

– Брешешь, как та собака! – с восхищением хлопнул Эдгара по плечу Альбрехт. – Но всё равно понять не могу, чего ты встрял за этих баб? Король наш ничего такого не запрещал, а ты ещё и богохульником себя чуть не выставил…

Эдгар только усмехнулся:

– Вот скажи, мордатый, тебе девки какие нравятся?

– Ну… красивые, – задумался лидер команды. – Стройные, с миленькими мордашками, с ножками изящными. Не очень высокие, не капризные…

– А мне веселые, – поднял брови Эдгар. – Девки, когда веселые, они всегда красивые, ты просто этого не осознал еще. А какое веселье с козлом смердящим в одном доме да в постели, тьфу-тьфу-тьфу, где тут дерево?

Боевик постучал себя по голове и продолжил:

– А ещё я живых люблю. И потому отсюда не уеду, пока не поймаю чудище, которое девкам прехорошеньким, вот как эти две рыжули, сердца вырывает.

– С Ивором и отцом его тоже разобраться надо, – добавила Азали, привалившись к боку Бродди. Тот удивленно покосился на целительницу, но отодвигаться не стал. – Уверена, нет на них проклятья. А вот на то, что их травят потихоньку, могу голову в заклад поставить. Вы пятна вокруг его глаз видели? Печень уже не справляется с воздействием яда. Потому и смердит он так, что последние слуги скоро разбегутся. Помрет барич, если мы не вмешаемся. Уверена, и папаша не просто так в постели лежит три седмицы.

– Интересно, – хмыкнула Герда. – Значит, не зря я в холле того… пошерудила немного?

И валькирия достала из кармана серебряную ложечку.

– Герда, ты сперла чужое имущество?! – ахнула Ниенна.

– Взяла на время, – поправила подруга, сурово нахмурив брови. – Серебро точно покажет, есть на доме проклятие или нет. На вот, изучай, это по твоей части.

– Сначала я, – Азали приняла ложку в большой носовой платок, чтобы не касаться голыми руками. – А то вдруг на ней яда немерено. Потом уже на проклятия проверим. Ну что, други, пора в деревню. Хочу ополоснуться с дороги, поесть да отдохнуть, пусть даже на печке.

– И с девками за околицей посудачить, – добавил Альбрехт. – Они наверняка что-то могут знать.

– И не только посудачить, – мечтательно зажмурился Эдгар.


* * *

Рыженьких близняшек звали Лана и Эля, хорошенькую чернулю – Агашка. Остальных девиц из пестрой щебечущей стайки Ниенна не запомнила. Но с ней молоденькие селянки и не жаждали особо общаться, полностью переключившись на боевиков. Заинтересовала их только Азали, у которой девки полушепотом просили то средства для избавления от чирьев и бородавок, то пилюли от нежеланной беременности.

– Вы только отцу-благодетелю на исповеди потом не ляпните, что я вам помогаю, – предупредила целительница, записывая на бумажке заказы. Денег она требовать ни с кого не стала, от подношения в виде репы отказалась, а вот кринку свежайшего мёда приняла с благодарностью. – Иначе вместе будем время коротать в яме с кольями, куда нас жандармы бросят.

– Так некому нас слушать, – бесхитростно сообщила Агашка. – Отец Генрих онемел и почти оглох год назад, ему хоть всякий срам в ухо ори – он токмо кивает довольно. Старики говорят, бог слышит сказанное, даже если отец-благодетель глух, как пень. А раз не карает за содеянное, значит, и греха в этом нет.

– Ага, как же, нет, – всхлипнула незнакомая девица, миленькая блондиночка с пухлыми щечками. – Сколько народу в округе чудище загубило, в каждой из семи окрестных деревень жертвы есть! За грехи наши тяжкие оно, вот чего!

– Марька, дочка старосты Семирязовки, девицей невинной померла, чем же она провинилась? – резонно заметила Агашка.

– Хе! – подбоченилась щекастая. – А то ты не знаешь, как можно девичество соблюсти и при этом грешить напропалую! Марьку отец и так бы прибил, без чудища, ежели опосля свадьбы родители жениха ему дырявую чашу с вином вынесли бы. Вот и выкручивалась, небось, как могла…

От последующего разговора у Ниенны кровь прилила к лицу. Жаль, толку с этого не было никакого: румянец на щеки всё равно не возвращался. Но от девичьих нехитрых откровений вяли уши. Она сделала вид, что отвлеклась на чей-то зов, и быстро отошла в сторону.

Деревенька оказалось приятной – десятка три добротных дворов, зеленеющие огороды да небольшой фруктовый сад с наливающимися яблочками. Всё живое на этой земле и впрямь пёрло, как на дрожжах. В Ахенбурге едва начал цвести жасмин, а здесь уже сирень сыпала людям под ноги густо-лиловые облачка. Ниенна неторопливо прошлась по единственной улочке, что почти вкруговую обхватывала небольшую площадь, на которой под старенькие гусли плясали сельчане. Краем глаза увидела Эдгара, которого рыженькие близняшки успели утащить танцевать, и набычившихся сельских парней, смотревших на пришлого щеголя, как на врага. Нет, до сумерек не полезут, а вот ночью вполне могут попытаться устроить наглецу «тёмную», чтобы девок чужих не обнимал.

«В жаб превращу, если тронут», – лениво думала Ниенна, бредя вниз к речке. У крайнего двора под раскидистым кустом сирени сидел белый как лунь дедок в окружении босоногих ребятишек.

– И с тех пор, говорят, повержены наши покровители, лежат в земле сырой. Не могут двинуть ни рукой, ни ногой, и лишь печалятся о прежних временах, когда ходили они по лесам и полям – три зверя, три человека, и не было в мире силы, что могла им противостоять, – услышала некромансерка чуть дрожащий старческий голос.

– А теперь что же, появилась? – тихонько спросил лопоухий мальчонка в порванной рубахе.

– Грехи наши тяжкие, – туманно ответил дед. – Вот придет защитник да поднимет поверженных из земли, тогда и путное что-то выйдет. А пока не шастайте в одиночку за околицей. Усекли, сорванцы?

Сорванцы ответили довольными воплями. Дед перевел взгляд на Ниенну и улыбнулся щербатым в силу возраста ртом. У детей зубов тоже не хватало, малые ж еще. Когда там коренные вырастут…

Некромансерка невольно поежилась. Злодей нет-нет, да и шепелявит якобы из-за выбитого зуба? Так тут вся деревня шепелявая, кроме молодых парней и девиц! Как же искать супостата? Может, в церковь сходить? Не бывает такого, чтобы глухонемой отец-благодетель молебны творил да людей на путь истинный наставлял. Уж молодых семинаристов в столице выпускалось ежегодно по триста душ, на каждую деревеньку хватит, даже в самой заднице мира. Странно, что его раньше не заменили.

– Садись, внучка, попей кваску со старым Ерохой, – дед похлопал по бревну возле себя.

Вроде приличный. Пах хорошо – мукой да ботвиньей, голова бела-белёшенька, глаза голубые, ясные.

Ниенна вежливо отхлебнула из глиняной кружки предложенный квас и тут вспомнила, о чем говорила лесная ведьма. Неведомый упырь не только шепелявит, но и ненавидит празднества и девок! Значит, среди танцующих на деревенской площади его точно нет. И некромансерка будто ненароком спросила:

– А что же вы, дедушка, здесь сидите, а не на празднике пляшете?

– Так нечем мне, миленькая, – добродушно улыбнулся старый Ероха, задирая штанину. Вместо левой ноги у него была деревянная культя.

Ниенна едва не прикусила себе язык со стыда. Тут же начала извиняться.

– Да ничо, внученька, я не обидчивый. Я и отсюда вижу хорошо, как будто сам там пляшу.

Он наклонился к некромансерке и заговорщически шепнул:

– Скажи чародеям своим, чтобы у местных парней ничего съестного не брали, а то понос прохватит, ни одно заклинание не поможет. Местные обижены на них, видно сразу. Ну ничо, дело молодое, приятственное. Когда ещё морды друг другу из-за девок бить? Не в старости же, когда ни ног, ни зубов, хе-хе.

И дед меленько рассмеялся, а следом за ним и Ниенна.

– Скажите, а почему вашего отца-благодетеля в городской пансион не отправят? – вдруг решилась она спросить. – Глухонемому самое место в тепле под присмотром сиделки, а не в молельном доме. Он, поди, и не помнит, как печати на жальниках обновлять. Того и гляди, упыри из могил полезут.

– Не полезут, – помотал головой дед Ероха. – Туточки земля такая – ни мёртвым, ни полуживым из неё хода нет. Держит она крепко померших испокон веков, сами не встают. Ежели только кто им не поможет…

И глянул так, что Ниенне будто острым когтем по затылку провели, аж в дрожь кинуло.

– Я не собираюсь такой пакости делать, – тут же открестилась она. – Некромансия наука сложная и страшная, силе нашей строгий контроль нужен. Я только упокоиваю мертвецов с нечистью всякой… да душ сколько-то на тот свет перевела один раз.

И сердце будто сжала невидимая ледяная рука. Зачем чужому деду такое говорить? А ну как начнет выспрашивать подробности, которые до сих пор вспоминать страшно?

Но старый Ероха лишь кивнул:

– Славная ты девчушка. Вот и держись к нам поближе, за околицу не ходи, пусть мужики ваши сражаются. А твоя сила иная, она мёртвое с живым поменять местами может, а драться ею не слишком сподручно.

