Ждала Кендру к определенному времени, но она приехала на час раньше. Выглядит напряженной, волосы немного взъерошены, на лице выступил пот. Обе руки заняты: на одном плече – сумка с детскими вещами, а в правой руке – детское автокресло. В нем крепко спит Мейсон, на его фарфоровых щечках покоятся длинные ресницы. Кендра поставила кресло; восхищаюсь спокойствием малыша, несмотря на нервозность дочери.
– Все в порядке? – поинтересовалась я.
– Ага. – Она бросила сумку, та стукнулась об пол. – День был длинный. Мейсон капризничал. У него лезут зубы.
– Сейчас он тише воды, ниже травы, – с улыбкой посмотрела на внука.
– И слава богу, – она вздохнула. – По пути к тебе все-таки уснул.
– А где Тео? – Я выглянула в окно.
– Он позвонил час назад и сказал, что задерживается на работе допоздна. Так что я приехала пораньше. Захотела отдохнуть.
Взяв дочь под руку, я улыбнулась. Прежде я не была тем, к кому дочь побежит за помощью. В последнее время стараюсь ей помогать. Чтобы наконец-то меня понять, ей надо было самой стать мамой.
– Пойдем, налью тебе бокал вина, отдохнешь.
Она резко остановилась:
– Мам, ты же знаешь: я не пью.
– Ах да, точно. – Еще полтора года назад Кендра иногда позволяла себе выпить. Но когда они с Тео решили завести ребенка, от алкоголя отказались. Поначалу я думала, что это только на время беременности. Она не кормила грудью, и я решила, что Кендра снова начнет выпивать. Но сейчас поняла: все еще продолжается. – Извини, забыла.
Она взглянула на столешницу, где стояло вино, две полные бутылки, а между ними – наполовину пустая.
– Вижу, без влияния Хадсона тут не обошлось, – сказала она своим вечно упрекающим тоном.
– Да ладно тебе. Мы же не упиваемся! – возразила я ей, пристыдить меня не удалось. Если она решила не пить, это еще не означает, что все остальные должны последовать ее примеру. – Ничего плохого в этом нет.
Я открыла холодильник.
– У меня есть чай со льдом.
– Звучит заманчиво. – Кендра облокотилась на столешницу.
Взяв стакан, налила в него чай, кусочки льда стукнулись о стекло.
– Сахар?
Она покачала головой.
– Нет, спасибо.
Я посмотрела на ее длинную, безразмерную блузку. Об этом она особо не говорит, но я-то знаю: после родов ее беспокоит лишний вес. Мейсону всего полгода. Должно пройти какое-то время. Помню, каково было мне, когда родились дети. Изменения в теле давались тяжело. Так что оставив мысли при себе, я пододвинула ей стакан.
Кендра его взяла и сделала глоток.
Слышу, как открылась входная дверь.
– Мам, тут у двери кто-то ребенка забыл, – пошутил Хадсон. – Надеюсь, ты знаешь, чей он. – Он зашел на кухню, в руках пакет с продуктами.
Кендра к нему повернулась с улыбкой на лице:
– Должно быть, это твой племянник.
– Какой он большой! – Хадсон поставил сумку на стол.
– Такое с детьми случается, если их никогда не видеть. Они растут. – Хоть Кендра и пыталась говорить доброжелательно, я напряглась, уловив нотки раздражения.
Вряд ли Хадсон понял настрой сестры. Он приобнимает сестру. Она делает то же самое – на душе мне становится легче.
– Мам, твоей любимой кокосовой газировки не было, я взял лимонад, – сказал Хадсон, разбирая сумку. Он открыл большую упаковку семечек, кинул несколько в рот, а остальное убрал в кладовку.
Брови Кендры поползли вверх.
– Лимонад – тоже хорошо, – сказала я. – Спасибо.
Заслышав шаги Боуи, выхожу в прихожую. Не хочу, чтобы Мейсон проснулся. Зову пса, он подходит, глажу его. Как хорошо, что Мейсон все еще спит в кресле, его головка наклонена вниз, ремни врезаются в нежную кожу. Небезопасно! Веду Боуи к боковой двери и обдумываю, как быть с Мейсоном. Поднять ли головку вверх и тем самым разбудить его или сказать Кендре? Я уже поняла, что дочери мои родительские советы не нужны, она и слушать не станет. Общаясь с ней, надо следить за каждым словом.
