Накануне отъезда я послал свой автомобиль прямо в Руан, а сам должен был нагнать его по железной дороге и затем отправиться к друзьям, жившим на берегу Сены.
За несколько минут до отхода поезда из Парижа в мое отделение ввалились семеро мужчин, из которых пятеро курили. Как ни краток был переезд в скором поезде, но перспектива совершить его в такой компании была мне крайне неприятна, тем более что старинный вагон, в котором я сидел, не имел бокового коридора. Я взял свое пальто, газеты, путеводитель и перешел в одно из соседних отделений.
В нем сидела только одна дама. При моем появлении она не могла удержаться от жеста неудовольствия, не ускользнувшего от меня, и шепнула что-то господину, стоявшему на ступеньке вагона, – вероятно, мужу, провожавшему ее. Мужчина окинул меня внимательным взглядом и, по-видимому, довольный результатом своего осмотра, тихо сказал что-то жене, улыбаясь и как будто успокаивая ее, как трусливого ребенка. Дама также улыбнулась и бросила на меня дружелюбный взгляд, точно вдруг уверившись, что я принадлежу к числу порядочных людей, с которыми женщина может безбоязненно остаться с глазу на глаз в продолжение двух часов в маленьком помещении, величиной в шесть квадратных футов.
– Ты ведь не рассердишься на меня, дорогая, – сказал муж, – но я не могу дождаться отхода поезда: у меня назначено важное свидание.
И, нежно поцеловав ее, он ушел.
Жена махнула ему платком из окна вагона и украдкой послала несколько поцелуев.
Раздался свисток, и поезд тронулся.
В этот момент дверь отворилась, и, несмотря на протесты кондуктора, в наше отделение вошел новый пассажир.
Моя спутница, укладывавшая свои вещи в сетку вагона, взволнованная, опустилась на скамейку.
Я далеко не трус, но сознаюсь, что такие внезапные вторжения мне всегда неприятны. Они кажутся подозрительными. Однако наружность и манеры нового пассажира скоро сгладили дурное впечатление, произведенное на меня его вторжением. Он казался корректным, почти элегантным в своем модном галстуке, в свежих перчатках и с таким энергичным лицом…
Но, черт возьми, где я видел это лицо? Без сомнения, я где-то видел его. Выражаясь точнее, я находил в своей памяти впечатление, оставляемое в нас несколько раз виденным портретом, оригинала которого мы никогда не видали. В то же время я чувствовал, что напрягать свою память вполне бесполезно, так как это воспоминание было слишком смутно и неопределенно.
Взглянув на свою соседку по вагону, я был поражен ее бледным, взволнованным лицом. Она смотрела на своего соседа, сидевшего на той же стороне, с выражением настоящего ужаса; я заметил, что она протянула дрожащую руку к маленькому саквояжу, лежавшему на скамейке подле нее. Схватив саквояж, она нервно прижала его к своей груди.
Наши глаза встретились, и я прочел в ее взгляде столько беспокойства и страха, что не удержался от вопроса:
– Вы нездоровы? Не открыть ли окно?
Не отвечая на мой вопрос, она указала боязливым жестом на нашего спутника. Я улыбнулся, как раньше улыбался ей муж, пожал плечами и знаками старался дать ей понять, что ей нечего бояться, что я с нею и что к тому же этот господин, по-видимому, вовсе не опасен. В этот момент он обернулся к нам, осмотрел нас обоих с ног до головы, потом еще глубже уселся в угол дивана и больше уже не шевелился.
Водворилось молчание; потом дама, решившись, очевидно, на крайнее средство, сказала мне едва внятным голосом:
– Вы знаете, что это он с нами в одном отделении?
– Он? Кто он?
– Это он, он, уверяю вас!
– Да кто же он?
– Арсен Люпен!
Она не отрывала глаза от путешественника и произнесенные ею слова, казалось, обращены были скорее к нему, чем ко мне.
Он надвинул себе шляпу на лоб, может быть, чтобы скрыть смущение или просто чтобы заснуть.
