У каждого должны быть облака,
Дожди и бури, лютые морозы,
И солнце яркое, и нежная рука
Любимой женщины, любимой и единственной.
Я расскажу вам вкратце жизнь свою,
Всё было у меня, всё было;
Дожди такие – ночи без рассветов,
А холода – дыханье в горле стыло,
И солнце – раскалённый паровоз
С железным лязгом в душу заходило.
А женщины?..
Да, были и они,
Друзья, подруги, милые знакомки…
Любимой не было, мне явно не везло,
Возможно потому, что я в пустыне;
Среди лесов, забытых деревень,
С утра до вечера, до чёрной темноты
Пахал поля или валил деревья.
Я проклинал весь мир, печальный и безвинный,
Который на «круги своя» тащил меня.
Я бросил лес, на шахты укатил,
Чтоб оценить, как сладко мне жилось
Среди природы, под просторным небом.
Я понял тьму, когда гремел обвал,
Я понял жизнь, когда, зрачки сужая
Шахтёрской лампы, ужас наплывал.
У каждого должны быть облака,
И небо ясное, и женщина родная.
Коль это есть, то жизнь вам потакает,
Счастливчик вы – невзгоды вас щадят.
Крик в степи,
Ну, а что это значит? —
На кургане сова ночью плачет
И хохочет, и стонет навзрыд,
Потому, что не каждый убит…
Казаки возвращались из плена,
Не надеясь, что ждёт их измена,
А сова на кургане – вещала,
Что на родине – радости мало:
Ждут их пытки и казни троцкистов,
Произвол сионистов неистов;
Всем, кто выжил, не будет пощады,
По России бесчинствуют гады.
Птица вещая кычет и стонет…
Казаки, чуя верную смерть, —
Жизнь на карту, – при сабельном звоне —
От своих у станиц умереть.
А ветер создал напряженье,
Дрожат под ветром провода.
Река наморщилась. Движенье
Остановилось навсегда…
И время, что нас губит люто
Беспомощно, – застывший лёд.
Секунды нет.
Стоит минута,
В часах отсутствующий ход.
И в жизни щедрость расточая,
Глазеет счастье на меня:
– Вина вам,
Или крепче чая,
Иль вы не пьёте среди дня?..
– Конечно, нет.
Зачем мне влага,
Когда бессмертие в душе,
И ни к чему сейчас отвага
Мне в переполненном ковше…
Вот ветер шевельнул крылами,
А вдруг
Он ураган взметнёт!.. —
Гадаю я,
Что б было с нами,
Когда б ничто не шло вперёд…
Когда вам душно от тоски,
И вы с поникшей головою…
Пошли бы берегом Оки,
Шуршать опавшею листвою.
Взгляните в даль,
Там, за Окой,
Такие чистые просторы.
Махните на тоску рукой,
И поведите разговоры,
О том, что жизнь дана одна,
И Бог один
Во всей вселенной.
Зато лукавый сатана,
Так многолик в судьбине
Бренной.
Он искушает нас давно,
Он оскверняет наши мысли.
Так улыбнёмся —
Не дано
Нас победить. Мы не раскисли
О зле забудем, господа,
Товарищ, прекрати крамолу…
Промчалась жизнь,
Вы никогда
Не возвратитесь в эту школу.
Уроки, данные житухой,
На ваших лицах и дворцах…
Не ходят больше к вам главбухи,
А проклинают вас в сердцах.
Наш День Победы – символ и величие.
Природа-мать наветам вопреки:
Цветы ему, а русские обычаи
Хранят нам с орденами старики.
А жлоб указ дарует им не с милости:
Он помнит данный фюрерам урок; —
Предательство низводит до невинности,
Но, обыватель в мыслях – недалёк.
Победа вырастает из величия
Народов и бесстрашия времён.
Науку побеждать, её отличия,
Читайте на полотнищах знамён.
Таланты высоко,
Возможно, их не тронут.
Но вот беда, —
Таланты в алкоголе
Тонут,
Им тоже
Не легко…
Говорят мне други: ты устал,
Ты сойдешь с дистанции заране.
Предназначен жизнью пьедестал?
Будет погребён в густом тумане.
Да, как будто я перекипел,
Не сияют зори над дорогой.
Незаметно я преодолел
Тот предел, определённый богом.
«Господи!..» – вовек я не молился.
И сейчас нет идола в душе…
Всё живу на первом этаже
И пока с землёю не простился,
А устать – не значит, что не встать…
Хороша бывает передышка.
Вон, смотри, целуется мальчишка
С родниковой нежностью опять.
