Кажется, я начинаю понимать. Это, наверное, тот «тушка», который проверял и меня, а потом пошел проверять Пыш. В очередной раз слышу всхлипы.
– Где он лежит? – пытаюсь выяснить подробности.
– У входа… – Снова всхлипы.
Ясно, надо что-то делать. Аккуратно, на полусогнутых ногах иду вдоль выбитого окна. Под ногами хрустит битое стекло. Убираю мокрые волосы со лба. Дохожу до дверного проема и вижу через него внутри комнаты ноги охранника. Протягиваю руку, дергаю за штанину, понимая при этом, что так просто в чувство его не приведешь. Возможно, серьезно ранен. Идти в комнату бессмысленно, там слишком темно. Буду вытаскивать в коридор. От Пыш, похоже, толку мало. Значит, сама. Берусь за ноги. Не очень вежливо, конечно, по отношению к взрослому человеку, но с учетом обстоятельств, надеюсь, он меня простит. Начинаю тянуть. Здоровый дядька, да еще в бронике. Кое-как выволакиваю тело в центр коридора, смотря на ноги. Фу-у-ух! Выдыхаю.
– Мах, выходи! – говорю я.
Внимательно осматриваю тело, насколько это возможно при скудном освещении аварийных ламп. Ноги, живот, грудь, плечи… В ужасе отшатываюсь назад. Отдергивая голову в сторону, до боли закусываю запястье правой руки и загораживаю пальцами левой глаза и вдобавок на мгновение крепко их зажмуриваю. Открываю глаза, глубоко дышу носом и высоко поднимаю подбородок, сдерживая рвотные позывы.
У тела нет головы.
От того места, где она должна находиться, тянется темная полоса в комнату. Кровь. Значит, голова, вероятно, где-то внутри. Фу-у! Проверять не хочется. Рвотные позывы все-таки удалось сдержать. Глубокое дыхание позволяет успокоиться, насколько это сейчас вообще возможно. Перевожу взгляд на дверной проем. С правой стороны внизу на темном фоне дверного проема вижу белый полукруг, на нем мигающий глаз. Пыш, освобожденная из заточения моими стараниями, собирается выйти на волю. Полукруг с одним глазом превращается в круг с двумя глазами, а затем целиком в девушку с мокрыми, как у меня, волосами, заплаканными не как у меня глазами, распухшим от слез носом и в такой же, как и у меня, одежде и обуви. Все это мне удается различить даже при таком скудном освещении. «Значит, ее тоже не забраковали, раз уж она оказалась в соседней со мной комнате в одежде для скилпов», – с грустью рассуждаю я.
– С-с-спасибо, – бубнит дрожащим голосом Пыш.
– Пожалуйста, – отвечаю я.
Так. Что делать теперь? Как говорит дед, «оружие – твой самый лучший и преданный друг». Вновь осматриваю мертвое тело, старательно избегая переводить взгляд на верхнюю его часть. Нашла! К правому бедру пристегнута кобура с пистолетом, к левому – ножны с ножом. На правом плече замечаю темного цвета устройство очень похожее на рацию. Связь не менее важна, чем оружие, говорил папа. Но сначала все-таки оружие, решаю я. Брать чужое – плохо, да еще снимать с мертвеца, но выбирать не приходится. Встаю на левое колено перед погибшим. Сжимаю губы, стискиваю зубы и вытаскиваю пистолет – бац! – он пристегнут вьющимся, как у телефона, проводом с застежкой-карабином на конце. Кое-как отстегнув застежку, соображаю, что мне некуда засунуть оружие: в одежде нет карманов, а под ней я голая. Чувствуя себя полнейшей дурой, вновь пристегиваю пистолет к карабину, вкладываю ствол обратно в кобуру, которую снимаю с тела погибшего, и пристегиваю к своему правому бедру. Рассматриваю нож. Он так же пристегнут к ножнам, как и пистолет к кобуре.
– Ты что делаешь? – спрашивает Пыш, судя по голосу, тоже уже немного успокоившаяся.
– Вооружаюсь, – коротко отвечаю я. Она разве не понимает, что без оружия нам конец?! Возможно, нам и с ним конец, но его наличие повышает наши шансы выжить.
«Не надо жадничать, – думаю я. – У Пыш тоже должно быть оружие». Снимаю ножны с ножом вслед за кобурой с пистолетом с тела покойника.
– На, возьми нож, – предлагаю я девушке и протягиваю ей оружие в ножнах рукоятью вперед.
– Не-е, спасибо, – отвечает она, мотая головой из стороны в сторону. – Я эти спецназовские ножи ненавижу, может, ими уже людям горла резали! И пистолеты тоже! Может, из них кому-то в головы стреляли!
– О как! Об этом я, честно говоря, не подумала, – удивляюсь я аргументации девушки. – Какие мы нежные и чувствительные! Ладно, не хочешь – как хочешь. Настаивать не буду.
Но я-то не такая нежная и чувствительная и поэтому встаю с колена на ноги и точно таким же образом вешаю ножны с ножом, как до этого поступила с кобурой и пистолетом, на бедро. Только теперь на левое.
– А вот это я возьму! – неожиданно радостно сообщает Пыш и, встав на колени перед мертвым телом с противоположной от меня стороны, вытаскивает ярко-красного цвета баллончик с перцовым газом из чехла на ремне «тушки». – Из него уж точно никого не убили!
Возможно, ее радость – некая компенсация психологического стресса, вспоминаю рассказы деда о психологии. Но об этом сейчас некогда думать, и я не ее психоаналитик.
– Проверь его наполненность, – рекомендую я ей и вспоминаю рассказы об этих баллончиках в нашем дворе. – Вдруг его уже опробовали на таких же скилпах, как и мы.
Вновь встаю на колено, наклоняюсь вперед над бездыханным телом и принимаюсь рассматривать устройство на его плече. Через пару секунд по дырочкам динамика определяю, что это рация и есть. Убедившись в этом, перевожу взгляд на девушку, собираясь ей об этом сообщить.
Пыш тем временем деловито осматривает баллончик, находит кнопку контроля наполненности на боку и нажимает ее, что говорит о ее осведомленности в обращении с подобными средствами индивидуальной защиты. Днище баллончика загорается приятным на вид зеленым светом. Ясно, он полный.
– Полный, – радостно сообщает она мне, показывая при этом баллончик.
– И куда ты теперь будешь его класть? – возникает у меня естественный вопрос. – Будешь с него ремень снимать ради чехла для баллончика? – Я киваю головой в сторону мертвого тела «тушки».
До девчонки доходит то, что минутой ранее дошло до меня, когда я разоружала погибшего бойца. Снимать ремень с него Пыш явно не горит желанием. Так и хочется сказать ей, куда она может его себе засунуть, но надо соблюдать вежливость.
– Ладно, – говорю я, – неси в руке.
Пыш оттягивает резинку на запястье на левом рукаве, убирает в него баллончик («Хорошо придумала», – мысленно подмечаю я) и снова прижимает резинку к руке, на которой замечаю такую же бляшку со штрихкодом, как и у меня. «Только вот цифры на ее бляшке, наверное, другие», – думаю я, а цвет этой самой бляшки, естественно, не могу разобрать.
– Молодец! – хвалю я ее за находчивость. – Ловко придумала!
Она довольно улыбается мне в ответ обворожительной улыбкой, с трогательными ямочками на щечках. Выглядит при этом очень красивой. Наверное, пользовалась вниманием парней в школе и во дворе. «За это-то тебя и выбрали и не забраковали, – с грустью и горечью думаю я. – Как и меня…»
Неожиданный громкий звук мужского голоса, искаженного динамиком рации, заставляет нас вздрогнуть.
– Двадцать шестой… двадцать шестой… ответьте девятому… прием… Двадцать шестой… двадцать шестой… ответьте девятому… прием… – Резкий хлопок, вскрик: – Ох! – Шипение и треск, потом рация замолкает. У меня возникает неприятное ощущение, что на другом конце беспроводной связи рация просто уничтожена, как, возможно, и ее владелец.
– Это я… мы… Маша и Кристина! – нагибается вперед и немного истерично кричит Пыш, уже сама понявшая, что это устройство – рация, и теперь ей это рассказывать не нужно, соображаю я.
Ничего. В ответ – тишина. Переговорное устройство упорно хранит молчание. Мои наихудшие предположения начинают подтверждаться. Мы в четыре руки, уже не обращая внимания на безголовое тело, вцепляемся в рацию и пытаемся снять ее с тела, но она как-то очень хитро закреплена на нем, и мы терпим неудачу.
И тут меня осеняет: нас ведь сюда привезли интеллектуально убивать, так зачем же звать на помощь своих будущих убийц? Может быть, это наш шанс вырваться отсюда и спастись – убежать и где-нибудь спрятаться? Надо найти и освободить других скилпов! Но для этого необходимо сначала выйти отсюда! Из этого полутемного коридора. Я сажусь задом на пол и приглушенным голосом озвучиваю эту нехитрую, но поистине гениальную мысль своей подруге по несчастью. Она также садится на пол напротив меня и внимательно слушает. Глядя на лицо Пыш в свете ламп аварийного освещения, понимаю, что ее тоже осеняет вслед за мной.
– Ты со мной согласна? – спрашиваю я.
– Да, конечно! – отвечает она.
– Так будем и действовать? – задаю я второй вопрос.
– Обязательно! – дает она второй ответ.
– Отлично! – резюмирую я.
Похоже, что у меня теперь не только подруга по несчастью, но и союзница. Это хорошо!
Встаю на ноги первой и отряхиваю руками у себя штаны на заднице.
– Вставай, нам надо идти, – напоминаю я ей.
Девчонка встает вслед за мной и также отряхивает руками на том же месте у себя штаны.
– Знаешь, прежде чем этот «тушка» упал… ну… это… который меня проверял, – говорит она и кивает головой на обезглавленное тело. – Мне показалось, что что-то пронеслось по коридору в темноте и, возможно, даже побывало в моей комнате. И после этого «тушка» и рухнул на пол.
Я вздрагиваю от этого рассказа. Значит, померещилось не только мне одной. Именно такая мысль и приходит мне в голову, и я рассказываю свои воспоминания об этом недавнем эпизоде. Молча смотрим друг на друга несколько секунд, пожимая плечами, обмениваемся мнениями по этому вопросу и приходим к выводу, что однозначного ответа у нас нет. То ли какое-то физическое тело и вправду пронеслось, то ли просто ветер. Но кто или что убило «тушку», ответить сами себе не можем. А раз нет, то нечего на эти обсуждения и время тратить, надо скорее выбираться отсюда.
