Счёт поручениям, которые раздала своим подчинённым Марина, уже давно перевалил за сотню, когда сквозь плотную череду рабочих мероприятий к Марине осмелился пробиться никак не связанный с её деятельностью звонок. Секретарша поймала Марину на выходе из переговорной комнаты и, не дав начальнице совершить манёвр, притянула к себе за пуговицу. Она шепнула Марине на ухо: «Вас там сестра вызывает». Начальница издала про себя «ох». Не то чтобы она не любила сестру, вовсе нет. Просто ей спокойнее жилось без напоминаний о том, что бедность, нужда, беспомощность и впрямь существуют. По той же причине Марина старалась не смотреть в глаза курьерам, продавцам и официантам. И это при том, что про них она могла фантазировать – ну, может, ребята ещё хотя бы на бирже торгуют или получают хороший процент со вклада. А вот про сестру – Надю – Марина знала точно: перспектив жить в достатке у неё нет. Сама, конечно, виновата – окопалась в своём Кирове, устроилась в детский сад нянечкой и так и просидела двадцать лет на одном месте, ни разу не задумавшись хоть что-нибудь переменить. И даже появление у Нади ребёнка не было предварено не то что обдумыванием – даже мыслишкой. Какой-то местный слесарь устал напрягаться в погоне за красотками и скрасил свой вечер пышнотелой Надей, жажда мужского внимания которой была так велика, что после двух-трех комплиментов она совершенно утратила самоконтроль. Казалось бы, ребёнок мог стать отдушиной для Нади, ведь силу своей любви ей было больше не на кого обратить. Однако то ли будни няни не позволяли Наде осознать уникальности существования её собственного ребёнка, то ли накопившиеся в душе обида и злость мешали ей быть ласковой и нежной с ребёночком, но мальчик рос агрессивным, ругался на маму и хулиганил во дворе. Марине было неприятно общаться с сестрой. Она совсем другая, какая-то безыскусная, слишком простая. И в её жизни постоянно что-то случалось – то мошенники объявятся, то сломается духовой шкаф, – так что Марина была вынуждена испытывать слишком сильную, чтобы её сносно терпеть, жалость. Она немного помогала сестре, но больше для успокоения совести, скорее символически, хотя Надя и говорила, что для Кирова это неплохие деньги. Пусть, но Надя всё равно не могла извлечь из этой помощи ничего путного, потому что, казалось, не имела вкуса жизни, не видела никаких перспектив, кроме сытного и разнообразного ужина.
Марина издала про себя второй «ох» и решила не медлить с ответом. Она отправится в свой кабинет прямо сейчас, чтобы поскорее узнать, в чём дело, и чтобы мысли о сестре не лежали на её душе тяжким грузом. Она кивнула секретарше и зацокала каблучками по мраморному полу офиса. Волосы её не были ни густы, ни длинны, зато пристальный и сосредоточенный взгляд с прищуром и высокий темп шага придавали её походке эффектности. Особенную красоту составляли её не по возрасту худые, довольно длинные ноги, натренированные утренними пробежками и плаванием по выходным. Марина ворвалась в свой кабинет и склонилась над трубкой. Она выдохнула в третий раз.
– Алло! – сказала Марина.
– Алло! Мариночка, это я, Надя. Слышишь меня? – ответила сестра.
– Да. Я сейчас немного занята, у тебя что-то случилось?
– Мариночка, как твои дела? У меня к тебе есть одна просьба.
Марина успела подумать про деньги, но не тут-то было. Своей просьбой Надя застала сестру врасплох. Доверительной интонацией она сообщила Марине, что её сын Боря – Борька, как она выражалась, – хочет поступать в институт. И поскольку всю свою жизнь Надя провела в Кирове и не может про этот город сказать, что он располагает к покорению каких-то высот или хотя бы личному счастью, она будет рекомендовать сыну выбирать московский институт, какой – пока не решила. Она присматривается к строительным и транспортным ВУЗам. Если Марина хочет, она может помочь своей сестре с выбором или рекомендовать им что-то своё. Порой её, Надю, посещают мысли какого-то беспредельного свойства: а не податься ли Борьке в инженеры, не поступать ли ему в «бауманку»? Или это пустые мечты? Так или иначе, суть её просьбы состоит не в этом. Она бы хотела попросить у Марины дать её сыну жилище на то время, что он будет поступать в ВУЗы в Москве. Конечно, когда начнётся учёба, Борьку заселят в общежитие и тревожить покой Марины он не станет. Но вот на этот трудный в быту период поступления – может она обратиться к сестре с такой просьбой?
Марину всё ещё подташнивало от привычки сестры называть Борю Борькой. Но чувство отвращения, связанное с этим, ушло на второй план, сокрытое удивлением от далеко идущих планов кировской родни. Боря, который никогда не являл ни таланта к учёбе, ни прилежания, ни даже элементарного уважения к людям умственного труда – своим учителям, – решил податься в учёные. Повстречав за время своей продолжительной карьеры самых разных людей, Марина что-то слышала о чудесных превращениях, но она не могла поверить, что её хулиганистый племянник, любитель тусовок и рок-концертов, абсолютный оторва и перекати-поле способен на разумную жизнь. Да знает ли он хотя бы про ЕГЭ?
– Всё он знает. – сказала Надя. – У нас книжки есть, он готовится.
– Какие предметы он будет сдавать? – уточнила Марина.
– Все, какие надо. – сказала сестра.
Ничего вразумительного добиться от неё Марина не смогла. Борька будет поступать, но куда и каким образом, осталось загадкой. Марина сказала, что, конечно, поможет, и не только потому, что не могла отказать родной сестре, но и предчувствуя, что дальше разговоров дело Бориного образования не пойдёт. Ведь школьникам ещё только учиться оставалось полгода, и вероятность того, что за это время Борю успеют произвести в уголовники, Марине казалась куда более реальной, чем та, какую ей обрисовала Надя. Но распрощавшись с сестрой, Марина всё ещё оставалась взволнованной. Ей совсем не хотелось, чтобы их с дочкой семейный покой потревожил этот неотёсанный или, скорее, дикий мальчик. Это тем более было важно, что дочь Марины – Эльвира, Эля – сама готовилась к поступлению и находилась в том самом возрасте, в котором за девичьи наивность и нежность ещё можно крепко держаться. И как бы этот Боря, если нагрянет, не оказал на Элю дурного влияния. Конечно, помешать её учёной будущности он не сможет, ведь Эля уже выиграла несколько олимпиад и отправила своё более чем достойное резюме в несколько ведущих зарубежных ВУЗов. Но кто знает, как присутствие этого оболтуса скажется на самой Эле? Не вскроет ли фривольность Бори Эльвириных страстей? Не пробудит ли она в юной девушке дух протеста, жажду приключений, как телесных, так и духовных? Заранее нельзя было сказать. Марина, полностью довольная своей разумной и трудолюбивой дочкой, посчитала, что двое этих детей стоят друг друга и ещё неизвестно, чья возьмёт верх. И весь остаток того длинного дня её раздирали противоречивые побуждения. Чаще она думала о том, как защитить дочь, как избежать появления нежданного гостя. Но изредка и очень коварно у неё в уме появлялась мысль противоположного свойства: а почему бы не испытать Элю, почему бы не натравить на неё этого сорванца Борю? Эта вторая идея Марину, конечно, пугала. С чего бы это такой откровенный садизм по отношению к родной дочке, любимой, послушной, правильной? По отношению к той, которую она всегда берегла от неприглядных сторон жизни? Той, которая носила белые платьица в редкий цветочек и одевала книги в обложки? Но мысль о грубом вторжении Бориса продолжала приносить едва уловимую радость, как бы Марина этому ни противилась. Поэтому она решила поскорее забыть о телефонном разговоре. Действительно, велика вероятность, что на этом всё и закончится и лишнего повода для волнения у неё не будет. У неё и в офисе их хватает. Марина с головой окунулась в работу.
А вечером, пока водитель вёз её домой, она снова решила обо всём этом подумать. Но вместо отвлечённых рассуждений она вдруг захотела сделать что-нибудь простое и конкретное – для своей дочки. Марина попросила Николая – водителя – остановиться возле какой-нибудь булочной. Николай не растерялся, и уже через пару минут Марина любовалась красной крышей лучшей кондитерской в городе. Отстояв небольшую очередь, она заказала панкейки и вензели – именно те, которые, как она помнила, любила Эля. Сев за уютный столик, покрытый белой скатертью, Марина впитывала праздничную атмосферу заведения и радовалась: всё у них будет хорошо. Когда ей наконец принесли её заказ, она широко улыбнулась официанту и протянула ему щедрые чаевые. Тот поднёс руку к шапочке и преклонил голову.
– Ну, кто будет вензели? – огласила Марина, едва успев переступить порог своей квартиры.
Дочка её не расслышала – в таком просторном жилище это неудивительно. Марина подошла поближе к комнате Эли и повторила свой вопрос. Из открытого проёма донеслось энергичное, мелодичное шуршание. Эля выбежала в коридор, нарядная, довольная, уже раскрасневшаяся. Тапочки в форме зверят выдавали ребёнка в её душе. Но так трудолюбив и ответственен был этот ребёнок, что мало какой взрослый с ним бы сравнился.
– Ух ты, мама, а с чем они? – глаза Эли загорелись, её аккуратный носик пытался сам найти ответ на Элин вопрос. Самостоятельность – это и вообще было ей характерно.
– Да тут разные, с вишней, с малиной. Я думаю, может, мы фильм посмотрим? Дай только я переоденусь и душ приму.
– Хорошо, мамочка, какой ты хочешь? – Эля так и светилась.
– А давай ты выберешь, детка. Что-нибудь успокаивающее.
– Хорошо, я тебя на диване вон там жду.
– Давай. А на кухне тебя ждут панкейки.
– О-о-о! – протянула Эльвира.
По пути в свою комнату Марина заглянула в Элину. Горела настольная лампа, стол бы завален книгами. Марина и гордилась дочкой, и переживала за неё. И правда, стоит Эле иногда расслабляться, лучше вот так, в компании мамы, чем где и с кем попало. Марина приняла душ и накинула на голое тело свой любимый халат. Она немного постояла перед зеркалом, стараясь понять, не нужна ли ей ещё подтяжка лица. По звуку, исходившему из соседней комнаты, она поняла, что фильм уже идёт. Откладывая неизбежное удовольствие, Марина вертела головой то вправо, то влево, сверяя симметричность контуров. И кто знает, сколько бы она ещё так простояла, если бы Эля не призвала маму: «Мама, иди скорей, я сейчас все вензели съем!».
Марина поспешила в комнату и ничуть не удивилась, когда обнаружила на экране сцены из «Трудностей перевода» – это Элин любимый фильм. Может быть, потому он так привлекал дочь, подумала Марина, что ей самой скоро предстоит отправиться в другую страну – учиться на биоинженера. Наша мама даже немного завидовала своей дочке, ведь таких возможностей у неё самой никогда не было. Но удобно устроившись на диване, обозревая спину Эльвиры, которая села на полу, по-турецки скрестив ноги, Марина отдалась мечтам о прекрасном будущем дочери и о том, как своей поддержкой будет помогать Эле ступать по пути жизни смело и выбирать лучшие на нём повороты. Она восхищалась дочкой, которая до такого позднего – по нынешним-то временам – возраста сохраняла тёплую привязанность к маме. Казалось, лучше для Эльвиры нет и не может быть компании. «Дочка выросла благодарная» – подумала Марина – «Ну какое счастье».
– Мама, что же ты не берёшь вензель? – спохватилась вдруг Эльвира.
– Ох, я и забыла. – ответила Марина. – Но я лучше панкейк.
– Заварить тебе ещё чаю?
– Если тебе не трудно, солнце.
Эльвира справилась очень шустро и принесла аккуратный чайник богемского фарфора и чашки. Но фильм они так и не досмотрели. Им обеим вдруг отчаянно захотелось поболтать. Мама и дочь поделились друг с другом последними новостями. Эля сообщила, что из Берлинского университета прислали положительный отзыв – она будет допущена в очный тур конкурса.
– Ну что же ты сразу не сказала! – воскликнула мама.
– Не знаю… – растерялась дочь.
Марину не переставало удивлять то, какой непрактичной бывает Эля. Иногда казалось, что вопросы судьбоносного характера её ничуть не волнуют, зато сколько внимания к мелочам! Эля была из тех детей, кто с упоением выбирает расцветку нового пледа или собирает пазлы, но кто теряется, когда его просят определиться с будущим. Как будто, думала Марина, дочке не хватает смелости или решительности для овладения собой и своей судьбой. И в то же время Марина была рада, что она есть у Эли, поскольку ей самой жизнь не оставила выбора и вынудила суетиться. Ценой тому стал отказ от всякой мечтательности, зато теперь она, добившись успеха, может позволить дочке подольше оставаться ребёнком. Марина попросила Элю пересесть на диван и рассказать поподробнее про Берлинский университет, чтобы она могла составить своё мнение. Дочь выложила ей чуть ли не всю историю этого места, с датами и именами, как обычно. Марине на какой-то миг показалось, что Берлинский особенным образом запал в душу девочки и, значит, ей надо туда. Но потом она вспомнила, что про Парижский дочь говорила с не меньшим вдохновением. Ну ладно, у них ещё будет время определиться.
– А у меня для тебя тоже новости. – сказала Марина.
– О, давай, мам. – ответила дочь.
– Это про Надю, ну, ту, из Кирова.
– А-а…
– Помнишь, я рассказывала тебе про её сына? Твой двоюродный брат.
– Помню, конечно!
– Он хочет поступать в институт в Москве. Может быть, остановится у нас.
– О, правда? Вот это здорово! – как будто искренне обрадовалась Эля.
И действительно, не то чтобы Эльвира прямо-таки засветилась от счастья, но вся её мимика – улыбка, приподнятые брови, широко раскрытые глаза, – не оставляли сомнений в том, что Эля чему-то рада. В моменты, подобные этим, Марина не могла понять свою дочь и поэтому расстраивалась. Ведь когда она говорила про Борю, она рассчитывала, что Эля сама смекнёт бесперспективность его намерений, удивится такой отчаянной наглости и столь резкой перемене Бориных жизненных ориентиров. Но дочь как будто не видела противоречий. Было ли это следствием того, что для самой Эли не существовало границ, или она просто слепа к этой стороне жизни, Марина не решалась определить. А иногда ей казалось, что дочь выражает свою радость как-то автоматически, как будто играя её и не зная своих настоящих мыслей и чувств. Вот и в этот раз было на то похоже, и чтобы поскорее отделаться от неприятного чувства, Марина сама объяснила Эле, что приезд Бори – это, в общем-то, очень странно. И Эля снова не разделила маминого скепсиса. Она сказала, что будет верить в Борю, а если надо, то и поможет ему с подготовкой. По крайней мере он энергичный, главное – направить его силы в нужное русло. Ну, а если и не получится у Бори, то тоже ничего страшного, он приобретёт опыт и, кто знает, по-настоящему загорится мечтой о поступлении. А тогда ему останется лишь усердно готовиться и попробовать через год.
– Ты у меня очень дружелюбная, дочь. – сказала Марина. – Но мне кажется, ты на мир смотришь через розовые очки.
– Да нет, мам. – объяснила Эля. – Просто в Борю раньше никто не верил, вот у него и не получалось. Если мы его поддержим, то он сможет измениться.
– Такие люди не меняются. – отрезала Марина.
– А вот и меняются. – с улыбкой, по-детски, но напористо заявила Эля.
Вскоре после того, как тема Бори была оставлена, Эля обняла маму и вернулась в свою комнату. Марина сидела на диване, задумавшись. Очень они разные с дочкой и, очевидно, она не смогла её всему научить. Но жизнелюбие, добродушие Эльвиры так восхищали её маму, что она не видела никакого повода тревожиться о недостатке иных черт. Удивительно, как это ей удалось вырастить такого незлобивого, тянущегося к прекрасному ребёнка. И пусть она остаётся такой на всю жизнь, главное – чтобы никакой вандал не испортил этот цветок. Тем вечером, преисполненная веры в дочь, Марина засыпала счастливой. Она подтянула своё огромное одеяло аж до самого носа и улыбалась, лёжа под ним, тоже как ребёнок, почти что как Эля.
Прошло несколько месяцев, в течение которых всё шло своим чередом – Эля продолжала собирать урожай из откликов лучших университетов мира, а Марина – в свободное от будней топ-менеджера время – пыталась добиться от дочери определенности в выборе ВУЗа. От Нади, как и предполагала Марина, не пришло больше ни весточки о планах её сыночка, и быть поводом для волнения его потенциальный приезд в семье мамы и дочки давно уже перестал. Но вдруг, в начале лета, когда горожанам казалось, что впереди целая жизнь, а всё вокруг было молодо, свежо и зелено, вдруг Надя объявилась вновь – на этот раз она смогла дозвониться только к Марине домой и объяснила ситуацию Эльвире. Да, Боря приедет. Совсем скоро, уже такого-то числа. Он остановится у них на две недели, не больше, и, кроме своего угла, ему больше ничего не нужно. Об опасностях и коварствах города Москвы Борис в полной мере осведомлён, равно как и о правах и обязанностях положения гостя. Он с нетерпением ждёт встречи и будет рад познакомиться с Элей, а также надеется причинить как можно меньше неудобств и напротив, по возможности, оказать ту или иную помощь.
– Мы тоже очень ждём Борю! – сказала Эля. – Он нам ничем не помешает. Наоборот, веселее будет.
– Хорошо, Элечка. И ты к нам как-нибудь приезжай.
Марину эта новость обескуражила. Во-первых, как это она могла ошибиться в своём предсказании? Ведь Надя и раньше могла ляпнуть что-нибудь далекоидущее, но ни за постройку нового дома, ни даже за похудение она так и не взялась. Почему же именно Борино поступление, казавшееся Марине мифическим, оказалось реальным, вопреки безынициативному, склонному к пустым мечтаниям характеру сестры? Затем, и это самое удивительное, Марина испытала нечто, похожее на зависть и ревность – ревность к успеху. Таланты и достижения Эли вдруг как-то померкли в глазах Марины, стали казаться ей уязвимыми пред напором кировского абитуриента. Если даже такой тип может позволить себе поступление в ВУЗ, то, может, и не так особенны результаты Эли? И пока её дочь пребывает будто в летаргии, неспособная определиться с университетом, Боря нахрапом возьмёт то, что, как он думает, ему причитается. Марина начинала сомневаться в ценности талантов и трудолюбия. Быть предприимчивым и наглым – вот всё, что, по-видимому, важно для хорошей карьеры. Как бы годы и силы, потраченные Эльвирой на честное и трудоёмкое ученье, не оказались памятником житейской наивности. Марина вызвала дочь на разговор.
– Эля, я хочу, чтобы ты наконец решила, куда будешь поступать. – сказала взволнованная мама. – Если не совершить выбор, можно остаться ни с чем.
– Мама… Это так сложно! – ответила Эля. – Все университеты такие чудесные.
– Эля! – Марина повысила голос. – Я даю тебе неделю. Это твоя главная задача сейчас. От этого всё зависит.
– Что зависит, мам?
– Эля!
О своей горячности Марина пожалела ещё тем же вечером, когда читала книгу по бизнес-эффективности на балконе квартиры. Она поняла, что Надина весть впечатлила её гораздо сильнее, чем то было бы сообразно. Маловероятно, что, спохватившись так поздно, Боря достигнет высот Эли. Ведь путь в Берлинский ему всё-таки заказан. Просто она сама, Марина, была принуждена жизнью узнать о конкуренции всё и, если и добилась какого-то положения, то только потому, что боролась за своё место изо всех сил. Никакой катастрофы пока что не произошло, но ей стоит помочь Эле сделать решающий шаг. Теперь она будет внимательнее следить за развитием событий, и спасибо за это Борису.
Его приезд влёк за собой вопросы также практического характера, и Марина расстраивалась этому, потому что ценила своё время. Как от сердца она оторвала часы, которые пришлось потратить на приготовления. Первым делом она решила выбрать для Бори комнату и, пожалуй, впервые пожалела о том, что было из чего выбирать – в их квартире пять из семи комнат пустовали. Сначала она хотела расположить гостя рядом с собой, чтобы по возможности быть в курсе его перемещений. Но затем она почему-то решила, что контроль только распалит авантюризм этого юноши и, может быть, будет лучше продемонстрировать ему своё доверие, заселив в комнату, посредине между её собственной и Эльвириной. Марина долго не могла решить и обратилась за советом к Эле. Та удивила маму, предложив определить Бориса по соседству с ней – им-де надо подружиться, и что, как не сознание близости, этому поспособствует? Марина была заинтригована – что же в этой наивной девочке Эле всё-таки хочет оказаться рядом с мужчиной? Она предложила дочери хотя бы установить замки на двери её комнаты, но Эля посмотрела на маму глазами, полными непонимания, и тем вынудила отказаться от возведения барьеров.
– Ну ладно, Эля. – сказала Марина. – Теперь нам надо перетащить туда диван и освободить шкаф.
– Хорошо, мама, давай. – ответила Эля.
Боря приехал в субботу. Чтобы встретить его на вокзале, Марине пришлось отменить и пробежку, и плавание. По выходным её водитель отдыхал, и, нажимая на педали своего БМВ, Марина сожалела о том, что это её единственная физическая нагрузка за день. Всё шло наперекосяк из-за приезда племянника, и Марина никак не могла найти в себе сил порадоваться его появлению. Раньше времени зайдя на платформу, она тоскливо сидела на лавочке, думая о том, как, несмотря на отсутствие всякого интереса, продемонстрировать Борису приязнь и расположение. Родственные связи не вызывали – сами по себе – в Марине особых чувств, и она пыталась понять, почему. Мысль её двигалась очень вяло тем утром, и ответа ни на один из вопросов она так и не нашла. Поезд прибыл по расписанию, и Марина заглядывала в проплывавшие мимо неё окна состава с волнением, вызванным боязнью обнаружить в Борисе кого-то уж совсем непотребного. Но ей пришлось отыскать нужный вагон, чтобы встретить племянника, и Марина имела десяток секунд, чтобы оценить Борю, пока он суетился под тяжестью чемодана. Ей почему-то бросились в глаза его уши – огромные, оттопыренные, рельефные, на них будто не хватало кожи. Такого же размера глаза, казалось, пожирали чемодан, а увеличенные зрачки выдавали в Боре то ли наркомана, то ли безумца. И самое неприятное, чудовищная асимметрия лица, правый уголок его губ вздымался едва ли не до уровня носа. Движения Бори иначе, как нервными, было не назвать. Впрочем, всё это производило скорее комичное впечатление. Преодолевая сильное сопротивление, Марина подошла к нему.
– Боря, привет! – сказала она. – Это я, твоя тётя Марина!
– О, приветствую, приветствую! – ответил Боря.
– Как ты добрался?
– Нормально, но дико скучно. Только плеер спасал.
– Ну ничего. – сказала Марина. – В Москве ведь у тебя будет много дел?
– Это точно. – ответил Боря. – А сейчас я бы перекусил.
Ну конечно, ей следовало этого ожидать. Ведь Надя сделала из еды целый культ, и если этот ребёнок ещё не растолстел, то только благодаря исключительному обмену веществ. Но привычки его уже подчинены животу и, главное, лишены всякого вкуса. Есть на вокзале – сколько она уже такое не практиковала? Сидя за безыскусным столиком в приглянувшейся Борису пельменной, поставив ноги на его грязненький чемодан, она предалась воспоминаниям. Кажется, когда они с её первым ухажёром ездили на дачу, он притащил её в похожее место. Но тогда она была даже рада – и чему только? Марине стало не по себе от того, как бывают наивны молодые девушки. Борис съест такую и не подавится. Вот и пельмени он поглощал с каким-то остервенением. Хорошо, подумала Марина, назовём это «аппетит». Но как же отвыкла она от этих естественных и, главное, неотёсанно-мужских проявлений. Марина почувствовала себя будто бы на экскурсии в зоопарк. И ей стало стыдно из-за таких сравнений.