– Вчера Арсена Люпена заочно приговорили к двадцати годам каторжной работы, – возразил я. – Значит, невероятно, чтобы он сегодня неосторожно появился в публике. Кроме того, газеты сообщали после его бегства из Сайте, что он проводит зиму в Турции.
– Нет, он в этом поезде, – громко повторила дама с явным намерением быть услышанной нашим спутником. – Мой муж вице-директор исправительного дома, и сам начальник станции нам сказал, что разыскивают Арсена Люпена.
– Однако это не причина…
– Его видели у кассы. Он взял билет первого класса в Руан.
– В таком случае его легко было арестовать.
– Он исчез. Полагают, что он пробрался по набережной и сел в экспресс, который отошел десятью минутами позже нашего поезда.
– В таком случае его там поймали бы.
– А если в последний момент он выпрыгнул из экспресса, чтобы попасть в наш поезд?… Ведь это вполне вероятно… правдоподобно?
– Ну, так его поймают здесь, так как железнодорожные служащие и агенты не могли не заметить этого перехода из одного поезда в другой. По прибытии в Руан его схватят, будьте покойны.
– Никогда! Он опять найдет возможность ускользнуть.
– Желаю ему счастливого пути.
– Но подумайте, что только он может натворить до тех пор!
– Например?
– Бог знает! От него всего можно ожидать.
Моя спутница страшно волновалась, и в самом деле положение до некоторой степени оправдывало ее чрезмерно нервное возбуждение.
– Действительно, бывают странные совпадения… – невольно сказал я. – Но успокойтесь. Предположим даже, что Арсен Люпен находится в нашем поезде: надо думать, что он будет сидеть смирно, чтобы не навлечь на себя новой беды, и постарается поскорее избежать угрожающей ему опасности.
Мои слова не успокоили ее. Однако она замолчала, не желая, вероятно, показаться навязчивой.
Я развернул газету и принялся читать отчеты о процессе Арсена Люпена. Так как в них не нашлось ничего нового, они мало заинтересовали меня. Кроме того, я был утомлен, плохо спал, глаза мои смыкались, голова клонилась к подушке.
– Неужели вы будете спать? – И, вырвав из моих рук газету, дама посмотрела на меня с негодованием.
– Конечно, нет, – ответил я, – мне совсем не хочется спать.
– Это было бы крайне неблагоразумно.
– Неблагоразумно! – повторил я.
Изо всех сил я боролся со сном, глядел на мчавшиеся мимо нас пейзажи, на облака, скользившие по небу, но скоро все смешалось в моей голове: лицо взволнованной дамы и дремавшего господина исчезли из моей памяти, и я заснул крепким, глубоким сном.
Мне снилось что-то бессвязное, неясное: кто-то, называвшийся Арсеном Люпеном, играл в этих снах главную роль; он скользил где-то вдали, нагруженный драгоценными вещами; он перелезал каменные стены и грабил замки.
Мало-помалу фигура этого человека, оказавшегося уже не Арсеном Люпеном, стала определеннее, приблизилась ко мне, все вырастая, с невероятной ловкостью прыгнула в вагон и всей тяжестью упала мне на грудь.
Резкая боль… раздирающий душу крик… и я проснулся. Мой спутник душил меня, упираясь коленом в мою грудь. Я увидел это, как в тумане, так как глаза мои налились кровью; я увидел даму, бившуюся в нервном припадке в углу вагона. Я пытался сопротивляться, но у меня не хватило сил: в моей голове стоял страшный шум, я задыхался… хрипел. Еще минута, и я задохся бы!
Почувствовав это, злодей выпустил меня из рук, но, не отходя от меня, он схватил правой рукой веревку с приготовленной на ней петлей и ловким жестом накинул ее на мои руки. В одну секунду я очутился связанным, с заткнутым ртом, обреченный на полную неподвижность.
Все это было проделано необыкновенно просто, с ловкостью, обнаруживавшей знатока, профессионального вора и преступника. И ни одного слова! Хладнокровно и отважно, ни одного лихорадочного жеста!