Открываю дверь и выпускаю Боуи на улицу. Возвращаюсь на кухню и достаю из холодильника замаринованную курицу. Не глядя на Кендру, между прочим говорю:
– С вашего последнего прихода манеж так и стоит в кабинете.
Пару часов назад пошла его собрать. Была уверена, что он разобран. Запамятовала.
Кендра повернулась и выглянула в коридор:
– Да, это мысль. Похоже, он все еще спит. – Она оттолкнулась от столешницы, бормоча себе под нос: – Спасибо тебе, господи, за маленькие радости!
Она вышла с кухни, а я в это время достала из холодильника несколько видов сыра и упаковку винограда. Ужин собиралась приготовить к приходу Кендры, но, поскольку она приехала намного раньше, я решила поставить на стол закуски.
– Гриль разжечь? – спросил Хадсон, пока я нарезала и выкладывала на тарелку сыр.
– Да, было бы неплохо.
Рядом с сыром положила гроздь винограда, по краю тарелки разложила крекеры. Через открытое окно пахнуло древесным углем. Слышу в прихожей шаги Кендры. На секунду кажется, что ничего не изменилось. Закрыв глаза, представляю, как сбоку от меня стоит Даррен и наливает в бокал виски. Неожиданно нахлынула странная грусть. Та, что порой меня тревожит.
На кухню вернулся Хадсон, положил на столешницу зажигалку. Подвигаю к нему тарелку с сыром. Он отрывает виноградинку, а в этот миг с громких вдохом облегчения входит Кендра.
– Все прошло удачно? Мейсон в манеже? – спросила я, немного расстроившись. Ясно, что Кендре нужен отдых, но мне так хочется подержать малыша на руках.
Она кивнула и потянулась за крекером. Откусив, взглянула на брата.
– Хадсон, чем занимаешься с тех пор, как вернулся?
Жуя кусочек сыра, он пожал плечами.
Кендра неодобрительно на него посмотрела:
– Ты искал работу?
Проглотив сыр, он перевел взгляд на меня.
– Допрос, я думаю, стоит отложить, сначала поужинаем, – примирительно сказала я и улыбнулась дочери. Хотелось, чтобы вечер мы провели спокойно, на позитивной ноте.
Кендра нахмурилась.
– Я всего лишь пытаюсь завести разговор.
– По-моему, у него на примете что-то есть. Я права, Хадсон?
Стряхивая крошки с бороды, он кивает.
– Вообще-то с работой все решено. Выхожу в понедельник.
Впервые об этом слышу. Почему он не сказал мне раньше?
– Ничего себе! Поздравляю. Это то, что предлагал дядя Браунинга?
Он кивнул.
– Дядя Браунинга? – Кендра удивленно наклонила голову и застыла.
Выкладываю курицу на тарелку – по рукам стекает маринад. Беру полотенце, вытираю.
– Да, мы встречались пару раз, – ответил он на повисший в воздухе вопрос.
Кендра злобно и неприятно усмехнулась.
– Так вот чем ты занимаешься. Ходишь на тусовки со старыми друзьями?
Чувствую, как напряглась спина, словно у собаки, что ощетинилась.
– Кендра, он всего лишь сказал, что выходит на работу. И он много что делает по дому. Очень мне помогает.
– Это хорошо, – говорит Кендра, и надо отдать ей должное: прозвучало достаточно искренно. Щелкнув пальцами, она оттолкнулась от столешницы. – Чуть не забыла. Принесла тебе витамины. – Она быстрым шагом вышла в прихожую. – Также взяла тебе пробиотики. – Кендра вернулась с двумя большими банками в руках. – Я столько всего прочитала про связь между памятью и состоянием кишечника.
– Как по мне, с памятью у мамы все хорошо. – Хадсон взял еще одну виноградинку.
Кендра резко к нему повернулась и посмотрела прожигающим взглядом:
– Ну, знаешь, это пока. Сколько ты тут, неделю? – Она положила руку себе на грудь. – А я, наверное, совсем не понимаю, о чем говорю, да? Последние несколько лет я была тут каждый день, пока ты черт знает чем занимался.