По дороге домой они немного поговорили. Всё Борино любопытство сконцентрировалось в вопросе тётиного автомобиля. Она объяснила ему, что для города это нормально, никакой роскоши, каждый, кто имеет голову на плечах и силы, чтобы трудиться, заработает себе на такую. Но Борису было сложно себе такое представить. Он, похоже, ещё не созрел для понимания того, что значит двигаться к цели. В его мире машина появлялась у человека сразу, как только он этого пожелает. Или не появлялась. Поэтому Марина казалась ему существом какого-то волшебного – или воровского, может, – свойства. В его голосе слышались и обида, и недоверие. Почему его мама совсем другая, почему у неё нет не то что такого автомобиля, а даже хорошей швейной машинки? Почему эта женщина вызывает в нём уважением и зависть, пусть он от этого и злится, а его мама – только пренебрежение? И если уж бывают такие разные люди, то точно ли они могут быть родственниками, родными сёстрами? Может быть, произошла ужасная ошибка и за его тётю себя выдаёт совсем другая женщина? А если даже всё верно, то стоит ли это родство тех неприятных чувств, которые он переживает? Не лучше ли им поскорее забыть друг о друге?
– Вот скажи лучше, – решила переменить тему Марина, – ты в какой институт надумал поступать?
– Мне эти институты нахрен не сдались. – отрезал Боря. – Мама хочет, чтобы я шёл в транспортный.
– А ты почему не хочешь?
– Я почему не хочу? А нахрен нужен транспорт, если у вас тут у каждого по БМВ?
– Ты ведь можешь и другой институт выбрать? – предположила Марина.
– Да, – сказал Боря, – но они мне нахрен не нужны.
– А что тебе нужно? – примирительно уточнила Марина.
– Три «Б». – сказал Боря. – И это не потому, что я Борис. Записывайте: бабы, бабки и бухло.
Марина была довольна, по крайней мере, тем, что за рулём у нее слишком много хлопот, чтобы впасть в отчаяние от склада личности своего будущего соседа. Управляя автомобилем, она обычно чувствовала, что всё под контролем, и любой повод для волнения представал в так любимом в их семействе розовом цвете. Поэтому она лишь ухмыльнулась дерзости Бори и сказала:
– Тут, увы, мы тебе ничем не поможем.
– Я так и знал. – признался Борис.
Микрорайон класса «люкс» и того же уровня апартаменты произвели на мальчика ещё большее впечатление, чем дорогая машина. Он почему-то порывался что-нибудь разрушить, разбить или обгадить вместо того, чтобы восхищаться изыском и красотами. Однако Марина вскоре поняла, что Боря держит себя в руках и все озвучиваемые им угрозы – суть лишь фантазии, смелые, но далёкие от осуществимости. С этой минуты он даже начал вызывать в ней симпатию – эдакий буйный, но в общем-то безобидный малый. Тем более она обрадовалась, что при встрече с Элей он не обратил на девочку никакого внимания. Его умом полностью завладели панорамные окна с видом на набережную, бронзовые люстры, просторные, уставленные дорогой мебелью комнаты и само количество их. Его жадный взгляд блуждал от одной примечательной детали к другой и ни на чём не мог остановиться. Мальчик, казалось, потерялся и утратил дар речи в этом царстве роскоши. Он переходил из комнаты в комнату и в каждой отыскивал диван, чтобы плюхнуться на него, испытав действие пружин, а потом сидел и глазел по сторонам. Марина и Эля с пониманием отнеслись к шоку провинциала. Но настал момент, когда тётя решила привести племянника в чувство.
– Боря, твоя комната – вон там. – сказала она. – Рядом комната Эли. Если тебе что-нибудь будет нужно, обращайся к ней или ко мне.
– Да, Боря, располагайся. – продолжила мысль мамы дочь. – Мы не будем тебе мешать.
Мальчик встал с дивана как ни в чём ни бывало. Эмоция потрясения мигом сошла с его лица. Кажется, Боря решил, что не должен демонстрировать родственникам свою бескрайнюю зависть. Ему тоже есть чем гордиться. Он сильный, смелый, в Кирове он член большой компании. Может быть, они станут бандой.
– Благодарю. – сказал Боря. – Но скажите, чем же мне может помочь Эля? – Его лицо изобразило презрение. – Я уж сам как-нибудь разберусь.
– Да пожалуйста. – бросила Марина. Она не потерпит неблагодарного отношения.
Боря закрылся с чемоданом в выделенной ему – то есть своей – комнате и до вечера не выходил из неё. Марина не знала, как ей себя вести – может ли она доверять этому мальчику и всё-таки отправиться в бассейн или лучше будет дождаться его выхода и поговорить о его планах. На Элю же присутствие гостя, пусть и незримое, не оказало как будто никакого влияния. Она как обычно светилась своей нежной, осторожной улыбкой и чередовала занятия биологией с употреблением яблочного пирога. Марина знала, что дочь не любит обсуждать людей и поэтому не предлагала ей странное поведение Бори как тему для разговора. Но поскольку нервное состояние никак её не отпускало, она зависла в мессенджерах и написала всем своим близким, дальним и даже позабытым подругам. Халат ей пришлось сменить на почти официальные джинсы. Впервые за долгое время Марина решила заняться кулинарией и приготовила суп.
– Мне супов и в Кирове хватало. – отверг предложение тёти Борис, когда под вечер наконец вылез из комнаты. – Я лучше себе пиццу закажу.
– Дружок, – ласково обратилась к нему Марина, – ты так бюджет свой раньше времени не истратишь?
– Эм. – сказал Боря. – Вы думаете, мы совсем нищие? Я пиццу себе не могу заказать?
– Пожалуйста, пожалуйста. – Марина и сама сожалела о сказанном и вышла из кухни.
Когда он ушёл, – и кто бы знал, куда – она выбросила корочки от пиццы, вымыла чашку богемского фарфора и решила по возвращении Бори провести с ним беседу. Она не могла упрекнуть его в очевидно оскорбительном поведении, однако полускрытые, полуявные сигналы раздражения с его стороны портили ей настроение и атмосферу в доме. Она должна попробовать выяснить, что ему не нравится, чем он может быть недоволен. В конце концов он ещё ребёнок, тем более – из неблагополучной семьи. Как бы всё это ни злило саму Марину, ей стоит проявить терпение и дать понять Боре, что здесь его любят. Ей было грустно сознавать, что это неправда, но она не сомневалась, что сможет изобразить благодушие. И если бы Боря тем вечером вернулся в свой новый дом, то он наверняка бы остался доволен обходительностью Марины. Но заявился он только под утро.
Марина как раз спускалась на утреннюю пробежку и находилась в недоумении из-за исчезновения Бори. Он шёл, немного покачиваясь и напевая неизвестную для неё песенку, к соседнему подъезду. Марина проследовала за Борей и пресекла его неудачные попытки воспользоваться ключом.
– Боря, ты чего? – сказала Марина. – Это ведь не тот подъезд.
– А, пардон. – ответил Боря. Его рассеянный, какой-то мутный взгляд не оставлял сомнений: ночь он провёл в питейном заведении.
– Ты где был? – изумилась Марина. – Ты почему в таком состоянии?
– По делам ходил. – объяснил Боря.
– И как?
– Я всё уладил.
– Но ты пьян! – возмутилась Марина. – От Бори неприятно пахло чем-то кислым.
– Извините, – признал неудобство Марины мальчик Борис, – немного отпраздновал свой приезд.
Вскоре она поняла, что говорить с ним о серьёзных вещах бессмысленно. Марина проводила гостя домой, проследила, чтобы он принял душ и улёгся спать. Чтобы сбросить напряжение, она всё-таки вышла на пробежку и проделала немалый путь: калькулятор шагов показывал пятнадцать километров. Утомлённая своим отчаянным бегом, Марина сидела на скамейке в двух дворах от своего дома и не хотела возвращаться в квартиру, где племянник перевернул всё верх дном. Но она знала, что ей придётся, потому что она никогда не пасовала перед трудностями. После того, как её бросил муж, она строила свою жизнь так, чтобы избегать зависимости от непутёвых людей и – вместе с тем – проблем, вызванных нарушенной душевной организацией, а потому нерешаемых. И ей было очень грустно из-за того, что вновь приходится иметь дело с неосознанным человеком.
Дома её ждал небольшой, но приятный сюрприз – Эля приготовила для мамы киноа с овощами и вымыла всю посуду. Она сообщила маме, что Боря всё ещё спит и не причиняет ей никаких неудобств. Марина брезговала принимать душ после племянника, но, к её удаче, Бориных следов она не обнаружила во всей ванной. Решившись остаться в халате, Марина съела ленч и, движимая потребностью хоть с кем-то провести серьёзный разговор, спросила у дочери:
– Эля, ты определилась с университетом?
– Пока нет, мама. Никак не могу выбрать.
– Эля, ну когда же? Остаётся всего месяц, нам надо покупать билеты.
– Ещё больше месяца, мам. Я скоро определюсь. Жаль, что нельзя поступать во все сразу!
Марина вдруг поняла, что её жизнь идёт под откос. Последние лет десять ей было не на что жаловаться, и особенно приятно ей было сознавать, что всё это – результат её труда. Но вот, словно огромная туча над побережьем, в её жизнь ворвались проблемы. Наверняка так и задумано – Эля, талантливая, трудолюбивая девочка упустит свои возможности из-за излишней мечтательности, а племянник либо прибьёт её сгоряча, либо выведет из себя и спровоцирует на противоправные действия. У Марины было такое чувство, будто бы почва уходит из-под её ног. Она теряла всякую опору. Дав ещё один строгий наказ дочери по поводу университета, Марина уже не верила, что её действия в этом мире будут иметь эффект. Она почувствовала себя беспомощной и решила забыться сном.
Похоже, это было верное решение, по крайней мере по пробуждении Марина ощутила прилив сил. Она не помнила, чтобы ей что-то снилось. Тепло, пришедшее в город, убаюкивало её и подогревало ослабшую веру в лучшую судьбу. Марина оглядела свою роскошную комнату – мебель, картины, статуэтки, – запас прочности в её жизни велик! Если дочь продолжит жить в присущей ей неопределенности, она выберет университет за неё. И это будет Берлинский. Марину захлестнули фантазии о жизни Эльвиры на немецкой земле. Увлеченные, деловые профессора; вольнодумные, но серьёзные ребята-студенты; лекции в старинных корпусах; микроскопы, баночки-скляночки; общежитие. И она обязательно будет навещать дочь, как минимум – раз в месяц. Какое счастье, что она в состоянии позволить себе приезжать в Берлин хоть каждую неделю. Марина бы ещё долго мечтала, но вдруг ей показалось, что в гостиной переговариваются. Она накинула тапочки на свои голые ноги и на цыпочках подошла к двери. Действительно, какие-то голоса. Как ни прислушивалась, она не смогла расслышать ничего конкретного и распахнула дверь. Её взору открылись Эльвира и Борис.
– Ой, мам, мы тебя разбудили? – взволновалась Эльвира.
– Э-э… Да нет. А у вас тут что?
– Ничего, всё хорошо. Я предложила Боре помощь с экзаменами. У него мало баллов ЕГЭ, ему нужно хорошо сдать вступительный.
– Вот как.
– Ага. – сказал Боря. Он был уже достаточно свеж и ничем не выдавал обстоятельств своего возвращения в эту квартиру. Что Марину удивило, так это непонятной формы кепка, покрывавшая его голову, и платок, повязанный на шею. «Какие-то рокерские штуки» – подумала мать семейства. – Вот только я вам, – он показал в сторону Марины, – уже говорил насчёт институтов. И ещё раз повторяю для всех: они мне нахрен не сдались.
– Но Боря, ведь… – начала Эля.
– Нет, стоп. – прервала её Марина. – Ради бога, Боря, это твоё дело. Не хочешь учиться, не надо, тебя никто не заставляет. Да, твоя мама расстроится, но разве тебя это волнует?
– Меня… – пытался вставить словечко Борис.
– Но! – перебила его Марина. – Чтобы в таком виде, как утром, я тебя больше не видела, ты понял? Ты здесь гость, поэтому принимай наши правила.
Боря, надевая ботинок, молчал, но скалился – правый угол его губ потянулся к носу. Одевшись, он выпрямился и бросил напоследок:
– Моё почтение!
Снова ощутив усталость, Марина отправилась на кухню и попросила дочь её не тревожить. Она поела суп, который сама же накануне приготовила, и похвалила себя за вкусное блюдо – так поступать её когда-то научила психолог. Посуду она оставила для дочери – той всё равно, кроме зубрёжки, особо нечем заняться. Закрывшись в своей комнате, она стала фантазировать о том, что ей готовит день грядущий – понедельник. Офис – это её стихия, место, где Марина блистала и умом, и грацией, и стрессоустойчивостью. На понедельник был назначен совет директоров, и им – шести мужчинам и Марине – предстояло решить, расширять ли бизнес на восток. Впервые за долгое время так близко столкнувшись с провинциалом, Марина начинала сомневаться, что справа за МКАДом хватит кадров хотя бы на несложное дело ритейла бытовой техники и электроники. Но самое страшное уже произошло – её личная жизнь стала влиять на принятие бизнес-решений. И вообще, не взять ли ей на завтра отгул? Она позвонила боссу, чтобы признаться: в организм, похоже, пробралась какая-то хворь. Но Иннокентий Максимович зарубил притязания Марины на отдых. Завтра она должна быть в офисе. Их ждёт очень важное и непростое обсуждение. Он знает, что Марина не подведёт. Она не могла отказать. Да, она будет. Чтобы как-то снять стресс, Марина отправилась за покупками.
Марина как раз доставала из багажника машины пакеты с обновками, когда из подъезда вышел Боря, а следом за ним, будто догоняя его, выскочила Эля. Оба, заметив Марину, остановились.
– Что происходит? – строго спросила Марина.
– Я хотела, чтобы он тёте Наде позвонил. – сказала Эля. – Она же волнуется, наверное.
– Мне не до этого сейчас. – бросил Боря и хотел идти.
– Стой. – сказала Марина. – Чем ты так занят?
– Поступлением, вы же знаете.
– Сегодня воскресенье.
– А ваше какое дело? Вы себе вещичек накупили, вот и радуйтесь. – он показал на пакеты, в ряд стоявшие у ног Марины.
– Боря…
– И дочке своей скажите, что в такую дрянь, как шахматы, я с ней не буду играть никогда.
«Вот паршивец» – подумала Марина. Но ей не оставалось ничего, кроме как отпустить Борю на все четыре стороны. Он завернул за угол дома и скрылся из вида. Эля, какая-то безутешная, подошла к маме, чтобы помочь донести сумки. За свою неизменную, даже в трудные минуты, заботливость она была вознаграждена мамой новой толстовкой. На ней был изображён зверофрукт, на манер тех, какими Эля в качестве стикеров пользовалась в мессенджере. Дочь, снова изобразив безмерную, очевидно наигранную радость и умиление, долго благодарила маму. Примеряя толстовку и так, и эдак, она выглядела очень довольной. Эля даже предложила маме посмотреть фильм. Марине пришлось отказаться, сославшись на расшатанные нервы. Но на самом деле она была рада тому, что инцидент с Борей, казалось, был оставлен в прошлом. И её сильно смутило, когда Эля начала разговор о двоюродном брате:
– Мама, а ты понимаешь, почему Боря такой?
– Такой… какой?
– Ну не знаю. – растерялась Эля. – Такой отстранённый.
– Ну… – Марина подбирала слова. – Он мальчик, у него непростой возраст, непростые условия жизни. У него есть поводы быть недовольным.
– Но он не хочет принимать помощь…
– Это нормально, дочь. Сейчас он верит, что со всем справится сам.
– Мне кажется, он не собирается никуда поступать. – Элины глаза наполнились влагой, но быстро подсохли.
Марина заёрзала в кресле. Ну что она может сказать дочери?
– Это не совсем наше дело. Нас попросили только принять его на эту неделю.
– А может быть, – не унималась Эля, – может быть, мы попробуем его уговорить?
– Бесполезно. – сказала Марина. – Даже если уговорим сейчас, он бросит институт потом. Он сам должен выбирать и мотивировать себя.
– Хм… – Эля задумалась и как будто потеряла интерес к разговору. Она пошла на кухню, и вскоре до Марины донёсся звук соковыжималки. Эля вернулась с двумя стаканами – один она протянула маме. Марина, листавшая журнал, поблагодарила дочь.
– Мам, – сказала Эля, – а ты думаешь, Боря когда-нибудь найдёт свой путь?
– Э-э… – Марина чуть не поперхнулась соком. – Не знаю, не думала об этом.
– Вообще-то мне кажется, что он способный парень. Он бы мог чем-нибудь заниматься, если бы захотел.
– Возможно. – сказала Марина. – Не подумай, что я такая чёрствая, но сколько я ни пыталась помочь людям измениться, из этого ничего не получалось. Поэтому я не хочу больше пытаться, не хочу снова расстраиваться.
– Ясно. Я попробую предложить ему свою помощь ещё разок, через день-два.
– Ну, – Марина внимательно посмотрела на дочь, пока та расставляла книжки по алфавиту, – попробуй, попробуй.
Ночью Боря снова отсутствовал, и Марина долго ворочалась в кровати, неспособная заснуть. Завтра её целый день не будет дома, и все ли окажутся живы-здоровы по её возвращении? А не случится ли чего-нибудь с квартирой? Марина злилась на саму себя: за то, что такая мнительная. В конце концов Боря не идиот и не станет подставляться. Вряд ли он решится её обнести, учитывая то, что все подозрения сразу падут на него. Но вот если его угораздит завести себе дружков из какого-нибудь соответственного общества… Марина уже хотела идти звонить Наде, чтобы та приехала и как-то повлияла на сыночка. Но перекусив остатками салата с тунцом и фасолью, она благодарственно приняла – в четвёртом часу – от чуть успокоившегося мозга возможность поспать.
На совете директоров она никак не могла сконцентрироваться. Выступал, например, Иннокентий Максимович. Презентовав собравшимся подробнейший отчёт о результатах деятельности компании в Москве, он взывал к знаниям и интуиции коллег: нужно было решить, оправданным ли будет расширение на восток. Иннокентий Максимович анализировал опыт конкурентов, временами удачный, но также порой и провальный. Пытаясь извлечь уроки из их ошибок, он обращался к директорам с требованием дать оценку деятельности конкурента и указать на его просчёты. Когда слово дошло до Марины, она выдала довольно сумбурную, но достаточно абстрактную и лаконичную речь, чтобы её нельзя было заподозрить в халатности. Дескать, маркетинговая стратегия не была продумана, не был учтён совершенно специфический склад личности типичного потребителя. В этом месте её попросили остановиться и рассказать поподробнее.
– Ну, вы знаете, регионы… Уровень жизни невысокий и люди откровенно завидуют тем, кто побогаче. А я вижу, что у этого конкурента фокус был сделан на изысканность интерьера магазинов. На мой взгляд, покупателя из глубинки это скорее отталкивает.
– Очень ценное наблюдение, Марина! – похвалил Иннокентий Максимович.
– Позвольте! – запротестовал Гавриил Богданович. – Я обратного мнения. Ведь люди хотят приобщиться к роскоши хоть так, хоть эдак, и полчаса в хорошо обставленном магазине – это для них большая радость.
– Я не согласен! – признался ещё один директор, Тимофей Ильич. – Такие интерьеры вызывают только недоверие…
Завязалась донельзя оживлённая беседа, спор. Марина, его породившая, участия в нём не принимала. Её мысли были заняты домом, дочкой, племянником. Она, конечно, следовала взглядом за перемещением источника звука, но не более того. И это при том, что дискуссии – её стихия. Перебить выступавшего, разбить его аргументы, выставить посмешищем никогда не стоило Марининого труда, только не в этот раз. У неё не было ни желания, ни сил вникать в суть речи коллег, хоть она и знала, что нашла бы куда более оригинальные и тонкие аргументы, чем они, давно утратившие наблюдательность развратники. Но тем утром Марина даже немного завидовала энтузиазму директоров, ведь и ей хотелось бы, как прежде, не иметь иных забот. Но какое ей дело до расширения фирмы на восток, когда дома Эля осталась наедине с двоюродным братом при том, что испытывает к нему некоего характера интерес. Ведь она постоянно говорит о нём, хочет ему помочь, о нём позаботиться, спасти его. Только ли высокие побуждения движут девочкой Элей? Да, влечение, которое она, очевидно, имеет, сильно преображено её сознанием, сознанием хорошей девочки. Но в компании человека, гораздо более открытого своим страстям, находясь с ним долгие часы и даже дни, не услышит ли и Эля тихий шёпот иных струн своей души? Марине стало не по себе от таких мыслей. Способная на критику своих размышлений, она уповала на то, что приписывает дочери нечто такое, что свойственно ей самой. Наверное, окажись она в возрасте Эли в компании такого развязного типа, она бы вела себя по-другому. Такие мальчики-то ей, школьнице, и нравились. Но Эля, она же другая? Наверное, она полюбит какого-нибудь увлечённого профессора? Студента-романтика? Или всё-таки в каждой даже самой послушной дочке скрывается – где-то глубоко – природное, свободолюбивое существо? И даже факт наличия родственных уз вовсе не успокаивал тревог Марины. Напротив, ей почему-то казалось, что скромница Эля скорее почувствует себя в праве на близость с кем-то, кто покажется ей безопасным и родным – ну а с кем тогда, как не с двоюродным братом? Повезло им ещё, что Боря своими горячностью, резкостью, бесшабашностью не даёт к себе приблизиться и считать себя какой-то особенно надёжной фигурой. И почему, кстати? Уж не потому ли, что этот глухой к тонким материям, как кажется, мальчик, улавливает вибрации, исходящие в его адрес от девочки Эли? Встревоженная, даже испуганная собственными же рассуждениями, Марина была даже рада, когда босс призвал её взять слово.
– Марина, что вы молчите? О чём вы думаете?
– Я… О расширении на восток.
Лица мужчин изобразили улыбки. Смешки если и были, то очень сдержанные.
– Так и что же? – спросил Иннокентий Максимович.
Марине повезло: в переговорную зашла секретарша. На подносе она несла несколько чашек кофе.
– Я буду голосовать против. – призналась Марина.
– Ого! – Иннокентий Максимович обвёл взглядом аудиторию. – Поделитесь с нами, почему?
– Я считаю, что нам будет сложно понять нашего покупателя и как-то с ним уживаться. Изначально мы ориентировались на клиентов, близких нам по духу, обеспеченных и успешных, и я не понимаю, чего ради мы так резко меняем курс.
– Марина, но и на востоке есть успешные люди. Они не хотят заказывать технику у кого попало.
– Пусть в Москве заказывают, если так хотят. Наш имидж ваше расширение не украсит.
– Наша основная задача – нарастить оборот. Вы думаете, мы не справимся?
– Думаю, справимся, но не такой ценой для имиджа. Я против.
– Да, но все директора за.
– Что же, пусть.
Ей было не привыкать оставаться в единоличной оппозиции. И всё же это был случай особый, ведь Марина понимала, что на её решение повлиял опыт сожительства с родственником-провинциалом. Ну, она предупреждала Иннокентия Максимовича, что ей нужен отдых. И пусть теперь не избегает смотреть на неё вот так, как избегает сейчас.
Но было уже поздно. Коалиция сформировалась и перестала обращать всякое внимание на Марину. Ей же вроде и лучше – можно отдаться течению мыслей, таких далёких от предмета совета директоров. Но Марину исключённость из общего дела выводила из себя. Достаточно того, что её вывели за скобки происходящего дома. И ладно, если бы без неё можно было обойтись. Но ни тут, ни там ничего путного не выйдет, если Марина устранится. Достаточно только взглянуть в лица Гавриила Богдановича, Тимофея Ильича, чтобы понять: то, что ими движет – слепая жажда экспансии, – так грубо и порочно, что наверняка если и не загонит фирму в гроб, то обернётся какой-нибудь катастрофой, устранять последствия которой доверят кому? Конечно, Марине. Она начинала испытывать отвращение от вида этих одетых в дорогие костюмы, часы, очки, побрякушки сладострастников. Наверняка у каждого на уме лишь поход в сауну после того, как вопрос директората удастся решить как можно скорей. Она решила протестовать.
– Позвольте. – перебила Марина Тимофея Ильича.
– Марина, что такое? – Иннокентий Максимович вздёрнул брови вверх.
– Мы не должны расширяться. Нет, ни в коем случае. Это разрушит не только наш имидж, но и финансовую стабильность. Кредиты будут под страшные проценты. Где вы найдете достойных подрядчиков на востоке?
– Марина, Марина, стойте. – перебил её Иннокентий Максимович.
– Нет, это вы стойте! Вы чёрт знает что делаете.
– Марина? – изумился босс. – Вопрос уже решён.
– Да? Ну и пожалуйста. Расхлёбывайте потом сами.
