О способе знакомства Моргана с ледяной леди, которую звали Адела Блэк, и о причине, по которой он решил устроить это знакомство, поначалу было много догадок. Они должны были расстаться, чтобы никогда больше не встречаться, как, например, бывает с сообщающимися друг с другом по ночам кораблями.
У самого Блэка, этого непостижимого человека, сделавшего Аделу своей женой, была своя теория, но в ней он фатально ошибался. Инспектор Бэтсвинг из Скотланд-Ярда, как и Блэк, также сделал неверные и роковые выводы. И у других людей, которые следили за этой странной игрой – игрой, в которой не было правил и в которую играли ради куска, стоившего дороже самой жизни, тоже были предположения, более или менее напоминающие теории Блэка или Бэтсвинга, но и они оказались ошибочными.
Все знал только Морган, но он не говорил об этом. Пьяный или трезвый, спящий или бодрствующий, больной или здоровый, этот человек всегда оставался хозяином самому себе. Он сказал то, что хотел сказать, и сказал совсем не много.
То, как Морган с его лохмотьями и со всей его суровой бедностью стал водить машину, было не самой простой частью загадки. Конечно, машина, как и ее водитель, была лихой, устаревшей и ветхой, но она – опять же, как и ее водитель – была способна развить приличную скорость и хорошо управлялась.
Позади блестящего шестицилиндрового транспортом, за рулем которого сидела Адела Блэк, появился старый дешевый автомобиль Моргана, и, когда Моргану пришлось тащиться за роскошной машиной, он проклял свою джентльменскую сдержанность. Проклял из-за определенного тупика, в который зашли его дела и из которого у него на данный момент не было выхода.
По его плану, он должен был познакомиться с домочадцами Блэка, и он намеревался сделать это через саму Аделу Блэк. Но пока этот план полностью провалился. Снова и снова Морган пытался проникнуть в дом Блэка – и силой, и хитростью – но даже когда ему улыбалась в этом удача, против него выступала домработница Фейт.
Было видно, что он впал в отчаяние. Три дня и три ночи он почти все время либо следовал за Аделой Блэк – пешком или на своем так называемом экипаже, либо наблюдал за ее входной дверью, отмечая во сколько она ела и спала. Он очень устал от этого.
Конечно, это дело было сложным. Он мог бы заручиться обычным знакомством с Блэками, но это ничего бы ему не дало. Проникновение в их семью, которое помогло бы ему добиться своей цели, должно было быть самым необычным.
Причины этого внезапного интенсивного интереса к делам поместья Блэка пока не разглашаются, но в тот момент именно у Моргана было нечто самое важное в жизни. И пока он неторопливо разъезжал на своей колымаге в окрестностях этого дома, который так странно привлекал его, он не переставал бормотать себе под нос.
– Удача! – ворчал молодой человек. – Я не верю, что там есть что-то такое, что касается меня. Но, черт возьми, я должен попасть в эту замкнутую тюрьму – даже если мне придется нанять всех жуликов в Лондоне. Только это вряд ли будет соответствовать моей цели.
А затем, как будто великая богиня услышала его жалобы и раскаялась в своем упущении – у него появилась возможность попасть в дом.
В тот момент Адела Блэк была одна в своей машине. Она подала сигнал о намерении подъехать к обочине возле своего дома в Найтбридже. Морган заявил впоследствии, что не видел этого сигнала. Больно отмечать, что это неправда. Он увидел сигнал чуть ли до того, как тот был сделан, и в то же время дал газ – и, увеличивая скорость, рванулся в сторону машины Аделы.
Шварк! Их машины столкнулись.
Удар драндулета Моргана в бок сверкающего автомобиля Аделы был ошеломляющим. На несколько мгновений миссис Блэк потеряла самообладание – ее полностью охватила паника. У нее побледнели даже губы, и она перекатилась через край машины – и если бы не рука готового к этому Моргана, могла бы сильно разбиться.
Этот факт послужил цели Моргана, поскольку теперь он мог – и даже должен был – войти в ее дом. А оказавшись там, он воспользовался своими возможностями.
Есть основания полагать, что миссис Блэк, хотя и была ледяной леди, намеренно не сразу пришла в себя из-за удовольствия, которое она нашла в этом причудливом оборванце, выглядевшим таким обеспокоенным из-за нанесенного им ущерба.
