Верхние Садовники. Стрелка

Всехсвятская – улица Серафимовича проходит по исторической границе между древними Садовыми слободами. По левую руку – Средние Садовники, по правую – Верхние, куда и лежит наш путь…

Гигантское, словно горный кряж, серое здание протянулось вдоль всей улицы Серафимовича. Это самый большой жилой дом района Якиманка. Его главный, парадный, фасад выходит на Москву-реку. Здание это знаменито во всем мире. Домом на набережной окрестил его Юрий Трифонов в одноименной повести. Образ этот, растиражированный во множестве книг, статей и кинофильмов, стал образом целой эпохи. Дом-символ, дом-ковчег, вместивший в себя бесчисленное множество судеб, событий, легенд и тайн, серой скалой застыл на берегу реки Времени.

…1926 год. Отгремела Гражданская война, большевики прочно утвердились во власти, но раздуть пожар мировой революции не смогли. Пришлось строить социализм в «отдельно взятой стране», крепить диктатуру пролетариата. А это, кроме всего прочего, означало наращивание парт– и госаппарата, создание для него привилегированных условий жизни. Времена революционного аскетизма уходили в прошлое. Ответственному работнику для полноценной работы нужен полноценный быт – таков был теперь лозунг дня. Ему уже не отвечало скромное жилище в так называемых Домах Советов, под которые были приспособлены бывшие гостиницы, доходные дома, некоторые кремлевские корпуса и даже здание Духовной семинарии. К тому же в нэпманскую Москву потянулись иностранцы – бизнесмены и туристы, обладатели так нужной Советской России валюты. Для них предполагалось вновь открыть лучшие гостиницы. 1-й и 2-й Дома Советов должны были снова стать «Националем» и «Метрополем». Их номенклатурному населению предстояло найти другое жилье – просторное и комфортное. И вот советское правительство принимает решение о строительстве в Москве «Жилого Дома Советов ЦИК – СНК СССР». Делу придавалось особое государственное значение. В правительственную комиссию по строительству дома, созданную по распоряжению самого предсовнаркома А.И. Рыкова в 1927 г., вошли видные большевики А.С. Енукидзе, Н.П. Горбунов. Был в ней и Генрих Ягода: органам поручалось охранять будущий жилой комплекс, а заодно и «опекать» его обитателей. Вошел в комиссию и молодой, но уже известный архитектор Борис Иофан. Вместе с братом Дмитрием он начал работу над проектом здания.

Борис Михайлович Иофан к тому времени имел богатую жизненную и творческую биографию. Родился в Одессе в 1891 г., окончил художественное училище, отслужил в армии, работал в Петербурге помощником разных архитекторов. Но впервые заявил о себе в Москве. Он помогал А. Таманяну при строительстве дома князя Щербатова на Новинском бульваре, признанного лучшей архитектурной премьерой 1914 г. Затем Иофан надолго уезжает на «родину искусств» – в Италию. В 1916 г. он оканчивает архитектурное отделение Королевского института изящных искусств в Риме, затем проходит курс в инженерной школе при Римском университете. В Италии начинается самостоятельная творческая деятельность зодчего. Он много проектирует и строит. Высокую оценку получает его проект посольства СССР в Риме. Человек левых убеждений, Б.М. Иофан в 1921 г. вступает в Итальянскую компартию. Активной коммунисткой была и его жена Ольга Фабрициевна Огарева, в жилах которой текла голубая кровь итальянских герцогов Руффо и русских князей Мещерских. Б.М. Иофан живо интересовался всем происходившим на родине. Так, откликаясь на сообщения о голоде в Поволжье, он продал библиотеку, чтобы выслать средства в Россию. Постепенно вызревало решение о возвращении. Окончательно утвердиться в нем побудили приход к власти в Италии фашистов Муссолини и приглашение работать в СССР, сделанное предсовнаркома А.И. Рыковым.

В 1924 г. Иофан возвращается на родину и сразу окунается в работу. Его первые постройки в Советском Союзе – рабочие поселки при Штеровской электростанции в Донбассе и на Русаковской улице в Москве. Затем последовали комплекс Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева и знаменитый впоследствии правительственный санаторий «Барвиха». И вот настала очередь Дома ЦИК – СНК СССР…

Факт почти неизвестный даже специалистам – первоначально под строительство определили квартал между Моховой, Воздвиженкой и Ваганьковским переулком, где впоследствии поднялись корпуса Ленинской библиотеки. Проект предусматривал возведение здесь семиэтажного дома на 400 квартир. Но ситуация изменилась. Летом 1927 г. комиссия постановила – строить за Москвой-рекой, у Большого Каменного моста на месте сносимых сооружений Винно-соляного двора. Все решения по Дому ЦИК – СНК СССР принимались сугубо секретно. Проект Иофана на конкурс не выставлялся, вопреки общепринятой тогда практике. Правда, его рассматривала авторитетная комиссия специалистов, в которую входили А.Д. Цюрупа, Г.М. Людвиг, А.Ф. Лолейт, Г.Б. Красин, И.И. Рерберг, А.С. Веснин и др. Пресса сообщила о строительстве только в 1928 г., когда работы уже шли вовсю. Они продолжались до 1931 г. (а некоторые и до 1935 г.) и обошлись голодавшей стране в огромную по тем временам сумму: почти 30 млн рублей!