Нет запрета пить из родника,
Если ты не поражённый скверной,
Мне судьбой даровано пока
Чувствовать, что где-то есть соперник.
Пусть болтают, что давно устал,
Не сияет слава в ореоле.
Пешеход не примет пьедестал,
Жизнелюб – перебедует горе.
Взяв тетрадь, ушёл на сеновал.
И, пока там сочинял рассказы,
Новый день в рассвете засиял,
Безо всякой скверны и проказы.
Что для тебя мои восторги,
Ты их в упор не признаёшь
И говоришь, что только в морге
Писатель истинный хорош.
Не закипаю от обиды,
Ты в нашем времени права.
Я говорю: «Мои планиды,
Пусть прорастёт на вас трава».
В забвенье легче человеку,
Сложней творцу, трудней поэту…
По целине, по белу снегу
Промчусь, как вихрь, и кану в Лету.
И до весны!.. А то до лета…
Нет, лучше до такой поры,
Когда известная примета
Лавиной скатится с горы.
Весь мир затих – там, за холмами,
Во чистом поле, за лесами,
Порвали ветры провода.
Нет электричества, беда!
Померкло торжество экранов,
Друг дружку люди признают
И сетуют, что очень рано
Ко сну сегодня отойдут:
«А раньше, помнится, лучину,
Коль в доме нету керосину,
В прищеп зажмёшь,
Кудель прядёшь…
Носки, перчатки, рукавицы —
Навяжешь, любо погордиться…
А нынче, милая, беда,
Порвали ветры провода!..»
Стоят соседушки, судачат,
Притопывая, снег толкут,
В карманы зябко руки прячут
Да ветры буйные клянут.
Мне заботы не дают
Ни минуты продыха.
Вместо крыльев – стропы пут,
Я живу без воздуха.
Ах, житуха ты моя,
Жизнь моя – без проблеску…
Рассержуся нынче я —
И заботы побоку.
Выйду в поле за межу,
Где хлеба качаются.
Посижу и полежу —
Жизнь ведь не кончается.
Перед взглядом: синь, простор,
Солнышко, как маятник.
Террикон встал на бугор —
Всем шахтёрам памятник.
Мой отец кромсал пласты
Так, что глыбы ахали.
Я с забоями на «ты»,
Я воспитан шахтами.
Мне заботы по плечу…
Возвращаюсь кряжем
И усталости шепчу:
«Мы себя покажем».
Душа моя свободна, как земля,
Которую покинули крестьяне,
Ушедший мир – полоска ковыля
Под ветром закипает на кургане.
Орёл иль коршун?.. Я сощурил взгляд,
В лучах, как в стрелах, кровью обагрился…
Нет, это думы чёрные парят,
С которыми ещё я не простился.
От них спасенье только в забытьи.
Цветите ковыли, бушуйте ветры,
Душа свободна на краю земли,
Свободна, как раскидистые ветлы.
Они хранят просёлки, большаки,
Хранят погосты, древние деревни.
Вершины их в полёте высоки,
И мощно корни держат нашу землю.
Радость долгая – не радость,
Радость вспыхнет, словно луч.
Ах, отпела наша младость
И скатилась с ясных круч!
Ах, отпелась, отплясалась,
Под гармонику и так.
Ты моей руки касалась.
Щёки рдели, словно мак.
Я к тебе, забава-пава,
Я к тебе не шёл – летел.
Месяц тонкий над дубравой,
Острый месяц-самострел…
Но никто меня не тронул,
Нас никто не разлучил.
Золотистую корону
Дождик осени накрыл.
Облетели листья долу,
Месяц нас не сторожит,
Вдоль дубравы в нашу школу
Сын Иванушка спешит.
Опускалась туча к волнам Дона,
Опускалась чёрною вороной.
Помутнел, подёрнулся он рябью,
Камыши звенели, словно сабли.
Отступали наши к переправе,
Ветры пели об отцовской славе.
Грязные не бриты долго лица,
Опалёны брови и ресницы.
Их встречал паромщик бородатый,
Жилистые руки, как лопаты.
Всех усаживал, что мать к обеду,
Перевёз. Благодарили деда:
«Ты прости, отец, за отступленье,
Мы придём ещё в твоё селенье…»
…Стали возвращаться наши к Дону,
И старик пришёл к родному дому.
Опустился к голубому Дону,
Отдал три земных ему поклона.
Раздобыл весло, паром поправил
И опять пошёл на переправу.
Подходили к Дону наши части,
Дед причалил. Слышит: «Батя, здравствуй!»
Руку протянул солдат плечистый,
Ордена сверкают золотисто.
Показал старик свои медали:
«Мы здесь тоже малость воевали!»
