Нерчинская каторга. Земной ад глазами проповедника - читать онлайн

С Нерчинской каторгой[5] я познакомился при следующих обстоятельствах: в один из дней нашего хождения с крестным ходом по Забайкальской области мы пришли в поселок Кадаинский, где находится каторжная тюрьма. Местное тюремное начальство нас попросило отслужить молебен. Мы отслужили, и здесь я произнес слово. Администрации и арестантам оно понравилось. По окончании крестного хода мы вернулись в Читу. Здесь у епископа уже лежали прошения от всех тюрем всей каторги, чтобы он послал меня к ним с проповедью. Я в скором времени туда и отправился.

В Алгачинской тюрьме

В 1895 году, в первых числах октября, в один из дней утром я сел на поезд и отправился на Нерчинскую каторгу. На второй день вечером я уже был в Алгачинской тюрьме. По приезде моем в эту тюрьму я тотчас приступил к своему делу. Я попросил начальника тюрьмы, чтобы он собрал узников в церковь. Арестанты не заставили долго ждать себя. Через десять минут они все уже стояли в церкви. Наступила минута, когда я стал на амвон и начал им говорить следующее:

– Кто здесь своими долголетними стонами потрясает землю? Кто здесь своими отчаянными неутешными воплями и страданиями колеблет небеса? Кто здесь своими проклятиями омрачает всю историю человечества и без слов клеймит несмываемым позором культуру и цивилизацию? Не вы ли это, несчастные узники, жалкие плоды современной, извращенной всякими пороками, соблазнами и беззакониями общественной жизни, каторжане? Не вы ли это, представляющие из себя ярко выпуклую лицевую сторону лжехристианской жизни всего христианского мира? Не вы ли это, верные показатели постыдного неверия всего христианства в отношении Самого Христа с открытой заменой Его для себя своим земным мирским Христом? О, печальная действительность! Нет сомнения, что, действительно, среда во всем отображает себя, а в человеке она вся целиком не только отображается, но и воплощается без всякого в себе остатка. Вот зачатие ребенка, вот его рождение, вот и его воспитание: все эти главные этапы человеческой жизни не освящаются Христовой евангельской святостью, в них нет места Христу. В них находится одна лишь похоть плоти, одна лишь греховная естественность, одна лишь адская тьма – ребенок в когтях сатаны. С самого момента зачатия младенца диавол уже дышит на него… Он становится его жалкой игрушкой. Родители, родные, близкие своею грешною жизнью отпечатывают на нем свои пороки и из своих таковых пороков и преступлений создают в нем характер, предрасположенный только к одним страстям, к одним беззакониям: ребенок обречен на погибель… Перед ним уже с детства разверзается бездна самой его духовной смерти, он с минуты на минуту бессознательно, а потом и сознательно все ниже и ниже опускается в нее… По мере его схождения в эту бездну он лишается самой сопротивляемости в себе собственному своему падению… Наконец, достигает в своем падении таких глубин, с которых он уже становится явным открытым преступником… Казалось бы, из одной жалости к нему здесь и церковь, и государство должны были подать ему руку спасения; казалось бы, здесь должно выступить и естественное человеческое сострадание к нему (я уже не говорю о христианском), чтобы спасти его, чтобы не дать ему окончательно и безвозвратно погибнуть, но, увы! Здесь во всей силе и неумолимой жестокости выступает самая его изолгавшаяся человеческая справедливость, которая, несмотря на то, что она сама по себе является бесконечно преступнее того, кого она хочет судить и наказать за его преступления, она без всякой к нему жалости, без всякого уважения к его человеческой личности в нем, без всякого к нему сострадания, не считаясь ни с психологическими мотивами преступника, ни с непреодолимыми факторами пагубного воздействия на него со стороны окружающей его среды, она жестоко и неумолимо судит его, отрывает его от семьи, лишает его всяких человеческих прав, отнимает у него личную свободу, ввергает его в тюрьму, запирает его в четырехстенную с железной решеткой клетку, налагает на него всякого рода непосильную работу, низводит его на степень безгласного, вьючного, презренного животного, лишает его всякого человеческого достоинства, предает его душу и тело медленной, но мучительной смерти… О, если бы эта человеческая справедливость хоть на мгновение ока заглянула в душу этого злополучного несчастного виновника, в которого она жадно вонзает свои когти и страстно впивается в него своими кровожадными губами, чтобы окончатель но погубить его. О, что теперь в его душе происходит!!! О Боже, Ты, только Ты один все это знаешь!

Возлюбленные мои узники, я думаю, что и вы хорошо знаете, что в душе такого преступника происходит, когда эта человеческая справедливость со всею своею тяжестью ложится на него и с момента на момент все сильнее и сильнее давит его. (Арестанты сильно плачут). Я предполагаю, что вся душа этого несчастного в это время бывает сплошным невыносимо-тягостным, бездонно-глубинным, жгучим одиночеством. Я думаю, что все его существо в это время бывает в нем беспросветным, зловещим мраком, острым, болезненным сознанием своей обезличенности. Я представляю, что в это время его человеческая личность заживо умирает в его собственном сознании. О, в это время эта злополучная жертва хорошо осознает, что она низведена на степень абсолютного ничтожества… И вот эти три адских чудовища: одиночество, обезличенность и ничтожество чело веческой личности – они беспрестанно жгут и терзают душу несчастного арестанта.

Здесь я невольно останавливаюсь. Я чувствую, что кто-то меня удерживает и громко мне нашептывает: «Не смотри на арестантский халат, не взирай на их железные кандалы, в души их, в души загляни, поглубже загляни – и ты увидишь там нечто другое, ты увидишь там поле битвы. О, там сражается душа почти каждого здесь стоящего узника за волю и власть Христа над собою!»

– Кто же это такие радостные откровения нашептывает мне? Милые мои узники, не знаете ли вы, кто подобные мысли вкладывает в мой дух? Я вас спрашиваю, мои друзья, ответьте мне на мой вопрос.

– Мы – христиане, мы веруем во Христа! – раздался голос среди арестантов.

За этим голосом вдруг вся церковь воскликнула:

– Мы веруем во Христа, мы хотим покаяться!

Церковь Свт. Николая на Средне-Карийском промысле

Кутомарский сереброплавильный завод

Последовало сильное рыдание.

– Я думаю, что эта глубокая вера ваша в Спасителя нашего Иисуса Христа так неотвязчиво нашептывает мне подобные мысли. Я думаю, что ваша любовь к Нему влагает в мою душу такие чувства… О, мои милые узники, прошу и молю вас: оглянитесь на всю свою жизнь и посмотрите, что мир и Христос с вами доселе делают. Мир с самого вашего детства беспощадно губит вас, он смакует все ваши страдания; ваши муки доставляют ему величайшее злорадство над вами. Не то Христос. Для Христа каждый из вас – неоценимая цена Его Святейшей Крови… Для Него каждый из вас есть сын Божий, всегда могущий унаследовать Царство Божие путем покаяния того же самого благоразумного разбойника, который немногими словами, точно золотым ключом, открыл для себя Царство Небесное. Для Христа вы – Его самое дорогое создание, для него вы – священники и цари Господни, для Него вы, наконец, предмет Его безграничной любви к вам. Теперь позвольте еще один раз спросить всех вас: за кем пойдете вы – за Христом или за тираном-миром?

Арестанты все, как один, закричали:

– За Христом! За Христом!

Я закончил проповедь и сошел с амвона. Плач арестантов все еще продолжался. По выходе же моем из церкви арестанты внимательно с ног до головы осматривали меня.

На душе у меня было радостно. Я отправился к начальнику тюрьмы на квартиру. Начальник сказал мне:

– Плачут, подлецы, а не исправляются!

– Внутренний переворот в человеке бесконечно труден, это не машина, – ответил я.

Помощник начальника:

– Первый раз вижу, чтобы каторжане плакали.

Начальник:

– Вы, Георгий Степанович, уж очень панегиризовалиим.

– Из-за человеческой их природы забыл, что они каторжане, – иронически сказал я.

– Так их лизать – пожалуй, залижешь их, – ехидно сказала бонна начальника.

Я ей ничего не ответил на это.

Был подан обед. По окончании обеда я отправился в тюрьму, чтобы ближе познакомиться с арестантами. Арестанты, встречая меня на дворе и в своих палатах, ничего мне не говорили, только удивленно смотрели и временами пытливо, от ног до головы, измеряли меня. Обойдя все палаты, я направился на двор. Здесь я встретился с одним арестантом, который в упор смотрел на меня. Я уже хотел пройти мимо него, как тотчас этот арестант спросил меня, буду ли я еще им говорить проповедь. Я ответил, что буду.

После этого я вышел из тюрьмы и направился опять на квартиру начальника. По дороге я думал: что бы это значило, что арестанты не хотят со мной даже и разговаривать? Неужели у них такая дисциплина, чтобы с посторонними ничего не говорить? Может быть, это слово мое не было по сердцу им? Быть может, кто-то обо мне наговорил им что-нибудь нехорошее? Не могу объяснить их упорного молчания со мною.

Акатуйская тюрьма

Вечером того же дня я произнес им еще одно слово, в котором я доказывал, как необходимо им покаяться и окончательно исправиться, и начать новую жизнь. Арестанты слушали меня с еще большим вниманием, чем в первый раз. На следующий день я также произнес им две проповеди. В этот день ко мне на квартиру пришли три арестанта и выразили мне свою благодарность, и просили меня, чтобы я как можно чаще посещал их. Я очень был обрадован этим заявлением. Слава Богу, подумал я, что между мною и арестантами уже завязывается тесная дружба.

Наступил третий день; в этот день я произнес еще три слова и после сего вечером того же дня я отправился в Акатуевскую политическую тюрьму. Не могу сказать, что, отправляясь из Алгачинской тюрьмы прямо в Акатуевскую, я чувствовал себя подготовленным. Меня особенно смущала мысль, что я во всем объеме в то время не знал социализма. Я не раз думал: уж не проехать ли эту тюрьму на этот раз? Так неопределенно и пугливо размышляя, я не заметил, как передо мною предстал во всем своем суровом величии и сам страшный для меня Акатуй. Делать нечего, подумал я, надо и здесь благовествовать слово Божие. При этой мысли я слез с повозки и направился на квартиру начальника тюрьмы. Начальник принял меня очень любезно.

На следующий день утром арестанты собрались в храме, где мною была произнесена следующая проповедь:

«Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33).

– Достолюбезные узники! Я не явился перед вами с тою целью, чтобы доказать вам всю страшную катастрофическую опасность социализма для всех стран и веков и всю его болезненную чреватость для всего человечества. Нет, я явился предвами, чтобы вам, как мнящих себя быть борцами человеческой правды, напомнить, что кроме социализма есть еще всеми забытая бесконечно более жизненная программа человеческой жизни – это Евангелие… И вот ее-то одну я и предлагаю вам, чтобы вы, взявши сию небесную книгу, объективно и беспристрастно рассмотрели ее, как единую сущую богосоциальную программу всесовершенной абсолютной жизни и со всех сторон сравнили ее с экономическим материалистическим социализмом, из-за которого вы так беспощадно жертвуете собою не только каторге, но и самой смерти.

Послышались голоса:

– Мы то и другое сравнивали несколько раз – и ничего не получалось!

– Сравнивать Евангелие, как абсолютную жизненную программу человеческой общественной жизни с экономическим материалистическим социализмом не так легко, как на первых порах нам думается. Здесь требуется не логическая теория, а конкретный результат пережитости того и другого. Другими словами: здесь налицо должен быть результат чистого опыта. Чтобы знать жизненность Евангелия, для этого нужно хоть год или два искренне и самоотреченно жить исключительно только по нормам евангельского духа Голоса из толпы:

– Евангелие много обещает, но ничего не дает!

– Я говорю, мои узники, – чтобы обетования евангельские были нашей жизнью, т. е. чтобы они, эти Христовы обетования, осуществились и стали для нас действительностью, для этого нам нужно переживать все нормы евангельского учения.

Голоса из толпы:

– Что ручательством будет, что переживаемость Евангелия может осуществить для нас свое обетование, как Вы изволили выразиться?

– Церковно-вселенский и личный опыт всякого переживающего Евангелие, мои милые слушатели, только этот двуединый опыт… Вселенский опыт есть опыт сверх, нежели исторической истины. Вы, мои узники, задумывались ли когда-нибудь над тем, что это за единственная в истории личность – Христос – из-за которой самые просвещенные народы, из-за одного Его, как Сущего своего Творца Бога отвергли всех своих национальных богов, находя только Его одного не только своим национальным идеалом, но и действительным Богом и Творцом всего сущего? В самом деле, что такое Сам по Себе Христос, Который Своими сверхчудесными делами, Своим божественным учением перевернул всю историю, и не только перевернул ее, но и дал ей новое направление. Что такое Сам по Себе этот Распятый Галилейский Учитель, Который в три года Своею общественною деятельностью сдвинул самую жизнь человеческую с ее естественного обычного центра – пантеизма, в частности, человека-бога – и поставил ее на другой центр, никому доселе неведомый, центр Триипостасного Бога, Воплощенного Бога Логоса, центр евангельского духа, любви и святости? Кто как не Он один уничтожил перегородки достоинства и ценности человеческой личности, разделяющие мужчину и женщину, ребенка и взрослого, эллина от скифа, дикаря от культурного?.. Кто как не Христос, претворяющий в Себе Самом все дурное в одно идеально хорошее, все злое в одно духовное благо, все испорченное в одну новую тварь, все больное, нездоровое, – в одно здоровое, сильное, могучее; все безжизненное – в одну бессмертную жизнь, все мертвое – в одно бесконечное бессмертие? Кто как не Он один является безбрежным, всетворческим океаном, из которого и по которому текут бесчисленные множества рек, наполняющие собою всю вселенную всяким богочеловеко-вселенским, всемогущим творчеством? Кто создал такую всемирную плодотворную почву – чудеснейшее христианство, на которой (только на ней одной) произрастают всякого рода одаренные Богом благотворители всего человечества – самоотверженные герои евангельского духа, святые величайшие гении, творцы науки и искусства, как не один только Христос? Кто ведет к благой всесовершеннейшей, единственно всеспасительной цели все человечество, как не один только Христос? Против кого так неспокойно, напряженно-тревожно мировое зло всею своею массою движется, как только не против ли одного Христа? Почему все это космическое зло так безумно напрягает все свои силы исключительно только против одного Христа? Только потому, что Христос не только в Себе его не имеет, но, что удивительно, Он один, как сущий Бог, и является врагом всякого зла. Он один и есть Сущий Свет, прогоняющий собою всякую тьму греха и беззакония. Он один с невообразимою, всепобедною силою и уничтожает, и окончательно изничтожит его. Об этом свидетельствует вселенский опыт. Что же касается личного опыта человека о Христе, то мы относительно его будем кратки. Личный опыт о Христе таков: прежде всего, по мере органического единения христианина со Христом, первый меняется, претворяется, делается, становится абсолютно новою тварью во Христе, преобразуется в величайшего соработника Христу в деле претворения и превращения всей вселенной в безусловное Царство Божие и т. д.

И вот если бы вы об этом серьезно подумали, то в вашем внимании все программы улучшения человеческой жизни казались бы просто настолько ничтожными и смешными сравнительно с Евангелием, насколько ночной светлячок ничтожен в сравнении с солнцем. Но думать здесь при серьезном взгляде на дело не приходится, здесь нужно прямо, безо всякого промедления приступить к делу, т. е. подвергнуть Евангелие критерию истины, иначе: решительному, бесповоротному, всестороннему переживанию всего евангельского учения чисто практическим путем. Какой от этого получится результат – сравнить его не только с социализмом, но даже и со всею полнотою всей естественной человеческой жизни – и тогда решительно и смело следует уже предпочесть или социализм Евангелию, или Евангелие социализму. Но я, опираясь на сверхисторический вселенский опыт, а также и личный опыт подвижников Христовых и святых всех стран и веков, вперед беру смелость сказать вам: следуйте за Христом, отвергните ваш социализм и вступайте в ряды зодчих Царства Божия на земле. В этом будет истинное ваше призвание и самая верная цель вашей жизни!

После сих слов я сошел с амвона. Арестанты тотчас заявили мне свое желание побеседовать со мною в их зале без присутствия начальника и надзирателей. Я согласился. Ровно в два часа дня я отправился к ним на беседу. Арестанты встретили меня весьма любезно. Началась беседа.

– Послушайте, проповедник, вот мы слышали вашу краткую речь и целиком записали ее. Нам хочется после вашей речи задать вам несколько вопросов, – сказал убеленный сединами благообразный старец-арестант.

– Слушаю, – ответил я.

Акатуйская тюрьма

Выход ссыльно-каторжных на работы из тюрьмы

Арестант:

– Вы изволили предложить нам Евангелие, как программу жизни и пересмотреть и сравнить ее с социалистическими программами. Я принадлежу к тем христианам-социалистам, которые бы хотели действительно восстановить в нашей общественной жизни только одни принципы евангельской правды.

Услышав это, я горячо поцеловал арестанта-старца.

Другой арестант:

– Я держусь совершенно другого мнения, я – марксист, а поэтому я все отрицаю, кроме одного Маркса.

Я:

– Я знаю таких марксистов, как Струве, Булгаков, Франк, Туган-Барановский и других; все они от Маркса повернули свое лицо к христианству.

Марксист:

– Я убежден, что Маркс победит все.

– Может быть, временно, это да.

– Почему временно?

