– Чез приедет послезавтра вечером. Будь добра, Мелани, проинформируй Лану и прочисть ей мозги, мне совсем не нравится её поведение.

Он удаляется из столовой, стуча туфлями по мраморному полу. Даже не дождался моего ответа. «Будь добра, Мелани» – звучит эхом его голос в моей голове. Я нервно стучу пальцами по столу, а после перевожу дыхание:

– Кто-нибудь знает, чем ему не угодила Лана в этот раз?

– Это, конечно, не моё дело, – говорит Рик, откусывая кусок хлеба, – но меня подбешивает, что она ноет в камере так громко, будто ей подсунули мегафон.

– Рик, она девушка, – вступаю я в защиту. – Что ты знаешь о том, каково им здесь в первое время? Ты же человек, ты должен понимать, что когда тебя ограничивают в свободе – это не жизнь. Поставь себя на их место…

– Ты сама её привела сюда, причем за ручку. Привела – молодец. Дальше это не твоя забота. Пусть её имеют, а Саймону отстегивают купюры. Разве ты не заинтересована в увеличении семейного благосостояния?

– Черт, о какой человечности может идти речь? – чуть ли не крича, я встаю из-за стола, царапая пол ножками стула.

В коридоре пытаюсь успокоиться, хожу туда-сюда, считаю свои шаги. Досчитав до ста, мчусь к Лане. Я ещё не придумала, что скажу ей в глаза. Соврать, что все будет хорошо, или сказать правду, убив надежду девчонки одной фразой?

Меня пропускают в камеру с тусклым светом и дают ровно пять минут на разговор. Лана ещё спит, я сажусь возле неё и аккуратно трясу её за плечо. Замечаю, что на полу стоят две тарелки с едой, к которым девушка так и не притронулась. Она открывает глаза и, испугавшись, вскакивает и прижимается к стене, поджимая под себя ноги.

– Это я, тише, всё хорошо, – говорю я.

– Я думала, ты больше не придешь.

– Извини, у меня много дел. Я еле выкроила минутку, чтобы заскочить к тебе.

– Мне так страшно, – она сковывает руки на груди и опускает голову. – Я хочу на улицу, я хочу ходить по магазинам, я хочу разговаривать с людьми. Я хочу жить.

– Всё будет хорошо, – громко говорю я. – Правда. Только обещай, что ты обязательно поешь, ребенку это необходимо.

Она кивает и ничего не говорит в ответ. Я смотрю на часы, а потом направляюсь к двери.

– Когда? – шепотом протягивает рыжеволосая.

– Потерпи несколько дней. Всё наладится, обещаю.

Сообщение на телефоне:

«Трейс Дэвисон. Линкольн Парк. Через два часа.»

Прикреплено фото мужичка лет тридцати восьми – сорока. Солидный бизнесмен, имеющий в запасе, наверное, не один десяток лет жизни.

***

Я оказываюсь на месте назначения задолго до появления Трейса. Какое-то время разглядываю облака, в надежде заметить в них интересную фигуру, что не кончается успехом. Через пятнадцать минут появляется Дэвисон – хилый мужчина, но весьма симпатичный. Он садится на лавочку и разворачивает на своих коленях огромную газету. Выглядит мужчина весьма увлеченным, когда я прохожу позади него. Статья «Коррупция и последствия». Вот, что его беспокоит перед смертью.

Моё настроение перекатывается в волну ненависти. Я злюсь, что мне не судьба оказаться на его месте, что я никогда не окончу университет, даже не поступлю. Ведь всё мои планы рухнули в день вручения аттестатов. И мне не светит подняться по карьерной лестнице, иметь хотя бы маленькое, но собственное дело, вкладывать себя в него, а время от времени так беспечно читать газеты на улицах красивого города, как это делает Дэвисон. Разумеется, мне стыдно, что в своих бедах я обвиняю други. Но они перешли чью-то дорогу, почему этот факт должен заботить меня? Всё, что я делаю, – лишь работа, за которую я получаю деньги. Каждый выживает как может. Сегодняшний мир жесток. Сколько людей таких же, как я, – сломавшихся осознанием своей даты смерти? День за днём передо мной стоит выбор: умереть в серых буднях или же добиться чего-то большего, но замарать свои руки кровью.