И снова Ниенне стало не по себе. Откуда дед этот выискался, такой умный? И не утерпела, будто за язык кто дернул, спросила:

– Дедушка, как считаете, это чудище, что девкам сердца вырывает, живое или неживое?

– Живое, лапушка, живое, – Ероха с видимым расстройством пожал плечами. – Будь оно неживое, справились бы легче… Так что берегись, не твоя это битва, не хватит у тебя силушки. И в церкву лучше не суйся, на плохом месте она стоит. Отец-благодетель тебя от кровопивца не спасет в случае чего.

– Не буду, – пообещала Ниенна.

Довольно прищурившийся старик не заметил, как озорная девчонка скрестила за спиной пальцы.

Конечно, она постаралась замести следы. Сходила на площадь, послушала гусляра, купила у подошедшей торговки маковый калачик. Посмеялась от души, увидев, как Эдгар за углом старостиной избы втюхивает доверчивым местным парням приворотные зелья. Теперь деревенские смотрели на него с восхищением и немного с опаской. Небось, уже пообещал, что девки косы друг дружке станут драть за внимание столь желанных кавалеров.

Улочка кончилась у берега реки. Вправо, через небольшое репище, вела дорога к церквушке.

«Тут недалеко, – успокаивала себя Ниенна. – Если что, пошлю сигнального дракончика, Герда мигом примчится!»

Церковь производила удручающее впечатление. Ничем не огороженный двор, поросший лебедой и чертополохом. У самого здания, старого, покосившегося, валялся в пыли разбитый колокол. Как же они тут молебны служат?

«Видимо, никак, – мрачно думала некромансерка. – И печати на жальниках не обновляют. Повезло, что земля здесь с какой-то хитрой особенностью, покойники из неё выбраться не могут. Надо бы поузнавать у селян их местные легенды. Или до тетки Улиты дойти и спросить. Один хрен, ещё два с половиной дня тут торчать… И всё же, как хорошо, что во время заварушки с эльфами не было у меня подобной проблемы! Шиш бы я тут несколько сотен призраков из земли подняла, уплотнила и на тот свет отправила!»

От воспоминаний стало грустно, но разум работал, как часы. Чтобы подобная земля щедро отдавала захороненное в ней, надо обильно и регулярно поливать её кровью. Потому и в битве с остроухими, что столетиями измывались над представителями иных рас, победа досталась сравнительно нелегкой, но подъемной ценой – всего лишь девичьей миловидности лишилась да отчасти здоровья. Но ведь и сделано столько, что и помыслить страшно. И кем? Не королевским магистром, а сопливой адепткой-первокурсницей!

И тут ледяная волна дурного предчувствия ткнула её в висок изнутри: опасность! Рядом неживое!

Ниенна не успела даже сообразить, что происходит, как сзади на неё что-то прыгнуло. Некромансерка отшатнулась в сторону, одновременно разворачиваясь и сжимая пальцы – сплетая знак «небесного огня», что упокоивал любую низшую нежить, не умевшую говорить.

Она уже знала, почему местный отец-благодетель оглох и онемел.

Отдачей от заклинания тряхнуло так, что лязгнули зубы. Вот леший, всё-таки не восстановилась до конца! Ниенна пальцами правой руки зажала нос, из которого хлынула кровь, а левой ладонью завращала в воздухе, сотворяя сигнального дракончика.

Меньше, чем через три минуты вся команда студиозусов столичной Академии материализовалась у развалившихся церковных ворот.

– Лялечка, ну что мне с тобой делать: на цепь посадить или к себе кандалами приковать?! – зарычал Альбрехт, на ходу выхватывая из ножен клинок. – Я кому сказал предупреждать о любой отлучке?

– Гля, парни, она служителя церкви Всеблагого Левия угробила! – ахнул Лясан, выглядывая из-за плеча лидера. – Кранты теперь, полетят наши головы!

– Это не служитель, – помертвевшим голосом просипела Герда.

– Не он, – согласилась Ниенна, рассматривая поверженную страховидлу с восковым полупрозрачным лицом, которую с человеком можно было перепутать лишь сослепу или спьяну. Красные выпученные глаза, длинные грязные когти на пальцах и клыки, не вмещавшиеся в рот, довершали картину. На худощавом теле уродца давно не стиранной тряпкой болтался балахон служителя храма.

– Это что ещё за ху…дожество нарисовалось у нас под боком? – ошарашенно спросил Эдгар, почесывая шею, на которой уже алел след чьего-то поцелуя.

– Гулиус немотус, – ответила Ниенна, вытирая нос платком, который ей сунула Азали. – Питается силой и кровью хозяина-мага, выполняя за него всю черную работу. Не говорит, почти не слышит и вдобавок не видит так, как люди. Но нюхает, читает мысли и передает отдельные образы своему господину. Долгое время может притворяться человеком, отводя народу глаза, солнца не боится, без прямого приказа атаковать не опасен.

– Так что же получается, эта тварь… – начала было Азали и ахнула, зажав рот рукой.

– Тварь служит неведомому магу, с которым они год назад благополучно где-то прикопали настоящего отца Генриха. Слушает исповеди жителей, подмечает, кто чем живет, куда ходит и как часто остается один, а потом передает информацию хозяину, – подтвердила её догадку Ниенна. – Потому-то злодея, убивающего девок, и не могут до сих пор изловить. Сам маг сидит в деревне под личиной селянина или барина, или шут знает кого. И он, кстати, нас видел. И прекрасно знает, зачем мы здесь. Иначе упырь меня бы не тронул, а просто притворился отцом-благодетелем, который ничего не слышит и вообще очень занят.

– Так нас вся здешняя округа видела! – едва не застонал Эдгар. – На площади без малого человек пятьдесят было. А кто не доехал ещё на празднество, тем про нас расскажут, ещё и приукрасят.

– Значит, круг поиска расширяется, – развела руками Ниенна. – Но в одном мы можем быть уверены точно.

– И в чем же? – насторожился Альбрехт.

– Эта сволочь – некромансер. Сильный и давно колдующий, раз умеет тьмой становиться. Но, вероятно, плохо обученный. Гулиуса держал на голодном пайке, я с одного удара его упокоила. Значит, силу копит для чего-то важного.

– Узнать бы, для чего, – скрипнул зубами боевик.

– Узнаем, – пообещала Ниенна. – А теперь надо в деревню возвращаться. Предлагаю показать селянам чудище, чтобы они решили, будто их проблема исчезла, и расслабились на празднике. Сами же глядим в оба: паскудник неминуемо объявится. Бережем девок, не отпускаем от себя далеко. Я ещё попробую на кладбище местное сходить. Покойники тут, говорят, не встают просто так. Вот и узнаю, что же произошло со здешней землей, раз она мертвецов не выпускает. И хорошо бы упыря сжечь до темноты, а прах закопать. А то очухается ночью, тьфу-тьфу-тьфу…


* * *

Хоронили упыря всей деревней.

Сначала, конечно, бабы поплакали об отце Генрихе, который был примерным во всех смыслах человеком – и исповедовал толково, и службы вел справно, и от чарки вина, ежели не в пост подносили, носа не воротил. Затем от души поплевали на тело кровососа, чья морда в опустившихся сумерках стала выглядеть ещё паскуднее, и пожелали ему вечно корчиться в адских котлах с кипящими нечистотами.

А после того как тело предали огню, в деревне наконец грянул долгожданный праздник.

Напрасно Эдгар нахваливал доверчивым парням свои приворотные зелья. Хорошенькие селяночки вились, будто пчелки, вокруг столичных боевых колдунов. У тройки Альбрехта развязались языки, и Лясан с Эрлом наперебой начали рассказывать, как на прошлый Самайн «эльфов в капусту порубали, богине ихней паскудной жест срамной прямо у портала показали да такими выражениями благословили, что у неё ухи острые в гармошку сложились, вот у лялечки нашей спросите, она всё видела!»

Ниенна согласно кивала. Послушать боевиков, так они сами всех победили, а Тридамат от одного вида вооруженных до зубов чародеев драпала со всех уродливых ног, аж призраков разогнала, до самого неба улетели. Но спорить с ребятами не стала. Пусть бахвалятся, девки же слушают, ахают, смотрят восхищенными глазами. Говорят, дело во все времена приятное – отдаться на милость молодой горячей любви, пусть даже на пару дней, пока задание не выполнят.

Говорят, да… Ей это всё равно не светит теперь, седой да бледной почище упыря. И мужика с огненным сердцем, о котором ляпнул оркский шаман, ей не сыскать вовек. Наверное, стоило бы приглядеться к парням попроще, вон тот черноглазый высокий косарь посматривал на неё заинтересованно с самого обеда. Но теперь во взглядах, которые он украдкой кидал на некромансерку, думая, что та ничего не замечает, плескались изумление и страх. М-да… Девчонкой, в одиночку одолевшей кровососа, можно восхищаться. Любить и желать её – вряд ли.

Ниенна с грустью вздохнула, делая глоток из кружки с квасом. Хмельное она пробовать не стала, ни деревенский самогон на чертополохе, ни Эдгаровы настойки. Не рискнули накачиваться алкоголем Герда с Азали и, как ни странно, Альбрехт. С другой стороны, правильно – кому-то надо оставаться в строю и, в случае чего, защищать деревню.