– Потому что его учение не только не обнимает собою все запросы человеческой природы, но оно, как это ни странно, берет смелость путем насилия даже переделать человека в животное – в этом его погибель.

Третий арестант:

– Мы уже по этому поводу не раз спорили с ним, доказывали ему, что марксизм – утопия и, может быть, самая страшная и опасная. Но он до фанатизма упрям и стоит на своем.

Я:

– Убеждение – бесценно для человека.

Марксист:

– Это верно. Я держусь той истины, что существующий наш государственный строй должен быть совершенно уничтожен. Меня в этом никто не разубедит – это мое убеждение.

– Потому ли, что существующий государственный строй плох, что его нужно заменить лучшим или по другой какой-либо причине?

– В нем нет правды; в нем царят насилие, ложь и обман.

– Точно такие же самые дефекты будут господствовать и в другом государственном строе. Для того, чтобы не было таких дефектов в общественной жизни, для этого нужно сделать нового человека, человека беспорочного, святого, вроде платоновского праведника – и тогда из этих новых людей и создастся другое, новое государство, государство без насилия, без неправды, без лжи и обмана и т. д.

Арестант-анархист:

– Самая лучшая программа государственной жизни – это не иметь никакой власти – вот и все! От власти исходит всякое зло.

Я:

– Еще лучше, друг мой, если бы власть, как власть сама по себе перестала быть таковой, а была бы только добровольным рабом, благодетельным тружеником для блага всего человечества.

Арестант-анархист:

– Да, это может быть, но только уже ради какого-то другого высшего блага.

– Только для осуществления Царства Божия на земле. По слову Христову: «Вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; И кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом» (Мк. 10:42–44).

Арестант-старец:

– Георгий Степанович! По-вашему, какая главная причина тому, что евангельская истина не осуществляется большинством на земле?

– Из-за любви к своей воле. Ничего человек так легко не исполняет, как требование своей личной воли и наоборот: ни перед чем человечество так не становится в высшей степени упрямым, инертным и т. д., как перед исполнением воли Божией. Вот почему Евангелие, как полнота воли Божией, до сего дня находится по ту сторону не только органической групповой воли всего человечества, но и всего христианства, наипаче личной воли человека.

Марксист:

– Я еще хочу спросить вас еще об одном: если Христос, как вы говорили, Бог, то почему не только не свободна Церковь от экономического материализма, но она только ведь и зиждется на нем?

– Дружок мой, Христос познается как Бог не потому, что Он опирается на существование Церкви и даже не потому, что Он основал Церковь, а только потому, что Он Весь соткан из тех свойств Божеских, какие должны быть у Бога по откровению Самого Бога и по требованию всей нашей человеческой природы. Что же касается самого того, что Церковь несвободна от экономического материализма, то это вовсе не так. Церковь абсолютно свободна от этого, тогда как представители Церкви, правда, не только не свободны от экономического материализма, но даже, что страшно подумать, втягивают его в самую Церковь. Не буду скрывать от вас – это один из величайших соблазнов для верующих во Христа и один из величайших поводов к нападкам неверующих на Церковь Христову.

Марксист:

– Я в детстве был очень религиозным мальчиком; я любил ходить в церковь, подавать кадило священнику, зажигать лампады. И вот случись же такому делу: священник начал пьянствовать, таскаться за женщинами, и такое его поведение так на меня повлияло, что я до сего дня не могу придти в себя!

Первый арестант:

– Да я до сего дня считаю себя православным христианином, но часто задумываюсь над тем, можно ли теперь выделить чистое православие от тех наслоений, с которыми смешалось все христианство, все Христово? Извольте себе представить: сейчас так все смешалось в Церкви, что, я говорю, трудно, даже невозможно отделить одно от другого. Я говорю о том, что в Церкви Христос и кесарь, апостолы и попы, и институт епископов, именующих себя Церковью, Царство Божие и государство, небесное воинство и армия со штыками, бомбами, газами и холерными эмбрионами, Церковь и политика, Евангелие и война, и смертная казнь, и виселица, и расстрелы, и гильотины, и электрические стулья; аскетизм и полнейший разнузданный материализм, святость и уличная торговля святынею, молитва и театральная церковная пышность; приношения бескровной жертвы и мракобесие исступленных в неистовом крике диаконов; проповедь слова Божия и поповские интриги, ханжество и ложная, коварная дипломатия; церковная служба и алчность, корыстолюбие священнослужителей – все это до того объединилось между собою и вросло одно в другое, что совершенно нет никакой возможности отделить одно от другого! И когда уже наступит всему этому конец?!

Молодой арестант:

– Правда победит неправду. Ничего, будем терпеть до поры до времени.

Еврей:

– Такое собрание для нас – праздник!

Молодой арестант:

– Скажите нам: вы нас еще посетите?

– Да.

– Это хорошо, – отозвались несколько арестантов.

Арестант-старец:

– У нас очень много есть вопросов для вас, но за вами уже идет надзиратель. О, как жаль…

– Друзья мои, убеждения убеждениями, а вы для меня как братья дороги. Буду часто появляться среди вас.

Арестанты поблагодарили меня, и я вышел от них и с надзирателем направился на квартиру начальника, где уже стоял обед. За обедом начальник говорил мне о том, чтобы я без местной администрации не ходил к арестантам, дабы этим я не навлек на себя подозрение со стороны прокуратуры. Я понял его мысль и сказал ему на это, что арестанты очень сдержанны и деликатны.

Через часа два после обеда арестанты собрались в церковь, где я произнес для них еще одну проповедь. Вот она в кратком виде, как и все остальные:

«Я есть воскресение и жизнь» (Ин. 11:25).

– Милые и дорогие моему сердцу узники! Сегодня утром я произнес здесь пред вами слово о необходимости искания прежде всего Царства Божия, а в остальном Сам Бог позаботится о нас (см.: Мф. 6:33). Теперь позвольте мне во имя чистой правды произнести здесь речь о том, что сущая наша жизнь, как жизнь, – только Христос и во Христе. Без Христа нет жизни. Без Христа все то, что мы называем жизнью, на самом деле, есть что-то: и жизнь, и не жизнь, бытие и небытие, реальность и нереальность. Рассмотрим все это подробно и объективно. Мы сказали, что без Христа нет жизни – и это неопровержимый факт. Для точного вскрытия этого факта мы на время вообразим себе, что Христа не было и нет. И вот теперь без Христа взглянем на жизнь и на все ее ценности. Здесь вся наша жизнь представляется нам на первых порах сплошным ужасом, царством страшной смерти. Мы чувствуем в себе непреодолимую жажду быть и жить, не теряя в себе, конечно, личного самосознания, как своего личного «я». С этим вместе мы также и чувствуем в себе и вне себя какой-то роковой, неудержимый поток безвозвратного в нас изменения всех наших чувств, всех наших стремлений, мыслей, слов и даже дел. Наконец мы сознаем, что мы смертны, что рано или поздно нас не будет, мы исчезнем и исчезнем безвозвратно, навсегда.

Если это так, если действительно жизнь человеческая не имеет в себе никакой цели, никакого смысла и т. д., то я дерзаю обратиться сейчас только к вам и спросить вас: во имя чего вы так много перенесли и доселе переносите множество всякого рода лишений, страданий и даже мученическую смерть? Во имя нового строя общественной жизни? Но разве этот новый государственный строй внесет в вашу жизнь цель и смысл вашего бытия на земле? Разве он спасет вас от всеразрушающей руки неизбежной смерти? Нет, мои друзья, не обольщайтесь и не обманывайтесь ни силою человеческого творческого ума, ни свободою человеческой воли, ни другим чем-либо, ибо не наше произведение – космическая действительность, а наоборот – мы ее жалкие и ничтожные обыватели; не она в наших руках находится в качестве глины, а она нас лепит, точно скудельный сосуд, выполняя в этом единую волю Творца-Бога. Так что безумно думать, что человек может изменить по-своему бытие мира. Итак, какое жалкое существо – человек, – и сколь жалка его жизнь без Христа! Он появился в мире и не знает, зачем он появился; он умирает, не зная, зачем умирает, и не знает, зачем он в мире живет. Все вокруг него темно, мрачно и неведомо ему. Выхода ему из этого заколдованного круга нет никакого. Полное беспросветное отчаяние! Жизнь и смерть, бытие и небытие слились для него в какой-то чудовищный самораздирающийся и самопожирающий хаос, которому нет ни имени, ни названия. Вот лицевая сторона жизни без Христа. – Не то жизнь со Христом. Жизнь со Христом вся осмысленна и целесообразна. Под Его светлыми лучами она совершенно из хаоса освобождается и не только освобождается, но и становится одним биологическим, гармоническим целым с волей Божьей. При наличии Христа она имеет в себе высший смысл. Ее цель и смысл – не только все человечество, но и всю тварь через смерть и воскресение Христа привести в вечную, бессмертную, Триипостасную, Божескую жизнь. При наличии Христа сама естественная жизнь и, как это ни странно, она в качестве орудия жалости и любви Христовых к вам, мои узники, доселе стремится стать к вам так близко, нежно, но ощутительно воздействовать на вашу совесть, оживляя в вас нравственный ваш долг перед Богом и перед ближним вашим; она во весь рост поднимает в вас упавшую религиозность. Она временами зажигает сердца ваши огнем жгучей тоски о Христе, она самыми яркими красками рисует вам ваши добрые и злые дела. Она часто подносит к вашим устам плоды добра и зла, выросшие на вашей личной воле, чтобы, вкушая их, вы осознали, что для вас полезно и что вредно, что спасительно, что пагубно.

Возлюбленные мои! Сколько вы пережили страданий, лишений, оскорблений, изгнания, сколько вы пролили слез, перенесли всякого рода стеснений, мучительных тоскливых ночей ради сей призрачной, кратковременной жизни, ничего этим ни себе, ни другим не сделавши хорошего и никому не давши никакого облегчения. О, что было бы с вами, если бы вы из всего этого пережитого и доселе переживаемого хоть бы десятую часть отдали Христу. О, тогда бы все ваше существо соткано было из одной чистой божественной радости! Тогда вы кроме блаженства ничего другого не ощущали бы в себе, тогда вы были бы сынами света, чадами Божьими, друзьями Господа, гражданами вечной жизни, наследниками бессмертия Христова. Тогда скорбь ваша превратилась бы в радость, и печаль ваша была бы вечным веселием!

(Голоса):

– Этого, только этого мы хотим!

– Это вы правду говорите? – спросил я.

– Да, сущую истину говорим вам, – ответили со слезами арестанты.

Я на половине прервал проповедь и сам с ними заплакал, так мне было их жаль.

Наступил вечер. Начальник тюрьмы за чаем жаловался мне, что его тюрьма содержит одних дармоедов, что политические арестанты свободны от всякого труда, что такой режим для них вреден, а для государства преступен. Я все время слушал его и ничего на это не отвечал. Настал ужин. Начальник спросил меня, хорошо ли я знаю губернатора Моцеевского. Я ответил, что я его очень мало знаю. От губернатора он перенесся на политические партии, спросив меня, знаю ли я их. Я сказал, что никаких партий я не знаю.

– Знаете, молодой человек, – начал говорить он мне, – вы будьте от них подальше, чего доброго они могут вас склонить на свою сторону – этот элемент очень опасный.

– Господин начальник, я ценю не идеи, а личность человеческую, – сказал я.

– Так-то так, однако я прошу вас – будьте от них подальше.

– Подальше быть от них я не могу, ибо я послан только к ним, – ответил я.

– Вы сегодня были у них, они наверно о политике с вами говорили, – с деланной, но плохо скрытой улыбкой произнес начальник эту фразу.

– Они меня учили, как жить по-христиански, – ответил я.

– По-христиански?! – удивленно возразил начальник.

– Да, – сказал я.

Начальника тотчас попросили в тюрьму. Я остался один с тяжелой думой. Я думал: начальник этой тюрьмы для меня лично может быть человеком очень опасным. Да он другим и не может быть. Жаль арестантов… люди… христиане… Я лег спать. Сна нет. Думы, думы… К утру уснул.

Проснулся уже часов в восемь. Напился чаю, снова – в церковь, снова – речь. Теперь я говорил о необходимости веры во Христа. Кончилась речь. Местный священник отслужил благодарственный молебен, и я в два часа дня отправился в тюрьму на Нерчинский завод. Здесь начальник более искренний и добросовестный. В день моего приезда я не мог собрать арестантов, ибо было уже поздно. На следующий день, напившись чаю, я отправился в тюрьму, и здесь в одной из палат были собраны все арестанты, где я произнес следующее слово:

«Это Я, не бойтесь» (Мф. 14:27).

– Превозлюбленнейшие узники! Позвольте мне обратиться к вам и сказать вам в утешение несколько слов.

Однажды Христос во время Своей земной жизни, как Сущий Бог, чудесным образом накормил пятью хлебами и двумя рыбами пять тысяч человек, кроме женщин и детей. (Можно думать, что вместе взятых с женщинами и детьми Он накормил около двадцати тысяч, ибо естественно, что здесь женщин и детей сравнительно с мужчинами в два-три раза было больше). Наступил вечер, наступила и ночь. Тогда Христос говорит Своим ученикам, чтобы они немедленно сели в лодку и переправились на противоположный берег. Они так и сделали. Иисус остался с народом. Потом, отпустив от себя весь народ, Он до полночи оставался один, предаваясь Богосыновней Своей молитве к Отцу Своему Небесному. В это время разразился большой ветер. В час или два ночи Иисус вслед за Своими учениками пошел пешком по морю. Море свирепо бушевало, страшно волновалось, зловеще шумело. Волны одна другую безжалостно погребали в себе. Ученики были в страшной тревоге от шумящего бушуего моря. Им казалось что сама смерть яростно несется на них, чтобы потопить их. Что они в это время переживали в себе самих – одному Богу известно. Вдруг они видят сквозь густой, нависший над ними смертельный мрак какой-то приближающийся к ним шаровидный Свет, щедро разбрасывающий от себя во все стороны свои нежные лучи. Они испугались, им казалось, что они видят уже предсмертные призраки. «Кончено, – думали они, – мы погибаем, смерть под разными видами манит нас к себе». Шаровидный свет все быстрее и быстрее настигает их. Вдруг из этого чудесного света ярко вырисовывается силуэт человека. Апостолы от ужаса даже вскрикнули. Но вот они слышат мягкий, ласковый и бодрящий их дух голос: «Ободритесь, это Я, не бойтесь». Иисус уже в лодке. Ветер утих.

Милые мои узники! Заметьте себе и раз и навсегда запомните, что там, где нет Христа, там всегда и везде полно смертельной опасности, там вся окружающая человека среда становится бурлящим морем смерти, там волны страстей, соблазнов мира сего со зловещим шумом и адским визгом свирепо нападают на человека и с невообразимым злорадством устрояют ему погибель. Там все становится скрытой западней смерти для жизни человека. Там нет даже и проблеска спасения, там смертельное отчаяние густой нависшей тучей реет над душой человека. Там всякие земные блага, все ценности мира сего, вся полнота естественной жизни становятся одними средствами страшной погибели. Там небо и земля становятся адом. Здесь я хочу остановиться. Я хочу сию же минуту посмотреть на вас и только на вас. Я хочу спросить вас, нет, скажу правду, мне тяжело и смотреть на вас, и спрашивать вас (арестанты плачут), мне хочется знать, что вас привело сюда? сюда, в эту тюрьму, в эту железную клетку, сюда, на эту каторгу? Я спрашиваю вас: что привело вас сюда? Присутствие ли с вами Христа или, страшно сказать, Его Божеское отсутствие?

Раздались рыдающие голоса:

– Последнее!

Вслед за этим все арестанты грянули в один голос:

– Последнее!

– Да, мои возлюбленные, только одно отсутствие Христа в вашей жизни, да, оно одно привело вас сюда. Теперь, когда вы сказали, что «последнее», я хотел бы, чтобы вы все своею мыслию перенеслись в свое прошлое. Я хотел бы, чтобы вы сами себя проверили воспоминанием всей вашей прошлой пережитой жизни, я хотел бы, чтобы вы вспомнили все моменты самого зачатия в вас того или другого порока, того или другого преступления, той или другой страсти; я хотел бы, чтобы вы мысленно проследили свой рост, самое развитие тех главных пороков, тех ужасных преступлений, которые лишили вас присутствия с вами Господа, и, лишив вас Христа, они всю вашу жизнь сделали для вас самым страшным свирепейшим морем ваших страстей, волны которого так безжалостно оторвали вас от Христа, от вашей родины, от родителей, от жены, от детей, лишили вас свободы и даже, что ужасно, они ввергли вас на каторгу! О, эти страсти, страсти человеческие! Они, действительно, точно волны мятежного бурного моря, соперничая одна перед другой, стремятся окончательно погубить вас!

Братья мои, возлюбленные мои! Мысленно проверив себя и не найдя с собою, в своей жизни Господа, оглянитесь же хоть теперь вокруг себя тем же самым мысленным оком, посмотрите: нет ли возле вас в сию минуту какого-нибудь света? не вырисовывается ли из этого света живой Лик, светлый Лик Господа?

– Хотим исправиться! – вдруг раздался хриплый плачущий голос арестанта.

