– Отпад, – восхищенно глядя вослед проплывающим мимо девчонкам, заметил Эдик.
Артем окинул их взглядом. Да ничего. Вообще сегодня ему все нравилось. А все почему? Потому что наступила самая лучшая пора всего человечества и школьников в особенности – каникулы. Рюкзак на плече был не в пример легче прежнего. А что ему быть тяжелым? Сегодня провели только классный час, где Амалия Тихоновна выставила оценки, напутственно не забыла почитать мораль и распрощалась со всеми аж до самой осени. И нам бы вас поменьше видеть, Амалия Тихоновна. Артем почувствовал – жизнь только начинается. Раньше это была не жизнь, а пытки учителей.
– Девчонки, что-то я раньше вас в нашей школе не видел, – Артем никогда не стеснялся заговаривать с девчонками. А чего бояться?
– И не увидишь больше, – даже не обернувшись, кинула через плечо та, что повыше.
– Ой-ой, фотомодели, – кривляясь, заметил Эдик и, повиливая бедрами, изобразил их походку. Ничего получилось, завлекательно.
Эдик клевый парень, только проигрывает Артему немного во внешности. Посмотришь на него и подумаешь: мальчишка одиннадцати лет. Правильно подумаешь, не ошибешься. Но Артем-то выглядит на все тринадцать. А вечером, когда стемнеет, так и на четырнадцать потянет. Куда как круче.
– Что собираешься делать в свой первый день каникул? – поинтересовался Артем, отложив на потом знакомство с девчонками. Воображают больно.
– Пока не решил, – ответил Эдик, засунув руки в карманы и с каждым шагом переваливаясь из стороны в сторону. – Накуплю, наверное, поп-корна, врублю видик и оторвусь за все те бесцельно прожитые часы, которые отобрала у меня школа.
– Весь день провести у телевизора? – удивился Артем. – И это в первый день свободы?
Эдик взглянул на друга. Даже солнечные очки не могли скрыть удивление в глазах Артема. Здесь, в Москве, где столько много возможностей для нескучного отдыха, сидеть дома в обществе с видаком? Не продумал что-то Эдик.
Мальчик смотрел на товарища, ожидая, может быть, лучшего предложения и немного завидовал. Смоляные волосы Артема, разделенные точно по центру прямым пробором, окаймляли высокий лоб, открывая его на всеобщее обозрение. В волосах просматривались наушники, неплохие наушники, кстати говоря, баксов этак на сто, по случаю беседы с другом немного сдвинутые с ушей. Очки с голубыми линзами в тонкой оправе маскировали небольшие пристальные глаза темно-серого цвета. А уж об одежде и говорить нечего. Прикид что надо.
– Есть предложение получше. Махнем на игровых автоматах поиграем? Спорим, я тебя сделаю?
– Ха, – усмехнулся Эдик. – Еще кто кого.
На том и порешили. Девчонок уже рядом и в помине не было, Артемкина девятиэтажка стояла и смотрела на него всеми своими сотнями стеклянных глаз, а значит, пора по домам. Мамка просила после школы вернуться сразу, оценки сказать. И что эти предки так прикалываются по отметкам? В общем, пора прощаться.
– Завтра созвонимся, – бросил напоследок Артем, взбегая по ступеням к подъезду.
– Угу. Пока.
Лифт мигом домчал до шестого этажа и высадил мальчишку. Тяжелая стальная дверь с цифрой 231, а напротив корявая надпись, сделанная ножом: «Артемка выхади», и ниже «Эд», – значит, на месте. Звонить не надо, когда мамка дома, она не запирается. Говорит, может, скорей украдут ее из этого ненормального дома. Но, похоже, в других домах она как-то особо не нужна, потому никто не крал.
Артемка толкнул дверь и вошел. Включенный магнитофон громче, чем это нравится соседям, и приятные запахи с кухни говорили: опять никто не украл. Он разулся и пошел на запах – это верный способ быстро отыскать в квартире маму. Она подпевала магнитофону, немного фальшивя, и колдовала над сковородкой. Маг стоял тут же, на кухонном столе. Артем щелкнул на кнопку «STOP» и только после этого заговорил:
– Не падай сразу. Две тройки, – он подхватил из вазочки орешек арахиса и попробовал поймать ртом. Трюк не удался, и орех со звоном влетел в пустую кастрюлю. – Есть, прямое попадание.
– Ну вот, – всплеснула руками мама, – и по каким же предметам?
