Присев на скамейку в тенистом парке, мы незаметно погрузились в мечту. И вот, как по мановению волшебной палочки, жизненные проблемы, над решением которых мы бились годы, мгновенно решены. Миллионы евро, выигранные в лотерею, превращаются в яхты и дома в мировых столицах, мир узнает о нашем существовании, о нас пишут в газетах, и прекрасные женщины или мужчины смотрят на нас влюбленными глазами. Постепенно, однако, мысли переключаются на события дня: мы думаем о том, что надо сделать на работе, вспоминаем вчерашний день и трудный разговор с начальником, составляем программу действий на завтра. Попутно вспоминаем о необходимости позвонить больному приятелю или подруге, и о том, как бы не забыть заехать в магазин за картошкой по дороге домой. Засыпая вечером, мы опять прокручиваем в уме события дня, но теперь уже нечетко и расслабленно, пока река сновидений не подхватит нас и не понесет в непредсказуемом направлении. Дни идут за днями, и в суете этих дней мы как-то не замечаем, что половину, а может быть и больше, времени дня мы проводим в невидимой реальности – в будущем или прошлом. Невидимая реальность планов, мечты и памяти о прошлом, как призрак, сопровождает нас каждое мгновение нашей жизни.
Присмотревшись к невидимой реальности чуть пристальнее, мы замечаем, что она состоит из двух «подразделений». Одно – это воображаемая копия обычной реальности. Так, приехав на работу, мы замечаем, что забыли дома часы. Пытаясь вспомнить, где бы мы могли их оставить, мы перебираем в памяти уголки своей квартиры: в ящике рабочего стола? На кофейном столике перед телевизором? На тумбочке возле кровати? Наша квартира со всем содержимым прокручивается перед нашим мысленным взором как чертеж или карта, с точностью отражающая пространственные свойства реальных вещей. Назовем эту мысленную копию обычной реальности воображаемой обычной реальностью. В этой реальности воображаемые предметы и события не отличаются от предметов и событий видимой реальности, и соблюдаются все законы природы и общества. Другой тип невидимой реальности – это реальность, содержимое которой не имеет двойников в обычной реальности. В мечтах мы можем вообразить себя имеющими свойства или черты, которых у нас нет, например, способность читать мысли других людей, или летать в воздухе как птица. В этой невидимой реальности соблюдение законов физики, биологии и психологии не обязательно. Путешествие во времени, летающие кони, полулюди-полуживотные (кентавры, минотавры, русалки), боги, могущие быть во многих местах одновременно и внушать людям мысли на расстоянии – все, что невозможно как в видимой реальности так и в ее невидимом двойнике, может происходить в этой части невидимой реальности. Назовем ее магической реальностью.
Как воображаемая обыденная реальность, так и магическая реальности могут быть сделаны видимыми в форме искусственной реальности рисунков, фильмов или словесных описаний. В любом книжном магазине имеются разделы с книгами, в которых описаны вымышленные но реальные события, и разделы с книгами, в которых описаны герои и события из раздела фантазии. В западных странах первый раздел называется «фикшн», а второй – «фэнтэзи». В музеях изобразительного искусства имеются залы с картинами художников-реалистов (например, Левитана) и художников, изображающих фантастических существ из мира магии (например, Врубеля). Такое же разделение на реалистическое и фантастическое кино существует и в кинематографии. С появлением компьютерной технологии в 20 веке еще одной формой визуализации невидимой реальности стала виртуальная реальность [1]. Важным психологическим моментом является то, что фактом социальной жизни невидимая реальность становится только в форме искусственной реальности, то есть превратившись в знак, слово или пространственный образ в виде изображения. Так, мы можем вспомнить наши сны, и рассказать о них другим, лишь обратив их в образы и слова. Воображая невозможные магические события, мы также обращаем их в знаки: слова, образы, рисунки, схемы, фильмы.
Исследования психологии животных за прошедшие несколько десятилетий показали, что ранее выдвигавшиеся критерии, отличающие человека от животных, такие как употребление орудий, речь или социальное поведение, не работают. Некоторые виды птиц и млекопитающих употребляют орудия, общаются посредством сигналов и обладают сложными формами социального поведения (например, кооперацией во время охоты) [2][3]. Однако способность жить в невидимой реальности, или в ее искусственном воплощении характерна только для человека. Животные способны использовать воображение для решения практических задач. Так, шимпанзе в опытах Вольфганга Келера понимали, что можно достать банан, подвешенный в центре клетки на веревке, если притащить ящик, находящийся в отдаленном углу клетки, и встать на него [6]. Приматы могут использовать «тактический обман» других животных [4] и даже человека [5] в целях получения преимущества в достижении желаемого пищевого объекта, однако такое «воображение», как и в опытах Келера, не выходит за рамки ситуации, имеющейся в восприятии. Иными словами, воображение животного привязано к практической ситуации «здесь и теперь». Животное навечно приковано к видимому миру, и лишь скачок в невидимое мог бы освободить его от связанности с наличным и посмотреть на этот мир «со стороны». Но для такого скачка необходима способность обращать чувства и воображаемые образы в слова, рисунки и схемы. Иными словами – необходим язык символов, которого у животных нет. Можно предположить, что такой скачок в невидимое и дал начало человеческому сознанию, то есть «знанию о знании».