Неподалеку загомонила детвора – здоровенный Бродди закончил катать всех желающих на руках, изображая «карусель», и теперь показывал «суслика», любимую малышовую забаву в Острижском королевстве.

– Фуфлик бальфоооой! – смешно присвистывал он, делая страшные рожи. – Фуфлик злой, идет, вубы точит, фьесть ваф хочет!

Дети хохотали, держась за животы. Азали, сидевшая рядом, посматривала на боевика с явной симпатией. И Ниенна её понимала. Бродди отказался вешать лапшу на уши сельским девкам, вместо этого с азартом возился с босоногими загорелыми сорванцами. Наверное, скучал по оставшимся дома пятерым младшим братьям и сестрам.

Рядом на лавку кто-то плюхнулся. Ниенна подняла глаза.

– Победили мы ту ложку, – довольно призналась Герда, устраиваясь поудобнее. – Правильно Азали думала: мышье зелье, да такое забористое, что держится на металле не меньше суток, никакой щелок не берет.

– Мышьяк? Откуда он в этой глуши? – удивилась Ниенна, а потом помрачнела. Ну конечно же. Некромант, поди, учился в одной из пяти чародейских академий Острижского государства, а составление и нейтрализацию самых известных ядов на первом курсе проходят все адепты.

– Мне тоже любопытно, подруга. Селяне травили бы дрянью типа болиголова да волчьего лыка, а тут руки не из задницы нужны и мозги какие-никакие. Дозу рассчитать ещё надо, чтобы подопытный копыта не сразу откинул. А здесь половина деревни читать порядошно не умеет. Только картинки в книжке твоей про чудищ смотрели, и то срамные им оказались интереснее обычных… Слушай, ты вроде как прогуляться хотела на кладбище? Может, сейчас и сходим, пока не совсем темно? Ты сама говорила, тут неупокоенных нет.

– Герда, только дурак в идиотских сказках лезет на кладбище ночью!

– Или некромансерка с боевичкой в поисках кровососов и чокнутых колдунов, которых можно порешить и денег за это поиметь, – не сдавалась Герда.

– Ага, натурой заплатят. Репой, в смысле, – рассмеялась Ниенна. – Чур, продавать её потом на дворцовой площади будешь ты!

Валькирия с некромансеркой встали, потянулись и не спеша побрели к околице. Конечно, идти на самом деле никуда особо не хотелось ни одной, ни второй, но сидеть было скучно. Это Эдгара вон не видно из-за обступивших его девок. Кудрявый красавчик, оказывается, умел не только драться и заговаривать зубы наивным дурочкам, но и справно бренчал на гуслях и знал, кроме срамных частушек, ещё и с пяток старинных баллад о любви. Да и голос у него оказался на диво приятным. Неудивительно, что у деревенских против столичного щеголя не было никаких шансов.

За поворотом на местный жальник подруг ждал сюрприз в виде ковылявшего навстречу деда Ерохи. Старик вышел из пахнущей медоносами темноты, как тот несчастный призрак из басни, чьих близких убили подлые враги, а сам он мстил им так долго, что успел скончаться в процессе, но дело своё так и не завершил. Вот и мается, и ходит по окрестностям, и стонет…

Дед Ероха не стонал, но лицо у него было грустным.

– Вы куда это ходили в темноте в одиночку? – сурово нахмурилась валькирия. – Сами же говорили никому за околицу не соваться, потому что чудище бродит вокруг и сердца вырывает!

– Моё сердце ему уже негодящее, – попытался было отшутиться старик, но наткнулся на холодный взгляд Ниенны. – Бросьте, девицы, чего со мной случится? Я каждый вечер по темноте на жальник хожу, чтобы на глаза никому не попадаться, а то начнут причитать, мол, куда ты, пень колченогий, свалишься ещё по дороге. Увяжутся провожать, а зачем они мне у могилки?..

И Ниенне снова стало неловко. Как ни крути, а впотьмах некромансер всегда узнает коллегу по едва уловимому фиолетовому сиянию-ауре, её никакими скрывающими заклятиями не спрятать. Ничего подобного у деда не наблюдалось.

Но всё же было в нём что-то такое, несвойственное обычным людям. Сила, но мягкая и текучая, засмотришься – исчезнет, а ты стоишь и моргаешь, как дурачок, и думаешь: померещилось или нет?

Герда, видимо, тоже считала настроение старика.

– Кто у вас там, дедуль? – прямо спросила она.

– Все, – просто и грустно ответил дед Ероха. – Жена, другие сродственники…

И показал кувшин, зажатый в узловатых дрожащих пальцах:

– Я вот внученьке молочка носил. Страсть как она его любила, особенно холодненькое, да поутру с оладушками. А женка моя их пышными готовила, с подушку размером. Ни у кого в селе такие не получались! Эх…

Подруги стояли, потупив взгляды в землю. У Герды полыхали щеки, Ниенне же просто было очень стыдно. Неудивительно, что дед держится особняком, не жалует праздники и охотно общается лишь с детьми. Какое уж тут веселье, когда вся семья, включая младших, на жальнике закопана, а он один-одинёшенек на белом свете?

– Эпидемия? – глухо спросила она.

– Колдун, – вздохнул дед. – Тот самый, что девок забижает.

Ниенна остолбенела.

Получается, дед знает намного больше, чем пытается показать? А что же молчит тогда, не рассказывает ничего? Они ж не селяне неразумные, а маги, прибывшие расправиться с поганцем, им нужно знать о происходящем как можно больше!

Некромансерка только набрала в грудь побольше воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой, как вдруг тишину расколол истошный девичий визг.

Кричали с площади.

Герда махом выхватила оба клинка из ножен и рванула назад в деревню.

– Беги, чего стоишь?! – вдруг зло рявкнул на Ниенну дед. – Не тронет он меня! Остальных сберегите! Охти, горе мне, ну чего попёрся, не дождавшись, пока спать все не лягут…

Что-то в его словах не понравилось Ниенне, но думать над сказанным было некогда: она понеслась за Гердой, практически не отставая. Всё-таки тело восстанавливалось после пережитого прошлой осенью, хвала всем богам, кроме паскудной остроухой.

В ярком свете фонарей и факелов по площади катался огромный туманный клубок тьмы с красными злыми глазами. Их и впрямь было не счесть! Клубок издавал скрежетание и визг, сравнимый разве что с воплем пьяной баньши.

Ревел он от злобы и бессилия, ибо вся огромная толпа селян оказалась недоступной. Бродди с кучей разновозрастной малышни стоял в огненном круге, что пыхал пламенем выше человеческого роста. Длинная лавка, на которой сидела Азали с несколькими деревенскими старухами, медленно вращалась в воздухе на высоте не менее пяти аршин. Бабки, бледные как полотно, судорожно сжимали края лавки и не шевелились.

Альбрехт с Лясаном и Эрлом держали вокруг остальных селян светящееся кольцо, одновременно плюясь в глазастую мглу огненными стрелами. Ниенна с ужасом поняла, что члены боевой тройки пьяны в стельку, и рванула вперед ещё быстрее – пока парни не промазали и не подпалили чью-либо избу.

Туманный клубок гневно ревел, но не мог прикоснуться к людям. А до жилья, где оставались совсем малые да старые, ему не давали добраться боевики. Удивительно, но простейшие атакующие заклинания срабатывали на отлично.

Но едва некромансерка подумала, что неведомый маг не так уж силен, как тьма вытянулась на высоту в два человеческих роста, превращаясь в столб, и глянула на неё многочисленными глазищами.

«Зачем ты с ними? – острой иглой ввинтился в голову чужой голос. – Иди со мной, и мы вместе завоюем эту землю!»

– Спасибо, мне своей земли хватает, – ядовито ответила Ниенна. Ничего, что родители за побег из дому лишили наследства и угодий родовых: перебесятся, поймут со временем… – Её у меня столько, что и тебя похоронить хватит.

– Так сссдохни, сссстерва! – завыл неведомый чародей и кинулся в атаку. Заклинание защиты, что едва успела сплести Ниенна, смяло чужим ментальным порывом, как карточный домик. Некромансерка закричала от ужасающей боли в висках, замотала головой…

Через миг стало легче – это Герда угостила напавшего парочкой огненных стрел. Но Ниенна видела, что сил у подруги не так много: валькирия накануне плохо спала, а сегодня плохо ела. Ей бы подремать в обед, да не вышло, дел оказалось по горло. Остальные боевики были сыты, но пьяны, а значит, на колдовство тратили в два раза больше сил. Скоро и они иссякнут, а эликсиры – в сумках в избе старосты, до которой ещё добежать надо…

И тут чудище развернулось и с ликующим ревом поплыло к ближайшему амбару. Сейчас, когда время урожая ещё не пришло, там хранилась лишь прошлогодняя солома.

– Девки, – зарокотало оно, принимая образ огромного человека. – Много!

Уродливые мглистые руки потянулись к покосившейся двери.

«Откуда там девки?!» – едва успела подумать Ниенна, как дверь распахнулась сама, без чьей-либо помощи.

Внутри проема полыхало огнем от пола до потолка. Пламя рвануло наружу, и туманный маг с диким криком отшатнулся в сторону, снова заклубился чернильной глазастой тьмой.

Следом на площадь шагнул Эдгар, вытягивая вперед руки с поднятыми ладонями. Пламя повиновалось его воле, как живое. В кудрявых волосах запутались соломинки. Боевик шел босиком по траве, словно невинное дитя из обители Всеблагого Левия. То самое, крылатое, что испокон веков посылает невидимые стрелы даже в черствые сердца, заставляя их любить.