А я сидел на скамейке, связанный и неподвижный, как мумия, я, Арсен Люпен!!!
Было над чем посмеяться! Несмотря на опасность положения, я не мог не оценить его комической стороны. Арсен Люпен, попавшийся, как новичок, ограбленный, как первый встречный, так как мошенник, разумеется, отнял у меня кошелек с деньгами и бумажник! Арсен Люпен сделался, в свою очередь, жертвой мошенника, Арсен Люпен обманут, побежден!.. Какое приключение! Оставалась еще дама. Мошенник не обратил на нее никакого внимания. Он удовлетворился тем, что поднял сумочку, валявшуюся на ковре, вынул из нее все драгоценности, кошелек, золотые безделушки и все деньги. Дама открыла глаза, вздрогнула от ужаса, сняла кольца с руки и подала их мошеннику, избавляя его этим от излишних хлопот. Он взял кольца и посмотрел на нее: она лишилась чувств.
Молчаливо и спокойно, не обращая больше на нас внимания, мошенник вернулся на свое место, закурил папироску и углубился в созерцание приобретенных вещей, которые, казалось, совершенно удовлетворили его. Я же был гораздо менее удовлетворен своим положением. Я не говорю уже о двенадцати тысячах франков, которых меня несправедливо лишили… Нет, меня мучила мысль о том, что последует сейчас, сию минуту?
Что теперь произойдет?
Разумеется, тревога, произведенная моим появлением на вокзале Сен-Лазар, не ускользнула от моего внимания. Приглашенный к друзьям, у которых я бывал под именем Гильома Берла и для которых мое сходство с Арсеном Люпеном служило лишь сюжетом добродушных шуток, я не успел как следует загримироваться, и мое присутствие на станции было замечено. Между тем заметили какого-то человека, – «несомненно, Арсена Люпена», – бросившегося из экспресса в скорый поезд. И, что фатально и неизбежно: оповещенный телеграммой полицейский комиссар в Руане вместе с солидным числом агентов встретит поезд, будет расспрашивать о подозрительных путешественниках и сделает обыск в вагонах.
Все это я предвидел и не особенно сокрушался, уверенный, что руанская полиция не окажется проницательнее парижской и что я всегда сумею пройти незамеченным; достаточно небрежно показать при выходе мою карточку депутата, благодаря которой я уже внушил полное доверие многим скептикам. Но теперь – до чего все переменилось к худшему! Я не пользовался больше свободой и не мог прибегнуть к своим обычным приемам. В одном из вагонов комиссар найдет Арсена Люпена, которого счастливый случай предаст ему связанного по рукам и по ногам, покорного, как ягненок, и совсем готового для ареста. Останется только получить его, как почтовую посылку, посланную на ваше имя по железной дороге: корзину с дичью, с фруктами, овощами. Что мог предпринять я, связанный, чтобы избежать этой неприятной развязки?
А поезд мчался к Руану, единственной ближайшей остановке, быстро минуя одну станцию за другой…
Меня интересовала и другая загадка, в которой я был менее заинтересован, но разрешение которой возбудило во мне любопытство профессионала: каковы были вообще намерения моего спутника?
Если бы я был один в вагоне, у него было бы достаточно времени спокойно сойти в Руане. Но дама?! Едва откроют дверь, эта женщина, теперь такая покорная и смиренная, примется кричать, бесноваться, звать на помощь. Меня удивило, что он не привел эту даму в такое же беспомощное состояние, в каком находился я: это позволило бы ему исчезнуть прежде, чем кто-либо заметит его преступление.
Мошенник все еще курил, устремив глаза в окно. Пошел косой дождь. Внезапно обернувшись, он схватил мой путеводитель и справился по нему.
Дама притворялась, что ей все еще дурно, чтобы успокоить своего врага, но кашель, вызванный табачным дымом, выдавал ее. Что до меня, то мне было крайне не по себе, я чувствовал себя страшно утомленным и я думал… соображал…
Вот промелькнули еще две станции… Поезд стремился вперед, радостно упоенный своей скоростью.