Возникают вопросы: Когда в ходе антропогенеза, появилась способность жить в невидимой реальности? Что явилось причиной возникновения этой способности? Как возникновение невидимой реальности повлияло на психику человека? Как нам удается отделять воображаемую реальность от действительной? Вот об этих, и связанных с этими, вопросах и пойдет речь в этой главе.
Согласно эволюционной теории, современный человек (Homo sapiens) отделился от одного из видов более примитивных приматов типа НОМО в Миоцене (примерно 6-7 млн лет назад) под влиянием приспособления к изменившимся условиям среды [7]. По одной теории (теория саванны) этим изменением был переход от существования на деревьях к наземному существованию в саванне [8], по другой (теория земноводного существования) – переход от существования на суше к существованию на мелководье [9]. Такое приспособление привело к появлению предков Homo sapiens- Homo habilis (2.4 млн лет назад) Homo erectus (1.76 млн лет назад), и предка неандертальца Homo antecessor (1.2 млн лет назад). Эти предки человека были прямоходящими, умели использовать орудия и огонь, но людьми они еще не были. Анатомически современный человек Homo sapiens появился в результате эволюции примерно 200 тыс. лет назад. Однако в течение 150 тысячелетий поведение и орудия современных людей не отличалось от поведения их архаичных предков. Первые признаки развития культуры, в форме сложных орудий (например, ловушек для животных), искусства в виде пещерной живописи и статуэток из камня и кости, украшений из раковин и камней, более сложных по структуре жилищ, торгового обмена и захоронений с предметами быта и культуры, появляются в эпоху позднего палеолита 50-40 тысяч лет назад [10][11]. Именно в этот период, и относительно внезапно, у человека современного типа появляется сознание, символический язык и искусство. И вот тут-то и возникает вопрос: чем была вызвана эта палеолитическая “культурная революция”, породившая сознание современного человека?
Британский антрополог Робин Данбар [12] утверждает, что в основе отделения человека от других гоминидов лежит не производство орудий, а способность к религии и «рассказыванию историй» («story telling»). Только создав параллельный наличному миру воображаемый мир – пишет он, человек может взглянуть на наличный мир «со стороны» и спросить себя, почему мир таков, каков он есть. Из такого вопроса вырастают философия и наука. Данбар говорит о двух типах «параллельных миров»: воображаемом мире как рассказывании историй (fictional world of story telling) и «мире духов», который он называет «para fictional», имея в виду что он «фиктивен» но в него верят как в реально существующий. В этой интерпретации магический мир выступает как частный случай воображаемого фиктивного мира.
Данбар считает религию и способность к рассказыванию историй специфически человеческими способностями на том основании, что они предполагают язык, и только у человека язык развит до такой степени, чтобы сделать возможными религию и рассказывание историй. В этом, как мне кажется, проявляется «когнитивизация» культурогенеза, свойственная многим антропологам [13][14]. Психологически более правдоподобной мне представляется другая гипотеза: вера в параллельный мир духов первична, а символический язык возникает на основе этой веры как способ обращения к духам. Ведь сигнальный язык существует и у животных, но этот язык сигнализирует о явлениях реального мира (опасности, готовности к спариванию, наличию потенциальной добычи и т.п.). Только знак и символ (например, рисунок на стене пещеры) или звук, обращенный к невидимому собеседнику (душе тотема, или умершего предка) может стать элементом человеческой речи – абстрактного языка, в котором знаки (слова, символы) обозначают не видимое в наличном мире, а нечто воображаемое, не присутствующее в поле восприятия. Поэтому не язык делает возможным веру в магический мир, а вера в магический мир приводит к возникновению абстрактного языка символов и знаков. Первый знак или символ (и соответствующее ему устное слово) – это заклинание как обращение к существам невидимого мира. Создав фиктивный мир знаков и символов, человек мог и манипулировать с ними вместо их физических референтов, и, таким образом, запоминать, планировать, воображать и мыслить. Таким образом, язык возникает тогда, когда появляется вера в невидимый мир духов.
Как возникла идея потустороннего мира? Нейробиологи Ньюберг, Д’Аквили и Рауз [15] выводят происхождение веры в потусторонний мир из необходимости контроля над экзистенциальной неопределенностью жизни, свойственную древнему человеку. В отличие от животных, человек осознал факт своей смертности, и это вызвало чувство глубокой фрустрации. Вера в загробную жизнь помогла избавиться от чувства фрустрации. Постепенно загробный мир стал населяться не только душами предков, но и духами животных, от которых зависела жизнь людей, и развились особые ритуалы жертвоприношения, нацеленные на умиротворение и ублажение духов. Весь процесс рассматривается как результат естественного отбора, в котором «верующие в магию» получали преимущество перед «неверующими». Таким образом, авторы рассматривают магический мир как эволюционно развившуюся и полезную для выживания иллюзию. Какими данными поддерживается эта теория?
