– Ночь натягивает на круглые коленки сумерек темное платье в горохах звёзд. И хотя это было уже сотню раз, точно таким: с горохом и коленками, да всё же чем-то, да отличается от прежнего, и того, что непременно случится после.
– После чего?
– После нас.
– Обернуться на сегодняшний день можно из любого, в будущем, но каким он покажется издали… вопрос!
– Ну, так лишь бы цели наметить верные, и идти к ним, жилы рвать, несмотря ни на что.
– И ни на кого?
– А что ж, бывает, что и столкнёшь одного-второго. Так ежели тебе не с руки, да не по пути – не мешайся! Разве не правда?
– Выйдет ли добраться до светлой цели в грязной-то обуви?
– Это уж думайте, как хотите, да только с чистыми руками дела не сделать…
Ночь же, тем временем, растянулась на истёртом матраце леса. Торчащие отовсюду пружины деревьев мешали ей спать, и коротала она самоё себя, гоняя одинокое облако по небу, пока оно, зацепившись за ноготок месяца, не изорвалось вконец.
Проседь березняка навевает причинную грусть. Снежные муравейники сугробов, изрытые капелью оттепели, искусанные ею, вызывают не жалость, не недоумение, но проказливое желание испробовать их на прочность и ступить, в самую суть. Одно лишь только удерживает от осуществления задуманного – позабытая кем-то рваная калоша, доверху набитая снегом.
А где-то далеко, в тот же самый час… Измят волною горизонт…