– Химия и английский, – второй орешек шлепнулся на разделочную доску.
– Сейчас вручу пылесос, и будешь убираться, если не прекратишь.
Угроза подействовала. Артем сел за стол и стал ждать промывки мозгов по вопросу не блестяще оконченной четверти. Иначе обеда не получить. Но нравоучения не начинались. Это настораживало. Мама, как-то стараясь пореже смотреть в глаза сына, поставила тарелку на стол. Прокашлялась, к чему-то готовясь. Не к добру все это.
– Тут письмо от деда Архипа пришло, хочешь почитать, – говорит, а в глаза все не смотрит.
Дедом Архипом они его только так называют, а на самом деле никакой он не дед, а прадед Артемкин. Папкин дед. Артем его только один раз и видел, лет в шесть. Или раньше. Короче, в бесштанном детстве. Ездили они к нему в гости под Ростов, что ли. Или дальше. Правнук даже и не запомнил дедова лица. Что это ему вздумалось письма-то писать? А Артем думал, что дед Архип безграмотный.
– Давай, – все веселее будет пищу переваривать, решил Артем.
Конверт был какой-то доисторический, короткий, с множеством марок, а само письмо внизу с большим масляным пятном. Артем развернул бумагу и откусил с вилки сосиску.
«Доброго здоровья, дорогие мои родственники, внучек Александр Петрович, жена его Катерина Лексевна и правнучек Аркашка».
– А кто такой Аркашка? – не понял Артем.
– Аркашка, Артемка. Перепутал дед – старый уже, – предположила Катерина Лексевна.
– Ничего себе перепутал! – обиделся Артем и продолжил чтение.
«Как вы там поживаете у себя в городу не знаю, а у нас в Дурникино все хорошо. Вчерась коров уже на луг гоняли. И Лыску я пустил в стадо, пусть жирку нагуляет. Куры тоже не впример лучшее нестись стали. Я уж и не знаю куды мне столько яиц, несутся как ошалелые. Вот еслиб кто ко мне приехал помог поесть их все. И здоровье у меня пошаливать стало. Боюсь не доживу до следующего лета и правнучка своего больше не увижу. К томуж и куры нестись стали часто…»
– Про кур же уже было, – заметил Артем.
– Ну было, забывает ведь старик, – оправдывалась мама, – он уже с девяносто третьего забывает.
«…яиц у меня много. Еслиб Аркашка приехал на лето, то ониб не пропадали. А воздух здеся не в пример городскому, духмяней и без газов энтих машинных. Аркашке б панравилось. А курей у меня развелось скока, яйца ни в жизь не съесть. Так что жду я Аркашку на лето, пусть уважит старого деда»…
– Чего-о? – сосиска упала с вилки и отпечатала второе жирное пятно прямо напротив первого. Вот откуда эти пятна, мама ж тоже читала! До Артема стало доходить, к чему дед клонит. – Никуда я не поеду. Я что, похож на идиота – лучшие дни свои провести в дыре какой-то. Для него это кайф, а мне какого? Пусть и не надеется.
– Как ты можешь так говорить, – укорила мама, а глаза все прячет. Понимает, что Дурникино – это не Карибы. – Вдруг он правда скоро умрет. К тому же ты давно у него не был. Он, наверное, и не помнит, как ты выглядишь.
– Он и как зовут меня не помнит. Не хочу я быть все лето Аркашкой. Терпеть не могу это имя.
– Что ж, – мама решила сменить политику кнута на заманивание пряником, – а мы с отцом хотели летом поднакопить денег тебе на камеру. Ходил бы ты, снимал своих друзей. А так придется работать тебе на игровые автоматы, бассейны и карманные расходы.
Мама немного преувеличивала – зарабатывали они с отцом куда как больше, чем только на игровые автоматы. Но как-то сына заманить в деревню надо было.
Артем задумался. Вот дилемма!
– Неделя, – выдал он.
– Что неделя? – не поняла мама.
– Камера потянет на неделю пребывания на этом краю света.
– Да ты что? – мама сделала вид, что не согласна. На самом деле она очень довольна была: уже один – ноль в ее пользу. – За неделю он даже не успеет запомнить твое имя.
– Это больше, чем нужно. Меньше – можно, больше – нельзя.
– Поживи там хоть месяц.
– Что? – Артем чуть не поперхнулся сосиской, когда услышал это. – Ни за что!
– Три недели, и не меньше, – казалось, она сейчас ударит молоточком по столу и скажет: «Продано».
