Китай пятидесятых годов являл собой страну стремительных перемен. После с трудом завоеванной победы коммунистическая партия была преисполнена решимости превратить аграрное общество в модернизированную коммунистическую утопию. Для этого председатель Коммунистической партии Китая Мао Цзэдун подготовил дерзновенный план: план “Большого скачка”. Мао считал, что стране необходима коллективизация сельского хозяйства и полный пересмотр политики. Первым делом следовало уничтожить вредителей – мух, досаждавших людям, комаров, разносивших малярию, и крыс, распространявших чуму. В эту компанию самых страшных вредителей совершенно неожиданно попал скромный и незаметный евразийский воробей. Эта безвредная птичка не разносила никаких болезней, но зато склевывала посеянное крестьянами зерно. Власти смогли найти и политическую аллегорию: воробьи – это буржуазия, эксплуатирующая пролетариат. Птицы были объявлены “публичными животными капитализма”, и в 1958 году началась “Великая воробьиная кампания”, целью которой стало полное уничтожение пернатых врагов революции.
В “Пекинской ежедневной народной газете” был напечатан недвусмысленный приказ: “Все должны принять участие в битве… мы должны проявить поистине непреклонное революционное упорство”. Этот призыв к оружию был услышан: один только Пекин выставил на войну с воробьями трехмиллионную армию. Из студентов создали команды стрелков, которых учили отстреливать воробьев, уничтожать их гнезда, разбивать яйца и убивать птенцов. Другие же студенты в это время били колотушками по кастрюлям, создавая жуткую какофонию, которая отпугивала птиц и не давала им садиться на землю. Несчастные создания, выбившись из сил, падали замертво. Воробьи в панике целыми стаями бросились искать хоть какое-то убежище; например, они пытались спастись на территории польского посольства в Пекине, сотрудники которого отказались впустить в дипмиссию толпу. Но этот отказ не сыграл никакой роли, потому что китайцы, неистово бившие в барабаны и кастрюли, окружили здание плотным кольцом. Это безумие продолжалось два дня, а потом польским дипломатам пришлось лопатами выгребать с территории посольства птичьи трупики. В течение года было убито около 1 миллиарда воробьев. Этот вид в Китае практически вымер.
Однако архитекторы данного уничтожения не учли важную экологическую роль простого воробья. Вскрытие убитых птиц показало, что их главным источником питания были не семена, а насекомые. Нельзя сказать, будто никто этого не предвидел: ведущий орнитолог Китая Чжэн Цзосинь предупреждал, что воробьи играют очень важную роль в уничтожении вредителей. Но Чжэн навлек на себя гнев Мао; ученого объявили “реакционером”, невеждой, заставили учиться заново и приговорили к принудительным работам. В конечном счете в 1959 году партия опомнилась и вернулась к реальности, но колоссальный ущерб природе уже был причинен. Воробьи являлись единственными естественными врагами саранчи, и в их отсутствие произошло ее взрывоподобное размножение. По всей стране саранча безнаказанно уничтожала урожай. Китаю пришлось импортировать воробьев из Советского Союза. Но урожая уже было не вернуть, а другие катастрофические решения, принятые в рамках политики Большого скачка, усугубили ситуацию. Результатом всего этого стал Великий китайский голод, длившийся с 1959 по 1961 год. По разным оценкам эта трагедия унесла от 15 до 45 миллионов жизней ни в чем не повинных людей.
Эти ужасы, эта высочайшая смертность очень ярко иллюстрируют отсутствие критического мышления и сурово предупреждают о том, что может произойти, если не задумываться заранее о вероятных последствиях предпринимаемых действий. Мао и его соратники поддались видимой простоте политического силлогизма “Надо что-то делать; уничтожение воробьев – это что-то; следовательно, это надо делать”. Однако действие, совершенное лишь ради него самого, вовсе не гарантирует достижения успеха. Недаром говорят, что дорога в ад устлана благими намерениями; плохо продуманные действия могут привести к неожиданным и устрашающим результатам. Всепоглощающее стремление партии к модернизации ослепило ее руководство до такой степени, что оно не смогло разглядеть опасность и проигнорировало предупреждения ученых, призывавших к осторожности. Страшный голод в Китае – это пример того, что может случиться, когда критическим мышлением пренебрегают.