– О, слава Тебе, Господи! – воскликнул я от радости. – Ты уже и здесь, здесь Твое присутствие ощущают и эти меньшие братья, находящиеся в тюрьме. Твои стопы и здесь шествуют по бурному морю их тяжелой каторжной жизни! Узники мои, ободритесь, не отчаивайтесь в своих грехах: Светоносный Христос приближается к вам, Он хочет быть с вами, Он хочет облегчить страдания ваши, Он хочет прежде всего снять тяжелые кандалы ваших преступлений с совести вашей. Он хочет даровать вам свободу от страстей, пороков и преступлений ваших, Он с вами! Поклонитесь же Ему, как своему Спасителю и Господу и раз навсегда будьте с Ним и никогда не разлучайтесь – и вам будет хорошо и радостно. От Его присутствия ваши души будут переполнены одним небесным миром, одним спокойствием, одною любовью друг ко другу!

– Очень уж мы грешны! – снова раздались голоса арестантов.

– Там, где Христос, нет места греху. Тот, кто со Христом, того объемлет одна святость; тот, кто смиренно склоняет свое сердце к стопам Господа, тот освобождается от своих прежних грехов, и рука всепрощающей любви Господней очищает и даже совершенно смывает с него все застарелые, заскорузлые хронические пятна его прежних беззаконий. Одно желательно – чтобы вы приняли Его в ладью вашего сердца. Приняв Его в себя, вы тотчас сами непосредственно услышите всеобнадеживающий и всеободряющий Его голос, обращенный к каждому из вас: «Это Я, не бойтесь!»

Этими словами я закончил свое слово.

Я уже начал уходить, как вдруг один арестант лет семидесяти пяти пал к моим ногам и горькими словами воскликнул:

– Друг наш! Неверие душит меня, убеди меня ради спасения моей души – есть ли Бог? Бог ли Христос? Хочу верить, а веры-то и нет у меня!

Я поднял его и сказал ему:

– Соберитесь часа через два сюда, в эту палату, и я по поводу этого буду с вами говорить.

Все арестанты с радостью приняли мое предложение.

Пришло назначенное время. Арестанты все были в сборе. Пришел и я к ним в сопровождении начальника, помощника, надзирателей и местного священника. Я попросил заявившего мне о своем неверии в Бога старца-арестанта, чтобы он ближе всех стоял ко мне, ибо он от старости немного был глуховат.

Начал я со следующего:

– Дорогие мои узники, вы пожелали, чтобы я убедил вас в существовании Бога. Задача для меня больше, чем трудная. Я еще летами юн, опыта у меня религиозного пока мало. Но что знаю об этом предмете и как умею, так и буду вам говорить о нем. Хорошо?

Арестанты молчаливо кивнули своими бритыми головами в знак своего согласия со мной.

– Бог, – начал я, – является нашему сознанию в своей идее о Нем… Прирожденна ли эта идея о Боге нам или она создается в нас оттого, что мы всегда соприкасаемся с вездеприсутствием Божиим, точно водоросли или медуза соприкасается с водной стихией, или сама природа, заключенная в нашу индивидуальность, является по самой своей сущности в себе онтологическим свидетельством о своем Творце, или, наконец, то и другое вместе порождают в нас идею о Боге. Так что человек со всех сторон и внутри себя самого убедительнейшим образом чувствует разумное бытие Надмирного Существа… и чувствует он Его не как какую-нибудь часть мира или совокупность всех частей или сил мира, наоборот, он чувствует это Надмирное в себе и вне себя Существо как самосознательное… самосознаваемое… всеведующее… свободное… всемогущее… волевое… Существо… Поскольку человек чувствует в себе и вне себя таковым Бога, постольку он своими чувствами осознает Его вне времени и пространства… а поскольку он таковым осознается человеком… постольку Он осознается им как всетворческий, Благий Дух; поскольку Он как всетворческий, Благий Дух, постольку Он является весь разумом; а поскольку Он является таковым, постольку он более нежели самобытен по своему существу, более нежели безначален, постолько Он является Сам по Себе и более нежели бесконечен; а посколько Он Сам по Себе таков, то это значит, что Он более чем Дух и Дух Триипостасный, а если Он таковой, то из всего этого вытекает то, что Он более чем Триипостасный, а поскольку Он, наконец, таков по самой своей сущности, постолько Он бесконечно выше всякого определения и т. д. Что может быть ручательством для нас в этом? Ручательством для нас в этом не только может быть, но и есть, во-первых, уже известная нам всеобщая принудительная идея о Боге, которая является в нас не только голосом всего нашего существа, но и через нашу индивидуальность – голосом всей мировой действительности, свидетельствующим о существовании более чем Самобытного, Самосущего Творца Бога, сотворившего все и промышляющего о всем. Во-вторых, какая бы ни существовала в мире идея и, в частности, идея о Боге, она непременно не только имеет присущую ей свою действительную или духовную, или, наконец, чисто абсолютную Божескую реальность, но она, как таковая, в качестве отчематеринства порождает собою свою присущую ей идею! Поэтому идея о Боге является более чем истинной. В-третьих, сама мировая гармония, возвышающаяся над мнимо разрозненными частями мира и приводящая их в многоединое, стройное целое, говорит о том, что мир создает в себе царящую над ним гармонию тремя способами: либо он самобытен и автономен, либо он механистичен, либо, наконец, он совершенно органичен сам в себе. Допустим, что мир самобытен и автономен. Если таков сам по себе мир, то каким образом самобытный и автономный мир из себя самого создает идею о Боге, как о Надмирном, Безначальном и Бесконечном Существе? Каким образом он весь из себя создает абсолютное отречение от себя самого во имя своего надмирного, неоднородного себе самому Творца Бога? Кроме всего этого, откуда же в этом самобытном мире порождается жгучее самопроклятие с невообразимою жаждой выйти из себя самого и перенести все свое бытие в объятия бытия Божия, неединосущного Себе Самому? Если, действительно, мир самобытен и автономен по своему существу, то он кроме себя самого никого и ничего не должен знать и ни к чему другому, помимо его самого, не должен с тоской стремиться, ибо ведь кроме него никого и ничего другого для него нет. Вот логика такого существования мира. По существу говоря, мир в своем существовании такую логику не признает, он в своей жизни знает другую логику, логику онтологического доказательства бытия Божия, Надмирного Бога, к Которому, по существу, он сам внутренне влечется.

Мир механичен. Если да, то он уже одни этим молчаливо вводит в себя надмирного Механика-Бога, как Сверхразумного Творца и Промыслителя обо всем сущем, ибо какая бы ни была механика, она без Механика надмирного, творческого разума абсолютно немыслима.

Мир, как органическое целое. Органический мир, как и механистический, непременно вводит в мир не-слепые случайные силы, а живой всетворческий, промышляющий, совершенствующий, выращивающий и систематизирующий, Всебожеский Сверхразум, который в самом предшествующем мировом единстве космического многообразия запечатлеет собственный образ Своего Божеского единства, который является для всего такового мира его биологическою причиною и завершением всей его полноты в нем.

В-четвертых, в качестве доказательства существования Бога является то, что вся космическая сущность представлет из себя одну сплошную, как в целом, так и в частях, абсолютную целесообразность. Такая космическая целесообразность прямо свидетельствует о преднамеренной, творческой, разумной, духовной, сверхличной личности властвующей и промышляющей о мире.

Прямое свидетельство существования надмирного сверхличного Бога – это всеобщий нравственный закон, обьемлющий собою всю сущность личности человека. Главный орган, выявливающий собою этот чудесный закон в нас – совесть наша, – категорически различающий в нас добро от зла и всегда оправдывающий первое и осуждающий последнее. Мало того, этот закон в нас настолько силен, что часто для примирения человека с собою требует от него жертвы – самую жизнь человека – и последний из-за своего долга перед ним с радостью жертвует для него своей жизнью. Это о чем говорит? Не говорит ли это о безусловной обязанности не только человека, но и всей космической твари исполнять волю того Надмирного, Всеведающего и все Собою наполняющего Существа – Бога, – на страже которой поставлена наша совесть.

Кроме сего естественного богооткровения, мы имеем еще свидетельства относительно существования Бога: это закон и пророки, или богооткровение в Ветхом Завете. Итак, из всего этого видно, что Бог не только есть и существует, но Он бесконечно более, чем есть и существует.

Теперь коснемся божественности Христа. Я скажу: ручательством божественности Христа служит практическое переживание Евангелия. Другими словами: самое прямое и вернейшее доказательство божественности Христа – это исполнение воли Господа и искреннейшая жизнь только по Евангелию. Другого более прямого и верного доказательства божественности Христа нет и не будет. Личный же опыт, свидетельствующий о бытии Божием и, в частности, о Христе, как о Воплощенном Боге Слове, – это бесчисленные плоды духа, порождаемые самым результатом веры в Бога и любви к Иисусу Христу; они суть: святость, радость, чистота сердца, богосыновность, совершенная обновленность, богоподобность и т. п.

Я закончил.

– Ах, Боже мой, как же я этого не знал, а ведь я по образованию-то юрист, – сказал мне старец-арестант. – Да ведь вот какое дело-то, тут надо думать об этом, а мы совершенно не думаем.

После этого арестанты подняли большой шум, свободно и удивленно говоря между собою. Один после нескольких слов начал осуждать учителей, другой – священников, третий – родителей, четвертый – общество. В палате стоял гул. Я, простившись с ними, вышел.

Вечером около седьмого часа я получаю записку, в которой они просят, чтобы я завтра привел им пророческие сказания о Христе. Я и на это дал им свое согласие. Часов в девять пришел ко мне старший надзиратель и, улыбаясь, говорил:

– Господин проповедник, о, что сейчас происходит в тюрьме! У них сейчас такое оживление, что как будто все они собираются домой!

Я был рад такому интересу их к слову Божьему.

На следующий день в десять часов утра мои арестанты были уже все в сборе. Придя к ним, я сразу заметил, что все они в каком-то духовном настроении, у всех их лица сеяли радостью.

– Ну, мои дорогие узники, сейчас я приступлю к исполнению вашего желания. Но прежде чем приступить к нему, да будет мне позволено сделать на сей счет маленькое вступление, ибо самое ветхозаветное пророчество о Христе вытекает с должною необходимостью из существования только лишь Личного Надмирного Бога, что я вчера вам и доказывал.

Итак, к делу. Откровение Божие, т. е. Сам Бог через откровение Ветхого и Нового Завета, говорит о Себе Самом, как Триедином Боге, т. е. имеющем в Себе Самом Три Лица. О единстве Божества Ветхий Завет говорит так: «Господь Бог наш, Господь единый» (Втор. 6:4–5). Новый же Завет устами Самого Христа также называет Бога единым: «Да знают Тебя, единого истинного Бога» (Ин. 17:3). Божество, кроме единства своего, имеет в Себе еще и Три Лица. Ветхий Завет об этом говорит так: «И сказал Бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему… И сказал Господь Бог: вот Адам стал, как один из нас, зная добро и зло» (Быт. 1:26; 3:22). Здесь глагол «сотворим» и местоимения «нашему», «из нас» стоят во множественном числе; а это указывает не на множественные свойства Божеского единства, а только на Три Лица в Божестве.

Новый же Завет говорит определеннее, он говорит, что в единстве Божества есть только Три Личности: «Итак, говорит Христос Своим ученикам: идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28:19), «Я и Отец одно» (Ин. 10:30), «Я пошлю вам от Отца Духа истины, Который от Отца исходит» (Ин. 15:26). Здесь мы сделаем с вами маленькую остановочку. Дело в том, что вчера в доказательствах о Боге мы между прочим сказали, что Бог не только промышляет о Своем создании, но все, что в качестве Его твари вышло из Его рук, Он, по неизреченной Своей благости, преднамеренно ведет все Свое создание, весь мир к предназначенной цели, а именно – к спасению. Для этого-то Вторая Личность Святой Троицы и берет на себя обязанность спасти всю тварь, начиная с разумной человеческой твари, которая и является связующим, биологическим узлом двух сторон мира: духовной с мирофизической, а также и самым началом спасения всей твари. Я сказал «началом спасения всей твари», да, ибо Вторая Ипостась Святой Троицы, Бог Сын, принял на Себя человеческую природу и воплотился в нее, о чем Моисей и пророки говорили так: «Семя жены сотрет главу змия» (Быт. 3:15), «не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не придет Примиритель и Ему покорность народов». (Быт. 49:10), «Вижу Его, но ныне еще нет, зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля» (Числ. 23:17). «Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня воздвигнет тебе Господь Бог – Его слушайте. Я воздвигну им пророка из среды братьев их такого, как ты и вложу слова мои в уста Его и Он будет говорить, что Я повелю Ему. И кто не послушает слов моих, которые (Пророк тот) будет говорить моим именем, с того Я взыщу» (Втор. 18:15–18). «Сын Мой, Я ныне родил Тебя» (Пс. 2:12). «Се, Дева во чреве приимет и родит Сына и нарекут имя Ему Еммануил. Он будет питаться молоком и медом, доколе не будет разуметь отвергать худое и избирать доброе» (Ис. 7:14–15). Последние слова: «разуметь отвергать худое и избирать доброе» говорят об абсолютной святости и бесгрешности Богомладенца Христа. Новозаветное же Евангелие в лице Иоанна Богослова так говорит о Второй Ипостаси Святой Троицы: «В начале (в Самом Триедином Божестве) было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога (в самой Его единосущности в Нем). Все через Него начало быть и без него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь и жизнь была свет человекам. И слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца» (Ин. 1:1–4, 14). «Я от Бога исшел и пришел» (Ин. 8:42).

Здесь мы остановимся с вами и посмотрим на самую суть пророчества и спросим себя самих: что оно из себя представляет? По-нашему, оно представляет из себя, во-первых, само реальное ощутительное присутствие Бога прежде всего в самой космической жизни всей твари и, в частности, в истории всего человечества, во-вторых, оно же представляет из себя всеобьемлющую неотложную личную, живую волю Божию в делах рук Своих; в-третьих, оно очень ярко представляет из себя живое действительное присутствие промышления Божия о мире; в-четвертых, оно есть свободное вторжение Бога в самую космическую историю бытия всего сущего, руководя и наставляя всю тварь на путь блага. И пятое – она есть предвосхищение неотменного решения – воли Божией, тех или иных планов Божеских в мировой истории. А все это сводится к одному: что Бог не только есть, но сверх, чем есть, Он больше чем существует и Он о Своем сотворенном мире всегда промышляет, устрояя ему спасение в Самом Себе и через Самого Себя.

Теперь наступает такой момент, когда мы молчаливо должны себя самих спросить: если таково само по себе пророчество, то оно, как таковое, действительно ли и точно ли исполнилось только над одним Христом! С полною решительностью и дерзновенною смелостью скажем: да, действительно и точно оно исполнилось только над одним Христом! На первых страницах Библии сказано, что семя Жены сотрет главу змия (Быт. 3:15). Здесь не упоминается о семени мужчины; а это значит, что пророчество это относится только к бессеменному зачатию Девы Марии, которая зачала Христа от Духа Святого (Мф. 1:18; Лк. 1:35). Христос рождается от чистой девственной Девы, о чем Исаия пророк предвозвещает: «Се, Дева во чреве приимет и родит Сына и нарекут Ему имя Еммануил, что значит: С нами Бог» (Ис. 7:14). Христос по пророчеству должен родиться в Вифлееме иудейском: «И ты, Вифлеем, земля Иудина ничем не меньше воеводств иудиных, ибо из тебя произойдет Вождь, Который упасет народ мой Израиля» (Мих. 5:2). Христос действительно родился в Вифлееме иудейском. Иаков, благословляя перед смертью своих двенадцать сыновей, пророчески предвозвещает, что не отойдет скипетр от Иуды и Законодатель от чресл его, доколе не придет Примиритель и ему покорность народов» (Быт. 49:10). Из этого пророчества видно, что Христос должен родиться тогда, когда в Иудее прекратится чистая иудейская династия царей. Пророчество это сбылось точно. После того, как последний Маккавейский потомок Гиркан был убит, воцарился над Иудеей идумеянин Ирод Великий. И вот во дни его царствования родился Христос (Мф. 2:1). Пророк Даниил (гл. 9) говорит о семидесяти седмин, он с математической точностью предсказал, что с момента последования приказа царя Артаксеркса об освобождении народа иудейского и до окончательного его рассеяния по всему лицу земли пройдет ровно 490 лет. За это время последуют шесть событий в истории этого народа: 1) самый приказ об освобождении евреев из плена; 2) постройка разрушенного города и храма; 3) появление Мессии Христа (Святого Святых) и казнь Его; 4) прекращение жертвоприношения; 5) запечатление пророчеств и затем разрушение храма, опустошение города римскими легионами и рассеяние иудеев.

