Для меня нет ничего дороже идеи о будущей жизни, где я буду ничем большим, как просто число на земле.
Даже Вавилон, при всем его отчаянии, не так ужасен, как зрелище человеческого ума в руинах.
Я из испанской семьи; точнее, мой папа – англичанин, а мама была испанкой. Я родилась и была воспитана как христианка, хотя никогда особенно не отождествляла себя ни с какой религией. Не верила в понятие Бога, и в тот период я называла себя атеисткой. Я всегда относилась ко всему очень скептично и критично. Наступил момент, когда я захотела узнать больше об исламе и религиях в целом. Я сфокусировалась на том, что связано с международной политикой, и по мере того, как узнавала больше, понимала, что никогда не стану мусульманкой. Я сказала сама себе: что бы ни узнала, будь то хорошее или плохое, я никогда не обращусь в ислам.
Пять или шесть месяцев я провела, читая книги и разговаривая с… Мне было 17 лет, обратилась в ислам я в 18. Это было очень сложно, потому что моя семья – христиане, и многие до сих пор не знают о моей вере. Они догадываются, потому что подписаны на меня в социальных сетях, но я никогда им открыто не говорила, что стала мусульманкой.
Первое, что привлекло мое внимание, были теологические аспекты религии. В начале я не очень в это верила, до тех пор, пока сама не осознала и не пережила это.
Я никогда не хотела быть мусульманкой именно из-за всех тех предрассудков, которые навязывали относительно положения женщин, и жестокости, которую они проповедовали. Это был искаженный образ ислама в сегодняшнем мире. По мере того как я узнавала больше, я понимала, что все иначе и ислам проповедует мир, а убийство – преступление против человечности.
Я начала спрашивать себя, чего же жду. Нужные ценности и мысли уже были в моем сердце и разуме. И тогда я обратилась. Если вы не знаете, то все, что нужно сделать, это произнести: «Ашхаду (свидетельствую) алля (что нет) иляха (Бога) илля-Ллах (кроме Аллаха), ва ашхаду (и еще свидетельствую) анна (что) Мухаммадан расулю-Ллах (Мухаммед – Посланник Аллаха)» от всего сердца при четырех свидетелях в любой момент, когда тебе удобно. Вот и все.
Начиная с того момента мой путь был достаточно естественным, особенно после того, как я приехала жить в Англию и начала заводить знакомства, прежде всего с теми, с кем я сейчас живу – английскими мусульманками. Мне кажется, что у обращенных больше понимания, потому что они сами выбрали учиться исламу. Это не то, с чем они родились, и не то, что дается им как само собой разумеющееся. Такое положение вещей приводит нас к тому, чтобы стремиться получать больше знаний, подпитывать свою духовность.
Искала ли я способ заполнить пустоту в жизни? Ничего подобного. Вначале речь шла лишь о любопытстве, о международных политических процессах и общих аспектах теологии. По мере взросления я много раз переживала травматический опыт. Возможно, в глубине души я искала способ преодолеть его.
Да, я единственная дочь в семье… Но я не пыталась заполнить пустоту. В исламе есть так называемая фитра, свет в твоем сердце, с которым рождается все в мире, естественное стремление познать Бога. От тебя или обстоятельств твоей жизни зависит, скроешь ли ты ее действиями и поступками или дашь ей разгореться. Я считаю, что пролила свет на вопросы, которые сама себе задавала.
Как бы я могла объяснить, что ислам лучше, чем христианство, буддизм или, не знаю, суфизм?.. Не знаю, возможно, так… Несмотря на то что я не хотела быть мусульманкой, в глубине души я знала, что единственным препятствием были предрассудки. Я не хотела с ними бороться и слушать средства массовой информации, наоборот, хотела дойти до истины, открыть свой разум. Таким образом, речь шла не столько о религиозных аспектах, сколько об идеологических. Я не хотела, чтобы на меня влияли, хотела говорить за себя и иметь собственную позицию.
Это был процесс обучения, и по мере того как ты учишься, ты усваиваешь знания и применяешь их в жизни. На самом деле есть один хадис[6] об этом. Хадисы являются основными столпами Сунны, второго после Корана источника мусульманского закона, и дословно означают «поведение, манера себя вести», или «обычай». Сначала ты получаешь знание, усваиваешь его, затем применяешь его на практике, подаешь пример и проповедуешь. Так и случилось со мной. Я пришла к пяти столпам ислама, на которые опирается его история.
Постепенно я изучила акиду, вероубеждение ислама, и тавхид, единобожие, а после этого полностью поверила в Аллаха. Далее я начала шаг за шагом продвигаться в изучении хадисов и Корана. Для меня прийти к исламу не означает, что все знания раскроются перед тобой, словно разрезанная дыня. Это не так, потому что на протяжении веков существовало столько литературы и появлялось столько мудрецов, что очень тяжело охватить все сразу.
Да, я очень счастлива, потому что смогла столько выучить за последние два года. Но я и до этого была знакома с мусульманами, которые… Я не знаю, как сказать это слово по-английски… – мы договорились, что, несмотря на то что мы обе испанки, свой рассказ она будет вести на английском. – «Останавливаются, – говорит она по-испански, а после вновь возвращается к английскому, – в своем познании и не идут вперед. Напротив, я сама и люди, с которыми я общаюсь, стремимся узнать все».