Умение мыслить, рассуждать и делать выводы является одним из наших самых ценных навыков и, вероятно, лучшей характеристикой нашего биологического вида. Судя по всему, именно в этом умении и заключается секрет нашего успеха. В некоторых отношениях наше господство над планетой представляется удивительным и неожиданным. Как вид мы не производим особо сильного впечатления: мы всего лишь безволосые двуногие высшие обезьяны, к тому же не обладающие большой физической силой. Мы не умеем так ловко лазить по деревьям, как наши сородичи обезьяны. По своим физическим данным мы не идем ни в какое сравнение с мощными красавцами-хищниками. В своем естественном состоянии мы привязаны к земле, так как не умеем ни летать, ни долго держаться на воде (и тем более под водой). Нашим самым ценным достоянием является килограмм с небольшим студенистого вещества, заключенного в защитную черепную коробку. За время, прошедшее с того момента, когда человечество сделало свои первые робкие шаги по нашей планете, именно уникальный человеческий мозг позволил нам занять господствующее положение на Земле. Мозг компенсировал нам слабое развитие клыков и когтей.
Сложная игра химических и электрических сигналов в наших головах дала начало всему, что делает нас людьми. Благодаря нашей способности мыслить и делиться своими мыслями с другими мы получили нетленные сокровища: язык, эмоции, общество, музыку, науку и искусство. Способность к общению и безграничное умение мыслить позволили нам совершать невиданные подвиги. Наш разум помог нам преобразить окружающий мир, изменить природу согласно нашей воле. Нами движут – и всегда двигали – любопытство, глубокое мышление и безудержное стремление исследователя. Мы постоянно испытываем ненасытную потребность во все новых и новых открытиях, мы хотим познать окружающий нас величественный мир и отыскать наше место в необъятной огромности вселенной. Мы пересекли глубочайшие океаны, раскрыли тайны атома и даже сумели вырваться за пределы притяжения нашей планеты. Эти черты отражены в самом названии нашего вида – Homo sapiens, то есть человек разумный: оно говорит как о намерениях, так и о сути нашего биологического вида.
Но при всех великих достоинствах нашего ума мы видим массу примеров неверных суждений. Несмотря на впечатляющий инструмент мышления, коим нас снабдила природа, мы часто делаем ошибки – от самых банальных до фатальных. Эти ошибки преследуют нас на протяжении всей многострадальной истории человечества, но именно теперь необходимость понимать, где и как мы можем допустить промах, обрела первостепенную важность. Никогда еще не оказывались мы в такой зависимости от шарлатанов и глупцов, никогда еще с такой легкостью не становились жертвами вредных медицинских советов, ложных новостей и ядовитой пропаганды. Эти проблемы не новы, но масштаб их разительно изменился. Мы живем в эпоху, когда доступ ко всей сокровищнице человеческого знания находится у нас буквально на кончиках пальцев. Но парадокс заключается в том, что именно эта свобода в доступе к информации позволяет дезинформации, жульничеству и обману распространяться быстрее и дальше, чем когда-либо в прошлом.
Однако не стоит впадать в отчаяние – тот самый человеческий разум, который может делать промахи, обладает и уникальной способностью учиться на своих ошибках. Если мы обнаруживаем, в чем мы заблуждаемся, то можем одолеть последствия ошибочного мышления. Если мы хотим принимать здравые решения, несмотря на оглушительную какофонию из полуправды и откровенной лжи – этот эквивалент грохота кастрюль и котелков времен китайской воробьиной кампании, – то нам надо во что бы то ни стало научиться отличать полезные сигналы от паразитного шума, чтобы осознавать, когда именно вползает в нашу голову ложное мышление. Сложность задачи поначалу может обескураживать, но не стоит забывать о нашем чрезвычайном преимуществе: о способности к критическому мышлению. Существует много определений такого мышления, но мы приведем только одно из них, данное “Оксфордским словарем английского языка”: “Критическое мышление – это объективный анализ и оценка предмета, направленные на формирование суждения”.
Аналитический аспект здесь чрезвычайно важен. Если мы научимся прослеживать путь каждого утверждения до его логического конца, то сможем приходить к более надежным заключениям, чем дозволяют нам инстинкт или интуиция. Куда более трудная задача – это подвергнуть такому анализу наши собственные мнения, которые мы прикладываем к чужим убеждениям. В суждениях нам следует руководствоваться убедительными доказательствами и свидетельствами и быть готовыми отвергать неверные идеи и мнения, независимо от того, насколько они нам приятны. Вопрос заключается не в том, нравится нам конечный вывод или нет, и не в том, укладывается ли он в нашу картину мира; важно, вытекает ли результат из доказательств и логики, или нет.