Христос родился, как мы думаем, в 749 году, Ирод же умер в 750 г. от построения Рима. На эту дату падает и пророчество Даниила о времени рождения Христа в мир. Теперь сбылось и пророчество Валаама, сына Веорова: «И восстает жезл от Израиля (Числ. 24:17). Ибо Христос, действительно, является на смену земных царей иудейских уже Царем сверх чем духовным, Царем божеской небесной, невообразимой, абсолютной святости, чистоты, непорочности и безгрешности, о чем архангел Гавриил и возвестил Деве Марии: «И даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и царству Его не будет конца» (Лк. 1:32–33). Исполнилось теперь и следующее пророчество Исаии: «Ибо Младенец родился нам; Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира» (Ис. 9:6) Сбылось пророчество его и о том, что Богомладенец Христос будет в Египте, об этом Исаия так предрек: «И Господь явит Себя во Египте» (Ис. 19:21). И Он, действительно, от преследовавшего Его Царя Ирода бежал со Своею Матерью в Египет: «Се, Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет и будь там, доколе не скажу тебе; ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его. Он встал, взял Младенца и Матерь Его ночью и пошел в Египет. И там был до смерти Ирода, (и здесь снова пророчество сбылось над Христом) да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта вызвал Сына Моего (Ос. 11:1). Действительно, Христос со Своею Матерью и с мнимым Своим отцом Иосифом вернулись из Египта и, пришед, поселились в городе, называемом Назарет, да сбудется реченное через пророка, что Он Назореем наречется (Мф. 2:23)

Теперь перейдем к Иоанну Крестителю. Он назван у пророка ангелом: «Я посылаю Ангела Моего перед Тобою» (Мал. 3:1). Он назван «гласом вопиющего в пустыне»: «Глас вопиющего в пустыне; приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стязи Ему. Всякий дом да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся, и неровные пути сделаются гладкими. И узрит всякая плоть спасение Бога» (Ис. 40:3–4). Он также назван и Илией Фесвитянином: «Вот Я пошлю к вам Илию пророка перед наступлением Дня Господня, великого и страшного. И он обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их, чтобы Я, пришедши, не поразил земли проклятием» (Мал. 4:5–6).

О нем в Новом Завете и сам Ангел Господень, явившийся Его отцу Захарии, возвещает все то, что говорили о нем пророки: «Не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя, и жена твоя Елисавета родит тебе сына и наречешь ему имя: Иоанн. Он будет велик пред Богом; не будет пить вина и сикера, и Духа Святого исполнится еще от чрева матери своей. И многих из сынов Израилевых, обратит к Господу Богу их. И предыдет пред ним в духе и силе Илии, чтобы возвратить сердца отцов детям и непокорливым образ мыслей праведников, дабы представить Господу народ приготовленный» (Лк. 1:13–17).

Пророчество о Нем идет дальше, оно предвосхищает и всю Его общественную деятельность: «Дух Господень на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим, послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное» (Ис. 61:1–2). Иисус в один из дней своей мессианской деятельности это пророчество Сам прочел пред всей синагогой, а все слышавшие это Исаии пророка свидетельствовали, что оно только к Нему и относится, а не к кому другому. И все засвидетельствовали Ему и дивились словам благодати, исходившим из уст Его (Лк. 4:22). Пророк Исаия говорит о самом безгрешном характеР. Х.иста: «Се, Отрок Мой, Которого Я избрал, возлюбленный Мой, Которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него и возвестит народам суд; не воспрекословит, не возопиет, и никто не услышит на улицах голоса Его. Трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит, доколе не доставит суду победы. На Имя Его будут уповать народы» (Ис. 42:14). О том же самом своем святейшем, богочеловеческом характере уже и Сам Иисус говорит так: «Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11:29); «Кто из вас обличит Меня в неправде?» (Ин. 8:46). Пророк Исаия говорит о Христе, как о единственном Чудотворце: «Он взял на Себя наши немощи и понес болезни» (Ис. 33:4). То же самое говорят о Христе и Евангелисты: «И ходил Иисус по всей Галилее, уча в синагогах их, проповедуя Евангелие Царствия и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях. И приводили к Нему всех немощных, одержимых различными болезнями и припадками и бесноватых, и Он исцелял их» (Мф. 4:24–25); «При наступлении же вечера, когда заходило солнце, приносили к Нему всех больных и бесноватых. И Он исцелял многих, страдавших различными болезнями, изгнал многих бесов и не позволял говорить, что они знают, что Он Христос» (Мк. 1:32–34). «И весь народ искал прикасаться к Нему, потому что от Него исходила сила и исцеляла всех» (Лк. 6:19). Пророки предвозвестили о Христе, даже о том, что Он будет говорить людям только притчами: «отверзу в притчах уста мои; изреку сокровенное от создания мира» (Ис. 17:2). Об этом и Евангелие свидетельствует: «Иисус говорил народу притчами и без притч не говорил им» (Мф. 13:34). Пророчество о Христе идет дальше. Оно говорит и о Его царственном въезде в Иерусалим на осле, об изгнании из храма продающих и покупающих; о детях, кричавших Христу: «Осанна Сыну Давидову»: «Не бойся, дщерь Сионова! Се Царь твой грядет, сидя на молодом осле». (Зах. 9:9). «Дом Мой домом молитвы наречется, а вы сделали его вертепом разбойников» (Ис. 56:7; Иер. 7:11). «Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу» (Пс. 8:3). Пророчество говорит еще и о том, что все чудеса Христа и все Его божеское учение ожесточит многих иудеев против Него: «Да сбудется слово Исаии пророка: Господи! Кто поверил слышанному от нас? И кому открылась мышца Господня? Народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами ви не уразумеют сердцем и не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Ис. 6:10). «Столько чудес сотворил Он пред ними и они не веровали в Него» (Ин. 12:37). «И когда приблизились к Иерусалиму и пришли в Виффагию к горе Елеонской, тогда Иисус послал двух учеников, сказав им: пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязавши, приведите ко Мне. Ученики пошли и поступили так, как повелел им Иисус. И привели ослицу и молодого осла и положили на них одежды свои, и Он сел поверх их. Множества же народа постилали свои одежды по дороге; народ же предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! Благословен грядущий во имя Господне! Осанна в вышних! И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме и опрокинул столы меновщ иков и скамьи продающих голубей и говорил им: написано: дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников. Видевши же первосвященники и книжники чудеса, которые Он сотворил и детей, восклицающих в храме и говорящих: осанна Сыну Давидову! вознегодовали» (Мф. 21:1–2, 6–7, 9–10, 12, 15).

Сейчас мы с вами подходим к Голгофе Христа, о которой тоже предвозвещает пророчество ветхозаветных пророков: тогда сбылось реченное через пророка (в Евангелии – Иеремию, следует же – Захарию: «И они отвесят в уплату мне тридцать Серебрянников и бросил их в дом Господень для горшечника» (Зах. 11:12–13). «Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы мне дадите и я предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников» (Мф. 26:14–15). Перед нами выступает в ярких красках пророчество Исайи о крестной смерти Господа: «(Господи!) кто поверил слышанному от нас и кому открылась мышца Господня? Ибо Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что не ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъявлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали как овцы, совратились каждый на свою дорогу; и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно, и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание и, как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст своих. От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит? Ибо Он отторгнут от земли живых; за преступления народа Моего претерпел казнь. Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребен у богатого, потому что не сделал греха и не было лжи в устах Его. Но Господу угодно было поразить Его и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его. На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством; через познание его Он Праведник, Раб Мой, оправдает многих, и грехи их на Себе понесет. Посему Я дам Ему часть между великими, и с сильными будет делить добычу за то, что предал душу Свою на смерть и к злодеям притчен был, тогда как Он понес на Себе грех многих и за преступников сделался ходатаем» (Ис. 53). Пророчество это во всех деталях сбылось в точности только на одном Христе: «Христос был взят воинами: тогда воины и тысяченачальники и служители иудейские взяли Иисуса и связали Его. Один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке» (Ин. 18:12, 22). «И закрывши Его, ударяли Его по лицу» (Лк. 22:64). «Некоторые начали плевать на него и, закрывая Ему лицо, ударять Его и говорили Ему: прореки. И слуги били Его по ланитам» (Мк. 14:65–66). «Тогда плевали Ему в лицо и заушали Его, другие же ударяли Его по ланитам» (Мф. 26:27). «Ирод со своими воинами, уничижив Его и посмеявшись над Ним, одел Его в светлую одежду и отослал обратно к Пилату» (Лк. 23:11). «Пилат взял Иисуса и велел бить Его. И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и одели Его в багряницу и говорили: радуйся, Царь Иудейский, и били Его по ланитам» (Ин. 19:1–3). «Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на него весь полк и, раздевши Его, надели на Него багряницу и сплетши венок из терния, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость, били Его по голове» (Мф 27:27–30). После всего этого Его осудили на крестную смерть. Иисуса повели на распятие с крестом на плечах. Пророчество говорит о Христе, что Он будет к злодеям причтен (см.: Ис. 53:12). Это пророчество сбылось только на одном Христе, ибо с Ним распяли двух разбойников, одного по правую, а другого по левую сторону Его (см.: Мк. 15:27). Пророчество гласит: «Об одежде моей бросали жребий» (Пс. 21:19). Об одежде Христа действительно бросали жребий (см.: Мф. 27:35). Пророчество о Христе вещает: «Все видящие Меня ругаются надо Мною, говорят устами, кивая головою: Он уповал на Господа, пусть избавит Его, пусть спасет Его, если Он угоден Ему» (Пс. 21:8–9, 17). Действительно, когда был распят Христос, то проходящие злословили Его, кивая головами своими, говоря: разрушающий храм и в три дня созидающий, спаси Себя Самого. Если Ты Сын Божий, сойди с креста. Подобно и первосвященники с книжниками и фарисеями, насмехаясь, говорили: «других спасал, а Себя Самого не можешь спасти. Если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста и уверуем в Него. Уповал на Бога, пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему». Также и разбойники, распятые с Ним, поносили Его. Пророчество говорит: «пронзили руки и ноги Мои» (Пс. 21:17). Евангелие говорит о Христе: там распяли Его (Ин. 19:18). Пророчество предвозвещает о Христе так: «и дали Мне в пищу желчь и в жажде Моей напоили Меня уксусом» (Пс. 68:22). Евангелие о распятом Господе нашем Иисусе Христе говорит: также и воины ругались над Ним, подходя и поднося Ему уксус (Лк. 23:36). Пророчество устами Давида царя говорит: Боже мой, Боже мой, зачем Ты меня оставил (Пс. 21:11). Действительно, умирая на кресте, Иисус эти же самые пророческие слова Он во всеуслышание произнес: «Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?!» (Мф. 27:46). Пророчество говорит: «Ему назначили гроб со злодеями но Он погребен у богатого. Потому что не делал греха и не было лжи во устах Его» (Ис. 93:9). Действительно, Христа кладут во гроб богатого человека, в котором еще никто не был положен (см.: Ин. 19:41). О Христе пророчество говорит, что Он воскреснет и что ад невластен будет удержать душу Его и что тело Его не подвергнется тлению. «Ныне Я восстану, – говорит Господь, – ныне поднимусь, ныне вознесусь» (Ис. 93:10). «Ибо Ты не оставишь души Моей во аде и не дашь Святому Твоему увидеть тление» (Пс. 15:10). «Да воскреснет Бог и расточатся враги Его» (Пс. 67:1). «Воскресни, Боже, суди земли, ибо Ты наследуешь все народы» (Пс. 81:1). О Вознесении Господа тоже пророчество говорит: «Наклонил Он небес а и сошел, и мрак под ногами Его. И возсел на херувимах и полетел и понесся на крыльях ветра» (Пс. 170:11). «Поднимите, врата, верхи ваши и поднимитесь, двери вечные, и войдет Царь славы» (Пс. 23:7). «Вознесись, Господи, силою Твоею; мы будем воспевать и прославлять твое могущество» (Пс. 20:14). Действительно, Христос воскрес и вознесся на Небо (Мф. 28; Мк. 16; Лк. 24; Ин. 20:21; Деян. 1:1–11). После сего нелишне сказать и следующее, что все пророчества всех пророков, начиная с патриархов Моисея и других пророков, в абсолютном совершенстве сбылись только лишь на одном Иисусе Христе, как Единородном Сыне Божием. Узники мои! Как бы кто не говорил о Христе, а Он действительно есть Сущий Бог! Ибо только об одном Боге и могут быть такие Божеские пророчества, и только Первая и Третья Ипостаси Святой Троицы и могли так за тысячу пятьсот лет предвозвестить через пророков все то, что должно совершиться в лице Второй Ипостаси Святой Троицы, Бога Логоса; свершилось все это со Христом в предвозвещенное пророками время. Да иначе и быть не могло! Стоит только беспристрастно посмотреть на Христа, как тотчас все существо человеческое невольно преклонится пред Ним и скажет словами ученика Его Фомы: Господь мой и Бог мой! Да, Он точно Господь и Бог. Бог по самой Своей в Себе сущности есть сверх чем одна благость, и Христос по самой в Себе сущности есть сверх чем одна благость. Божеская сущность Сама по Себе больше чем одна любовь, и Христос также Сам по Себе бесконечно больше, чем самая любовь. Божество – одна абсолютная, всесвятейшая безгрешность, и Христос – одна абсолютная безгрешность! Божество все есть свет, и Христос весь есть свет! Божество все есть одно всетворческое всемогущество, и Христос есть одно творческое всемогущество. Божество – всеведение и всевидение, и Христос – всеведение и всевидение! Божест во – одно милосердие, и Христос – одно милосердие! Божество – одна премудрость, и Христос – одна премудрость.

Христос Сам лично относительно Себя бросил всему миру вызов: «Кто отречется от Меня перед людьми, отрекусь от того и Я перед Отцом Моим. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, недостоин Меня. Потерявший душу свою ради Меня, сбережет ее» (Мф. 10:33, 37, 39). «Все предано Мне Отцом Моим, и никто не знает Сына кроме Отца; и Отца не знает никто кроме Сына и кому Сын хочет открыть» (Мф. 11:27). «Отец мой доселе делает и Я делаю, Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца Творящего, ибо что он творит, то и Сын творит также. Ибо как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет кого хочет. Дабы все чтили Сына, как чтут Отца. Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную. Истинно, истинно говорю вам… когда мертвые услышат Сына Божия и, услышавши, оживут. Я есмь Хлеб жизни. Я сошел с небес… Кто жаждет, иди ко Мне и пей. Я свет миру… Я от вышних… Я от начал сущий… Кто из вас обличит Меня в неправде? Кто соблюдает слово Мое, тот не увидит смерти во веки. Прежде, нежели был Авраам, Я есмь… Я и Отец одно» (Ин. 6:17, 19, 21, 23–25, 35, 38, 41; 7:37; 8:12, 23, 25, 46, 51, 58; 10:30). Эти и подобные слова Господа, брошенные им всему миру в качестве вечного вызова, и вот уже почти две тысячи лет, как они находятся в мире, и последний не только ничего не возражает против них, но он даже рабски принял их, как самую для него сверх чем сущую истину, о которой он даже и боится что-нибудь противное и подумать! Совершенно было бы другое дело, если бы кто другой, кроме Иисуса Христа, произнес о себе хотя бы только десятую часть подобных слов – и мир давно бы его смешал со своими плевками, он заклеймил бы его, как самого последнего сумасшедшего, дегенерата, достойного только одного снисходительного вечного забвения. Критике, различению истины от лжи не приходится учить мир. Он более, чем кто-либо, знает, что такое истина и что такое ложь. Потому-то он против Христа ничего доселе не возражает и никогда не может ничего возразить. Правда, на протяжении всей истории христианства некоторые исключительные личности по своему гордому уму и дерзкой воле восставали против Христа (Ницше), да и то не лично против Него, а скорее, против Церкви, иерархии, и только. Но если они и касались косвенно Иисуса, то этим они только укрепляли Божеский авторитет Господа! Действительно, надо сознаться, что Христос является сверх чем чудом истории. Он один только и движет историей всего человечества. Он один только и ведет весь мир к его высшей цели. Он один только и властен освободить совесть грешника от тех грехов, которые, как кандалы, лежат на ней. Только к Нему одному молитвенно вот уже две тысячи лет и протягиваются руки страдальцев всей земли (арестанты всхлипывают), только к Нему одному и несутся молитвы детей и взрослых, и сирот, и вдов, и больных, и страждущих в рудокопнях, темницах и во узах; даже самое последнее слово, что произносится на устах всех умирающих – это только Имя Христа! (Арестанты рыдают). Мало этого, Христос как Сущий Бог вот уже две тысячи лет выявляет из Себя все новые и новые Свои творческие силы. Правда, Сам Христос не оставил нам собственноручного Своего Писания, но он зато для всех стран и веков поставил Себя Самого, в качестве вечной, надвременной и неисчерпаемой живой темы. Христос, живя на земле, – по-человечески говоря, – не был ни поэтом, ни философом, ни ученым, ни зодчим, ни скульптором, ни художником, ни музыкантом, ни певцом в нашем смысле слова и т. д.; однако он через Себя Самого вдохнул и доселе вдыхает в Своих верующих гений поэта, гений философа, гений ученого, гений всякого искусства и всякого творчества! У Него не было на земле никакой школы, однако Он почти весь мир превратил в единую, всеобьемлющую все человечество, школу – Свою святую, вечную Церковь. Христос вышел из самого презренного народа иудейского, однако, перед ним добровольно и сознательно склонилась гордая, многодаровитая Эллада, многовластный Рим, могучая Британия, сильный тевтон, вся великая Азия и вся культурная Европа, как перед Богом. О, недалек тот час, когда и восточные народы смиренно склонятся пред Ним и подвергнут себя к Его божественным стопам и своих Тримурти, Будду, Конфуция, Лао-Цзы, Зороастру и др.

Да, воистину Христос есть свет миру! Только Он один и есть Сущий Богочеловек Христос, Спаситель всего сущего!

Вдруг все арестанты закричали:

– Веруем, веруем, что Христос есть Бог!

Я хотел было дальше продолжать свое слово, как старец-арестант бросился мне на шею и начал сильно плакать и сквозь слезы говорить: «О, я верю, верую, что Христос есть Бог наш».

После того, как узники успокоились, я опять спросил их:

– Веруете ли вы во Христа, как в Сына Божия?

И все они, как один, закричали:

– Веруем! Веруем! И будем веровать!