Приняв это судьбоносное решение и отжав воду с волос, мы направляемся к ближайшему повороту коридора, перешагивая через куски штукатурки, битого стекла, разбитых ламп и упавших с потолка отделочных материалов. Кое-где витрины так же разбиты, а фигурки за ними повалены. Они, похоже, оказались сделаны из обычной пластмассы, лишь снаружи покрыты разного цвета красками. Но выяснять это нет никакого желания. Какофония не умолкает. Где-то под нами то и дело звуки беготни и выстрелов, но все реже и реже. Несмотря на это, мы прибавляем шаг.
– А если нас поймают? – взволнованно говорит Пыш, возвращаясь к теме побега.
– И что сделают? – отвечаю я. – Убивать и мучить не станут. Им нужны наши тела в целости и сохранности, а сознание по-любому удалят. А раз так, то что мы теряем? Наши семьи тоже вряд ли будут за нас наказывать. Если план удастся, нас сочтут просто пропавшими без вести в этой катастрофе. Возможно, такие пропавшие будут и без нас.
– Слу-у-шай, а побеги отсюда уже были? – не успокаивается мой новый партнер.
– Не знаю, – отвечаю я честно. – Может, и были, а может, и нет. Но попробовать стоит.
– А по-моему, были. – Пыш, похоже, сама увлеклась моей идеей. – По подземной линии метро от станции… как ее там…
– «Шердиново», – подсказываю я. – Не выйдет. Ее залили бетоном, а тоннель закрыли лазерами. Нет. Будем выходить по земле или улетим.
– А как же Пирамида? Смотрела по телику передачу про эту защитную штуку? Помнишь, что там говорили про лазеры?
– Дождемся их отключения или отключим сами.
– Это как? – с неподдельным интересом спрашивает Пыш.
– Ну не знаю пока, кабель, питающий их электричеством, найдем и перерубим или станцию добычи электроэнергии взорвем, – вспоминаю я, как однажды отец рассказывал другу на кухне, как можно обесточить целый город.
Шагов через пять останавливаемся и выбираем дальнейший маршрут.
– Пошли туда, там ближе, – указываю я в направлении, которым шли ранее.
– Может, лучше в другую сторону? – предлагает Пыш и показывает на слабо светящую лампу, свисающую с потолка в другом конце коридора.
Она что, любительница неизвестности? Только-только едва не умирала со страху, а сейчас захотела приключений на свою… поясницу?
– Но мы же оттуда пришли. – Я снова показываю на выбранное мною направление движения.
– А что ты раскомандовалась? – возмущается Пыш.
Я – раскомандовалась? Чушь какая!
– Ничего я не раскомандовалась! – теперь уже возмущаюсь я и, поднимая руку в направлении несчастной негаснущей лампы, говорю, сохраняя спокойный, но твердый голос: – Иди куда хочешь! Пожалуйста, иди! Я что, мешаю?! Иди на здоровье! Иди!
Поворачиваюсь и иду в своем направлении. Прохожу два шага и слышу за спиной резкий хлопок. Оглядываюсь и вижу – несчастной лампе настал конец. Поворачиваюсь обратно и вновь иду в своем направлении. Слышу шаги за спиной. Меня догоняет компаньон.
– Ладно, – снисходит до обращения Пыш. – Идем туда! – Кивком головы показывает мне выбранное мною же направление.
Нет, вы слышали! Она мне еще и одолжение делает! Деловая, как сказали бы у нас на районе.
Впереди справа на стене вижу белый ящик с полураскрытой рамой красного цвета с выбитым стеклом. Сбоку на ящике нарисованы красной краской языки пламени в круге. Так обозначают пожарные щиты. Цвета из-за плохого освещения угадываю по памяти. Просто вспоминаю, как выглядят такие щиты и их содержимое в моем родном городе. Подходим ближе, и я понимаю, что не ошиблась с назначением ящика. В нем обнаруживаем красный, необычного вида топор с длиннющим, наверное метра полтора, пластиковым топорищем, красное обыкновенное ведро и белый шланг. Да, все как и в нашем городе. Хорошая штука – память. «Пожарным топором вряд ли людей рубили», – думаю я. Снимаю его с креплений, вытаскиваю из ящика и протягиваю своей спутнице – ради поднятия ее же боевого духа. Вижу, мне это удалось. Пыш берет пожарный топор и выглядит теперь очень воинственно. Наверное, она разделяет мое мнение относительно этого «гаджета». Мы продолжаем путь. Надеюсь, я не получу этим топором по голове. Не хотелось бы. Хотя зачем ей меня убивать?
Доходим до конца коридора и обнаруживаем т-образный перекресток. Везде на полу лужи воды после работы системы пожаротушения. Но лучше лужи, чем огонь, это уж точно! Направо – короткий коридор с выходом на лестничную площадку, которая, так же как и коридоры, освещается аварийными лампами, налево – ура! – чуть подлиннее коридор с окном. Отправляемся к нему. Через десять шагов коридора поворот налево, напротив нас видим стену, а справа – большое окно. Мертвых тел больше, к счастью, нигде не видно.
– Идем к окну?! – радостно говорю я.
– Идем! – соглашается моя спутница.
Мне очень хочется посмотреть на улицу. Пыш, я думаю, тоже. Подходим к повороту и смотрим за угол. Чисто. Только коридор какой-то странный. В длину метров десять, а там поворот направо. С виду ничего особенного: ни окон, ни дверей, ни витрин, в отличие от того, где были наши комнаты. Освещен также аварийкой. Только шире раза в два. Тревожно мне как-то от его вида. Хотя здесь, с учетом обстоятельств, все тревожно. О том, кто или что может скрываться в его глубине, не хочется даже думать.
– Стремно как-то, – озвучивает мои мысли Пыш.
– Ладно, – стараясь подбодрить нас обеих, и в первую очередь саму себя, говорю я. – Разберемся!
Глава 8
Подхожу к окну и восхищенно замираю. Зрелище потрясающее: яркие бело-голубые лучи лазеров, исходящие будто бы прямо из верхушек деревьев, буквально разрезают синего цвета небо и мрачные серо-свинцовые облака, сквозь которые пробивается солнечный свет. Лучи устремлены ввысь под различными углами, что придает этой грозной силе особую красоту и величественность. Пирамида в действии! Прямо перед зданием простирается сад «Нектара», ветви дальних деревьев которого закрывают от нас надземную часть сооружения, где находятся лазерные излучатели, и кажется, что лучи произрастают непосредственно из покрытых огненно-рыжей листвой верхних ветвей деревьев. Листва еще и красиво светится в лучах солнца. Вид великолепный!
– Ух ты! – слышу рядом. Пыш подходит к окну, останавливаясь справа от меня, и с шумным – бух! – опусканием топора на мокрый подоконник разделяет мое восхищение: – Крутяк!
Высшая похвала девчонки! Согласна с ней! Какое-то время стоим и любуемся поистине завораживающим пейзажем за окном. Но это не к добру, быстро соображаю я. Значит, произошла какая-то крупная катастрофа. Раз включилась Пирамида, значит, все еще серьезнее, чем я думала, а наши шансы отсюда сбежать стремительно уменьшаются. Однако, несмотря ни на что, от этого зрелища оторваться действительно очень трудно. «Хватит! – одергиваю я себя. – Красота красотой, но жизнь дороже! Тем более целых две жизни! Пора уточнить, как говорит дед, наши боевые возможности».
Только теперь, стоя у окна с таким необычным, но очень хорошим освещением, придирчиво осматриваю свой арсенал. Пистолет ПГ, почти такой же, какой и был у отца, калибра одиннадцать миллиметров, только дизайн поновее. Темно-зеленого матового цвета, чтобы не давать никаких отблесков. Магазин извлекается так же, как когда-то показывал мне папа, – нажатием кнопки на рукояти рядом со спусковым крючком. Рукоять очень удобная, покрытая какой-то особой резиной, приятной на ощупь. У отцовского пистолета была другая. Похоже на повышение удобства стрелка или, как еще его называют, эксплуатанта. Вытаскиваю, или, как правильно говорить, извлекаю, изучаю и засовываю магазин обратно в рукоять пистолета. Боекомплект больше, с радостью отмечаю я: двадцать патронов вместо пятнадцати, что написано на этом самом магазине. А вот это уже просто апгрейд. Наверное, новая модификация. Снимаю пистолет с предохранителя и досылаю патрон в патронник, как учил отец, – на тыльной стороне затвора загорается квадратный экранчик лазурного цвета с белой цифрой 20, обозначающей количество патронов в оружии, а на полу загорается сапфирово-синяя точка лазерного прицела. Ставлю оружие на предохранитель вновь. Цифра и точка гаснут. Ух ты! На кобуре есть карман с запасным магазином! Это хорошо! А я-то сразу и не заметила! Теперь нож. Похож на армейский, как по телику показывают. Покрашено даже лезвие, кроме узкой полоски искривленной, остро заточенной, даже прикасаться боязно, режущей поверхности с одной стороны и зазубрин пилы с другой. Кровосток придает «перу» особенно зловещий вид. Цвет рукояти, эфеса и клинка такой же, как и у пистолета. Теперь вспоминаю, что вся экипировка «тушек»: шлемы, одежда, бронежилеты, кобуры, ножны, обувь – буквально все именно такого цвета. Похоже, он у них любимый! Ярко-красный баллончик с перцовым газом, доставшийся Пышке, – единственное, что не выкрашено у них темно-зеленой матовой краской. С мрачной ухмылкой замечаю, что рукояти пистолета и ножа такие удобные, что сами просятся в руки, будто мечтают об их боевом применении. Ой! Кое-что забыла!
Достаю запасной магазин, вытаскиваю из него один патрон и прячу его за отворот туфли. Резина плотно прижимает его к ноге. Двигаться не мешает, снаружи не видно, а спрятан удобно для доставания и надежно – не выпадет. Последний патрон – себе! У папы была словно заповедь. Потом вспоминаю про Пыш. Нельзя забывать о боевом товарище. Или почти боевом. Но забывать все равно нельзя! Вытаскиваю еще один патрон и прячу его таким же образом, что и первый, но уже в другой ботинок. Чтобы можно было достать и правой и левой рукой в случае необходимости, вспоминаю я отцовские наставления. Теперь в запасном магазине на два патрона меньше, это надо запомнить. Хотя зачем? Экран на пистолете все равно покажет точное количество боеприпасов в нем. Нет, лучше все-таки запомнить.