Такие рассуждения жизненно необходимы, ибо наши представления о мире неизбежно искажены. Шведский статистик и врач Ханс Рослинг наблюдал по всему миру тысячи людей, которым он задавал объективные вопросы обо всем на свете – от проблем здравоохранения до нищеты. В процессе этих опросов ученый неизменно сталкивался с тем, что, независимо от уровня интеллекта или образования, люди потрясающе плохо ориентируются в окружающем мире. Мы придерживаемся впечатлений, несовместимых с объективными данными, и часто эти впечатления внушают даже больше пессимизма, чем реальное представление о ситуации. По мнению Рослинга, такое положение складывается из-за того, что, формируя впечатления, мы склонны полагаться на сведения, почерпнутые из средств массовой информации; он замечает по этому поводу, что “формирование картины мира по сообщениям СМИ – это то же самое, что формирование мнения о человеке на основании отпечатка его стопы”. Конечно же, средства массовой информации не исчерпываются традиционным триумвиратом телевидения, газет и радио. Многие из нас сегодня ищут информацию в интернете, по большей части в социальных сетях. Эта система коммуникации представляет собой дом без привратника, информационное поле без регламентации, ограничивающей деятельность традиционных СМИ, и поэтому в ней намного легче пускают корни ложь и фальсификация.
Мы, надо сказать, не очень сильно искушены в распознавании лжи. В 2016 году ученые Стэнфордского университета протестировали способность учащихся средних школ, колледжей и университетов оценивать достоверность различных статей. Итоги исследования, пользуясь словами его авторов, можно охарактеризовать как “безрадостные” и “угрожающие существованию демократии”. По результатам исследования выяснилось, что учащиеся легко впадали в заблуждение, принимая сомнительные источники за надежные и будучи неспособными даже понять, что им следует предпринять для оценки добросовестности источника. Одного только простого факта, что сайт “отшлифован до блеска” или что сообщение прочитано и одобрено множеством людей, было достаточно для того, чтобы одурачить этих аборигенов цифрового медийного пространства. Например, бакалавров Стэнфордского университета направляли по ссылкам на статьи об однополых браках, опубликованные Американской педиатрической академией (авторитетной профессиональной организацией) и Американским педиатрическим колледжем (известной гомофобной группой, занятой разжиганием ненависти). Удручает то, что студенты посчитали обе эти организации одинаково авторитетными и уважаемыми, не дав себе труда поискать сведения за пределами сайтов или выполнить элементарную проверку фактов.
По некоторым оценкам, приблизительно 59 процентов статей, гуляющих по социальным сетям, рассылаются людьми, которые их не читали. Чтение статьи требует труда, а рассылка материала на основании его привлекательного заголовка вызывает социальное одобрение и приносит массу лайков без малейших интеллектуальных затрат. Этот социальный компонент очень важен: в большей степени, чем традиционные СМИ, рассылки информации в Сети вызывают чрезмерный негатив. В проведенном журналом Science в 2014 году исследовании было показано, что аморальные поступки, о которых люди узнают из Сети, вызывают у них большее возмущение, чем поступки, о которых они узнают из теленовостей или газет. Причина отчасти заключается в том, что производители “контента” и владельцы платформ используют рассылки и возможность “поделиться” как источник дополнительного дохода. Даже традиционные, респектабельные и серьезные издания – доходы которых некогда зависели именно от достоверности информации – были вынуждены “оседлать” интернет, так как продажи бумажных экземпляров резко снизились. Но что может гарантировать массовость рассылки? Правильно, сильные эмоции. В проведенном в 2017 году журналом PNAS (Proceedings of the National Academy of Sciences / “Труды Национальной академии наук США”) исследовании было показано, что использование эмоционально-морализаторского языка в значительной степени помогает проникновению политического содержания в социальные сети. Но такой подход превращает нас в машины возмущения, в существа, отбирающие самые захватывающие сюжеты, независимо от их истинности или общественной значимости.