А он? Действительно ли он был ирландцем по происхождению или это была ложь, рассказанная, чтобы объяснить легкость, с которой он делал шутливые комплименты, я не могу сказать. Но правдой, безусловно, было то, что его комплименты были смелыми и что страдающая от тоски леди не спешила вернуть его в канаву, где ему, очевидно, полагалось находиться. Адела посчитала целесообразным упасть в глубокое кресло и отослать своих слуг, и теперь, когда ее неожиданный гость говорил, она выглядела, как актриса на сцене, а он умело отреагировал на позу, которую она приняла.
На фоне белого и золотого цветов утренней гостиной, куда она заставила его отвести себя, и в отличие от ее собственного экстравагантного совершенства, Морган должен был казаться неуместным. Ему полагалось быть застенчивым, не в своей тарелке. Но он не знал об этом и заставил даже циничную ледяную леди забыть об условностях. У него был вид, манера, характер, который препятствовал тому, чтобы его измеряли общими стандартами, и который заинтриговал Аделу Блэк больше, чем она могла допустить. Будучи равнодушной к судьбе дорогой машины, которой уже занимался ее шофер, она подбодрила Моргана улыбкой и сигаретой из собственного черепахового портсигара.
– Курите, друг мой, и продолжайте дурачиться. У меня настроение слушать, – сказала Адела.
Молодой человек подчинился.
Второго приглашения этому потрепанному плуту, которого, казалось, сотворила из самой уличной пыли позолоченная голубая ночь, не потребовалось. Он был, по правде говоря, неисправимым.
Была ли его дань искренней или просто бессмысленной, дама не стеснялась спрашивать себя. Он был забавен, и, как она сказала, ей нужно было развлечься. Он стоял там в утренней комнате, как на маленькой сцене, и его жесты с лохмотьями, а также его пустые слова были настолько несовместимы с его целеустремленным лицом, что леди причудливо сравнила его с д'Артаньяном, чем продемонстрировала глубокое знание мужчин. В остальном она с пониманием отреагировала на его реплики, ответив на его дурачество такими же причудливыми фантазиями, как и у него.
Так они говорили, ледяная леди и Морган, пока медный звон гонга не вернул их внезапно на землю.
Хозяйка особняка посмотрела на изящные часики на своем запястье. Было ли уже сказано, что эта дама была в белом платье – мертвенно-белом, так что она, казалось, была мраморной скульптурой – и что она была одета для ужина самым дорогим и совершенным образом?
– Восемь! – воскликнула миссис Блэк. – Вы, мой богемный друг, уничтожили время. И я у вас в долгу, мне нужно было уничтожить время.
Она вытянула правую руку.
– Вы пойдете со мной, вы пообедаете со мной тет-а-тет. Чего мне беспокоиться? Я имею право развлечься.
Ее гость, конечно же, принял это странное предложение, как и положено искателю приключений, которым он был. С глубоким поклоном он предложил хозяйке свою руку в рваном рукаве, и они пошли – Адела Блэк с ее дорогим совершенством и Морган с его дикостью и тряпками – по широкому залу к одной из внутренних дверей.
Молодой человек не извинился за свой костюм, который когда-то был синим, и за сапоги, которые не были ни черными, ни коричневыми. Контраст между ним и леди, которую он сопровождал, должно быть, был весьма пикантным, но слуга, в тот момент появившийся перед ними, не выказал никаких признаков удивления.
– Накройте стол, – сказала ему хозяйка. – На двоих.
– На двоих, мадам!
И слуга исчез так же тихо, как и появился. Умелый парень – наблюдательный, но подавленный.
– Возможно, – сказала леди, – было бы лучше, если бы вы сказали мне, кто вы. Есть пределы моей неосторожности. Я с трудом могу сидеть за столом с тем, кого не знаю. Я миссис Блэк, а зовут меня Адела. Можете звать меня Адела, если вам угодно.
– Мне нравится, – ответил ее собеседник. – Раз госпожа милостиво разрешает мне представиться, то я – Чарльз Джордж Крэнлиам Бакингем Джайлс Морган, и… – он снова отвесил ей один из своих благородных поклонов. – …ваш слуга.
Стол, за которым они обедали, был таких размеров, что за ним могла бы разместиться дюжина человек. И все же в той огромной столовой в доме Меллерби Блэка стол был сравнительно небольшим оазисом на просторах темного ковра.