– А это еще зачем? – выводит меня из раздумий голос партнера. Оказывается, Пыш все это время внимательно следила за моими манипуляциями с вооружением.
– На всякий случай, – отвечаю я коротко.
– Какой случай?
Пожалуй, стоит дать компаньону более подробные объяснения. Ее осведомленность может пригодиться нам обеим.
Наш диалог прерывается, едва начавшись, из-за шума в подозрительном коридоре. Аккуратно, я – с пистолетом наготове в вытянутых руках, Пыш – с топором наперевес, идем вперед навстречу тому или чему, что породило этот шум, в надежде встретить таких же скитальцев, как и мы. Ждать долго не приходится. На удивление аккуратно, несмотря на свои габариты, из-за поворота появляются два металлических стража. Роботы двигаются синхронно прямо на нас, с глухим стуком ставя ноги на пол. Плащи синие – значит, по нашу душу. В левых руках держат «ухваты», или как там они у них называются, в правых – те самые, странного вида, черные шары. Что же это такое?
Датчики стражей, очевидно, обнаружили нас. Лампочки ярко-красного цвета зловеще загораются на левых сторонах шлемов. Нужен предупредительный выстрел. До них метров пять. Вдруг поможет. Поднимаю пистолет вверх и стреляю. Дух! Звук выстрела усиливается небольшими размерами коридора. С потолка сыпется какая-то крошка. Я непроизвольно чуть пригибаю голову и сгибаю колени. Пыш тоже. Роботы остановились. Похоже, они в замешательстве. Никак не ожидали, что люди против них посмеют применить оружие. Однако, не утруждая себя решением этого вопроса, металлические стражи продолжают действовать. Встают на правые колени и отводят назад вытянутые правые руки, держа их над полом. Сгибают в локтевых суставах. Все, дальше ждать нельзя! Навожу точку лазерного прицела на красную лампочку того, что передо мной. Экран пистолета показывает 19. Страж остолбенел на мгновение, и этого мне достаточно. Дух! 18. Выстрел сносит половину башки железного уродца вместе с задним ее отростком, и он с характерным грохотом падает на пол. Второй урод делает быстрый взмах рукой, и четыре черных шара, два впереди и по одному с каждого бока, стремительно катятся к Пыш. За шарами протягиваются черные веревки. Разматывающиеся клубки. У меня появляются очень неприятные подозрения относительно их назначения. Пыш, видя опасность, пытается отскочить назад, но не успевает. Мои подозрения подтверждаются, и у меня от ужаса перехватывает дух. Два клубка, приблизившись к девушке, подскакивают и связывают ей голени, два других, подскакивая еще выше, – запястья. Неспособная удержать равновесие в таком положении, с топором в руках девчонка падает на пятую точку. «Лучше так, чем головой об пол», – мелькает мысль в моей голове.
– А-а-а! – орет Пыш, а орет она громко. Уж поверьте!
Так быстро, как только могу, навожу оружие на второго противника. Дух! 17. Дух! 16. Дважды стреляю ему в грудь. Сапфирово-синяя точка лазерного прицела подрагивает на его груди. Отдача при стрельбе непривычно подбрасывает мои руки вместе с пистолетом вверх, но это волнует меня сейчас меньше всего. Боюсь промахов, но пока все выстрелы попадают в цель. Робот заваливается назад. Заряды, выпущенные с близкого расстояния в грудь, пробивают железную тушу насквозь, оставляя позади туловища на стене черные оплавленные пятна и шипящие капли горячего машинного масла. Стрельба немного оглушает меня, но и добавляет адреналина. Буду делать по два выстрела. Гильзы со звоном бьются об пол. Делаю шаг вперед и два раза стреляю в голову бота, снося ее полностью. Дух! 15. Дух! 14. Экран бесстрастно выдает размер оставшегося боекомплекта. Оружие, как и прежде, вздрагивает в моих руках, но потом вновь удобно ложится в ладонь. Еще два шага вперед – и выстрелом в голову первому врагу отстреливаю ее начисто. Дух! 13.
Стреноженная союзница продолжает разрушать мои барабанные перепонки. У нее получается. Руки и ноги ее связаны так, что оставляют возможность двигаться, чем она активно пользуется, нанося молодецкие удары своим пожарным топором по веревкам клубков на полу, пытаясь их перерубить. От этого при каждом ударе из каменной плитки пола со звоном вылетают крошки. Клубки не смогли ее обездвижить. Очевидно, управление ими было у бота, которого я грохнула. Страж, стоявший напротив меня, даже не успел запустить свои клубки – он был уничтожен первым. От мысли, что можно вот так валяться связанной на полу, передергивает. Надо с этими чудесами робототехники быть поосторожней. Я не представляла себе их опасность!
Все эти рассуждения вихрем проносятся в моей голове, пока я спешу к своей спутнице, уже перерубившей веревки, лежащие на полу. Вытаскиваю на ходу нож и подбегаю к не перестающей орать и биться на полу в веревках девушке, кладу на пол пистолет и перерезаю эти жуткие путы, связавшие ее руки и ноги. Она сразу перестает кричать. О счастье! Пыш отбрасывает топор, освобождается от пут, брезгливо отшвыривая клубки, веревки и их обрезки в разные стороны. С неожиданной для нее резвостью она вскакивает и, хватая топор, бежит к напавшему на нее стражу. С дикой яростью наносит по его туловищу гулкие удары топором, сделавшие бы честь даже лесорубу. Струи машинного масла вылетают из проделанной мной дыры в груди робота и забрызгивают до пояса штаны моей союзницы, а под туловищем стража появляется масляное пятно. Но ей на все это плевать. Она продолжает оставлять глубокие вмятины в этой куче металлолома.
– Получи, козел …! – орет Пыш и заканчивает фразу словом, которое приличной девушке произносить не положено. – Держи, сука …! – еще одно подобное слово в конце высказывания. Ее яростная атака и последние слова реплик наводят меня на мысль, что она не такая уж и тихоня, какой мне казалась.
Поднимаю с пола пистолет и, на всякий случай продолжая держать оружие в руках, встаю на ноги.
Мне остается только молча наблюдать за происходящим. Думаю, что, судя по тому, как подействовали на роботов выстрелы из «пэгэшки» и продолжают действовать повреждения топора (у меня уже немного звенит в ушах от звуков ударов инструмента спутницы), как я и предполагала ранее, эти боты совершенно не готовы к вооруженной борьбе, умеют только хватать и наверняка убивать. Этакие ловцы и опять же наверняка палачи – вместо бойцов. Зависит, наверное, от того, какую им дали команду люди. Понимаю, что один случай не показателен. Возможно, при следующей встрече с ними мне удастся подтвердить или опровергнуть эту мысль. Но встречи такой очень уж бы не хотелось. Убираю нож в ножны, а пистолет отряхиваю от влаги освободившейся от рукояти ножа ладонью и продолжаю держать в руке.
Намахавшись топором вдоволь и успокоившись, отважная боевая Пыш переводит дух, выставляет вперед нижнюю губу, сдувает со своего вспотевшего от усердных физических занятий лба несколько налипших волос и поворачивается ко мне.
– А почему они не применили электричество или что-нибудь такое? – спрашивает она совершенно спокойным голосом.
Беру свободной рукой прядь своих мокрых волос, сжимаю так, что с них начинает капать оставшаяся вода, все-таки выжать мы смогли не всю, и показываю ей.
– Влага, – объясняю я. – Здесь повсюду вода после работы системы пожаротушения.
– А-а-а, – говорит она растянуто. И я получаю от нее совершенно неожиданный и поэтому особенно приятный комплимент: – Ты умная!
– Да? – удивляюсь я. Здорово! Хорошо, что оценила. – Благодарю. Ты тоже!
– Спасибо, что помогла, – благодарит моя спутница.
– Не за что, – отвечаю я. Не люблю благодарственных речей.
– Как это не за что, когда есть за что! – не соглашается партнер.
– На здоровье! – говорю я. Этот разговор начинает меня напрягать.
Партнер тем временем кладет со звоном топор на пол и, вцепившись обеими руками, пытается выдернуть ухваты из все еще сжимающих их рук роботов. Но то ли у мертвых роботов мертвая хватка, то ли они как-то особенно прикреплены, но усилия отважной боевой Пыш тщетны. Мне надоедает на это смотреть.
– Хорош, – говорю я. – Идем, пока другие не подошли.
Девушка делает еще пару рывков и оставляет свою затею. Веревки клубков, торчащие из правой ладони одного из стражей, как и сами клубки другого, она не трогает. Это правильно. Пыш отходит от поверженных врагов, поднимает топор, и мы направляемся туда, откуда пришли. На повороте ближе к углу замечаю парящую в воздухе под потолком тарелку размером с чайное блюдце, с прикрепленной снизу телекамерой и конической антенной микрофона с прозрачной тарелочкой на толстом конце. Все остальные части аппарата темно-серого цвета. Все понятно. Гравикам. Телевизионная камера с микрофоном направленного действия в гравитационном подвесе и радиопередатчиком. Такие охраняют «Гротель», и о них, разумеется, знает все население Платонина, да и всего Платонинского района наверняка тоже. Она не летает так быстро, как гравилет, а медленно плывет в воздухе, зато сколько угодно долго, питаясь электроэнергией от солнечных батарей, а в темноте от встроенного в нее аккумулятора. «Вылетела, наверное, из какого-нибудь тайного хранилища, чтобы осмотреть окрестности, поскольку все открытые и скрытые стационарные телекамеры и микрофоны всех видов, вероятно, вышли из строя из-за аварии», – быстро соображаю я.
Не люблю, когда подсматривают и подслушивают! Подхожу ближе, поднимаю пистолет, и – дух! – нет больше противной камеры. Только осколки разлетелись и, отскакивая от потолка, окна и стен, со звоном упали на пол.
– Супер! – слышу одобрение Пыш.
12 – показывает экран оружия. Стоит поберечь патроны. Ставлю пистолет на предохранитель – экран гаснет – и убираю пушку в кобуру.