Сент-Этьенн… В этот момент мой спутник встал и приблизился на два шага к нам; дама ответила на это новым криком и настоящим обмороком.
Что думал он делать? Он опустил окно с нашей стороны; дождь лил как из ведра; невольным жестом выразил он досаду, так как не имел при себе ни дождевого зонтика, ни резиновой накидки. Он взглянул на сетку, где лежал зонтик дамы. Он взял его и мое пальто, которое и надел.
Мы переезжали Сену. Подвернув брюки, он высунулся из окна и открыл наружную задвижку дверцы. Неужели он выбросится на полотно? При такой быстроте хода это было бы верной смертью. Мы вступили в туннель, прорезывающий гору Святой Екатерины. Наш спутник открыл дверцу и осторожно ощупал ногой ступеньку вагона. Какое безумие! Мрак, дым, грохот, все это придавало фантастический оттенок смелой попытке. Вдруг поезд замедлил ход, тормоз заработал, сопротивляясь движению колес. Через минуту ход еще уменьшился. Без сомнения, в этой части туннеля предстояли работы по его укреплению, требовавшие замедления хода поездов, и наш спутник знал это. Ему оставалось только опустить и другую ногу на ступеньку вагона, сойти и спокойно удалиться, закрыв прежде за собой дверцу и задвинув задвижку.
Как только он исчез, дым побелел под дневным светом, и мы выехали в долину. Еще один туннель, и мы в Руане.
Дама тотчас же пришла в себя и немедленно принялась горевать о потере своих драгоценностей. Я бросил на нее умоляющий взгляд. Она поняла и освободила меня от засунутого в мой рот платка, от которого я задыхался; она хотела также развязать меня, но я остановил ее, сказав:
– Нет, нет, полиция должна констатировать факт, я желаю, чтобы она удостоверила подвиги этого негодяя.
– Не воспользоваться ли нам предохранительным тормозом?
– Слишком поздно, надо было подумать об этом, когда он набросился на меня.
– Но он убил бы меня! Ах, ведь я вам говорила, что он находится в этом поезде! Я сейчас его узнала по портрету. А теперь он исчез с моими драгоценностями.
– Не бойтесь, его найдут.
– Найти Арсена Люпена! Никогда!
– Это от вас зависит, сударыня. Послушайте. По прибытии в Руан, станьте возле двери вагона, начните шуметь и звать на помощь. Прибегут агенты и служащие. В нескольких словах расскажите им все, что видели: нападение, жертвой которого я сделался, и бегство Арсена Люпена. Расскажите им его приметы: мягкая шляпа, дождевой зонтик – ваш зонтик, серое пальто в талию…
– Ваше пальто, – перебила она.
– Как мое пальто? Да нет же, его пальто. У меня его не было.
– Мне казалось, что у него не было пальто, когда он вошел в купе.
– Конечно, было, если только это не было пальто, забытое кем-нибудь в сетке. Во всяком случае у него было оно при выходе из вагона, а это главное… Вспомните, серое пальто в талию. Ах, я забыл… первым долгом скажите ваше имя… Пост, занимаемый вашим мужем, заставит всех этих людей постараться.
Мы подъезжали к Руану. Дама высунулась из дверей вагона. Я повторил ей еще раз громким, почти повелительным голосом все сказанное раньше, чтобы мои слова запечатлелись в ее памяти.
– Скажите им и мое имя: Гильом Берла. В случае надобности скажите, что вы меня знаете… Этим мы выиграем время, необходимое для предварительного следствия. Самое важное найти Арсена Люпена и ваши драгоценности… Итак, вы не ошибетесь? Гильом Берла – друг вашего мужа!
– Да, да!.. Гильом Берла.
Дама принялась кричать и жестикулировать. Поезд не успел еще остановиться, как в вагон вошел какой-то господин в сопровождении нескольких служащих.
Критический момент настал.