Как я уже писал в предыдущей главе, первыми признаками веры в невидимую реальность можно считать захоронения с присутствующими там артефактами: орудиями и украшениями. Первые захоронения этого типа, сделанные около 100 000 назад, принадлежат людям современного типа [16]. Интересно, что у неандертальцев, долгое время сосуществовавших с человеком современного типа, не было такого типа захоронений. Объем мозга неандертальцев превышал объем мозга современного человека [17]. Они умели делать весьма совершенные орудия и жилища из костей мамонта, обладали речью и способностью к воображению, однако, у них не было представления о сверхъестественном невидимом мире. Возможная причина состоит в том, что для представления о сверхъестественном (магическом, загробном) мире необходима способность воображать существа, которые не имеют соответствующих коррелятов в видимом мире. Так, собираясь на охоту, человек мог по памяти представить себе образ реального бизона или оленя, а вот для невидимого духа бизона или оленя в наглядном мире не было соответствующих ему объектов. Иначе говоря, для способности представить себе невидимый потусторонний мир, человеку необходим новый уровень способности к воображению – сверхъвоображение – способность воображать несуществующее, фантастическое, невозможное. Такая способность к сверхъвоображению появляется лишь у человека современного типа, и проявляется в захоронениях артефактов вместе с телами умерших сородичей, и, позднее (около 30 тыс. лет назад) – в наскальных рисунках и скульптурах фантастических существ – полулюдей-полуживотных.
Анализ происхождения искусства в предшествующей главе приводит к выводу, что палеолитические изображения животных и людей открывали двери в магический мир, в котором обитали духи животных и умерших предков [18]. Таким образом, раздел реальности на обыденный и магический миры совпадает с возникновением искусства и существует с начала истории. Своего апогея этот раздел достигает в Древнем Египте, с его детализованными описаниями подземного Царства мертвых и обитающих там магических существ. Первая известная попытка преодоления шаманизма и введения единобожия фараоном Аменхотепом IV (Эхнатоном) в 1424 -1388 гг. до н.э. не имела успеха, но получила продолжение в иудаизме и христианстве. В христианстве и исламе магический мир шаманизма, населенный духами животных и предков, превратился в ад и рай, также обитаемые магическими существами (демонами или ангелами) и душами умерших. И тем не менее, как и в эпоху палеолита, в современном мире магическая реальность представлена в виде символов – словесных описаний, изображений или фильмов.
Что касается воображаемой обычной реальности, она могла отпочковываться от магической уже в эпоху палеолита. Как отмечает Стивен Миттен [14], помимо функции общения с сакральным миром, искусство изначально имело и утилитарную функцию сохранения информации. Эта функция особенно выпукло выступает в форме многочисленных костяных пластинок с нанесенными на них параллельными линиями. Постепенно знаки и символы, относящиеся к предметам обычной реальности (орудиям, животным, одежде и т.п.) формировались в язык, лишенный сакрального содержания и отражающий воображаемую реальность обыденной жизни.
Итак, можно предположить, что сознание как самостоятельный феномен возникает в эпоху позднего палеолита как структура реальностей, включавшая в себя обычную реальность видимого мира, магическую реальность сакрального мира и отпочковавшуюся от нее воображаемую обычную реальность, отражающую видимый мир в виде знаков и символов. Такая биполярная структура сознания, в которой обычный (как видимый, так и воображаемый) мир противопоставлен невидимому магическому миру, позволяет человеку вырваться из скованности обыденной реальностью и взглянуть на нее «со стороны», так сказать, глазами богов. Эта возможность рефлексии, то есть взгляда на свою жизнь со стороны, открывает дверь для науки и философии, но она же делает жизнь человека более сложной, заставляя человека постоянно разделять свое мысленное пространство на обычную и магическую реальности. В каком-то смысле, создав невидимую реальность, человек уже не может из нее выйти и постоянно «смотрит на себя» глазами своего двойника, попавшего в невидимую реальность. Назовем процесс такого удержания границы между обыденной и магической реальностями «усилием разграничения». В обычной жизни здорового человека такое усилие разграничения осуществляется бессознательно и не замечается нами, как мы не замечаем дыхания или биения сердца. Однако жизнь заметно осложняется когда, при определенных условиях или некоторых заболеваниях, усилие разграничения начинает давать сбои.
На знаменитом офорте Франсиско Гойи «Сон разума порождает чудовищ» изображен уснувший за столом человек, окруженный снящимися ему чудовищами. Для меня эта картина есть образ нарушенного усилия разграничения, когда магический мир вторгается в область обычной реальности.
