Меня зовут Аня, и я написала книгу о мусоре. Когда-то я окончила физико-математический класс в Воронеже, чтобы переехать в Москву учиться на журфаке МГИМО. И пока мои бывшие одноклассники проектируют ракетные двигатели и подсчитывают экономическую эффективность аглококсодоменного производства, я пишу репортажи про сирийских беженцев, русских в Аргентине и ярославских ученых, изучающих рачка Polyphemus pediculus. В общем, про то, что нахожу истинно интересным. Пристрастие к странным историям когда-то связало меня с моим жизнерадостным редактором. Он настаивает, что в книгах, в отличие от репортажей, обезличенный текст вас не зацепит. Так что вот вам моя личная история взаимоотношений с мусором.
Я всегда была достаточно воспитанной девочкой, чтобы донести банановую кожуру до урны, собрать косточки после пикника и не бросать конфетные фантики на асфальт. Спустя каких-то 25 лет этого стало недостаточно, чтобы считать себя приличным человеком. Неприятный факт для невротика большого города.
В моем детстве весь хлам навсегда исчезал из жизни в темноте мусоропровода. Это было так же безобидно и естественно, как «Спокойной ночи, малыши!» в 20:45 на канале «ОРТ». Я сдавала бутылки в киоски «Прием тары». Но не ради спасения души и планеты, а за три рубля на мороженое «Бодрая корова». Моя мама стирала и сушила полиэтиленовые мешочки из экономии. И сколько я себя помню, любой дачный мусор отправлялся на тележке в овраг. Глубокий овраг над тихой речкой был заполнен старыми сапогами, обломками мебели и коробками от «Доширака». Мусор исчезал из поля зрения, значит его больше не было. Так мы жили.
А потом я вдруг обнаружила себя на войне. Сначала громыхало где-то вдалеке: мусорные острова в океане, раненные пластиком белые медведи, умерший от голода кит, в желудке которого нашли кучу пластиковых пакетов, гигантская свалка Пуэнте-Хиллз. Но граница фронта постепенно приближалась. Во время мусорных протестов в Волоколамске разгневанные жители обещали гладкому чиновнику за его бездействие и пустословие засунуть ему в задницу его же собственные очки. Потому что подмосковные свалки давно себя исчерпали и отравляют людей. Возле любого такого полигона стремительно дешевеют дома и квартиры – владелица дачи под Коломной, расположенной неподалеку от полигона Воловичи, протестуя против маргинализации поселка, вышла на дорогу к свалке с плакатом: «Вы отбираете у нас нашу Родину!»
Я поняла, что мусорная война может войти в каждый дом. Уже вошла. Экологи объявили неразборчивый мусоропровод символом порока. Мои пластиковые пакеты под раковиной – орудием убийства редких морских черепашек с грустными глазами. И вот уже любимая подруга тащит меня через весь город на ярмарку модников, чтобы сдать стеклянные бутылки неким проверенным активистам. Утром в воскресенье. И даже не за «Бодрую корову», а просто за идею.
При каждом шаге тяжеленная сумка больно бьет по коленке. Я пытаюсь смириться – все-таки вино и боржоми мы пили вместе, но знаете что… Я никому не сделала ничего плохого. Даже врагам не желала зла и несчастий. А меня призывают на странную войну с мусором, где разобраться в происходящем не легче, чем сидя в окопе под Камбре. И почему сознательность в обращении с отходами требует от меня таких грандиозных усилий? Кого сделает счастливым наша пустая бутылка Pinot Grigio? Какой смысл возить свой мусор за тридевять земель, если мой сосед швыряет пивные жестянки прямо из окна? Откуда, в конце концов, моей подруге знать, что мы еще не проиграли эту войну?
Моя подруга – мусорный оптимист. Она научилась сортировать отходы так, чтобы ведра не занимали половину квартиры. Ей осталось только решить, как изжить органику. «Если я буду закапывать ее возле дома, меня убьют собачники, а если возить в электричке на дачу – пассажиры», – рассуждает она, но не теряет присутствия духа и присматривает в магазинах измельчитель пищевых отходов. Она победила мусор в своей квартире и верит, что человечество победит его в масштабах планеты. Моя подруга – честный солдат мусорного фронта, начавший борьбу с собственного ведра. А кто я? Дезертир, партизан или пособник врага?