По зеленям блуждали маки,
Как искры яркие костров.
И тишина после атаки —
С глазами ясных васильков.
В. Стародубцеву
Несладко нам жилось, несладко —
Расскажешь нынче, не поймут,
Как вдовам, матерям, солдаткам
В лицо кричали: «Русь капут!..»
И впрямь капут – ни крошки хлеба,
Ни грамма соли, но порой
Так над Россией много неба,
Так много силы в ней земной,
Что выживая понемногу,
Сбирая колоски в стерне,
И мы посильную подмогу
Сумели оказать стране.
О том, как выжил в ту годину,
За что я Родину люблю,
Я часто маленькому сыну
Ночами в сказках говорю.
Вот улица зелёная моя.
Посёлок наш переименован в город…
Иду дорогою, пыля,
Иду к ровесникам за балку на пригорок.
Вот памятники серого гранита,
На фото вижу лица юные…
Как вырос тополёк, как вширь пошла ракита,
А ивушка звенит ветвями-струнами.
Покой вам, други игрищ и забав,
Вы за отцами шли, как подобает.
А дважды под землёй не погибает
Тот, кто однажды сплоховал.
Стихия вас приметила давно,
Я тоже мечен… Жаль, что в этот вечер
Не пить нам терпкое, игристое вино
И не хмелеть от долгожданной встречи.
В. Януковичу
Моя земля, ты пахнешь чебрецом,
Твои холмы запомнили монгола.
В лощинах притаились сёла,
А у плотин ручьи – кольцом.
Моя земля, прожилки серых скал
Из синего угля и колчедана.
Отсюда грамоты лазутчик хана
За море туркам отсылал.
Он в них писал:
– Богатая земля,
Горючий камень под ногами. —
Те грамоты читали и датчане,
Бывавшие у стен Кремля.
В ту пору Пётр их принимал.
Насупив брови, хмуро слушал,
А утром, тишину нарушив,
Гонец к казакам поскакал.
Он вёз приказ царя донцам,
Чтоб те усилили кордоны
По рекам голубого Дона
И по холмистым солонцам.
Моя земля, ты пахнешь чебрецом,
Шахтёрским потом,
Горьким дымом.
Мы чтим твои холмы седые,
Как седину своих отцов.
Живу в лесу средь тишины
У партизанского погоста,
Где, Родина, твои сыны
Лежат под каждою берёзкой.
Я по утрам и по ночам
Хожу к ним в гости, как к знакомым.
Печален шёпот у ручья,
Печален шум листвы зелёной.
Я здесь не слышал соловья,
Здесь плачут иволги и совы,
И в чьи-то дальние края
Кому-то плач их адресован.
Я, нежной грустью окружён,
Иду вечерним полумраком.
Ведь на погосте каждый холм
Берёзой белою оплакан.
Профессия, она даётся щедро,
Когда талант с тобой родился вместе.
Она гудит в руках, поёт в душе,
Случается, о ней известья
Приносят наблюдательные люди.
Учителя о щедрости хлопочут,
Таланту помогают развиваться,
А мастера стараются свой почерк
Привить таланту, словно бы дичку.
Талант растёт, вольготно развиваясь,
Или хиреет, сохнет, вянет в лени,
Которая, как плесень, душу точит.
Переболев, он может стать – профессией,
И обладатель прослывёт умельцем,
А коль погибнет, то затихнет сердцем,
У многих сожаленье вызывая.
Ну, а простой, посредственный мальчишка,
Он не заметен, обойдён вниманьем,
Ему учитель редко помогает,
И мастер не навязывает почерк.
Растёт простак сам по себе, как хочет,
Профессию трудом приобретая.
Он в миллионы вхож и в миллиарды…
И вдруг, среди простых и сирых,
На скудной ниве, на песчаной почве,
Как будто исподволь, из тайны тайн рождаясь,
Возникнет гений, всем на удивленье.
Был рабочим парнем, шёл в забой,
А вокруг друзья мои – гурьбой,
Да какие парни боевые,
Выйдет уголёк – кремень, скала,
Пласт такой – машина не брала.
Ну а мне с друзьями – не впервые.
На-гора! – спецовки выжимай,
От воды и пота – задубели.
Холод, сквозняки… —
Мы не синели,
Уголь добывали – понимай…
На-гора! – за нами пар столбом,
Эстакада досками грохочет,
А мороз такой – белеет лом…
В дверь влетаем – банщица хохочет:
«Ах, антихристы, ах, черти!..»
«Ладно, мать, можешь и чертями обзывать,
Мы пока под душ не становились.
Но помоемся – тогда молчок,
Среди нас – твой будущий зятёк