Психологические эксперименты показывают, что, начиная с 4-6 лет, дети способны отличать предметы, которые они видят перед собой (реальная чашка) и воображаемые предметы (воображаемая чашка) от фантастических (летающая собака) [19]. Однако лишь взрослые могут сформулировать, в чем такое различие заключается. Так, современные образованные взрослые рассматривают воображаемые реальные предметы (например, воображаемую ложку или дом) такими же стабильными как их реальные прототипы, а вот воображаемые фантастические объекты ( например, кошка с рыбьим хвостом) рассматриваются как непостоянные, неустойчивые, и в любой момент способные превратиться во что-либо иное (например, в летающую собаку) [20]. Поэтому, когда мы что-то делаем или воспринимаем (например, говорим с другим человеком или смотрим фильм), мы постоянно вынуждены быть начеку и мысленно квалифицировать действия человека или кадры из фильма как принадлежащие к обычной (видимой или воображаемой) или магической реальности. Это и есть усилие разграничения. Но всегда ли у человека была способность с легкостью и даже незаметно для себя осуществлять это усилие?
Американский философ Джулиус Джайнес [21] выдвинул гипотезу, согласно которой примерно до 1000 года до нашей эры сознание людей было устроено иначе, чем сознание современного человека: отсутствовала рефлексия, то есть способность смотреть на себя “со стороны”. Это означает, что человек не мог находиться в невидимом и видимом мире одновременно, и усилие разграничения еще не сформировалось. В результате, в привычных для него условиях жизни, человек, подобно животным, находился только в видимом мире. Когда же люди, в трудных ситуациях обращались за помощью к богам и духам, они воспринимали мир духов как реально существующий. Человек принимал свои собственные мысли за голоса богов, и, подобно зомби, беспрекословно им подчинялся. Иными словами, люди древности, мысля, испытывали то, что в настоящее время называется слуховыми галлюцинациями и проявляется лишь у больных шизофренией. Таким образом, согласно Джайнесу, голоса богов, которые слышат герои Илиады Гомера – не художественная метафора, а буквальное описание способа мышления людей гомеровской эпохи. С появлением рефлексивного сознания к началу нашей эры люди перестали слышать “голоса”, однако, при умственных заболеваниях способность к рефлексии блокируется и сознание человека возвращается к своим истокам – так возникают “голоса” у шизофреников, которые больные часто приписывают богам [22].
Можно принимать или не принимать эту гипотезу, но вопрос, поставленный Джайнесом, верно указывает на самую сущность человеческого сознания: необходимость для человека жить в видимой и невидимой реальностях одновременно и осознавать границу между этими типами реальности. Особенно ярко эта необходимость проявляется в феномене магического мышления.
Не только дети, но и многие взрослые в современном мире с удовольствием погружаются в мир магического мышления. Мы с интересом смотрим фильмы с магическими событиями, читаем книги с фантастическим содержанием, размышляем над содержанием загадочных магических сюжетов на картинах Сальвадора Дали или Джорджо де Кирико. В мечтах и снах мы летаем по воздуху, видим животных, говорящих на языках людей, путешествием во времени. В мире магического мышления, как в павильоне кривых зеркал, причудливо сочетаются черты обычного и необычного, возможного и невозможного. В нем могут нарушаться законы физики, биологии и психологии. Этот мир притягивает нас своей необычностью, свежестью новизны и загадкой непредсказуемости. В мире магического мышления мы отдыхаем от утомительного однообразия обыденной жизни. Помимо отдыха, погружение в мир магического мышления выполняет и другие полезные функции: стимулирует творческое мышление, помогает нам избавиться от неприятных переживаний, придает ощущение силы и контроля за ходом собственной жизни [23][24].
Поскольку мы понимаем, что магическое мышление существует только в воображении, наслаждение магией не мешает нашей вере в науку. В нашем сознании поддерживается четкая граница между миром обыденной реальности, в котором царят законы науки, и миром магической реальности, в котором эти законы могут нарушаться. В таком противостоянии проявляется самая главная функция магической реальности – быть фоном обычной реальности. Читая о приключениях Алисы в стране чудес или наслаждаясь магическими событиями, происходящими с героями фильмов о Гарри Поттере, ребенок осознает, что обычный мир устроен по-другому и подчиняется другим законам. Такое осознание помогает ребенку лучше понять и запомнить законы физики и других наук. Оно способствует формированию произвольности – умению ребенка контролировать свои мысли, внимание и действие. Однако поддержание границы между обычным и магическим мирами требует от ребенка постоянного усилия и складывается у детей лишь к 9-10 годам [25]. До этого возраста граница между обычными и магическими событиями в сознании детей неустойчива, и магический мир часто вторгается в мир обычной реальности. Но и у взрослых усилие разграничения работает не всегда. Посмотрим, что происходит, если усилие разграничения прекращается или ослаблено.