Это было то, за что Адела Блэк была рада извиниться. Как и за «простую» еду. Ее кавалер принял это заявление небрежным взмахом руки.
Леди была удивлена, заметив, что застольный этикет не смутил его. Он согнул колени, чтобы лакей поставил ему кресло. Он ел и пил – как подобает джентльмену – со сдержанностью и разборчивостью. И он говорил. Резервуар его бессмыслицы оказался бездонным.
Он показывал любовь к ледяной леди – любовь настолько несущественную, что это было безобидно. И ледяная леди, сидевшая за столом, с удовольствием осознавала, что она смогла одним словом оживить его чувства, вдохнуть в него жизнь, заставить его перейти от слов к действиям. Будучи безрассудной и очень нуждающейся в развлечениях, она была склонна попробовать все это сделать.
Возможно, это было настолько хорошо, что миссис Блэк отложила этот эксперимент до того времени, когда он присоединился к ней в гостиной. Ибо когда Морган встал и открыл дверь, чтобы она оставила его с портвейном, их встретил сутулый человек с маленькими внимательными глазками. За ним стоял еще один, высокий и с солдатской выправкой.
Адела Блэк вернулась в столовую, и двое мужчин последовали за ней, все еще не говоря ни слова. Человек с наблюдательными глазами начал извиняться.
– Простите за вторжение, Адела, моя дорогая. Я не знал, что вы развлекались. Возможно, вы представите этого… джентльмен!
Леди засмеялась. Ее смех, как и она сама, был ледяным.
– Это, – сказала она Моргану, – мой муж.
Затем хозяйка дома подошла к своему непрезентабельному гостю и взяла его за рукав.
– Это мистер Чарльз Джордж Крэнлиам, поправьте меня, если я ошибусь… Ах, да, вспомнила! Тысяча извинений! Бакингем Джайлс Морган.
Меллерби Блэк кивнул.
– Полковник Энерли, – сказал он через плечо.
Его спутник поклонился, и Блэк, пробормотав что-то о бизнесе, исчез вместе с полковником в задней части дома.
Морган сам побрел к столу и переключил свое внимание на портвейн, который был налит в графин специально для него. Его чванство не уменьшилось, свет приключений все еще был в его глазах. Тем не менее, с уходом леди, когда он остался в одиночестве, с его лица исчезло довольно бессмысленное выражение, и его сменило другое, расчетливое и целеустремленное.
Он изучил большую комнату с таким интересом, что наблюдателю были бы простительны предположения, что у этого человека были планы на имеющиеся в ней ценные вещи.
– Спекуляция! – сказал Чарльз Морган себе под нос, назвав происхождение богатства Меллерби Блэка, так, как называли его во всем мире.
Произнеся это слово, он медленно покачал головой.
– Сомневаюсь в этом – глубоко сомневаюсь.
Тут в комнату вошел сам Блэк. Он сбросил шляпу и пальто и теперь был одет во фрак и белый жилет.
– Мне пришлось, – сказал он, – рано пообедать вдали от дома. Была заявка, которая оказалась… Ах! Практически заказом. Если позволите, юный сэр, я выпью с вами стакан портвейна.
Он уселся, и Морган передал ему графин.
Глаза Блэка были настороже, а рот мстительно скривился. Его толстое лицо выражало то плебейское напряжение, о котором его жена иногда считала нужным напомнить ему.
– Кто вы? – спросил он без каких-либо других предварительных разговоров.
Его гость улыбнулся.
– Я Чарльз…
Блэк поднял руку.
– Я все это знаю.
К удивлению Моргана, хозяин дома правильно повторил длинную цепочку его христианских имен.
– Но откуда вы? Чем занимаетесь? – задал он затем новые вопросы.
– Я из Блумсбери, – сказал молодой человек, – и я ничего не делаю.
– Из Блумсбери? Откуда именно?
– Мой адрес: картельные особняки, площадь Мекленбурга. Я живу под номером пять-А. У меня там квартира – третий этаж с видом на сады.
– Хм, у вас, возможно, есть частный доход!
Чарльз пожал плечами.
– Немного, да. А в остальном я делаю то, что у меня получается – все, что угодно.
Блэк посмотрел на него с хитрым выражением.
– Или, скажем так, кого угодно?
Морган засмеялся.
– Мы уже начинаем понимать друг друга. Надо жить. Я – говорю это без стыда – авантюрист.
– Авантюрист!