Марина встала и, сопровождаемая взглядами мужчин, слушать не хотевшая их увещеваний, покинула аудиторию. Ей вдогонку кто-то бросился, кажется, Тимофей Ильич, расчувствовавшийся от того, как жёстко, грубо она его перебила. Но Марина не дала себя догнать, уверенным, почти что армейским шагом проследовав в свой кабинет. Вот только на душе у неё было так тоскливо, что хоть плачь. Никто её не хотел слушать и все попытки вразумить окружающих, добиться от них хоть какой-то смышлённости оказались тщетны. Когда это началось и когда закончится? Марина вспомнила слова покойной мамы, которая – по простоте душевной – любила говорить, что за чёрной полосой приходит белая или, уж во всяком случае, не такая чёрная. Но она не знала, как ей это поможет. Зато совершенно неожиданно она ощутила потребность позвонить своей сестре, Наде, и не с тем, чтобы пожаловаться на её сына, а просто так, поделиться переживаниями. Надя не заставила ждать себя и нескольких гудков – сразу видно, одинокая душа.
– Как у тебя дела? – спросила Марина.
– Потихоньку, Марин. Знаешь, нам тут много не надо для счастья. Вот, встала, кашку себе приготовила, с мёдом, с вареньем. Мёдом у нас соседка торгует, но мне две баночки просто так дала, мы давно дружим. Хотела с утреца за молочком сходить, но не встала – сил нет. Теперь только в среду привезут. Надо бы мне к врачу пойти, к хирургу наверное, нога всё болит, еле хожу. До магазина дойду – уже хорошо. А раньше вот – выйду, сразу на рынок на другой конец города, там мяса куплю, огурчиков солёных, капусты квашеной, яиц два десятка, хлеба три буханки, творога полкило, сыра грамм четыреста, фруктиков каких-нибудь, овощей разных. А теперь нет сил. Что с Борькой будет, если я помру? Кстати, как он там?
– Хорошо, но, знаешь, гуляет много.
– Ну, что ж поделать, молодой, пусть гуляет. А что там с поступлением-то?
– Это пока неизвестно. Как станет понятно, я тебе позвоню.
– Хорошо, Марин. А то уж я не знаю, радоваться мне или огорчаться. Встала-то я довольная, кашки поела, с мёдом. Варенье я сама готовлю, то из чёрной смородины, то сливовое. А потом чай буду с баранками пить. Сыр у меня кончился…
Заботы сестры Марине были мало близки, и всё-таки тем утром она была отчего-то рада, что та у неё есть, какой-никакой родственник. Надя даже осведомилась о состоянии Марининых дел, но что ей было сказать? Она призналась, что на работе не обходится без неприятностей, а ещё она переживает за дочь, которая тоже, между прочим, поступает.
– Ну, твоя-то наверное точно в бауманку. – предположила сестра.
– Да нет, не совсем.
Сёстры распрощались, и жизнь каждой пошла своим чередом. Марина вплоть до обедненного перерыва раздавала поручения, нервируемая тупостью подчинённых. Если бы не ситуация дома, едва ли она решилась бы делегировать им хоть какую-то ответственность. Например, контракт с фондом защиты природы, который по её задумке должен был значительно улучшить имидж компании, едва не был сорван из-за плохого английского её сотрудника. Но в тот день ей было уже всё равно. Пусть всё идёт так, как идёт.
В кафе, на обеде, к ней подсел Тимофей Ильич – ещё один аксакал компании, сотрудник «первого дня» её существования. Внешне брутальный, лысый, с широкой грудиной, он имел, видимо, тонкую душевную организацию. Во всяком случае Марина точно знала, что за внешностью чуть заплывшего воина-спартанца на пенсии в нём скрывается чудесная, игривая и нежная женщина. Это было доподлинно известно Марине из опыта совместных с Тимофеем игрищ. Многие годы тому назад, когда между ними пробежала искорка и Тимофей даже порывался сделать ей предложение, в самый ответственный момент он признался ей, что любит меняться ролями, обращаться в дамочку. Марина тогда едва справилась с ударом. Ещё один мужчина – на этот раз своей извращённостью – порушил её надежды. Строить с ним серьёзные отношения она была не готова. Но вот разнообразия и забавы ради поиграть в Тимофеевова любовника она решила себе позволить. И так втянулась, что атрибуты этой игры пропали из их укромного тайничка лишь пару лет спустя.
Тимофей неспешно жевал свою лазанью, храня трудно обретённый Мариной покой. Выждав, по его мнению, достаточно, он решился заметить:
– Ты воинственная сегодня такая.
– Мимо, Тим. Я просто устала из-за того, что всё идёт через одно место.
– М-м-м. Слушай, ну чего ты против этого расширения? Не наша ответственность ведь. Главное, что работа будет, контракты.
– Тебе не понять. – выдохнула Марина, уставившись в тарелку пасты.
Тимофей ещё немного почавкал, решая, каким бы образом подступиться к деликатной теме.
– Вот ты мне нравишься такой принципиальной, жёсткой. Такого стержня, как у тебя, нам многим в директорате не хватает.
– Оно и видно. – Марина испытующе посмотрела на Тима. На что это он намекает?
– Неудивительно, что ты так и не нашла себе мужика. Ты всем фору дашь.
– А ты-то нашёл, дорогой?
Тимофей загорелся румянцем.
– Ты мой самый желанный мужик…
– Тьфу, Тим, только не за столом. Что ты хочешь от меня?
– Может, давай сегодня встретимся, как раньше? Мне кажется, ты в настроении.
– Нет. – отрезала Марина. – Ты не угадал.
– Ну, – Тимофей поджал губки, – ты знаешь. Если что, я к твоим услугам.
– Ага.
Он встал и как-то трусливо унёс остатки лазаньи. Марине оставалось только продолжать негодовать из-за тотального непонимания, которым окружающие откликались на её существование. А ещё её удивляло, что Тиму по-прежнему не надоела эта глупая игра в девочку. Взрослый, уже едва не старый, мужик никак не может смириться со своей половой ролью, предначертанной ему ещё в утробе. Марина не могла отделаться от мысли, что Тим, несмотря на все его таланты и успехи, прожил, в сущности, не свою, а потому несчастную, лишнюю жизнь. Что ждёт его сегодня вечером? Отчаянные попытки найти ту, которая согласится сыграть не свою роль? Жизнь начинала казаться Марине всё более убогим и незатейливым фарсом.
Однако Тимофей, такой комичный в своей извращённости, явно улучшил ей настроение. Марина вдруг поняла, что относится ко всему слишком всерьёз, всё принимает близко к сердцу. Тимофей вот, к примеру, как ни в чём ни бывало, как будто вверенная его управлению компания не стоит перед судьбоносным выбором, заботится лишь о своих фантазиях. Ей бы стоило поучиться такому лёгкому отношению к жизни. И вместе с тем ответственному, потому что действительно, что ещё на самом деле так важно, как собственные желания? Марина вдруг вспомнила, что уже несколько месяцев не занималась сексом. Вообще-то она гордилась своей способностью отстраниться от этой потребности и направить энергию на творческую активность – будь то дела компании или воспитание дочери. Но каждый раз заключая подобную сделку, она всё-таки понимала, что вступает с собой в конфликт. Когда уже она отдастся во власть сильных мужских рук, умеющих и ласкать, и наказывать, знающих женское тело и любящих его исследовать, умеющих найти к нему подход?
Марина открыла приложение для поиска знакомств. Сделала она это без всякого энтузиазма, потому что хорошо помнила по богатому опыту пользования, что достойных мужчин там катастрофически мало, да и те, зная себе цену, не проявляют особой инициативы. Но где ещё ей, с её-то занятостью, искать себе любовника? К тому же Марина чувствовала, что секс в последние годы превратился в какое-то слишком специальное, сакральное занятие, чтобы заниматься им с теми, кого знаешь по обычным делам. Не основанный на глубоких чувствах и поэтому зачастую механический, он оставлял по себе в лучшем случае смешанные чувства – беспредельному удовольствию от разрядки всё-таки не хватало тесного контакта душ, чтобы стать чем-то безусловно удовлетворительным. И это даже легко скрываемое от себя чувство нехватки, всё-таки порождавшее неудовольствие собой и партнёром, совсем не хотелось переносить из постели в рабочие или какие-то ещё будни. Потому что даже к самому доброму отношению к другу примешивалась агрессия из-за разделённого с ним опыта совместного одиночества. Поэтому Марина полагалась в основном на случайные встречи и приложения, подобные тому, что она только что открыла.
Полистав объявления, она поняла, что немногое потеряла за месяцы, что не выходила на связь. Мужчины, а точнее их было бы называть пользователями, нахваливали себя в страстном стремлении заполучить привлекательное женское тело. В лучшем случае это были ценители тела как такового, но большая часть из них добивались от партнёра согласия, чтобы убедиться в своей ценности. Путаясь в аббревиатурах, которыми пестрели объявления, Марина листала дальше и постоянно натыкалась на людей с нетрадиционными интересами – были там и единомышленники Тимофея, и совсем уж странные ребята, жаждавшие унижений. Ничто из этого Марину уже не удивляло, Маркиза де Сада она прочитала ещё в юности. Она была морально готова к любым, даже самым безумным человеческим желаниям. Вот только Марина не могла понять, чего она хочет сама. В попытке прояснить этот вопрос, она решила лайкнуть несколько самых адекватных анкет. Она верила в то, что именно мужчина может помочь женщине с осознанием её желаний. Первое объявление, которое ей приглянулось, гласило: «Больше, чем собой, я восхищаюсь только женщинами. Хочу устроить нам незабываемый вечер и подарить тебе эмоции». Марина подумала, что объявление составлено идеально. Тут и высокая самооценка, и любовь к женскому, и инициатива, и желание отдавать, а не только брать. Оказалось, что он тоже лайкнул Марину, и ей открылся диалог. Она стала ждать сообщения, заблокировала экран телефона и положила его на краешек стола так, чтобы их углы совпали. Её настроение ещё улучшилось. Марину очень порадовал факт существования мужчины, который знает, как несколькими словами привлечь женщину, тем более – такую опытную, как она. Жаль только, что он не выставил фото. Но ведь и у неё всего одна фотография с закрытым лицом. Сейчас он напишет ей, и она попросит его прислать фотографию. Марина из тех, кто любит не только ушами, пусть даже этот и знает, что сказать. Если всё окажется хорошо, а Марина в этом и не сомневалась, то всё может получиться. И пусть тогда обстоятельства – работа, Эля, Боря, – ждут, пока она занимается своей личной жизнью. Она будет получать удовольствие и наслаждаться, а если кого-то это не устроит, то пусть пеняет на себя.
Марина доедала салат и периодически проверяла экран телефона. Однако он пустовал, ни одного уведомления от интересовавшего её приложения. Она начинала испытывать нетерпение. Будто бы страсть, ещё недавно загнанная в самый дальний угол, почувствовала Маринину слабину и, словно пружина, атаковала с удвоенной силой. Она почувствовала себя уязвлённой – ну почему же ей не пишут? Как можно было не восхититься её элегантной фигурой? Она так и знала, что инициативы от современных мужчин не дождёшься, но всё-таки? Преодолевая собственную гордость, она решила написать ему сама. Конечно, в таких выражениях, которые дадут понять кандидату, что она им недовольна. «Привет. Пришлёшь фото?». Заставив ждать себя несколько минут, соискатель хотя бы не стал устраивать проблему на ровном месте и выслал фотографию. Марину это вполне устроило, пусть приветствия от него она и не дождалась. Открывая самоуничтожающееся фото, она была готова жадно поглощать его пиксели, чтобы как можно более достоверно определить достоинства и недостатки черт лица нового знакомца. Вот только заявленных пяти секунд ей и не потребовалось. Реакция отторжения развилась в ней в полную силу за какие-то доли, крупицы секунды. И это всё потому, что с экрана на неё смотрело едва ли достигшее возраста зрелости, чрезмерно худое, выражавшее вселенскую печаль и грусть лицо. У Марины не нашлось никаких комментариев. Она просто вышла из чата и только пожалела, что не заблокировала пользователя навсегда. Дар мысли вернулся к ней только через минуту. Она подумала о том, что, действительно, чем менее желанен мужчина, тем больше он старается. За подобным всегда забавно наблюдать, поскольку у большинства всё равно ничего не выходит. Но редкий персонаж, типа данного, всё-таки научается слагать интересные предложения. И от возникающего противоречия становится дурно. Да уж, такой не только объявление напишет, но и целый роман. Ему ведь больше заняться нечем. Марина решила не вестись на заманчивые объявления.
Теперь она лайкала только тех, кто выставил фото. Себя Марина считала физиогномистом, по крайней мере всё нужное для её личного интереса она всегда могла определить по мимике персонажа. За короткое время обеденного перерыва она успела просмотреть их штук сто-двести. Вообще-то Марина любила мужчин постарше, но таких в приложении было мало и ей приходилось довольствоваться тридцатилетками. Лишь несколько мужчин подошли под её строгие критерии: и физически развитое телосложение, и свет разума в глазах, и очаровательная улыбка, и хорошая причёска, и достойная одёжка, и ещё какие-нибудь атрибуты, подтверждающие финансовый статус – вот её чек-лист. Но прошедшие отбор мужчины не радовали в общении. Большей частью пассивные, они, похоже, ждали, что за ними выстроится очередь и выбирать будут они. Один предложил приехать к нему без лишних разговоров, другой сразу прислал интимные фото. Марина покидала чаты со скоростью своего новенького БМВ. Когда уже было пора возвращаться в кабинет, она негодовала и не могла смириться с тем, что за целый час не нашла никого путного. Ей хотелось продолжать приключения и убедиться наверняка, что секс в её жизни всё ещё возможен.
Но раз за разом возвращаясь в приложение в течение остатка рабочего дня, Марина так и не завела интересного знакомства. Каждый кандидат в любовники чем-нибудь да компроментировал себя. Последний шанс завоевать Марину выпал местным мужчинам, когда она возвращалась домой. Но они снова были ужасны, и Марина, сравнивая их с собственным водителем, приходила к неутешительному выводу. Она отогнала невесть откуда взявшуюся мысль соблазнять персонал. Ей ещё и сорока нет.
На подъезде к дому Марина заметила полицейскую машину. Она испугалась и подумала: должно быть, Боря сотворил что-то ужасное. Она выглядывала в лобовое стекло с заднего сидения, приподнимаясь на своих высоких каблуках. Вокруг сновали люди, так, будто всё идёт своим чередом. От этого ей стало ещё больше не по себе. К тому же, пустовала детская площадка. Отсутствие мамочек – это всегда недобрый знак. Марина проверила WhatsApp – дочь заходила два часа назад. Встревоженная, она попросила водителя проводить её до двери. Николай, высокий, стройный, улыбчивый, но такой молчаливый, был рад услужить. Марина долго не могла найти ключи в сумочке и отпирала дверь со стучащим сердцем. Но вот дверь открылась, и её взору сразу же предстала дочь – здоровая, невредимая.
– Эля! – воскликнула Марина.
– Да, мам?
– Всё хорошо?
– Ну конечно.
Они обнялись. Марина сердечно поблагодарила Николая, пожала ему руку и отпустила домой.
– Как там Боря?
– Кажется, хорошо. Слышишь?
– Что?
– Вот, послушай.
Обе, мать и дочь, замерли. Из глубины квартиры доносилась музыка.
– Гитара? – уточнила Марина.
– Да. – сказала Эля. – Это Боря играет.
– Интересно. Он же без гитары приезжал?
– Я не знаю.
– Вроде не было.
– Да ты раздевайся, мам.
Последовав совету дочери, Марина даже перекусила перед тем, как решилась потревожить Бориса. Звук гитары разносился по квартире из-за закрытой двери его комнаты. Он играл что-то безвестное для Марины, какую-то очень агрессивную мелодию. От такой хотелось бежать подальше, но, благо, звукоизоляционные двери и стены сводили к минимуму уровень децибел. Марина постояла под дверью комнаты, ожидая, что Боря, может, переменит пластинку. Но он продолжал играть свои рокерские штуки, и Марина, дождавшись паузы в его исполнении, постучавшись, зашла внутрь.
На полу были разбросаны упаковки от чипсов, пустые и ещё недопитые бутылки газировки. Боря сидел на диване, в руках его расположилась гитара. Вид мальчик имел довольно мечтательный, но венка у него на виске пульсировала с какой-то злобой. На вторжение Марины он не обратил внимания.
– Что играешь, Боря? – Марина остановилась в полуметре от него и скрестила руки на груди.
– А вам какая разница? Вы такого всё равно не знаете.
– Ну, мне интересно.
– Не смешите меня. – он с вызовом в глазах посмотрел на Марину.
– Нет, правда. – сказала Марина. Боря больше не музицировал. Видимо, он ждал, пока останется в одиночестве. – Где ты такую гитару красивую взял?
– Красивую? – удивился Боря. – Купил.
– Дорогая?
– Достаточно да.
– А откуда у тебя деньги?
– Вам же вроде музыка интересна была? – Боря снова посмотрел Марине в глаза.
– Да, и что?
Марина почувствовала, что ей неприятно говорить с племянником. Как бы ей хотелось просто взять и выгнать это наглое существо на улицу. Она подошла к окну и стала разглядывать редких прохожих.
– Так что же вы про деньги спрашиваете? У вас они только на уме?
– Послушай, – Марина резко обернулась в сторону Бори, – мне важно знать, что ты их не украл.
– Не украл. – признался Борис.
– Но что тогда?
– Не украл, а взял.
Она посмотрела не него. «Нет, это какой-то мерзавец».
– У кого?
– У вас.
– У меня?
– Да. У вас и так дофига. А гитару я вам оставлю, не волнуйтесь.
– Боря, ты взял мои деньги? – Марина, изумлённая, уставилась на этого, слишком простого, типа.
– Да, я же вам объясняю. У вас и так дохрена их. Пусть хоть что-то классное у вас дома будет – вот эта гитара, я её давно хотел. Потому что в остальном у вас всё равно вкуса нет, покупаете всякую дребедень.
Марину захлестнули эмоции, но она попыталась их скрыть. Ей захотелось схватить Борю за шкирку и выкинуть в окно, а потом сбросить на него эту гитару. Какое безумие – у неё просто нет слов. Этот малолетний дебил не понимает, что такое частная собственность, личные границы, правила поведения, даже понятие закона ему неведомо! Марина почувствовала себя абсолютно беспомощной. Бессильная ярость внутри неё не давала ей ни думать, ни говорить. Прошло несколько минут, прежде чем тётя Марина успокоилась и взяла себя в руки.
– Боря, ты понимаешь, что это воровство? Ты не попросил меня, ты просто взял.
– Да, просто взял. – эхом отозвался Боря. Кажется, он понимал, что Марина будет вынуждена так или иначе примириться с его поступком, потому что он её родственник.
– Ты не имел на это никакого права. Это воровство.
– Да? А я не знал. Я думал, мы родственники.
– Это тут ни при чём. Ты мог попросить у меня, потому что я твоя тётя. Но не брать без разрешения.
– Как всё сложно. – Боря снова стал наигрывать какую-то мелодию, но этот раз куда более нежную.
– Не притворяйся, что не понимаешь, о чём я говорю. Последний раз повторяю: это воровство и ты не имеешь права так делать. Если тебе что-то нужно, спроси у меня. Если это повторится, ты немедленно отправишься домой. Или я вызову полицию.
Боря лишь кивнул, не удосужившись прервать игру. Марина, всё же довольная тем, что племянник хотя бы отчасти признал свою неправоту, решила больше не задерживаться в этой нехорошей комнате. Она только крикнула ему, уже выходя, чтобы прибрался и играл потише, не мешал ей отдыхать после рабочего дня.
Эля полезла к маме с вопросами, но в сознании Марины дочь и племянник сплелись во что-то одно и поэтому никакого желания общаться с ней у Марины не было. Она пожалела о том, что не выяснила у Бори, как его дела с поступлением, но внутренний голос подсказывал ей, что документы, если они и были, он не подавал. Марина не знала, как ей поступить – потребовать ли у Бори продать эту несчастную гитару и вернуть деньги или простить ему этот, первый раз. Ведь можно понять Борю: мальчик из неблагополучной семьи, вдруг оказавшийся в роскоши, не сумел сдержать свои страсти. Марине вдруг вспомнился роман, который она читала ещё школьницей. Как там его? Ах да, «Отверженные». Что-то высокое и прекрасное привиделось ей в том, чтобы простить Борю. Если бы он ещё не вёл себя так нагло и не выглядел так нелепо, ей было бы проще решиться на такой шаг. Главное, решила Марина, действовать во благо мальчика. Что продвинет его в понимании жизни: наказание или прощение? Что больше нужно ему, чтобы стать полноценным членом общества? Понимая, что не решит эту загадку в одиночестве своей комнаты, среди статуэток и репродукций, Марина решила поговорить об этой ситуации с кем-нибудь ещё. Она написала в WhatsApp’е нескольким подругам, но все, как назло, были заняты. Марина решила, что пока не может встретиться ни с кем опытным, прогуляется с дочкой. Заодно они могут обсудить Эльвирины планы.
Упрашивать Элю не пришлось – та любила быть в компании мамы. Марина никак не могла понять: то ли из благодарности, то ли за неимением альтернатив. Ведь они очень разные – мама и дочь. В возрасте Эли Марина была похожа скорее на Борю, во всяком случае она любила большие, шумные компании, вечеринки, музыку, алкоголь. На одной из таких тусовок и была зачата Эля, и можно было бы ожидать, что она пойдёт по маминым стопам. Но Эля росла очень тихой, спокойной девочкой, всё видевшей в каком-то своём, нежном цвете. У неё была, конечно, подруга – Диана, – ещё полгода назад их было не увидеть иначе как вместе. Но с приближением взрослой жизни, времени принятия серьёзных решений, в их отношениях произошёл разлад. Диана, более практичная и не такая мечтательная, как Эля, завела знакомства, которые обещали ей видное положение в среде сверстников. С Элей они стали видеться всё реже, и хотя дочь, как казалось Марине, понимала, что ей предпочли других людей, она вовсе не выглядела несчастной. Уверенность, с которой Эля следовала своему восприятию мира, не могла не радовать маму Марину. Она только беспокоилась, что дочь останется в одиночестве, которое есть испытание даже для самой стойкой души.
Переодевшись, Марина взяла дочь под локоток, и они вышли во двор. Волна тепла и разнообразных звуков – радостных криков детей, приглушённого шума трафика, – окутала их. Они пошли вдоль широкого проспекта, что пролегал в сотне метров от дома. Обе, и мама, и дочь, любили то оживление, которое он с собой приносил.
– Хочешь мороженое? – предложила дочери Марина.
– А ты хочешь, мам? Давай купим.
Они взяли себе по мороженому – Эля эскимо, а Марина рожок. Она решила сразу заговорить о Борисе. Но дочь опередила её:
– Боря такой странный. Я не знаю, чего от него ждать.
– Что-то случилось? – слова дочери испугали Марину.
– Да нет, просто… Он закрывается в своей комнате и сидит там, а потом зовёт меня и просит принести ему еды.
– А ты?
– Ну, я приношу, мне же не сложно. А потом он смотрит на меня странным взглядом, как будто ждёт, что я ему что-то скажу или… Я не знаю.
– Ну, а он? Он что-то говорит?
– Нет. Он включает телевизор и начинает есть, а я не знаю, что мне делать дальше, и я ухожу.
Марина задумалась. И впрямь непонятно. Наверняка Боря не просто так всё это делает. Его поведение – это намёк, только намёк на что? В чём она не сомневалась, так это в том, что дочь её намёков не понимает и, пока ей не скажут прямо и в лоб, будет сторониться всяких посылов. По дальней от нашей пары полосе пронёсся, нарушая все правила, спорткар. Марина обернулась посмотреть ему вслед, а Эля шла прямо, будто не замечая.
– Вкусное мороженое? – поинтересовалась мама.
– Да, мам, спасибо. Шоколада многовато, но мне нравится.
Немного помолчав, Марина добавила:
– Ты не боишься Борю? Думаешь, он опасен?
– Нет, бояться не боюсь. – сходу ответила Эля. – Но мне самой жалко, если ему у нас некомфортно.
– Ничего себе некомфортно! – не выдержала Марина. – Он здесь ест, пьёт, делает, что хочет, никакого контроля. Гитару вот себе купил, играет, кто бы ему помешал.
– Да, но… Его что-то тяготит, я не знаю.
Растроганное лицо Эли выражало исключительно сострадание. Марина задумалась над словами дочери. Замечала ли и она нечто подобное у Бори? Мимо прошли их соседи – семейная пара – очень состоятельные люди. Мама и дочь ласково улыбнулись, приветствуя знакомцев.