– Две.
– Хорошо, – облегченно вздохнула мама, – две, – вот и два – ноль в ее пользу. – Билет на завтра я уже купила.
Артем тоже вздохнул, но обреченно: идти завтра Эду одному кайфовать за автоматами. Вот попал!
Автобус трясло и подбрасывало, и казалось, что сидишь на электрическом стуле. В открытые окна и верхние люки клубами залетала пыль, поднятая самой колымагой, и медленно оседала Артему на плечи и нос. Мух здесь, наверное, разводили. Они стаями носились по салону и ползали по плешивым лысинам пассажиров в рубахах доисторического покроя. Автобус взревел на очередном бугорке, с натугой взобрался на него и выбросил из себя литров пять переработанного бензина. "Почему в салон-то? – подумал Артем, затыкая нос.
Он все смотрел в окно, отчего настроение лучше не становилось. Поля. Или луга – Артемка не знал. До Ростова еще лететь было ничего, прикольно. Города там разные попадались, некоторые большие. Стюардессы прохладную «Кока-колу» предлагали. Вообще, цивильно. Но здесь… Автобус подбросило, и в животе все перевернулось.
«В гестапо меньше пытали», – решил Артем, хотя там никогда и не был.
Впереди наметилось некоторое изменение в местности. Хибарки. Артем подождал, когда автобус подъедет ближе. Синий указатель гласил: «Кислуха». О, нет! Мальчик закатил глаза: он и представить себе не мог, что все так глухо. Автобус, пыхтя, остановился и высадил пассажира с двумя пыльными мешками. В салоне опять запахло отработанным бензином.
«Токсикоманам понравилось бы здесь», – подумал Артем.
Через три часа пытки шофер крикнул со своего места так, что все мухи слетели с насиженных мест:
– Кто спрашивал Дурникино? Приехали.
С собранными в кучку глазами после газовой атаки, с бульканьем в животе, Артем выполз на свободу и глубоко вдохнул свежий воздух. Автобус скрипнул, тронулся и обдал мальчишку напоследок солидной порцией выхлопов. Артем закашлялся – вот и надышался.
Он оглянулся вокруг, и страх закрался в душу. Поля и поросшая травой дорога. Даже не дорога вовсе, а две колеи. Ни одного дома, ни захудалых признаков присутствия человека. Ошибся шофер, высадил не там! Тут глаза наткнулись на небольшой указатель со стрелкой: «Дурникино», а внизу подпись: « 5 км .» Этого только не хватало!
Артем поправил на плечах рюкзак, мысленно выругался на маму, деда, шофера этого и, вообще, на всех и направился отмерять шагами пять километров.
– Полчаса, полет нормальный, – подбодрил себя мальчик через тридцать минут, когда взглянул на часы.
Скука была неимоверная. Артем от этого стал вслух сам с собой разговаривать. Вдоль дороги тянулась с одной стороны узкая полоска посадок, в которой, как ненормальные, надрывались птицы. У Артема с непривычки голова разболелась. А за посадками опять поля. Два мозоля, которые Артем успел набить за время пути, болели все нестерпимее. Где же ты, дорогая, любимая, уютненькая квартира?
Сзади послышался звук мотора. Артем обрадовался хоть какому-то оживлению и оглянулся. Он судорожно сглотнул слюну и стянул с глаз солнечные очки, чтобы убедиться, не ошибся ли. По дороге ехал голубой грузовик, а за ним ничего не было видно. Густой, длинный шлейф пыли тянулся не только позади, но и занимал достаточно обширное место по бокам машины. Артем понял – не избежать ему «духмяного» воздуха, который так расхваливал дед Архип.
– Садись, подброшу, – выкрикнул шофер, когда машина поравнялась с мальчиком.
И Артем согласился. На первой же кочке он понял, почему это называется «подбросить». Пахло молоком и бензином. Шофер снял засаленную кепку и представился:
– Апанасий.
Артем закрыл глаза рукой и чуть не заплакал. Пропали каникулы…
Апанасий высадил Артема у самого дома деда Архипа – здесь все знали деда, и каждый мог сказать, где он живет. Здесь вообще все всех знали. Три двора на четыре улицы. Из-за ворот выскочила грязно-белая шавка и попыталась залаять, но не успела: срочно потребовалось прогнать въедливую блоху. А за ней вышел дед. Артем уставился на него, как на чудо. Ну и раритет!
– Что смотришь? – сказал шофер, – встречай своего деда Архипа.