После сего минут через десять в сопровождении старшего надзирателя я отправился на квартиру. Надзиратель, смотря на меня, взволновано говорил:

– Вот, что значит слово, чудо-то! Вы видели матерого, черного арестанта? Он ведь плакал! Сродясь я, паря, не видел, чтобы он улыбнулся. Страшный детина-то, мы и то его даже и потрухиваем! Ох, да и детина-то! А теперь плачет! Подишь ты, значит душа-то и в нем есть. Он был на Сахалине, говорят, много душ-то загубил, а вот плачет! Это небывалое дело, паря, прямо небывалое. Значит, еще в нем есть человечество-то, он, паря, в нашей-то тюрьме двух арестантов чуть не убил. Я, говорит, всю тюрьму в котлету превращу, а теперь, паря, плачет. Небывалое дело!

Вот уже и квартира. Подали чай. Не успел я сесть за стол, как пришел начальник тюрьмы с местным батюшкой. Весь этот вечер мы провели в беседе о каторжниках. На следующий день я обошел все палаты, камеры, беседуя с арестантами; а вечером я, простившись с ними, отправился в Катомарскую тюрьму. В этой тюрьме мне пришлось пробыть только два дня. Но за эти два дня мною было произнесено четыре проповеди. Первая проповедь была приблизительно такова: «Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию» (Мф. 9:13):

– Дорогие мои узники! Эти слова – «Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию» – вот уже около двух тысяч лет, точно раскаты небесного грома, беспрестанно гремят и напоминают собою небо и землю, и преисподнюю. Величественны эти слова, сладки они, животворны они! Да они другими и не могут быть, ибо они вырвались из сердца Самого Христа, слетели с уст Самого Богочеловека Иисуса. Не потому ли они так сильно и проникают в человеческую душу и всю ее охватывают верою и надеждою на всепрощающую любовь Христову? Не потому ли они так быстро и рассеивают темный мрак отчаяния, всегда случающийся в душе грешника? Не потому ли они, точно небесный магнит, и влекут сердца преступников к кроткому и смиренному лику Самого Господа? Не потому ли они так щедро изливают из себя животворные лучи, отвесно падающие на находящегося под ними грешника? О, Боже Великий! Ты один только милуешь и любишь кающегося! Ты один только всегда и везде своею любовью предупреждаешь грешника Своим спасением от вечной погибели.

Возлюбленные мои узники! Я чувствую, как часто в вашей груди вспыхивает целое пламя острого жгучего желания хоть немножко подышать забвением собственных ваших преступлений; я чувствую, как временами вам невообразимо хочется свободно, без угрызений собственной вашей совести пожить хотя бы несколько дней. Да, я все это чувствую, мало того, я даже по складкам ваших морщин, лежащих на угрюмых челах ваших, читаю всю пережитую и переживаемую тяжелую жизнь вашу. При виде вас невольно разворачивается страшная картина всей вашей прошлой и настоящей жизни. Я вскидываю свои на нее взоры и вижу, из каких только всевозможных красок и линий создавалась вся эта ужасная картина вашей жизни! Вот здесь, на этой картине я вижу яркую красную линию; она зигзагами проходит по всей этой грозной картине – это тяжелое наследие ваше! А вот я вижу другую, пепельно-желтую красочную линию, которая по всему контуру всей картины проходит – это та злополучная среда, которая развратила вас, толкнула вас на всевозможные преступления. Здесь я вижу особенно сгущенные краски серого с черными крапинками цвета – это собственные ваши преступления. Параллельно с этими набросками красок я вижу небрежною рукою набросанные желто-коричневого цвета какие-то отрывочные пестрые полоски. О, это пережитая вами страшная внутренняя борьба: совершить преступление или нет? С этими цветами и отрывистыми пестрыми полосками, как я вижу, тесно соприкасается черная узловая линия – это уже совершенные вами преступления! Здесь я вижу большую серую с желтыми крапинками, которая полукругом проходит, точно змея по всей этой страшной картине – это ваше отчаяние, это мучение вашей совести, это раскаяние вашей души, это смятение вашего духа, это внутреннее презрение к себе самому, это позор… стыд… самопроклятие… это лишение свободы… это тяжелые думы… это всякие страхи, беспокойства, пережитые вами во дни появления вашего перед следователем, перед судом… Через эту линию проходит очень много белых тончайших полосок – это жалость к родным, жалость к себе самому, жалость к родине… Но вот, кроме этих известных линий на этой картине вырисовывается еще целая сеть каких-то странных линий со всевозможными красками – это ваша ссылка на каторгу, это ваш путь, пройденный вами на это проклятое место, смоченный кровью от тяжелых, лежавших на ваших ногах и руках, железных кандалов, протерших до костей ноги и руки ваши – это тяжелая каторжная жизнь ваша. Внизу этой картины я вижу череп человеческий… я вижу разбросанные человеческие кости – это виселицы, это расстрелы… это тяжелая мученическая смерть, страшная картина вашей жизни.

– О, как страшна! – кто-то из арестантов плачущим голосом крикнул.

– Теперь, после сего позвольте спросить вас, есть ли выход из этого тяжелого затхлого состояния столь проклятой, каторжной жизни?

– Есть! – закричали одни арестанты.

Другие же громче первых закричали:

– Нет!

– Узники мои! Выход из нее есть. Я говорю: выход из нее есть. Это покаяние! (Арестанты плачут). Станьте все под отвесные лучи всепрощающей любви Христовой – и вы будете свободны от всякого внутреннего вашего мучения в себе самих. Идите путем осознания собственной греховности вашей перед Христом, поверните ваши разбитые сердца перед Ним, протяните к Нему руки ваши и скажите Ему: Господи! Что хочешь, делай со мною, а я не отступлюсь от Тебя, я обниму своими грешными, преступными руками святейшие ноги Твои и никогда больше не выпущу их от себя. Ты моя свобода, Ты моя родина, Ты моя семья, Ты моя жизнь, Ты мое утешение, Ты покой измученной души моей, Ты радость совести моей! (Арестанты все в слезах стали на колени). Возлюбленные мои, кроме Христа никто и ничто вас не переделает из страждущих, измученных, искалеченных душой в блаженных, свободных, веселящихся, радующихся сынов Божиих. Он один только властен это сделать с вами, только в одной Его святейшей воле такое всемогущество. Что же, согласны ли вы обратить лица ваши и бесповоротно направить стопы вашей воли ко Христу?

– Согласны! – все как один возгласили арестанты.

– Так идите же сейчас к Нему без отлагательства и какого бы то ни было замедления! Идем к Нему! Предварительно перед отходом к Нему я прошу вас: сейчас кайтесь, открыто кайтесь пред Богом.

Арестанты снова все пали на колени и начали публично каяться в своих грехах. Я при виде их такого искреннего всеобщего покаяния сильно плакал. После того, как они покаялись и исповедали грехи, местный священник разрешил их от грехов и на следующий день всех их причастил Св. Тайн. В тот же день, когда они причастились Святых Тайн, я отправился по палатам и по одиночным камерам, где с трех часов дня и до поздней ночи беседовал с ними. В одной из палат во время беседы подошел ко мне один арестант и говорит:

– Знаешь ли, господин проповедник, я – малограмотный человек, но скажу тебе: мне только один Христос и доставляет возможность вообще жить на земле. Один Он только доставляет мне радость. Вишь какое дело – все мы подлецы, все мы лжецы, обманщики, правды между нами нет. От этого, знамо дело, и кругом царит зло, насилие, ложь, неправда и т. д. Вот отчего так тяжело – тяжело живется. А когда вспомнишь о Христе, да как подумаешь о нем, да так, вишь ты, вся моя внутренность и загорится радостию. Отчего? Оттого, что Он один – одна правда, Он один – свет, Он один – доброта. Он один – безгрешный мир. Вот оно в чем дело.

Я, слыша это, похвалил его за чистые мысли о Христе и стремления к Нему.

В тот же день мне пришлось встретиться в одиночной камере с одним интересным каторжником. Он несколько лет прикидывался глухонемым. Когда я пришел к нему и начал с ним говорить, он прослезился и сказал мне:

– Если вы друг арестантов, то поклянитесь, что никому не скажете, что я не немой и не глухой.

Я поклялся. Тогда арестант тихим голосом, почти шепотом начал мне говорить:

– Я очень нервный, мои нервы развинтились от моих преступлений. Чтобы избежать всякого рода разговоров с арестантами, я решил прикинуться глухонемым. Перед тем, как стать глухонемым, я убежал из тюрьмы; меня поймали, высекли, и с того времени я перестал говорить.

Отдых работающих в разрезе

Возвращение ссыльно-каторжных с работ

– Вам тяжело в таком состоянии находиться, – сказал я ему.

– Нет, – ответил арестант, – я далеко лучше себя начал чувствовать: здоровье-то мое очень сильно пошатнулось. Если бы я не прикинулся глухонемым, я бы не вынес, я наверное самоубийством кончил бы.

После нашей беседы с ним, я оставил его и пошел по другим одиночным камерам. Проходя палаты и камеры, я чувствовал свою виновность перед этими несчастными людьми. Чувство виновности заключалось в том, что я ни в чем существенно не мог им помочь. Мне хотелось бы всех их выпустить на свободу; мне хотелось бы всех их вознаградить за тяжелую каторжную жизнь, пережитую и переживаемую ими. Здесь в первый раз в моей жизни воспылал гнев во мне против правительства и против всего христианского духовенства.

Наступил вечер. Арестанты пожелали пригласить меня в самую большую палату, куда они собрались в огромном количестве. Здесь я первый раз встретился со свободным и откровенным высказыванием не одного, а целой массы арестантов. Один пред другим каждый из них высказывал свое мнение, свои взгляды на жизнь, на религию, на христианство, на государство, на государственные законы, на суды, на наказания, на каторжную жизнь и т. д., и т. д. Говор стоял столбом. Временами появлялись у всех взрывы смеха, временами почти у всех появлялись на глазах слезы. Вот один говорит о том, что вообще государство – это сплошное зло, сплошное насилие, оно, пока будет существовать, до тех пор будет царить диавол на земле. Другой говорит, что если бы Церковь была верна Евангелию, зла не было бы на земле. Третий, не слушая первых, говорит: нужно ввести только одно христианское воспитание, тогда наполовину зло уменьшится на земле. Четвертый кричит: тут причина всякого зла в нашей жизни, мы сами виноваты в ней. Если бы мы были другими, если бы мы не грешили, воздерживались бы от всего худого, тогда и Церковь, и государство были бы другими. Пятый вопит: если бы я был императором, я бы превратил города в дачные места, села и деревни украсил бы садами, везде построил бы университеты, институты, войско бы держал в качестве одной милиции, рабочих удовлетворял бы как можно лучше, рождавших вне брака девушек поднял бы материально на высоту законной матери. Сибирь бы всю использовал для внутреннего блага моего государства. Церковь бы превратил в школу религиозной нравственности, у каждого храма я выстроил бы религиозный театр. Вот тогда была бы жизнь на земле, при такой жизни не было бы никакого преступления, а не было бы преступления – не было бы ни тюрьмы, ни каторги. Шестой говорит о том, что люди все теперь больны физически и нравственно, что при таком состоянии всего человечества не стоит ни о чем хорошем мечтать. Седьмой говорит о том, что причина всякого зла – это культура. Не будь ее – совсем было бы другое.

Говор наполнял палату. У всех глаза светились какой-то сокровенной энергией. Ровно в одиннадцать часов ночи я их оставил и пошел на квартиру. Лег спать. Сна нет. Думы, мысли давят меня. Настал третий день. Утром в девять часов я произнес перед ними проповедь, потом в два часа дня еще произнес одно слово и, простившись с ними, отправился в Зерентуйскую тюрьму. Здесь я остановился на квартире у начальника тюрьмы. На следующий день вся местная администрация во главе с начальником всей каторги двинулась в храм слушать меня. Арестанты уже были в храме. Тюремный священник (он же благочинный) начал совершать молебен Иисусу Сладчайшему и Божией Матери. Молебен кончился. Я в стихаре вышел на амвон и начал говорить свое слово: «И весь народ искал прикасаться к нему, потому что от Него исходила сила и исцеляла всех» (Лк. 6:19).

– Иисус – безбрежный космос всетворческой, всегда творящей, всегда врачующей, всегда исцеляющей, чудесной силы. Иисус – светоносное, боговселенское, беспредельнейшее и бездонно-глубиннейшее живое, личное Солнце, всегда щедро изливающее из Себя волнообразные лучи жалости и любви на всю Свою тварь и, в частности, на все человечество, плавающее в одном из бесчисленнейших лучей света, точно ничтожнейший атом в безграничной вселенной. Иисус, Сын Божий, Вторая Ипостась Святой Троицы, Богочеловеческая Личность, появившаяся на земле ради нашего спасения, которая вот уже почти две тысячи лет беспрестанно влечет к Себе невообразимою силою Своей божеской любви сердца всех алчущих и жаждущих своего спасения.

Узники мои! Вот славным кольцом окружают Его пророки, вот густою светоносною цепью увенчивают Его апостолы, вот целыми колонами окружают Его святители, мученики, преподобные, праведники и все святые. Вот бесчисленное множество херувимов и серафимов, архангелов и ангелов поют над Его святейшей головою, воспевая Ему свою победную песнь: «Благословение и слава, и премудрость, и благодарение, и честь, и сила, и крепость Богу нашему во веки веков! Аминь» (Откр. 7:12).

Вот также к Нему с неудержимой силою влекутся со всех сторон, всех веков и все больные, и все грешники, желая хотя бы только прикоснуться к нему, потому что от Него исходит сила и исцеляет всех.

Узники мои! Посмотрите на себя – находимся ли мы в рядах тех душ, того сонма праведников, которые все до полного самозабвения стремятся прикоснуться ко Христу? Я вас спрашиваю: в рядах ли мы тех лиц, что со жгучим желанием стремятся прикоснуться ко Христу, чтобы хотя бы исцелиться от Него? Вы молчите. Отчего печать молчания сковала уста ваши? Неужели души наши никогда не ощущали в себе Его божеское присутствие? Неужели вместо Христа нас объемлет с вами сатана, отец тьмы, начальник смерти, бог всякого греха и беззакония? Мне становится страшно и за себя, и за вас. Грех лишил нас чувства боговедения, страсти окаменили сердца наши, мы стали неспособны ни воспринимать в себя Господа, ни чувствовать Его богочеловеческое присутствие в нас. Его жизнь заменена в нас смертью. Воля наша от частых повторений преступных деяний сделалась неспособной к проявлению каких бы то ни было добродетелей. Ум наш от господствующих в нас страстей совершенно помрачился, он более стал предрасположен к творчеству всякого зла, чем добра, содержанием мыслей наших стали одни злые деяния, одни позорные пороки. Увы! Мои узники! Исчезла в вас всякая радость, оставило спокойствие духа. Вместо радости, вместо спокойствия нашего сердца, мы всегда бываем переполнены тяжелой, беспросветной грустью, жгучей тоской, невыносимым отчаянием, нестерпимой озлобленностью, мрачным адски-мучительным одиночеством, всегда терзаемы тяжелой скорбью. Неужели так угодно Провидению Божию, чтобы мы все это переживали в себе самих? Неужели нас создал Бог только для того, чтобы мы всю свою жизнь мучились, страдали и так тяжело-тяжело влачили свое существование? О, нет, такими нас сделали только одни страсти, пороки, беззакония и испорченность нашей воли.

Вспомните дни вашего отрочества, о, как тогда вы были прекрасны, богоподобны. Ваши матери, бывало, не налюбуются вами! Самые жестокие люди не могли пройти мимо вас и не ощутить в себе при этом нежную любовь к вам!

Бывали дни, когда вы в таком невинном вашем возрасте мечтали быть даже подвижниками Христовыми, мечтали только о том, как бы скорее быть взрослыми и тотчас начать делать только одно добро людям. Вспомните все это, мои возлюбленные, вспомните и спросите себя самих: походите ли вы на себя самих, когда вы были отроками? Страшно! Вас одна мысль о том, кем вы сейчас себя чувствуете, колеблет силою страха и ужаса! Что это с вами случилось? Какая роковая сила изменила вас? Узники мои, уж не сила Христа вас такими несчастными сделала? Христос этого не делает – наоборот, Христос воскрешает мертвых, Христос исцеляет больных, Христос выпрямляет скорченных, Христос поднимает неподвижных паралитиков, Христос очищает прокаженных, Христос освобождает мучимых бесами, Христос врачует все душевные и телесные болезни, Христос прощает кающимся их грехи, Христос ветхого человека делает новою Своею тварью. Значит, кто-то другой, кто по самой своей злой воле сделал вас таковыми. Кто же это такой? Да это диавол! Это он один так безжалостен к вам. Мало того, что он так безжалостен к вам, но он все время злорадствует вашей столь тяжелой и невыносимой жизни, он один все время стремится все глубже и глубже ввергнуть вас в самую пучину все новых и новых преступлений! Благодаря этому, вон впрягает вас в новое ярмо – это последствия таковых ваших преступлений; он подносит к вашим устам еще более ужасные, еще более ядовитые, еще более мучительные и смертоносные отравы. До каких же пор вы внутренне-духовно и внешне будете так страдать и мучиться, до каких пор вы будете влачить столь тяжелое бремя вашей каторжной жизни, в которое вверг вас ваш грех? Узники мои, хоть сейчас поспешите следовать ко Христу! Он все время вашей жизни стоит при дверях вашего сердца и ждет, когда вы обратитесь к Нему, когда вы прикоснетесь к Нему, когда вы примете Его в себя, когда вы скажете Ему: «Спаситель наш, врач душ и тел наших! Свет наш! Дай нам возможность приблизиться к Тебе!»

