Мне все-таки было позволено высшей императорской милостью поспать пару часиков после такой бурной ночи и не менее бурного утра. Патрисия умчалась по своим делам, коих у нее в любое время дня и ночи имелся вагон и три тысячи маленьких тележек. А я как сибарит пороскошествовал на нашей внушительной по размерам, хотя почему-то все равно называющейся двуспальной, кровати.
Встал на удивление бодрый, посвежевший и в отличном настроении отправился в столовую в надежде чем-нибудь поживиться. Завтрак уже давно прошел, но наши повара привыкли, что я могу появиться ну в совершенно неурочное время, и не удивлялись, когда я им вместо легкого завтрака мог заказать плотный, с десятком блюд ужин.
На этот раз я, не мудрствуя лукаво, попросил легкий перекус и вскоре уже с наслаждением делал первый глоток ароматного горячего кофе. Но долго мне поблаженствовать не дали. Первым, кто мне сегодня испортил настроение и нагрузил проблемами, оказался Энгор Бофке, немеркнущая величина в мире имперского сыска. Оправдывая свое прозвище, Рекс, заглянув в столовую, грозно ощерился, смешно принюхался к запахам кофе и целеустремленно двинулся в мою сторону. И начал еще издалека:
– Танти, надо поговорить!
Я сделал вид, что его и не услышал и не увидел, даже когда он уселся за стол напротив. В воспитательных целях решил проучить затаившего на меня вселенские обиды следователя. И только по истечении минуты как бы наткнулся на него взглядом и с душевными нотками воскликнул:
– О! Господин Бофке! Какая неожиданная встреча! Доброе утро! Присаживайся, дружище! Как тебе сегодняшняя погодка?
Раз он меня только в официальных случаях называет положенным титулом, то и я не собираюсь выказывать к нему слишком уважительное или трепетное отношение. Времена его наставничества в далеком прошлом; смею надеяться, что у меня и без него знаний хватит разобраться в следственных тонкостях. Дружить он со мной не желает, значит, буду к нему относиться как к любому иному следователю, подвизающемуся в службе имперской безопасности.
Кофе я ему не предложил, и он ехидно попытался меня подначить:
– Спасибо, я уже пообедал.
– Ну, тогда расскажи, как дети твои поживают? – в тон ему продолжал наглеть я.
И мне удалось своего собеседника разозлить.
– Слушай, Ветер! (Под этим кондовым псевдонимом я во время последних пертурбаций много кровушки попил из Рекса!) Я на службе!
– Везет же некоторым! – выдал я с завистью. – Отработал свое – и домой, к детям… А я вон даже ночью, в кровати – и то считаюсь на службе. Дети появятся – тоже работа: будущих наследников и принцев воспитывать… Ненормированный круглосуточный рабочий день…
Бофке понял, что трепетного внимания к своей особе он от меня уже в который раз не добьется, поэтому решительно перешел к делу:
– Что это такое?! – И припечатал к столу то, чем наверняка пытался меня ошарашить.
Я не спеша доел круассан, запил его остатками кофе и только потом стал отвечать:
– Ну, если применить особые дедуктивные методы, которыми меня когда-то пытался обучить некий дядька Энгор, то понять легко: перед нами полиэтиленовый пакетик, а внутри него записка на небольшом клочке бумаги…
– Не юродствуй! – оборвал меня следователь. – Ты писал?
Самое интересное, что писал и в самом деле я. Только вот когда это было и кому я эту записку передал, никак не мог припомнить. На стандартном квадратике плотной бумаги, которые использовали на совещаниях во дворце, было написано несколько слов:
«Не слишком ли много ты требуешь?»
Расценивать написанное можно было как угодно: от дружеского вопроса по поводу заказываемой на ближайшую вечеринку выпивки до смертельной угрозы во время какой-нибудь торговли на миллионы. Все зависело от того, где эту записку отыскали и при каких обстоятельствах. А зная, куда ранним утром отправился Рекс по долгу службы, нетрудно было догадаться, с чем это все связано.
Поэтому, отставив неуместный для ситуации тон, я стал посильно оказывать помощь в расследовании:
– Пока не могу припомнить: кому и когда написал нечто подобное… – И как консорт, тут же воспользовался своим правом знать все остальное: – Где это нашли?
