Птица счастья прилетела, села на плечо,
Стало очень, очень жарко, сердцу горячо.
Птица-диво, мексиканка, с именем кетсаль[1].
Счастье птицей улетело, что, конечно, жаль.
Символ Гватемалы знаком, меченный судьбой,
И Бог воздуха, свободы или же святой,
И Сокровище, и Доля или Ничего.
Счастье не живёт в неволе, не спугни его.
На плече осталась метка званием тату.
Не спугнуть бы, раз присело счастье на лету.
Птица, графикой-красоткой, чудом на свету,
Лишь теперь татуировка с песенкой «Ку-ку»!
Счастье где-то вдалеке,
Я стою же налегке…
Радуюсь мгновению,
Ветра дуновению.
Как прекрасен жизни миг,
А у жизни солнца лик.
Улыбаюсь и молчу,
Приближения прошу.
Щурюсь, прикрывая глаз,
И вбираю дня экстаз,
Время – раз, блаженству – час,
Радость чувствуется в нас.
Ах, сколько между строк воспоминаний,
Где память сердца не забыта вновь,
Там и страданья задушевных знаний,
Словами не окрашена Любовь.
Неоспорима прошлым, невесома,
А мемуары нелюбви – ручьи,
Молчаньем, акварельностью знакомы,
Но каждый помнит «сундуки» свои.
А в них вкус аромата, как грехи,
И недосказанность, подруга тайн,
Что прячет чувства, искренность в стихи,
Перелетая пеплом сразу в рай!
Мечта, карусель, колдовские качели
Капризом рождает фантом акварели.
Без слов о любви все свершенья вдали,
Но память хранит их и в сердце, внутри.
Открытость души – незабвенья цветы,
Жары задушевной, простой красоты.
И флоксы, и астры – тепло от искры
Осенней любовью на горесть зимы.
В копилке жаркой памяти – воспоминанья,
А хочется желаньем в настоящем жить,
Где волшебство всех чувств и искренних признаний,
В одном объёмном слове – миг судьбы… Любить!
А жизнь как грёзы, то ли сон, то ли реальность?
Где чародейство без изгибов, лжи и фальши?
Зачем, к кому? неуловимая фатальность
Пробьётся роком неожиданно и раньше?
Пусть акварельным, но незыблемым рассудком,
Была и есть! хотя давно со мною рядом нет,
Несёт в тебя, к тебе – цветами, незабудкой,
Волною нежности сквозь чувственный сюжет.