Для меня конечной целью является то, что приходит после смерти.
Если ты истинная мусульманка и понимаешь, что для верующих эта жизнь – всего лишь временная забава, не больше чем развлечение, в котором ты подчиняешься своим желаниям; истина и истинная жизнь приходят после, и все это не больше чем работа твоей фитры, ты можешь следовать своим естественным склонностям, своим собственным инстинктам.
Ошибка, которую совершают многие мусульмане, – они не помнят о божественном милосердии и начинают видеть в своей собственной религии нечто устрашающее. Они рассматривают обязанности только в качестве действия. Но быть мусульманином – это куда в большей степени о покаянии и твоей собственной связи с Богом.
Как я себе это представляю? Сначала мне хотелось бы закончить обучение психологии. Я сейчас на втором курсе, а их четыре. Прямо сейчас я задаюсь вопросом, хочу ли я работать по специальности… Я познакомилась с молодым человеком, и мы собираемся пожениться.
Мы в положении, которое и вообразить нельзя: самолет с курдским экипажем пролетает над «Исламским государством» посреди грозы. Мой сосед с места 1B пытается сохранить равновесие, вжимая подошвы ботинок в стену туалета самолета авиакомпании «Загрос Эйрлайнс».
Багдад, пробудившись утром 22 февраля 2016 года, сразу отдался на милость ветра и дождя. Когда мы вылетели из терминала внутренних рейсов «Ниневия», Эол начал настойчиво угрожать стабильности нашего самолета. Мы были в руках пилота, который прикладывал все усилия, чтобы удержать в воздухе этого необузданного бумажного змея.
Кинув последний взгляд на ясную землю после взлета, я увидела в окошке иллюминатора дворец. В коридоре стюардессы идеальным дугообразным движением выбрасывали пакеты из красного картона с бутербродами, водой и плитками шоколада. Как сказать им, что это было лишним? Одной рукой они избавлялись от съестных припасов, другой хватались за тележки, словно потерпевшие кораблекрушение – за последнее бревно в бушующем океане.
К тому времени мы уже потеряли из виду и комплекс гигантских четырехугольников из мрамора алебастрового цвета, украшенных изысканными внешними колоннадами, которые венчались куполами в форме луковиц, и многочисленные мраморные башни, будто вырастающие из искусственных озер, на которых Саддам Хусейн приказал воздвигнуть президентский дворец Радвания. Это лишь один из десятков нелепых особняков, которые были разбросаны за три десятилетия абсолютной власти Хусейна по всей территории бывшей Месопотамии.
Читать книгу об истории Ирака, которая, кажется, жила собственной жизнью на моих коленях, оказалось невозможно. Путешествие из Багдада в Эрбиль, сердце иракского Курдистана, должно было занять меньше часа, поэтому я попыталась закрыть глаза, мысленно воссоздавая последний вид Радвании.
Также он был известен под названием Аль-Кадисия – это имя он получил в честь произошедшего в VII веке сражения между арабами и иранцами, которое закончилось победой первых. Это была еще одна идея фикс Саддама: он сравнивал эту битву с восемью годами вооруженного противостояния с Ираном, начавшегося после его вторжения в эту соседнюю страну и длившегося с 1980 по 1988 год. Эти даты были запечатлены на надгробных табличках почти двухсот тысяч погибших иракцев и более чем полмиллиона иранцев.
После очередного сражения в 1991 году дворец Радвания превратился в место пыток и массовых казней. Через его тюрьму прошли тысячи заключенных, обвиненных в заговоре или восстаниях против режима. – около пяти, если быть точнее, согласно информации от некоторых международных гуманитарных организаций.
Кэмп-Либерти, Кэмп-Виктори, Кэмп-Слейер (Лагерь Свободы, лагерь победы, лагерь Убийцы Саддама Хусейна) – вот как минимум три названия, которые дали дворцу американские оккупанты за последнее десятилетие. Озера переполнены карпами, как и во времена диктатора, которого свергли уже более десяти лет назад, после вторжения. Сейчас дворец выполняет функции оперативной и логистической базы для сотрудников разведки и участников спецопераций, а также стал местом пребывания чиновников ЦРУ и ФБР. Все они вольготно расположились в роскошных помещениях, как раньше клан Хусейна и гости его единственной партии «Баас». Теперь американцы наслаждаются мраморными биде и раковинами, театральными представлениями и танцевальными залами, стены которых все еще обшиты бумагой, щедро украшенной позолоченными листами. В ходе кампании 2003 года несколько крылатых ракет опустошили часть комплекса из-за необоснованного подозрения, что там находится сам Саддам. В связи с этим и была проведена масштабная реконструкция дворца. Как оказалось, на севере, во дворце Аль-Фао, где имела обыкновение селиться его такая же странная семья, Саддама тоже не было. Не было его и в знаменитом Дворце Победы над Ираном, находящемся на юге. Радвания получил прозвище «Дворец благовоний Саддама», которое явно иронически намекало на одну из его последних функций – в нем располагался бордель Удея и Кусея Хусейнов, сыновей тирана-психопата.