Заходим за поворот, откуда сюда и пришли. Пыш лихо закидывает топор на левое плечо обухом вперед-вверх и, держа рукоять обеими руками, кивая головой назад, говорит фразу, которая меня просто срубает:
– Как мы их сделали!
«Да уж! Ты-то больше меня сделала! Аж вспотела вся! Да если бы не я, тебя давно бы уже спеленали и утащили бы туда, куда даже думать не хочется!» – вот что я об этом думаю, но вслух ничего не говорю. Не хочу ссориться из-за такой ерунды. Пусть считает себя великой победительницей и героиней, если хочет.
Мы доходим до лестничной площадки, которая, как и сама лестница, лишена окон, и кладем руки на пластиковые перила. Они сухие. Значит, здесь система пожаротушения не работала? Странно! Перегибаемся через перила и смотрим в тускло освещенную аварийными лампами неизвестность.
Глава 9
Полумрак лестницы уходит вниз и продолжает хранить тайну. Шум не прекращается, но мы к нему уже привыкли. Где-то что-то трещит, льется вода, отдаленные и приглушенные многочисленными дверями, стенами и перекрытиями крики и даже, как мне кажется, выстрелы и хлопки. Может быть, это взрывы? Стараемся не обращать на все это внимания, но получается с трудом.
Лестница имеет в середине квадратный колодец, в центре которого здоровенная, опять же квадратная колонна. Здесь все отделано камнем – потолок, колонна, лестница и стены. Цвет камня трудно понять при таком освещении. Между колонной и лестницей расстояние метра два, и оно закрыто блестящей в тусклом свете аварийки металлической сеткой, натянутой на специальных прутьях. Да… Здесь захочешь – не разобьешься! Колонна увешана с тех трех сторон, что мы видим, огромными, метра полтора на два, телевизионными экранами. Они очень современные, толщиной с монету, их можно сворачивать и складывать как скатерть. Дорогущие! Такой я только раз видела в кабинете директора школы. Не то что наш домашний старенький телик. Над тем, что напротив нас, большая, светящаяся слабым рубиновым светом цифра 9. Всего этого мы не видели, поскольку нас везли сюда на лифте, расположенномв другой части здания, которая, как нам кажется, подверглась серьезному разрушению, осталась без электрического освещения, и идти туда нельзя.
Оглядываемся вокруг и видим двери лифтов – по одной паре от каждой из сторон коридора, приведшего нас сюда. Перед ними обычные коврики, а никакая не светомозаика. Оказывается, лифты есть и здесь. Это хорошо. Возможно, нам удастся отсюда выбраться. На полу коридора обнаруживаем темные следы, заканчивающиеся под ногами Пыш. «Молодец!» – думаю я. – Ты все-таки вляпалась и запачкала подошвы обуви маслом поверженного врага». Но вслух снова ничего не говорю.
Обнаружив свою оплошность, компаньон бросается к коврику перед ближайшим к ней лифтом – тем, что слева от меня, и начинает тщательно вытирать подошвы. Я тем временем подхожу к другому лифту и проверяю его работоспособность: нажимаю поочередно и одновременно кнопки вызова вверх и вниз. Ничего. Номера этажей на черном экране над лифтом также не горят. Пыш поочередно ставит то одну, то другую ногу на пол перед ковриком лифта – проверяет, нет ли следов. Вроде нет. Очистившая ноги спутница так же, как и я, проверяет лифт напротив нее. Результат тот же самый. Ясно, что лифты обесточены.
Оценив обстановку и взвесив все возможные варианты действий, убеждаюсь, что идти надо вниз. Во-первых, выход все-таки внизу, и даже если двери перекрыты, можно просто выбить окно и выпрыгнуть на землю, а на крышу так просто не попадешь, и даже если мы найдем способ оттуда улететь, двери на крышу наверняка заблокированы, как и лифты. Во-вторых, меня вдруг начала беспокоить опасность обрушения здания, а с первого этажа выбраться все же легче, чем из-под крыши или даже с нее самой, если нет возможности опять же улететь. Например, через то же разбитое окно или какой-нибудь пролом в стене. Все это я озвучиваю Пыш. Она раздумывает и заявляет:
– На крышу было бы интересно. Это круто!
– У тебя есть под рукой гравилет с пилотом и ты сможешь улететь на нем, отключив Пирамиду? – интересуюсь я. Собеседница молчит. Приходится разъяснять: – На крышу пойдем, когда будет возможность оттуда сбежать.
– Все равно на крышу – это круто, – не унимается партнер.
Так. Мне это надоело. Ей, похоже, просто хочется на крышу. Нашла время для развлечений.
– Слушай, я иду вниз, не хочешь – как хочешь, хочешь – догоняй, – как можно спокойнее и вежливее говорю я. Не люблю конфликтов.
– Ладно, пошли, – отвечает она. О, какое счастье! Ее сиятельство Пыш снизошла до согласия со мной. Тоже мне, принцесса.
Медленно спускаемся вниз по лестнице: я впереди, с рукой на рукояти пистолета, лежащего в кобуре, прямо как в кино, за мной, стараясь не отставать, с верным пожарным топором на изготовку Пыш – победитель роботов.
На ходу размышляю о произошедшем. Что за взрывы? Что случилось? Что с электричеством? Где все люди? Что происходит снаружи? Кто убил или что убило и зачем «тушку», не забрав ни оружия, ни специальных средств, ни рации, и куда потом этот кто делся или что делось, не тронув Пыш? Включенная Пирамида – ну это как раз понятно. Что знают о произошедшем и предпринимают власти за Пирамидой? Как это все скажется на существовании всех выживших в «Нектаре» и его самого? Нас здесь всех не разбомбят? Нет, вряд ли. Клиенты и их родственники – богатые и влиятельные люди. Если нами, скилпами, можно пожертвовать, ну, может быть, еще даже персоналом, то клиентурой и ее родней – никогда в жизни. Тогда начнется самый настоящий бунт прямо в столице перед Дворцом созидания, где живет и работает наш премьер. Эти мысли бьют по моему мозгу как маленькие молоточки, каждый раз говоря: «Думай! Думай! Думай!»
Выходим на лестничную площадку. По виду – точно такая же, как этажом выше. На колонне такие же выключенные экраны и светящаяся таким же слабым рубиновым светом цифра. Все как и этажом выше, только цифра 8 – номер этажа. Такие же двери лифтов с негорящими кнопками по бокам входа в коридор и такой же коридор с окном справа в конце. Первым делом проверяем лифты. Результат тот же, что и при предыдущей подобной проверке: лифты мертвые.
Собираемся спускаться и дальше, но не тут-то было! Стоит нам приблизиться к лестнице, ведущей вниз, как из потолка над ней вырываются и преграждают нам дорогу десятки тончайших лучей лазеров бледно-белого цвета, тонких-тонких, тоньше, наверное, человеческого волоса. Все происходит совершенно бесшумно, нет даже никакого предупредительного звукового сигнала! А ведь не помешал бы! «Холодок по коже», как пишут в книгах, это все пустяки. Меня просто буквально обливают ледяной водой с головы до ног, а сердце начинает учащенно биться. Отверстия излучателей в потолке остаются неподвижными, а сами лучи резво движутся, создавая при этом в совокупности с аварийкой совершенно феерическое освещение, и выписывают бесчисленные восьмерки на полу, перилах и сетке колодца или знаки бесконечности. Это как посмотреть. Робко делаю шаг вперед, и они ускоряют движения. Мы замираем на своих местах.
«Понятно, – думаю я. – Блуждающие лазерные лучи». Новый способ обороны объектов. Мне про них дед рассказывал. Никаких следов ожогов на поверхностях обороняемого или охраняемого, как угодно, ими объекта, на которые попадают, они не оставляют, температура каждого луча около них теряется, остается лишь безвредный свет, но зато повыше от этих поверхностей они способны запросто разрезать пополам человека со всем вооружением и снаряжением, которое он только сможет нести на себе, даже в бронежилете и шлеме самой высокой степени защиты. Легко! Просто на раз!
Их лучи везде: на лестничном марше вниз перед нами, а также, как я вижу отсюда, на горизонтальном пролете за ним, частично скрытом от нас колонной с экранами, том, что ниже лестничной площадки, на которой мы находимся, и следующем, в свою очередь, за ним лестничным маршем вниз. Дальше мне не видно. Пыш, я думаю, тоже. Включились, наверное, когда наше присутствие обнаружил какой-нибудь скрытый в стене или в потолке датчик движения. А перемещения лазерных лучей ускорились, должно быть, потому, что вновь поступил сигнал от этого самого датчика. Возможные нарушители защищаемого этими боевыми средствами объекта, то есть мы, подошли слишком близко. Значит, не все еще разрушено аварией, далеко не все. Где-то, вероятно, работает какая-нибудь резервная станция добычи электроэнергии, о существовании которой, естественно, не говорили в передачах про «Нектар» по телику. А поэтому нечего и думать о том, чтобы здесь пройти вниз. Пустая трата времени. Эти жуткие штуковины мгновенно превратят нас в подгоревший мясной фарш, который я не раз видала в нашей школьной столовой. Расстрелять их из пистолета нереально. У меня нет столько патронов, да и где гарантия, что после уничтожения одного не начнет работать другой излучатель, расположенный поблизости от ранее ликвидированного собрата и скрытый от нас сейчас?
Все это я озвучиваю Пыш и предлагаю ей идти по этому, восьмому, этажу. Боевая подруга (думаю, что уже могу так ее называть) соглашается, но очень хочет проверить один из этих лазеров в действии и подносит к нему слегка дрожащими руками краешек рубящей кромки своего пожарно-боевого топора. Лазерные лучи ускоряют свои движения еще больше.
Пш-ш-шыть! С шипением луч лазера срезает сталепластик ее гаджета. Бзыньк! Со звоном падает на пол ближайшей ступеньки вниз маленький отрезанный кусочек размером с мелкую монету.