В это время один арестант поднял руки с зжатыми кулаками и закричал:

– Я убийца, я зарезал родителей своих! Как же я пойду ко Христу?!

Арестанты, слыша это, вздрогнули, побледнели, зарыдали и также закричали:

– Мы преступники, мы не смеем ко Христу даже приблизиться!

– Узники мои! Вы уже сию минуту сдвинули с места самих себя и сейчас зашагали к Нему. О, как я рад! Сейчас даже Сам Христос преисполнился в Себе великой радости только потому, что вы свое греховное сознание топите в слезах ваших, топите, топите ваши преступления, ваши греховные деяния в этих благодатных потоках вашего сердца. Глубже погружайте их в эти спасительные воды, чтобы все было смыто с вас, чтобы все было смыто с вас, чтобы ни одного греха не было на вас.

О, Боже великий, о, Спаситель миР. Х.истос! Некогда весь народ прикасался к Тебе, чтобы через истекающую из Тебя божественную, всеисцеляющую, всеврачующую силу получить кому здравие, кому исцеление, а кому всепрощение в грехах своих. И Ты всем с избытком уделял Себя Самого, Господи! Удели же и теперь Себя для узников сих, даруй им Тебя Самого, о, Господи! Вселись в них, будь их жизнью, радостию, свободою, будь их спасителем, прости им все вольные и невольные согрешения и впиши их имена в книгу вечной Твоей жизни. Аминь.

Кончив слово, я сошел с кафедры. Арестанты все еще не переставали плакать. Я через минут десять начал выходить из храма. Не дошел еще до порога, как меня кто-то взял за руку. Это был лет тридцати арестант; он тотчас пал к моим ногам и умоляюще, со слезами на глазах сказал мне:

– Господин проповедник, будь нашим другом, не оставляй нас!

Сказав это, он повалился к моим ногам, сильно зарыдал. Я поднял его, поцеловал и дал слово, что исполню его просьбу. Пришел я на квартиру, туда пришел и сам начальник каторги. Нам подали чай. За чаем мы много говорили о нравах каторжан. Начальник был очень любезен со мной. Не успели мы кончить наш разговор, как мне подают записку. Я вскрываю и читаю подлинные слова: «Дорогой проповедник, просим вас сегодня или завтра доказать нам историческими данными, действительно ли был Христос историческою личностью?»

Эту записку я показал начальнику каторги.

Он прочитал и сказал:

– Да, видно, заинтересовались, авось, может быть, не которые из них изменятся к лучшему.

На второй день в девять часов арестанты были уже снова в церкви. Тесно, церковь переполнена ими. Сегодня снова, как вчера, вся администрация местная пришла в церковь. Я снова с помощью Божьей выступил на амвон и начал говорить:

– Дорогие узники мои! Вам пожелалось узнать: есть ли кроме Евангелия еще исторические свидетельства о Христе, как исторической личности? Я скажу вам: больше, чем есть. Позвольте мне теперь по силе возможности, прежде всего, приступить к этому делу не извне, а изнутри, т. е. не с самых историков, а с Самого Христа. «Я Сам свидетельствую о Себе, – говорит Христос, – и свидетельствует о Мне Пославший Меня» (Ин. 8:18).

Где же и в чем Его свидетельство? Свидетельство Его о Себе Самом заключается в Его творческих делах, в Его не земном, но Божественном учении. Кто хочет творить волю Его (т. е. волю Божию, волю Отца Небесного), тот узнает о сем учении, от Бога ли оно или Я Сам от Себя говорю. И еще: дела, которые творю Я, во имя Отца Моего, они свидетельствуют о Мне. Когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нем (Ин. 7:17; 10, 25, 38).

Мы сейчас насколько слов скажем о Его учении. Прежде всего, Его учение – есть учение о том, что Он и Отец Его, т. е. Сам Бог, единосущны, однородны между собою. Христос Сам о Себе прямо свидетельствует, что Он по Своей Божеской природе не только равен Самому Богу, но и единосущен Ему, т. е. Он Сам есть Бог во плоти: «Я и Отец одно», «Я Сын Божий» (Ин. 10:30, 36). «Все предано Мне Отцом Моим и никто не знает Сына кроме Отца и Отца не знает никто, кроме Сына» (Мф. 11:27).

Я бы еще много подобных свидетельств привел из Евангелия для доказательства исторической Божеской Личности Христа, но считаю – и этого достаточно, чтобы убедиться, что центральное учение Господа – это учение о Самом Христе, что Он есть действительно Сущий Бог, Вторая Ипостась Святой Троицы. После этих слов я не могу умолчать еще вот о чем: каким образом мир поверил Христу, что Он действительно Бог, если бы Он не был исторической личностью? Что послужило в качестве абсолютной истины со стороны Христа в отношении мира, что он весь поверил Ему и поклонился Ему, как, действительно, вне всякого сомнения, Богу? Надо правду сказать: история не знает, чтобы когда- и где- и кто-нибудь называл себя Богом и не только называл себя таковым, но и все Его центральное учение заключается в том, что он есть действительно воплощенный в человеческую тварную природу Сущий Бог. Правда, Его современники заподазривали Его в богохульстве. Иудеи не раз говорили ему: «Не за доброе дело хотим Тебя побить камнями, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человеком, делаешь Себя Богом». Иисус отвечал им: «Не написано ли в Законе вашем: Я сказал: вы боги (с маленькой буквы) (Пс. 81:6). Если Он назвал богами тех, к которым было слово Божие и не может нарушиться Писание – тому ли, которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите: богохульствуешь, потому что Я сказал: Я Сын Божий? Если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне; а если творю, то, когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нем» (Ин. 10:33, 38).

Итак, что же послужило Христу критерием того, что весь мир признал Его за своего Бога? Взглянем на Его дела, на которые Христос не раз ссылается, как на доказательство Своей Богочеловеческой Личности. В первую очередь Его дела выступают в виде чудес: «И приводили к нему всех немощных, одержимых различными болезнями и припадками и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных, и Он исцелял их» (Мф. 4:24). «При захождении же солнца все имевшие больных разными болезнями приводили к Нему; и Он, возлагая на каждого из них руки, исцелял их» (Лк. 4:40). «Вот подошел прокаженный и, кланяясь Ему, сказал: Господи, если хочешь, можешь меня очистить. Иисус, простерши руку, коснулся его и сказал: хочу, очистись. И он тотчас очистился от проказы». Вот Он исцеляет заочно одними Своими словами слугу сотника, вот Он исцеляет прикосновением руки Своей тещу апостола Петра, вот Он совершенно изгоняет бесов из многих бесноватых и делает их здоровыми. Он одним Своим словом укрощает ветры и волнующееся море превращает в абсолютную тишину. Он исцеляет бесноватых, исполняет просьбу злых духов, позволяя им войти в стадо свиное (см.: Мф. 8:2–33). И воздвигает словом расслабленного, исцеляет кровоточивую женщину, воскрешает двенадцатилетнюю дочь Иаира, начальника Иудейского; прикосновением руки исцеляет слепых, глухонемых делает слышащими и говорящими (см.: Мф. 9:1–8; 18–35). Он дарует апостолам власть изгонять бесов и врачевать всякую болезнь и всякую немощь (см.: Мф. 10:1). Он сухорукого исцеляет также одним Своим словом, Он исцеляет бесноватого слепого и немого, который начал говорить и видеть (см.: Мф. 12:10; 13:22–23). Он пятью хлебами и двумя рыбами чудесным образом напитал одних мужчин только, кроме женщин и детей, четыре тысячи, и от этого чудесного хлеба было собрано двенадцать полных корзин хлеба и рыбы. Он ходил по морю, как по суше (см.: Мф. 14:25–33). Он исцелил заочно одним Своим словом дочь хананеянки, Он также одним словом исцелил множество хромых, слепых, немых, увечных и иных многих: так что народ дивился, видя немых говорящими, увечных здоровыми, хромых ходящими и слепых видящими и прославлял Бога Израилева. Он семью хлебами и немногими рыбами также, как и прежде, чудесным образом накормил четыре тысячи мужчин, кроме женщин и детей, и собрали оставшихся кусков семь полных корзин (см.: Мф. 15:25–38; Лк. 8:8). Он воскресил Сына Наинской вдовы (см.: Мф. 7:11–16). Он претворил воду в вино (см.: Ин. 2:1–11). Иисус Своим словом исцелил паралитика, лежавшего на постели тридцать восемь лет (см.: Ин. 5:2–9). Он исцелил слепорожденного (см.: Ин. 9:1–11). Иисус воскресил четверодневного Лазаря (см.: Ин. 11:43–44). Иисус воскрес из мертвых и вознесся на небо (см.: Мф. 28:1–20; Мк. 16:1–20; Лк. 24:1–53; Ин. 20:1–31; 21:1–25; Деян. 1:1–11). Все эти чудеса являются только малой долей сотворенных всех чудес Христовых, ибо самый возлюбленный ученик Его Иоанн прямо говорит и о других чудесах, о которых не написано в книге сей, «сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос Сын Божий и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Ин. 20:30–31).

Перейдем теперь к сущности Его учения. Все учение Господа и, в частности, Его Нагорная проповедь не является просто одною моралью. Учение Господа о нравственности является производным учением уже из самого отношения человека ко Христу, как к Божеской Ипостаси, а через Него и к Отцу Небесному, как действительно Сущему Отцу всего сущего. Отсюда все учение Христа и, в частности, Нагорная Его проповедь представляет из себя всю полноту религиозной Христовой святости или святой религиозности Христовой. Поэтому вся нравственность евангельская является жизнью самой религии христианской. Религия христианская одновременно одной стороной обращена через Христа к Триипостасному Богу, а другой – к космосу и, в частности, к человечеству. Христианская религия без нравственной в себе сущности есть ничто; и, в свою очередь, нравственность евангельская без религиозной в себе сущности также является ничем. Отсюда получается то, что христианская религия и христианская нравственность абсолютно нераздельны между собою. И если бы кто решился разделять их, тот не менее показался бы пред Богом преступником, чем сам диавол. Значит, нравственность евангельская есть другая сторона евангельской религии. Теперь посмотрим: что представляет она, как религиозная нравственность? Для этого достаточно указать хотя бы даже на одну Нагорную проповедь. Нагорная проповедь Христа занимает собою три главы из Евангелия от Матфея: 5, 6 и 7. Я ее здесь детально излагать не буду. Я только скажу вам, когда закончу это свое слово, тогда вы, придя в свои палаты, постарайтесь прочесть ее. По поводу Нагорной проповеди скажу лишь то, что мир ничего подобного не знает. Все вместе взятые нравственные системы, находящиеся в мире, как старые, так и новые, если сравнить их с Нагорной проповедью, то они окажутся по своей бедности, по своей узости, по своей нечистоте, по своей мелочности и однобокости бесконечно менее, чем ничто! Нагорная проповедь Христа в сравнении со всеми ними – то же, что весь вселенский свет в сравнении со светом тусклой ночной лампы. Ничего нет равного Нагорной проповеди во всем мире! Она вся соткана из самых нежнейших и чистейших лучей светоносного солнца любви Христовой, и только Его одной любви. В ней нет даже и самой тени того, что не является любовью Христовой. Такова Нагорная проповедь.

Когда мне приходится от некоторых слышать о превосходстве нравственности буддийской или браминской над христианской, то хочется от этого просто блевать! И в это время невольно приходится перенестись мыслию на прославляющих буддийское учение лиц и прямо в глаза им сказать: глупцы вы, глупцы! Кто вас родил таких невежественных первоклассных дураков?

Теперь является такой вопрос: являются ли как чудеса Христа, так и Его божеская нравственность самостоятельными, оторванными от самой личности Христа? Нет! – Все чудеса Христа и вся Его Божеская нравственность есть только одни свойства Его богочеловеческой жизни Его личности, они являются светлыми лучами внутреннего Его Солнца – Богочеловеческой Его Личности. Они представляют из себя характер самой сущности Его жизни. Как солнце не может быть без световой энергии, так и жизнь Господа не может быть ни без чудес, ни без Божеской в Нем нравственности или, лучше сказать, святости. После всего доселе нами сказанного, мы не можем опустить из виду еще и то, что между чудесами Христа, Его нравственностью и Его самой Личностью существует не только ненарушимая гармони я, но даже самая природная цельность, предшествующая всякой в себе сложности. Поэтому Христос не раз говорит Своим противникам: «Если Я силою веельзевула изгоняю бесов, то сыновья ваши (указывает на апостолов) чьею силою изгоняют? Посему они будут вам судьями. Если же Я духом Божиим изгоняю бесов, то, конечно, достигло до вас Царствие Божие» (Мф. 12:27–28). «Мое учение не Мое, но Пославшего Меня. Я ничего не делаю от Себя, но как научил Меня Отец Мой, так и говорю» (Ин. 7:16; 8:28). Вот почему Христос и говорит перед всем миром о Своей абсолютной Божеской безгрешности: «Кто из вас обличит Меня в неправде?» (Ин. 8:46). Вот почему Он и называет Себя светом мира: «Я свет миру» (Ин. 8:12). «Я есмь воскресение и жизнь» (Ин. 11:25). «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6).

Теперь в доказательство истинности последних приведенных нами слов Христа позвольте обратить ваше внимание на врагов Его: что они говорят о Христе. Вот перед нами Иуда Искариотский, предавший Христа, который перед всеми членами синедриона говорит: «Согрешил я, предав кровь неповинную, и, бросив сребренники в храме, он вышел и удавился» (Мф. 27:4–5). «Пилат сказал первосвященникам и народу: я не нахожу никакой вины в этом человеке» (Лк. 23:4). «Вот я при вас исследовал и не нашел человека Сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете Его. И Ирод также, ибо я посылал Его к нему; и ничего не найдено в Нем достойного смерти» (Лк. 23:14). «Пилат, видя, что ничего не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего, смотрите вы. И отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27:24–25).

Обратите внимание на слова народа: «кровь Его на нас и на детях наших», и вы увидите, как они оправдывают Христа! Каким безгрешным и невинным они выставляют Его! Кто бы мог брать на себя такую страшнейшую ответственность, если бы Христос был в чем-нибудь виновен? Это психологически невозможно! Всякая виновность ложится только на виновного, и ответственность виновного ни в коем случае не является ответственностью других за него. А здесь? О, здесь сами распинатели Христа, здесь сам народ ответственность за кровь Христа переносят на себя и даже на детей своих. Другими словами: если народ нашел Христа виновным смерти, то по какому же закону он себя и детей своих ставит под страшную ответственность за кровь Христа? Как он мог говорить спокойно, что «кровь Его на нас и на детях наших», если он распял Его по-справедливости? Из этого мы видим, что враги, распявшие Христа, невольно исповедовали Его безгрешность. И это мы видим даже доселе. Вот уже прошло почти две тысячи лет, и князь мира сего в каждом веке выдвигает своих служителей, облеченных во все доспехи науки, остроумия тончайших коварных планов, выдвигает их с тою целью, чтобы они каким бы то ни было образом развенчали Христа, как Бога, и низвели Его на степень обыкновенного смертного человека, но увы! Все эти дерзкие попытки посягательства на Христа не только ничтожны в своем замысле против Господа, но, что странно, они только этим еще больше укрепляют Божеский авторитет Христа, еще больше доставляют Ему славу, как Сущему Богу, еще больше свидетельствуют о том, что Христос воистину есть Сын Божий!

Христос называет Себя светом миру. Свет же, кроме того, что он обладает световой энергией, при наличии которой глаз человеческий видит все вещи и предметы, но он еще убивает собою и смертоносные бациллы, он также имеет в себе и творческую жизненную силу. Посмотрим на Христа. Кто, кроме одного Него, является истребителем целого царства всякого рода духовных смертоносных бацилл всякого зла, порока и греха? Не Он ли один разрушил царство диавола? Не Он ли один победил мир? Не Он ли один Своею смертью умертвил самую смерть? Не Он ли один Своим воскресением воскресил весь мир к новой, вечной, бессмертной жизни? Не Он ли один Своими светлыми лучам и евангельской истины уничтожил языческое безбожие и многобожие? Не Он ли один на смену всей ветхой естественной жизни выдвинул новую Свою безгрешную, Божескую жизнь? Не из Его ли благодатных светлых лучей святости вот уже две тысячи лет устрояется Царство Божие? О, воистину Христос есть истинный Свет Отца Небесного!