Так, наука учит нас, что мысль не может влиять на материю иначе, как через физическое действие. Мы не можем заставить солнце взойти над горизонтом посредством одной лишь мысли об этом, или стать причиной автомобильной аварии неприятного нам человека одним лишь тем, что пожелаем ему попасть в аварию. Однако наука не учитывает, что наши мысли и желания существуют не в физическом мире, а в мире других мыслей и желаний. Если наша мысль не может прямо повлиять на физические объекты, может ли она повлиять на другие наши мысли и эмоции? Оказывается, может. Эксперименты показывают, что если мы пожелаем или просто подумаем о некотором событии (например, о том, что некий человек попал в автомобильную аварию) и такое событие действительно произойдет, мы, вопреки рациональной логике, чувствуем свою вину за то, что данное событие произошло. Подобный эффект «смешения мысли и действия» особенно характерен для людей, страдающих «обсессивно-компульсивным расстройством» – тенденцией относить к себе события в реальности не имеющие с нами ничего общего [26].
Но и обычные, здоровые люди подвержены вере в волшебную силу мысли влиять на внешний мир. Конечно, вера в то, что проткнув иголкой куклу, изображающую неприятного нам человека, мы действительно причиним вред здоровью этого человека или даже станем причиной его внезапной смерти, не имеет оснований в научной картине мира, но глубоко в подсознании такая вера живет в каждом из нас. В предыдущей главе я уже описывал эксперименты, показавшие, что в своем поведении современные образованные взрослые бессознательно следуют закону партиципации, согласно которому мысль может оказывать прямое воздействие на реальность [27] [28]. Такие исследования показывают, что глубоко в подсознании, где логическое мышление перестает действовать, водораздел между обыденной и магической реальностью не существует.
Даже на уровне ясного критического сознания невидимая «перепонка», отделяющая магическую реальность от обычной, может быть разорвана. Так, в одном из исследований целью было проверить, верят ли современные люди в возможность магии «прямого мыслевоздействия на жизнь» [20]. Участникам эксперимента (студентам и сотрудникам университета) говорили, что профессиональная ведьма готова наложить на них магическое заклинание, которое повлияет на их будущую жизнь. По одной версии, заклинание сделает участников здоровыми и богатыми на всю жизнь, по другой – сделает их слугами темной силы. Результаты показали: на словах, участники отрицали веру в эффективность как «хорошего», так и «плохого» заклинания, на деле вели себя так, как если бы верили в реальность магии: многие разрешали наложить хорошее, но почти все запретили плохое.
Еще одним свидетельством того, что вера в реальность сверхъестественного сохранилась в подсознании современных людей, являются исследования эмоционального отношения к магии. Эмоциональные реакции людей показывают, что глубине души большинство испытывают непонятный страх перед магией, подобный тому, который многие чувствуют к мышам, тараканам или паукам. В одном из экспериментов я предлагал образованным взрослым (студентам и сотрудникам университета) наложить на них магическое заклинание с целью помочь им увидеть сон по желанию. Многие отказались от магической помощи. Те же участники, которые приняли предложение, пожелали увидеть во сне разные приятные события. В итоге оказалось, что участники, которые приняли магическую помощь, увидели примерно столько же «заказанных» снов, что и те, которые отказались от помощи, но зато они видели гораздо больше страшных снов и кошмаров [29]. Было очевидно, что принятие помощи от магических сил затронуло таящийся в подсознании людей страх: как бы такая «помощь» не окончилась для них плохо. В этом эксперименте почти буквально воспроизвелся уже упомянутый офорт Гойи, изображающий спящего человека, окруженного крылатыми чудищами. Можно было подумать, что спящий на картине Гойи человек, перед тем как заснуть, попросил помощи у магических сил.
Откуда берется страх перед магией? Может быть, он внушен нам религией, которая в течение тысячелетий рассматривала магию как темную силу, идущую от дьявола? Ведь сказано в Ветхом Завете «ворожеи не оставляй в живых» (Исх.: 22:18). Как я уже говорил, у истоков человечества магия и религия были одно: люди верили в души предков или языческих богов и общались с ними посредством магических ритуалов. С появлением монотеизма ситуация изменилась: официальная религия стала бороться с верой в магию за души людей, и поэтому зачислила магию в «министерство темных сил». За многие столетия гонений (достаточно вспомнить тысячи сожженных на кострах «ведьм») страх перед магией въелся в подсознание и дает о себе знать в форме ночных кошмаров или художественны произведений, таких как «Фауст» Гёте или «Доктор Фаустус» Томаса Манна.
Итак, «платой» за наличие у нас сознания является необходимость в усилии разграничения между обыденной и магической реальностью. Лишь постоянное осуществление такого усилия, требующее затраты немалой психической энергии, обеспечивает нормальное функционирование сознания. А что происходит, когда это усилие ослаблено или приостановлено?
Одной из форм нарушения усилия разграничения является религиозный экстремизм, когда реальность мира сверхъестественного начинает преобладать над реальностью видимого мира обычной жизни. Психологические и социальные причины религиозного экстремизма до сих пор не ясны [30]. Тем не менее есть основания считать, что именно религиозная вера является основным фактором в формировании террориста-смертника. Так, психолого-антропологический анализ личности палестинских террористов-смертников показал, что они не отличались от умеренных представителей своей социальной среды по уровню образования, благосостоянию или умственному здоровью. Единственная черта, отличавшая радикалов от обычных людей была глубокая религиозность и сознание того, что их деструктивные действия санкционированы богом [31].