– Ни фига се! – вырывается у владелицы поврежденного, но все еще грозного пожарно-боевого топора потрясенный возглас, и она взмахивает несколько раз своим инструментом – вероятно, чтобы охладить раскаленный после воздействия луча лазера срез на нем. Я в ужасе останавливаю ее рукой. А вдруг эта охранная система воспримет ее движения как угрозу, ради устранения которой возьмет да и полоснет нас лазерным лучом?! Сразу обеих – и пополам! Было два живых скилпа, а станет четыре мертвых. Кто же знает, что у нее на уме? Приятно только то, что в этом случае наши тела уж точно никому не достанутся. Слабое утешение, однако хоть чуть-чуть, а все-таки греет душу. Но, к счастью, ничего подобного не происходит. Лазеры, наоборот, немножко замедляют свои перемещения. Похоже, я была права в своих предположениях о схеме работы этих хитроумных приборов и устройств. Пыш вопросительно смотрит на меня, а я объясняю ей причину своих действий. Спутница молча понимающе кивает головой и, прекратив махать, осторожно опускает топор и замирает в таком положении с ним в руках.
– А я тебя предупреждала, – говорю я ей после этого опыта. – Здесь вниз мы не пройдем, – добавляю и киваю головой в сторону этой сложной и изощренной защиты лестницы. – Идем лучше через этот этаж, – предлагаю в завершение ее эксперимента.
– Идем, – соглашается она со мной. И мы направляемся к входу, между лифтами, в коридор. Стоит только нам это сделать, как все лазеры немедленно выключаются, и тоже без всякого звукового сигнала. Опять же совсем не лишнего, на мой взгляд, в данном случае. Так же неожиданно, как и зажглись, они гаснут. Наверное, снова сработал датчик и отключил лазеры из-за исчезновения угрозы нашего движения по охраняемой всеми ими лестнице вниз. Зачем зря электроэнергию тратить? Делюсь своими предположениями со спутницей, а она в ответ лишь молча кивает головой.
«Интересно, а какой толщины лазерные лучи в Пирамиде?» – задумываюсь я. Быстро прихожу к выводу о том, что нечего сейчас размышлять на эту тему. Есть проблемы и поважнее. Куда важнее!
Только что, вот несколько секунд назад, я была буквально на волосок от гибели. Или, правильнее будет сказать в этой ситуации, на толщину лазерного луча. Не к интеллектуальной гибели путем замещения сознания и не к скручиванию жутковатого вида роботами со, скорее всего, последующей за этим все той же интеллектуальной гибелью, а к самой настоящей физической гибели. Впервые в жизни! Вот теперь по коже пробегает мороз! Не знаю, как там у Пыш, спрашивать об этом как-то стремно, но у меня так сто процентов! Несколько минут назад ей было стремно, а вот теперь мне, но уже совсем по другому поводу.
Продолжаем продвижение по восьмому этажу. Расположение коридоров в этой части здания такое же, как и на нашем этаже. Шум не стих, но как-то отодвинулся назад, потесненный чувством тревоги. Входим в коридор, идущий от лестничной площадки, куда мы спустились по лестнице, осторожно идем по нему и подходим к повороту в еще один коридор, аналогичный по расположению и виду тому, в котором находились выделенные нам комнаты на девятом этаже, с которого мы пришли сюда. И такой же т-образный перекресток.
Аккуратно заглядывая за угол, обнаруживаем очень необычное явление: метрах в десяти от нас под потолком и над полом две маленькие грозовые тучи соответствующего мрачно-серого цвета, а между ними то сверху вниз, то снизу вверх с сухим потрескиванием бьют молнии. Грома не слышно, но и без него зрелище завораживающее. За тучами просматривается пустой, затронутый разрушениями коридор, но освещенный, в отличие от коридора этажом выше, не аварийкой, а обычными лампами рабочего света. Делаем шаг вбок и видим, как обе тучи одновременно приближаются к нам по коридору примерно на метр и останавливаются. Все это происходит совершенно бесшумно, если не считать треска электрических разрядов. «Значит, и мое предположение относительно некоей резервной станции тоже находит свое подтверждение, как и с алгоритмом работы защитной системы из невидимого датчика и очень даже видимых лазеров на только что оставленной нами лестнице, – думаю я. – А вот что это за штукенция, я ума не приложу, лучше даже не приближаться к этому прибамбасу – и уж точно в него не стрелять и не кидать ничем, мало ли что!»
– Ниче се! – слышу удивленно-восхищенный возглас Пыш и мысленно к ней присоединяюсь. Да… Такое не каждый день увидишь!
Мы отходим чуть назад и аккуратненько, на цыпочках идем дальше, в другую от этого коридора сторону. Кажется, тучи понимают, если такое слово вообще к ним применимо, наши миролюбивые намерения и висят в воздухе не двигаясь. Зайдя за угол и сделав пару шагов вперед, как по команде, не сговариваясь, оглядываемся назад и видим, что тучи остались в том коридоре, который мы несколько секунд назад счастливо миновали. С облегчением перевожу дух. Теперь дальше можно идти не на цыпочках, а по-нормальному, и я встаю полностью на ступни. Спутница, вижу, делает то же самое. Проходим мимо окна, но уже не любуемся видом включенной Пирамиды, а устремляемся в такой же коридор, как тот, где мы расправились с роботами этажом выше, с таким же аварийным освещением. Но то, что они были там, наверху, еще не значит, что они есть здесь. Надеюсь, их нет. И еще я надеюсь, что это самый короткий и безопасный путь из этого здания. Идти через десятый и более верхние этажи и искать путь отсюда через них очень бы не хотелось. Хотя бы потому, что это займет больше времени, а нам сейчас каждая минута дорога, пока в этом сооружении еще что-нибудь не взорвалось, не загорелось и не задымилось.
Подходя к повороту направо, чую какой-то знакомый неприятный запах. Оглядываюсь на Пыш, которая шевелит своим мясистым носярой. Это было бы просто очаровательно в другой ситуации. Но именно что в другой, а никак не сейчас. Судя по молчаливым взглядам, которыми мы обмениваемся, она чует то же самое. Поворачиваем за угол и видим короткий, метра три длиной, коридор со стеной в конце, к которой прислонена выбитая, наклоненная набок, держащаяся на одной лишь нижней петле дверь светлого, как и весь этот коридор, цвета, закрывавшая проем слева. Здесь уже нет света ламп, ставшего нам уже привычным, аварийного освещения, как в коридоре, который мы только что миновали, нет и обычного рабочего, как в коридоре с тучами. Из проема идет необычно яркий и от этого немного настораживающий свет – должно быть, какой-то необычной аварийки. Запах усиливается. Приближаемся к проему и осторожно заглядываем в него.
Перед нами кошмар.
Аварийные лампы, которые в этом зале намного мощнее любых из тех, что мы уже видели где бы то ни было еще в «Нектаре», позволяют различать ужасные детали этой чудовищной картины. Я сразу понимаю, что это за источник знакомого запаха: кровь. Здесь ее много. На полу, на стенах и даже капли на потолке. Мертвые тела повсюду. На первый взгляд не меньше двух десятков. Везде перевернутая и разбитая мебель и медицинская аппаратура. На чудом уцелевшей тумбочке слева у стены лежит в лужице крови белая форменная перчатка рядом с трубкой радиотелефона. Брезгливо отворачиваюсь.
– Ой, мамочки! – в ужасе бормочет рядом спутница.
Тела погибших лежат в причудливых позах вперемешку с обломками мебели, оборудования и штукатурки со стен и с потолка. Они как будто пытались в последние секунды жизни защититься руками и предметами от чего-то. Или кого-то. Бездыханные тела исполосованы страшными рассечениями с ожогами по краям, а края одежды в местах ранений обуглены около дыр. Наших, скилпов, не видно. Зато здесь есть все: врачи, стажеры, санитары, техники, «тушки» и, конечно же, клиенты. Да, настораживающее предчувствие, вызванное необычным светом из проема с выбитой дверью, увиденным мной там, в маленьком коридоре, меня не обмануло! Жуть!
Одно из тел погибших оказывается мне хорошо знакомо: вот она – Нина Антоновна. Уже переодевшаяся в светлый халат с темной эмблемой «Нектара» на левой стороне груди. Сразу узнаю ее физиономию, несмотря на застывшую гримасу ужаса. Жалости нет никакой. Получила то, что заслужила. Пришла забрать мою жизнь, а в итоге отдала свою. Только теперь замечаю, как-то не было желания вглядываться, что у всех погибших застыли на лицах такие же гримасы ужаса, как и у нее, и все они буквально перекошены. Так вам и надо, мрази!
Начинаю невольно испытывать благодарность и восхищение к этой неизвестной, но могучей и беспощадной силе, совершившей такое. Даже если она потом убьет и меня саму. За это и умереть не жалко! И меня наполняет далеко не самое лучшее, но такое естественное в этой ситуации чувство злорадства. Хотя мне оно совсем не свойственно.
Оглядываюсь по сторонам. Помещение представляет собой зал размером с актовый в нашей школе, искривленный как знак скобки – «(», у которого выпуклая сторона покрыта новейшими экранами, такими же, как и на колонне на лестнице, только совершенно разбитыми. Перпендикулярно этой стене, горизонтально над полом, на уровне моего живота, лежат попарно на прикрученных к полу стойках штуковины, похожие на гробы или огромные школьные пеналы с открытыми крышками. Внутри они светлого цвета, с маленькими темными присосками. Снаружи одни темного цвета со светлыми полосами, а другие, наоборот, светлые с темными полосами. Между собой и со стеной они соединены также темного цвета проводами. Насчитала восемь пар – всего шестнадцать странных устройств.
До меня доходит, что это те самые установки комплексов ОЗС, о которых всей стране говорили по телевидению. Светлые, насколько я помню из передачи, для новых тел, для наших то есть, а темные, соответственно, для старых, для заказчиков, а экраны, очевидно, отображают в мельчайших деталях весь процесс операции замещения сознания. Рядом с ними лежат разбитые компьютеры, кресла и еще какие-то приборы. Помещение, вероятно, одна из лабораторий.
От такого открытия по коже пробегает неприятный холодок. Так вот где все происходит! Все установки пустые – значит, туда еще никого не успели загрузить, поскольку медосмотр нас, очередной порции скилпов, только закончился, а подготовка к проведению и само проведение ОЗС занимает, как нам всем говорили в тех же телепередачах, не менее часа. Но это сущие пустяки по сравнению с кучей мертвых тел и луж крови кругом. Запах ее здесь намного сильнее, чем в коридоре. Замечаю, что моя правая рука до боли в суставах сжимает рукоять пистолета, а большой палец готов в любой момент опустить вниз флажок предохранителя. В то время как левая тыльной стороной ладони прикрывает рот и нос. Пора убираться из этого кровавого смрада.