«Я есмь воскресение и жизнь». – Христос называет Себя воскресением и жизнью. Таким Он и есть на самом деле! Воскресение само по себе есть восстановление всего разрушенного, смертного в бессмертное. Жизнь же сама по себе есть самосознательная самопричина и самоцель. Отсюда «воскресение и жизнь» я бы назвал активным творческим процессом, претворяющим все неживое неорганическое в абсолютно живое, органическое, самодвижимое, мысленное, самосознающее. Христос, как Богочеловеческая личность, Он все мертвое превращает в жизнь, Он все подверженное полнейшему разрушению и погибели обратно восстанавливает, оживляет и спасает. Он из старого погибающего мира создал и создает новый, вечно юный, неразрушимый, никогда не стареющий мир – это Церковь Свою, – а через нее Свое вечное Царство. Он отвергшийся от Него народ иудейский предал рассеянию, вечному скитанию по всей земле с тем, чтобы он после этого ужасного странствия по пустыне своего неверия во Христа пришел в обетованную новую землю веры в Него и любви к Нему. Христос один поставил Себя в качестве центра всей истории всего мира. Ему приносят божеские почести вся вселенная и вся земля. В честь Него покрыта вся наша планета величайшими памятниками: соборами, храмами, монастырями, богадельнями, приютами, больницами и т. д. Мировые поэты увенчивают Его лаврами и оливами, как Своего Творца и Вдохновителя, и Бога. Философы прославляют Его, как источника всякой премудрости, ученые всего мира почитают Его как своего Учителя, Наставника и Господа. Ему повсюду ставят жертвенники и алтари. К Нему одному стремятся сердца людские, как к своему Создателю и Творцу. Мало того, за Него, как за Истинного Бога, миллионы лучших сынов и дочерей человеческих с радостью полагали и доселе полагают свои жизни. Ради Него бесчисленное множество детей, юношей, мужчин и женщин оставляли города, порывали кровную связь со своими родными, оставляли все прелести мира сего и делались жителями пустынь, предаваясь день и ночь молитве, посту и претерпевая всякие лишения. О Нем не могли молчать даже такие историки, как Иосиф Флавий, Тацит, Светоний, Плиний Младший, Лукиан, Цельс, Филострат, Порфирий, Юлиан и другие. Довольно. Теперь мы снова послушаем то, что еще Сам Христос продолжает о Себе говорить: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6). «Я есмь путь». Откуда и куда? – Из небытия в бытие! От смерти к жизни! От греха к святости! От погибели ко спасению! Из ада в Царство Божие! От диавола к Отцу Небесному!

«Я есмь путь», – говорит Христос. Да, воистину Христос есть путь жизни; другого пути к ней нет. Христос говорит о Себе, что Он есть жизнь. Да, это более, чем истина! Там, где Христос, – там вечная весна; где Христос – там вечное и непрестанное творчество; где Христос – там боговселенская, живая, отчематеринская почва, на которой растут святость, гениальность, талантливость, творчество, сила, крепость, здоровье, бодрость духа, спокойствие совести, безмятежность души, чудесный героизм, самоотверженность, любовь, милосердие, кротость, мир, радость, абсолютная свобода и полнота всякого положительного совершенства! Где Христос – там беспрестанный происходит процесс все нового и нового благодатного возрождения и перехода из славы в славу, из богоподобности в большую богоподобность и т. д.

Христос говорит о Себе, что Он есть истина. О, об этом свидетельствует вся вселенная. В самом деле, скорее можно усомниться в реальности мира, в собственном своем бытии, в своем «я», вообще в какой-то истине, существующей помимо и вне Бога, нежели в Богочеловеческой личности Христа. Если бы мы были в положении самых беспристрастных критиков Христа и подвергли Его Самого, как Личность Богочеловеческую, Его чудеса, Его учение о Царстве Божием, Его, наконец, все слова, какие только дошли до нас, подвергли самой беспощадной жесточайшей критике, то и после всего этого мы не нашли бы даже и самой отдаленнейшей тени неправды в Нем? Нет! Скорее свет можно сделать тьмою, огонь водою, жизнь смертию, чем Христа заподозрить в какой-нибудь самой ничтожной неправде! Таков Христос Сам по Себе. Теперь после сего хочется еще раз посмотреть на Христа, но посмотреть на Него уже через призму Евангелия, апостольских посланий и всего Ветхого Завета. Приступаю к этому делу таким образом: я беру Евангелие по Матфею, читаю его; от моего чтения этой книги вырисовывается на фоне моего представления определенный образ Христа. Я читаю Евангелие по Марку, у меня вырисовывается образ Господень. Я сравниваю этот образ Господа с образом, полученным в моем представлении от чтения Евангелия по Матфею. Чудо! У меня получается не два образа, а только один образ моего Господа! «Да что же это такое? – думаю я. – Отчего никакой разницы между этими образами нет?» После этого я беру Евангелие по Луке, читаю – удивительно! Тот же самый образ Христа получается и от чтения Евангелия по Луке. Я беру Евангелие по Иоанну, читаю и удивляюсь, что и здесь, от чтения этого четвертого Евангелия, получается точь-в-точь тот же самый образ что и у Матфея, Марка и Луки. Моему удивлению нет границ. Такой образ Господа, получаемый нами от чтения четырех евангелистов, может быть только историческим. После этого изумления пред этим поистине чудом возникает мысль: а ну-ка я прочту и все послания апостола Павла и посмотрю, какой от этого получится в моем представлении образ моего Господа? Представление, к моему величайшему изумлению, образа Христа от чтения посланий апостола Павла, оказалось таким же, тот же самый образ, какой рисовался моему воображению от чтения Евангелия. Ну, думаю я, теперь этот образ Господа, полученный в моем представлении от чтения Нового Завет а, – дай-ка я его сравню с тем образом Мессии, о Котором предвозвещает весь Ветхий Завет. Я беру Библию, читаю все пророчества, относящиеся ко Христу, от чтения всех этих пророчеств о Нем у меня всплывает в моей памяти образ Мессии. Я его сравниваю с образом евангельского Христа и, о чудо! Образ ветхозаветного Мессии есть ни что другое, как образ моего господа Иисуса Христа. Я над этим глубоко и серьезно призадумываюсь, да и есть над чем призадуматься. Я ведь прекрасно знаю, что даже у одного и того же писателя описываемые им одни и те же предметы или одни и те же типы всегда бывают неодинаковы; тем более не найти вам даже и двух писателей или художников, у которых бы получался один образ, одна картина. Не то в описании Христа евангелистами, апостолом Павлом и Ветхим Заветом. И вот это-то «не то» и доказывает, что Христос воистину есть Воплощенный Бог Слово, что Он есть воистину в истории всей вселенной (я уже не говорю человечества) – единственное чудо! А поскольку Он есть единственное боговселенское чудо, постольку Он есть историческое, сверх-историческое чудо!

Отсюда перейдем теперь и на апостола Павла, о котором мы не раз уже здесь упоминали. Апостол Павел в свое время был самым ученейшим раввином; он чистый иудеянин, родился в городе Тарсе Киликийском, учился в школе Гамалиила, по своим умственным способностям он был гений, по своей религиозности – большой ревнитель о Боге (Деян. 22:3). В сороковом году от Рождества Христова (значит, после вознесения Христа прошло ровно шесть лет) христиан в Иерусалиме постигло первое гонение. Это по существующему церковному летоисчислению – на самом же деле это не так. Правильное летоисчисление должно быть на четыре-пять лет позже. Поэтому первое гонение на христиан началось на втором году после Вознесения Господня. Месяца за два до этого гонения Синедрион предал смерти диакона Стефана. В этой смерти первомученика принимает самое активное участие вот этот самый апостол Павел, который в то время назывался Савлом (Деян. 7:58–60; 8:1). Савл не остановился на одной смерти первомученика Стефана, он заручился от первосвященников особым правом гнать и убивать христиан. Для этого преступного дела он поспешно отправился в город Дамаск. На пути следования он увидел свет с неба и услышал голос: «Савл! Савл! Что ты меня гонишь!» Савл, лежавший на земле, от страха спросил: «Кто же Ты, Господи?» «Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна» (Деян. 9:1–5). С Савлом произошла перемена: из гонителя он сделался величайшим апостолом, который за Имя Христа перенес бесчисленнейшие побои, лишения, узы и, наконец, мученическую смерть. За время своего апостольства он написал четырнадцать посланий. Эти-то послания являются, кроме Евангелия, самыми действительными историческими документами, свидетельствующими о более, чем исторической личности Христа. Это еще не все. Внутреннее доказательство исторической личности Христа еще этим не исчерпывается. Я хотел бы обратить в этом роде ваше внимание вот на что. Узники мои! Все Евангелие в целом, а также и все послания апостола Павла представляют из себя не только сущую историческую истину о Христе, как о действительно исторической личности, но, что чудесно, даже весь Новый Завет самую историю превращает собою, как сверхисторической истиной, в светлое облако, осеняющее собою Христа, как Сущего своего Творца и Бога, вот уже почти две тысячи лет. История, как таковая, является сама собою только при наличном существовании в ней в качестве ее центра – исторической личности Христа. Лишите ее Христа, как сущей исторической личности Господа, так тотчас сама история перестает быть сама собою. Отсюда получается то, что не Христос нуждается в исторических доказательствах, как историческая личность, а сама история нуждается в исторической личности Господа, как прямом источнике бытия, как ее основном центре существования в мире, наконец, как ее Альфе и Омеге самого содержания. На этом мы еще не остановимся, т. е. вообще на самом содержании истории.

Узники мои! Для того, чтобы окончательно рассеять мрак сомнения и неверия относительно личности евангельского Христа, позвольте обратить ваше внимание еще на одну тайну личности Господа, как тайну, присущую только одному Ему, как действительно явившемуся в мир Богу. Узник и мои! Чем объяснить, что только один Христос творит людей новою тварью, святыми, преисполненными в Себе дарами Всесвятого Духа? Чем объяснить, что только один Христос переплавляет через Себя Самого человека, точно в каком-нибудь горниле божественном, делая его совершеннейшею, идеальнейшею личностию?

Чем объяснить, что только один Христос вдохновляет человеческую душу на самые величайшие героические, нравственные подвиги ради торжества правды на земле?

Почему только одни верующие во Христа являются на земле самыми честными и бескорыстными тружениками в деле устроения Царства Божия в этом мире?

Почему только один Христос облагораживает жизнь человека духовными благами?

Почему только от Него одного истекают благодатные потоки: радость, блаженство, мир, любовь и жалость к врагам, молитва о всем мире и т. п.?

Почему каждое прикосновение ко Христу с живою сердечною верою в Него тотчас вызывает неизреченный, преисполненный всякими дарами со стороны Его Самого, всесладостный, щедрый и благодетельный ответ? Чем объяснить, что каждое Его евангельское слово преисполнено в себе такой божеской жизни, которая вся представляет из себя одну невообразимую сладость, одно неисчерпаемое благо, одно неописуемое блаженство, одну чудесную божескую всетворческую силу, один небесный всеспасительный восторг?!

Почему все содержание Евангелия есть живой, безбрежный и бездонно-глубинный мир, живую реальность не от мира сего, другое небо, другую божескую действительность, чистое святое бессмертие, одну самосознающую, надмирную Всесвятого Духа жизнь?!

Отсюда перейдем теперь к еврейскому историку Иосифу Флавию. Вот его свидетельство о Христе: «В то время является Иисус, мудрый человек, если впрочем, человеком его называть надо, ибо был Он удивительных дел совершителем, учителем людей, с удовольствием истину принимающих, и многих, как иудеев, так и эллинов, привлек. Христос (Мессия) это был. И после того, как Пилат, по жалобе знатных мужей наших, осудил Его на распятие, не прекратилось поколение христиан, названных по Его имени». – Это свидетельство еврейского историка находится в его «Иудейских древностях», написанных около 93 г. по Р. Х. (Кн. 18, гл. 3, § 3).

Римский историк Тацит, живший в половине первого и начале второго столетия от Рождества Христова, пишет так: «Этих людей (которых Нерон обвинял в поджоге Рима в 64 году от Р. Х. звали христианами. Это имя идет от некоего Христа, Который при Тиверии был осужден на смерть прокуратором Понтием Пилатом. Это отвратительное суеверие одно время было подавлено, но потом снова распространилось не только на Его родине, Иудее, но и в самом Риме, куда стекается и где громко о себе заявляет все, что ни есть неестественного и постыдного; их уличили в ненависти к человеческому роду. Первые сознались в своей принадлежности к этой секте, а по их показаниям уже и множество людей было уличено не столько в поджогах, сколько в человеконенавистничестве. Казнь их была сопряжена с издевательствами: одних зашивали в шкуры диких зверей и давали на растерзание собакам, иных распинали, других, обвязанных горючими веществами, с наступлением ночи зажигали в виде факелов. Для увеселения народа этими зрелищами, Нерон открыл народу свои сады, прибавив к этому еще бег колесниц, в котором и сам принял участие в костюме возницы. В конце концов, народ проникся жалостию к этим несчастным людям, видя их приносимыми в жертву не общему благу, а жестокости одного лишь человека». («История» 5, 4).

Светоний говорит о том, что под влиянием «Христа» иудеи всегда волновались в Риме (Ceaud 25). Плиний Младший в своем письме к императору Траяну около 107 г. по Р. Х. (10, 96) говорит о быстром распространении христиан в Малой Азии, о нравственной чистоте его исповедников; о богослужении христиан говорит, что они сообща читали перед восходом солнца какую-то молитву, в которой они обращались ко Христу, как к Богу. Цельс, греческий писатель и философ II века, написал против христианства сочинение под заглавием «Слово истины» – Логос лифис. Судя по обильному цитированию Евангелия, автор был знаком со всеми четырьмя Евангелиями. Цельс историческую личность Христа не отвергает, не отвергает даже и чудес Его. Лукиан жил во II веке по Р. Х. В своем сочинении «Жизнь Перегрина» он называет Христа «распятым софистом». Порфирий, языческий философ, жил в III веке по Р. Х. В своем сочинении против христианства под названием «Философия оракула» он называет Христа благочестивым мужем, который взошел на небо, увенчанным после крестной смерти бессмертием. Христиане поклоняются Христу, как Богу. Юлиан Отступник, живший в IV веке, совершенно признает достоверность Нового Завета, подлинность его раннего происхождения. Кроме четырех Евангелий он признает также подлинность и раннее происхождение посланий апостола Павла. Не менее сего он признает и достоверность евангельских чудес Христовых, наконец, достоверность исторической Личности Христа, Его чудеса, чудеса Его апостолов, признает и Талмуд иудейский.

Вот и все, что я мог сказать вам о Христе.

Сказав это, я сошел с амвона. Арестанты все были в каком-то напряженном состоянии. Гробовое молчание царило в храме. Я вышел из храма и направился прямо на квартиру начальника, где отведена мне была комната. Через полчаса вся местная администрация пришла ко мне. Здесь мы все время до обеда говорили о Христе. После обеда арестанты попросили меня к себе и тут же за подписью нескольких сот человек поднесли мне с разрешения своего начальника адрес. Я был очень тронут их любовью ко мне. Прожил я здесь восемь дней, ежедневно произнося им по две проповеди и беседуя с ними, обходя их палаты и одиночные камеры.

В Мальцевской тюрьме

Отсюда я отправился в Мальцевскую тюрьму. Здесь я также остановился в квартире начальника тюрьмы. На следующий день после моего приезда в эту тюрьму, в десять часов утра, насельницы этой тюрьмы были собраны в одной из больших палат, где я едва сказал им слово. Дело было в том, что они своим рыданием прямо прерывали меня. Слово, сказанное мною им, было такого характера:

– Достолюбезные матери и сестры! Я прибыл сюда напомнить вам о том, что земная оценка человеческой личности сплошь и рядом бывает совершенно противоположна небесной Божеской оценке ее, ибо что высоко у людей, то мерзость пред Богом (Лк. 16:15). Господь – не человек, у Него Свои весы находятся в Его руках, коими взвешивает всех и каждого по-Своему. Я думаю, что многие из вас, если не все, сильно чувствуют на себе гнет общественного мнения; многие из вас, находясь под тяжестью, думают о себе, что они всеми отвергнуты, всеми забыты. От многих из вас не только ваши знакомые или друзья, но даже и близкие родные отказались, как от каторжанок.

Арестантки с воплем ответили:

– Верно! Справедливо! Отказались все от нас!

– Но не падайте духом, у вас есть один друг всем угнетенным, друг даже всем грешникам и преступникам. Между прочим Он является и вашим другом – это Христос! Это Иисус Спаситель ваш, это Он батюшка один, это Он, Который сквозь арестантский халат ваш проникает в сердце ваше и с пламенным вожделением ждет, когда вы познаете Его и когда вы скажите Ему: «Превозлюбленный мой, Радость сердца моего, Наставник мой, Учитель мой, Свет души моей, Восторг совести моей, Желанный мой, приди ко мне, вселись в меня, будь всегда со мною, Кормилец мой, Ненаглядный мой, освободи меня из тины моих преступлений, спаси меня от грехов моих, совлеки с меня одежду позора, освободи мою совесть от тяжких моих беззаконий, одень меня в ризу спасения Твоего, оживи меня благодатным Твоим всепрощающим дыханием! О, Царь мой, о, Пастырь мой! Соделай меня сонаследницей Царства Твоего Небесного, введи меня в Твою святую овчарню, отныне я буду Твоей верной рабой, отныне я буду покорной и послушной Твоей овцой!»

Арестантки сильно плачут.

– Возлюбленные мои! Доселе ваши многострадальные жизни целые десятки лет не выходили и не выходят из тесных и тяжелых состояний самых последствий ваших грехов и преступлений. Да, сладок грех, приятен порок, упоительны наши страсти – но как бесконечно горьки и смертоносны последствия их! Поэтому самая тяжелая, самая адская жизнь выпадает только на одного грешника. Грешник как будто для того и рождается, чтобы всегда грешить и всегда с проклятием расплачиваться за свои грехи: минута сладости – десятки лет страданий, мук и проклятий! О, как ужасен грех! Он снаружи представляется прекрасным, прелестным, даже как-будто преисполнен всякого рода блага, но стоит только дотронуться до него, как тысячи смертей выползают из него. Милые мои страдальцы! Не правду ли я говорю?

– Правду! Правду вы говорите! – сквозь рыдания закричали арестантки. – Таков грех сам по себе.