Психологически более понятным является нарушение усилия разграничения при психических заболеваниях. Так, исследования показывают, что больные шизофренией склонны верить в реальность магических эффектов значительно сильнее, чем здоровые люди, и даже чем больные другими психическими заболеваниями, например, эпилепсией [32][33]. Это позволяет предположить, что галлюцинаторные состояния шизофреника напоминают магическую реальность, типа реальности сновидения, где нарушается физическая причинность, и действуют существа из мира сверхъестественного. Однако феноменология таких состояний показывает, что степень, в которой галлюцинации пересекаются с магической реальностью, культурно-исторически обусловлена.
Так, согласно русскому психиатру XIX века Кандинскому, многие из наблюдаемых им и его зарубежными коллегами психически больных испытывали галлюцинации, навеянные религиозными представлениями. Например, одна из его больных видит демона, простирающего свои черные крылья над всем Петербургом, другому кажется, что он смотрится в “адову бездну” и видит восходящих из нее и сходящих в нее дьяволов, еще одна больная галлюцинирует, будто она превратилась в ангела, за спиной у нее выросли крылья и она “далеко полетела на них” [34, с.17]. Иногда видения ада и рая включают мифических животных. Так, один больной сообщает, что он очутился в раю, который представился ему роскошно убранной комнатой, по которой прыгали необычные животные, представляющие собой нечто среднее между дельфинами и комнатными собачками. Наконец, часто больные сообщают о телепатическом общении с богом или с дьяволом. Интересно сопоставить галлюцинации больных ХIХ века и современных больных, с целью выяснить, изменилось ли исторически содержание магической реальности в галлюцинациях. Можно ожидать, что вместо ангелов и демонов в галлюцинациях современных больных появились НЛО и инопланетяне. Мемуары Арнхильд Лаувенг, родившейся в 1972 году в Норвегии, подтверждают это ожидание [35].
В 17-летнем возрасте Лаувенг была направлена в психиатрическую больницу с диагнозом шизофрения. Позднее она выздоровела и стала психологом. Лаувенг вспоминает, что в состоянии галлюцинаций видела разных животных (волков, крокодилов, крыс), иногда необычной окраски и размеров, однако животные вели себя соответственно своей природе. Например, волки обкусывали ей ноги до костей, но не говорили на человеческих языках, а крысы могли напасть и покусать, но не летали по воздуху. Она также слышала голоса и видела образы людей. Например, одиночество представлялось в образе стройной женщины, в платье синего и красного цвета одновременно. Женщина была молчалива и похожа на одну из ее бывших балетных учительниц. Очевидно, что галлюцинаторный мир Лаувенг больше похож на воображаемую обыденную реальность, чем на мир сверхъестественного. Однако и в галлюцинаторном мире Лаувенг были и некоторые элементы, искажающие обыденную реальность и нарушающие законы физики. Так, имели место искажения пространства (например, бордюр тротуара кажется глубиной в несколько метров, вместо нескольких сантиметров), внезапные появления существ в местах, где быть им не свойственно (волков или голосов в пустой больничной палате), противоречивые окраски предметов (платье синее и красное одновременно, оранжевые крокодилы). Другие больные в отделении Арнхильд видели не животных, а инопланетян, марсиан или шпионов a la Джеймс Бонд.
Лаувенг полагает, что галлюцинации – не случайные и хаотичные образы, а порождения личности и жизненного опыта человека, и они образно-символически воплощают какие-то нерешенные проблемы. Например, крысы в прошлом опыте Лаувенг ассоциировались с «крысиными бегами» – образ работы ради успеха как такового, а не ради какой-то осмысленной цели. Такая деятельность навязана человеку извне, а не порождена самим человеком, и появление крыс в галлюцинаторном мире девочки было указанием на то, что большая часть ее жизни занята именно «крысиными бегами».
Очевидна тенденция Лаувенг к фрейдистской интерпретации ее галлюцинаций, с которой можно спорить. Однако ее описание галлюцинаций ясно показывает из связь с конкретно-историческим опытом человека. Болевшая шизофренией Лаувенг была скандинавским подростком, живущим в технически развитой и не очень религиозной стране и сформировавшимся как личность в конце XX века. Не удивительно, что, в отличие от больных, описанных Кандинским, как сама Лаувенг, так и другие больные в ее клинике галлюцинировали образами, взятыми из культурного контекста окружающей жизни (инопланетяне, марсиане, шпионы).