Разделенное с другими возмущение сродни катарсису, однако оно не ведет к принятию разумных и важных для жизни решений. Чаще такой подход дробит нас по образцу родоплеменных общин: сильные чувства могут порождать иллюзию какого-то реального дела, но вся подобная деятельность с большей вероятностью ограничивается пределами неких идеологических групп, а не преодолевает эти пределы. Можно, разумеется, получать удовлетворение, просто вторя голосу толпы, но само такое действие является чисто перформативным, то есть не выходит за пределы слов. Гнев – не слишком сложная эмоция; это призма, преломляющая сложные ситуации и проблемы в обманчиво простые бинарные отношения черного и белого и превращающая сложные натуры либо в хрестоматийных героев, либо в гротескных злодеев. Накапливается все больше данных о том, что упадок традиционных СМИ приводит к тревожной фрагментации информации. Выбирая адекватные источники информации, мы можем конструировать для себя любую картину реальности по нашему желанию. Но мы не способны объективно исследовать всю доступную нам информацию: мы отбираем то, что подтверждает наши предрассудки и прежние убеждения, исключая все, что может им противоречить. Как говорил Пол Саймон, “человек слышит то, что он хочет слышать, и отметает все остальное”. Сиюминутная природа современного дискурса означает, что мы в первую очередь жаждем быстроты, а не истины, и реагируем, не рассуждая.
Окончательный результат должен вызывать у нас серьезную озабоченность. В 2018 году в Science была опубликована статья с результатами обширного исследования, в ходе которого ученые изучали изуродованную ткань современного дискурса. В работе были проанализированы 126 тысяч новостных сюжетов за период с 2006 по 2017 год. Чтение этого документа отрезвляет. Независимо от метода оценки, становится ясно, что в изложении новостей доминируют ложь и непроверенные слухи, не имеющие ни малейшего отношения к истине: “Ложь распространяется значительно дальше, быстрее, глубже и шире, чем правда во всех категориях информации; этот эффект выражен в политических новостях больше, чем в новостях о терроризме, природных катастрофах, науке, городских легендах или финансах”. Степень эмоциональной окрашенности является – как и всегда – надежным предиктором широты распространения информации, а лживые статьи состряпаны так, чтобы вызывать отвращение, страх и неприкрытый гнев.
Ложные истории питают недоверие и поляризуют общество в невиданном ранее масштабе. Более того, эта ложь устойчива и плохо поддается искоренению; во всяком случае для развенчания мифа требуется гораздо больше усилий, чем для его первоначального внедрения в умы. Это обстоятельство явно не ускользнуло от внимания пропагандистов всего мира, которые пользуются преимуществами интернета для распространения всяческих подозрительных информационных материалов. Россия под руководством Владимира Путина проявила небывалый интерес к этому новому фронту и добилась на нем больших успехов. Следы русского вмешательства обнаруживаются по всему миру; это вмешательство целенаправленно оказывает дестабилизирующее влияние на страны, считающиеся враждебными, подогревая внутренние противоречия и взаимное недоверие. Недоброй славой пользуется, например, Агентство интернет-исследований в пригороде Санкт-Петербурга, где небольшая армия троллей засоряет социальные сети, сея рознь и влияя на общественное мнение всего мира. В совместном докладе разведывательного сообщества США указано, что президентские выборы 2016 года в США характеризовались массивным вмешательством России, а проведенный впоследствии анализ позволил предположить, что этих согласованных пропагандистских усилий было достаточно для того, чтобы изменить конечный результат выборов. Похожие признаки вмешательства были в том же году обнаружены во время британского референдума по поводу выхода из Евросоюза, а в 2017 году это повторилось во Франции, во время президентской гонки.
Удручающая истина заключается в том, что подобные техники, при всей их циничности, являются невероятно эффективными. Корпорация РЭНД[1] называет такую модель “русским пропагандистским шлангом”: большой объем, многоканальность и беспощадность. Несмотря на то, что преподнесенный материал не имеет никакой связи с объективной реальностью и логикой, скорость и повторяемость сообщений привлекают наше внимание. Новости кажутся более убедительными, когда они поступают из множества источников и ведут к одним и тем же умозаключениям – даже если сами утверждения абсолютно непоследовательны и бессвязны. Принцип заключается не в том, чтобы убедить, а в том, чтобы ошеломить нас противоречивыми сведениями и ввести, как сомнамбул, в состояние пассивной апатии. Соединенный эффект всех этих методик оказывает сильнейшее влияние на наши убеждения, на то, во что мы верим. Это опасное состояние – в свое время Вольтер предостерегал, что “те, кто может заставить вас поверить в абсурд, может заставить вас совершить злодеяние”.