– Эля, пойми… – Марина сделала паузу, подбирая слова. – Боре есть чем тяготиться, я думаю, много всего. Наверное, он смутно понимает, что если не возьмётся за ум, то жизнь его ждёт непростая. И хорошо, что он тяготится. Лучше, чем если бы ему было всё равно.
– Да, пожалуй. – ответила Эля. – Знать бы, как ему помочь.
– Опять ты за своё! – Марина вскипела. – Хорошо, вот к примеру. Ты знаешь, откуда он взял деньги на гитару?
– Нет. Ну, у него было, наверное? – Эля облизывала палочку от эскимо и демонстрировала уже какое-то безразличие к диалогу. Кажется, тема денег её не сильно волновала. Ну, ничего, сейчас Марина её удивит.
– А вот и нет. Он у меня взял, представь, без спроса.
– Как у тебя? – у Эли глаза из орбит полезли.
– Ну, в тумбочке лежало тысяч сто. Сейчас тридцать осталось. Я убрала, конечно.
– Боря так сделал?
– Да, да, сделал и не извинился даже. Вот, а ты говоришь, тяготится.
– Очень странно.
– А по-моему, ожидаемо.
Они стояли у перехода и ждали зелёный сигнал. Вокруг собралось человек десять-пятнадцать. Марина разглядывала прохожих, чтобы отвлечься от невесёлых мыслей. Если Эля снова наполнится состраданием, ей не останется ничего, кроме как заняться воспитанием дочери. Может, и зря она почти не наказывала Элю. Девочка преисполнена жалости ко всему.
– Что ты ему сказала? – спросила Эля.
– То, что и должна была. Что так нельзя поступать, что это воровство. Что он должен был спросить, что больше я такого не потерплю.
– Ну, да.
– Ты недовольна мной?
– Нет, почему.
– Я же вижу.
Эля удивлённо расставила руки и пожала плечами. Она всегда и всеми довольна.
– Нет, мама, я думаю, ты всё правильно сделала. Я не знаю, как бы повела себя в такой ситуации.
– Вот и я не знаю. Что с гитарой-то этой делать?
– А какие варианты?
Марина расстроилась: похоже, дочь не может и помыслить о том, чтобы потребовать у Бори продать гитару и вернуть деньги. Она призналась Эле, что устала идти. Могут они посидеть вон в том небольшом скверике? Молча дойдя до скамейки, они сели на лавочку. Марина достала из сумочки телефон и проверила почту. Ничего интересного.
– Ты хочешь, чтобы он вернул деньги? – прервала молчание Эля.
– Браво, дочка! – иронически похвалила её Марина.
Эля улыбнулась.
– Что думаешь? – продолжила Марина. – Стоит на него надавить?
– Ох, не знаю… – задумалась Эля.
Прошло минут десять напряженного молчания. Эля, опустив взгляд, следила за носочком своей покачивавшейся ноги. Марина ждала, что вот сейчас в дочери проснётся материнский, а потому и воспитующий инстинкт.
– Не знаю. – призналась Эля. – Но я вот что подумала: папа бы в этой ситуации хорошо разобрался.
Марину от этих слов будто током ударило. Папа за всю жизнь хорошо разобрался только в одной ситуации – как ребёнка зачать. Всё остальное он делал посредственно и не добился даже половины того, на что хватило её, Марининых, сил. Эля явно романтизировала образ отца и она задела маму за живое, когда вспомнила про этого человека. Неужели дочь думает, что они не справятся со всем сами? Чем, каким своим поступком она заслужила сомнение дочери в её родительских качествах? Марина испытывала сильную ревность. Она не понимала, как у дочери вообще возникла мысль об отце.
– Вы с ним общаетесь? – в этом разговоре она решила последовать за Элей.
– Да, иногда. Виделись вот недавно.
– Да? А чего ты мне не рассказывала?
– Ну, тебе он обычно не интересен. Я думала, ты не захочешь об этом говорить.
– Говорить, может, и не хочу. Но почему бы мне не узнать, как у него дела?
Неожиданно для себя Марина заметила, что сердце её стало биться чаще. Из самых дальних глубин её существа всплыли остатки чувств к бывшему мужу. Такое и раньше случалось, но Марина удивлялась каждому новому разу. Она не вспоминала о нём уже несколько лет. И вот опять.
– Если хочешь, то почему бы тебе не связаться с ним, не расспросить?
– Эля, ты издеваешься или правда не понимаешь? – Марина не смогла выдержать очередную глупость в исполнении дочери.
– Правда не понимаю. Если тебе интересно, то в чём проблема?
– Давай ты не будешь учить меня жить, ладно? Для начала выбери себе университет, потом я рассмотрю твои советы.
– Мам, ну чего ты?
Эля выглядела расстроенной. Она перестала покачивать ножкой.
– Думай иногда, что говоришь. Я в смертельной обиде на твоего папу. Я не выдержу близкого с ним контакта.
– Да, я поняла.
– Так и что он там? – Марина и не пыталась скрыть свой интерес.
– Насколько я поняла, он ушёл из той семьи.
– О, я не удивлена. В другую семью?
– Нет, он сам по себе теперь живёт.
– А работа?
– Всё так же, играет в ресторанах, на свадьбах.
Почувствовав, что дочь не хочет продолжать разговор, Марина умолкла. Её и удивляло, и выводило из себя то, с какой отстранённостью от неё, родной матери, дочь говорила об отце. Как будто он составлял её личную жизнь, а Марина лезла не в своё дело. Удивительно, как преображалась её девочка, когда речь заходила о папе.
– Хочешь ещё по мороженому? – спросила Марина.
– Нет, мам, что-то не хочется. – Эля повернула голову к памятнику, стоявшему неподалёку. Марине открылась её макушка.
– Ты злишься на меня?
– Нет, с чего ты взяла?
Эля повернулась обратно.
– Ты говоришь со мной без желания.
– Я просто немного устала.
Марина предложила вернуться домой, и Эля согласилась. Разговор не клеился, и что бы Марина ни говорила дочери, та откликалась односложно или вообще только движением частей тела. Марина почувствовала себя виноватой, но она не знала, что именно сделала не так, и даже не догадывалась. «У Эли очень переменчивое настроение» – подумала она – «Надо записать её к психологу». Поняв, что лучшим выходом будет разделить с Элей опыт молчания, Марина шла с ней плечом к плечу и даже не доставала из сумочки телефон. Дочь смотрела то себе под ноги, то куда-то вдаль, но, кажется, потихоньку приходила в себя. Когда они подошли к подъезду, Марина всё же решилась спросить о том, что её интересовало больше всего.
– Эля, ну а университет? Ты определилась?
– Пока нет, мам. – как-то обречённо признала Эля, так, будто этот выбор – нерешаемая для неё задача.
Решив повременить с давлением, Марина отпустила Элю домой. Хотела ли та её общества или нет, Марина не могла понять, но ей самой уныние дочери было уже в тягость.
Сама она отправилась в местный ресторан, на веранду, чтобы бокалом хорошего вина успокоить нервы. Прикрываемая от взглядов прохожих плотным рядом растений, в основном туи, она долго выбирала вино, а её блуждающая мысль легко теряла меню и потом вновь, спустя минуты бесплодных размышлений о наболевшем, к нему возвращалась. В конце концов она одёрнула себя и заказала какой-то совиньон десятилетней выдержки. Официант растроганно смотрел на Марину, такую нежную в своей задумчивости, а она ничуть не стыдилась того, что решила выпить в одиночестве. Она и сама жалела, что подруг её так просто на встречу не вытащишь – у каждой какие-нибудь дела или активный отдых от них. Вероника, её лучшая подруга, ответила в WhatsApp’e, и у Марины загорелась надежда на свидание, но та написала, что сможет лишь на следующий день. Они договорились встретиться вечером.
Неспешно потягивая вино, Марина наблюдала посетителей ресторана, делала о них свои выводы, но и не забывала о действительно насущном. Лёгкая дремота, в которую она впала под успокаивающую музыку непритязательного заведения, провоцировала её отказаться бросать вызов Борису, требовать от него возвращения денег и сопротивляться естественным процессам его взросления. В конце концов она сама, будучи юной, что только не вытворяла, и эти безумства, будучи оценёнными впоследствии, помогли ей найти себя и свои принципы, стать более ответственной и серьёзной. Она вспомнила, как, будучи студенткой, запрыгивала в постель к иностранным туристам, кубинцам, алжирцам, египтянам. Как они большой, шумной компанией веселились у них на даче, мешая соседям спать и прогоняя тех вилами, когда они возмущались. Марина припоминала, как жажда красивой жизни сводила её с уголовниками и заставляла исполнять самые грязные желания власть имущих. Важно, чтобы Боря прошёл период этого бунта, не растеряв слишком многого, и Марина не будет наказывать его чересчур строго. Ей стало как-то светлее и легче, когда она решила, что может простить Борю. Жизнь снова представилась Марине, в общем, довольно приятной.
Вдруг она обратила внимание на мужчину, что сидел напротив неё через несколько свободных столиков. Своими густыми, длинными, почти до плеч, шелковистыми волосами, а также лишь наполовину застёгнутой рубашкой он напомнил Марине бывшего мужа в молодости. Этот мужчина, правда, был покрепче, он явно занимался спортом. Их глаза встретились, он изучающе посмотрел на неё, а потом улыбнулся. Впав в замешательство от энергетики его взгляда, Марина поспешила закрыть лицо бокалом и сделать глоток. Ещё несколько раз поймав себя на том, что приглядывается к посетителю, она решила найти себе другой объект интереса. Не маньяк же она, в самом деле. Вот, к примеру, какая любопытная крыша вон у того здания. Марина обратила внимание на островерхую черепичную кровлю, на шпиль, который прорезывал теплый летний воздух, на игривое круглое окошко, величиной не больше тарелки, что украшало фасад верхнего этажа. Она ждала, что вот сейчас там покажется чьё-то лицо, наверняка какой-нибудь старик живёт на чердаке, в окружении многочисленных кошек, но в неуютной, холостяцкой атмосфере. Но окно пустовало, и взгляд Марины скользил вниз, сначала к подъезду дома, а потом снова к мужчине напротив. Но вот же какая симпатичная клумба, кто за ней, интересно, ухаживает? А что, если тот старик, который живёт на верхнем этаже? На самом деле он бывший профессиональный флорист, а его комната уставлена цветами, вот только он слишком беден, чтобы позволить себе что-нибудь помимо цветов. Каждое утро, ни свет ни заря, он спускается на улицу, чтобы поухаживать за цветами, и он ковыляет до клумбы долгие минуты, потому что уже очень стар. Он всё ещё влюблён в своё ремесло и горько печалится о том, что от работы в его любимом ботаническом саду остались одни лишь воспоминания. Соседи, вдохновлённые красотой, которую разводит старик, помогают ему чем могут. Каждый, кто выходит на улицу в этот ранний час, считает своим долгом поприветствовать старика. Марина представляла, как ему жмут руку, но взгляд её снова и снова возвращался к красавцу-мужчине напротив.
Покой этой игры нарушил официант, который подал Марине бокал вина и десерт, малюсенький, но на огромной тарелке.
– Вас угощает мужчина. – он посмотрел в сторону, которую облюбовала сама Марина.
Она улыбнулась и кивнула, сначала официанту, потом ухажёру. Он смотрел прямо на неё.
Не чувствуя себя голодной после мороженого и половины миски креветок, Марина хотела отдохнуть от еды. Но изысканность десерта и самого поступка незнакомца вынудили её отламывать от пирожного по кусочку и чувственно класть его в рот. Он наблюдал за ней, хотя его спутник – ещё один мужчина в похожей рубашке, но коротко стриженный, – взахлёб рассказывал ему что-то, может, историю про старика? В какой-то момент незнакомец утратил, кажется, всякий интерес к личности и россказням собеседника и перестал утруждать себя ответными репликами. Не прошло и пятнадцати минут, как он, остановив поток речи друга, извинился, поднялся и подошёл к столику Марины.
– Добрый вечер! Вы так очаровательны! Не желаете ли присоединиться к нашему столику?
Его взгляд, прямой и честный, казалось, не допускал возражений. Но Марина, как ни рада была вниманию и инициативе незнакомца, почувствовала себя вынужденной пококетничать, отказать.
– Доброго и вам! Спасибо за приглашение, но, знаете, я одна тут отдыхаю.
– Вот как? Вы любите одиночество?
– Не всегда, но сейчас мне нужно именно оно.
– Понимаю. Что ж, позвольте спросить номер вашего телефона. Если вы не против, мы могли бы встретиться на днях.
Марине нравился его напор, но надо ведь соблюдать приличия.
– Встретиться? И что бы вы хотели?
– Посидеть вот так, вместе. Или погулять, выпить кофе.
– Ладно, уговорили.
Последнюю фразу Марина сказала, уже не сдерживая своего радостного смеха. Ею двигало мощное желание, скрывать которое не было уже ни смысла, ни даже сил. Она, в стиле женщины-вамп, достала из сумочки ручку, взяла салфетку и серией резких штрихов вывела на ней свой номер. В двух местах ручка пронзила салфетку, и Марина, прежде чем передать её незнакомцу, ещё раз пробежалась по цифрам взглядом, чтобы убедиться: каждую из них легко распознать.
– Как вас зовут хотя бы? – спросила она.
– Ах да, простите, простите! Я Олег.
– Очень приятно, Марина. Благодарю вас за вкусный десерт.
– Не стоит. Рад с вами познакомиться.
Вернувшись за свой столик, Олег не задержался там надолго. Совсем скоро они вместе с загадочным другом покинули ресторан. Напоследок он повернулся к Марине и едва заметно кивнул ей, улыбаясь.
Радостная, возбуждённая, Марина выждала пару минут и попросила официанта рассчитать её. Она не могла усидеть на месте. Как будто снова обратившись юной девушкой, она хотела броситься в пляс, закружиться в танце, запеть, со всем миром разделить свою радость. В тот-то момент она и поняла, что город её сковывает. Официант уточнил, будет ли она расплачиваться картой или наличными. Приложив свой айфон к считывателю, она решила не оставлять чаевых.
Ни спеть, ни потанцевать у Марины так и не вышло. Всё, на что хватило её энтузиазма, это очередная утренняя пробежка после ночи, которая лишь на рассвете подарила ей сон. Она долго ворочалась в кровати, хорошо понимая, что напор энергии, который она вновь ощутила в своём теле, не позволит ей быстро уснуть. В её ушах постоянно звучала музыка из того ресторана, а в голове возникали образы Олега, в рубашке и без. К тому же Боря снова отсутствовал дома, и Эля не знала, куда он пошёл. Марина прислушивалась к каждому шороху, чтобы не пропустить возвращение племянника, чтобы ещё раз поговорить с ним и призвать соблюдать правила. И она не смогла прекратить ни игру воображения, ни тревожное ожидание мальчика усилием своей воли, как ни развита та была. Только вид мирно спящей Эли успокаивал её маму, и она не раз приоткрывала дверь Эльвириной комнаты, чтобы впитать атмосферу царившего там покоя.
Сонная, она пришла в чувство только во время пробежки. Прибавили ей сил и кофе с круассаном, которые Николай, как обычно, привёз с собой. День обещал подарить Марине множество приятных впечатлений, и началось всё в полном соответствии с её ожиданиями. Природа одарила Марину прекрасной погодой, летнее солнце делало смелые попытки согревать, несмотря на похолодание, а богатые кроны удачно контрастировали с пустынными утренними улочками. Туман обещал скрыть из виду неприглядные стороны жизни, а лёгкий дождь, начавшийся, пока Марина ехала в офис, напоминал о переменчивости всего земного. И действительно, ей совсем скоро пришлось убедиться в том, что полагаться на верность удачи не приходится. Иннокентий Максимович вызвал Марину к себе и, минуя какие-то банальные вещи, заговорил с ней о прошедшем собрании.
– Вы нас очень удивили, Марина, своим выступлением. Не столько позицией, сколько… Ну, тем как вы протестовали. Мне показалось, тут замешан ваш личный интерес.
– Нет, что вы, Иннокентий Максимович. Просто я убеждена, что расширение – очень рискованный шаг.
Марина знала, что начальник намекал на вечно мерещившиеся ему закулисные игры. Но ей было нечего от него скрывать.
– Но это ведь не повод так волноваться? – Иннокентий Максимович посмотрел на неё испытующим взглядом своих глубоко посаженных глаз. Низенький и коротко стриженный, в пиджаке, на размер или два больше нужного, он производил комичное впечатление. Однако более дотошного функционера было сложно сыскать.
– Учитывайте, пожалуйста, что я женщина. – Марина решила обратить всё в шутку. – Все вы как будто забываете об этом на каждом новом собрании.
– Ну, может быть, может быть. – признал Иннокентий Максимович. – И всё-таки мне трудно расстаться с впечатлением, что вам выгоден другой вектор развития компании.
– Я ещё раз повторяю, Иннокентий Максимович, что речь о моей выгоде не идёт. Верите или нет, но я всей душой переживаю за дело компании, в которой работаю почти двадцать лет.
– Я вас понял, Марина, я вас понял. – он перекладывал папки на своём столе с места на место или что-то на нём искал. Огромные часы в углу кабинета, в форме ладьи, отмеряли ускользавшие секунды жизни. По стенам, вперемешку, были развешаны фотографии директоров, памятных событий жизни компании и репродукции известных картин. Взгляд Марины упал на «Смерть Марата». Иннокентий Максимович проследил за её взглядом, но ничего не сказал. Он отпил кофе и размял челюсти.
Наконец он продолжил:
– Вы же, наверное, понимаете, что маркетинговая стратегия, всё, что касается позиционирования на местах, бренд, всё это ложится на вас.
– Да, конечно.
– И вы готовы за это взяться? – он наклонил голову, прищурился, призывая Марину быть честной.
– Отчего же нет? Всегда бралась. Не понимаю я вас.
– Ну, раз вы так против расширения, как же вы будете решать эти задачи?
– Иннокентий Максимович, вы на что намекаете? Эмоции оставлены в прошлом, дальше начинается работа. Своё дело я знаю. Если решили расширяться, значит будем расширяться.
Иннокентий Максимович сделал ещё глоток. Он выглядел довольным.
– Ну, теперь я вижу, что да, всё в порядке. Отлично, Марина, возвращайтесь к работе.
Развернувшись, Марина закатила глаза и вышла. Нет, вовсе не всё в порядке. Она так надеялась, что эта глупая идея расширения останется не более чем декларацией. И конечно, она догадывалась, что если жажда прибыли поведёт директоров на восток, самую грязную работу – привлечение покупателей, – доверят ей. Но Марина и представить себе не могла, что разговор об этом зайдёт так скоро. Как должна она убеждать этих несчастных, в большинстве своём очень бедных людей покупать в общем-то ненужную им технику, да ещё и по завышенной стоимости, получая взамен лишь хорошее обслуживание? И, самое главное, Марина подозревала, что без командировок дело не обойдётся и что уж хотя бы для видимости ей придётся летать «на места», как выразился босс, с определённой периодичностью. В ближайшие дни ей предстоит уведомить обо всём персонал. Она будет требовать для них повышенных премий. Работа им предстоит нелёгкая. Марина вдруг вспомнила про появление в её жизни Олега. Начало их знакомству было положено до такой степени многообещающее, что Марину его незримое присутствие уже поддерживало.
Когда он позвонил, она обдумывала контракт компании с фондом защиты природы. Насколько агрессивными им стоит быть в оповещении общественности об ориентации их фирмы на этику? Как изменится образ компании в глазах среднестатистического покупателя, когда он узнает об их этической миссии? Марина дала поручение провести несколько анонимных опросов. И пока она пыталась понять, стоит ли доверять мнению опрошенных, ей позвонил Олег. Марина не сразу узнала его по голосу. Слишком высокий, он плохо соответствовал образу Аполлона, который сложился у Марины в голове. Но она, как только он представился, и думать об этом забыла, довольная тем, что Олег не стал тянуть со свиданием.
– Вы как насчёт встретиться? – спросил он.
– Может, на ты перейдём? – радостная, она хотела поскорее стереть границы.
– Конечно, если тебе удобно.
«Какой-то уж слишком вежливый и тактичный» – подумала Марина. Что-то здесь всё-таки не так.
– Вполне. – ответила она.
– Ты можешь сегодня?
– Ого, сегодня? Не знаю, сейчас проверю.
Вообще-то Марина прекрасно помнила, что у неё назначена встреча с Вероникой. Ей оставалось только решить, что ей всё-таки дороже – старая-добрая подруга или вспыхнувшая надежда на чудо. Выдающимся этиком Марина не была, и это, наверное, к лучшему, поскольку ей хватило смелости последовать зову сердца.
– Я могу сегодня в 8 часов. Как насчёт того ресторана?
– Да, прекрасно. Буду ждать тебя там, приходи.
Ей вдруг захотелось сказать ему, чтобы расслабился, отключил эту рафинированную галантность. Она не мать Тереза, а вполне обычная, достаточно приземлённая женщина. И если он рассчитывает на длительное знакомство, то создавать себе образ отрешённого от мира джентельмена ему противопоказано. Но она промолчала, отложив этот разговор до лучшей поры. Она даст ему шанс самому заметить крайности своего поведения.
Они попрощались, но любопытство её не отпускало. Как только Марина написала Веронике, что встретиться не получится, она сохранила номер Олега в контакты и открыла его профиль в WhatsApp. Ничего интересного. Зато в Telegram высветились его имя и фамилия. Действительно, Олег. Олег Никитин. Отчего бы ей не найти его в фейсбуке? Так Марина и поступила. Профиль Олега не требовал сложных процедур поиска. Он был первым, который выпал Марине в списке результатов. На аватаре – Олег, сдержанно улыбающийся, чуть более пухлый, чем ныне, с щетиной, глаза прищурены, с задором смотрит в камеру. Марина с некоторым неудовольствием отметила: носит очки. Но оправа просто роскошная – тонкая, с полукруглой формой глазниц. Беглый обзор контента показал: Олег – кинопродюсер или кто-то вроде того. «Какая у него, должно быть, интересная жизнь» – подумала Марина. Она завидовала людям творческих профессий ещё с юности, когда всякий художник вызывал у неё благоговейный трепет. Пусть она зарабатывает в десять раз больше, чем он, зато он творит смыслы и живёт чем-то высоким, он одухотворён. И, кстати, продюсеры получают вовсе не мало. Вопрос только в том, какого уровня картинами он занимается. Может, ей посмотреть его страничку на кинопоиске? Но она решила, что это уже слишком. Им нужно встретиться хотя бы раз, чтобы она могла строить какие-то планы. Поэтому Марина вернулась в фейсбук и стала изучать его друзей. Больше тысячи, и, судя по первым ста, все творческие, модные, раскрепощённые люди. Неужели она могла понравиться ему, такая обычная, без единого яркого пятна во внешности? Марина почувствовала себя мещанкой. Если бы не напор Олега, она бы ни за что не согласилась пойти на это свидание. Ему наверняка больше подойдёт девушка из богемы. Но она всё-таки решила полистать его фотографии. И каково же было удивление Марины, когда во второй сотне снимков обнаружили себя те, что были сделаны на каком-то свадебном мероприятии. Анализ, совершённый Мариной, показал, что оно не могло быть чем-то иным, кроме как свадьбой самого Олега. Он и надевал кольцо на палец красотке в белом платье, и целовал её, и держал её за руку. Марина, ещё не успев почувствовать ничего, проверила дату снимков. Три года назад. Может, они уже расстались? Это было бы идеально, ведь и за её хрупкими плечами – неудачный брак.
Но что, если нет? И, главное, как ей узнать? Марина ни за что не стала бы встречаться с женатым, и исключения из этого запрета были невозможны. Какой-то очень тихий, чуждый голосок всё-таки нашёптывал Марине идею о том, что Олег – слишком завидный мужчина, чтобы разбрасываться возможностями, но Марина уже давно поняла, что из отношений, построенных на измене, не получается ничего доброго. Поэтому абсолютно бесстрастно, руководствуясь чувством долга, она бы отклонила все притязания Олега, если только он не разведён. Но не может же она позвонить ему и прямо об этом спросить? Не скажет же она, что нашла его в фейсбуке и там, просмотрев сотню фотографий, что-то обнаружила. Опыт подсказывал Марине, что демонстрировать свою особенную заинтересованность мужчине нельзя. Хотя, подумала она, если мужчина использует открытость и интерес женщины для манипуляций, нужен ли он ей такой?