Приведенные примеры показывают, что нарушения «усилия разграничения» реальностей при шизофрении приводят тому, что магическая реальность, которая в нормальном состоянии сознания рассматривается человеком как воображаемая, вторгается в область обыденной реальности и начинает восприниматься как видимая или слышимая. При этом состав этой «армии вторжения» определяется культурным контекстом и личным опытом заболевшего. Важно отметить, что и в нормальном состоянии сознания человек может испытывать сильное давление со стороны образов альтернативной реальности в виде разного рода обманов восприятия (миражи, зрительные иллюзии, манипуляции фокусников иллюзионистов, переживания во время просмотра фильмов или чтения книг о магической реальности). Однако эти яркие образы воспринимаются именно как иллюзии и не допускаются в область обыденной реальности. Например, Кандинский описывает так называемые “псевдогаллюцинации” – видения, обладающие очень яркими характеристиками реального события, но которое в то же время осознается как нереальное [34]. Такие псевдогаллюцинации могут испытывать как психически больные, так и здоровые. По Кандинскому, в случае настоящих галлюцинаций обманываются как восприятие, так и сознание, в результате чего галлюцинирующий воспринимает свои фантазии как подлинную реальность. В случае же псевдогаллюцинации обманывается восприятие, в то время как сознание продолжает функционировать нормально и воспринимает образ псевдогаллюцинации как фантазию.
Разумно предположить, что именно наличие галлюцинаций у больных является фактором, который способствует повышению веры в сверхъестественное [36]. Это можно объяснить слабостью логического и критического мышления больных шизофренией. Но это можно интерпретировать и как появление у больных чего-то нового, не свойственного здоровым людям: некоего «шестого чувства», открывающего дверь в закрытый для здоровых людей магический мир. Может быть, надо что-то потерять (критическое мышление и веру в стабильность обыденной реальности), чтобы что-то приобрести – возможность заглянуть в мир сверхъестественного. Другой вопрос, несет ли такая возможность добро или зло для заболевшего. Как показал Фуко в своей книге о рождении клиники [37], в современном «дискурсе» люди, способные заглянуть в мир потустороннего, не в почете, но их положение не столь безнадежно, как положение аналогичных больных всего несколько столетий назад.
Ведьма как «эксперт по альтернативной реальности»
В средние века людей, испытывавших галлюцинациями, считали одержимыми. В своей «истории медицинской психологии» Зилбург и Генри отмечают, что не все обвиняемые в колдовстве были сумасшедшими, но почти всех душевнобольных считали ведьмами [38]. В лице Священной Инквизиции и борьбы с ведьмами древняя вражда религии к магии получила институциональное выражение. Занимаясь исцелением больных, ведьма бросала вызов авторитету церкви, «ибо восставала против болезни, то есть заслуженной кары оскорбленного Бога» [39, p.309]. Магическая медицина отбирала у церкви монополию на решение вопроса о том, как человеку жить и когда ему умереть. Иными словами, «помогая слабому, белая ведьма подрывала сложившуюся иерархию господства – священника над кающимся прихожанином, господина над крестьянином, мужчины над женщиной. В этом и кроется главная угроза, которую ведьма представляла для Церкви.» [40, с.163]. Библейский эпизод противостоянии между Симеоном Волхвом и апостолом Петром получил свое продолжение в ХV веке в противостоянии ведьмы и Святой Инквизиции. Такая враждебность христианской церкви по отношению к магии «возникла еще на заре католицизма, пережила Реформацию, и сегодня характерна для современных фундаменталистов» [там же, с. 162-163].
Несмотря на века преследований, феномен ведовства в средневековой Европе так и не был искоренен. Причина в том, что в течение примерно тысячи лет врачи были привилегией богатых и знатных – императоров, баронов и пап – в то время как простой народ за лечением мог обратиться только к колдунье. Помимо магических обрядов, так называемые “белые” ведьмы и колдуны использовали многовековое знание лечебных свойств трав, чем и заложили основу научной медицины [40]. Но далеко не все методы колдовского лечения были научными; многие, например, перенос болезни или порчи с одного человека на другого или с человека на животное, полагались на веру в магию. Похоже, что в настоящее время “научная составляющая” колдовского лечения выделилась в форме гомеопатии, а “магическая” осталась и применяется в том же виде современными магами и колдунами [см. например, 41]. Характерно, что при всех успехах научной медицины, ей не удалось полностью вытеснить магическое лечение даже в индустриально развитых странах.
Что же касается умственных заболеваний, приводящих к нарушению границы между обыденной и альтернативной реальностями, то с исчезновением веры в демонов те симптомы, которые ранее толковали как одержимость нечистой силой, стали трактовать как нарушения работы мозга или «расстройства души». Так борьба с психическими расстройствами получила наукообразную форму. В уже цитированной книге Томас Сас пишет, что современное клиническое обследование психиатрических пациентов имеет прямое сходство с «пыткой водой», которую использовали в XVII веке в Англии для доказательства связи ведьмы с сатаной. Связанную подозреваемую бросали в глубокую воду, полагая, что если она невинна то утонет, а если виновна – то будет плавать. В обоих случаях у подозреваемой шансов остаться в живых было мало. Таким же образом при тестировании человека, подозреваемого в заболевании шизофренией, заранее существует установка, что человек болен, которая влияет на результаты тестирования и практически гарантирует нахождение симптомов болезни. Сас пишет, что за более чем двадцать лет работы психиатром он ни разу не слышал о том, чтобы клинический психолог на основании проективного теста нашел пациента нормальной, душевно здоровой личностью.