– Арсен Люпен напал на нас! – воскликнула дама задыхающимся голосом. – Он украл мои драгоценности… Моя фамилия – Рено… Мой муж вице-директор исправительного дома… А вот и мой брат, Жорж Андель, директор Руанского кредита…
Поцеловав молодого человека, который встретил ее и которому комиссар поклонился, дама продолжала со слезами:
– Да, Арсен Люпен напал на нас, воспользовавшись сном этого господина, он чуть не задушил его… Это – Берла, друг моего мужа.
– Но где Арсен Люпен? – спросил комиссар.
– Он выпрыгнул из поезда в туннель за Сеной.
– Уверены ли вы, что это был Арсен Люпен?
– Конечно, уверена! Я прекрасно его узнала. Впрочем, его заметили на станции Сен-Лазар. Он был в мягкой шляпе…
– Нет, вы ошибаетесь, на нем была фетровая жесткая шляпа, как вот эта, – поправил ее комиссар, указывая на шляпу Берла.
– Утверждаю, что шляпа была мягкая, – повторила мадам Рено, – а пальто серое, в талию.
– Действительно, – пробормотал комиссар, – в телеграмме указано на серое пальто в талию, с черным бархатным воротником.
– Вот именно, с черным бархатным воротником, – торжествующе воскликнула мадам Рено.
Я вздохнул свободно. Ах, какого славного, милого друга нашел я в своей спутнице!
Между тем агенты освободили меня от веревки. Я так сильно закусил губы, что показалась кровь. Сильно сгорбившись, приложив платок к губам, как подобает человеку, долго находившемуся в неудобном положении, я слабым голосом обратился к комиссару:
– Без сомнения, это был Арсен Люпен. Если поторопятся, его еще можно будет задержать… Я думаю, что до некоторой степени могу быть вам полезен в этом деле…
Вагон, который мог служить правосудию доказательством случившегося факта, отцепили, и поезд пошел в Гавр.
Нас провели в контору начальника станции среди толпы любопытных, собравшейся на набережной.
В этот момент мне пришла блестящая мысль: под каким-либо предлогом я могу удалиться, разыскать мой автомобиль и удрать на нем; ждать было опасно. Случись еще какой-нибудь инцидент или приди депеша из Парижа, – и я пропал.
Да, но мой вор? Один, в местности, мне мало знакомой, я не мог надеяться догнать его.
«Ничего, попытаюсь остаться, – решил я. – С этим делом трудно справиться, но зато как интересно рисковать! К тому же эта игра стоит свеч».
И так как нас попросили повторить предварительные показания, я воскликнул:
– Господин комиссар, в настоящее время Арсен Люпен опередил нас. Мой автомобиль ждет на дворе. Сделайте одолжение, воспользуйтесь им, мы постараемся…
Комиссар лукаво улыбнулся:
– Мысль недурна, даже так недурна, что ее уже в настоящее время исполнили.
– Как так?!
– Да двое из моих агентов отправились на велосипедах… уже несколько минут назад.
– Но куда?
– К выходу из туннеля; там они нападут на следы, по которым будут преследовать Арсена Люпена.
Я невольно пожал плечами:
– Ваши два агента не нападут ни на его след, ни на доказательства.
– Вы думаете?
– Арсен Люпен, наверное, устроился так, что никто не заметил, как он вышел из туннеля. Он мог дойти до первой дороги, а оттуда…
– А оттуда в Руан, где мы его схватим.
– Он не пойдет в Руан.
– Значит, он останется в окрестностях, где мы еще вернее…
– Он и здесь не останется.
– Ого! Так где же он скроется?
Из кармана я вынул часы.
– В настоящую минуту Арсен Люпен бродит вокруг станции Дарнеталь. Без десяти одиннадцать, то есть через двадцать минут, он сядет в поезд, идущий из Руана в Амьен.
– Вы так предполагаете? Откуда вы все это знаете?
– О, очень просто! Сидя в купе, Арсен Люпен справлялся по моему путеводителю. С каким намерением?! Разве был на том месте, где он исчез, другой путь, другая станция или какой-нибудь поезд, останавливающийся на этой станции? Я сам только что справился в путеводителе и получил верные сведения.