– Ну вот, началось, – вздохнул Хадсон.
– И что ты хочешь этим сказать?
– Все, достаточно, – вмешалась я. – Хадсон прав. На этой неделе мне и вправду лучше. – С улыбкой на лице я выхватила из рук Кендры таблетки. – Но витамины все равно возьму. Вдруг это они мне помогают. – Не уверена, что это так. Какое-то время принимала их регулярно, но все равно чувствовала себя нехорошо, в голове оставалась каша. Тогда я перестала пить таблетки постоянно. Уголки губ Кендры чуть поднялись, знаю, я ее успокоила. – Если честно, я безумно рада, что вы оба тут. Мы так давно не собирались вместе.
Они взглянули друг на друга и улыбнулись, это перемирие уж точно для меня – ничего против не имею.
– Хадсон, пора жарить курицу, – сказала я, показав на тарелку на столешнице.
Кивнув, он встал и обошел нас, открыл боковую дверь и вышел во двор с курицей. Комнату наполнил запах гриля вперемешку со свежим воздухом и скошенной травой.
– Не будь с ним так жестока. – Иду к холодильнику и достаю пакет с салатом.
– Я беспокоюсь о тебе, мам, – ответила она. – Он приехал, чтобы заботиться о тебе, и я хотела убедиться, что именно этим он и занимается.
Рассмеявшись, я покачала головой.
– Ты так говоришь, будто мне лет сто.
– Никто не думает, что тебе сто, правда.
– Ладно, тогда восемьдесят, – подмигиваю я.
– Даже если тебе и восемьдесят, выглядишь куда лучше, чем я, – она провела рукой по своему животику.
Она часто себя недооценивает, но в этот раз как-то по-другому. С горечью. Внешне она пошла в отца. Ей достался и его обмен веществ. И с формами ей повезло куда больше, чем мне. Чуть смуглая кожа, большие светлые глаза, пухлые губы, темные кудрявые волосы. Только открываю рот, чтобы сказать, какая она красивая, как воздух сотрясает детский крик. Брови Кендры поднимаются, в теле появляется напряжение.
– Если хочешь, я схожу за ним.
Махнув рукой, она отказалась:
– Не. Все в порядке. Сейчас вернусь.
Но когда она выходила из комнаты, я заметила, насколько тяжелая у нее походка, как она напряжена.
Кендра никогда не умела принимать помощь. Мучить себя – вот что у нее лучше всего выходит.
Пока ее нет, решаю заправить салат. Дым от гриля, густой и серый, окутал окно. Заправив салат, наполняю кувшин ледяной водой и ставлю его на столешницу рядом с раковиной.
За спиной раздается детское бормотание, оторвавшись от своих мыслей, поворачиваюсь.
Кендра вошла, держа Мейсона на руках лицом вперед. Одетый в ползунки, болтает ножками. Во рту соска. Глаза широко открыты, щечки розовые.
– Эй, кто это пришел? – умилилась я. Вытянув руки, сказала: – Ну же. Иди к бабуле.
Никогда не думала, что из меня выйдет «бабуля». Кендра, беременная Мейсоном, однажды спросила, как меня называть: бабой, бабушкой или бабулечкой. Хорошенько подумав, в конце дня я объявила, что буду «бабулей».
Не перестаю удивляться.
Взяла Мейсона на руки, невольно заметила на лице Кендры облегчение. От него пахло влажными салфетками и слегка детской присыпкой. Провожу носом по волосикам на голове – макушка мягкая и нежная.
Открывается дверь. Входит Хадсон с тарелкой курицы в руках. Как из выхлопной трубы, за ним тянется дым. Свободной рукой закрывает дверь, но светло-серые струйки все равно попадают в кухню.
– Он жив, он жив! – проходя мимо ребенка, пропел Хадсон, словно актер из фильма про Франкенштейна.
Покачивая Мейсона, я сказала:
– Плохой дядя!
Хадсон поставил тарелку на столешницу, неспешно подошел к племяннику и начал щекотать его под подбородком. Мейсон жмурился от удовольствия.
– Славный. Видимо, в дядю пошел, – подмигнул Хадсон.
Кендра усмехнулась.
– Да неужели!