Управление стратегических служб США полностью согласилось с этим высказыванием Вольтера почти двести лет спустя. Изданный Управлением в разгар Второй мировой войны психологический портрет Адольфа Гитлера представляет собой достаточно убедительный документ. Читаем:
Его главное правило: не позволять публике успокаиваться; никогда не признавать свои ошибки или неправоту; ни в коем случае не допускать, что у врагов может быть что-то хорошее; никогда не оставлять места альтернативе; сосредоточиваться в каждый момент только на одном враге и обвинять его во всем плохом, что в этот момент происходит; люди скорее поверят в большую ложь, чем в малую, и если вы будете повторять ее достаточно часто, то рано или поздно в нее поверят.
Доклад Управления не просто рисует портрет самого омерзительного и страшного диктатора в истории: в этом описании схвачена суть, план действий любой тирании. Диктатура может процветать, лишь уничтожив способность к критическому мышлению, лишь пользуясь нашими предубеждениями и эксплуатируя врожденные недостатки нашего познавательного аппарата. Гитлер был лживым и умелым оратором, интуитивно знавшим то, что психологи называют эффектом иллюзорной истины: нашу склонность верить в истинность информации в результате ее бесконечного повторения. Определенно, Гитлер был не первым, кто это понимал: Наполеон Бонапарт, как говорят, заметил однажды, что “есть только одна риторическая фигура, имеющая серьезное значение, а именно – повторение”. Наука указывает нам, что элементарное повторение лжи не просто вводит нас в заблуждение относительно предметов, в которых мы плохо разбираемся: в отдельных случаях оно может заставить нас принять вымысел, несмотря на то, что мы знаем верный ответ.
То, что наши представления о реальности могут быть с легкостью искажены, является удручающим и печальным фактом, подтверждаемым современной нам политикой. Все это наносит фундаментальный вред не только нашему пониманию окружающего мира, но и прочности социальных связей, социальной цельности. Настойчивая, всепроникающая ложь уничтожает наше доверие к обществу, к его институтам и друг к другу, и слишком часто пустоту, образованную подозрениями и недоверием, заполняет злостный обман. Вдобавок мы, как биологический вид, столкнулись с трудными вызовами, требующими обдуманных действий – от стремительно наступающего изменения климата и возрождения геополитики холодной войны до надвигающейся катастрофы, связанной с устойчивостью бактерий к антибиотикам. Никогда еще в человеческой истории наши действия не имели таких долговременных последствий.
При всей изощренности нашего ума мы всего лишь сентиментальные животные. Мы – неразумные обезьяны, приверженные спорным истинам и склонные к бездумным реакциям. Мы создали орудия разрушения невообразимой мощности и сделали их доступными капризам весьма психологически неустойчивых персонажей. Как заметил выдающийся биолог Эдвард Уилсон, реальная проблема человечества заключается в том, что мы обладаем “палеолитическими эмоциями, средневековыми институтами и божественными технологиями”.
Конечно, любой из нас разделяет какие-то заблуждения или придерживается спорных убеждений. Но мы даже не можем вообразить, насколько глубоко искажают они наше восприятие. Идеи не существуют в изоляции, так же как убеждения не существуют в вакууме. Вся информация, с которой мы сталкиваемся, формирует то, что Уиллард Куайн назвал “сетью убеждений”. Наши идеи тесно переплетены между собой, и согласие даже с одним сомнительным убеждением может привести к раскручиванию спирали воздействий на все остальные наши понятия и концепции. Взяв для примера развенчанный миф о том, что вакцинация приводит к аутизму, философ Алан Джей Левиновиц рассуждает:
Для того чтобы добавить идею о том, что “вакцины вызывают аутизм” в свою сеть убеждений, нам придется ослабить уверенность в [авторитете науки] и усилить веру в идеи более высокого порядка, дабы получить взамен адекватное альтернативное оправдание. Тем, кто следит за дебатами вокруг вакцинаций, очень хорошо знаком весь набор оправдательных убеждений высшего порядка: натуральное лучше синтетического; ученые выполняют заказ “Большой Фармы”; ведущим СМИ нельзя доверять; вы сами лучше всех знаете, что полезно для вашего организма.