– Надо отдать вам справедливость, вы все великолепно разъяснили, – сказал комиссар, – и как компетентно!
Увлеченный своими выводами, я сделал ошибку, высказав столько ловкости. Комиссар с удивлением смотрел на меня, и мне показалось, что у него возникли подозрения, – самые ничтожные, потому что фотографии, разосланные прокурорским надзором, были слишком мало похожи на оригинал: они представляли совсем иного Арсена Люпена, чем тот, который стоял теперь перед комиссаром; ему было невозможно узнать меня. Но все-таки он был смущен и беспокоен.
Водворилось минутное молчание. Какая-то двусмысленность, какое-то сомнение заставили нас молчать. Я невольно вздрогнул. Неужели счастье изменило мне? Я принудил себя засмеяться:
– Господи, да разве вам непонятно мое желание вернуть свой бумажник? И мне кажется, если вы захотите дать мне двух агентов, мы вместе могли бы…
– О, прошу вас, – взмолилась мадам Рено, – послушайте господина Берла!
Вмешательство моей милой спутницы решило дело в мою пользу. Произнесенное ей, женой влиятельной особы, имя Берла сделалось моим собственным и придало мне подлинность, которой никакое подозрение не могло коснуться.
Комиссар встал.
– Поверьте мне, я буду очень счастлив, если это дело вам удастся. Я столько же заинтересован в аресте Арсена Люпена, сколько и вы.
Он проводил меня до автомобиля. Двое из его агентов, которых он представил мне, – их фамилии были Деливе и Массоль, – сели со мной. Я поместился у руля, и мой шофер повернул рукоятку. Через несколько секунд мы покинули станцию. Я был спасен.
Ах, признаюсь, проезжая по бульварам, окружавшим старинный нормандский город, с той быстротой, на которую был способен мой автомобиль, я испытывал некоторую гордость. Деревья по обеим сторонам дороги быстро неслись нам навстречу. Я мог свободно устроить свои собственные дела с помощью двух почтенных представителей власти. Арсен Люпен отправлялся на поиски Арсена Люпена! Деливе и Массоль, скромные защитники общественного порядка, как дорога была мне ваша помощь! Что бы я предпринял без вас?! Не будь вас, мне пришлось бы сбиваться с дороги, может быть, на каждом перекрестке, а мошенник в это время удрал бы. Но дело далеко еще не кончилось! Надо было прежде всего догнать негодяя и затем овладеть бумагами, которые он украл у меня. Никоим образом нельзя было допустить, чтобы мои провожатые сунули нос в эти документы, тем более завладели бы ими. Пользоваться их присутствием, но действовать без них, вот чего я добивался. На станцию мы прибыли через три минуты после прохода поезда. Меня несколько утешило известие, что какой-то субъект в сером пальто в талию, с черным бархатным воротником вошел в купе второго класса с билетом, взятым на Амьен. Мой дебют в качестве полицейского подавал большие надежды.
– Этот поезд – экспресс и через девятнадцать минут останавливается у Монтеролье-Бюми. Если мы не опередим Арсена Люпена, он может продолжать путь на Амьен или свернуть на Клер, а оттуда проехать в Дьепп или Париж.
– Как велико расстояние до Монтеролье?
– Двадцать три километра.
Двадцать три километра и девятнадцать минут… Мы будем на месте раньше Люпена.
Какая бешеная гонка! Никогда мой верный автомобиль не оправдывал моего доверия таким блестящим образом. Казалось, моя непреклонная воля передавалась ему помимо рычагов и рукояток. Автомобиль разделял мои желания и одобрял мое упорство, понимая мою злобу на этого мошенника, пройдоху и обманщика! Разделаюсь ли я с ним? Неужели он ускользнет от судебной власти, представителем которой я был в настоящий момент?
– Вправо! – восклицал Деливе. – Влево!.. Прямо!..
Мы словно неслись над землею. Межевые столбы казались маленькими, боязливыми животными, разбегавшимися при нашем приближении.