– Пошли отсюда, Кристин! – слышу дрожащий голос отважной Пыш, но прекрасно понимаю, что во мне самой сейчас вряд ли больше отваги, чем в ней, и мне становится немного стыдно, а она добавляет: – Пошли скорей!
– Идем, идем! – говорю я, указывая на дверной проем, противоположный тому, откуда мы пришли. Успеваю заметить, что там тоже выбита дверь.
– Да-да! – подтверждает спутница. Идти обратно у нас обеих никакого желания нет.
Осторожно перебираюсь через груды тел и обломков, стараясь не вглядываться в подробности окружающего, лишь внимательно смотрю под ноги и чувствую, как мой мозг работает с мозгом Пыш, идущей следом, как единое целое, выдающее всего одну, но очень продуктивную мысль: быстрей, быстрей, быстрей отсюда! Однако когда я передвигаюсь через упавшие с потолка куски штукатурки и чувствую голыми пятками через тонкие резиновые подошвы каждый камешек, мне в голову приходит светлая идея улучшить обувь, и я, кажется, знаю как.
Нахожу взглядом мертвое тело ближайшего «тушки» – их здесь целых три. Эти без оружия и специальных средств, зато в белых перчатках, ремнях, аксельбантах и беретах с такими же белыми кокардами в виде герба Е-Кона и закрепленными с левых боков красивыми изумрудно-зелеными перьями. Эти детали формы «тушек» я знаю из передач по телевизору, потому что при таком освещении, как здесь, понять их цвет невозможно. Раз перья – значит, офицеры. Это уже я вспоминаю отцовские рассказы о военной форме и воинских знаках различия. Очевидно, вырядились для клиентов. Остальная форма и, самое главное, обувь та же, что и у других его коллег, которых я здесь видела. Встаю на одно колено перед покойником. Точно – лейтенантские погоны. Осматриваю соседние бездыханные тела этих головорезов. То же самое.
Второй раз за сегодняшний день сжимаю губы, стискиваю зубы. С характерным треском расстегиваю липучки ботинок «тушки» и стаскиваю их с мертвеца. Пусть Пыш думает обо мне все что угодно, но обувь сейчас важнее любых приличий, а покойникам она уже не нужна. В моих легких туфлях с тонкими прорезиненными подошвами по битым камням и стеклу долго не проходишь. Это я знаю из собственного опыта, когда лет пять назад лазила с ребятами по развалинам снесенного дома в соседнем дворе в очень похожих туфлях, которые от этого быстро испортились. Меня за это потом сильно отругали дома.
Совсем другое дело военная обувь. Она очень надежная и стойкая к изнашиванию. Размеры ног «тушки», взрослого крупного мужчины, намного больше моего, и я надеваю его спецназовские ботинки прямо поверх своих туфель и крепко застегиваю липучки. Получились, как ни странно, очень подходящие мне по ноге.
– Ты чего делаешь? Зачем? Они же мертвые! – слышу за спиной взволнованный осуждающий голос спутницы. Ох, какие мы правильные! А как сама прикарманила газовый баллончик?
– И тебе советую. Им они уже ни к чему, – жестко, но при этом вежливо отвечаю я и киваю головой в сторону двух других обутых военных мертвых тел.
– Не… Я не буду! Ни за что! С мертвецов! Никогда! – возмущенно-негодующе говорит Пыш – так, как будто я ее заставляю. Да не хочешь – не надо! Никогда не была я навязчивой.
– Дело твое, – произношу я, но уже мягче.
Встаю и собираюсь идти, но тут же будто прирастаю к полу.
«Мне больно!» – прямо в моей голове раздается голос-стон. Не мужской, не женский, не молодой, не старый, вообще не человеческий, а голос некоего оно без возраста и пола. Ощущение такое, как будто меня окунули в прорубь в лютый мороз.
– Ах! – вскрикивает спутница, роняет и ловит на лету топор. Судя по всему, она слышит то же самое, что и я.
Медленно оглядываюсь вокруг и не обнаруживаю ни одной живой души, кроме нас.
«Мне больно!» – снова раздается голос.
– Мама, – в ужасе произносит Пыш и добавляет жалобно: – Бежим!
Вынуждена с ней согласиться, а то больно будет уже, вероятно, нам. Мы устремляемся к заранее намеченному выходу так быстро, как нам позволяют лежащие на полу препятствия.
Выбегаем в полутемный маленький коридорчик, подобный тому, через который мы пришли в лабораторию, и, пробегая еще несколько метров, выскакиваем за ближайший поворот и оказываемся в куда большем коридоре, чем оставшийся за нашими спинами маленький. Останавливаемся. Переводим дух. Вроде голоса больше нет. Фу-у-ух! Глядим друг другу в зрачки, а кажется, что проникаем прямо в мозги, и молча договариваемся больше туда не ходить.
– Что это было? – спрашивает меня спутница с расширенными от ужаса глазами.
– Понятия не имею! – предельно честно отвечаю я.
Оглядываем коридор. Он раза в два шире любого из предыдущих. Никого. Ни живых, ни мертвых. Уже хорошо. То же освещение аварийных ламп, но здесь к нему добавляется свет из трех окон в левой стене. Впереди дверь с мордой львицы. Ура! Женский туалет! И как вовремя! Перед ним коридор поворачивает направо. Вспоминаю из передач по телику, что все обозначения на дверях помещений, предназначенных в том числе и для посетителей, в «Нектаре» сделаны из бронзы. Душевые и туалеты там, естественно, не показывали, но не думаю, что для них сделали исключения. По полу коридора среди луж и разбитого стекла разбросаны какие-то то ли картины, то ли фотографии, то ли портреты – не знаю, лежат изображением вниз. Мы их обходим и идем вдоль стены с окнами.
Я снова впереди. Делаю шаг к одному из них, смотрю в него и замираю от странного и немного пугающего ощущения. На миг мне кажется, что вид из этого окна совершенно тот же самый, что и из того, через которое мы любовались видом включенной Пирамиды, – правда, слово «любовались», вполне актуальное на тот момент, кажется мне сейчас почему-то вообще не уместным. Но ведь из двух разных окон, расположенных в различных частях здания, один и тот же вид быть не может. Это невозможно!
– Мне показалось, – с ноткой страха в голосе шепчет, дыша мне прямо в ухо, Пыш, – что вид такой же, как и там, – указывает топором вверх, – в том окне, ну там, наверху!
– Ага, – киваю я в ответ головой. – Мне тоже.
– Да нет, все-таки вид другой, – произносит спутница.
Мысленно соглашаюсь с ней. Хотя лучи лазеров, как и там, завораживают. Успеваю отметить, что, судя по положению солнца, сейчас, наверное, вторая половина дня, часа три. Мы с дедом так иногда развлекаемся, угадывая время без часов.
Довольно! Мысли о доме сейчас просто ранят душу, так хочется туда вернуться, особенно живой и здоровой.
Идем вперед и, дойдя до поворота, заглядываем за угол. В тусклом освещении видим метрах в пяти от нас большую двухстворчатую дверь, отделанную деревом и полированным металлом по краям, с такими же полированными металлическими ручками. Такую здесь вижу впервые, поэтому детали и бросаются в глаза. Парой метров правее двери в женский туалет находится, с мордой льва с пушистой гривой, соответственно, дверь в мужской. Мы не заметили ее за углом, когда оказались в этом коридоре.
Прямо перед нами в полуметре над полом висит поврежденный, перекошенный гравикам, которому Пыш не раздумывая отвешивает хороший пинок, сопровождаемый глухим звуком удара, отчего тот подлетает вверх, улетает метра на три и падает на пол с металлическим звоном и скрежетом, не предпринимая больше попыток подняться.
– Не люблю, когда подсматривают и подслушивают! – озвучивает компаньон мою недавнюю мысль. Похоже, она снимает таким образом психологическое напряжение после увиденного в лаборатории. Девчонка кивает головой на двери туалетов и выпаливает: – Системы пожаротушения в туалетах нет – гореть практически нечему, кроме бумажных полотенец и туалетной бумаги, которые можно потушить имеющейся в кранах водой. Даже двери из негорючего пластика, их мой отец делает.
Получив такой объем информации, убеждаюсь в правоте своего предположения о снятии спутницей психологического напряжения.
Наконец-то добираемся до женского туалета. Здесь тоже аварийное освещение, но ярче, чем на том этаже, откуда мы пришли. Пол сухой, значит, правду сказала Пыш об отсутствии системы пожаротушения в туалетах. Мы одни. За стеной, в мужском туалете, тишина. Вероятно, там тоже никого нет. Эта гипотеза придает надежду, что нас никто не будет беспокоить.
Из четырех унитазов и четырех умывальников выбираем два дальних от входа, что для нас вполне достаточно – они функционируют, остальные не проверяем, потому что нам без надобности, а приятный хвойный аромат освежителя воздуха и душистое жидкое мыло приводят нас просто в восторг, довершает же картину ВИП-сортира красивая темно-коричневая плитка с узорами разных оттенков, которой здесь отделано все, и, похоже, позолоченные смесители. Это я предполагаю в свете здешней аварийки, потому что окон в туалете нет.
Только сейчас, стоя над раковиной и глядя, как струя из крана уносит в сливное отверстие грязную теплую мыльную воду, понимаю, насколько же я устала. Как же мне хочется, чтобы все мои страдания и боль вот так же утекли в это сливное отверстие. Сегодняшний день, пожалуй, один из самых напряженных в моей жизни. И уж точно самый кровавый.
– Давай отдохнем! – спутница говорит то, о чем я думаю.
– Давай! – соглашаюсь я, выключая воду. – Но сначала займем оборону.
Вытираемся очень приятными на ощупь бумажными полотенцами и, выкинув их в блестящий мусорный бак с крышкой, управляемой педалью внизу этого самого бака, приступаем. Главный инструмент здесь – пожарно-боевой топор Пыш. Ставим его в распор, на высоте примерно верхних поверхностей раковин над полом, между открывающейся внутрь дверью в закрытом положении и стеной закрывающейся кабинки перед входом.
Дергаем дверь несколько раз, но она не шевелится. Спасибо его, топора, длиннющему топорищу. На гладко отполированной и покрытой лаком поверхности явно дорогого дерева темного цвета остается глубокий разруб. Плевать! Все, топор встал намертво.