Эти слова можно приложить и к теории заговоров: вера в одну теорию заговора тесно коррелирует с верой в другие такие же теории. Как только человек поддается обаянию конспирологии, он тут же начинает видеть повсюду лишь коварные махинации.
Все это ведет к поляризации и разделению общества. Сама по себе демократия очень хрупка – мы все обитатели одного мира, и если мы не можем прийти к согласию относительно самых простых, базовых фактов, то как же нам справиться со стоящими перед нами проблемами? Решение заключается в усвоении критического мышления, являющегося фундаментом научного метода, который предусматривает порождение идей и их строжайшую проверку. Те идеи, которые выдерживают критическую проверку, временно принимаются, те, которые ее не выдерживают, отбрасываются, невзирая на все их изящество. По сути, в этом подходе нет ничего уникально научного; здесь мы имеем дело всего лишь с научным контекстом более общей стратагемы, предусматривающей проверку идей, а не слепое следование им. Это означает, что критический подход не ограничивается научными вопросами: аналитическое мышление можно приложить ко всем сферам – от решений, касающихся нашего благополучия или выбора страховой компании, до решений, касающихся предотвращения глобальной катастрофы. Умение мыслить научно дает нам в руки инструменты, необходимые для оценки утверждений, которые сыплются на нас как из рога изобилия, и для умения отличить разумные утверждения от подозрительных. Самое же важное заключается в том, что научное мышление позволяет распознавать сомнительные аргументы и манипулятивные техники.
Такой подход не только дает возможность принимать лучшие решения. Он является фундаментальным условием сохранения нашей свободы; критическое мышление помогает не оставить камня на камне от демагогии. В 1995 году великий итальянский писатель и философ Умберто Эко в своем эссе перечислил 14 признаков любой фашистской идеологии. Хотя его заключения были выведены из наблюдений за историческими авторитарными режимами, нас не может не тревожить то обстоятельство, что сейчас мы видим возрождение многих из этих признаков в современных популистских политических движениях. Главным признаком подобной идеологии является гнусное презрение к интеллекту и прославление иррациональности, сопряженное с очернением критического мышления. Эко замечает, что для фашистских и подобных им движений
…мышление является формой кастрации. Следовательно, культура попадает под подозрение, поскольку она отождествляется с критическим подходом. Симптомом ур-фашизма всегда является недоверие к интеллектуальному миру – от приписываемого Герингу изречения (“Когда я слышу слово культура, моя рука тянется к пистолету”) до частого использования таких выражений, как “дегенеративные интеллектуалы”, “яйцеголовые”, “псевдоинтеллектуалы”, “высокомерные снобы” и “университеты – это рассадники красной заразы”.
То, что такие движения имеют целью задушить критическое мышление и очернить тех, кто его придерживается, не вызывает удивления. Общество, требующее доказательств и опровергающее лживые заявления, общество, осведомленное о двуличной тактике, обладает иммунитетом в отношении популистского арсенала жаждущих власти тиранов. Такое аналитическое мышление для нас не вполне естественно – оно требует рефлексии, а не реакции, и ценит истины выше быстроты. Такое мышление не является врожденным, но ему можно научиться.
Зачастую кажется, будто рациональность – это побочный продукт интеллекта, но на самом деле между интеллектом и рациональностью почти нет корреляции. Люди с высоким IQ в такой же мере страдают иррациональностью (неспособностью мыслить и вести себя рационально, несмотря на наличие достаточных для этого умственных способностей), как и люди, не обладающие столь высоким интеллектом. Однако способность к рациональности, в отличие от IQ, можно быстро улучшить. В 2015 году была опубликована интересная статья о работе, в ходе которой исследовали подверженность людей предрассудкам и пристрастиям при принятии решений. После этого некоторым испытуемым продемонстрировали видеофильмы с объяснением их логических ошибок, а затем предложили поиграть в интерактивную игру, помогающую избавиться от предрассудка или пристрастия. Столкнувшись с похожими проблемами несколько месяцев спустя, те, кто прошел курс обучения, редко повторяли прежние ошибки и с большим успехом выявляли спорные утверждения.