Вдруг на повороте дороги мы увидели клубы дыма; это был северный экспресс.
На расстоянии километра длилась упорная борьба. Подъезжая к станции, мы опередили поезд на двадцать шагов.
Через три секунды мы уже были на дебаркадере, у вагонов второго класса. Дверцы вагонов отворились. Несколько человек вышли из них, но нашего вора между ними ни оказалось. Мы осмотрели все отделения: Арсена Люпена и след простыл.
– Черт возьми! – воскликнул я. – Наверное, он узнал меня, пока мы мчались на автомобиле рядом с поездом. Он выпрыгнул из поезда!
Начальник станции подтвердил мое предположение. Он видел какого-то человека, летевшего вниз по насыпи в двухстах метрах от станции.
– Смотрите, вон он там, вон переходит путь…
Я бросился туда со своими провожатыми или, вернее, с одним, так как другой, Массоль, оказался настоящим скороходом, с огромным запасом выдержки и быстроты бега. В несколько минут расстояние, отделявшее его от беглеца, быстро сократилось. Заметив это, мошенник перескочил через забор и бегом пустился к откосу, по которому только что поднялся. Проследив за ним, мы заметили, что он скрылся в роще. Дойдя до лесочка, мы нашли Массоля, который уже ждал нас. Он счел бесполезным искать вора в лесу один, так как боялся потерять нас из виду.
– Поздравляю вас, дорогой друг, – сказал я ему. – Пробежав такой конец, наш молодец должен изнемогать от усталости. Теперь он в наших руках.
Я осмотрел окрестности, обдумывая, какие меры принять, чтобы мне одному напасть на беглеца, самому оборудовать дело, в котором правосудие, без сомнения, не допустило бы меня принять участие, – разве только после долгих и неприятных хлопот. Потом я обратился к моим спутникам:
– Ну, дело в шляпе! Вы, Массоль, станьте налево, а вы, Деливе, направо. Оттуда вы можете наблюдать за опушкой всей рощи, так что ему не удастся выйти, не будучи замеченным нами, нигде, кроме этого рва, где стану я. Если он сам не выйдет из рощи, я пойду к нему и заставлю его выйти или на того, или на другого из вас. Вам остается только ждать. Ах да, я забыл, в случае тревоги – мы стреляем.
Массоль и Деливе удалились, каждый в свою сторону. Как только они исчезли, я вошел в рощу, принимая всевозможные предосторожности, чтобы не быть замеченным. Роща, бережно сохранявшаяся для охоты, состояла из густого кустарника, прорезанного узкими тропинками, по которым можно было пробираться только согнувшись.
Одна из тропинок вела к прогалине, где на сырой траве были видны следы шагов. Я пошел по ним, осторожно прячась в кустах. Следы довели меня до подножия холма, на котором стояла наполовину развалившаяся каменная лачуга.
«Он, наверное, здесь, – подумал я, – обзорный пункт выбран удачно». Я прополз до самой лачуги. Легкий шорох удостоверил меня в присутствии беглеца, и, действительно, через отверстие в стене я увидел его: он стоял ко мне спиною.
В два прыжка я очутился возле него. Он попытался направить на меня револьвер, который был у него в руке, но я предупредил его, повалив на землю, так что он не мог двинуть рукою, и коленом придавил ему грудь.
– Послушай-ка, мой милый, – сказал я ему тихо, – я – Арсен Люпен. Ты сию минуту возвратишь мне мой бумажник и сумочку той дамы. За это я тебя избавлю от когтей полиции и запишу в число своих друзей. Ну, скорей, одно слово: да или нет?
– Да! – еле произнес он.
– Тем лучше. Твое сегодняшнее дело было прекрасно задумано. Мы с тобой поладим.
Я поднялся на ноги. Он, пошарив в кармане и выхватив внезапно широкий нож, хотел меня ударить.
– Глупец, – воскликнул я и одной рукой отразил нападение, а другой нанес ему сильный удар в то место, где находится сонная артерия. Он упал, оглушенный.