Я оглядываюсь по сторонам и, убедившись, что все заняты своими делами, достаю из кармана нож и бью бизнесмена в шею. Потрясенный, он пятиться к урне, издавая при этом противные булькающие звуки. Кровь, хлещущая из раны, не дает ему возможности крикнуть. Я толкаю Дэвисона за урну, быстро прячу нож в полотенце и запихиваю его в сумку, стремительным шагом иду к дорожке на противоположную сторону, смешиваясь с толпой. Якобы случайно врезаюсь в миловидного парня с накрашенными глазами, спрашиваю у него как добраться до библиотеки, она должна быть в районе этого парка. Прикидываюсь, что приехала на встречу с подругой, но заблудилась в незнакомом городе.

Боковым зрением замечаю, что какая-то женщина уже склонилась над Трейсом. Вот, её взору открывается его лицо, полностью залитое кровью. Схватившись руками за горло, бизнесмен слабо стучит ногами. Звук, который издает женщина, переходит в вопль.

Любопытные прохожие собрались вокруг жертвы. Кровь из шеи Дэвисона выходит ровными, постепенно ослабевающими струйками, заливая его рубашку ещё больше.

Та женщина придерживает голову мужчины, а я мысленно провожаю его на тот свет. Осознаю, что если кто-нибудь вызовет скорую, и здесь окажется настоящий врач, то появится огромная вероятность спасти Трейса. Но этого не происходит.

Через время приезжает полиция. С Дэвисона стаскивают рубашку, он хватает воздуха и умирает.

Оказавшись на пустой улице, я замечаю, что этот чертов ублюдок всё-таки испачкал мою куртку. Со злости скидываю её в ближайший мусорный бак. На мне остается только розовое платье, подаренное Саймоном на прошлое Рождество.

В кондитерском киоске покупаю батончики с кокосом. Пока их упаковывают, я успеваю отправить отчет заказчику.

– Красивая какая, – раздается справа, и я медленно поворачиваюсь.

– Ты тоже ничего, – смеюсь я, увидев Кайла.

– Батончики – хороший выбор, – заверяет он, когда мне передают коробку с вкусняшками.

– Я с тобой делиться не буду, даже не проси.

– У тебя есть планы на сегодня? – парень поднимает левую бровь.

– А у тебя есть предложения?

– Я смотрю, ты голодная, а мне нужно на работу.

– Не вижу связи между этими фактами, Кайл.

Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за руку:

– Я еду в «Дороти» к Джастину.

И это является весьма хорошим поводом, чтобы пересмотреть свое мнение. Я расплываюсь в улыбке, а когда поворачиваюсь к брюнету, надеваю маску безразличия.

– Что ж, – говорю я, – хоть посмотрю, где вы работаете.

Кайл провожает меня до машины, усаживает на переднее сидение, а сам садится за руль. Аромат в автомобиле приятный, немного дразнящий. Как будто смесь цитруса и сандала. Кайл копается в своем телефоне, забыв обо мне. Сначала я пытаюсь отвлечься, рассматривая прохожих, но потом демонстративно кашляю. Парень откладывает свою игрушку в сторону, заводит машину и смотрит на меня:

– Скоро Хэллоуин, – говорит Кайл, – выбираю себе костюм.

– Конечно, в другое же время это сделать нельзя, – улыбаюсь я. – И кем же ты будешь?

– Не знаю, ты не дала мне определиться.

Весь путь мы проводим молча, лишь изредка подшучивая друг над другом. Мне нравится, как его руки обхватывают руль. Сразу заметно, что на дороге Кайл чувствует себя в своей тарелке.