Одежды на нём было примерно столько же.

Герда, стоящая рядом, изумленно присвистнула.

– Теперь я понимаю баб, что за ним бегают, – шепнула она.

– Сожри своё сердце, упырь! – рявкнул Эдгар и добавил в адрес неведомого мага пару непечатных выражений.

Из амбара смущенно захихикали. Через миг из темноты показались три головки – две рыжих и одна черная, с длинной косой. И чудище заревело вновь, готовясь атаковать нахального молодого колдуна, что мешал добраться до вожделенной добычи.

Видимо, Эдгар тоже это понял, потому что рявкнул: «Назад все трое, немедленно!»

Туманный злодей увеличивался в размерах, обрастая подозрительными на вид шипами. ещё несколько ударов сердца – и они станут твердыми и острыми, как стекло, Ниенна знала это заклинание. И противостоять нечем, сил практически не осталось…

Идеи, приходящие в миг, опасный для жизни, лишь потом кажутся идиотскими. Сейчас же мысль, вдруг возникшая в беловолосой девичьей головке, показалась весьма дельной.

– Эй, некромансер! – звонко окликнула Ниенна враждебно настроенного коллегу. – Суслика покажи!

– К-какого сссффуслика? – опешило чудище. – Ссс ума ссссофла?!

Дети, стоящие около Бродди, захихикали: неведомый колдун говорил ну точь-в-точь как их новый веселый знакомец. Только тот притворялся шепелявым, а этому и не надо было.

Среди взрослой толпы тоже раздались едва слышные смешки.

– Как какого – кривомордого и беззубого, – мигом включилась в разговор Герда. Паскудно ухмыльнулась и добавила: – У тебя это получается лучше, чем нас убивать. Всё ж польза на празднике, людей хоть повеселишь…

– Да вы ффсссе фффдохните ффтрашной фмертью! – взвыл некромансер, мигом вырастая выше крыши самого большого дома.

Но было уже поздно. Смех, как известно, не только продлевает жизнь, но и портит творящиеся рядом заклинания, затрудняя их прохождение в эфире. А уж когда над тобой смеется вся деревня…

С угрожающим воем мглистое облако полыхнуло фиолетовым огнем – и распалось на мелкие туманные клочки, которые растаяли в воздухе.

А площадь содрогнулась от ликующего рёва. Сельские парни, ещё днём смотревшие на гостей с недовольством, едва дали Эдгару напялить портки, чтобы затем подхватить его, остальных боевиков и благодарственно подкинуть несколько раз в воздух. Бабки наперебой отпаивали уставшую, но довольную Азали квасом и молоком.

«Завтра наша целительница из нужника не выйдет от такого разнообразия напитков», – лениво подумала Ниенна. Краем глаза некромансерка увидела ковыляющего к площади старого Ероху и с облегчением выдохнула. Кем бы ни был этот странный дед, он явно не желал людям зла.

А об остальном она обязательно узнает завтра.


* * *

Деревянная лавка в избе старосты, на которой разместили Ниенну, оказалась удобной. Может, потому что была широченной, как сундук, а огромный тулуп, который хозяин щедро постелил вместо перины «славной губительнице упырей», – мягким, как пушистое облако.

Мешал только храп Герды, к которому под утро добавились зудящие шепотки хозяйки и двух соседок, ладивших тесто на пирожки.

– Агашка с утра к колодезю за водой прибежала румяная да веселая. Рассказывала чудное: у столичного милсдаря, что злодея ночером по матушке приложил непотребно, под одежей волосьев никаких нет. Девки-то хохотать начали, а он на них посмотрел ласково и молвил, мол, дурёхи вы деревенские, ничо не понимаете, в столицах только мужланы сиволапые шерсть на теле ростят, а приличному, сталбыть, гражданину треба лишнее убирать, ибо он есть человек разумный, а не обиззяна дрессированная. И пахнуть ему должно приятственно, а не козлом смердячим… Ой, срам-то какой, бабоньки!

– Срам, срам! – запыхтели вполголоса соседки. – Охти, в столицах этих чаво творится, нельзя туда детей пущать ни на работу, ни грамоту изучать, а то срамоту енту ещё и домой притащат, позору семье на всю округу будет!..

Ниенна поняла, что подремать ей всё равно не дадут, и встала. Поздоровалась с хозяйкой и гостьями, выпила предложенный стакан молока. Пообещала явиться к утренней трапезе, поправила на спящей Герде одеяло и вышла из избы.

Утренний туман окутал деревеньку пухлыми клочками, похожими на огромные цветы заморского хлопка. Где-то невдалеке мычали коровы. Из прославившегося на всю деревню амбара доносились хоровые мужские стоны.

– Ниенка, как хорошо, что ты встала! – выскочила ей навстречу Азали. – Выручай, отнеси баричу Репняному и его отцу противоядие, да проследи, чтобы они всё выпили! Нельзя время терять, а я оторваться не могу: вон, лежат голубчики, помирать собрались…

Ниенна, ахнув, бросилась под крышу амбара.

Как оказалось, помирала боевая тройка Альбрехта – от банальной утренней похмельной болезни. Легче всех отделался Бродди: он молча сидел в углу и пил пахнущую укропом жижу, черпая её прямо из кадушки с солеными огурцами. Эрл с Лясаном лежали вповалку на тюках соломы и стонали, прикладывая к вискам мокрые рушники. Рядом валялся тяжело дышащий Эдгар, держась за голову правой рукой. Левая была туго перетянута тканью.

– Вывихнул ночью плечо и набил огроменную шишку на затылке, – наябедничала Азали. – Даже знать не хочу, при каких обстоятельствах! Толку с них сегодня не будет, как минимум, до обеда. Ни в бой, ни в…

Последнее слово от воспитанной целительницы слышать было странно и смешно. Ниенна покачала головой, спросила, где Альбрехт, узнала, что лидер их команды ставит ещё один магический щит по границам околицы, взяла у Азали крохотный кисет с двумя пилюлями и со спокойной душой отправилась к баричу Ивору с папашей.

«К деду Ерохе попозже зайду, сначала помогу отравленным, – думала Ниенна, пересекая по вытоптанной дороге поле с репками, за которым и стояла усадьба. – Заодно спрошу, не знают ли чего. Вряд ли они служат злому некромансеру. Если подумать, живые, здоровые и оболваненные магией господа полезнее, нежели мёртвые. Тем более, гад явно хочет землю в единоличное пользование захапать, и для этого разгоняет из округи всех мало-мальски крепких колдунов, истребляя поодиночке или запугивая. Но зачем?»

Оставался один вариант – спросить напрямую у старого барина, может, он знает, чем прославился этот край в былые времена. Вряд ли поганцу нужна репа и прочая растительность, в изобилии дающая цветы и плоды. Не делянку же папорового цвета он собрался тут выращивать. Да и с вырванными сердцами странное дело, будто ритуал кровавый пытается провести. Злое чернокнижие в Острижском государстве лет двести уже под запретом, ну так и некромансер этот – явно не законопослушный гражданин.

Ивор Репняной обнаружился прямо во дворе. Взошедшее солнце щедро золотило мягкими лучами гигантских размеров задницу, поднятую к небу. Барич занимался богоугодным делом – бил земные поклоны и бормотал под нос молитву Всеблагому Левию об избавлении от помыслов грешных. Ниенна с приятным удивлением заметила, что одежда на молодом помещике чистая, да и сам он не выглядел неопрятно. Увы, по-прежнему неприятно пах, но теперь некромансерка понимала, почему.

Услышав шаги, Ивор поднял голову и с видимой радостью вскочил на ноги. Похвастался, что срамные мысли посещают его всё реже и на хмельное почти не тянет, но тут же пожаловался на рвоту и боли в животе. И тогда Ниенна вытащила из кармана украденную ложку и пилюли в мешочке.

– Мышье зелье? – позеленел лицом Ивор после окончания рассказа. – То-то меня, простите, милсдарыня, блевати кидает уже еженощно! И требуха болит, токмо сладкое принимает, а зелень и овощи – нет… Знаю я, кто это содеял!

Он с опаской оглянулся по сторонам и потянул некромансерку за собой в усадьбу.

– Слуг нет, с праздника ещё не вернулись, токмо мы с батюшкой в доме, можно не бояться, – зашептал он. – Управляющий наш всё это затеял, голову на отсечение даю! Уж не знаю, колдун ли он, да только второго такого пакостника в мире не сыскать! Но батюшка его слушает, говорит, что все вруны да подхалимы, один Сапек честно служит и правду говорит, ежели надо. Батька-то у меня прямой, лести не любит. Давеча наслушался этого проходимца и плакал, просил отца-благодетеля привести, чтобы исповедаться перед кончиной. Говорит, за грехи пращуров наших молиться ещё до седьмого колена придется. Сильно предок наш накуролесил тут в своё время.

И Ниенна услышала удивительную историю.

В незапамятные времена, когда гуси-лебеди ещё воровали детей, основатель рода Репняных, разбойник и душегуб, зарыл где-то на здешних полях несметные богатства. Ибо грабил и стяжал всю жизнь, а была она у него ох какой длинной. Закрыл клад, принеся страшные жертвы – трех дочерей своих, которым самолично вырвал сердца и окропил нечистое золото их кровью. С тех пор земля крепко держит сокровища, не выпускает. Многие хотели их достать, да только не получалось.