Я и забыла, как мне этого не хватало. Подшучивания. Подтрунивания.
Нас прерывает стук в дверь, я немного злюсь. Знаю, что это Тео, ничего против него не имею. Но он пришел, и теперь общение пойдет по-другому. По характеру он скорее как Кендра. Интеллигентность, граничащая с высокомерием. Задумчивость и немного молчаливости. Не то чтобы я ожидала, что Кендра выйдет за весельчака вроде Хадсона, но я была бы этому рада. Может, это бы ее раскрепостило.
– Извиняюсь за опоздание, – входя в дом и сверяясь с часами на запястье, говорит Тео. На нем брюки и рубашка, волосы уложены гелем на одну сторону. Должна признать, выглядит хорошо. А еще он вежливый: целует меня в щеку и благодарит за приглашение.
Мейсон рад его видеть, когда Тео произнес «привет», он задергал ножками и заулыбался. Я протянула ребенка отцу.
– Ужин готов, – сказала я.
– Я как раз вовремя! – Тео улыбнулся, показав ряд жутко белых зубов.
Пока мы с Кендрой накрывали на стол, они с Хадсоном обменялись новостями. Ужин прошел без происшествий. Тео много говорил о работе и сводил разговор к темам, которые мало кому интересны. Мир финансов совсем не мое. Хадсон со скучающим видом кладет еду в рот – понимаю, что он того же мнения, что и я. Но они с Кендрой хотя бы не ссорятся.
Спасибо тебе, Господи, за маленькие радости!
Пару раз Кендра вмешалась в монолог и рассказывала о курсах по подготовке медсестер. А Мейсон, пытаясь обратить на себя внимание, иногда лепетал на своем высоком стульчике. Когда он это делал, я задавалась вопросом: может, он, как и все мы, тоже устал от этого монолога.
После ужина Хадсон предложил убрать со стола, а я в это время залила кофейник и достала десерт.
– Тогда я займусь малышом, – Тео убрал с колен салфетку, подошел к стульчику и достал Мейсона.
– Вытри его сначала, – строго сказала Кендра.
– Все нормально, – процедил сквозь зубы Тео.
– Он испачкает тебе рубашку.
– Неважно, – ответил Тео и, улыбаясь Мейсону, поднес его к себе.
– Да неужели, это тебе-то неважно, как ты выглядишь! Что-то новенькое.
Неся в руке стопку тарелок, Хадсон бросил на меня тревожный взгляд и специально вышел на кухню. Я пошла за ним, слыша за спиной голос Кендры:
– Тео, хватит его качать. Он только поел.
– У них всегда так? – спросил Хадсон, открыв кран с водой.
– Ну… не всегда. Но ты же знаешь Кендру.
– Ага, знаю, – усмехнулся Хадсон и взял тряпку.
Ругань Кендры и Тео продолжается в соседней комнате, а Хадсон в это время перемыл все тарелки. Сварился кофе.
– Что ты думаешь о… – Всё, ступор. В голове пусто и темно. Звенящая тишина. Это слово… Оно вертится на кончике языка. Все время его произношу. Смотрю на этот предмет, вот он, на столешнице. Но как ни пытаюсь, названия не вспомнить… Ужас! Я превращаюсь в собственную мать! Сглатываю, губы пересохли.
– Ну? – Один уголок рта Хадсона забавно поднялся.
Он не взволнован, я это понимаю. Когда дети были помладше, со мной часто случалось подобное. Но тогда было по-другому. Тогда ко мне приходило вдохновение, в самый неподходящий момент в голове проносился текст песни, и я теряла ход мыслей.
– Эм… – Ищу другое слово, которое смогу вспомнить. – Кофе и… – Показываю на столешницу, на тарелку, где лежит то, что я не могу назвать.
– Десерт? – Хадсон выручает меня, и только тогда я замечаю, что он нахмурился.
Чтобы успокоить его, тихонько смеюсь:
– Ой, да, ну и рассеянная же я.
– Подслушиваешь их? – он с пониманием улыбается и кивает в сторону столовой, где Кендра и Тео продолжают ругаться в полголоса.
На вопрос не отвечаю, но по его ухмылке понимаю: решил, что да. Тоже ему улыбаюсь – пусть так и думает.