Мы попадаем в пробку, что довольно странно, так как проблемы с движением автомобилей в Кливленде – большая редкость. За это время мы успеваем съесть все кокосовые батончики, а Кайл устраивает мне настоящий допрос: что я делала в парке Линкольн, не замерзла ли я в платье, нравится ли мне Джастин и как мы с ним познакомились. Не секрет, что на вопросы о парне с татуировками я наотрез отказываюсь отвечать. Мне бы для начала самой во всём разобраться, иначе я уже не понимаю, где сон, а где явь: познакомились ли мы в далеком прошлом или это случилось относительно недавно.

Кайл паркует автомобиль возле скромного на вид заведения. Я уже была здесь ранее, подвозила Джастина. Не особо хочу выходить на улицу, но приходится. Трясусь от холода, пока жду Кайла. Он хлопает дверцей, и двигается ко мне.

– А ты говорила, что тебе не холодно, – смеется он.

– Мне не холодно.

– Девушки – странные существа. У меня часто возникает вопрос: какого хера вы отрицаете очевидное? Почему это заложено у вас в крови? Почему вы не можете сказать правду, а упорно стоите на своем?

– Наверное, нам нравится быть независимыми, – смеюсь я, когда мы заходим в бар, и меня окатывает теплый воздух.

– Независимая ты наша, смотри, Джасик весь в работе.

Я игнорирую Кайла, прохожу вперед и сажусь за стойку. Увлеченный работой Джастин выглядит очень привлекательно.

Здесь пахнет свежесваренным кофе. Почему-то вспоминается детство, момент, когда мама говорила, что кофе для взрослых, а мне всё равно хотелось почувствовать вкус напитка, манящего терпким ароматом.

Джастин поднимает голову, когда друг с ним здоровается.

– Замечательный день, – твердит Фишер, а Кайл куда-то удаляется. – Какими судьбами, Мел?

– Захотелось посмотреть на место, где вы работаете, изнутри.

– Хочешь перекусить?

– Скорее, выпить.

– Так сразу, – смеется Джастин.

– Нужно набраться храбрости, – говорю я и устремляю настойчивый взгляд в сторону парня.

Он не отводит глаз. Я тоже рассматриваю его лицо, находящееся от меня на столь малом расстоянии. Его губы немного приоткрыты, я стараюсь не задержать своё внимание на них, чтобы он ничего не заподозрил.

Я выпиваю мартини, целых три бокала на тонкой ножке, прежде чем чувствую легкое алкогольное опьянение. Всё это время Фишер молчит, а я у него ничего не спрашиваю, надеясь, что он проявит свой интерес первым.

Кайл работает на кухне, поэтому его больше не видно и не слышно. Когда я не получаю должного внимания от Джастина, то пилю его взглядом до тех пор, пока он не отвлекается на меня. Парень облокачивается на барную стойку и смотрит в упор:

– Добавки для смелости?

– Нет, её уже достаточно.

– Как знаешь, – отвечает он и снова отворачивается, хватаясь за тряпку.

– Для тебя важнее протереть бокалы? – я пытаюсь сказать это не громко, но с ноткой обиды в голосе. – Разве так сложно уделить мне немного времени?

– Я работаю, Мел, – холодно отвечает он.

– Тем не менее, я не каждый день здесь бываю.

Смотрю по сторонам, зал совершенно пустой, если не брать во внимание двух парней, занятых пивом и чипсами.

– Что ты хочешь? – Фишер подходит ближе и останавливается напротив меня. Нас разделяет лишь деревянная стойку. Вытянув руку, я без проблем могла бы схватить Джастина за рубашку.

– Правды. Ты можешь мне сказать правду, Джастин?

Он не отрывает от меня взгляда, но не отвечает на поставленный вопрос. На секунду я разочаровываюсь в том, что решила пойти по этому пути, и прикусываю нижнюю губу. Я решаюсь задать следующий вопрос:

– Почему ты живёшь в Детройте?

– Не хочу продавать память о дедушке, знаешь, дом это всё-таки фамильная ценность.

– Хорошо, – радуюсь, что он честно отвечает. – А почему ты живёшь один?

– Не нашёл ту самую, с которой мог бы разделить этот уголок. Мало кто согласиться жить с таким кретином. Я пришел к выводу, что сейчас не нуждаюсь в отношениях, а для семьи – слишком молод.