Энгор скривился. Все-таки вопросы привык и страшно любил задавать только он. Однако и он до конца наглеть не стал, соображал прекрасно, какая у меня власть, и догадывался о моих скрытых возможностях. Поэтому со вздохом ответил:
– Этой ночью умер от инфаркта министр энергетики…
– Знаю.
– …и смерть вполне здорового человека от инфаркта вызвала у нас подозрения. Патологоанатомы утверждают, что остановка сердца произошла слишком странно, хотя до причины так и не докопались. Обыск ведется везде и со всем тщанием. И на рабочем столе покойного, в его деловом календаре, на позавчерашнем дне, лежала эта записка. Твой почерк мы опознали и без экспертов, они только дали официальное заключение.
Рекс замолк, а я перешел на сухой официальный тон:
– И какие выводы вы сделали, господин Бофке?
Тот пожал плечами:
– Пока мало данных для предварительных выводов. Но если хотят подставить консорта, – уголок его рта дернулся в насмешке, – то делают это слишком топорно. Одной такой запиской забравшегося на вершину власти человека не свалишь. Другой вопрос, если самые смелые предположения вдруг окажутся правдой…
– В каком направлении будет двигаться следствие?
Энгор с явной язвительностью развел руками:
– А это зависит от желания сотрудничать со следствием каждого заинтересованного лица. Но что я могу обещать с полной гарантией, так это обязательное возмездие от богини правосудия любому человеку, какой бы высокий пост он ни занимал.
Я-то этому профи доверял на все сто, в его лояльности и честности не сомневался, а вот он мне все никак не мог простить скрытности, из-за которой у него не получалось понять полную картину происходивших недавно грандиозных событий. Может, чуть позже, в интересах все того же следствия, придется поведать ему о некоторых тайнах, да и о Бульке тоже, но пока я не видел в этом смысла. Пусть ветеран сам корячится в расследовании, может, чего и достигнет без лишнего вмешательства.
Поэтому я только с этаким барским пафосом одобрил:
– Похвально! Весьма похвально твое стремление добиться справедливости. Со своей стороны, я тоже обещаю помочь всем, что в моих силах. А конкретно: надеюсь, что вспомню, когда я это писал и кому. Единственное, что могу утверждать со стопроцентной гарантией: данный вопрос не был обращен к покойному министру. И записка никак не могла быть написана в последние шесть, а то и семь месяцев. Скорей всего она появилась еще до моего неожиданного отъезда на планету Земля. Или в тот трехмесячный период, когда я пропал из Старого Квартала, но еще не улетел на Землю.
Рекс задумчиво убрал записку в карман:
– Попробуем сделать экспертизу. Может, для определения возраста и хватит… И все равно, Танти, такая попытка тебя очернить смотрится несколько несуразно. Допустим, когда тебя моусовцы держали в плену и пытались вырвать государственные тайны, они все равно на тебя ориентировали свои некоторые далеко идущие планы. Ну и могли тебя заставить писать сонмы разных записок на все случаи жизни. В том числе и для попыток компрометации некоторых чиновников или для попыток их шантажа или подкупа. Но тогда получается, что в нашем окружении остается человек, а то и несколько, ниточки от которых ведут в те самые печальные для тебя три месяца. Возможно ли такое?
Ну, раз он сам, да еще и вежливо, приглашает меня поделиться своим мнением, то я никогда не откажу подобающе оформленной просьбе:
– Вряд ли в наших рядах остались моусовцы или даже шпионы Доставки. Скорей, здесь уже стали действовать иные силы, которые просто использовали доставшееся им от наших врагов так называемое «культурное наследство». Уверен, что результаты моих допросов, видеозаписи и оставшиеся документы хранились где-то далеко, в нейтральном месте. Но это ведь не значит, что в том месте не пересекались интересы иных разведок. И сейчас, когда началась подковерная война за покупку патентов и за приобретение первых партий стахокапуса, некогда нейтральные нам силы могли стать если уж не врагами, то недоброжелателями. И не тебе ли не знать, Энгор, что добрая половина обитателей Галактики душу дьяволу заложит, союзника утопит и папу продаст, как только появится возможность заработать парочку миллионов галактов…
– А вторая половина обитателей, – в тон мне продолжил Бофке, – если появится возможность заработать больше парочки миллионов, еще и маму родную пристроит рабыней на плантации.