Истории тысячи и одной ночи, написанные во времена Харуна ар-Рашида и его просвещенной жены Зубейды, неоднократно отмечают крепкую взаимосвязь западной культуры с Багдадом. В этих историях и рассказах очень большое внимание уделено двум главным составляющим любви в арабской традиции.
А. Дж. Некоторые говорят: люди Мосула живут очень хорошо, у них высокий уровень жизни, все хорошо, и им всего хватает в «Исламском государстве». У них также есть деньги и еда. Единственная проблема – воздушные бомбардировки. Это правда? Это точно так?!!!
Нравится · Ответить · 1 · 14 ч назад· Редактировать
А. Дж. Пожалуйста, ответьте кто-нибудь из Мосула.
Нравится · Ответить · 2 · 14 ч назад
M. аль-М. Невозможно делать заявление от лица всего населения Мосула. Преступники есть везде. Мосул сейчас не похож на то, чем он был раньше… Он полон «собак и крыс», которые управляют городом саблей и ножом. Так же, как обычно делал Саддам! Не верь всему, что говорят. Я из центра города и говорю только за себя, но я буду бороться против «Исламского государства» до самой смерти. Потому что они не более, чем банда преступников.
Нравится · Ответить · 4 · 13 ч назад · Редактировать
А. Дж. Спасибо M. аль-М. Но я хочу точно знать, хорошо ли живут люди Мосула или плохо, бедны они или нет, потому что я услышал по телевизору, что нет ни работы, ни еды, бензин по баснословным ценам. Это правда? Я не говорю о том, свободны люди или нет, только о бытовых условиях.
Нравится · Ответить · 2 · 14 ч назад · Редактировать
M. аль-М. Спасибо за твою любезность и твое беспокойство. Бедность и голод повсюду в Мосуле, особенно среди тех, кто отказывается продаваться и следует своим этическим принципам и ценностям. Ты знаешь, гнет не будет продолжаться всегда, не важно, сколько это еще продлится, но когда-нибудь он закончится. Я тебе благодарен.
Сабрина, имя которой на курдский манер звучит как Сабрин, – девушка езидской религии, одного из официальных христианских направлений в Ираке. Повсеместно считается, что речь идет о последователях дьявола, а на самом деле они почитают падшего ангела, и это совсем другое, хотя чаще всего культ путают с культом самого Люцифера. Из-за того что эта религия не присутствует ни в одном из священных монотеистических текстов (ни в Библии, ни в Коране, ни в Торе), «Исламское государство», или Даиш, считает их еретиками, а их женщин – сексуальными или трудовыми рабынями.
Их бастион, горная местность Синджар в Курдистане, области между Ираком, Сирией и Турцией, был захвачен в августе 2014 года, через два месяца после провозглашения «Исламского государства» в Мосуле 29 июня. Событие совпало с началом священного месяца Рамадан. Сабрин стала первой женщиной, которую взяла в плен новая исламская группировка в их столице Мосуле, втором по значимости городе Ирака.
Тот дом был одним из типичных особняков зажиточного среднего класса в Мосуле (население – около двух с половиной миллионов жителей), кухню которого украшали последние достижения бытовой техники итальянских марок. Обставленный диванами и креслами, обитыми бархатом или шелком с изображениями диких животных, особняк был брошен, как только армия Даиша вошла в Мосул. Спальни и ванные комнаты, соединяемые широкими коридорами, демонстрировали любовь хозяев к хвастовству и личному комфорту. Но истинная роскошь ждала гостей во внутренней галерее дома, в которой принимали самых близких.
Хозяином Сабрин стал боевик «Исламского государства» родом с палестинского Западного берега реки Иордан.
Езидскую девушку просто трясло от ужаса и отвращения. Ее только что купили за тысячу долларов. Тогда, в начале оккупации, у террористов было больше денег, и эта сумма была вполне нормальной; уже через полтора года, в феврале 2016-го, она стоила не больше 200 долларов.
Сабрин ошеломленно смотрела на новую реальность и пыталась свыкнуться с ней.
Как рассказывал мой источник, этой женщине несказанно повезло. Когда палестинский эмир – в Даише эта должность что-то вроде принца – ушел, вооруженный охранник, который был иракцем, произнес вслух: «Никогда, никогда я не позволю, чтобы с иракской женщиной плохо обращался палестинец. Никогда. Никогда».
Палестинец вскоре вернулся и начал избивать Сабрин, принуждая ее повторить шахаду, или свидетельство, после произнесения которого человек становится мусульманином. Он хотел жениться на ней и насиловать ее, как это разрешается его религией. «Нет, нет, я езидка», – отвечала она. «Но ты должна повторить „Ашхаду (свидетельствую) алля (что нет) иляха (Бога) илля-Ллах (кроме Аллаха), ва ашхаду (и еще свидетельствую) анна (что) Мухаммадан расулю-Ллах (Мухаммед – Посланник Аллаха)“, – заклинал он, держа ее за волосы и раздавая пощечины. Какое-то время палестинский эмир упорствовал, приводя одни и те же аргументы, за которыми следовали удары кулаками, а затем ушел в ванную комнату, объявив: „Когда я выйду, мы поженимся“».