– Все же давай вынесем это на веранду? – предлагаю я Хадсону. Вспомнились вечера, что были десять, а то и больше лет назад: дети на ступеньках ели мороженое, а мы с Дарреном качались на качелях. Не допущу, чтобы из-за провалов в памяти растерялись самые светлые воспоминания.
– Звучит неплохо, – сказал он как обычно холодно. Порой я спрашиваю себя: может ли он действительно чему-то обрадоваться?
Поставила на поднос чайник с кофе, очень красивые фарфоровые чашечки и тарелку с двумя кусочками яблочного пирога. Знаю, что к десерту Кендра и Тео не притронутся. Они постоянно на какой-нибудь диете. Отнесла поднос на веранду и поставила его на плетеный стол у качелей. На улице свежо, пахнет розами и мокрой травой. Солнце прячется – над головой зажегся фонарь. Вдалеке щебечут птицы. Где-то на улице мяукает кот.
Все выходят на веранду, беру Мейсона на руки и сажусь на качели. Оттолкнувшись ногой, начинаю раскачиваться, он визжит. Хадсон ковыряется ложкой в пироге, Кендра пьет пустой кофе. Тео приходит с очередным бокалом вина – я немного удивилась. Он и на ужин пропустил бокал. Похоже, их договоренность не пить алкоголь стала односторонней. С удивлением Кендра на него смотрит, как бы давая понять, что незамеченным он не остался.
– Мейс, смотри, птичка, – показываю я на колибри, та зависла над кормушкой, подвешенной к навесу крыльца. На красном оперении выделяются голубые пятнышки. Улыбаясь, Мейсон что-то щебечет и тянется к ней.
Доев пирог, Хадсон поставил тарелку на стол.
– Никогда не понимала, как можно есть так много сладкого и оставаться худым, – надувшись, заметила Кендра. – Помнишь, мы ездили в «Диснейленд»? Тогда тебе было восемь. В тебя влезало штук десять чурросов.
– Не десять, – закачал головой Хадсон. – Но все равно много.
Кендра рассмеялась.
– Десять чурросов? Да это же ужасно! – сморщился Тео.
– Ужасно? Ты их вообще пробовал? Это же еда богов! – возразил Хадсон.
– Они вкусные, но не десять же штук в день, – вмешалась Кендра.
– Это, случаем, не та поездка, когда ты выкинула мой ободок с ушами Микки Мауса из окна машины? – спросил Хадсон сестру.
– Только потому что ими ты колотил меня по голове.
– Надо же! Я думал, тебе нравится, – фыркнул брат.
На этих словах Тео тоже расхохотался.
– А что это за девушка нам машет? – всматриваясь, спросила Кендра.
Я вскочила с качелей и тоже вгляделась. Мимо пробегала милая девушка в белых наушниках. Перейдя на шаг, она начала нам махать.
– Я ее не знаю, – продолжила Кендра. – А ты?
Думала, она обращается ко мне, но ответил Тео.
– Молли, привет! – Тео спустился с веранды.
Вытащив наушники, девушка остановилась. Она зашла во двор и, поднявшись на первые ступеньки, поздоровалась с Тео.
– Не знал, что ты тут живешь, – сказал он.
– Снимаю дом прямо за углом. Его сразу видно: на улице самый маленький, а на почтовом ящике – огромная наклейка с флагом, – ответила девушка. Знаю, о каком доме она говорит. Каждое утро, когда гуляю с Боуи, прохожу мимо. Незнакомка показала на дом. – Твой?
– Нет, тещи, – показал он на меня и добавил: – Мы с Молли вместе работаем. Молли, а это моя прекрасная жена Кендра, наш сын Мейсон, моя теща Валери и брат жены Хадсон.
Кендра поприветствовала ее не очень дружелюбно, и я понимаю почему. Сама терпеть на могла красавиц-коллег Даррена. Невольно заметила, что с появлением Молли Хадсон начал улыбаться намного шире.
Когда она убежала, Хадсон хлопнул Тео по спине:
– А эта штучка ничего.
– Ну вот, – Кендра закатила глаза.
– Дружище, организуй нам встречу.
– Ты серьезно? – удивленно спросил Тео и пожал плечами. – Ладно. Что-нибудь придумаю.