Итак, возникнув в доисторический период как способность человека жить одновременно в обычной и магической реальности, сознание вызвало к жизни серию культурно-исторически обусловленных феноменов: шаманизм, искусство, символический язык, современную религию, ведовство, галлюцинации и целый ряд других. Оно изменило психику человека, сделав поведение человека произвольным и породив понятия свободы и ответственности. Все это стало возможно только тогда, когда человек, наблюдая феномен смерти сородича, совершил великое открытие: он породил понятие о невидимой магической реальности.
Я начал эту главу с вопросов: Когда в ходе антропогенеза, появилась способность жить в невидимой реальности? Что явилось причиной возникновения этой способности? К каким изменениям в психике человека привело открытий альтернативной реальности? Как нам удается отделять воображаемую реальность от действительной?
Дальнейший анализ показал, что около 100 тысячелетий назад человек современного типа начал хоронить своих сородичей, вкладывая в могилы орудия труда, украшения и другие искусственные предметы. Это означало, что у людей появилось представление об альтернативной реальности – реальности, в которой обитают духи умерших. Причиной открытия альтернативной реальности было удивление человека перед фактом смерти сородича. Сородич, с которым вместе жили, общались и охотились, по той или иной причине внезапно превращался в бездыханное тело. Отказываясь принять факт смерти, человек предположил, что сородич по-прежнему жив, но оставил свое тело и перешел в другой мир, превратившись в новую форму, которую сегодня мы называем душой.
Отсюда легко было заключить, что духи умерших обладают необычными свойствами: они могут быть невидимыми, бессмертными, читать мысли людей и питаться дымом от сжигаемых жертв. Сделав это открытие, человек впервые увидел свой мир «со стороны» и удивился тому, что реальный мир устроен совсем по-другому. Так возникает сознание: способность видеть обыденную реальность со стороны, как бы «глазами духа». Эта способность к рефлексии дает начало новым формам поведения: произвольному поведению и креативности. Креативность вызывает к жизни новые, более совершенные орудия труда и охоты. Но главное – она позволила человеку изобрести символ, обозначая предмет, действие или намерение при помощи другого предмета или образа.
Уже много тысячелетий человек обращался к своим богам и духам при помощи специальных обрядов и ритуалов, прося их о помощи и принося им жертвы. И вот, благодаря возросшей креативности, около 30 тысяч лет назад возник новый способ общения с богами и духами: рисунок на стене пещеры или вырезанная из кости фигурка. Так появился способ символического представления загробного мира, и обращения к этому миру. Чуть позже символы начинают употребляться и для чисто практических целей, например, для запоминания числа убитых оленей или выделанных шкур. Альтернативная магическая реальность, а также воображаемая обыденная реальность обрели искусственное воплощение в языке знаков и символов. Около 4 тысячелетий до нашей эры у финикийцев и, позже, у египтян появился письменный язык [42]. Два тысячелетия до нашей эры в Вавилоне и Египте появилась математика [43]. Так первобытное сознание, родившись на пересечении обычной и альтернативной реальностей, перерастает в логическое и научное мышление.
Но возникновение сознания, дав толчок выделению человека из животного мира, принесло с собой и психологические проблемы. Главная из этих проблем была необходимость поддержания границы между обычной и альтернативной реальностями. У человека, наряду с работой сердца, легких и других органов, заработал и новый психологический механизм: усилие разграничения. Потребовались тысячелетия, чтобы этот энергоемкий механизм достиг того уровня совершенства, на каком он работает у современных людей. В древности, в эпоху античности и даже в средневековье работа усилия разграничения была несовершенна, и обычная жизнь людей часто прерывалась и нарушалась прямым вмешательством пришельцев из альтернативной реальности. Но даже у современного человека механизм усилия разграничения иногда дает сбои: во время болезни или в ситуациях угрозы жизни. Особой формой нарушения усилия разграничения является религиозный фанатизм, при котором реальность бога и загробной жизни начинает преобладать над реальностью обыденной жизни. Такие нарушения могут привести к актам ритуального самоубийства или самоубийственного террора.
В 1948 году американский физик российского происхождения Георгий Гамов с соавторами предсказали, что после Большого Взрыва, в результате которого образовалась наша вселенная, осталось реликтовое микроволновое излучение, которое и было открыто в 1965 году [44]. Возникновение сознания в эпоху позднего каменного века как результат появления веры в альтернативную реальность тоже оставило свое «реликтовое излучение» в психике современного человека – подсознательную веру в сверхъестественное. Психологические исследования последней трети XX столетия подтвердили наличие такой веры. Вытесненная в бессознательное под давлением науки и официальной религии, вера в сверхъестественный мир продолжает питать магическое мышление современного человека. Искажая обыденную реальность и погружая человека в альтернативную реальность, магическое мышление побуждает человека вновь и вновь – каждое мгновение – совершать невидимое усилие разграничения и, тем самым, осуществлять работу сознания.