Марина уже хотела написать Олегу в WhatsApp и попросить выслать ей его страницу в фейсбуке. Уже потом она бы спросила, а что это за фотографии. Но что-то в Марине всё-таки противилось этому знанию. Она решила не писать. Она подумала, что это будет выглядеть как-то вульгарно… Или как давление на Олега. Он ведь просто пригласил её на свидание. Кто знает, может быть, он хочет просто дружить? В конце концов пока это его ответственность. Он должен был сообщить Марине о своём статусе, если тот отличен от холостого. Иначе Олегу нельзя доверять и строить с ним отношения она не будет. Поэтому можно считать, что Олег абсолютно свободен. Марина очень обрадовалась тому, как ловко вышла из затруднительной ситуации. Скоро она поедет на свидание!
Контракт с обществом защиты животных отошёл на второй план. Ей и в жизни хватает этических проблем. Впрочем, Марина вовсе не бросила своих рабочих занятий. Всё, в чём нуждалась компания, она от Марины получила.
Молчаливый Николай отвёз её домой, и Марина, приняв душ, не стала тратить много времени на сборы. Долгие приготовления – это тоже вульгарно. К тому же её не покидали опасения, что свидание не продлится долго. Столкнувшись с Борей на кухне, уже в платье, но пока не на каблуках, она спросила его:
– Боря, ты подал документы?
– Нет.
– Почему? Уже вторник заканчивается.
– Я вам, кажется, объяснял?
– Напомни, пожалуйста?
– Мне эти институты нахрен не сдались.
– Ах да.
– Да.
Задумавшись, Марина поняла, что никакого толка упрашивать Борю нет, но она будет чувствовать себя обманщицей, если тот не займётся делом. Может ли она считать, что временно заменяет его мать?
– Давай ты подашь документы, а потом подумаешь, сдались они тебе или нет?
– И что мне за это будет?
– Моё безмерное уважение.
– Ничего не стоит.
Она хотела обидеться, но придумала ответ получше.
– Как и твои документы, между прочим. Что тебе стоит отнести их в институт? Я, твоя тётя, буду спокойна.
– Почему я должен делать что-то ради вас? Ведь у вас гораздо больше возможностей помочь мне.
– Да? И чем же я могу быть полезна?
– Я вам попозже скажу.
– Нет уж. – Марина посмотрела на часы. Ещё было время. – Говори сейчас.
– Нет. – сказал Боря. – Ну, разве что, знаете, поговорите с вашей дочкой-тупицей. Она постоянно лезет ко мне со своими занятиями и игрищами. А я терпеть этого не могу.
– Это она тупица?
– Да. Потому что она не понимает, что от меня надо отстать.
– Это она тупица, которая…? Или не она тупица?
Выведенная из себя словами племянника, несправедливыми, грубыми, Марина хотела защитить дочь от обвинений в глупости. Ведь Эля выиграла олимпиады, она высоко котируется среди абитуриентов всех европейских ВУЗов. И даже в вопросе отношений между людьми Марина всегда полагается на её мнение. Ей захотелось дать затрещину этому наглецу. Он смотрел на неё пустым взглядом и было понятно, что его слова – не более чем проекция. Потом она вспомнила, что он пока ещё ребёнок.
– Боря, – продолжила Марина, – то, что ты называешь тупостью, это просто мечтательность. Знаешь ты такое слово или нет? Вот есть у тебя мечта?
– Да, есть.
– Какая же?
– Чтобы вы разорились поскорее.
– Боря…
– Да.
– Ты завидуешь мне, да? Это объяснимо. Но поверь, если ты будешь трудиться…
– Ой, только не начинайте. – Боря махнул рукой и поморщился. – Вы же просто переспали с кем надо, наверное. Вот чем вы занимаетесь?
– Я не буду говорить с тобой, пока ты меня оскорбляешь. Я директор крупной компании. Вот уже двадцать лет.
– И как же вы туда попали?
– Собеседование прошла. Это давно было. И ты сможешь, если будешь учиться, думать головой.
– Вот только не надо. Я спать с папиками не собираюсь.
Повисло напряжённое молчание. Боря, раскрасневшийся и даже немного запыхавшийся, явно хотел продолжать перепалку. Но Марина, давно отвыкшая от ругани, от голословных обвинений, не видела смысла в этой карикатуре на разговор. Боря слишком далёк от того, чтобы что-то понять.
– Я тоже. – сказала она, чтобы разрядить обстановку.
– Поэтому вы так и вырядились?
Его слова могли бы задеть Марину за живое, но ей, вдруг, стало так весело, что она рассмеялась. Какой-то сопливый недоучка, сам наряжающийся в убогую кепку и вяжущий себе платочек на шею, находит её гардероб неидеальным. Скорее всего, Боря просто не пользуется успехом у девушек и поэтому злится и пытается состроить из себя что-то значительное. Марина понимала, что ей бы стоило попробовать завести с Борей разговор об отношениях между полами, но она, предвкушая истерику, которую он закатит, решила даже не заикаться об этом. И сестре, известной ханже, она вряд ли донесёт свою мысль. Что ж, значит ей придётся терпеть собственное бессилие в отношении помощи этому мальчику.
Она поспешила распрощаться с ним и вырваться из удушающей атмосферы её дорогого дома. Выйдя на улицу, она мигом забыла про Борю. Но пройдя метров сто, снова о нём вспомнила. А что Боря имел в виду, когда говорил о её возможностях ему помочь? Ведь, скорее всего, деньги? Или, может быть, подумала Марина, он недоволен тем малым количеством внимания, которое ему оказывается? Внезапно возникшая, эта мысль поразила её. Действительно, что, если он хотел, чтобы ему показали Москву, погуляли с ним по историческим местам, показали ему, где можно с пользой провести время? Его отстранённость, может быть, только кажимость. Не хочет ли Боря ею сказать, что он наоборот страстно жаждет внимания, заботы? И что он не верит в добрые намерения окружающих, если они не подкреплены достаточной их настойчивостью? Марина поняла, что она впервые за всё время знакомства с Борей подумала о нём как не о совсем примитивном существе. Ведь психолог ей говорила, что каждая душа тянется к любви, только, может быть, окольным образом. Очень зря они с Элей позволили Боре изолироваться в его комнате. Этим они только подкрепили его безрадостные представления о том, что он никому не нужен. Марине стало грустно из-за того, что она не сумела найти подход к мальчику. Ей надо что-нибудь придумать. Но вот она уже подошла к ресторану.
Олег сидел в углу веранды и глазел в телефон. На нём был пиджак – роскошный, примерно того же оттенка, что и его волосы.
– Давно ждёшь? – спросила Марина, ставя сумочку на стол. Она заметно нервничала. Но на часах не было ещё и восьми. Она заказала себе болоньезе. Бутылка вина, совсем не такого изысканного, как Марина позволила себе накануне, уже была предусмотрена Олегом.
– Такую, как ты, я ждал всю жизнь.
Марина почувствовала себя смущённой. И, наверное, слишком уж ожидаемый ход. Она не понимала, шутит ли он или говорит всерьёз.
– Да? А какие у тебя уже были? – Марина рассчитывала, что этот вопрос поможет ей как можно скорее прояснить семейное положение Олега. Но он будто предвидел намерение Марины:
– В твоём присутствии я не хочу говорить ни о ком другом.
Она смутилась:
– Ты не слишком ли торопишь события? С чего бы это ты так мной проникся?
Не похоже на шутку: он пристально смотрел на неё, пожирая глазами, и как будто тяжело дышал. Желание, которое он, очевидно, испытывал, мешало ему говорить. Воцарилось молчание, напряжённое и слишком неприятное для Марины: она рассчитывала на обычный, дружеский разговор. Вдруг вспомнив про Борю, она решила помочь хотя бы Олегу. Надо дать ему шанс проявить себя с лучшей стороны.
– Слушай, расскажи лучше о себе. Чем занимаешься?
Олег нашёл в себе силы отвлечься от съедавшей его страсти. Последовал небольшой рассказ «о себе». Действительно, он кинопродюсер. Завидовать тут нечему, поскольку от искусства, как его представляют себе обыватели, современная индустрия очень далека. Всем управляют секс, связи и государственный заказ. Талант стоит ровно столько, сколько можно сэкономить на его покупке. Энтузиазм новичка, если и вообще присутствует, то быстро выдыхается. Олега всё это очень печалит, потому что он помнит, как здорово всё начиналось двадцать лет назад.
Марина заметила, что каждый человек, участвующий в чём-то предосудительном, склонен считать, что виноваты все, кроме него.
– Да, ты права! – он так впечатлился наблюдением Марины, будто не верил, что она способна размышлять о поступках людей.
– А что касается прошедших двадцати лет, – продолжила Марина, – то да, время было другое, куда более романтичное. Мы многого не знали и считали это нормальным, не допытывались и не искали ответы на все вопросы. Сейчас мы живём будто по инструкции.
– Согласен. – ответил Олег. – Как раз в киноиндустрии это отражается лучше всего. Если в сценарии нет афроамериканца или лесбиянки, я не стану это снимать.
– Надеюсь, на жизнь твой подход не распространяется? Потому что я ни тот, ни другой.
Олег рассмеялся, но серьёзность ненадолго покинула черты его лица. Он как будто впал в раздумье и снова замолчал.
– Всё в порядке? – осведомилась Марина.
– Да, да. – он попытался приободриться. – Вспомнилась одна неприятная история.
– Расскажешь? Или не хочешь?
– Печальные истории на первом свидании? За кого ты меня принимаешь? – он снова рассмеялся.
– Слушай, нам уже не по восемнадцать лет. Боюсь, что поводов для грусти будет становиться всё больше, и независимо от того, насколько успешно идут дела. И главное, тебе не нужно производить впечатление. Оставайся собой.
– Ты меня поддерживаешь. – сказал Олег. – Это очень мило, конечно, но с точки зрения моих планов заняться с тобой сексом это не лучшая возможная диспозиция.
– Ого, прямо так. – Марина не была готова к резкому повороту. Хотя она любила напористых парней, Олег ляпнул про секс в не слишком удачный момент.
– Да.
– Но историю свою ты всё-таки расскажи, я хочу послушать.
– Уверена?
– Да.
Пока Олег издавал разные «э» и «мэ», Марина обратила взор на улицу, на дом и на шпиль, венчавший его крышу, которые разглядывала вчера. Ей было бы так интересно узнать, кто всё-таки живёт на чердаке. Должно быть, есть что-то особенное в жизни под шпилем, пусть и ненастоящем. Детскость этой конструкции придавала мечтательности состоянию Марины. Она вдруг поняла, что от привычного уклада вещей её уже тошнит.
– Ну, дело в том… – начал Олег, но снова осёкся. – В общем, – преодолевая какой-то внутренний барьер, выдал он, – я про лесбиянок не просто так вспомнил.
– Лесбиянок? – запамятовала Марина. – Ах да, а почему?
– Моя жена ею оказалась. Неожиданно для самой себя.
– Как так? – не поняла Марина. – Была гетеро и вдруг оказалась?
– Да, вот так. – Олег трагически посмотрел в тарелку, где недоеденным лежал кусок мяса и овощи.
– Ну, и… – Марина не знала, как спросить. – Как вы поступили?
– Мы оставили всё как есть. Это может показаться странным, но нам хорошо вместе.
– Так это же замечательно.
– Да, неплохо.
– А секс?
– Нет, этого нет.
– Она не хочет? – уточнила Марина.
– Нет… В смысле да, не хочет.
Марина не знала, что и думать. Удивление от такого расклада оказалось сильнее гнева, который она начинала испытывать. Почему Олег сразу не сообщил, что он, так или иначе, женат?
– Ты за этим с другими женщинами знакомишься? – спросила она.
– Ну, в том числе, конечно. Я же лесбиянкой не стал.
– Тебе это не кажется мерзким? Душою ты, значит, с женой, а на стороне ищешь телесный досуг.
– Нет, не так. – поспешил откреститься от подозрений Олег. – Я не досуг ищу, а отношения… Дружеские или какие, но с таким романтическим компонентом.
– Дружба с компонентом? Чушь. – Марина злилась на Олега. Ей никогда не нравились мужчины, которые не могут определиться с тем, чего они хотят. Попытки Олега усидеть на двух стульях показались ей жалкими. Она вдруг подумала, что он гей, открытый или латентный. – А жена твоя как к этому относится?
– Положительно, конечно. Она ведь понимает, что мне это нужно, как любому здоровому мужику. Да она и участвует иногда.
– Что?
– Ну, знаешь, втроём.
– Знаю, знаю. – сказала Марина. – Это знаю.
– Но она только с девочками. Ко мне не прикасается.
Ей было нечего добавить. Марина немного поковыряла остатки блюда, но есть ей уже не хотелось. Оставалось только взять телефон и проверить почту, что она и сделала. Извинившись перед Олегом и ответив на несколько писем коллег, она, наполнившаяся тоскливым чувством, посмотрела ему в глаза. Вот почему он такой серьёзный. Если отбросить злость на Олега, связанную с её личным интересом, то, в общем, у него и правда невесёлая судьба. Особенно если он любит ту женщину, а так оно, наверное, и есть. Марина по своему опыту знала, каково это, когда любишь того, кто при всём желании не может изменить себя и подарить тебе ответные чувства.
– Подожди, – вдруг вспомнила она, – а афроамериканцы?
– Какие?
– Ну, ты сказал про лесбиянок и афроамериканцев.
– А-а, да. У Тани была любовница негритянка.
– Не может быть. – Марина была готова рассмеяться, отбросив всякую этику.
– Да, очень чувственная девушка. Тане с ней было лучше, чем с кем-либо ещё. Но ей надо было возвращаться на Кубу.
– И… Ты тоже в этом участвовал?
– В этом нет. – Олег сказал как отрезал, кажется, пресекая возможные расспросы. – Та девушка не переносила парней.
– А ты? Ты ревновал?
– Да не особо. – признался Олег. – К девушкам не могу ревновать.
– Ну понятно. – сказала Марина. – Всё очень интересно, жаль, что мне такой формат не подходит.
– Вот именно. – поймал её Олег. – Тебе формат не подходит. А ты думай не о формате, а о человеке, и если он тебе нравится, то какая разница, как всё происходит.
– Э-э, это какие-то ваши кино-штучки? У тебя, похоже, профессиональная деформация – строишь свою жизнь как в современном кино.
– Нет, просто так сложилось. И я нашёл в себе силы принять реальность, какой она является.
– А я не считаю, что ты что-то принял.
– Объяснишь? – он посмотрел на Марину с вызовом и даже укором. Ему и так нелегко. Зачем она критикует его попытки сделать так, чтобы хорошо было всем?
– Ну, реальность в том состоит, что она тебя не любит и не желает. Может, ей удобно или ты ей денег даёшь, вот она и остаётся с тобой. Что бы ты там ни думал, причины всегда проще и ближе к чему-то конкретному.
Олег, похоже, нечто подобное уже слышал. Слова Марины он впитывал со скучающим видом человека, который лучше всех знает истинное положение вещей.
– Можешь считать так. – ответил Олег. – И вообще я думаю, что не должен тебе что-то доказывать. Если ты не готова к тому, что я предлагаю, то просто так, за один вечер, этого не исправить.
– А вот тут ты прав. – сказала Марина.
– Но мы могли бы встретиться ещё?
– Не думаю.
Ей пришлось объяснить Олегу, что, несмотря на симпатию к нему, она не сможет с ним сблизиться из-за его неопределённого положения. Её-де влечёт к отношениям, в которых двое людей максимально открыты и доверяют друг другу. Когда состав «команды» растёт, неизбежны столкновения интересов и антипатий. Её, на самом деле, даже вдохновила готовность Олега жертвовать своими потребностями во имя любимой жены и её к нему хорошее отношение – верность или благодарность, как это назвать? Но между отстранённым восхищением зрителя и энтузиазмом участника есть большой зазор, заполнить который она пока что не в силах. Она хочет, чтобы мужчина был предан только ей и, с другой стороны, чтобы она могла помочь ему удовлетворить все своим потребности. Очень неприятно ей было бы быть для спутника своего только частью желанного мира, а не всем им. Словом, при всём понимании и сочувствии мотивам Олега, ей нечего ему предложить. Ну, разве что если он решится что-то в своей жизни переменить… А впрочем, и тогда вряд ли, потому что в душе его от этих отношений остался слишком значительный след.
Олег выглядел до боли – Марининой, конечно, – печальным. Его обычно сощуренные глаза округлились, а голова подрагивала в попытках разрушить внутреннее оцепенение. Её отказ много значил для него. Обладая особым, кинопродюсерским, зрением, он посмотрел на себя и свою жизнь как на неудачный материал, плохо сочинённый фарс. Мнение женщин всегда интересовало Олега в первую очередь. Он верил в законы природы и хорошо знал их. И вот Марина уже расплачивается за себя, поднимается и уходит. Как жаль: встретил бы он её лет пять назад.
Выйдя на улицу, Марина поспешила насладиться всем, что было утрачено ею за последний час – одиночеством, возможностью двигаться, быть на связи с обычными людьми. Она радовалась тому, что летом не нужно спешить домой: среди людей её нервы успокаивались быстрей. Предзакатное небо подарило Марине несколько облаков причудливой формы, а равномерный шум трафика предлагал себя как средство для растворения печали. Комья пуха, силившиеся покорить атмосферу, провоцировали детские воспоминания и мечтательное, отрешённое состояние.
Умиротворённость не задержалась в сознании Марины надолго. Как ей ни хотелось поскорее забыть про Олега, слишком велико было последействие её надежд, чтобы так запросто выкинуть этот случай из головы. Жена, вдруг становящаяся лесбиянкой, и Олег, вроде довольно мужественный парень, остающийся на третьих ролях, – пикантно и волнующе, хочется с кем-нибудь поделиться. Марина решила позвонить Веронике. Та не только согласится с ней в том, что случай вопиющий, но и поддержит её после неудачного свидания. В чьей угодно верности традиционным ценностям Марина могла усомниться, но не в Никиной. Уже пятнадцать лет жившая душа в душу с мужем, она ловко высмеивала всё модное и броское, а сама отдавала предпочтение проверенным, доказавшим свою эффективность способам жить. И ещё она очень чувствительна и внимательна к нуждам людей и лучше всех подруг Марины знает, как важна для человека поддержка близких. Вероника, родом из Израиля, но душою космополит, была настоящей жемчужиной в жизни Марины. Отойдя от ресторана метров на сто и убедившись, что Олег её не преследует, Марина достала из сумочки телефон и набрала старой подруге. На улице не было людно, и, находясь между двух плотных рядов низеньких строений, Марина чувствовала себя в безопасности.
– Алло. – сказала наконец Вероника.
– Алло, привет, Ник!
– Привет-привет!
– Слушай, извини, что не получилось сегодня. На свидании была, представь! И есть офигительная история, ты только послушай. А лучше знаешь что, давай-ка мы с тобой встремся! Там такое! Ух!
– Марин, Марин, Марин. – пулемётной очередью прибила Марину Вероника. – Ты меня тоже прости, но я уже в театр захожу.
Марина проходила мимо небольшого озеленения, окружавшего памятник. Заметив лавочку, она решила сесть.
– Ох… – Марина замялась. – Ну да, ладно. В другой раз тогда. Но история потрясная, так и знай.
– Всё в порядке хотя бы? Ты цела?
– Ты шутишь? Да, конечно. Просто забавный случай.
– Ну ладно. Тогда завтра я тебя послушаю, идёт?
– Да, да. Давай, театрал.
Они распрощались, и Марина снова осталась в одиночестве. Насколько чертовски приятно ей было, когда Вероника проявляла щепетильность в заботе о ней, настолько же сложно ей было смириться с недоступностью подруги. А в последние годы Вероника и не радовала её частыми встречами – нарожав полдюжины детей, Ника только и успевала что помогать каждому из них проходить через кризисы. Зато у неё были мальчики.
А Марина испытала обиду на жизнь: почему сегодня ей так не везёт? Все её свидания расстроились; ничего, из того, в чём она нуждалась, добыть не удалось. Далёкая от веры в знаки, символы и магию, она всё-таки начинала подозревать Борю в том, что его присутствие приносит неудачу. Может, именно поэтому в жизни Нади постоянно случались неурядицы? А что, если будет иметь место накопительный эффект – чем дольше Боря у них живёт, тем серьёзнее незадачи их ждут? Марина почувствовала себя уязвимой и очень одинокой. И когда она вспомнила про необходимость разработки маркетинговой стратегии расширения их компании на восток, ей стало так не по себе, что она решила немедленно с кем-нибудь встретиться. Хорошо, что Эля целыми сутками сидит дома. Её всегда можно вытащить на прогулку. Марина позвонила дочке, но не тут-то было. Та сообщила маме, что решила кое-что устроить, не то чтобы прямо сюрприз, но маме должно понравиться. Марина призналась, что хоть и рада предприимчивости дочери, но рассчитывала на её компанию. Эля, не оценив по достоинству потребности мамы, заявила, что будет дома через несколько часов. Марина ответила, что тогда нет поводов волноваться, они встретятся уже дома.
Снова отвергнутая жизнью в своих надеждах, Марина решила, что она никому не нужна. И она закипала от связанной с этой идеей злости. Ей, похоже, оставалось только встретиться с Борей и продолжать выслушивать его несправедливые упрёки, претензии и оскорбления. Это именно то, чего она, наверное, заслуживает. Ведь всякий недостаточно эгоистичный человек, типа неё, Марины, обязательно должен претерпевать жестокое с ним обращение, по какому-то неписанному закону природы. И чтобы добавить масла в этот огонь, ей стоит снять с карты побольше денег и под видом дружеских намерений вручить их Боре, чтобы тот потратил деньги на какую-нибудь дребедень. А ещё лучше будет броситься перед ним на колени и умолять его подать чёртовы документы в институт, строительный или какой они себе выбрали. А почему бы ей вообще не поступить вот как: взять и признаться Борису, что он приглянулся её дочери и та только немножко стесняется обозначить свой интерес. Если же он будет достаточно настойчив и при этом чуточку тактичен, то… Но от этих мыслей Марине стало дурно. Вдруг она вспомнила про Тимофея Ильича.
Точно! Вот он – её последний защитник от Бориных лап. Впервые за долгие годы Марина обрадовалась тому, что в её жизни есть этот извращённый, но добродушный и ласковый персонаж. Сейчас она ему позвонит и, если только он будет достаточно чуток, она поможет ему реализовать все его фантазии. Наблюдая за неспешно уходившими вдаль автомобилями, она сидела на скамейке в глубине скверика, в полном одиночестве, если не считать соседствовавшего с ней памятника. Брусчатка, которой была выложена поверхность земли, рябила у неё в глазах. Гудки телефона, куда менее частые, чем стыки этого камня, тем не менее не успокаивали, а лишь только тревожили.
– Алло! – донёсся до неё, наконец, голос Тимофея.
– Тим… – игриво сказала Марина. – Скажи мне, что твой вечер свободен.
– Абсолютно. – ответил Тимофей. – Лежу и смотрю телевизор, первый канал.
– Ты извращенец, Тим, ты знаешь об этом?
– Да! – признался он. – Но ведь и ты тоже?
– Прекрати. Короче говоря, я еду к тебе. Сделай всё красиво, пожалуйста. Разбросанных носков я не потерплю.
– О! – воскликнул Тимофей. – А я ведь только что о тебе вспоминал.
– Без лирики, Тим.
– Понял. Я очень рад, жду тебя.
Отправившись на такси, Марина вскоре очутилась близ отеля, где уже лет десять жил её замысловатый коллега. Это было ещё одной странностью Тима – уверять окружающих в том, что он не потерпит постоянства жизни в одной и той же квартире и вместе с тем забыть о возможности перемен, застревая в том же самом номере того же самого отеля десятки лет. Должно быть, думала Марина, ему важно иметь саму возможность сняться с места. Но то, что Тимофей предпочитал использовать вещи не по их прямому назначению, – это доказанный факт. Эта черта красной нитью проходила через жизнь Тима и ярче всего проявлялась в его сексуальных предпочтениях. Необычное использование предметов – сколько раз он задавал эту проблему соискателям на собеседованиях? А теперь Марина снова, после длительного перерыва, прибыла помочь самому Тиму в необычном использовании частей его тела. Тоже, получается, профессиональная деформация? Но Марина не согласилась сама с собой: судя по всему, от каких-либо ориентиров в том, что касается секса и отношений, ей вскоре придётся отказаться, чтобы не переживать столь интенсивно свою исключённость из общества, давно вставшего на сторону желаний.