– Легенды бают, лишь потомки рода Репняных могут клад найти. Да только мы отказались от этой затеи. Я, может, и любодей, да только убивать не стану и проклятое золото мне не надобно! – твердо заявил барич, ведя Ниенну по скрипящим ступенькам наверх, в комнату отца. – Батюшка со мной согласился, хотя упырь этот, Сапек, его уговаривал, мол, разбогатеть можно, пять деревень ещё отгрохать. А как отказ получил в третий раз, успокоился. Да только дня через два мы и начали чахнуть…

Ниенна только качала головой. Хитер, стервец! Вероятно, страшный ритуал действительно помог привязать поиск сундука к роду Репняных, к их крови. Вот только девок в нынешнем поколении нет, а с жертвоприношения старика да рыхлого и слабого юнца толку не будет. Проще загубить весь их род под корень и попробовать взять количеством. Рано или поздно земля насытится кровью и откроет свои тайны.

Но как здесь замешана семья деда Ерохи? Сплошные загадки и недомолвки!

Барин Никула действительно лежал в кровати, исхудавший почти до состояния скелета. И плакал потихоньку, держась за живот и бормоча что-то про грехи. Ниенна ласково коснулась пальцами его лба, накладывая заклинание подчинения, а затем скормила заулыбавшемуся старику пилюлю.

– Я ему внушила, чтобы ничего не ел пока, особенно из рук управляющего, – шепнула она, когда старик откинулся на подушки и закрыл глаза. Средства Азали оказались выше всяких похвал: на худые щеки быстро возвращался румянец. – Варите ему бульоны да каши. Яд в теле после принятия лекарства выведется за трое суток, а противоядия хватит примерно на сутки, завтра ещё принесем.

– Прегрешения наши тяжкие, – вдруг тихо прошептал старик сквозь сон. – Злодей дочек погубил, репяные хранители его прокляли, и через то род наш проклят…

– Какие хранители? – удивилась Ниенна.

– Бабьи сказки, – отмахнулся Ивор. – Говорят, тут в незапамятные времена три волшебных зверя и три колдуна жили, вроде как хранители этой земли. И плодоносила она раз в десять сильнее, чем сейчас: палку воткнешь – через час цвести начинала. А сейчас только репа растет, да огурцы всякие, да пшеница… Неправда это всё, вы же, милсдарыня, ученая грамоте, понимать должны. Как бы звери, пусть и волшебные, могли землю и людей охранять? Чай, не огнедышащие драконы.

Ниенна спорить с баричем не стала. Но про диковинных зверей зарубку себе на памяти сделала: спросить у местных селян.

Распрощавшись с Репняными, она отправилась назад. Утро плавно перетекало в полдень, и некромансерка решила заодно зайти и на местный жальник. Всё равно по пути. В деревне сейчас все заняты работой, не до болтовни.

Жальник встретил её покосившимися ржавыми воротами, на которых висела погасшая печать Всеблагого Левия, призванная сдерживать упырей и других нечистых, а также заставляющая мертвецов чинно лежать в могилах, не восставая из гроба и не пугая честной народ. Ниенна почуяла, как холодок ползет по спине. Такого святотатства она ещё никогда не видела. За жальниками должен быть строгий контроль: свежего мертвяка может поднять из могилы и студиозус, смеха ради. А превратить его в упыря, что повыест всю деревню, – обычная девка, пролившая слишком много слёз над могилой. Просто по незнанию. Потому и горят над кладбищами всего Острижского государства печати, дабы невежество людское под контролем держать.

Ниенна машинально высекла из пальцев поисковый «маячок» и отправила его гулять по окрестностям. Не крадется ли урдалак или стрыга по заросшим травой тропкам, не жаждет ли свернуть белоголовой девчонке шею?

Но нет, на жальнике было тихо. А когда спустя пару минут «маячок» вернулся в руку владелицы, некромансерка и вовсе замерла от удивления.

На этом кладбище не могли восстать из гроба даже самые свежие мертвяки. По одной простой причине: оно было накрепко запаяно сильными некромансерскими чарами. Да тут, поди, тоже человеческой кровью закрывали! Ох, Милосердная Смерть, что ж такое творится, что за гадюшник развелся в Щедром Поле и его окрестностях?!

Сильнее всего было наколдовано в углу, где за ровненькой свежей оградкой высились пять крестов. Одна могилка была для взрослого человека, остальные поменьше. Детей хоронили, может, даже младенцев. На могилке, крест которой обвивали цветочные венки, стояла кружка. Ниенна заглянула внутрь – молоко. На соседней, что предназначалась взрослому, стояла тарелка с расклеванными воронами оладушками, пригоревшими, плоскими, явно испеченными неумелой мужской рукой.

И на всех было рассыпано зерно и разбросана пошинкованная репка.

У Ниенны перехватило гортань: мигом накатили собственные переживания, до сего дня успешно подавляемые. Она села на лавку, тоже новую, тщательно обструганную, и заревела.

Что она оплакивала? Свою боль, покалеченное тело, почти иссякнувшую силу? Мать с отцом, что так и не поняли, почему она сбежала из дома и отказалась выходить замуж за старого маркиза, который для шестнадцатилетней девчонки был страшнее эльфовской богини Тридамат? Или любовь, которой никогда в её жизни не случится, ибо напророченного мужика с огненным сердцем не существует на белом свете?

Горе деда Ерохи, странного старика, который сам то ли человек, то ли дух, то ли нечисть, раз его родню держат под землей, но которого всё равно жалко так, что сердце рвется на части? Девок, которым красивый парень светит лишь на праздник, а поутру, в лучшем случае, – золотая монетка, кинутая в подол? Богатое приданое, купленная на эти деньги корова – и пропахший потом да хмелем муж, который никогда не сравнится с ласковым столичным чародеем?

Когда некромансерка очнулась и подняла голову, солнце уже клонилось к закату. Она ахнула, торопливо вытерла слёзы и побежала к выходу, потирая бурчащий с голодухи живот. Хороша гостья: обещала прийти к старосте на завтрак, а явится в лучшем случае к вечерней трапезе!

Нехорошее предчувствие кольнуло Ниенну ещё на выходе с поля. Отсюда по прямой дороге до околицы оставалось от силы полверсты, но уже было слышно, что в деревне ни звука. Не мычали коровы, не визжали дети, не ругались мужики, возвращавшиеся с покоса, не пели о любви девки.

Некромансерка вбежала в ворота, едва переводя дух, и с ужасом поняла, что предчувствие её не обмануло. Растерянно огляделась по сторонам. Где боевики? Где Азали с Гердой?

– Внученька, – тихо позвал её дребезжащий старческий голос.

Она обернулась и увидела сидящего в кустах деда Ероху. Судя по лицу, тот тоже недавно плакал.

– Беда, внученька: старый барин при смерти, – торопливо заговорил он, с кряхтением выбираясь из зарослей чертополоха.

– Не может быть! – ахнула Ниенна. – Он поправлялся, я ему с утра лекарство носила!

– Господин Сапек так сказал, – развел руками старик. – И заявил, мол, перед смертью барин хочет деревенским раздать имущество, чтобы за упокой его души Всеблагому Левию молились. Вот и пошли они, я тут один остался. Мне чужое ни к чему, злато-серебро тем более.

– А наши боевики? А Герда с Азали? – опешила некромансерка.

– Тоже ушли, за порядком следить и от чудища спасать, в случае чего. Не нравится мне это, внученька, ой не нравится…

Ниенна застыла на месте.

Альбрехт с утра ставил защитные заклинания на околице, ни один некромансер бы не пролез. А управляющий явился и увел всех людей из безопасного места!

Она задрожала так, что лязгнули зубы.

– Дедушка, ваш господин Сапек и есть некромансер, – прошептала Ниенна. – Не в усадьбу он их повел добро делить, а за сокровищами барскими. Жертву принесет массовую, и откроется ему место, где зарыт проклятый клад. Я с утра была у Репняных, противоядие давала. Видать, он понял, что старый барин с сыном вот-вот на поправку пойдут и затея его провалится. Потому и решил одним махом убить всех зайцев. Деревенские окропят своей кровью землю, некромант получит золото, а обоих Репняных в кандалы да на казнь – за то, что допустили массовое убийство на вверенной им земле…

Некромансерка опустилась в траву и закрыла лицо руками.

– У меня почти нет сил, я калека! – снова заплакала она. – Я полгода назад богиню Тридамат в небытие отправила и несколько сотен загубленных душ освободила, через то здоровье потеряла. Мне вовек его не одолеть, а ребята с селянами ушли!

Старик молчал. Затем Ниенна почувствовала, как сухая узловатая рука гладит её по голове.

– Не реви, внученька. Будем обходиться теми силами, что у нас есть. И твоими умениями.

– То есть? – удивилась некромансерка, вытирая глаза.

Старик смотрел на неё с грустью – и странной надеждой.

– Сейчас не надо сражаться с богиней и освобождать призраков, деточка. Подними из могил семью мою, томятся они в плену много дней. Не выпускает их земля, скованная чужим заклинанием.

– Неупокоенных мертвяков создать и выпустить?! Да вы, дедушка, никак ополоумели? Представляете, что случится, если вдобавок к некромансеру по округе будут ходить упыри или ещё кто похлеще?

– Там не мертвяки, – покачал головой старик. – И других способов нет. Пойдём скорее, иначе случится беда.