Я тут же деловито поинтересовался:
– А ты к какой половине относишься?
Глаза моего собеседника блеснули угрозой:
– Мне повезло. Я – то исключение, которое призвано заставить любого обладателя миллионов жить с оглядкой и бояться справедливого возмездия за свои прегрешения.
Уж слишком серьезная у него была физиономия, и я не удержался от ерничества:
– Коллега! Что же ты раньше молчал?! Я бы подсказал Ветру, и он бы принял тебя в свой отряд. Ты бы тогда сразу таких предателей, как генерал Савойский, вылавливал и иже с ними! Ты ведь помнишь, как он мне помог восстановить доброе имя? Вот! И тебе бы он помог, если бы ты был с ним более открытым и дружелюбным…
– Обойдется и без моего дружелюбия, – проворчал Рекс.
Вспоминать о своих просчетах в работе он не любил страшно. А таких просчетов у него, которые я, к счастью, успевал ликвидировать со своими друзьями, оказалось немерено. Припомнить хотя бы тот момент, когда заговорщики пленили императора Януша Второго и уже вводили ему домутил, желая выведать главные тайны о стахокапусе. Тогда положение спас Николя, положивший парализующим выстрелом всех скопом в кабинете первого человека империи, но и себя отключив на несколько часов отдачей. Ну и мой своевременный звонок Энгору помог справиться с ситуацией и повязать банду Соляка. Следователь тогда со стаей своих подручных успел вовремя, хотя от быстрого бега по коридорам дворца чуть инфаркт не получил.
Он встал и пробурчал вместо прощания:
– Танти, надеюсь, что ты отнесешься к этому делу серьезно!
Да так и ушел, ни приятного аппетита не пожелав, ни спокойной ночи.
А раз я не сплю, то пора и остальных на ноги поднимать. Я достал крабер и набрал номер Алоиса. Когда кто-то хрюкнул мне в ответ, я начал с максимальным воодушевлением:
– О, юный мавр! Надеюсь, ты уже бодр и полон сил! Поэтому не станешь мне плакаться, что ты больной старый негр и тебя уже все достали?
– Не стану… – согласился друг. – Потому что еще сплю-у-у…
Затихающая гласная в конце слова показала, что он и крабер вот-вот выронит из рук, проваливаясь обратно в сон. Пришлось выбить частую дробь ногтями себе по зубам, подавая знак «Наивысшее внимание!». Старая привычка и может кому-то из посторонних показаться глупой, но в нашей команде она действовала безупречно.
– Что случилось? – уже целиком проснувшимся голосом спросил Алоис.
– Умер министр энергетики. Есть подозрения, что ему помогли уйти в мир иной. Еще и меня пытаются подставить.
И я пересказал все, о чем мы поговорили с Бофке.
– А я ведь предупреждал, что с этими стахокапусами официальный Оилтон еще намучается, – напомнил наш аналитик о своих экскурсах в ближайшее будущее. – Следовало для этого дела подвязать специально созданный отдел.
– Ага! Умник выискался! Тебя ведь уже спрашивали: из каких шишей этот отдел создавать и кого там поставить у руководства? И что ты ответил?
– И сейчас отвечу: не моего ума дело. Есть там всякие начальники по кадрам, командиры Дивизионов, консорты и прочие. Вот пусть у них голова и сохнет. Мне и так выспаться не дают. В кои-то веки себе выходной выбил! Знал, как после вашего мальчишника чрезмерные дозы алкоголя скажутся на старом, израненном…
– Ну, все! Хватит плакаться, а то прямо сейчас отправлю в омолодитель! Поднимай свою черную задницу, и за работу! Отыщи мне всех и вся, что может вывести нас на недавнего обладателя этой странной записки. Мне кажется, это единственный стоящий след. Причем необязательно, что к возможным убийцам министра. Вполне возможно, и к тем, куда ведет ложный, отвлекающий след.
– Не волнуйся, Танти, отыщу! – чувствовалось, что Алоис уже встал с кровати и разговаривает на ходу. – Наших ребят будешь подключать к этому делу?
– Нет. Пусть постепенно и вразнобой выдвигаются к точке нашего рандеву. Уже больше никак нельзя откладывать попытки по розыску и спасению Броверов.
Закончив разговор с Алоисом, я стал названивать остальным членам нашей боевой команды.