Он встретил её внизу, в фойе, в одном халате. Его, похоже, совсем не смущал ни официоз гостей и персонала этого отеля класса «люкс», ни роскошь мраморных полов и высоченных потолков – Тимофей чувствовал себя совершенно свободным человеком. Она не сомневалась, что под халатом на нём ничего нет. Хорошо, если он не начнёт свои игры сразу в лифте.
– Всюду китайцы. – заметил Тим.
Марина задумалась: с каким посылом он это говорит?
– Они имеют какое-то отношение к твоим безграничным фантазиям?
Его лысая голова отражала свет бронзовых люстр.
– М-м-м. Только самое отдалённое.
– Что-то новенькое? – заинтересовалась Марина.
Они стояли у шахты лифта и ждали, когда их заберут. Швейцар счёл своим долгом отойти в сторону.
– Нет. – сказал Тим. – Но ты, наверное, знаешь, что самые необычные игрушки производят в Китае. Японцы тоже молодцы, но мне кажется, китайцы берут числом.
– Ты как будто под впечатлением от чего-то. – заметила Марина.
– Ты знаешь, я всегда такой.
Приехал лифт, и Тим вальяжно зашёл в кабину, шаркая ногами. На нём были его любимые тапочки – кажется, занести в номер грязь он совсем не опасался. И Марина знала, почему.
Тим занимал просторный, светлый номер на пятнадцатом этаже отеля. Панорамные окна, составлявшие угол, открывали вид на лучшие места Москвы. Марина почему-то вспомнила о Боре. Мальчику, подумала она, было бы полезно здесь оказаться. Впечатления, которые он мог бы получить, наблюдая эти виды, он запомнил бы на всю жизнь. Посредине номера как раз стоял рояль – Боря, большой любитель музыки, обрадовался бы. Катакомбы из обтянутых дорогой кожей диванов, барных стоек и всевозможной техники пробудили бы в мальчике жажду приключений. А массажное кресло, джакузи и огромная кровать помогли бы ему расслабиться после волнительной игры. Чего, ей всегда казалось, не хватало в этом жилище, так это искусства. Ни одной картины.
– У тебя тут ничего не поменялось. – заметила Марина.
– Это ты в тайничок не смотрела. – игриво ответил Тимофей.
Он имел в виду место за невидимой дверцей, где хранились игрушки на все случаи его, Тима, взрослой жизни. Но Марина ещё не чувствовала себя готовой отправиться на эту экскурсию. Она бы хотела хоть немного поговорить.
Сев на диван, на его спинке Марина раскинула свои длинные руки. Тимофей сел, ссутулившись, на барную стойку и внимательно посмотрел на неё. Наблюдательный человек, он с неудовольствием отметил, что да, придётся о чём-то болтать.
– Ты выглядишь расстроенной. – сказал он. – Всё хорошо?
– Да, да, вполне. Но сегодня ты спас меня от одиночества, и я всё ещё не верю, что я здесь.
Тимофей лукаво сощурился.
– Как только ты посмотришь в тайничок, ты сразу убедишься…
– Тим! – прервала она его. – Дай время.
– Сколько угодно. Как дочка твоя?
– Давай не будем?
– Ладно.
В наступившем молчании Марина почувствовала себя чуть спокойнее. Ей захотелось рассказать Тиму про её новое знакомство. Конечно, он не поймёт её так, как могла бы Ника, зато Тим наверняка выдаст какой-нибудь неожиданный комментарий, в его шутовском стиле.
Пока Марина пересказывала Тимофею обстоятельства свидания с Олегом, он внимательно слушал её, ни разу не перебив. Она ждала, что он заметит в этой истории что-нибудь такое, на что не упал её, конвенциальный, взгляд. Но он только иногда кивал, а когда она закончила, впал в длительное раздумье. Сидя на барной стойке, он наблюдал за движениями своих волосатых ног. Тапочек соскользнул с его правой ноги и бесшумно упал на покрытый ковром пол.
– Ты о чём-то думаешь? – спросила Марина.
– Вспомнил о том, какая ты была нервная на прошлом собрании. – ответил Тимофей. – Мне кажется, ты слишком вкладываешься в то, что происходит вокруг.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, типа принимаешь близко к сердцу.
– Ну, да. – согласилась Марина. – И что ты посоветуешь?
– Не делать так. – рассмеявшись, сказал он. – А если серьёзно, то мне кажется, что тебя что-то гнетёт. Ну, я имею в виду, есть какая-то ситуация, и она причиняет тебе скрытое страдание. Скрытое, потому что ты не хочешь об этом вспоминать. И ты реагируешь слишком болезненно на все остальные ситуации. Я понятно говорю?
– Э-э, в общем да, кажется, но я что-то… Ничего такого не помню. Ну, кроме очевидных вещей.
– Так и задумано. – с улыбкой ответил Тимофей.
– Ага. И как же понять, что меня беспокоит?
Поднявшись на ноги, Тимофей надел оставленный тапочек и направился к холодильнику. Из его, казалось, пустого пространства появился грейпфрут. Тимофей сделал вид, будто ношу он на себя принял неподъёмную – такой тяжёлый фрукт. Марине нравилось, когда Тим изображал что-нибудь эдакое, пусть даже преображался в женщину – его любимый трюк.
– Будешь? – предложил он.
– О, нет, спасибо. Только что тарелку пасты съела.
– Ладно, а я съем. Ты пока ложись на диван.
– Что? Ты уже хочешь?..
– Нет-нет. Мы будем вспоминать.
– Что? – смутилась Марина.
– Ну, что тебя тревожит.
Сбросив слишком большие для её ног тапочки, Марина с удовольствием последовала просьбе Тимофея. Что бы он ни задумал, пока он возится с грейпфрутом, она сможет отдохнуть. Трудный рабочий день будто свинцом разлился по её членам. Ноги пульсировали и чуть ныли, требуя чего-то – внимания ли? Она пыталась вспомнить, всегда ли Тим был так нетерпелив, когда затаскивал её к себе в номер. Они не встречались уже несколько лет, и как раз нетрадиционный секс с Тимом она никогда не стремилась удержать в памяти. Марина не считала, что роль мужчины ей идёт.
И что же это её может тревожить? Она и сама знает. Дочь, неспособная определиться с будущим. Племянник, треплющий ей нервы своими выходками, неконтролируемый, оторванный от разумной жизни мальчик. Бездарные инициативы гендиректора, помноженные на необходимость реализовывать всё, что ни примет за гениальное решение его уже стареющий ум. И, может быть, близкая перспектива расставания с дочкой, которая отправится покорять европейскую науку. И опасение по поводу того, что негативный пример Бори окажется заразным, направит Элю в противное ею учёному существу русло. Или раззадорит её страсти. Вот и всё, что её беспокоит, и никакой тайны в этом нет.
Тимофей с тщанием отделял грейпфрутову мякоть от шкурки. Казалось, что подготовительные мероприятия влекут его даже больше, чем собственно поедание. Засыпав дольки сахаром, он съел их как будто слишком быстро. Марина не поверила, что Тимофей получил от такой трапезы удовольствие. Затем он вымыл руки и сел позади неё – в кресло. Она обернулась посмотреть.
– Ты так и будешь там сидеть?
– Да, расслабься. – сказал он. – Я не должен у тебя перед глазами маячить.
– Ну, ладно. – согласилась Марина. – Ты же ничего такого не задумал?
– Нет, не переживай.
– Хорошо.
– Вот. Замечательно. А теперь говори, пожалуйста, всё, что тебе приходит на ум. Только действительно всё. Ничего не таи.
– Что за игра такая? – не поняла Марина. – Что мне это даст?
Она вообще-то хотела близости, пусть даже такой, на которую только и способен Тим. Но что-то не похоже, чтобы разговор, который он затеял, заведёт их в постель.
– Ну, я тебе говорю, делай, что я говорю, и мы нащупаем твою проблему. Ну, то, что заставляет тебя так остро реагировать.
– Ох, Тим, ну реагирую я, и что? Ты женщин что ли не знаешь? Мы все эмоциональные.
– Марина, позволь мне эту малость? Не спорь и делай, что я говорю.
– Ладно, ладно. Так и что там?
– Говори всё, что приходит в голову.
– Да без проблем.
И Марина начала. Ну, что ей приходит, конечно, этот чудак-продюсер, оставшийся то ли с женой, то ли без. Как он смотрит ей в глаза, зная, что она не хочет его, что он не может ей ничего дать? Ей было так жалко его, а она не может выносить это чувство. Как здорово, что ей удалось отделаться от него, не перейдя границу вежливости. Теперь её задача – проделать нечто подобное с ещё одним персонажем. Тим его не знает, но может поверить, что тоже невыносимый тип. Ну, этот хотя бы молод, и вообще он ей вроде как родственник. Хотя она не может понять, считать ли его племянником или нет. И ведь он поселился у них дома, ест с ней с одного стола, моется под одним душем и ходит, прости Тим, в один туалет. А ведь это того типа личность, что без тени сомнения идёт на любые преступления. И если ему только стукнет что-нибудь в голову, она может прощаться с жизнью. Впрочем, пока он не более чем повод для её насмешек. Очень уж трогателен с платочком, повязанным вокруг шеи. Трогательность в мужчинах она тоже с трудом терпит. Мужественным её племянника не назовёшь. И при этом её дочь, кажется, испытывает к этому Боре любопытство. И что будет, если он ей понравится, а она вдруг ему? Каким образом ей запрещать дочери то, на что она имеет полное право? И кем их тогда считать – двоюродными братом и сестрой или романтической парой? Она так и видит, как этот Боря бросит несчастную Элю, поигравшись с ней, а она останется страдать, вспоминать о нём и плакать ночами. Именно так с ней когда-то поступил муж – тоже, вообще-то, был неуправляемым, музыку любил. Только тот музыкантом стал, а Боря пока никем.
– Тим, ты слушаешь вообще?
– Да-да, слушаю. Почему ты остановилась?
– Не знаю. – призналась Марина. – Мне кажется, я всё сказала. Ничего не приходит больше.
– Попробуй ещё.
Она попробовала.
– Нет, ни одной мысли.
– Тогда… – сказал Тим. – Вот что я думаю.
– Давай.
– Ты не просто так остановилась при упоминании бывшего мужа. Я думаю, ты всё ещё обижена на него, и сильнее, чем ты думаешь. И ты постоянно задавалась вопросом, кто кому кем приходится – мужем, сестрой. Наверное, ты всё ещё не уверена, кем тебе приходится он.
– Вздор! – Марина облокотилась о диван и посмотрела на Тима. Он сидел с закрытыми глазами, подняв голову вверх.
– Отрицание. – произнёс он, открывая глаза. – Ты только подтверждаешь моё предположение. Как давно ты вспоминала о нём?
– О муже-то? – спросила Марина. – Бывшем. Ну, давно. Только…
– Что?
– Эля мне недавно о нём напомнила. А потом ещё один раз.
– Вот видишь. – сказал Тимофей. – Надо об этом подумать.
– Не хочу я об этом думать.
– Это в твоих интересах.
– Вот ещё. Нет.
– Ну, как хочешь. – сказал Тимофей, поднимаясь. – Сеанс окончен. Теперь перейдём к самому интересному?
– Кино, что ли, посмотрим?
– Для начала заглянем в тайничок.
Представив себе сцены намечавшейся близости, Марина поняла, что у неё нет настроения этим заниматься. Встреча получилась какой-то слишком сердечной, и даже та злость и обида на мир, которые она испытывала несколько часов назад, уже испарились. Как ей отказаться от секса так, чтобы не задеть его чувства? Ведь он был так мил.
– Ты и правда этого хочешь? – спросила она, пока Тим, уже дежуривший возле «тайничка», ковырялся во рту зубочисткой.
– Честно говоря, – начал он и немного задумался, – я бы отложил. Уже поздно и я вряд ли смогу расслабиться. Я думал, ты хочешь.
– Поздно? – удивилась Марина. – Всего десять часов.
– Да, но… Слушай, извини.
– Ты хочешь, чтобы я ушла?
– Нет, что ты. Мне тут тоже бывает одиноко.
– Ладно.
Марина продолжала лежать на диване, пока Тимофей занимался своими делами – заваривал себе чай, мыл посуду, принимал душ. Она переживала расположение и благодарность к нему в связи с тем, что он не стал давить на неё. «Он мне как хорошая подруга» – подумала вдруг Марина. Вместе с тем она была расстроена: ей всё ещё чего-то не хватало. И она сожалела из-за того, что Тим, оказавшийся таким внимательным в этот раз, не вызвал в ней страсти, не дал ей всё, чего она хотела, а поэтому всё равно падал в её глазах. Он так и не нашёл себе спутницу, и Марина, хоть и понимала, почему, хоть и знала, что едва ли Тим повстречает ту, которая не просто поймёт его, но и полюбит, всё же надеялась, что ему повезёт. Он, ей казалось, заслуживал любви больше прочих мужчин. Но жалость, которая снова в ней просыпалась, помешала Марине вести диалог с собой. Она поднялась и получила удовольствие, ступая по густому ворсу ковра.
– Ладно, Тим, я пойду. Дочка обещала какой-то сюрприз.
– Давай, давай, мамочка, заходи ещё. И не думай об одиночестве – я всегда тут, рядом с тобой.
– Ты прелесть, Тим.
– Заказать тебе такси?
– Брось, я сама.
Выйдя из логова Тима, Марина снова оказалась в холодной и строгой атмосфере отеля. Она посочувствовала швейцарам и девочкам хостесс, которые, работая здесь каждый день, даже не догадываются, какой замечательный человек расположился в одном из номеров. Наверняка они думают, что он всего лишь богатенький самодур, подумала Марина. И завидуют ему из-за его возможностей и смелости иметь нетрадиционные вкусы. Марине стало очень тепло на душе, когда она вышла на улицу. Она жалела только о том, что Тимофей не сыграл ей на рояле.
Домой Марина пошла пешком. Ну какое такси: шесть километров по чудесной летней погоде она в состоянии и сама преодолеть. Прохожие радовались вместе с ней, чистенькие московские бульвары и переулки сообщали их настроению игриво-мечтательные нотки. Середина июня – та пора городской жизни, когда на улице даже ночью можно встретить кого угодно, вовсе не только собачника, любителя выпить или задержавшегося на работе клерка. И Марина всматривалась в эти разные, но объединённые жаждой жизни, любовью к существованию лица, чтобы подкрепить и задержать приятное чувство, оставшееся в ней после посещения Тимофея. Ей совсем не хотелось думать о вещах, которые по-прежнему можно было рассматривать, как источник одних лишь забот.
В одном из кафе на полпути к дому Марина заказала себе молочный коктейль и, приняв комплимент посетителя, двинулась дальше. Её интересовало всего два вопроса – что за сюрприз ей приготовила дочка и второй, более фундаментальный, как так вышло, что Тимофей, понимающий, любезный, внимательный, приобрёл почти исключительно извращённое представление о сексе? Марина не могла не видеть в этом противоречия. Грязь разврата не сочеталась в её уме с возвышенным и прекрасным, которые порой являл собой Тимофей. Может, его обходительность – не более чем игра, чтобы получить действительно желаемое? Или если нет, возможно, он слишком пострадал из-за нехватки любви и поэтому ему пришлось стать таким. Марина почувствовала себя обречённой из-за неспособности ни найти ответ на свой вопрос, ни чем-либо Тимофею помочь. Она написала дочке в WhatsApp: всё ли в порядке? Та сказала, что да, она очень ждёт маму.
С неудовольствием отметив, что настороженно прислушивается, прежде чем войти в квартиру, Марина резким движением открыла входную дверь. Та стукнулась о стену, и дочь, находившаяся в гостиной, с удивлением посмотрела на маму. Марина вымыла руки и, полная любопытства, пригласила Элю к себе в комнату, чтобы та поделилась наконец своим сюрпризом.
– Да так мам, мелочи, сейчас подойду. Только посуду помою.
Пока ждала дочь, Марина решила проверить, как там Боря. Она заглянула в его комнату, он спал, лицом уткнувшись в подушку. Горела настольная лампа, но ни одной книжки на столе Марина не заметила. Мусор не только не был убран; его, казалось, прибавилось. Гитара лежала на полу, а вокруг валялись окурки. Телевизор изображал сцены безвестного для Марины мультфильма, но не издавал ни звука. Марина с трудом отыскала пульт среди разбросанного гардероба племянника и нажала на кнопку «off».
– Вы чего творите? – вдруг раздался Борин голос. Да так неожиданно, что Марину чуть не хватил удар.
– Я думала, ты спишь. – сказала она.
– И? Это, вроде бы, моя комната. Что хочу здесь, то и делаю.
Марине было трудно не согласиться. Но нужно же как-то себя защитить.
– Я хотела позаботиться о тебе. От телевизора же идёт излучение.
– Господи, какой бред. – сказал Боря. – И я не верю, что вы о ком-то заботитесь, кроме себя и своей дочурки.
– Как видишь, ты здесь. И я тебя не выгоняю. Хотя мне совсем не нравится то, во что ты превратил эту комнату.
– Не выгоняете? Ещё не хватало.
Марине показалось, что, несмотря на обыкновенную грубость, Боря вместе с тем мягче, чем обычно. Должно быть, он стал больше её уважать и ценить после того, как понял, что она выдерживает его давление. Чтобы не лишиться с таким трудом сделанного шага в их отношениях, может и вообще иллюзорного, она решила поскорее оставить Борю в одиночестве.
– Стойте. – вдруг сказал он, когда она уже открывала дверь.
– Да? – Марина обернулась.
– Во-первых, у меня кончились деньги.
– А во-вторых?
– Хочу на вашем БМВ покататься.
– Ну, пожалуйста. Завтра вечером, когда после работы вернусь.
– Но я хочу за рулём, без водителя.
– А права-то у тебя есть?
– Получить не успел, но я уже наученный и экзамены сдал.
Ей было, о чём задуматься. Понять, врёт он или нет, невозможно. Да и в любом случае она не должна позволять ему садиться за руль. Ему ведь, кажется, нет восемнадцати лет. Какие права?
– Тебе есть восемнадцать?
– Это что за вопрос?
– Не то, о чём ты подумал. В восемнадцать права выдают.
– Есть-есть. Говорю же, получить не успел.
– Я подумаю. – сказала Марина. Борино молчание, выдававшее в нём согласие терпеть зависимость от неё, очень Марину порадовало. Жаль только, что теперь действительно предстоит подумать о том, как поступить.
– А деньги?
– На жизнь я тебе дам. Но учти, что если потратишь раньше времени, на меня можешь не рассчитывать.
– Окей. – сказал Боря. – Оставьте на столике, когда меня не будет.
Довольная достигнутым согласием, Марина вернулась в свою комнату, аккуратно затворив дверь в Борину. Эля её уже ждала. Лицо дочери, обычно бесстрастное, выражало какую-то редкую, одной Эле известную эмоцию.
– Ты какая-то загадочная. – сказала дочери Марина.
– Ой, да нет, вовсе. – отнекивалась Эля.
– Так о чём ты хотела мне рассказать?
– Сейчас, погоди.
Эля вышла и вернулась минуту спустя. В руках у неё был какой-то журнал.
– Так. – приготовилась слушать Марина.
Сев рядом с ней на диване, Эдя сдвинула ноги и разгладила юбку. Заметив на ней волосок, Эля аккуратно зацепила его ноготком и сбросила на пол.
– Мам, ничего особенного. Просто мне захотелось сделать пирсинг. Ну, то есть проколоть ухо.
Марина не сразу поняла, что дочь имеет в виду.
– Подожди, Эль, так у тебя проколоты. – она посмотрела на Элины серёжки.
– Да, – ответила Эля, – но я хочу вот тут, сзади.
– Где сзади? – удивилась Марина.
– Ну, вот тут. – Эля взялась за краешек уха.
Марина приподнялась и, оперевшись коленом о диван, а одной рукой взявшись за плечо дочери, посмотрела на место, которое заинтересовало Элю. Действительно, сзади. Там, где ухо, совершая резкий поворот, само с собой образует ложбинку. Эля вставила в неё свой пальчик и помассировала себе ушко. Её кожа зашуршала.
– Ясно. – сказала Марина, возвращаясь на место. – Что это ты решила?
– Не знаю. Просто захотелось.
– Уже решила, когда пойдёшь к мастеру?
– Пока нет. А ты не против, если я проколю?
– Нет, отчего же? – удивилась Марина. – Ты уже взрослая для таких вещей.
– Я только пока форму серёжки не выбрала. – Эля взяла в руки журнал.
– Это каталог?
– Да.
– Давай посмотрим.
Пока дочь листала каталог, Марина, не желавшая навязывать ей свои предпочтения, пыталась понять, почему Эля вдруг заинтересовалась пирсингом. Неужели она настолько устала от выборов университета, что предпочла поменять предмет неопределенности на форму серёжки? И главное, снова не может принять решение. Похоже, дочь хочет всего и сразу.
– Мне хочется то вот такую длинненькую, из трёх кнопочек, то вот эту в форме цветка. – призналась Эля. – А ещё вот эти с завитками красивые. А вот на той странице…
Хаотично листая каталог, Эля влюблённым голосом рассказывала о приглянувшихся ей формах. Марина вдруг поняла, что она совсем не вовлечена в процесс, потому что дочь её раздражает. К тому же вечер выдался суматошный и она устала.
– А тебе какие нравятся, мам? – с каким-то нажимом спросила Эля.
– Все, какие ты показала. Давай ты выберешь, а я тебе скажу своё мнение.
– Эх, я думала, ты мне поможешь.
– Тут только ты можешь решить. Ну, они ведь все красивые. Выбирай любую.
– Эх, ладно. – Эля как-то тоскливо положила каталог на колени.
Выбор был совершён только на следующий день. Эля прислала маме в WhatsApp картинку: серебристые завитки образовывали вытянутую форму наподобие шишки. Марина призналась дочери: она удивлена, она думала, что Эля любит минимализм. На самом деле он подумала вот о чём: дочь предпочитает оставаться незаметной и поэтому составляет свой гардероб из самых неброских вещей. Она бы поняла, если бы Эля выбрала серёжку-кнопочку или тоненькое кольцо, но не такую массивную и узористую вещь. Ей, правда, некогда было думать о мотивах Эли, к тому же она была рада тому, что вкус дочери начал выходить из тени. Марина похвалила её и сказала, что с удовольствием полюбуется на её новое украшение.
Потом, когда в её плотном рабочем графике неожиданно образовался перерыв, Марина решила употребить выдавшиеся минуты отдыха с пользой. Она позвонила Наде, чтобы предупредить её о намерении Бори сорвать подачу документов. Та, однако, не поверила Марине на слово. Дескать, Боря обещал, клялся, что сделает так, как они договаривались. Должно быть, он уже со всем справился и теперь просто не понимает, что от него требуют. Он замечательный и, хотя бывает порой непоседлив, не способен на подлость. Ещё может быть, что он просто шутит над наивной Мариной, чтобы её позлить. Пусть она не обращает внимание на этого проказника, он большой любитель приврать и пустить пыль в глаза. На всякий случай Надя ему, конечно, позвонит, но это скорее формальность. Кстати, как вообще у них дела? Марина решила не рассказывать о деньгах, которые Боря у неё запросил. И тут она вспомнила, что, второпях собираясь на работу, совершенно забыла о данном обещании. От Нади она отделалась общими словами. Дети хорошо ладят, но ей с Элей иногда жаль, что Боря так часто пропадает. Они бы хотели видеться чаще. Надя признала: её сын не так уж общителен. Повисшее молчание оборвала Марина: она пойдёт работать; как-нибудь ещё позвонит.
Встретив в коридоре «директорского» этажа Тимофея, Марина не сдержала своего смеха и сказала ему:
– Сегодня мой отдел должен начать разработку этой чёртовой стратегии, а я понятия не имею, что может оправдать себя на востоке. Ты ведь голосовал «за»? Очень жалею, что вчера не наказала тебя.
Тимофей, лукаво щурясь, обернулся, чтобы проверить, нет ли у них лишних ушей.
– Ты всё ещё можешь сделать это сегодня.
– Нет, сегодня я встречаюсь с подругой.
– И её приглашай.
– Дурак. – сказала Марина и потрепала Тимофея по щеке. Щетина колола ей руки, а она думала о том, как давно она уже не ощущала этой щекотки на иных частях своего тела.