И вот тут усталость наваливается в полную силу. Не сговариваясь, молча укладываемся спать прямо у дальней стены, свернувшись в позы эмбрионов. Аварийка нам совсем не мешает. Головами к стене, на которой зеркала и раковины, ногами к кабинкам. Перед Пыш, в нескольких шагах от нее, стена с заблокированной нами дверью из туалета. В шаге от моей спины глухая стена. Лежу, подложив руки под голову. Пистолет в кобуре, как ни странно, ничуть не мешает лежать на правом боку. Сестра по несчастью тоже улеглась на правый бок – передо мной ее затылок. Два мокрых, грязных, теплых эмбриона на сухом, чистом, холодном полу.
За ногами чувствую что-то плохое и смотрю туда. У кабинки передо мной нет двери, а внутри нет унитаза. Это еще что такое? Меня туда как будто засасывает. Из темноты вылезают несколько пар мраморно-белых рук и пытаются меня схватить. Скорее отворачиваюсь и вижу над своей головой ближайшую раковину, которая, как я почему-то уверена, стоит на гибкой ножке и вот-вот собирается ударить меня как молот и убить. И просыпаюсь. Рядом со мной что-то лохматое, липкое и теплое. Поворачиваюсь направо и вижу огромную черную голову собаки, которая уже дышит мне в подбородок, глаза смотрят в мои, а язык, по-моему, пытается облизать мое лицо. И как это собака умудрилась незаметно подкрасться так близко ко мне?
И я просыпаюсь окончательно. Оглядываюсь вокруг. Все по-прежнему. Ничего не изменилось. Дверь кабинки на месте, унитаз, нижнюю часть которого вижу в щель между дверью и полом, тоже, да и раковина выглядит вполне себе миролюбиво. Рядом со мной никакая не мохнатая собака, а сладко спящая Пыш, повернувшаяся на левый бок, ко мне лицом, и сопевшая, по всей видимости, в мой подбородок, пока я не подняла голову. «Э-э-э, подруга, – мысленно произношу я, – давай-ка обратно. У нас пока не такие близкие отношения». Аккуратно, но настойчиво переворачиваю ее на другой бок. Она, недовольно урча, поддается и укладывается в прежнюю позу, спиной ко мне, даже не проснувшись.
Ложусь обратно в начальное положение, и мне сразу вспоминается кошмар. У-у-ух. И приснится же такое! Но мой разум, к счастью, умеет переключаться на что-то хорошее.
Вспоминаю Дэна. Красивое лицо стоит передо мной. А глаза темно-синие и глубокие, как два лесных озера из детской сказки. В них можно просто утонуть… И будто в подтверждение этого тяжелая, теплая и даже приятная волна усталости накрывает меня с головой.
Все. Теперь я наконец-то засыпаю без сновидений.
Глава 10
Просыпаюсь от шума воды.
– Привет! Просыпайся, нас ждут великие дела! – говорит Пыш, умываясь, и с улыбкой смотрит на меня.
«Ух ты! Тебя потянуло на высокий слог! И это после всего того, в чем нам пришлось участвовать и чему мы стали невольными свидетелями! А может, это просто способ успокоиться и действовать разумно?»
– Привет! – отвечаю я. – И в чем же их величие?
– В том, – довольно фыркая от воды, произносит компаньон, – что мы, надеюсь, наконец-то выберемся отсюда!
Спутница замолкает, радуясь утренним водным процедурам.
Но она права, я выспалась, и нам пора начинать вновь действовать по-нашему же плану. Встаю, умываюсь, как и Пыш, мы вместе обливаем указательные пальцы правых рук жидким мылом и чистим зубы. Теперь я ощущаю значение зубных щеток и зубных паст для человеческой цивилизации. Оно бесценно. Понимаю и девушку, наслаждающуюся теплой водой. Это здорово. Кажется, даже ужас пережитого немного померк.
– Мне такая ерунда снилась, – встречаясь со мной взглядом в отражениях в зеркале, говорит Пыш. – Будто мы стали собаками, короче, бегали здесь, а потом на меня напала какая-то стая, а ты бегала, не замечая, как я зову на помощь, а я убежала от них и чувствовала, что после меня они нападут на тебя, если мы не убежим от них вместе, и пыталась тебя предупредить, но ты не послушала меня и передними лапами перевернула на другой бок. Потом все стемнело, затем после всего этого я вообще проснулась, а ты еще спала. Вот, – выпаливает она на одном дыхании.
Остолбенев уже во второй раз с момента моего приезда в «Нектар», прирастаю к полу и, повернувшись к девчонке, рассказываю свой сон. После рассказа, похоже, столбенеет и она. Мы несколько секунд смотрим друг на друга, уже не через зеркало, а напрямую, глаза в глаза. Договариваемся обсудить это после.
Некоторое время еще обдумываю наши сны. Я не суеверна, но здесь, в этом ужасном месте, все кажется иначе, чем в обычной жизни. Вдруг замираю, насторожившись. Ничего не слышно. Ни криков, ни взрывов, ни выстрелов, ни призывов о помощи. Странно. Даже очень. Делюсь мыслями со спутницей. Оказывается, она тоже это заметила, но ее это не насторожило.
– Либо всех, кого надо, уже убили, либо уже убили всех, кого не надо, либо уже убили вообще всех и мы здесь одни, – жизнерадостно сообщает Пыш. Ее неувядающий оптимизм меня просто потрясает. – Надо бежать отсюда, как мы и хотели, но сначала надо поесть.
Вот тут она вновь права. На все сто процентов. Чувствую только сейчас, хорошо выспавшись, насколько сильно я проголодалась. Покончив со всеми гигиеническими процедурами, мы решаем найти еду. Но сначала запасаемся туалетной бумагой и бумажными полотенцами, засовывая их за отвороты рукавов и штанин, сколько возможно, – неизвестно, когда еще сюда вернемся, и вернемся ли вообще. Резинки, прижимающие материал к телу, прочно удерживают наши запасы. Тут спутница, спрятав последнее бумажное полотенце в штанине, обнаруживает, что подошвы ее мягких туфель, таких же, какие выдали и мне сразу после медосмотра, потрескались от хождения по кускам штукатурки и битому стеклу, о чем и сообщает вслух, не обращаясь ни к кому конкретно и с завистью смотря на мои солдатские ботинки. «А-а! – думаю я. – Надо было меня послушать». Вслух ничего не говорю.
Подходя к нашему охранному сооружению, собираюсь с силами выдергивать топор, но Пыш превосходит все мои ожидания – бьет по топорищу снизу ногой, выбивает топор вверх с треском дерева и довольно ловко подхватывает его на лету. У меня возникает вопрос, а не занимается ли она тайно, как и я, каким-либо видом рукопашного боя. Надо будет как-то поаккуратнее это узнать. Занятия гимнастикой с такой фигурой, как у нее, я не рассматриваю.
Выходя в коридор, первое, что видим, – отпечатки наших ног. Мои в военных ботинках, побольше, спутницы – в маленьких туфлях, поменьше. Мы, что естественно, перепачкали ноги кровью в лаборатории. Смотрим под ноги. Следов нет. Значит, подошвы уже просохли в туалете, где нет на полу луж.
Гравикамов в воздухе больше не видно, и то хорошо. Правда, здесь есть наверняка скрытые телекамеры и микрофоны направленного действия, но они, скорее всего, сейчас не работают из-за аварии, как и почти все вокруг. Иначе бы не стали выпускать гравикамы. А даже если и нет и какие-то из них все-таки работают, что, на мой взгляд, крайне маловероятно, то с учетом серьезности произошедшего в «Нектаре» вряд ли кому-то есть до нас дело. Подойдя к окну, видим, что, судя по положению солнца, сейчас утро, а Пирамида все так же включена, и за ее лучами, кроме неба и облаков, ничего не рассмотреть, что бы хоть как-то напоминало спасательную деятельность. Значит, мы проспали всю вторую половину вчерашнего дня и всю ночь! Как это могло произойти?!
Именно это и спрашивает у меня Пыш. Я перебираю в уме все возможные варианты и неожиданно быстро нахожу вполне реалистичный, на мой взгляд, ответ.
– Снотворный газ из лаборатории. Тот самый, который используется при ОЗС. Мы надышались им, когда там были, и вот тебе результат – проспали на полдня больше времени, чем требуется на обычный сон, – объясняю я девушке, вспоминая рассказы учительницы химии в школе об опасных качествах различных газов.
– А что сразу не вырубились от этого газа? – снова спрашивает она меня. – Ну прямо там, в этой страшной лаборатории?
– Наверно, потому, что концентрация не та, да и были недолго, – разъясняю я ей, вспоминая опять слова химички. – Мы же находились не в самих установках, а снаружи их.
– А он, газ этот, снова на нас тут не подействует, если все еще оттуда идет? – с некоторой боязливостью вновь интересуется она, кивая головой в сторону злосчастной лаборатории.
Хороший вопрос.
– Думаю, что нет, – отвечаю я. – Он у них либо кончился, либо автоматика заблокировала его подачу, зафиксировав утечку. Иначе мы бы не проснулись. За то время, пока мы спали, он бы наверняка проник в помещение туалета и отравил нас насмерть. Таким газом в большом количестве можно и убить, – добавляю я и уже в свою очередь киваю головой, но теперь в сторону ВИП-сортира, ставшего для нас ночлежкой.
Пыш молча смотрит на дверь элитарного тубзика и прекращает свои расспросы на эту тему. Это просто прекрасно.
Кто бы мог подумать, что мне пригодятся уроки химии в школе. Оказывается, и от них есть польза! Чего только не бывает в жизни!
В саду, между Пирамидой и зданием, в котором мы находимся, никакого движения не наблюдается, констатирую я, глядя из окна. Я все жду с боязнью, что моя сестра по несчастью захочет вернуться в разгромленную лабораторию за ботинками «тушки». Мне возвращаться в это место совсем не хочется, а отпускать ее одну тем более. Упадет там в обморок от повторного вида всего этого кошмара, доставай потом. А бросать нельзя. Заберут еще эти мерзкие роботы, если припрутся туда. И конечно же, этот странный пугающий голос, умудряющийся пробираться прямо в мозг, не выходит у меня из головы.
Но, к счастью, у моей союзницы сейчас совсем другие планы, о чем она и заявляет. Желание поесть превосходит желание переобуться. У меня тоже уже урчит в животе.