Она осталась лежать на полу, избитая, в слезах. А тем временем, пока ее хозяин был в ванной, иракский мужчина из ИГ тайком зашел в дом и направился к ней. «Ты знаешь, как убивать?» – спросил он ее шепотом. Она сквозь слезы ответила ему, что нет, что никогда никого не убивала. «Ладно. Возьми мой револьвер. Как только он откроет дверь и выйдет из ванной, спусти этот курок, глядя ему в лицо, застрелишь его в упор. Я не могу этого сделать, потому что иначе я мертвец. Для тебя все закончится. Ты будешь свободна. Сейчас ты одна, ты и твой бог».
Так она и сделала. Она увидела, как он упал, и выбежала на улицу, зажав револьвер в руке. Она отбросила его подальше. Так как уже наступила ночь, ее обнаружили. Она снова стала пленницей и опять оказалась на невольничьем рынке Мосула, открытом 24 часа в сутки, чтобы быть проданной тому, кто даст лучшую сумму. На этот раз покупателем стал саудовец из Даиша. На часах было три часа утра.
Этот дом был менее роскошным, чем дом палестинца. Саудовский эмир завел ту же шарманку: «Произнеси шахаду, обратись, чтобы стать моей женой». На новые удары она отвечала той же вереницей отрицаний: «Нет, нет, убей меня… Я предпочитаю умереть, я готова умереть». Некий «отец кого-то», Абу Хашим, как он заставлял его называть, настаивал, применяя психологическое и физическое насилие.
«Иди и приготовь мне чаю», – потребовал он, когда окончательно выбился из сил. Сабрин пошла на кухню.
Она подняла глаза вверх и обратилась к Богу: «Ты уже помог мне сегодня один раз, убив того палестинца. Пожалуйста, протяни мне руку помощи еще раз, чтобы я смогла вновь спастись. Здесь больше нет ни одного иракского друга…»
«Покажи мне, как я могу покончить с ним». Сабрин посмотрела на пол и увидела открытую картонную коробку. Она была наполнена большими круглыми таблетками травяного цвета. «Благодарю тебя, Господи, ты снова мне помог».
Она не знала, усыпит ли это саудовца или же, наоборот, взбодрит, но схватила пару пригоршней и бросила в чайник. «Он мне сказал: посмотри, видишь, ты же можешь быть хорошей женой!» И начал потягивать чай, который я ему приготовила. «Он звал меня, говорил: подойди, подойди же ко мне, но я закрылась в ванной», – вспоминала Сабрин. Через какое-то время она начала звать его по имени изнутри: «Абу Хашим, Абу Хашим!» Но он, казалось, воды в рот набрал. Она вышла и увидела, что он заснул. Она взяла ключ от дома и снова выбежала на улицу. Она отбросила ключ с той же силой, с какой несколько часов назад избавилась от револьвера.
Она остановила такси, которое проезжало мимо. «Пожалуйста, увезите меня отсюда. Я езидка, и меня убьют, если схватят». Он ответил: «Не беспокойся, поехали». Потом Сабрин «огляделась и поняла, что водитель тоже был из Даиша. Куда он меня увезет? Я не смогла удержаться и вновь расплакалась. Говорю: дядя, помоги мне, я не знаю, что делать, я не знаю, куда идти посреди ночи». В арабской культуре дядей или тетей называют кого-либо в знак уважения, в основном кого-то старшего. «Не беспокойся, я отвезу тебя к себе домой», – ответил мужчина за рулем. «Этот станет третьим», – подумала Сабрина, рыдая все сильнее. «Не бойся, я спрячу тебя в доме своей сестры, потому что ты уже как сестра мне».
Так и вышло. У его сестры было четверо детей, но он сказал: «Помоги ей, это не будет тебе в тягость. Она находится в сложном положении, и мы должны спасти ее».
Сейчас Сабрине, как указывал мой источник в феврале 2016 года, 20 лет, но тогда ей еще не исполнилось 18. Первым делом она позвонила по телефону своей семье. Она дала номер своих родителей в Захо – городе в Курдистане на границе с Турцией, где они искали убежища после того, как убежали из Синджара. После двадцати дней у сестры таксиста Сабрин отправилась с ним в дорогу до Сирии, а оттуда по территории «Исламского государства» с многочисленными контрольными постами в поселках и городах. Одетая в чадру, она сидела среди пассажиров на заднем сиденье, покрытая с ног до головы, словно старушка, и в конце концов ей удалось воссоединиться со своим братом. Вот такая история везучей, очень везучей Сабрин, или Сабрины.
– Да уж, когда видишь фотографии этих рынков… Скольких рабов они убили? – спросила я своего иракского информатора.
– Всех, кто отказался перейти в ислам. Всех, чья семья публично выступила против обращения. Для убийства все предлоги хороши. После того как они насилуют рабов, как им вздумается, они их перепродают.
– А иностранцы?..