С Вероникой они должны были встретиться в ресторане, однако в планы вмешалась череда случайностей. Эля, несколько дней назад пообещавшая маме встретить курьера (Марина заказывала косметику из Японии), отпросилась у неё на пирсинг, и Марина попросила подругу подъехать к ней домой. Как только она примет посылку, они сразу же отправятся в какое-нибудь достойное место. Вероника вовсе и не расстроилась: домашний уют она предпочитала чему угодно ещё. К тому же она сочла интересным повидать невоспитанного Марининого племянника, о котором так наслышана, и она честно призналась в этом Марине. Сама же Марина, хоть и стеснялась показывать Борю, но решила, что это будет ниже её достоинства – избегать гостей из-за чудачеств родственника. Она не несёт ответственности за его поведение. К тому же, они вместе с Вероникой смогут оценить украшение, которое дополнит образ Эли.
Марина с нетерпением ждала возможности уехать с работы домой и сделала это, не ответив на несколько важных писем. Она, в конце концов, заместитель директора и может позволить себе недоработку. Когда она приехала, Эля ещё сидела за книжками и поприветствовала маму очень сухо. Боря спал, недавно, как сообщила Эля, вернувшись домой. Ночь он снова проводил в неизвестном для них месте. Марина решила не тревожить его покой и, уж тем более, не просить его поприличнее вести себя в присутствии Вероники. Хотя такая идея у неё появилась, Марина сочла, что этим только обидит мальчика, отношения с которым у неё пошли вроде бы в гору. Приняв душ, Марина сидела в гостиной и листала журнал интерьерных решений. Эля уже заканчивала занятия и собиралась на улицу, когда телефон Марины завибрировал – это Вероника написала, что подъезжает.
С Элей они пересеклись уже на лестничной клетке. По-мужски просто одетая в рубашку и джинсы, всё свободного кроя, Вероника сердечно обняла свою юную любимицу.
– Ох, как мне не хватает дома девочки. – в сотый раз сказала она. – Дома-то у меня одни мальчишки.
– Да какая разница! – противилась всему гендерному Эля.
– Действительно. – сказала Марина. – У нас теперь тоже один мальчик дома есть.
– Кстати! – воскликнула Вероника.
– Что?
– Ну, давай Элечку проводим. Эля, ты пирсинг идёшь делать? Давай, красотка, похвастаешься потом.
Эля не любила, когда так делают. Ей показалось, что её прогоняют. Но она улыбнулась тёте Нике, как всегда немного наигранно. С четвёртого на первый этаж она пошла пешком.
– Так что ты хотела сказать? – спросила Марина, приглашая подругу внутрь.
Вероника сделала жест «сейчас, сейчас» и, сняв кеды, шепнула на ухо Марине:
– Мне кажется, я видела его.
– Кого?
– Ну, племянника твоего. Он в окно таращился, когда я парковалась. Тёмненький такой? С ушами?
– Да. – сказала Марина. – Ну ты ставь сумочку, проходи.
Подруги расположились на кухне, и Марина предложила Нике выпить вина. Та отказалась: «я же за рулём». Тогда Марина достала из холодильника две бутылки любимого лимонада её дочери и не без труда открутила с них крышки. Беседа потекла легко и непринуждённо, как, впрочем, и всегда, когда подруги встречались. И это при том, что Ника устала с дороги – путь из Подмосковья до центра города неблизкий. Пользуясь привилегией гостя, она взахлёб рассказывала о своих детках, которым если чего-то и не хватало, то только гендерного разнообразия. Младшенький уже вовсю ползает, Мишка, который чуть постарше, уверенно ходит на своих двоих, Антон – тот уже пробует изъясняться. Ника очень надеется, что все они будут ступать по жизненному пути не менее уверенно, чем её первенец Борька, который, в качестве дипломата, получает одно повышение за другим. Марина заметила, что её племянника тоже так зовут. Именно Борькой его любит называть мама, Маринина сестра. Сама же она предпочитает более строгие формы.
– Ах да. – сказала Ника. – Так сможем ли мы засвидетельствовать стать твоего племянника?
– Боюсь, что нет. – признала Марина. – Стать если есть, то он предпочитает её скрывать. И вообще любит одиночество. Вряд ли выйдет.
– Как жаль. Может, я пойду к нему поздороваюсь? Он здесь уже почти свой, а я гостья.
– Не надо, Ник. – сказала Марина. – Мальчик асоциален. Нужно время.
Марина в общих чертах пересказала подруге обстоятельства Бориного прибытия и поведения на месте, а также биографии. Ей было любопытно наблюдать за Никой, главные жизненные ценности которой состояли в успешном приспособлении к социуму на всех его уровнях: от семьи до государства. Она строила прекрасные отношения с людьми, основывая их на взаимопомощи и кооперации, следила за развитием культуры, оставаясь в курсе всех инноваций, участвовала в политической жизни своего района, проявляла сознательность как в потреблении, так в утилизации и вообще во всех сторонах жизни. Личность, казалось Марине, без тёмных сторон. И вот эта личность слушает историю мальчика, чьи отношения с социумом не заладились с самого начала его существования. К общественным ценностям он испытывает ничто иное, как презрение. Сможет ли Ника как-то осмыслить услышанное? Что она будет чувствовать, вникая в перипетии жизни её антипода?
– Что, прямо так и сказал? – спросила Ника.
– Да. «Нахрен не нужны».
– Но чем же он тогда будет заниматься?
– Да ничем. – предположила Марина. – Только тусоваться хочет и на гитаре играть.
– Надо с ним поговорить.
Это Ника умела. Во всяком случае свои собственные тёмные стороны она давно уговорила не высовываться. Марина не заметила проявлений каких-то особых эмоций на лице у подруги. Та, пожалуй, немного растерялась, будучи принужденной вспомнить о типе людей, факт существования которых она задвинула в самые дальние уголки своей памяти. Но не более того. Они с Борей были из слишком разных миров, чтобы она приняла всё это близко к сердцу. Поэтому Марина, не заметив за Никой вовлечённости в разговор, решила переменить тему.
Теперь она повествовала об Олеге – ещё одном испорченном, с точки зрения логики Ники, какой её себе представляла Марина, персонаже. Но, к её удивлению, пикантность положения этого незадачливого мужа возбудила в её подруге живой интерес. Ника даже стала допытываться до совсем уж деталей частной жизни Марининого ухажёра. Всё, что касалось секса, было родной стихией этой сладострастницы. Телесное удовольствие и общественная ценность – вот две путеводных звезды в её жизни. Силясь понять, как так жена Олега вдруг обратилась лесбиянкой, она выдвигала самые разные – и вероятные, и надуманные – предположения. Когда дело дошло до темы размеров половых органов и лукавых взглядов Ники, призывавших приоткрыть завесу тайны, Марина попросила её остановиться. Как бы всё это ни было любопытно, ничего однозначного тут сказать нельзя, потому как они встречались с Олегом лишь раз.
– А чтобы разобраться в этой истории, и ста не хватит. – попыталась успокоить интерес Ники Марина.
– А ведь ты бы могла ему жизнь спасти.
– Каким образом?
– Ну, закрутила бы с ним романчик, глядишь, и ушёл бы он от мамочки своей.
– Мамочки?
– Ну, я образно.
В этом месте Марина призналась себе, что всё-таки хочет выпить чего-то покрепче. Достав бокал изысканного богемского стекла и плеснув в него вина, она чокнулась с подругой. Полость рта отблагодарила Марину за первый глоток миллионом приятных ощущений. Терпкий кисло-сладкий привкус вина оставлял по себе чувство наполненности. Тепло, разливавшееся по телу то ли волной, то ли облаком, стирало границы индивидуального существования. Всё как будто располагало к тому, чтобы поговорить о наболевшем. Марина призналась Нике в том, что мужчины её в последнее время не радуют. Её возросшая потребность почувствовать себя женщиной, то есть, как она себе это представляет, защищённой, восхищённой и в чем-то даже подчинённой, остается неудовлетворённой. И это несмотря на то, что она не сидит на месте и устраивает по два свидания на дню. Ей кажется, что мужчины перестали хотеть женщин, они всё больше думают о себе и как будто хотят сами себя. Хорошо это или плохо?
– Странный вопрос. – призналась Ника. – Тебя ведь не это интересует?
– Ну почему же? – ответила Марина. – Может, это я в чём-то не права?
– Ты и сама знаешь, что нет правых. Ты хочешь одного, они другого. Главное – не отчаиваться и искать того, с кем твои интересы совпадут.
– Мне кажется, этого уже не будет.
– Я же говорю: не отчаиваться.
Выждав несколько минут молчания, Марина почувствовала, что готова затронуть болезненную тему. Ника, проявив чуткость, ждала подругу, потягивая из трубочки лимонад.
– В последние недели и особенно дни всё напоминает мне о Кирилле. И я замечаю, как во мне нарождается надежда на то, что наши отношения можно вернуть. Смешно говорить об этом спустя столько лет. Но это происходит так спонтанно, по стечению стольких обстоятельств, что я с трудом отделываюсь от впечатления, что это судьба. И чем менее удачно складываются мои свидания, тем сильнее мой внутренний голос требует попробовать ещё раз – с Кириллом. И ты знаешь, мне вспоминается только хорошее. Как галантен и мил он был в первый год. Он знал, чего я хочу. И ведь я сама виновата, что так…
– Стоп, извини. – перебила её Ника. – Ты, может, вспоминаешь и хорошее, а вот я прекрасно помню, как вытаскивала тебя из петли, как купалась в твоих слезах и ложилась рядом с тобой, чтобы ты хоть как-то могла уснуть. И это была не твоя вина, уж поверь.
– Это было, правда, да. Но мы оба были ещё молоды и мои чрезмерные амбиции…
Они принялись вспоминать былое, вроде и совместно прожитое прошлое, но являвшееся в памяти каждой из них совсем разным. Насущные потребности Марины окрашивали это прошлое в розовые цвета и изображали его оторванным от настоящего, просто историей, которая когда-то случилась, может и вовсе не с ней. Ника, чьи интересы образовывались лишь состраданием и ценой личного времени, судила реалистичнее. То, что случилось однажды, не забывается бесследно, а продолжает незримо управлять нашей судьбой. Чувства и эмоции, которые Марина когда-то испытала, всё ещё живы, и, стоит ей только перейти запретную черту в общении с Кириллом, вспыхнут с новой силой. Люди если и меняются, то не так глубоко, чтобы обрести гармонию в отношениях, которые раньше не причиняли ничего, кроме душераздирающей боли. И виноваты всегда оба, а значит, в общем-то, никто. Просто они несовместимы. У него же вроде другая семья?
– В том-то и дело. – уточнила Марина. – Он из неё ушёл.
– О-о-о.
Эта новость выбила из-под Ники почву. Для неё, переживавшей за Марину как за себя, сообщение это означало, что объективных препятствий на пути к бывшему мужу для Марины больше не существует. Ника помнила, как та уходила от него и возвращалась к нему десятки раз, прежде чем она лично добилась от Кирилла мужества прекратить их отношения. И вновь возникшая его семья гарантировала, что Марина, как приличная женщина, не приблизится к Кириллу на пушечный выстрел. Обида и злость хоть и укрепляли этот запрет, но, знала Ника, были слабее потребности её подруги в любви.
К неудовольствию Ники, Марина налила себе ещё вина. Её истеричная речь выражала решимость попробовать только раз и на этом остановиться. Она встретится с Кириллом разок и, поняв, что огонёк их страсти давно потух, продолжит своё одинокое существование. Ничего страшного не случится. Она управляет рисками. Теперь-то ей не двадцать лет. Кстати, о Кирилле ей в последний раз напомнила Эля. И надо же им встретиться втроём, мама, папа и дочь, проводить последнюю в Берлин. Как же ей будет грустно без Эли, сейчас они живут душа в душу. Может, ей собаку завести? Нет, она знает, что это не поможет.
– Тебе и встреча с Кириллом не поможет. – убеждала её Ника. – Ну, слушай, назови мне хоть одного человека, кто стал счастлив с бывшим. Это же анекдот.
– Понимаешь, он мне снился. Если я хочу, мне трудно себе запретить.
Марина и сама удивлялась своей настойчивости. Она не могла понять, почему присутствие лучшей подруги распалило её жажду встречи с Кириллом. Ещё день назад она ни о чём таком не помышляла. Если бы этот извращенец Тим не разыграл с ней ту шутку, она бы и думать о бывшем забыла. Но теперь он словно заноза впился в её сознание и никак не хотел убираться прочь.
– Марина, я уже не знаю, что тебе сказать. Ты сама знаешь, что это неразумно. Хочешь опять страдать, пожалуйста. Но поскольку я хочу для тебя добра, то предупреждаю, что на этот раз я вряд ли смогу утереть все твои слёзы. У меня шестеро детей.
– Ну какие слёзы! – воскликнула Марина. – Одна же встреча. Поговорим о жизни и расстанемся на годы. Впрочем, не думай, что я не слышу того, что ты говоришь. Я поняла, мне надо будет подумать.
– Ты сама знаешь, что я права.
Марина, помолчав, признала:
– Да.
Пока они обсуждали планы Эли и её неспособность выбрать университет, курьер привёз косметику. Девушки с большим энтузиазмом вскрыли коробку и, эстетически оценив причудливые иероглифы, гадали, какой эффект гарантирует та или иная баночка. Марина, заметила Ника, радуется всему этому как ребёнок. Нет, всё-таки у неё слишком много надежд на Кирилла. Она понимала, что подруга ходит по тонкому льду. Ника решила отвлечь подругу разговором на другую, но похожую тему.
– А у Элечки-то жених не появился?
– Нет. Но мне кажется, ей нравится Боря.
– Не может быть! Такой странный мальчик?
– Представь! Похоже, она в меня.
– Нет, ну Кирилл хотя бы не груб. – признала Ника.
– А был бы груб, я бы может его ещё больше тогда полюбила.
– Да брось! – не поверила Ника.
Стоило ей вспомнить про Элю, как вдруг позвонили в дверь. Марина удивилась: вряд ли Эля успела так быстро вернуться от мастера. Кто же тогда?
Но на лестничной клетке она обнаружила: действительно, Эля. Марина едва успела спросить:
– Ты чего своими ключами не открываешь?
– Мама! Мама! – каким-то надрывным шёпотом призвала Марину дочь и проскочила у неё под мышкой в квартиру.
Пока Марина закрывала дверь и пыталась понять, стоит ли ей волноваться, Эля уже скинула балетки и очутилась на кухне. Вернувшись туда, Марина застала дочку жадно осушающей стакан воды. Вероника стояла у окна и ждала, когда Эля сможет сообщить что-то конкретное. Но, более чуткая, чем подруга, она не сомневалась:
– Что-то случилось, кажется.
– Эля?! – воскликнула её мама.
Опустошив стакан и переведя дух, Эля отстранила от себя маму, которая пыталась растормошить её или наоборот успокоить – было непонятно. Марина и сама была чересчур взволнована. Ника сказала:
– Давайте все сядем. Не надо паники.
Так и поступили. Эля, посмотрев каждой из подруг в глаза, будто бы подбирая слова, наконец заговорила:
– Я шла в салон, решила заодно прогуляться, времени до моей записи было полно. Иду я по той улице, где твой, мама, любимый ресторан. И вдруг из-под арки выходит дядя такой, пожилой, в плаще. И вдруг он его раскрывает, а там… Там ничего.
– Как! Совсем ничего? – шокированная, воскликнула Марина.
Ника, видимо более стрессоустойчивая, сообразила быстрее:
– Эля, видимо, имеет в виду, что он был голый. Показал ей то, что не должен был. Так, Эля?
Эля, потупив взгляд, утвердительно кивнула.
Марина с Никой переглянулись. Ужасно, но не настолько, как они успели себе представить. В чём-то даже забавная ситуация, особенно если на месте Эли была бы одна из них. Такие чудики Марину веселили: она бы понадеялась, что из-под плаща появится зайчик, а тут такое. Но она понимала и дочь: беззаботный мир Эли не выдержал настолько неожиданного вторжения.
– Эль, ты как? Что ты чувствуешь сейчас?
– Я не-е-е знаю. Я обиделась. Зачем он это сделал?
– Этого нам не понять, Эльчик. Главное, ты сама как? Ну, ты боишься?
– Теперь нет, когда я дома. Я убежала от него, но он, кажется, и не догонял. Не знаю, что с ним теперь.
Нику, всегда ироничную с мечтательницей Элей, эта ситуация уже скорее забавляла, чем беспокоила.
– Помню, мне такой лет пятнадцать назад попался. Я ему успела пару ласковых залепить и телефоном в него бросила. Угадайте, куда попала.
Марина тоже улыбнулась. Элины чувства никто из них как будто не воспринимал всерьёз. Она ощущала, что насилие продолжается.
– Я так не могу. – объяснила она. – Мне стало очень страшно и я бежала куда глаза глядят. Я во-о-о-бще не понимаю, что произошло. Это какой-то кошмар. Он не мог так поступить.
Заметив, как её дочь будто бы сворачивается в кокон изоляции, Марина поспешила продемонстрировать эмпатию и разделить с ней отвращение от пережитого. Она уверяла дочку, что та справится с этим впечатлением и выйдет из ситуации заматеревшей, сильной. Теперь она знает, какими опасными бывают мужчины. Но пусть не сомневается: не все такие. Это только единичный случай. Должно быть, у этого типа психические проблемы. Что Элю беспокоит больше всего?
– То, что такое может повториться. – ответила Эля.
– Всякое может быть. – признала Марина. – Но за семнадцать лет твоей жизни это первый раз, значит такое не случается часто. И даже если вдруг произойдёт, то ты будешь к этому подготовлена. И главное, это не твоя вина – то, что ты это увидела.
– Да, я знаю. – с грустью, но и спокойствием прошептала Эля.
– Хочешь лимонада? – спросила Марина.
Но её перебила Ника:
– Слушайте, а давайте поедем туда и вызовем полицию. Эля, ты сможешь узнать этого типа?
– Да! А на чём мы поедем?
– Да на моей машине.
– Только окна не будем открывать. – предупредила Эля.
– Не бойся, – успокоила её Ника, – у меня же стёкла затонированы.
Марине всё это не понравилось:
– Может, не надо?
– Мам, я хочу. – заявила Эля. – Пусть отвечает за то, что сделал.
Собрав стаканы, Марина положила их в раковину. Потом она решила их вымыть, надеясь, что Ника отзовёт своё странное предложение. Авантюризм подруги хоть никогда не приводил к действительно опасным последствиям, но всякий раз казался ей излишним. Марина краешком глаза заметила, как Ника гладит её дочку по руке. Эля над чем-то смеялась. Когда Марина пошла переодеваться, та её поторапливала:
– Мам, ну ты скоро?
Наконец они обулись, вышли и Марина закрыла квартиру. Однако ещё в лифте что-то пошло не так. Вероника, как-то небрежно роясь в сумке, заявила:
– Что-то ключи от машины не могу найти.
Но был уже первый этаж. Поиски были продолжены на нём, а потом и на скамейке возле подъезда. Тётя Ника выкладывала по порядку все свои вещи: косметичку, отдельно зеркальце, подарок от Марины – японский крем, маленький зонтик, разные документы, книжку карманного формата, какие-то таблетки, ручку, блокнот, ещё один, два карандаша, кошелёк, небольшую брошку, бутылочку воды, носовой платочек, овсяный батончик, три пачки жвачки, фотографии сыновей, сосательные конфетки, влажные салфетки, магнитные карты, флаконы духов, всё что угодно, но не ключи. Их там не было.
Ника пыталась вспомнить, где она могла оставить ключи и точно ли клала их в сумку, но Марина её перебила:
– Машина-то на месте?
– Да я за домом парковалась.
Она продолжила поиски, но когда сумочка оказалась вывернутой наизнанку, а ключей так и не появилось, ей пришлось остановиться.
– Пойдёмте машину проверим. – предложила Марина.
– Ну, что ещё остается.
Девушки втроём отправились на задний двор – первой шла Ника, замыкала процессию Эля. Ей не терпелось отправиться на поиски обидевшего её человека. Аккуратно ступая в бордовых балетках по плитке, избегая попадать в зазоры между камешками, она отставала от Марины и Ники.
– Нет машины. – как-то растерянно объявила о пропаже Ника, когда они наконец пришли. – Вот здесь я её оставляла. А это не моя. – она показала на огромный чёрный внедорожник. Марина и сама помнила, что Ника водила красный «ягуар».
Эля, не понимая, что к чему, озиралась. Могли ли машину переставить в другое место? Ника намеревалась звонить в полицию. Сообщения об эвакуации транспортного средства ей не поступало, значит угнали? Марина уже догадывалась, что к исчезновению может быть причастен Боря. Стоит ли ей объяснить это Нике или тем самым она станет как будто соучастницей угона?
– Обалдеть! – негодовала Ника. – Средь бела дня, в центре Москвы, из-за шлагбаума взяли и угнали. Да ещё ключи как-то из сумочки вытащили. Что за день, да, Эль?
– Да. – сказала Эля. – Ну, подождите, может быть, она где-то рядышком стоит? Почему сразу угнали?
– Нет, деточка, так не бывает. Нигде её нет, видишь? – Ника повернулась вокруг своей оси. – Надо в полицию звонить. Может, успеют поймать, если за город не вывезли.
Достав из сумки бутылочку воды, Ника допила остатки, потом влажными салфетками вытерла руки. Затем она достала телефон и уже набрала «102», но Марина, повинуясь импульсу спасти Борю, что бы он ни натворил, остановила её:
– Стой, Ник. Я, кажется, поняла.
– Что?
– Это, наверное, Боря ключи взял… И машину.
– Как Боря? Тот мальчик?
– Да. Он уже у меня так деньги брал.
– Без спроса?
– Да. – призналась Марина.
– А ты?
– Ну, поговорила с ним, конечно.
– И всё?
– Да.
Ника посмотрела в телефон так, будто он должен бы с минуты на минуту сообщить ей ответ на вселенски важный вопрос. На самом деле она потупила взгляд, чтобы скрыть чувство стыда, которое возникло у неё из-за безответственного, как она посчитала, поведения Марины. Если бы та не терпела пассивно выходки своего племянника, а что-то делала, то они бы не оказались в этой ситуации.
– И что делать теперь? – спросила Ника.
– Давай я ему позвоню сначала? Может, удастся договориться.
– Может… Ну хорошо, давай.
Боря был вызван незамедлительно, но трубку он не снял. Кивнув Нике, мол, она попробует ещё пару раз, Марина продолжила вызывать и сбрасывать. Девушки отошли с парковки на детскую площадку, чтобы не мешать парковаться приезжающим и самим не попасть под колёса. В песочнице играло несколько детей – сущие ангелы. Уставшие мамы сидели на скамейке.
– Ну что? – спросила Ника.
– Не берёт трубку.
– Судя по твоим рассказам, если это действительно он, то ни машину, ни его самого мы больше не увидим.
– Я не думаю. Не такой уж он злодей. Он обязательно вернётся.
– Может быть, но вдруг это вообще не он? Мне кажется, надо звонить в полицию.
Марине очень хотелось попросить Нику не делать этого, поскольку тогда у Бори не будет шансов избежать какого-то серьёзного – наверное уголовного? – наказания. И пусть косвенная, но в этом будет и её вина. Что она тогда скажет своей сестре Наде, которая целых восемнадцать лет держала в узде этого парня? А сама она справлялась лишь несколько дней. Но как ей попросить Нику? Ведь это будет выглядеть так, будто она поддерживает прихоти Бори и не замечает масштабов урона, который он может нанести её подруге. А что, если это правда не он? Ника, с её полным доверием к государственным органам и полным недоверием к мальчику, безумный образ которого она себе составила, и слышать не захочет о необходимости положиться на его сознательность. Ладно, решила Марина, они же лучшие подруги?
– Ник, слушай. Это, наверное, и правда Боря. Пока мы сидели на кухне, он взял ключи. Мальчик очень завистливый, он и на моей машине хотел покататься, но я отказала. Вот он и решил. Давай вот что. Давай подождём его, а если что-то случится, то с меня полная компенсация. Я беру это на себя.
Ника ответила не сразу:
– Ты хочешь рисковать из-за этого мальчишки? Который тебя обзывает и ни во что не ставит?
– Не то чтобы ради него самого. Сестру жалко.
– Ох. – вздохнула Ника. – Машина-то ладно. – сказала она, немного успокоившись. – Там документы были.
– Ну, что-нибудь придумаем. – ответила Марина. – Подождём немного.
Девушки устроились на скамейке и стали наблюдать за невинной игрой детишек в песочнице. Элю попросили сходить в магазин за водой – вечер выдался жаркий. Себе Эля, если хочет, может купить мороженое или коктейль.