Возвращаемся в коридор перед туалетом, Пыш небрежно отбрасывает ногой обломки гравикама, занося топор в боевое положение, и мы подходим к дверям с металлическими полированными ручками. Пробую открыть одну из них. Дверь не заперта, а просто перекошена. Открывается в противоположную от нас сторону. Толкаем ее руками и плечами, но ничего не помогает.
– Давай тараном, – говорю я.
– Давай, – соглашается моя воинственная спутница.
Тогда я поднимаю руки на уровне груди и сжимаю их в кулаки, выставляя вперед правое плечо, Пыш поднимает топор, зажатый в обеих руках, и выставляет вперед левое плечо. Не сговариваясь, отходим на пару метров назад и, переглянувшись и кивнув друг другу головами, с короткого разбега бьемся плечами в дверь. Она с треском распахивается, и мы, едва удержав равновесие после удара, оказываемся в таком же коридоре, как и тот, по которому пришли. По бокам двери тоже разруха, тот же аварийный свет, только окон нет.
Но что-то не так. Голоса. Да-да! Человеческие голоса слева за стеной. И, как мне показалось, знакомые. Похоже на оборвавшийся на полуслове разговор. Поворачиваюсь к союзнице и прижимаю указательный палец к своим губам. Пыш дважды понимающе кивает головой. Вытаскиваю пистолет, снимаю с предохранителя, навожу на ближайшую дверь и замечаю на каждой из двух ее створок по изображению из бронзы чашки с дымом над ней. Так это, наверное, буфет, кафе или что-то подобное! Почему так просто и не написать? Ох уж эти клиенты «Нектара», любят всякую вычурность. Проклятый истеблишмент! Все эти размышления сами собой мгновенно возникают и исчезают в моем мозгу. Сапфировый огонек лазера пляшет на ближайшей створке, на экран с цифрами уже не обращаю внимания. Не до этого. Будут заканчиваться патроны – заменю магазин. На цыпочках подкрадываемся к левой стене и так же, как можно тише, крадемся к ближайшей двери. Мысленно отмечаю удобство новых ботинок и немного горжусь тихостью своей поступи. Тренировки с дедом научили не только драться, но и плавно двигаться. По отсутствию звуков нетрудно догадаться, что люди услышали шум, но, вероятно, еще не знают о нас и тем более наших намерениях. Они могут заподозрить в разрушении двери знакомый нам тип ботов или еще что-то, с чем они уже столкнулись, а мы еще даже об этом и не знаем. Но углубляться в эту мысль не хочется. Скорее всего, они думают, что мы их не услышали, и решили затаиться и переждать нас, кем или чем бы мы ни были. Как бы не так! Мы тоже есть хотим!
– Это, наверное, буфет, – говорю я еле слышно, повернувшись к союзнице.
– Точно, или кафе, – соглашается она, кивая головой. Пожарно-боевой топор в ее руках еле заметно подрагивает, успеваю отметить я.
Как и пистолет в моих.
Подхожу к двери и аккуратно стучу в нее. Без ответа. Пистолет наведен на дверь, сапфировая точка над дверной ручкой, за которую я берусь и дергаю назад и вперед. Дверь заперта. Вероятно, ее поставили на место после перекашивания и последующего выбивания. Как и в нашем случае в туалете. Мне кажется, что спустя пару секунд после выбивания нами двери мне послышался в этой части коридора щелчок замка? Или я ошиблась? Нет времени на раздумья.
– Кто там? – спрашиваю я.
– Кто надо, – звучит знакомый низкий юношеский голос, похожий на голос Качка, с которым мы летели сюда в гравилете. Примерно такого ответа я и ожидала, только, естественно, не знала от кого. – Вы кто такие?
– Мы свои, – вступает в разговор мой боевой товарищ с верным топором в руках.
– Свои дома сидят, – отвечает невидимый собеседник, но уже дружелюбнее, потом говорит, наверное, кому-то в комнате: – Это, по ходу, телки, что летели сюда вместе с нами.
Он, видимо, тоже узнал нас по голосам.
– Да-да-да, это мы, – тараторит Пыш, услышавшая, как и я, вторую часть фразы парня, обращенную, вероятно, не к нам, и, явно радуясь наметившемуся прогрессу переговоров благодаря своим дипломатическим усилиям и желая развить успех, говорит: – Впустите нас, пожалуйста!
– Откройте, пожалуйста, мы за вас, – присоединяюсь я к союзнице.
– Да, вроде правда те самые девки, – слышу я знакомый голос. Толян? Точно, Толян!
– Валер, открой, впусти их, это та, что напротив тебя сидела в гравилете, Маша, по-моему, – еще один знакомый голос, принадлежащий высокой девчонке из гравилета, не помню имени, рядом со мной сидела, я прозвала ее Мачтой. – И с ней еще одна. Кристина, кажется.
А вот она нас помнит. Стыдно, но запомнила имена только парней из тех скилпов, чьи голоса слышала в гравилете.
– Марин, ты, шо ль? – радостно кричит спутница, заканчивая эти неприятные переговоры через дверь.
«Точно, Марина! Хорошая память у Пыш на имена, а у меня вот только на всякие технические штучки», – с грустью думаю я.
Опускаю пистолет, ставлю на предохранитель и убираю в кобуру. Мне не хочется встречать спасшихся товарищей по несчастью с готовым к применению против них же оружием в руках, да еще на них самих и направленным.
Щелкает замок, и дверь открывается. Передо мной Валера, он же Качок. На груди у него висит на «тушкинском», судя по цвету, разгрузчике «пума» с пристегнутым штык-ножом и направленная стволом и клинком в пол.
– Привет! – здороваюсь я, кивая головой. – Можно нам войти?
– Заходите, – отвечает Качок с очень похожим на мой кивком головы, несмотря на свой воинственный вид, вполне миролюбиво, и мы проходим внутрь.
Глава 11
Качок и двое незнакомых мне парней стоят передо мной, и еще один облокотился на прилавок, стоящий недалеко от входа. Это Толян. Незнакомцы пониже Качка ростом, крепкие, коренастые, Толян такого же роста, как и коренастые, но более худой. В гравилете он сидел в кресле, и я не смогла оценить его рост и худобу. У всех, как и у Качка, висят на также тушкинских разгрузочных жилетах автоматы с пристегнутыми штык-ножами, направленные стволами и клинками вниз. Светящихся точек лазерных прицелов не видно. «Значит, оружие на предохранителях, и они разделяют мою точку зрения о встречах потенциальных союзников», – успеваю сообразить я. Уже хорошо.
Помимо обычной для скилпов одежды, на парнях под разгрузчиками надеты броники все того же, до боли знакомого, зеленого, любимого «тушками», цвета. Мальчишки, все как один, смотрят на мой арсенал, но ничего не говорят. Похоже, они его оценили и их, естественно, заинтересовало его происхождение, но у них и своего оружия достаточно. Прекрасно. Надеюсь, не будут пытаться мое у меня отобрать и не надо будет за него драться и тем более резать и стрелять. «Наше счастье, что обошлось без стрельбы, а то Пыш и меня быстро превратили бы в подгоревший шашлык с кусочками расплавленной резины и обгоревшей бумаги из четырех автоматов», – размышляю я. Думаю, что и союзница понимает это.
За спиной слышу стук захлопывающейся двери и щелчок закрывающегося замка.
Смотрю направо, дальше вдоль стойки.
Мачта сидит перед двумя сдвинутыми вместе столиками с квадратными столешницами белого цвета, заставленными тарелками с хлебными крошками, огрызками яблок и груш, использованными салфетками, стаканами с ложечками и вишневыми косточками и парой пустых салфетниц. Рядом с ней с настороженностью и даже, как мне кажется, с некоторым испугом расположилась восточная девушка из гравилета. Ее имени я тоже не помню. Не запоминала потому, что не рассчитывала на встречу наших личностей в будущем. Как выяснилось, зря. Она коротко и молча мне кивает. Вокруг стола множество стульев. Наверное, компания как раз закончила завтрак перед нашим выламыванием двери.
Окидываю взглядом помещение еще раз. Это действительно буфет. Раза в два больше нашей школьной столовой. Стены приятного светло-бежевого цвета. Повсюду столы и стулья, лежащие на полу, но вдоль стен стоящие на ножках. Значит, здесь не так уж и сильно тряхнуло, соображаю я. Рядом с ними, справа от меня, белого, как и столешницы, цвета прилавок с кассовым аппаратом, устройством для считывания кредитных карточек, прозрачной витриной из толстого пластика с какой-то, непонятно как уцелевшей, едой на блюдцах и напитками в стаканах, стоящих на также белой поверхности на ее, витрины, верху, а за ними блестящие полированным, как зеркало, металлом стеллажи с посудой и подносами, такого же блестящего металла пустые холодильники с негорящими экранчиками термометров на лицевых панелях над раскрытыми дверцами, в дальней стене открытые двери лифта, судя по пустым полкам внутри его кабины, предназначенного для подачи готовых блюд из кухни, находящейся, наверное, где-нибудь внизу. Тарелки, блюдца и подносы не попадали на пол лишь потому, что плотно стоят в стеллажах в крепежах сушек в вертикальном положении, а кружки, чашки и стаканы тоже размещены в этих стеллажах в крепежах сушек днищами вверх. Сквозь четыре окна напротив видны лучи лазеров все той же Пирамиды , через которые наблюдается утро первого дня октября и небо с переменной облачностью.
Надеюсь, это не западня. Не хватало еще нам погибнуть от рук таких же людей, обреченных на смерть личностей, как и мы сами. Но я не нахожу причины им на нас нападать и, что, конечно же, еще важнее, нас убивать. Мы же им ничего плохого не сделали. Хотя надо признать, что находиться в компании четырех хорошо вооруженных малознакомых и даже вовсе не знакомых парней не очень-то и приятно. Но девчонки, находившиеся с ними до нас, выглядят вполне нормально, а значит, парни адекватные.
– Привет! – как можно дружелюбнее здороваюсь я первой и киваю головой. – Мы уже виделись в гравилете, я Кристина.
– Здрасте! – дружелюбно говорит Пыш.
– Здрасте, красавицы! – задорно и с улыбкой отвечает Мачта. («Девчонка с юмором и не теряет присутствия духа даже в такой тяжелейшей ситуации, как сейчас», – отмечаю я.) – Привет, заходите!