– А что же там, в тех могилах? – Ниенна вскочила и ринулась за стариком. Тот поспешал на удивление быстро для человека, у которого одна нога деревянная.

Дед не ответил сразу, торопливо ковыляя через репяное поле к кладбищу. И лишь один раз по дороге обернулся:

– Там наше спасение.


* * *

Еще на подходе к кладбищу Ниенна поняла: что-то не так. Дошло спустя лишь минуту, непростительно долгую в их с дедом Ерохой ситуации.

По кладбищу брели, раскачиваясь на полуистлевших ногах, немертвые. Были среди них и совсем усохшие мумии в тряпье, в котором с трудом угадывалась военная форма прошлого столетия, и босые селяне, у которых из нажитого добра был один худой сюртук, и раздувшиеся, ещё истекающие кровью и гноем девицы – все, как одна, с дырками в груди.

Ниенна едва успела прыгнуть с тропинки в канаву возле ограды жальника, дернув деда за собой. Тот упал и неловко покатился через скошенную траву, но приземлился удачно – на здоровую ногу.

– Простите, дедушка, но не до церемоний. Сожрут вас твари и не поморщатся, а у меня не хватит сил и на вашу защиту, и на бой с поганцем. ещё и родственников ваших за каким-то лешим поднимать… Гляньте, вон в той разношерстной толпе их нет?

– Нет, внученька, Сапек их ни за что не отпустит, он, скорее, ещё пару заклинаний сверху наложит, чтобы не выбрались ни за что, – ответил дед, тяжело дыша. – Тебе не надо меня защищать, я для другого пригожусь. Сбивай заклинания, освобождай моих и набирай силу, твоя подмога друзьям будет очень нужна. Они не справятся с некромансером, сама же знаешь.

– Дедушка, да где ж я возьму столько силы за короткий срок! – взвилась от ярости Ниенна, и вдруг замерла. Леденящий ужас пополз по желудку до самого горла. – Нет, ни за что! Вы с ума сошли!

– Да, внученька, – со спокойной грустью ответил дед. – Ты ведь знаешь, что делать, просто до сих пор мысли такой не допускаешь. Моей крови хватит, чтобы сломить заклинания паскудника, а жизнь заберешь ты.

Ниенна знала темные ритуалы, позволяющие за краткое время накачаться силой и одержать победу даже в самой нелегкой магической битве. Все они были завязаны на смерти жертвы, которая истекала кровью. Ведь именно в крови и заключается жизнь, потому её так любят упыри всех мастей. Лиши их живительной влаги – и в скором времени чудища рассыплются в прах.

Знала в теории – и не ужасалась существованию такой мерзости. Иногда ситуация бывает безвыходной, и, если кто-то поднял целое кладбище мертвяков для защиты жителей села или города, убийство одного человека не порицалось по закону. Совершившего ритуал некромансера никто бы не осудил, даже сама жертва. У каждого были дети или родители, мужья или жены, за которых не страшно отдать жизнь.

Но она же просто девчонка, отучившаяся всего год на некромансерском факультете! Ей семнадцать исполнится только в начале зимы! А что спасла кучу народу от эльфовской богини – так исключительно из чувства справедливости. Нельзя допускать, чтобы дети мучились под пытками, а из близкой подруги делали сосуд для потусторонней твари!

Но смогла бы она для спасения Герды убить, к примеру, маленького Ленка, если бы он был жив? Ужасный выбор! Ниенна затрясла головой, пытаясь избавиться от страшной картины перед глазами.

Дед Ероха будто понял её смятение.

– Надо, миленькая, сама же знаешь, – сочувственно вздохнул он. – Не бойся, я всё равно по-настоящему не живой, так что и умереть до конца не смогу. Просто дам тебе силу для первого боя. Дальше мы вместе придем на помощь.

– Вместе с кем? С ожившими родственниками?

– Увидишь, – коротко ответил дед. – Понимаю, как тебе страшно и как совестно. Но ты мне просто поверь.

Он положил суховатую руку ей на плечо, и Ниенна удивилась тому, как пышет жаром от едва живого старика.

– Мне плохо быть человеком, – прошептал он с тоской, и по изъеденной морщинами щеке скатилась слезинка. – А моим родненьким плохо там, под землей. Разъединил он нас, сволочь: меня в ледащее тело отправил, а их – к мертвецам под землю, мы даже лица его не запомнили… Да только не знал он и не гадал, что ещё один некромансер у нас в округе появится. Выручай нас, девонька. Иначе погибнут все, и эта деревня, и остальные. За сундуки с золотишком да за тряпки, расшитые жемчугами.

Ниенна сглотнула шипастый комок в горле и вытерла мокрые щеки:

– Хорошо, дедушка. Пусть будет, как вы скажете.

Это выглядело так просто – в старых пыльных фолиантах, что лежали в библиотеке. Или на практикуме, где ритуал отрабатывался на глиняном големе, в которого подобие жизни вдыхало заклинание декана Удмертия. Короткая формула – и короткий удар клинком в сердце. Для поднятия из земли немертвых, что будут по велению дипломированного некромансера защищать людей от чудищ или злодеев-душегубов, – взрезать жилы на руках и ногах и дождаться, пока кровь обильно окропит жальник. А уж затем – последний удар, чтобы забрать вместе с жизнью остатки силы и встать в бой рядом со своими созданиями.

Всё это отрабатывалось ради блага живых, что были умозрительными представлениями, бесплотными силуэтами в её же собственной голове. А здесь помощь понадобилась людям, которые утром угощали её парным молоком. Которые накануне в амбаре жарко целовали её друга и соратника. Которые с визгом катались на плечах её другого товарища, просили рассказать сказку, а затем доверчиво жались к ногам большого и сильного боевого мага. В надежде, что он спасёт их от злого некромансера.

Но на этот раз он никого не спасёт. Живое всегда побеждает мёртвое – если игра долгая. На коротких дистанциях служители Смерти сильнее.

Дед стоял перед могилами родных, утирая слёзы:

– Потерпите, родненькие, скоро вас освободят. Скоро нас всех освободят.

И протянул к Ниенне ладони, закатив предварительно рукава.

– Давай, девочка. Нельзя терять ни минуты. И помни, надо держаться. Мы скоро придем на помощь.

Ниенна стиснула зубы, вдохнула, выдохнула – и, читая нараспев заклинание, полоснула деда Ероху по запястьям.


* * *

Затея идти к барину на ночь глядя Герде сразу не понравилась. Она пыталась отговорить селян тащиться куда-то в сумерках из безопасной деревни, когда по окрестностям бродит полоумный маг-некромансер, но куда там! Мужики не стали её слушать, а девки и бабы жалобно заканючили, мол, всё самое ценное расхватают, а жизнь и так небогатая и несладкая, в трудах да заботах…

В общем, пошли все вместе, толпой в несколько десятков человек. Дети, как всегда, облепили Бродди, а девки – остальных боевиков. Азали шла рядом со вчерашними бабками, приглядывая, чтобы те в сумерках не переломали ноги.

А у Герды было неспокойно на сердце. Где же Ниенна? Как ушла к баричу с утра, так и пропала. Не случилось ли чего?

Тревога усилилась, когда у ворот поместья Репняных селян встретили разъяренные слуги и под собачий лай принялись гнать назад. Услышав про смерть барина, озлились ещё больше и пожелали тем, кто это сказал, «чирьев на лживый язык и на всю жопу». Заявили, что оба господина спят, и «убирайтесь-ка подобру-поздорову, пока целыми остались!»

За перепалкой не заметили, как цепные псы вдруг жалобно заскулили и полезли прятаться под крыльцо. А мохнатый и злющий вожак стаи вдруг так обреченно завыл, что у Герды кровь заледенела в жилах.

Через миг тоненько заорал кто-то из детей.

– Мёртвые, мёртвые идут! Когтищами грозят, нас жрать будут!

Дальше началось светопреставление. Толпа людей выломала ворота, пронеслась через весь двор, повалила на землю забор и выбежала на огромное репяное поле, только с другой стороны от деревни. Над уходящими к горизонту грядками подмигивала мертвенно-белым глазом полная луна, в сиянии которой сновали летучие мыши.

Слуги барина рванули за односельчанами – ужас охватил всех.

– Готоооовьсь! – раздался сзади басовитый рев Альбрехта. – Клинки обнажить, эликсиры выпить залпом и до дна!

Герда тут же схватилась за пузырек, висящий на поясе. Проглотила тягучую жидкость, от которой мигом прояснилось в голове, а жилы будто заполнились игристым вином. Сжала рукояти двух коротких, но острых сабель.

А затем увидела их. Страшных, иссохших от времени – или, наоборот, не успевших полноценно окоченеть, едва передвигающих налитые страшной не-жизнью ноги. Дети и бабы подняли визг.

Впереди шел тощий мужик с крючковатым носом и кривыми, как крысьи хвосты, неприятными усиками.

– Сапек! – ахнула одна из старух. – Так это ты наших девок загубил, подлец окаянный?!

– Молчать! – взвизгнул некромансер, аж уши заложило. И уже более спокойно добавил: – Надоели вы мне до печенок и праздники вашшши тоже. Гнить вам в полях, кровью землю поливая. Золото сссебе заберу, а Репняных на эшафот отправлю, пусть сссдохнут тоже, трусы никчемные!