Меллерби несколько раз кивнул.
– Возможно ли, что вы когда-нибудь были – скажем так – несчастными в ваших приключениях… с э-э-э… полицией?
Морган снова пожал плечами. Портвейн был выпит, и теперь он смаковал аромат коньяка, который подал ему хозяин.
– Мелочь. Мы не виделись с глазу на глаз.
Блэк ни на минуту не прекращал тщательно изучать собеседника.
– Небольшое путешествие по холмам, а? – спросил он.
– Мои друзья, – сказал Морган, – мои друзья назвали это одиннадцатью чистыми рубашками. Вам это о чем-нибудь говорит?
Меллерби Блэк кивнул.
Чистая рубашка дается человеку, который наслаждается гостеприимством Его Величества в первый день каждой недели. Так что эвфемизм Чарльза, вероятно, представлял собой три месяца лишения свободы.
– Вы мне нравитесь, – сказал Блэк после долгой минуты. – Выпейте еще бренди. Вы мне нравитесь, мой юный друг, несмотря на ваши – уж простите! – тряпки. Я чувствую, что вы джентльмен. Сам я не джентльмен, но иногда пользуюсь такими людьми, как вы: они заслуживают доверия. У них есть свой кодекс. Я знаю, где мне с ними по пути. Моя жена говорит, что вы втянули ее в автомобильную аварию и что после этого случая вы довольно сознательно искали ее знакомства. Давайте разберемся, в чем дело. Почему вы искали знакомство моей жены?
На лице Моргана появилось выражение раскаяния.
– Я понятия не имел, – сказал он, – что вы принадлежите к семье мистера Джонсона. Вы понимаете, о чем я, сэр? Собака не ест собаку!
Это была еще одна фраза, которую Меллерби полностью понял. Семьей мистера Джонсона называют друг друга мошенники по всему миру, и его посетитель считал само собой разумеющимся, что он принадлежит к ней.
– Собака не ест собаку, – повторил Блэк и оглядел роскошную комнату.
«У этого молодого человека, – сказал он себе, – были виды на мое серебро, а?»
– Точно так же, – продолжил он, – мы понимаем друг друга. Тем не менее, я негодую на ваше заявление о том, что я являюсь другом мистера Джонсона. Вы делаете ошибку. Я не жулик. Возможно, вы слышали, как мое имя произносили с определенным значением. Они зовут меня Меллерби Блэк. Но мое настоящее имя – Меллерби. Я не против того, чтобы вы это узнали. И чтобы это узнал кто-то еще. Почему я должен быть против? Имя Блэк – это ярлык, только ярлык. Я добавил его к своей фамилии в настроении едкой иронии. Я назвал себя именем, которое дали мне мои враги. Вы знаете, что такое «черный»? Шантаж – вот что это такое. Один из этих газетчиков – негодяй, который называет себя «Бдительным» – уже некоторое время копает под меня. Я знаю это, но почему это должно меня волновать? Он может назвать меня шантажистом, но разве я шантажист? Не в этой жизни. Я разбираюсь в жизни. Знание – сила, и, обладая значительными знаниями, я обладаю значительной силой. Я разбираюсь в жизни, и поэтому люди добры ко мне.
Он заколебался, глядя в глаза собеседника.
– Вы понимаете, что я вам доверяю.
– Вы не рискуете, – спросил Морган, – говоря так со мной?
Блэк кивнул.
– Конечно, но я во многом полагаюсь на свои знания о человеческой природе. Я не уверен, что мне следует выносить на всеобщее обозрение те факты, которые я только что изложил вам, но если вы решите предать меня, пострадаете вы, а не я. Помните об этом, мой юный друг, – продолжил он, внезапно изменив тон. – Все время, когда вы имеете дело со мной, я держу вас, – он сжал кулак, – вот так.
С этими словами Меллерби поднялся со стула. Странная беседа, видимо, закончилась.
– Вы хотели бы, – предложил он, – присоединиться к моей жене? Она, полагаю, ждет вас в гостиной.
Когда двое мужчин пересекли зал, к входной двери прошел полковник Энерли в сопровождении слуги. Он обернулся с жестом прощания.
– Спокойной ночи, Блэк, спокойной ночи, мистер Морган!
И он исчез.
Что-то говорило Чарльзу, что этот отъезд Энерли был знаменательным, что у него будет повод вспомнить это. И позже он действительно вспомнил об этом моменте.