Однажды погрузившись в контекст, я больше не могу игнорировать тот факт, что мы находимся с мусором в состоянии позиционной войны. Нет никакой синей таблетки из «Матрицы», чтобы забыть: каждый год мы смываем в унитаз в виде туалетной бумаги больше 10 000 га российских лесов. Но, подождите, кто все это посчитал и проверил? Откуда такая круглая цифра? Во мне постоянно борются виноватый потребитель и раздраженный скептик. Я швыряю в бак пакет своих несортированных отходов и съеживаюсь от укола совести. Я утешаю себя: «Ну, вроде как пока мусоровозы все сгружают в общую кучу, разве нет?» Я выкидываю пакет из крафтовой бумаги в городскую урну и чувствую себя предателем важных ценностей – этот пакет можно переработать и я могла бы поспособствовать этому, выбросив его в специальный контейнер. Но где тот контейнер, на какой улице нашего города?
Я заказываю доставку еды, пока пишу этот текст, у меня нет времени выйти из офиса – сметана к борщу приезжает в пластиковой баночке, завернутой в отдельный бумажный пакетик.
Я захожу в любой магазин, и мои потребитель и скептик рыдают, обнявшись. Мандарины на подложке в полиэтиленовой обертке. Обойдемся сегодня без мандаринов. Футболка из переработанного хлопка. Но ведь хлопок невыгодно перерабатывать при стандартных объемах производства одежды для масс-маркета… Мой невроз теперь всегда со мной.
Растерянность и тревожность привели меня к постыдным полумерам. Мусор, которому я интуитивно даю шанс на новую жизнь, просто разбросан по всем поверхностям моей кухни. Каждый день я смотрю на пластиковую подложку для печенья с отчаянием человека, привыкшего к компромиссу, – в конце концов, я и в спортзал по своему годовому абонементу ни разу не сходила. Когда-нибудь, однажды, я что-то предприму. Но если отложенный эффект от спортзала я могу себе простить, хотя бы потому, что не ем торты по ночам, то с мусором самоутешение не прокатит. Если я не начну с ним правильно обращаться, я либо не смогу выбраться из заваленной хламом квартиры, либо к своему 30-летию отравлю планету как минимум 780 пачками из-под бананового сока «ФрутоНяня».
Пока моим главным личным итогом борьбы с мусором стала ссора с бабушкой. Я не разрешила ей отнести в дачный овраг драную куртку. Мол, заберу в город, сдам в переработку. Думаю, в тот момент бабушка решила, что я либо тронулась умом, либо издеваюсь. С тем же успехом я могла ей предложить перегладить мешки из-под картошки. Для бабушки если мусор в овраге, значит, его больше нет. Но я-то уже на войне, я знаю, что на самом деле мусор никуда не делся и наступает по всем фронтам. Это осознание действительно может свести с ума. Он не в овраге, а в окопе. И он – есть.
На очередном пике моего экологического отчаяния мой жизнерадостный редактор внезапно предложил написать мне про мусор книгу. Он тоже из мусорных оптимистов, хотя, кажется, ничего не сортирует. И тут я наконец определилась со своей ролью. Я решила стать военкором мусорной войны. Чем заняты генералы нашей армии? Есть ли у человечества объединенные войска? Какое оружие в борьбе с мусором самое эффективное? Каковы успехи партизанского движения? Способен ли мировой капитализм заработать на уничтожении врага? Конечно, я не смогу охватить поле боя целиком. Это физически невозможно. Но, может быть, собранная хроника боевых действий поможет ответить на главный вопрос: есть ли смысл вступать в эту войну каждому из нас?
Потому что у каждого из нас есть мусорное ведро. И каждый раз, набивая его под завязку остатками еды, пластиковыми пакетами, жестяными банками и использованными батарейками, а потом аккуратно помещая эту мешанину в еще один пакет, самый объемный и удобный, – все для нашего комфорта, чтобы не соприкасаться с неприкасаемым, – мы создаем небольшую компактную мусорную бомбу и посылаем ее в будущее. Недалекое.