– Иностранцев в основном используют для работы с информацией, рекламы, видео с оружием и тренировками, все в таком духе. А девушек, которые приезжают из Европы или из других стран, так же заставляют заниматься проституцией, как и остальных!
В университете Мосула их разделяли на группы, чтобы отправить в Дахук, в Эрбиль, переодев журналистками, сотрудницами гуманитарных организаций, в качестве шпионок, собирать информацию, если не напрямую как смертниц.
Они насилуют всех. Девушек с Запада в основном к этому принуждают члены Даиша из Чечни, из стран Кавказа.
– А почему мало кто из них возвращается?
– Потому что их убивают. Потому что они принимают это рабство. Я слышал об одной девушке из Мосула, кажется, о француженке, которая решила заявить через Интернет, что у нее есть дом мечты, полный бытовой техники, и все бесплатно.
– Что бы ты сказал одной из таких новообращенных девушек с Запада, которые готовы окунуться в новую жизнь в «Исламском государстве»?
– Думаю, что в этом есть что-то нездоровое. Трагическое недопонимание в колоссальных объемах. Они понятия не имеют, что такое ислам; ничего не знают о том, что эти люди делают прямо сейчас в этом регионе. Они – подростки в самом широком смысле слова, без какого-либо понятия о сексуальном воспитании. Они видят в этом обещание легкой жизни; очарованы убийцами, которые блестяще подаются через социальные сети как герои. И ни одна фетва – исламский закон – их не осудила. Так мы и живем до сегодняшнего дня.
«Мы – дети Месопотамии, земли пророков, места упокоения святых имамов, лидеров цивилизаций и создателей алфавита, колыбели арифметики; на нашей родине был написан первый закон человечества; наш народ жил в самую благородную эпоху правосудия и политики; на нашей земле в молитве преклоняли колени святые и пророки, размышляли философы и ученые, творили поэты и писатели». Вот что написано в конституции Ирака 2005 года. Кто может написать нечто подобное в преамбуле к конституции? Даже книга, на страницах которой были эти слова, с каждым новым ударом ветра в борт самолета подпрыгивала по направлению к крыше.
Меня привела сюда перевернутая история тысячи и одной ночи ужаса «Исламского государства», размышляла я, вспоминая, что сегодня – ровно 1250 лет со дня рождения в Багдаде Харуна ар-Рашида. Все эти ужасы творил новый самопровозглашенный халиф, Абу Бакр аль-Багдади – Абу Бакр из Багдада.
Согласно регулярно выходящему «Дабику», официальному журналу террористической группировки, история «Исламского государства», или Даиша, в течение 11 лет сводилась к различным миссиям, полным убийств и страданий, пока наконец в 2014 году не увенчалась провозглашением халифата.
Абу Омар аль-Багдади, предшественник Абу Бакра, создал первое государство современности, основанное исключительно на моджахедах – активных участниках священной войны – в самом сердце исламского мира, где было рукой подать до Мекки, Медины и Иерусалима.
И даже несмотря на вооруженные кампании с целью его искоренить и выборочные бомбардировки, которые ликвидировали лидеров и верхушку власти, Даиш выстоял. Он просто отступал в такие пустынные районы, как иракский Аль-Анбар, где перегруппировывался, тренируясь и планируя свои следующие шаги.
В июне 2008 года Стэнли Маккристала, командующего JSOC (Совместного командования специальных операций США в Ираке), сменил на посту вице-адмирал Уильям Макрейвен из «морских котиков» SEAL. Позже, в 2011 году, он же координировал операцию «Гарпун Нептуна» – налет на Абботтабад в Пакистане, во время которого был убит Бен Ладен. В 2010 году большая часть операций JSOC осуществлялась на территории Афганистана и Пакистана, в соответствии с новой философией президента Барака Обамы. Хотя цель состояла в освобождении Ирака, то есть главенствовала идея «справедливой войны» против ядра Аль-Каиды и талибов, команда Макрейвена также нацелилась на освобождение от Аль-Каиды всей Месопотамии.
Первым делом был убит Абу Халаф, соотечественник Абу Гадии, которого он заменил на посту после его убийства в сирийском лагере. Далее – иракцы арестовали Манара Абу ар-Рахима Ар-Рави, эмира Аль-Каиды в Багдаде, которого подчиненные прозвали «диктатором».
Ар-Рави, который сотрудничал с лидерами партии Саддама Хусейна «Баас» и с сирийской разведкой, провел серию разрушительных бомбардировок, которые в 2009 году посеяли ужас в иракской столице. В большинстве своем они были нацелены на американских оккупантов и проиранское правительство премьер-министра Нури аль-Малики. Под пытками Ар-Рави выдал имена двух своих наиболее важных связных, которые в апреле 2010 года были обнаружены JSOC на границе между провинциями Салахэддин и Анбар.
Оказалось, что в конспиративном доме связных, в подвале, куда можно было попасть через люк под умывальником на кухне, прятался Абу Айюб аль-Масри[7], а также еще один человек, в существовании которого сомневались, – Абу Умар аль-Багдади. Ибрагим Аввад аль-Бадри, военное имя которого – Абу Бакр аль-Багдади, был избран консультативным советом «Шура» «Исламского государства» в качестве преемника двух ликвидированных командующих.
