Весь остаток дня и половину следующего Миньков, засучив рукава рубахи и подвернув джинсы до колен, как заправская баба, елозил тряпкой по полам, подоконникам, окнам, дверям. Замучился воду греть, столько грязи скопилось. Хорошо еще, что дров от прежней деревенской жизни на заднем дворе осталось много, не разворовал никто. Видимо, и впрямь места были заповедными, что все нетронутым оказалось. Чуть ближе бы к городским владениям, уже и от домов бы ничего не осталось. Раскатали бы по бревнышку, растащили по кирпичику.
На койку постелил сначала тонкое тканевое одеяло, обнаруженное в бабкином сундуке, потом надувной матрас, а потом уже сверху спальным мешком все накрыл. Ложе получилось что надо. И мягко, и тепло. Окна занавесил цветастой клеенкой, он ее четыре упаковки купил. На стол тоже постелил. Ничего получилось – нарядно. Посуду расставил. Выпивки целую батарею в сенцы выставил, чтобы не грелась. Там же все мясное, сыры и закуски оставил, подвесив ближе к потолку, чтобы мыши не зарились. А вот фрукты и замороженного гуся в дом занес. Гуся надо было сначала разморозить, потом замариновать, а потом уже и в духовку отправлять. Должен же был у него быть гусь с яблоками, черт побери, или нет на новогоднем столе?!
Как он станет готовить этого гуся, Миньков пока представления не имел. Не готовил никогда в своей жизни даже яичницы. С шашлыками у мангала тоже не топтался. Бутерброд слепить иногда лень бывало, а вот гуся вдруг вздумал запечь. Блажь какая, да?