А дальше шепелявый взмахнул руками и люди застыли на месте. Герда с ужасом оглядывалась по сторонам и видела, каким растерянным становится привычно жесткое и волевое лицо Альбрехта, как оседает на землю Эдгар, как страшно кричит вцепившаяся в его руку одна из рыжих близняшек, а затем резко замолкает и тоже падает. Как тоненько скулят дети, вторя собакам в поместье, как кряхтят мужики, пытаясь встать на четвереньки…

– Вырвать им сердца! – скомандовал управляющий Сапек, и толпа мертвецов с рёвом кинулась на людей. Но через три прыжка покойники вдруг замерли на месте в позах, достойных лучших актеров столичной пантомимы, и начали с шипением полосовать когтями воздух перед собой. Бесполезно, их словно не пускала невидимая стена.

По залитому лунным светом репяному полю со стороны кладбища брела Ниенна. Глаза её светились фиолетовым, вокруг расставленных в стороны рук водили хороводы сине-лиловые звезды.

– Не так быстро, упырь! – крикнула она. – Сначала попробуй одолеть меня!

– Но… как? – заорал Сапек, меняясь в лице. – Невозможно! Ты же без сссил, я всё про тебя узнал, я навел ссссправки!..

– Добровольная жертва способна на чудеса, – нехорошо усмехнулась Ниенна. – Но откуда тебе, негодяю, это знать? Ты берешь силой и нахрапом, своих родных убил бы за горстку золота, не то что чужих! Разогнал всех окрестных колдунов, чтобы под ногами не путались, кого убил, кого запугал… – Она щелкнула пальцами, и сияние вокруг ладоней вспыхнуло ещё ярче. – Но не учел, что эти пакости станут известны в столице и сюда придут уже твои коллеги, да?

– Ты не коллега! – издевательски захохотал некромансер. – Ты – девчонка, едва окончившая первый курссс! Ты чуть не погибла в битве с эльфами!

– Но не погибла же, – спокойно ответила Ниенна. – А вот они проиграли. И тебя та же участь ждет.

Герда едва успела шевельнуться, как подруга уже стояла рядом, направляя ладони в сторону толпы мертвецов.

– Он парализовал остальных заклинанием, направленным на живых людей, – быстро зашептала она. – Но ты полукровка-валькирия, на тебе оно полноценно не сработало, а я служительница Смерти, мы и магически ощущаемся как наполовину живые. На нас вся надежда, слышишь? Помощь скоро придет…

Герда обладала огромным количеством достоинств. Но самым главным, вопреки мнению мужчин, была не выдающаяся во всех смыслах грудь, а умение в сложной ситуации не задавать лишних вопросов.

– Как добежим до него, ушки заткни, – ухмыльнулась она в ответ.

И адептки рванули вперед, надеясь успеть встать живым щитом между мертвецами и жителями деревни.

Ниенна снова щелкнула пальцами, и ушные раковины затянуло белесым туманом. А Герда вытянулась прямо напротив некромансера и завизжала ему в лицо. Да, разбавленная кровь славных дев-копьеносиц имела меньшую силу, но ведь умение-то никуда не делось! Сапека отбросило ударной волной в ряды полуистлевших покойников. Он влетел спиной в кого-то особенно свежего, и тот лопнул, обдав господина зловонной жижей.

– Да я тебе, сссффука!.. – заорал он, судорожно кашляя и отплевываясь.

И упустил контроль над покойниками. Мертвецы тут же ринулись к нему, повинуясь воле Ниенны.

– Назад! – рявкнул Сапек. – Рвать людям сердца! Приказываю! Повинуйтесь моей воле!

– Герда, прикрой меня! – шепнула Ниенна.

И закипела битва, равных которой не видел этот край. Герда едва успевала взмахивать клинками, отрубая неупокоенным руки, ноги и головы. Правда, те не обращали на потерянные конечности никакого внимания, но и двигались без них менее проворно. Ниенна, стоя за её спиной, держала невидимую стену от мертвецов, не давая никому добраться до неподвижно лежащих друзей и жителей деревеньки.

– Ниенка, ты умертвила кого-то в качестве жертвы, что ли? – с трудом просипела Герда, отсекая башку особенно крупному и злобному мертвяку. – Откуда силища?

– Сама не знаю, – выдохнула та, очередным заклинанием сбивая Сапека с ног. – Видимо, нет, поскольку ожить и на помощь прийти обещался… Только как узнать, не соврал ли?

Герда оглянулась на лежащих людей и ахнула:

– Итить-колотить, подруга! Ты ВОТ ЭТО позвала на помощь?!

Одновременно с её воплем сзади раздались громкие стоны и ругательства – заклинание некромансера, парализовавшее людей, спало. Замерла и вдруг осела на землю многочисленная армия мертвецов, только глазницы их зло светились болотными гнилушками. Взвыл не своим голосом управляющий Сапек.

Со стороны кладбища, едва касаясь земли, шли шестеро, чьи силуэты полыхали ярче молний в весеннюю грозу. Трава под их ногами не приминалась, зато молодые репки, словно живые, тянулись к ним длинными кучерявыми листиками.

– Не сбрехал дед вчерась, когда сорванцам сказки сказывал, – тихо рассмеялась Герда, утирая пот со лба дрожащей рукой. – И впрямь три зверя и три человека… Но кто ж знал, что они реально существуют?

– Репяные хранители? Я сама думала, что они всего лишь представление древних людей о силах природы, когда пшеницы не было и сажали одни корнеплоды, – ошарашенно отозвалась подруга.

– Хорошо представление, особенно девка. У неё сиськи не меньше моих. Гляди, чтобы ей деревенские-то волосья потом из ревности не повыдирали.

– Не повыдирают, собственных богов треба уважать и почитать, и они прекрасно это знают. Нам всем повезло увидеть их собственными глазами, – Ниенна всхлипнула. – Нам даже деканы завидовать будут со штатными королевскими магами! Это же уникальное событие – явление мелких божеств народу!

– Да хоть бы помогли по-человечески. Я в них даже уверую и молиться стану, если понадобится. Репяные боги ничем не хуже обычных, с них и толку больше.

По полю шли шестеро. Впереди – дед Ероха, чуть поодаль – кругленькая беленькая старушка, которую он бережно вел за руку. По правую сторону – девчонка, крутобедрая и щекастая, с золотыми косами и ласковым взглядом. По левую – огромная собака, чья шерсть переливалась в лунном свете, как тот самый сундук с сокровищами, закопанный предком Репняных. На спине её сидели кошка и мышь.

Старость и молодость. Дружба и отвага, хитрость и воля. Незаметность и расторопность. И огромное, колоссальное трудолюбие. Вот столпы, на которых зиждется любое удачное дело.

Репки в земле, на которой вповалку лежали люди, засияли ярко-ярко, и мертвецы отшатнулись, жалобно воя и потирая глаза. А затем, как по команде, встали, развернулись и побрели в сторону кладбища.

– Не-е-ет! – взревел Сапек, и руки его полыхнули густо-фиолетовым. – Не бывать этому! Я возьму новую сффилу! Я прямо сфейчас…

Он ринулся вперед, вытянул из вяло шевелящейся людской толпы совсем крохотную девчушку – и пяти зим наверняка не стукнуло. Занес над ней нож, и Ниенна закричала, одновременно начиная плести заклинание, но уже понимая, что не успеет…

Не успела. Девчушка, живая и невредимая, упала на землю и заревела, а следом рухнул, как подкошенный, некромансер.

– Мало тебе, кровопивец! – сердито заявил стоящий за его спиной барич Ивор Репняной, опуская сучковатую палку. – Будешь знать, как срамных бесов на меня насылать, мышьим зельем батюшку травить и селян нашей родовой деревни обижать! Да чтоб тебе то золото в рот цельным сундуком насыпалось, а из задницы выпало, змей подколодный!


* * *

Густая тёплая ночь рассыпала над Щедрым Полем и его окрестностями пригоршни золотых звёзд. Давно дремали коровы в сараях, сонно квохтали куры на насестах, позёвывали сторожевые псы. Беда миновала, чуяли они, можно жить спокойно.

Лишь у людей сна не было ни в одном глазу. У Репняных в усадьбе нашёлся наполовину заряженный кристалл связи, через который Альбрехт вышел на декана боевого факультета Рейвана и сообщил, что задание магистра Удмертия выполнено.

Через три минуты во дворе прямо между поломанной телегой с сеном и колодой, на которой рубили дрова, раззявил алую пасть дальний портал главного корпуса жандармерии Ахенбурга. Суровые усатые мужики в чёрных мундирах заковали в заговоренные кандалы некромансера Сапека. Тот с момента поражения держал рот на замке, не реагируя ни на чьи вопросы или угрозы. Лишь напоследок, перед самым переходом, обернулся к стоящей между боевиками Ниенне.

– Шштоп ты сссдохла до срока, сссфффука! – сердечно пожелал ей некромансер.

– Посвисти мне еще, суслик недоделаный, – зло оскалилась в ответ Герда.

Жандарм, не чинясь, двинул задержанному по шее, и тот моментально заткнулся.

Когда Сапека увели, один из городовых глянул на адептов Академии:

– Вы с нами, ребята? Наверное, домой хотите?

Ниенна очень хотела в свою комнату с горячей ванной и белоснежным постельным бельем. Но Альбрехт посмотрел на деревенских, на расстроенно надувших губы рыжих близняшек около бледного Эдгара, на почесывающих голодные животы парней из своей боевой тройки, на детишек, облепивших Бродди, – и покачал головой:

– Спасибо, офицер, мы сами доберемся. Тут местным помочь надо.