Казалось, новая, зловещая фигура аль-Багдади появилась из ниоткуда. Он родился в городе Самарра в 1971 году, и это сам по себе очень показательный факт. Самарра, со своей спиралевидной башней и священной мечетью аль-Аскари, является важным центром шиизма[8]. Здесь в IX веке нашей эры канул в небытие двенадцатый и последний имам Махди. Махди был своего рода мессией, который, согласно верованиям, вернулся на землю для того, чтобы восстановить мир и справедливость.
Кроме того, аль-Багдади – суннит из племени Аль-Курайш, к которому принадлежал сам пророк Мухаммед. Иными словами, имя с подобным символическим подтекстом, в котором слышны отголоски Золотого века Аббасидского халифата, при желании открыло бы его носителю все двери мусульманского мира и без взрывов, расстрелов и обезглавливаний в прямом эфире.
Аль-Багдади учился в багдадском Университете исламских исследований в районе Азамия, известном как кузница выдающихся деятелей Саддама Хусейна.
Чтобы добиться поддержки от населения, которое он и так мучил, установив в 60-х годах с помощью партии «Баас» диктатуру, Саддам прибег к решительным средствам. До войны 1991 года его режим определял себя как светский. Чтобы привлечь на свою сторону шиитское большинство, начиная с религиозной касты мулл, и нейтрализовать таким образом фундаменталистов, Саддам решил, что лучше всего будет «исламизироваться».
Первым делом он добавил слова «Аллах Акбар» («Аллах велик») на иракский флаг; узаконил наказания, основанные на шариате, исламском законе, такие как ампутация рук для воров и обоих ушей для дезертиров из армии.
Апогея его усилия достигли, когда он начал так называемую Кампанию Исламской Веры, в которой объединились социалистическая идеология, панарабская идеология «Баас» и ислам. Кампания Веры стала своего рода «чудовищем Франкенштейна» Саддама Хусейна; гибридом прозелитизма и мафиозных методов.
Человеком, который должен был претворять эти реформы в жизнь, стал его правая рука Иззат Ибрагим ад-Дури. Тот самый, что в 2014 году присоединится к «Исламскому государству» и даже займет в нем высокий пост. И наступит момент, когда аль-Багдади и ад-Дури будут конкурировать друг с другом за господство.
Когда у соседей психопатов-убийц спрашивают, какими они были, все описывают их как безобидных и тихих людей. То же и в случае с аль-Багдади – о нем вспоминают как об обладателе скромного жилища рядом с мечетью Тобчи, что на западе Багдада, спокойном интеллектуале в очках и превосходном игроке в футбол.
Согласно свидетельствам его университетских приятелей, аль-Багдади начал с того, что вступил в ассоциацию «Братья-мусульмане» и в итоге стал разделять самые радикальные салафитские положения, а позднее вступил в ряды моджахедов Даиша.
В 2000 году у него уже были докторская степень, женщина и сын. Три года спустя, когда его страну захватили, он основал свою собственную исламистскую группировку, ждейш Ахлю Сунна валь-Джамаа – Народная армия суннитской общины, а год спустя оказался в лагере «Кэмп-Букка». Вопреки распространенному заблуждению, что его держали в заключении до 2009 года, то есть до закрытия лагеря, на самом деле он пробыл там всего один год, с января по декабрь 2004-го.
В 2007 году он присоединился к Консультативному Совету моджахедов Абу Мусабы аз-Заркави, став «первым среди равных» среди исламистских террористов в Ираке и основным лидером «Аль-Каиды» в Месопотамии. С аз-Заркави (прозвище Ахмеда Фадыля ан-Назаль аль-Халяйле) у них было немало общего: тот тоже происходил из важного и уважаемого рода – из иорданского племени Бени Хасан.
К тому времени аль-Багдади уже покинул все предыдущие группы, к которым принадлежал, и начал, по его собственным воинственным заявлениям, бороться против них даже яростнее, чем против американских захватчиков. Его настойчивость в братоубийственной войне, или фитне, ведущейся среди и против шиитов, стала фирменным знаком его правления. Своей целью он ставил расширение границ «Исламского государства» на всю территорию Сирии и Ирака.
Вопреки широко распространенной версии, согласно которой аль-Багдади – эдакий самородок, появившийся из ниоткуда, многие титулованные журналисты, например Ваэль Эссам, утверждают, что аль-Багдади имел родственные связи с очень известной как иракцам, так и американцам фигурой: его дядей был Исмаил аль-Бадри, член ассоциации мусульманских улемов Ирака, которых его племянник воспринимал как вероотступников. Также золовка аль-Багдади состоит в браке с лидером Исламской партии Ирака и посредником ассоциации «Братья-мусульмане» в этой стране.
Кроме того, за провозглашение аль-Багдади эмиром «Исламского государства» проголосовало сокрушительное большинство членов Консультативного Совета – девять из одиннадцати. Первая причина – его принадлежность к племени курайшитов, глубоко почитаемому на Ближнем Востоке. Многие были убеждены, что Абу Умар аль-Багдади – уроженец того же самого племени, источника всех исламских халифов. Вторая причина в том, что Абу Бакр сам был членом совета и, следовательно, близок к своему предшественнику Абу Умару. И, наконец, в-третьих, за него проголосовали из-за возраста: он принадлежал к младшему поколению, у которого больше возможностей дожить до момента, когда американцы уйдут из Ирака.
