– Вы лжете…, – мой лепет был еле слышен. От ужаса я не могла сказать ни слова. Хан смотрел на меня исподлобья и сделал тяжелый шаг в мою сторону, отодвигая меня к стеклянному столу с шампанским.
– Я не пришел сюда болтать, я пришел трахаться. Закрой рот и откроешь его тогда, когда я разрешу.
Приказной тон, полная уверенность в своем превосходстве. Подавляющая, жесткая. Он явно привык, что ему все подчиняются, а кто не подчиняется, он подчиняет сам. Да так, что кости хрустят. Протянул лапищу и с треском без усилий порвал кружевной лифчик. Я тут же закрыла грудь руками, но он силой сдавил запястья и опустил мои руки по швам. Несколько секунд смотрел мне в глаза своими страшными раскосыми азиатскими глазами, потом опустил взгляд на мою грудь, и я дернулась всем телом. На меня никто и никогда не смотрел без одежды, от стыда и от ужаса хотелось кричать, и я дернулась еще раз, пытаясь освободиться. Хан поднял голову, и у меня дух захватило от этого жуткого похотливого блеска в его глазах. Там жила тьма. Кромешная и беспросветная бездна. У человека не может быть такого взгляда.
– Будешь сопротивляться – я тебя разорву, поняла?
Кивнула и застыла, глядя на него, как кролик на удава, понимая, что чуда не случится, никто не спасет меня. Это все происходит на самом деле. И его слова не были просто угрозой. Скорее, констатацией факта. Он был огромен и мог разорвать меня так же легко, как и мой халатик. Этими ручищами с выступающими жгутами вен и перекатывающимися, вздувающимися мышцами под черной чешуей татуировки. Чтобы не смотреть ему в глаза, я смотрела на этот рисунок – черный тигр с оскаленной пастью и обнаженными в ударе когтями. Страшный, как и его обладатель. Похож, скорее, на машину смерти. А не на человека. Тело спортсмена и качка, все мышцы как живые двигаются под кожей. Он или не вылезал из спортзала или… серьезно занимался спортом, жил им. Если бы я увидела его при других обстоятельствах, я бы восхитилась этой красотой, но не сейчас… сейчас эта сила говорила только об одном – он меня раздавит, размажет и мокрого места не останется. И страшно представить, скольких он уже раздавил. Может, это из-за той розы. Какой же дурой я была, что раздавила ее. Такие люди не терпят обид и оскорблений.
Этот Хан что-то сделал с Павликом… иначе не зашел бы ко мне с этим ключом. Павлик не мог меня проиграть – этот жуткий человек лжет. Я надеялась, что кто-то узнает обо всем, и в номер ворвется охрана отеля. Я все еще верила, что меня кто-то спасет.
Тяжело дыша, смотрела на татуировку, не двигаясь, замерев, сжавшись всем телом. Мускусный запах от его близости усилился, как и жар, исходящий от смуглой кожи. Услышала треск собственных трусиков и тихо всхлипнула. Едва он оставил мои руки, как я молниеносно закрыла грудь и пах.
– Убрала! Ты делаешь только то, что я скажу! Поняла?
Нет, я не понимала. Я ничего совершенно не понимала. Я впала в состояние шока и до безумия боялась насилия и боли. Настолько боялась, что от отвращения, страха и унижения меня тошнило и лихорадило. Взял меня за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза, но лучше бы я смотрела куда угодно, но только не в них. Они были для меня самым страшным в нем:
– Сегодня ночью я буду тебя иметь, Птичка. Хочешь ты этого или нет. У тебя есть выбор: или делать, как я скажу, и все будет хорошо, или злить меня, и все будет плохо и очень больно. С последствиями. Понимаешь меня? Я, кажется, по-русски говорю.
Он говорил вкрадчиво и с акцентом. Слова звучат правильно, но гласные более растянутые и твердые. Кивнула и снова опустила взгляд на татуировку. Лучше смотреть на тигра. Тогда страх становится абстрактней.
– Я люблю, когда мне в глаза смотрят.
Посмотрела в глаза, изо всех сил стараясь сдержаться и не расплакаться. Его лапа легла мне на грудь, и у меня от стыда подогнулись колени. Я смотрела ему в глаза с мольбой и уже зарождающейся ненавистью от понимания, что все это не шутка, и этот человек собирается сделать то, что сказал. Ущипнул за сосок, подержал грудь в ладони. Не ласково, не нежно, а как-то потребительски, словно ощупывая товар, на который совершенно наплевать.
– Я… я нечаянно уронила ту розу.
– Я редко делаю подарки, Птичка, и очень не люблю, когда их не ценят. И хватит ломаться. Мне начинает надоедать.
Скользнул грубой шершавой ладонью по животу вниз к моим скрещенным ногам, заставив сжать их и судорожно всхлипнуть.
– Ноги раздвинь.