– Добро, – взгляд жандарма потеплел. – Берегите себя. Буду ходатайствовать о представлении вас всех к награде. Такого гада изловили, некоторые упыри грехов меньше имеют!

А дальше всё завертелось с бешеной скоростью. Не успели адепты оглянуться, как оказались на вчерашней площади перед домом старосты. Ещё через малое время обнаружили у себя в руках чарки с пенной медовухой, которую щедро наливали прямо из бочки.

– За наше, сталбыть, здоровье и за славных спасителей, да наградит их Всеблагой Левий новыми силами для свершения подвигов! – торжественно провозгласил староста, поднимая огромный глиняный жбан.

Герда махнула чарку единым залпом – и тут же сурово сдвинула брови:

– Барич Репняной, вы же зарок дали – хмельного не употреблять, пока бесов не победите!

– Так я и не употребляю! – поспешил объяснить пришедший со всеми Ивор и показал полупустую чашу с молоком. – Мне легче стало апосля ваших пилюль, могу не только сладкое вкушать.

Он приблизился к боевикам и, понизив голос, попросил:

– Возьмите меня с собой, как в Ахенбург вертаться будете. Я хоть завтра с утра готов, уже и вещи собрал. И отец меня благословил: ему уже лучше, один какое-то время поживет, справится…

– Зачем? – насторожился Эдгар.

Ниенна едва не рассмеялась. Понимает, стервец, что срамные шутки могут ему выйти боком, как только Репняной доберется до нормальных целителей и расскажет о своём необычном недуге!

Но толстяк вдруг смутился и заговорил шепотом:

– Учиться желаю богоугодному делу, милсдари! Я, хоть и грешник, да на путь искупления твердо встал и не сверну более. А раз отца-благодетеля у нас уже год, как оказалось, не имеется, то на него и выучусь в Академии богословия. Если уж упырь притворялся глухим и при этом справно службы нёс, чем же я хуже? Я хоть обманывать доверчивых людей не стану и честно молиться буду за всех – и за селян, и за вас, милсдари. И даже за хранителей наших! Раз они существуют и нам так помогли, отчего же об их благополучии не попросить?

– И впрямь, – согласился опешивший Эдгар. – А как же ваше… хм, пристрастие к женскому полу? Там ведь не получится, как вы привыкли. Жениться дадут один раз и на всю жизнь.

– А я и не хочу больше, – отмахнулся барич. – Как представлю, что на бабах тоже бесы срамные водятся, так, верите, нет, аж бежать от них охота вприпрыжку! Не хочу я больше такого позору, милсдари, вдруг и впрямь до короля дойдет?

– И то верно, – кивнул с видимым облегчением Эдгар. – Ну… тогда милости просим с нами! До столицы порталом вмиг домчим, моргнуть глазом не успеете!

Ивор Репняной просиял, словно ему пообещали драгоценный подарок, торопливо раскланялся, пожелал всем присутствующим славного вечера и убежал за околицу.

– Ох и злющий из него отец-благодетель выйдет, – фыркнула ему вслед Азали. – Зря ты его этими бесами напугал, он же день и ночь будет зудеть селянам насчет грехов плотских и нечисти срамной, житья никому не даст. Из бывших грешников получаются самые рьяные святоши.

– Посмотрим, – пожал плечами боевик. – В любом случае, я не намерен ждать, пока он просветлится и вернется домой окучивать мозги окружающим на предмет богоугодной и праведной жизни. И вообще, собираюсь этой ночью грешить, как последний сукин сын. Ибо бабы, как вчера верно подметил наш барич, есть отродья рогатых, а кто я такой, чтобы сопротивляться влиянию столь могучих созданий?

С этими словами Эдгар осушил чарку с медовухой и слегка шатающейся походкой побрел туда, где играла музыка. Рыженькие близняшки встретили его довольными возгласами и тут же потащили плясать.

– Это какая чарка по счету была? – фыркнула ему вслед Ниенна.

– Вроде пятая, – ответила Герда. – Пускай веселится, заслужил.

– Вы все заслужили, – высунулась из-за их спин черноволосая Агашка. – Выпейте, госпожа некромансерка, вам полегчает!

– Ещё успею, – отказалась Ниенна. – Мы тело деда Ерохи земле не предали, совсем забыла я про него. Неправильно это как-то, всё же не чужой человек…

– Кого? – удивилась девка и наморщила лоб, будто припоминая. – Не было у нас отродясь такого деда. Есть только один Ероха в Щедром Поле, но тому семь зим недавно стукнуло, почитай, вся жизнь впереди.

– Но как же… – оторопела Ниенна и замерла, увидев насмешливый взгляд Герды. – Ну конечно же. Боги приложат все усилия, чтобы люди помнили лишь то, что им нужно.

– Пойдёмте плясать, госпожа, – уговаривала Агашка. – И глотните, репяными хранителями клянусь, хуже не будет!

– Ну, раз репяными… – и некромансерка протянула руку за чашей.

И лишь когда сладкая, пахнущая медом жидкость сперва покатилась огнём в желудок, а затем ударила в голову, Ниенна вдруг вспомнила, что с утра ничего не ела…

Но было уже поздно. Мир вокруг резко замедлился, а потом вспыхнул разноцветными звездами. Они сплошным потоком падали с небес, оседали на испачканных рукавах её мантии, в волосах и на ресницах стоящих рядом девиц. Запутывались в траве, повисали драгоценными камнями на покосившихся дощатых заборах, на битых глиняных горшках, украшавших частокол. Водили хороводы вокруг пляшущего с рыжулями Эдгара и Бродди, что оставил полусонных детишек на попечение матерей и теперь вёл за руку в круг раскрасневшуюся и счастливую Азали.

«Какая она красивая! – от восторга у Ниенны перехватило горло. – Какие они оба красивые, как подходят друг другу!»

– Агаша, а можно мне снова налить?.. – несмело шепнула она.

Еще одна вспышка пламени, сначала рухнувшая в живот, а потом плеснувшая в грудь. Ниенну бросило в жар.

Как она раньше не замечала, насколько хорошо быть живой? Вечно бы стояла, разинув рот, и смотрела на то, какой дивный и прекрасный мир вокруг! На полыхающие факелы, пляшущие парочки, на хорошеньких до умопомрачения сельских девиц, надевших на головы своим избранникам венки – и когда только успели сплести?

Вот кто-то из них схватил её за руку и со смехом потащил к злополучному амбару, где воткнутые в землю факелы освещали толпу деревенских парней, окруживших стол и две колченогих табуретки. На одной из них сидела встрепанная и счастливая Герда.

– Следующий! – звонко выкрикнула она, закатывая рукава повыше. Напротив опустился вихрастый кряжистый парень, Ниенна смутно помнила, что это сын кузнеца.

Миг – и подруга утвердила локоть на стол, крепко-накрепко ухватилась за широченную мужскую ладонь. Взгляд глаза в глаза. Ехидная ухмылка. Меньше, чем через минуту рука кузнецова сына падает на дощатую столешницу.

– Одолела! – ахает толпа, как один человек.

Герда придвигает к себе чарку с медовухой, опрокидывает её в рот, утирает губы и задорно хохочет:

– Следующий! Ну, кто сможет одолеть валькирию-полукровку, победившую вместе с подругой шепелявого сморчка-некромансера?

Гул в толпе стихает. Видимо, парень был самым сильным в деревне и соперников для Герды не осталось. И вдруг из темноты шагает высокая фигура.

– Я рискну, – усмехается вчерашний черноволосый косарь. – Зови меня Вячко.

Герда фыркает.

– Хочешь тоже опозориться перед девчонкой? – подначивает она.

– Нет, хочу плясать с тобой потом, как одолею, – серьезно отвечает косарь.

– Ладно, если одолеешь, пойду с тобой, – глаза Герды задорно сверкают в отблесках факелов, и Ниенна ахает – как же прекрасна её подруга! И как хорош черноволосый Вячко рядом с ней!

«Проиграй, проиграй!» – бьется у неё в груди.

Руки схватились над серединой стола, ноги крепко уперлись в землю. Минута – и валькирия стукается костяшками пальцев о столешницу.

– Ооооххх! – единогласно проносится над толпой. Кажется, Ниенна тоже кричит от восторга.

– Вот же ж леший, – с досадой машет рукой Герда, но уговор есть уговор. Она дергает себя за ленту в толстой косище, и длинные светлые волосы водопадом окутывают плечи.

– Я хоть немного тебе по нраву? – вдруг смущается Вячко, но его шёпот из посторонних слышит лишь некромансерка.

– Конечно, – удивляется вопросу валькирия. И поясняет: – Ты же один тут меня одолел. Как ты можешь мне не нравиться?

Бабах! – взрываются над головой разноцветные яркие шары, все вскрикивают, Ниенна машинально закрывает голову руками, но через миг радостно смеётся – это же салют! Она видит фигуры боевой тройки Альбрехта на площади в окружении кучи народа. Парни колдуют слаженно и размеренно, как в поединке, но цель чародейства в этот раз славная, подходящая и месту и времени.

Вввжух! – с шипением летит в небеса огненная комета и кружит, кружит, выписывая замысловатые кренделя, оставляя за собой сияющий след.

– Аааааа! – кричат от страха и восторга дети, у которых прямо перед носом взмывает ввысь стайка разноцветных драконов. Те прямо в полете начинают битву, заставляя малышню визжать ещё громче и скакать на месте.