– Что-то не хочется. – ответила Эля.
Когда она вернулась, три одинаковых бутылки «Перье», прижатые к груди, и родительницы утолили жажду, они возвратились к обсуждению первого инцидента из тех, что потрясли ровное течение дня. То есть к престарелому эксгибиционисту.
– Можешь описать его максимально точно? – попросила Ника, отвлекая себя от переживаний из-за машины.
– Ну-у-у, – протянула Эля, – он был такой в возрасте, с бородой, большим носом, румяный очень. Я особо не разглядывала, но, кажется, густые брови.
– А где именно это случилось? – спросила Марина.
– Там, где твой любимый ресторан. Ну, помнишь, там ещё такое красивое здание с крышей, стилизованной под шпиль.
– Помню, помню. А дядя где стоял?
– Да прямо под шпилем этим.
Очень странно, подумала Марина. Была у неё недавно фантазия про дедушку, который живёт на чердаке, но в действительности-то в этом здании располагался офис или музей какой-то, она уже не помнила. К тому же дедушка должен был быть флористом, душой этого места, любимцем соседей, а не убогим, презренным эксгибиционистом.
– А раньше ты его видела? – спросила Марина.
– Не помню точно. Но мне кажется, что да, в тех же местах.
Марине уже и самой захотелось отправиться на расследование случившегося преступления. Боря угнал у них машину в самый неподходящий момент. И теперь они вынуждены сидеть на детской площадке вместо того, чтобы изучать важнейший вопрос – могла ли её фантазия материализоваться, пусть и в сильно извращённых формах. Марина вдруг осознала, что мысли у неё пошли эзотерические. Это, наверное, из-за жары и стрессов.
– А телосложение? – допытывалась Ника. – Ну, крепкий такой?
– Да не очень. Папа бы такого на месте прибил.
Марина с негодованием посмотрела на дочь. «Нет, она издевается?»
– Ты почему о нём вспомнила? – спросила Ника. – Думаешь, мы сами не справимся?
– Да нет. Просто я хочу, чтобы его уже поскорее наказали.
Дождавшись, когда дочь уставится на детишек в песочнице, Марина выразительным взглядом сказала подруге: дескать, вот, это дочь подталкивает её к бывшему. Ника покачала головой.
Они просидели на скамейке ещё минут тридцать, прежде чем Нике позвонили. Встревоженная, она явно говорила с неизвестным ей человеком. У Ники так округлились глаза, что Марина подумала: «Это Боря и он требует выкуп». Сначала Ника только слушала, а потом и отвечать стала: односложно, «да» или «нет». Наконец она, закрыв микрофон ладошкой, обратилась к Марине:
– Что говорить, угнали или нет?
– А кто это?
– Из полиции.
– Ох.
– Так что говорить?
Марина подумала: если наврать, что машину взяли с разрешения Ники, то у неё могут быть проблемы. Ведь у Бори, например, нет прав. А если угон совершил какой-нибудь бандит, то их могут привлечь за соучастие. И отмазаться им не помогут ни её деньги и положение, ни кристальная репутация Ники.
– Скажи, что ничего не знаешь и не понимаешь. Приедем на место, там разберёмся.
Так Ника и сделала. Выслушав голос на том конце провода, она снова выразительно посмотрела на Марину. А той не терпелось узнать, что же произошло.
Наконец переговоры были окончены, и Ника сообщила:
– Это Боря, да. Он въехал в дерево. Машина разбита, но он вроде бы в порядке. Отделался царапинами, но пока в больнице.
Марина испытала смешанные чувства. Ужасно, но ведь она так и знала, её предсказание сбылось. Что-то подобное должно было случиться. Все трое, Эля, Марина и Ника, сидели молча, осмысливая произошедшее. Первой из ступора вышла Эля:
– Что будем делать?
Ника сказала, что её вызывают в отделение, а вот Марина может поехать в больницу. Эле же стоит остаться дома и приходить в себя после травмирующих событий.
– Эльчик, почитай книжку или посмотри фильм. – сказала Ника. – Мы приедем, наверное, поздно вечером.
– Но я хочу с вами!
– Куда ты хочешь? – спросила Марина.
– Не знаю. К Боре в больницу. Помогу, чем смогу.
– Ничем ты не поможешь. Нет. Сиди дома, пожалуйста.
Ника удивилась суровому тону Марины: она себе такого со своими ребятами не позволяет. А Эля, уже привычная, встала и пошла домой, ни с кем не попрощавшись. Дети в песочнице проводили её взглядами.
– Ты чего так? – спросила Ника.
– От усталости, наверное. Не пойму, что это её куда-нибудь тянет в последнее время.
– Ну, ладно, давай такси вызывать.
– Ладно. – сказала Марина. – Только не пиши, я тебя прошу, пока заявлений. Я не хочу, чтобы его посадили. Я тебе все расходы компенсирую, даже не переживай. Если будет надо, куплю новую машину. Скажи в полиции лучше, что мы ему посидеть в салоне дали, а он уехал.
– Ну, я попробую. – согласилась Ника.
В больнице Марине был оказан столь холодный приём, будто не её любимый племянник угодил в эти застенки. Пускать Марину внутрь не хотели, ссылаясь на регламенты и правила посещения. Но Марина мастерски напустила на себя важный вид, помахала перед охранницей конвертом, пообещала вести себя прилежно и была-таки допущена в медицинское учреждение.
Её встретили кривые голые стены, выкрашенные в невозможный светло-розовый цвет, пол, покрытый линолеумом, но залатанный всем, что только имелось в больнице, двери, новые, пластиковые, но неизменно приоткрытые и потому являвшие взору калечных и просто раненых, находившихся в самых неудобных позах и положениях, потолок, высокий, но сыпавший штукатуркой, но высокий, но слишком опасный, потому что плохо освещённый. И, конечно, Марину встретили недовольные медсёстры с суровыми лицами, крепкие, в теле, готовые драться за свою истину. Они разносили по отделению запах убогой больничной стряпни, перемешанный с ароматами пролёжанных, немытых тел, лекарств, антисептиков. А звуки, какие там были звуки! Подавленные, но готовые при первой возможности явить свою мощь охи и ахи, равномерный стук костылей, резкие, взвинченные голоса вечно спешащих докторов.
Возбуждённая удивительной смесью любопытства и отвращения, Марина как зачарованная продвигалась по коридору. В подобном месте она не бывала с молодости, с того самого раза, как воспалился её аппендикс. Оказывается, вот где обитают курьеры, официанты и все, кому не хватает денег на нормальное жилище. Отстирает ли она свою одежду от пятен, которые образуются на ней вот, наверное, прямо сейчас? Если, конечно, её вообще отсюда выпустят. Жадные взгляды мужчин предупреждали: они слишком долго страдают, чтобы не позволить себе маленького удовольствия, хоть какой ценой. И как всё-таки неудивительно, что она впервые за столько времени оказалась в подобной разрухе сразу после знакомства с племянником. Он всё-таки затащил её на свою территорию. Уж он-то здесь чувствует себя как дома. Действительно, или она его – вразумила бы, или он её – загубил бы. Марина поняла, что второй вариант пока что выигрывает.
Она шла по длинному коридору и читала вывески. Или как это называется? Каждая такая табличка указывала номер палаты или звание врача, в ней обитавшего. Но Марина уже и думать забыла о том, что ей нужен строго определённый номер. Всё было как в сказке, ну или в фильме ужасов. Мимо, например, проковылял какой-то боксёр, огромный, неказистый, в рваных штанах. Когда Марина наконец вспомнила о цели визита, нужная палата осталась давно позади. Она посмотрела на бумажку, которая хранила для неё информацию, развернулась и пошла обратно. Дверь этой палаты оказалась приоткрытой, но Марине большего и не было нужно. Она одним глазком посмотрела в щель и, избегая останавливать взгляд на голых ногах стариков, а также их лысинах, поискала там Борю. Но его в палате не оказалось. К счастью ли или нет, но на помощь ей пришла медсестра:
– Вы кого ищете?
– Своего племянника Бориса. Он должен быть в этой палате.
– Ага. Только халат наденьте нормально.
Марина сняла накинутый было на плечи халат и надела его по правилам. Только тогда медсестра сказала ей:
– Идите туда.
Палец медсестры указывал туда, откуда Марина только что пришла. Она двинулась обратно и, едва поняла, что точное местонахождение Бори ей неизвестно, как вдруг в дальнем конце коридора она заметила три фигуры. По мере их приближения контуры тела того, что шёл посредине, начали выдавать в нём Бориса. Скоро стало понятно, что двое по бокам – это сотрудники правопорядка. Марина перегородила всем троим дорогу. Боря выглядел бодрым – только лоб перемотан, всё остальное на месте. Несколько царапин там и сям, намечался синяк под глазом. Марина не поняла, это из-за столкновения с деревом или он уже успел с кем-то подраться?
– Здравствуйте! – сказала она. – Это мой племянник.
– Здравствуйте! – ответил ей один из охранников. – Мы за вас рады!
Истерически рассмеявшись, Марина ответила:
– Только не завидуйте.
Она объяснила ситуацию, и охранники позволили родственникам переговорить минут пять-десять. Но предупредили, что будут стоять неподалёку и наблюдать, во избежание глупостей. Борю, который убеждал их в том, что говорить с Мариной ему не о чем, они не послушали.
Будто не уставшая от неэффективности любых её добрых намерений, Марина попросила Борю объясниться. Тот сказал только, что ни о чём не жалеет.
– Можешь объяснить? – попросила ещё раз Марина.
И Боря снизошёл до объяснения. Он очень обиделся, когда ему позвонила мама и сказала, что ей известно о его планах сорвать поступление. Получается, Марина нажаловалась. И ладно бы только это. Он обиделся во второй раз, когда попросил денег, получил согласие, но так и не обнаружил их на своём столе. Он обиделся ещё раз, когда ему не дали покататься на БМВ. И всё это после того, как он изо всех сил себя сдерживал, чтобы не прибить чокнутую дочурку Марины, которая лезла к нему с вопросами и расспросами. После того, как он, хоть и хотел устроить дома вечеринку, всё-таки не стал, потому что не хотел беспокоить Марину (а не потому что ему было бы за неё стыдно). И после того, как он оставил ей весь её суп, практически ничего не взял из холодильника и вообще был тихоней и скромником. До того, что случилось, его попросту довели. Он совершил всё это в состоянии аффекта. А на вопросы Марины о его самочувствии он отвечать не станет – раньше надо было думать.
– Судя по всему, у тебя есть план побега? – спросила Марина. – Тебя же посадят.
– Это уже не ваше дело. – ответил Боря. – Так я вам и скажу. Вы же снова нажалуетесь.
– Слушай, я найму тебе хорошего адвоката, и подруга моя обещала заявление не подавать. Только ты сам ничего не делай, ладно?
– Я уже взрослый. Сам как-нибудь решу. Но за заявление спасибо.
Марина ушам своим не поверила: неужели слова благодарности сорвались с Бориных уст? Держа нос по ветру, она подозвала тех двоих: чтобы забирали. Напоследок она попросила Борю не волноваться, но он, кажется, и не собирался. Приставы любезно сообщили ей о его статусе: пока что задержанный. Остальное покажет следствие.
Покидая больницу, Марина думала, стыдясь самой себя, что вот и случилось то, чего она так долго ждала – Боря от них съехал. Теперь ни о каком поступлении и речи быть не могло, и главный вопрос состоял в том, как сообщить об этом Наде. Но прежде всего Марина позвонила Веронике.
Та проявила весь свой гуманизм, начав разговор с вопроса о самочувствии Бори. И двигало Никой то, что машину-то она обнаружила в ужасном состоянии – капот смят, о восстановлении и речи идти не могло. Марина заверила подругу: без машины она не останется, Марина или сама купит новую, или добьётся выплат от страховой. Ника, хоть и упирала на то, что этот вопрос не главный и она не понимает, почему её лучшая подруга так печётся о материальной стороне дела, всё-таки, казалось, стала меньше нервничать после этого сообщения. Но вот из отделения полиции новости у неё всё равно безрадостные:
– Там сказали, что одно из двух: или я его посадила за руль, или это угон. Я как могла отпиралась от одного и второго, но ребята в форме посоветовали определиться раньше, чем начнутся официальные следственные действия. За ложные свидетельства тоже ведь могут посадить.
– Ясно. – сказала Марина. – Ну, постарайся представить эту историю немного туманной. Конечно, за руль ты его не сажала, он сделал это без спроса. Но и не угонял.
– Я постараюсь.
Был уже поздний вечер, и девушки решили разъезжаться по домам, встретиться они ещё успеют. Тем более Нике предстояло рассказать обо всём мужу, «а он тиран во всём, что касается порядка». Марина пожелала ей удачи и ещё раз извинилась за Борин поступок. Со стороны Ники она чувствует всю возможную поддержку и счастлива, что у неё есть такая подруга. Страшно представить, что бы она испытала, окажись на месте Ники менее близкий для неё человек.
Дома Марина долго не находила себе места, постоянно думая о Боре и представляя его себе запертым за решётку. Бедный мальчик, он стал жертвой зависти, что была порождена ужасными условиями его обычной жизни. Он просто не справился с этими чувствами, и что в этом удивительного, если его никто этому не учил? Ведь всё, что он слышал от Нади, это то, что ему надо быть сильным, мужественным, умелым и всё такое. О его ощущении себя и мира никто никогда и не думал. И всё это зашло настолько далеко, что теперь оказать на него влияние стало практически невозможно: он будто бы замкнулся в своём мире, обиженный на окружающих и, главное, не понимающий истинных причин этого. И Марину стал мучить вопрос: ведь Боря действительно имеет все основания злиться и на маму, и на других родственников, и на прочих людей, так значит ли это, что стоит ему позволить вести себя так, как он хочет, проявлять агрессию? Имеет ли она вообще право заставлять его сдерживать свои разрушительные импульсы? Ведь иных-то и не могло быть, а сдержать единственное, что тобой движет, не так-то и просто. Она вспомнила пословицу: «что посеешь, то и пожнёшь». Жизнь Бори складывалась в полном с ней соответствии. Но как же тогда винить его в том, что он натворил? И как вообще кого-то винить?
Исполненная сострадания, Марина наворачивала круги по своей комнате. С картин на неё смотрели деятели прошлых эпох и, пожалуй, восхищались ею. На книжных полках расположились самые разные авторы, но в том числе и представители эпохи Просвещения. И те бы приняли Марину за свою. Приглушённый свет нескольких светильников и полная тишина – комната Марины стала похожей на келью монаха. Вот только она не могла понять, почему ей так настойчиво представляются картины Бориного заключения. Вот он за решёткой, держится руками за толстые прутья. Вот он сидит в углу и хлебает какую-то дрянь. Вот он лежит на жёстком матрасе и отмеривает секунды еле тянущегося времени. Вместе с жалостью и состраданием она переживала и какое-то триумфальное чувство. И, гоня его прочь от себя, с удвоенной силой принималась сострадать.
Из этой западни её постаралась выманить дочь. Эля, уже забывшая о том, как грубо её отшили на детской площадке, вернулась с прогулки и предложила маме:
– Мам, я вензели купила… Пойдём, может, фильм посмотрим? Чего ты так тревожишься?
– Солнышко, ну какие вензели? Кусок в горло не лезет.
Но Марина всё-таки согласилась, и они с дочкой посмотрели какой-то из фильмов Уэса Андерсона, точное название она не запомнила, поскольку и за сюжетом-то не следила. Но атмосфера этого кино придала бы сил и веры любому, вот и Марина почувствовала себя лучше. Но она связывала это всё-таки с тем, что провела время в компании любимой дочери. С Элей ей было так хорошо, что желать чего-то ещё не приходилось. Марина даже съела парочку вензелей – один с малиной, другой с вишней. А ведь ещё час тому назад её бы вырвало, попробуй она съесть хоть что-то. Дочь положила маме голову на плечо, и так они и пролежали полфильма – как трогательно! Но ведь Эля так скоро – всего через месяц – уедет, если всё пойдёт по плану, на учёбу, и что тогда делать Марине? Одна в этой огромной квартире, она быстро скатится в депрессию. И кто знает, не последняя ли в её жизни это была возможность вот так полежать с дочкой, фильм посмотреть? На Марину будто бы огромным снежным комом накатывала меланхолия.
Но Марина от неё убежала, погрузившись в дела и юридическую суету. В четверг ей пришлось взять отгул, чтобы иметь возможность заниматься освобождением Бори. Босс негодовал: он подозревал Марину в том, что она саботирует работу из-за неприглянувшихся ей планов расширения. Как ни уверяла его Марина в том, что с её племянником случилось несчастье, Иннокентий Максимович не хотел верить в совпадения. Марина уже собиралась паниковать, не будучи способной убедить босса в своих лучших намерениях. Но он наконец проявил чуточку понимания, позволив Марине заняться её неотложными делами:
– Однако предупреждаю: если это хоть как-то связано с вашим личным отношением к стратегии расширения, я применю суровые санкции.
– Ну что вы, конечно, я понимаю. Совсем не в расширении дело.
– И передайте ваши дела заместителю. Мы не должны простаивать только потому, что у вашего племянника живот разболелся.
– Конечно, Иннокентий Максимович. Но если бы живот!
Иннокентия Максимовича мало интересовало, что всё-таки случилось, и Марина в очередной раз испытала горечь из-за того, что рабочие отношения оставляют так мало места для обыкновенной человечности. Свободная от посещения офиса, Марина осознала, что у неё накопилась усталость. Она так много работала в последние годы, что уже близка к выгоранию. Ей стоило бы взять длительный отпуск для того, чтобы спокойно проводить дочку во взрослую жизнь. Они могли бы отправиться с ней в путешествие или пожить за городом, в какой-нибудь глуши, где близость к природе, прекрасные виды позволяют жить и осознавать себя, а не функционировать, будто роботы. Но об этом ей нужно было беспокоиться сильно заранее. Теперь уже никаких возможностей взять отпуск нет. Марина вспомнила, как полгода назад, когда ещё не было поздно, она до вечера засиживалась в офисе, продумывая детали реализации нового позиционирования фирмы как социально ответственной. Так много сил было вложено Мариной в это предприятие и так мало оставлено дома, что она не могла не задаваться вопросом: а была ли ответственна она сама, как мать и просто как человек?
Осознание неумолимого хода времени заставляло сердце Марины болеть, и она чувствовала, что в её жизни переворачивается очень дорогая ей страница. И сможет ли она, собрав себя заново, организовать свою жизнь с чистого листа вокруг чего-то столь же ей дорогого, как её дочь? Буквально на миг ей показалось, что нет, она не справится. Но её выносливый, терпеливый организм отреагировал бунтом против упаднических настроений. Надо бороться – для начала найти хорошего адвоката, чтобы освободить Борю.
Она могла бы попробовать обратиться к юристам из фирмы, но побоялась огласки. Те несколько адвокатов, с которыми она работала раньше, специализировались в совсем других областях права. Не искать же юриста в интернете? Марина стала обзванивать знакомых. И результаты переговоров оказывались неизменно удручающими, пока она не додумалась набрать Тиму. Тот поделился с ней номером и сказал:
– Специалист очень хороший.
– Доверять-то ему можно? – спросила Марина.
– Уж поверь. Он и как частный детектив работает. Помогал мне вывести на чистую воду одну любовницу.
– А что с ней?
– Я заподозрил, что она пол сменила. И Юрий Герасимович мои догадки подтвердил документами.
– Ого! – удивилась Марина.
Ей показалось, что в этом что-то есть. Очень, должно быть, предприимчивый адвокат, если брался за такие дела.
Они встретились. Адвокат был любезен, внимательно выслушал Марину и постарался её приободрить. При этом не стал обещать всё уладить и признал, что избежать наказания её племяннику будет непросто. Столь трезвый подход приглянулся Марине, но она всё равно очень просила Юрия Герасимовича что-нибудь сделать, помочь её несчастной семье.
– Отчего же так сразу несчастной? – удивился он. – В остальном-то у вас всё в порядке?
– Да… Но от меня дочка скоро уезжает. Кстати…
– Да?
– Вчера с ней произошёл один инцидент…
Марина пересказала адвокату обстоятельства насилия, учинённого над Элей. Тот не стал морализировать, и Марина даже подумала, что он одного с Тимом поля ягода. Но, заявил Юрий Герасимович, в качестве частного детектива он бы мог помочь с розыском нарушителя Элиного спокойствия. Вот только не всё сразу – у него ведь и другие клиенты есть. И, кстати, что касается гонорара…
– Не переживайте об этом. – сказала Марина. – Только приложите все усилия.
– Договорились. – сказал адвокат.
Одетый в строгий костюм, коротко стриженный, спортивного телосложения, он вызвал у Марины неподдельное восхищение. «Вот бы только не оказался извращенцем» – подумала она. Ведь странно же, что такой успешный, привлекательный мужчина и без кольца. Прямой нос, карие глаза, рельефные скулы – посмотрим, как она сможет отблагодарить его, когда он выполнит свою работу. Она слушала план его дальнейших действий, но не слышала: сознание её опустело, и только сердце забилось чаще. А ещё он позволил себе вина – Марина уважала людей, достаточно уверенных в себе, чтобы выпивать на работе. Говорил он, кажется, чётко, ясно и по существу – как, наверное, и подобает мужчине. Его прекрасные руки изображали в воздухе всякие фигуры. Он будто дирижировал сам собой.
– Вы меня поняли? – спросил Юрий Герасимович.
– Что именно? – очнулась Марина.
– Я сейчас отправляюсь в отделение, буду искать следователя.
– Поняла!
Сама же Марина поехала к Нике, чтобы ещё раз принести свои извинения и прояснить вопрос с восстановлением машины. Молчаливый Николай без слов понял, что нужно поторапливаться, и довёз Марину всего-то за час. В коттедже на опушке леса её встретили счастливые, весёлые Никины дети. Никакая машина из их жизни пропасть не могла. Они не знали, что значит потерять – эти детки умели только получить что-нибудь новое. И Марина поймала себя на том, что в глубине души была бы даже рада, сумей она познакомить этих счастливцев с возможностью утраты. Не став ругать себя за жестокие мысли, Марина находила им объяснение: должен же быть в жизни какой-то баланс, радости и горя, счастья и несчастья, иначе можно ли считать, что испытал её – жизни – полноту? Не оторвутся ли детки Ники от реальности в этом обособленном от всего мира домике, где есть или будет всё, что они только пожелают? Ох, и хотела бы она оставить их хотя бы без машины. Но, увы, только в гараже их стояло ещё две. А вообще-то она, Марина, пообещала Нике и ту красную компенсировать.
Потрепав мальчишек по их светло-кучерявым головам, Марина каждому сказала добрых слов и посулила большое будущее. Она восхитилась каждым ребёнком, только ползал ли тот или уже пытался читать. И извинилась перед всеми ними за то, что отбирает – на время, конечно, – у них маму. Они лишь немножко побеседуют с ней, а потом Ника вернётся в их полное распоряжение.
– А пока что играйте с вашей нянечкой, ладно, крошки?
– У-у-у-у! – загудели ребята.
Они с Никой расположились в беседке, в тени, которая едва спасала от установившейся жары. Ника, сонная, с растрёпанными волосами, но в тех же рубашке и джинсах, будто других у неё нет, казалось, не была рада гостье. Поэтому Марина вовсю нахваливала ребят, дескать, какие уже взрослые, растут прямо на глазах. Ника, обычно питавшаяся комплиментами, на этот раз реагировала холодно.
Она показала Марине фотографии разбитой машины. Действительно, восстановлению не подлежит. Марина поняла, что проблема не рассосалась сама собою и ей, видимо, предстоит выплатить полную компенсацию. То, как быстро эта казавшаяся отдалённой перспектива стала необходимостью ближайших дней, обескуражило её. Неужели даже муж Ники – уважаемый в городе бизнесмен, – не возьмёт на себя часть расходов? Ей бы стоило приехать к подруге вечером, когда Миша уже вернётся домой. Он бы наверняка предложил какой-то менее радикальный и более подъёмный для неё, Марины, вариант. К тому же у этой семьи действительно ещё две машины в гараже.
– Миша очень ругался. – призналась Ника. – Не на тебя, конечно, и даже не на мальчика, а так, вообще, в пустоту. Тот «ягуар» был его подарком. Очень красивая машина…
– Да-а-а. – протянула Марина. – Ты хочешь точно такой же?
– Даже не знаю. Может, было бы хорошо купить машину классом повыше. Я думаю, этой цена, с учётом пробега, миллиона два. А, ну и детское кресло придётся новое покупать.