А я не могла этого сделать, физически не могла. Слышала его, понимала, но тело меня не слушалось. Вклинился бедром между моими коленями, и я начала задыхаться, продолжая смотреть в черные дыры его блестящего кровожадного взгляда. Погладил мой лобок, чисто выбритый перед свадьбой, накрыл промежность ладонью, и вдруг я ощутила, как в меня что-то больно врезалось, растянув сухое отверстие. От неожиданности глаза широко распахнулись и наполнились слезами. Это было больно, жутко и мерзко. Хан засунул в меня палец глубже и пошевелил им, а я ощущала, как плотно охватываю его и сжимаю, от чего боль становится еще сильнее. Задыхаясь, застывшим взглядом продолжаю смотреть на татуировку.
– Маленькая, – послышался его хриплый от возбуждения голос, – ты очень маленькая. Девственница. Не наврал слизняк.
Как будто говорит сам с собой. А мне от дискомфорта, стыда и шока хочется умереть, рыдать, биться в истерике, и все тело дрожит, ноги дрожат и подгибаются. Хочется выть и орать, но я его настолько боюсь, что не смею даже слово сказать. Вытащил палец, прекратив пытку, оставив неприятное ощущение жжения и, схватив меня за руку, потянул к своим штанам:
– Развяжи.
– Н..не надо… – стало еще страшнее.
– Развяжи, я сказал!
– Пожалуйстаааа, – очень-очень тихо.
Ладонью ощущаю выпуклую твердость под шароварами, и мне уже не просто жутко, я на грани истерики. И в этом животном нет ни капли жалости, ни капли сочувствия. Он вообще не похож на человека. Даже запах его звериный и дыхание горячее, как у зверя. Дрожащие пальцы потянули тесемки, и шелковые черные штаны, скользнув по сильным бедрам, упали к его ногам. Он переступил через них. Каждое движение грациозно, несмотря на его габариты. Не знаю, зачем я туда посмотрела. Вниз. Ниже живота, с дорожкой черных волос чуть ниже пупка. Не надо было… Надо было закрыть глаза, зажмуриться, не думать ни о чем и не смотреть. Он был огромен везде. У меня перехватило дыхание – ЭТО не могло поместиться в нормальную женщину… а меня он разорвет на части… Из густой черной поросли чуть покачивался, приподнимаясь и доставая до пупка, толстый, полностью обнаженный от крайней плоти, член. Теперь я понимала, почему это животное так сказало. Что разорвет меня… От истерики закрыла глаза, глотая слезы. Инстинктивно дернулась назад, пытаясь освободиться.
– Зачем…зачем я вам? Я еще никогда… не надо, прошу вас. Я боюсь… вы сделаете мне больно.
– Сделаю. – согласился он и подтянул меня обратно к себе, положил мою ладонь на свой орган.
Меня подбросило, как ужаленную, и я попыталась одернуть руку, но он удержал. Пальцы до конца не смогли обхватить его член, от ощущения вздувшихся, переплетающихся вен под ладонью рука задрожала так, что я ощущала эту дрожь всем телом.
– Зачем? Я захотел. Тебя.
Коротко. Безэмоционально. Как окончательный приговор. И после этого моя жизнь прежней никогда не станет. Мне даже страшно подумать, что будет после. И будет ли.
– Вы меня убьете?
Короткий, сухой смешок, и от него становится еще страшнее, потому что ему плевать на мои мольбы, на мой страх и на то, что я маленькая, как он выразился… а он настолько огромный.
– Если продолжишь скулить, вполне может быть. Двигай рукой. Вверх-вниз.
Неосознанно сделала, как он говорит, содрогаясь от гадливости, от презрения и ненависти. Но сильнее всего был страх и чувство обреченности, граничащее с паникой. Он глухо застонал, а я почувствовала, как по щекам потекли слезы.
– Что? Не нравлюсь?
Отрицательно качнула головой, чувствуя, как дрожит нижняя губа.
– Пожалуйстаааа….
– Сучка, да, я не Звезда, – отбросил мою руку, развернул спиной к себе, удерживая за затылок, наклонил и силой уложил на стол, заставив стать на колени и распластаться грудью на холодном стекле, – тебе же заплатят за этот спектакль, так какая, бл*дь, разница с кем?
Закусила губы, чувствуя, как дрожат ноги, впилась скрюченными пальцами в стол, зажмурилась. Ощутила, как что-то мокрое размазали там внизу, а потом в меня уткнулось твердое, горячее и огромное. Сделал попытку протолкнуться, и я инстинктивно вся сжалась, закусив губы до крови. Так сжалась, что вытолкнула член обратно.
– Разожми мышцы, – прохрипел у моего уха, – слышишь меня?
Я слышала, но расслабиться не могла, совершенно. Я дико боялась боли, боялась, что меня это вторжение просто убьет. Никогда не думала, что это будет все так ужасно… с таким ублюдком, с самым настоящим зверем, а не с любимым мужчиной.