Как ученому мне выпала редкая удача: я годами тренировал свое аналитическое мышление. Даже теперь я все еще учусь новому, исправляю старые ошибки и избавляюсь от прежних заблуждений. Как популяризатор науки я имею честь и удовольствие беседовать с самыми разными людьми об их понимании науки и медицины, узнавая многое об их интересах, опасениях и заблуждениях. Последние несколько лет я посвящаю немало времени попыткам внести ясность в спорные вопросы, занимающие общество: от мифов о раке и изменении климата до вакцинации и генномодифицированных организмов. Я был свидетелем темной стороны искаженной логики и иррациональности: теорий заговора, бессмысленных кампаний и даже напрасных смертей. Из всего этого должно извлечь уроки, усвоение которых позволит нам стать хоть немного более проницательными.
Работая над этой книгой, я ставил себе целью освещение основных причин наших ошибок, исследование того, как каждый из нас может использовать аналитическое мышление и научный метод для улучшения не только своей жизни, но и нашего мира. Наверное, было бы глупо и излишне амбициозно надеяться охватить все эти проблемы в одной работе, но я все же полагаю, что мой скромный вклад поможет осветить проблемы и способы мышления, которые позволяют нам не сбиваться с пути. В мои намерения не входило писать учебник – ведь наглядные рассказы оказывают на нас более глубокое воздействие, чем сухие факты, – и поэтому каждая рассмотренная нами тема будет проиллюстрирована яркими, порой странными, но абсолютно правдивыми сюжетами (от смешных до трагических), почерпнутыми из истории и современности многих стран.
Книга разделена на шесть основных частей, каждая из которых посвящена одной общей теме. “I: Лишение разума”. В этом разделе будет рассмотрена наша способность к мышлению и суждению. Это одно из самых драгоценных достояний человека, но, тем не менее, иллюзия логики может привести к ужасающим последствиям.
“II: Чистая и простая истина?” Здесь мы коснемся нескончаемого потока аргументов, обсуждений и дебатов, которые ежедневно и ежечасно обрушиваются на нашу голову; мы попробуем разобраться в том, как пустая риторика искажает нашу способность ясно мыслить, делает нас уязвимыми жертвами демагогов и шарлатанов.
“III: Лазейки разума”. В этом разделе я расскажу об изъянах нашего представления о самих себе. Наши мысли, эмоции, память и чувства намного более податливы и изменчивы, чем мы себе представляем; мы попытаемся исследовать скрытые предубеждения, психологические ухищрения и нарушения восприятия, которые могут приводить нас к неверным умозаключениям.
“IV: Ложь, наглая ложь и статистика”. Этот раздел посвящен статистике и числам, насквозь пропитавшим наш современный мир; мы увидим, как можно неверно или искаженно толковать числа, с которыми мы сталкиваемся, и как лжецы пользуются нашей статистической неграмотностью.
В формировании наших восприятий огромную роль играет то, как и где мы черпаем информацию. Средства массовой информации оказывают на нас большее влияние, чем мы думаем. “V: Мировые новости”. В пятом разделе мы увидим, как то, что мы “духовно потребляем”(от телевидения до социальных сетей), формирует наше восприятие; как легко можно впасть в заблуждение благодаря выбранным нами самими источникам.
И, наконец, “VI: Свеча, горящая во мраке”. Здесь мы сосредоточимся на критическом мышлении и научном методе, а также на том, как можно пользоваться этими инструментами для просвещения мира. В главах этого раздела мы выявим тонкую грань, отделяющую науку от лженауки, убедимся в чрезвычайной мощи скептицизма, а также попробуем понять, как толика критического мышления улучшает качество наших решений, а подчас даже может спасти мир.
Я далек от желания настаивать на непогрешимости ученых; ничто не может быть более далеким от правды. Мы обычные люди и подвержены тем же заблуждениям, каким подвержен каждый человек. Мы неизбежно совершаем ошибки, но и умеем учиться на них. Аналитическое мышление и научный метод сами по себе не являются исключительной собственностью науки – они принадлежат всем нам. Ученые не должны уподобляться Олимпийским богам-небожителям; они – наследники Прометея, стремящиеся поделиться со всеми добытым ими огнем. Мы живем в эпоху, когда отделить сигнал от белого шума стало невероятно трудно, но абсолютно необходимо; мы живем в мире, где мифы и манипуляции угрожают задушить истину, и я искренне убежден, что никогда еще не было настолько важно овладеть аналитическим мышлением буквально всем людям – художникам и бухгалтерам, полицейским и политикам, врачам и конструкторам. Начнем же мы с самого фундаментального свойства человека – с его разума.