Сейчас ИГИЛ воспринимает его как «посланника Божьего».
«Если кто бы то ни было придет к тебе, пока ты связан с одним-единственным человеком, и попытается переломить твою преданность, убей его», – объявил журнал «Дабик», призывая всех мусульман поклясться в верности аль-Багдади.
Некоторые эксперты полагают, что победа аль-Багдади говорит об объединении внутри ИГ ветвей слафитов-джихадистов и баасистов, которые раньше не были замечены во взаимной симпатии.
Итак, получил ли выгоду аль-Багдади от своих связей с баасистами? Это более чем вероятно. Об этом говорят его способность единолично управлять восемью региональными боевыми группами, инициированное им тактическое объединение с армией Накшбандия, а также его огромное влияние на племена. Также на всех этих действиях заметна печать близкого приближенного Саддама, его вице-президента и правой руки, а кроме того – бывшего свата, Иззата Ибрагима ад-Дури, родившегося в 1942 году в том же городе, что и Хусейн, Тикрите.
И кто же такие Накшбандия, или Наксибендия? Одно из главных братств суфистского ислама, единственное, которое может гордиться тем, что берет начало от Абу Бакра Сиди, сподвижника Мухаммеда, упоминаемого в Коране как «второго из двух» – иными словами, его заместителя. Название ордена происходит от имени шейха Бахауддина Накшбанда, которое означает «тот, кто вышивает ткань». Это метафорическое описание божественной силы, которая вышивает или вырезает свое имя в сердце верующего. Братство насчитывает длинную вереницу из сорока учителей, которые сменяли друг друга на протяжении веков, вышивая непрерывной нитью традицию, начатую пророком Мухаммедом. После Второй мировой войны эту традицию возобновляет имам Мехмет Захид Котку. Из дремлющего религиозного ордена братство превращается в настоящую общественно-политическую школу, которая имеет влияние по всей Центральной Азии, Турции и Месопотамии. Среди учеников были восьмой турецкий президент Тургут Озал, премьер-министр Неджметтин Эрбакан и нынешний президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган.
В 80-е годы вслед за Котку лидером становится Фетхуллах Гюлен, который стал близким другом и сподвижником президента Озала и помогал ему в осуществлении ряда новых реформ, получивших общее название «Анатолийские тигры». Это были «тигры» мусульманского традиционного среднего класса, отстраненного от власти наследниками Кемаля Ататюрка.
Новые Накшбанди претендуют на исламскую самобытность кальвинистского типа, с акцентом на экономический и индивидуальный рост.
Братство только в Турции насчитывает от четырех до пяти миллионов членов и обладает бюджетом более чем в 25 миллиардов долларов из фондов как средств массовой коммуникации, так и исламских финансов.
Накшбанди в Ираке возглавляет представитель военной элиты Саддама, Иззат Ибрагим ад-Дури. Эти элитные бойцы не стали вступать в сражение с американцами и остались невредимыми, чтобы бороться с оккупацией другими методами. С 2003 года и до наших дней ад-Дури демонстрирует выдающиеся способности как в тактике партизанской войны, так и в вербовке новых соратников. Не зря он больше трех десятилетий был гарантом секретов кровавого режима.
Возникает вопрос: каким образом сектантские экстремисты, такие как джихадисты Даиша, доверяют кому-то вроде ад-Дури, приверженца светского режима? Во время очередных фальшивых президентских выборов, к которым привык Саддам в девяностые годы прошлого века, ад-Дури признавался журналистам, что его политическая карьера началась с работы на фабрике холодильников, а также поведал о дружбе с кланом Саддама и своем участии в революции 17 июля 1968, устроенной партией «Баас». Конечно, он ни словом не обмолвился о собственной кровавой роли в шиитских и курдских репрессиях 1991 года. В 1998 году, посещая святой шиитский город Кербелу, ад-Дури подвергся покушению, но остался в живых.
Только его вмешательством можно объяснить то, что в июне 2014 года город Мосул с более чем двумя миллионами жителей пал, словно карточный домик. Та же участь ждала и другие стратегические места по берегам реки Евфрат и даже в дикой пустынной провинции Аль-Анбар.
Бывшие баасисты вовсе не исчезли после американского вторжения в 2003 году. На них не повлияли роспуск партии и поражения армии. Они продолжили быть активными и налаживать связи с суннитским сообществом, составляющим 30 процентов страны, которое оказалось отвергнутым после пришествия к власти шиитского большинства (более 60 процентов). Более того, в их руках сосредоточились такие дивиденды, как хорошие международные отношения, например, с Сирией – даже несмотря на ее союз с Ираном. Ад-Дури почти десять лет прятался в подполье в пограничных городах между Ираком и Сирией, таких как Ракка, колыбель Даиша.
Повторное появление «Исламского государства» в Ираке совпало с поглощением ряда территорий соседней Сирии, и этот факт режим Башара аль-Асада попытался использовать, чтобы выставить себя в роли жертвы в руках международного терроризма.