– Не могу, – срывающимся голосом.
Он попытался еще несколько раз протолкнуться, причиняя мне трением пока только дискомфорт и внушая ужас.
– Нет, бл*дь… не так.
Приподнял за талию и, как тряпичную куклу, перевернул на спину. Я так и не открыла глаза. Только не смотреть на него, иначе с ума сойду. Раздвинул мне ноги в стороны, надавливая на разведенные колени, поднимая их к груди. Ощутила, как снова прижимается своим огромным членом к моим нижним губам. Что-то рычит сквозь стиснутые зубы, проталкиваясь внутрь, а я голову запрокинула и вижу всю комнату вверх тормашками, и слезы не по щекам катятся, а по вискам вверх к волосам. Кричать сил нет. Только кажется, что меня медленно разрывают, и сейчас все мое тело пойдет трещинами. Наклонился ко мне ниже, поддерживает мои ноги руками.
– Впусти, и не будет так больно. Прими меня.
Но как я не пыталась расслабиться – больно было все равно. Больно и страшно. До меня доносится хриплое, сжатое рычание, и его дыхание-кипяток обжигает мне грудь и шею. Внезапно боль стала невыносимой настолько, что я вскрикнула и заплакала, широко раскрыв глаза, не веря, что это происходит на самом деле. Неужели эту пытку можно вытерпеть долго? Мне кажется, я после него умру.
Зверь остановился, давая мне почувствовать всего себя во мне. Такое впечатление, как будто меня раскрыли до предела, до треска, и внутри все наполнено, вот-вот порвется.
– Маленькая, такая маленькая девочка…. Бл*******дь, какая же ты маленькая. – голос срывается, и акцент слышен уже очень сильно.
И я сама теперь знала, насколько я маленькая. Только пусть больше ничего не делает. Иначе я не выдержу. Но ему было плевать. Я ощутила, как поршень внутри двинулся взад-вперед, натянутость стала еще невыносимей. Никакой ласки или нежности. Не касается меня, не гладит. Ничего из того, что я могла себе представить в сексе. Ни одного поцелуя или слов утешения. Только грудь мою иногда сжимает ладонями. Он думает только о себе. Двинулся еще раз, сдавливая мои ноги. Это ведь закончится когда-нибудь. Не может длиться вечно… Тетя говорила, что рано или поздно все имеет свой конец и боль тоже. Но моя казалась мне бесконечной. Каждая секунда – столетие.
Каждый толчок, как раскалённым железом по внутренностям. Не могу привыкнуть, не могу подстроиться, не могу ничего. Дышать не могу. Только хватаю ртом воздух, а он не поступает в легкие, и мне кажется, я задыхаюсь.
Приподнял за затылок, привлекая к себе.
– Я тебя трахаю, а не убиваю, поняла? Дыши и на меня смотри.
Приоткрыла глаза и вздрогнула от того, что его две черные бездны настолько близко, и в них мое отражение мечется от ужаса и боли. Трахает… он меня разрывает, имеет, как последнюю подстилку, хотя и знает, что я не такая. Уже знает. Его лицо вблизи очень гладкое и матово-бледное. Кожа обтянула выступающие скулы, и черная борода приоткрывает красиво очерченный рот. Он сжимает челюсти при каждом толчке, выдыхая со свистом.
– Да. Вот так. Уже лучше.
Кому лучше? Только не мне… Мне уже никогда лучше не станет. Тело все еще дрожало от напряжения. Пока не перестала думать об этом, не обмякла в его руках, и страдание начало отступать, ослабевать, как будто мое лоно уже привыкло к этому поршню внутри. Он начал двигаться сильнее, быстрее, а я запрокинула голову и так и смотрела на перевёрнутое окно номера, чувствуя, как колышутся мои волосы и стонет под нами стеклянный стол, подпрыгивает моя грудь и как жжет там внизу, где его член входит в меня, и у меня все огнем горит от каждого толчка, а ноги свело судорогой от того, что он так сильно развел их в стороны.
Рано или поздно все прекратится и… он уйдет. Услышала, как Хан что-то прохрипел на незнакомом мне языке, как сильно врезался в меня, замер и тут же вышел, на живот потекла липкая горячая жидкость под его протяжный низкий гортанный стон, он уткнулся лицом мне в грудь, содрогаясь в конвульсиях оргазма. Какое-то время так и стоял, вздрагивая и тяжело дыша. Поднял голову и посмотрел на меня, усмехнулся уголком рта.
– Красивая Птичка. Не зря заплатил.
Потом встал с пола, послышались шаги, хлопок двери и звук открываемой воды. А я не могу даже пошевелиться. Ноги свести вместе не могу. Мне стыдно, больно и хочется исчезнуть. Сдохнуть хочется прямо здесь.