– Теперь перенесусь своим словом на вас. Что вас сюда привело – грех или добродетель? Чья рука заковала вас в кандалы – рука мира сего или пука Христа? Чья воля лишила вас личной свободы – воля ли диавола или воля Господа? О, вы лучше меня знаете, что и кто принудил вас влачить такое столь тяжкое существование. Однако от этого вам не нужно окончательно падать духом, вы еще не совсем погибли, мало того, есть даже возможность для вас совершенно выйти из этого, столь мучительного состояния – это исправление вашей жизни, это внутреннее покаяние вашего духа. Покаяние есть не только совершенный выход из этого переживаемого вами состояния, но оно есть новое возрождение в совершенно новую для вас жизнь! Покаяние – сила, преобразующая каждого из нас в совершенно нового человека. Покаяние есть внутренний выход человека из самого себя и вхождение во Христа. На первых порах предварительные последствия покаяния в кающемся грешнике бывают таковы: спокойствие духа, свобода и радость совести, свежесть и озарение чувств, просветление ума, душевное умиротворение, тихое и безмятежное состояние сердца, благодатное обновление воли, чудесная перемена самого характера и т. п. Это только предварительное состояние кающегося грешника. За этим же состоянием ожидает кающегося грешника еще бесчисленное множество таких состояний его духа, о которых знает только один Господь и сам кающийся грешник!

Милые мои сестры! Вступите на поприще покаяния, – и вы спасетесь! Перемените вашу жизнь, – и вы освятитесь; сбросьте всю тяжесть ваших преступлений и возложите вместо нее на себя иго Христово, – и вы обновитесь, возродитесь и будете новою тварью во Христе!

– Каемся, каемся и хотим сейчас, сейчас хотим каяться! – исступленно кричат арестантки.

К моему горлу подкатывают слезы.

– Смотря на ваше раскаяние, я не могу говорить, жалость сердца моего кладет на мои уста печать молчания. (Пауза). Возлюбленные мои матери и сестры, если такое пламенное желание вы ощущаете в себе к осуществлению вашего покаяния, то ни минуты не медля, сейчас же покайтесь, сейчас же дайте слово Господу, что прежними грешницами вы не будете, что вы остальные дни, месяцы, годы вашей жизни отдадите Христу.

Арестантки не удержались, они начали открыто каяться в своих преступлениях; некоторые даже падали в истерику. К сожалению, в это время при мне не было священника – он был вызван из Зерентуя уже на второй день. Собрав их, он прочел разрешительную молитву, а на следующий день совершил в палате Литургию и всех их причастил Божественными Дарами. После окончания Божественной Литургии меня пригласили к себе на беседу политические арестанты. Придя к ним, я застал их сильно спорящими между собою. Спор их был по поводу моей речи.

Я поздоровался с ними, они предложили мне сесть. Я по следовал ихнему предложению. Некоторые сели вокруг меня, а другие кто на пол сел, кто стоял. Их было чело век около двадцати. Одна из них, лет сорока брюнетка с нависшими бровями, с тонкими губами, по-видимому с большой волей и сильным характером женщина; она села против меня и сказала:

– Мы вас пригласили, чтобы побеседовать с вами.

Я ответил ей:

– С большим удовольствием.

– Так вот, нам хочется знать: может ли Евангелие быть общественной жизнью? – спросила меня эта женщина.

– Вы хотите сказать: может ли Евангелие быть нормативной программой для общественной жизни? – поправил я ее.

– Так, так, – улыбаясь, ответила она мне.

– Да, – сказал я.

– Будьте так любезны, укажите и объясните нам эти места в Евангелии, – сказала арестантка.

Я вынул Евангелие из кармана, открыл Нагорную проповедь Христа и начал ее читать им. К моему удивлению, они с жадностью ловили каждое слово и принимали в сердца свои. Когда я прочел всю Нагорную проповедь, тогда некоторые из них не выдержали и, обратившись к брюнетке, с жаром начали ей говорить:

– Вот видите, вы спорили с нами, доказывая нам, что Евангелие – книга утопическая, что в ней есть только одни сплошные легенды о Христе и только.

– Что же, я ведь давно читала Евангелие, когда была еще в гимназии, поэтому, мне простительно, я все перезабыла, – тихо, но отчетливо, в оправдание себе сказала арестантка.

– Нет! – горячо кричала одна шатенка. – Вы всегда хотите, чтобы все было по-вашему!

– Знамо дело, – поддерживала шатенку блондинка, – коли не знаешь, ну и молчи, а то ведь, подишь ты, зарубила на своем: мол, в Евангелии-то нет такого учения, а оно как раз выходит, что есть!

Брюнетка упорно молчала и ничего им не отвечала.

– Скажите, что такое «нищие духом», – с достоинством спросила меня брюнетка.

– Ради Христа добровольно отрекшиеся от своего «я», – сказал я ей.

– А плачущие? – снова спросила она.

– Кающиеся грешники, – ответил я.

– Позвольте мне ваше Евангелие, – попросила арестантка.

Она взяла его в руки и, водя пальцем по странице, тихо стала читать:

– «Блаженны кроткие…» – это я знаю. «Блаженны милостивые…» – и это знаю. «Блаженны чистые сердцем…» – это я и знаю и не знаю.

– Как это понять точно и правильно? – спросила она.

– Чистые сердцем – святые, подвижники, всегда стремящиеся во всем исполнять волю Господа, подражающие жизни Христа, живущие уставами евангельской нравственности.

– Так, – произнесла она. – «Блаженны миротворцы…» – тихо проговорила она. – Это я как-то мало понимаю.

– Это, во-первых, те, которые, в себе самих всегда стараются сохранить ненарушаемый любовный мир между собою и Христом; во-вторых, это те, которые между собою и другими людьми сохраняют тот же ненарушимый мир; и, в-третьих, это те, которые отрицают войну, отрицают вообще всякое насилие, всякую смертную казнь и не только отрицают, но всенародно словом и делом стараются в человечестве непрестанно сеять мир, мир и мир! – сказал я.

– Ну, дальше, – сама себе сказала брюнетка. – «Блаженны изгнанные за правду…» Скажите, какую здесь Евангелие подразумевает правду? – спросила меня арестантка.

– Самого Христа и евангельское учение, – ответил я.

– А тут нет разве места политической правде? – серьезно спросила меня брюнетка, не сводя с меня своих черных глаз.

– Нет, – ответил я.

– Почему? – возразила она.

– Потому что вообще политическая правда есть стремление к власти, а власть, как власть, есть насилие. Насилие же само по себе есть ужасное зло.

– Екатерина Васильевна! Где она? Екатерина Васильевна! – возбужденно кричала брюнетка. – Екатерина Васильевна!

– Я здесь, здесь, – ответила пожилая арестантка.

– Поздравляю вас!

– С чем? – удивленно смотрит на нее старая Екатерина Васильевна.

– Как с чем? Вы слышали, что этот молодой проповедник сказал? Он не признает никакой власти, он считает всякую власть насилием, злом. Он анархист, как и вы, – развязно сказала брюнетка.

– Я его с большим вниманием и интересом слушаю, – ответила Екатерина Васильевна.

– Ну так вот, мы будем знать теперь, что вы, молодой проповедник, по своим убеждениям – анархист! – тоном важности сказала брюнетка.

– «Блаженны вы», – растянуто читает арестантка, – «когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня…»

Прочитав это, она быстро спросила меня:

– Христос – Бог. Как же можно злословить за Него людей, признающих Его своим Богом? Разве это можно?

– Всякий безбожник является прежде всего самым ярым врагом Христа; а поскольку он является таковым по отношению ко Христу, постольку он и ненавидит христиан и злословит их, – сказал я.

– Это правда, сущая правда, – подтвердила одна молодая арестантка.

Брюнетка только подернула плечами.

– «Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах», – еще растяжно повторила слова «на небесах». – Тут я недоумеваю: почему же только на небесах, а не на земле?

– Позвольте, дорогая, – сказал я. – Христос не сказал «только», так что это слово является вашим вымыслом. Что же касается того, что Христос переносит награду для своих последователей на небеса, то это еще не значит, что последователи Господа будут лишены на земле всяких благ. Я не говорю: всяких удовольствий мира сего, я говорю только «всяких благ». Об этих-то благах в другом месте Христос говорит так: «Истинно, истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом или родителей, или братьев, или сестер, или жену, или детей для Царства Божия и не получил бы гораздо более в сие время и в век будущей жизни вечной» (Лк. 18:29–30).

– Что же может последователь Христа взамен всего этого получить? – спросила меня брюнетка.

– Он получил бы за все это прежде всего Самого Христа, а со Христом он получил бы все, – сказал я.

– Что же «все»? – спросила меня Екатерина Васильевна.

– Под этим «все» он получит себя самого уже не в качестве грешника, а в качестве совершенно нового человека во Христе; он, благодаря своей внутренней близости ко Христу, непременно умолит Господа, чтобы его родители, его жена, его дети, его родные, оставленные им ради Царства Божия, все были спасены, все были подобны Господу; он, благодаря своей любви ко Христу, будет еще в этой жизни преисполнен всякого духовного блаженства, всякой благодатной радости и всяких таких творческих духовных сил Всесвятого Духа, при наличии коих он столько сделает здесь и людям, и животным, и вообще всей твари добра, что обыкновенным людям это даже и никогда не приходило в голову! – сказал я.

– Это фантазия – ответила мне брюнетка.

– Разве фантазия то, что христианство победило мир? Разве фантазия, что только одно христианство рождает гениев? Разве фантазия, что природа только одним христианам открывает свои тайны, вроде тех или других физических законов? Где вы нашли, чтобы еврею или магометанину, или буддисту, или какому-нибудь шаману природа открыла тот или иной свой закон? Кроме сего, факт налицо, – что все гении порождаются на почве христианства.

– Почему на почве христианства? – почти раздраженно спросила меня брюнетка.

– Только потому, что оно свою творческую силу заимствует исключительно от одного Христа, – сказал я.

– Ну, ладно, – сказала брюнетка, – пойдемте дальше по Евангелию.

– Хорошо, – согласился я.

Брюнетка тихо, почти про себя прочитала с тринадцатого по двадцатый стихи пятой главы по Матфею. Следующие же стихи: двадцать первый и двадцать второй она прочла громко и подряд два раза. Потом остановилась и куда-то далеко-далеко ушла мыслью. Я не сводил с нее глаз. Минута, другая, третья – пауза.

– Да, – вздохнув, проговорила она. – Ничего подобного я не читала. Это для меня просто откровение. Как же я раньше этого даже в самом Евангелии не находила? Знаете: мне очень не хочется сознаться в превосходстве Евангелия над всеми специальными существующими идеями и мне сейчас просто хочется, чтобы Евангелия не было в мире и чтобы его никто не знал. Так что, откровенно говоря, я сию минуту чувствую страшное бешенство в своем сердце против Евангелия. Но против своей воли прошу вас: дайте мне ваше Евангелие только на одну ночь, завтра я вам его верну. А теперь – до свидания.

Я вышел с какою-то внутреннею радостью от этих политических узниц. На следующий день я опять произнес проповедь всем арестанткам на тему: «Сын Давидов, помилуй меня!» (Мк. 10:47). По окончании проповеди, политические арестантки опять позвали меня к себе. Брюнетка, отдавая мне Евангелие, говорит:

– Есть, над чем задуматься.

И сама горько заплакала.

– Что с вами? – спросил я.

– Это моя тайна, – ответила она.

Екатерина Васильевна сидела тоже какая-то задумчивая, с опущенными глазами.

– Что же, о чем будем сейчас беседовать с вами? – спросил я.

Брюнетка вздохнула и начала говорить:

– Я сегодня не спала всю ночь, всю свою жизнь не раз перебрала по косточкам. Это меня заставило так все передумать, пересмотреть – только одно Евангелие. Подруженьки мои, здесь находятся такие принципы человеческой общественной жизни, каких ни Маркс, ни Энгельс, ни Лассаль, ни Кропоткин, ни другие вожди социализма совершенно не имеют. Так, например: «Я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего подлежит суду; кто скажет брату своему «рака» – пустой человек, подлежит синедриону (верховному суду); а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной». Я не знаю, что такое геенна огненная? – спросила она.

– Истребление, – ответил я. – Вот один из многих принципов. Представьте себе: по учению Евангелия, гнев есть начало убийства или, лучше сказать, самое семя убийства. Не будь в нас гнева – не было бы между нами ни раздоров, ни взаимной ссоры, ни убийства, ни смертной казни, ни самой страшной войны, ни даже какого бы то ни было со стороны друг друга умаления личности, вроде того: ты – дурак, ты – негодяй, или ты – никуда не годный. Удивительный принцип! Дальше: «Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой перед жертвенником и пойди, примирись с братом твоим и тогда приди и принеси дар твой. Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя суду, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу. Истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь последний кодрант». – По-моему, это значит, что христианин безусловно обязан даже в других против себя подавлять с корнем вырывать силою мира, силою самоотверженной любви, какое бы то ни было чувство неудовольствия, чувство вражды и т. д.

– Я не совсем хорошо понимаю, – шепеляво возразила высокая, стройная, молодая девушка-арестантка.

– Это значит, – говорю я ей, – если вы знаете, что кто-нибудь питает к вам какую-нибудь злобную мысль, то вы, как христианка, во что бы то ни стало, должны примириться с ним или с нею и своею любовью к нему или к ней, точно огнем, сжечь и искоренить в нем или в ней всякое находящееся в нем или в ней нехорошее чувство к вам, хоть бы для этого и пришлось поступиться своим самолюбием и даже своею невинностью перед ним.

– Теперь я понимаю, – ответила молодая арестантка.

– «Вы слышали», – снова начала читать читать брюнетка, – «что сказано древним: «не прелюбодействуй» (Исх. 20:14). А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из твоих членов, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая рука твоя соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. Сказано также, что если кто разводится с женою своею, кроме вины и прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует». Вот подумайте об этом принципе учения Христа, как я сегодня ночью думала, – и вы придете к такому заключению, что если бы христиане исполняли этот принцип учения Христа, то не было бы никакого разврата, никакого насилия над женщиной и никакого сифилиса. Мало того, тогда не было бы и никакой проституции, не было бы публичных домов и никаких абортов, не было бы и проклятой ревности, не было бы и самоубийств и убийств, не было бы самого вырождения человечества. Развод, – произнесла брюнетка, – да этот развод, по учению Евангелия, есть ужасное потворство разврату.

– Ну а если они не сошлись характерами, тогда-то как? – спросила блондинка.

– Ах, Анюта, Анюта! Все это ложь, наглая ложь! Не сошлись характерами! Сплошь и рядом это «не сошлись характерами» бывает только оттого, что он женится на приданом, или она выходит за толстый бумажник, или не знают границ в удовлетворении своих похотей – вот и все! – властно сказала брюнетка.

– Я с этим согласна, – тихо и положительно сказала Екатерина Васильевна.

– «Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Богом клятвы твои (см.: Лев. 19:12; Втор. 23:21). А Я говорю вам, не клянитесь вовсе: ни небом, потому что престол Божий, ни землею, потому что она подножие Его ног, ни Иерусалимом, потому что он город великого царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым и черным, но да будет слово ваше: да, да, нет, нет; а что верх этого, то от лукавого». – Из этого принципа видно, что Христос запрещает Своим христианам какую бы то ни было произносить клятву. Значит, здесь нет места и присяге. Это хорошо, очень хорошо сказано. Все эти клятвы, да еще именем Божиим, именем Того, Кто раз и навсегда отверг их, сколько делается зла! Сколько из-за присяги пролито человеческой крови, сколько было и еще будет всяких войн! Да, вот где правда, так правда! – сказала брюнетка.

– Пойдем дальше: «Вы слышали, что сказано: око за око, зуб за зуб (Исх. 21:24). А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя, не отвращайся». По моему, это значит, что на всякое насилие христианин должен отвечать не только непротивлением, но и даже любовною готовностью в несколько раз больше услужить своему врагу, чем он требует от христианина. Удивительное учение Христа! Последуем вперед: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего (Лев. 19:17–18). А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так ли же поступают и язычники? И так будьте совершенны. Как совершен Отец ваш небесный». Это, скажу, не золотые принципы жизни, а какие-то небесные, если можно так сказать. В самом деле, как все это полно, закругленно, кратко и бесконечно содержательно! Вот поставьте жизнь человеческую на эти принципы – и на земле будет блаженство.

– Механически ее нельзя поставить на эти Христовы принципы, их можно чисто биологическим путем осуществлять на земле, – сказал я.

– Ну заторочили по какому-то чертовскому языку: механически, биологически… Да говорите по-нашенскому тамбовскому языку-то, щешь вы, немцы, ще ли? Тут ведь очень интересно слушать да понимать, – сказала одна сморщенная старушка-арестантка.

– Дорогая моя, простите меня, я скажу: просто нужно так мыслить, так чувствовать, так делать, так поступать, так жить, как вот говорит Евангелие, – ответил ей я.

– Ну, так, сын мой, и надо говорить, чтобы нам всем было понятно, – сказала ласково старушка.

– Я знала некоторых протопопов, благочинных, батюшек, диаконов, псаломщиков… Как напьются пьяные, да и айда по молодицам! Вот они на что ловки, а не подумают, сволочи, что они поставлены быть пастырями, чтобы своею примерною, святою жизнью простых крестьян отвлекать от всего худого, от всего злого, – сказала толстая, приземистая арестантка.