Но, как доказывают в своем масштабном труде об ИГИЛе Майкл Вайс и Хасан Хасан, эти притязания Дамаска не имеют под собой оснований, потому что доказано наличие крепких связей режима с «Аль-Каидой» в Ираке, наладившихся перед самым уходом американцев. Аль-Ришави, лидер движения против AQI – «Аль-Каиды» в Ираке, в провинции Аль-Анбар, раскрыл журналистам New York Times, что «все это дело рук Сирии. Сирийцы пошли на отвратительные меры».
Вайс и Хасан уверены, что широкая поддержка Даиша как в Ираке, так и в Сирии связана с его постоянным сотрудничеством с Дамаском. Если партия «Баас» в Ираке обращалась к исламистам для укрепления своих позиций в последнее десятилетие XX века, то эта же партия в сирийском изводе делала то же самое в первое десятилетие века XXI.
И живое доказательство – второй человек в государстве после Саддама Хусейна, Иззат Ибрагим ад-Дури, посредник между двумя странами, который то и дело попадает в различные видеохроники. Бесстрашный, одетый в оливково-зеленую форму партии «Баас», этот представитель «Исламского государства» претендует на то, чтобы сломать стереотип о политической роли, приписанной ему ранее. В этой новой большой игре он заставляет трепетать всю Месопотамию.
Известно, что один из преподавателей аль-Багдади в Университете исламских исследований Багдада был приспешником самого ад-Дури. Исследование Вайс и Хасана о высокопоставленных бывших баасистах, к которому я вновь обращаюсь, описывает это таким образом:
«Во времена Саддама, учитывая место, откуда произошел аль-Багдади, и особенности его семьи, можно было бы сказать, что он принадлежал к ядру режима. Он пошел в исламский университет в то же время, когда Саддам запустил свою Кампанию Веры, иными словами, когда „Баас“ контролировала все сферы жизни. Можно было и не мечтать о поступлении в тот момент без одобрения партии, не говоря уже о том, что нужны были семейных связи и контакты в ней. Если он сам не был баасистом, у него должны были быть многочисленные родственники, которые гарантировали бы доступ к обучению».
Главным пафосом антиамериканского восстания была жажда мести и суннитского реваншизма. Баасизм в его исторической перспективе – еще одно проявление власти суннитской политики. Во времена своего расцвета партия «Баас» соперничала с панарабским национализмом египетского президента Гамаля Абделя Насера, «Братьями-мусульманами» Сейида Кутба и салафитским джихадизмом Бен Ладена.
Кампания Веры Саддама неизбежно привела к тому, что салафисты узурпировали всю доступную власть в партии «Баас».
Амация Барам и Пейсах Маловани, два эксперта по современному Ираку, развивают этот тезис дальше и приводят один яркий пример, который говорит о том, что аль-Багдади не мог не стать преемником Саддама Хусейна. Для начала они говорят о том, что, хотя он из Самарры, он взял себе прозвище аль-Багдади, и это немедленно делает иракскую столицу центром тяжести для ИГИЛ, как это было во времена Аббасидского халифата. В самом деле, одно из имен, связанных с Саддамом, звучит как «Аль-Мансур», что означает «побеждающий по милости Бога», но также это имя самого важного Аббасидского халифа, основателя города. Саддам присвоил имена, взятые из истории Аббасидов, созданным им военным единицам, так что, если принимать во внимание центральную роль Багдада и Ирака, Абу Бакр аль-Багдади – прямой наследник Саддама Хусейна.
Также их очень сближает дикая жестокость, продемонстрированная на поле боя и в управлении государством. Оба ненавидят шиитов.
По приблизительным подсчетам, Саддам за 30 лет у власти убил более 150 000 шиитов, прежде всего во время мятежей в марте 1991 года, после первой Войны в Заливе. Когда танки Саддама вошли в наджар, они взяли на вооружение слоган Хусейна «Ни одного шиита к завтрашнему дню».
Но еще ИГИЛ аль-Багдади подпитывается всеуничтожающей ненавистью аз-Заркави и «Аль-Каиды».
Следует назвать еще двоих соратников эмира, которые прошли с ним от Тбилиси до Алеппо. Первый, Абу Абдурахман аль-Билави (настоящее имя Аднан Исмаил Наджм аль-Билави), был убит во время осады Мосула в 2014 году. Он был бывшим капитаном армии Саддама и членом элитного корпуса аз-Заркави. Второй, Абу Али аль-Анбари, выходец из Мосула, также ранее был чиновником армии Саддама и отвечал за множество операций в Сирии. Как многие другие, они нашли свое призвание в том, чтобы вернуться к власти на машине ислама.
Среди фаворитов аль-Багдади были также чеченцы, тренируемые в грузинской армии, например, Тархан Батирашвили, известный под именем Абу Умар аш-Шишани, который был уничтожен специальными североамериканскими боевыми группами весной 2016 года. Исламские боевики десятилетиями боролись против российских военных сил, в данный момент – президента Путина и главы Чеченской республики Рамзана Кадырова.