Чтобы циклопическое сооружение прочно стояло на зыбких грунтах замоскворецкого Болота, пришлось вбить 3500 железобетонных свай. На стройплощадке впервые в Москве применялись многие механизмы, в основном импортные. Через Водоотводный канал была перекинута канатная дорога для подачи песка и гравия. С рабочей силой проблем не возникало – на бирже труда стояли тогда многие москвичи, из деревень шел поток убегавших от коллективизации крестьян. На Хитровке можно было лицезреть мирно дремавших под навесом в ожидании работодателя будущих строителей столицы социализма. На их босых ступнях, как у покойников в морге, синим химическим карандашом были начертаны цифры – запрашиваемая плата и слова – «Зря не будить».

Когда строительные леса с дома были наконец сняты, москвичей поразил масштаб сооружения – самого большого жилого здания не только тогдашней Москвы, но и всей Европы. 505-квартирный гигант поднялся над низеньким Замоскворечьем на высоту 10–12 этажей. Компактная композиция корпусов, размещенных по периметру трех внутренних дворов, скупо оформленные фасады, жесткий ступенчатый силуэт – все это придало зданию сходство с неприступной цитаделью, взирающей свысока на крикливо-пеструю матушку Москву. Первоначально предполагалось обработать стены розовой гранитной крошкой в тон Кремля. Но это оказалось слишком дорого. Отвергнута была и идея «высветлить» дом, добавляя в штукатурку желтый подольский песок – побоялись, что гарь из труб соседней электростанции закоптит фасады. В конце концов здание выкрасили в мрачноватый серый цвет. Архитектура дома, строившегося в годы «великого перелома», удивительно точно отразила суть исторического момента. Логичная и ясная, она еще сохранила черты конструктивизма, революционно-демократический дух ранних советских лет. Но монументальный речной фасад с величавыми фланкирующими башнями и пилонным портиком – предвестник иной эпохи – сталинской империи, «Большого стиля». В одном из своих очерков О. Мандельштам, вскользь упомянув Дом правительства, назвал его «пирамидальным». И это едва ли случайно, если вспомнить, что в пирамидах поэт видел архитектуру враждебную человеку, питающую свое величие его ничтожеством. Ощутить себя песчинками у подножия колосса империи пришлось и обитателям Дома на набережной. Но пока они вселялись в новые квартиры… Строгие, почти аскетические фасады дома скрывали комфортабельные апартаменты. Для тогдашней Москвы, терзаемой коммунальным кризисом, здешние условия казались земным раем. Квартир в 1–2 комнаты в доме было немного, в основном 3 – 4-комнатные. В самых же престижных подъездах № 1 и 12 с окнами на реку разместились 5 – 7-комнатные апартаменты площадью 200 кв. м и более. Высота потолков во всех квартирах – 3,7 м. В то время, когда даже Кремль отапливался печами, а вся Москва готовила на керосинках, в Доме ЦИК – СНК оборудовали центральное отопление и установили газовые плиты. В каждой квартире был телефон. Лифты, мусоропроводы, встроенные шкафы, холодильники, дубовый паркет, зеркальные двери, отделка стен «под шелк»… Была отдана дань и модным идеям стандартизации и коллективизации быта. Отсюда – одинаковая для большинства квартир добротная мебель, сконструированная самим Иофаном, крохотные кухни в прихожих, зато большая общая столовая. Комплекс строился по принципу жилкомбината с высокой степенью автономности. Здесь почти все было свое – продовольственный и промтоварный магазины, почта, сберкасса, парикмахерская, прачечная, медпункт. Плюс к этому – огромный клуб имени Рыкова (позднее имени Калинина, сейчас – Театр эстрады) с залом на тысячу мест, спортивные залы, солярий, теннисный корт и, конечно, крупнейший тогда в столице кинотеатр «Ударник».

Немногим известно, что комплекс должен был расти и дальше. Предполагалось построить детский сад на месте храма Николая Чудотворца на Берсеневке. А на другой стороне улицы Серафимовича, как уже было сказано, планировалось возведение огромного, на целый квартал, второго жилого комплекса для парт– и госаппарата. К счастью, эти замыслы, грозившие изменить весь исторический пейзаж окрестностей, не осуществились.

Что же касается построенного дома ЦИК – СНК, то он явил стране новые стандарты качества архитектуры, строительства и комфорта, став воплощением великой советской мечты. Ведь предполагалось, что в подобных условиях вскоре будут жить «все трудящиеся».

Утопия, однако, таковой и осталась. Да и обитателям дома было не до спокойной, благополучной жизни. Загруженные работой, часто перебрасывавшиеся с одного места службы на другое, они редко успевали обжиться в этих стенах. Дом больше напоминал ведомственную гостиницу высокого класса. А вскоре стал походить и на преддверие бездны. Нигде политические чистки 1930 – 1950-х гг. не оставили столь глубоких ран, как здесь: около 800 репрессированных, из них свыше 300 расстрелянных!

Как сообщает в своей книге «Дом на набережной. Люди и судьбы» скрупулезный исследователь темы Татьяна Шмидт, первые аресты начались вскоре после заселения здания. В 1932 г. органы взяли молодых людей Вадима Осинского и Андрея Свердлова, которых, впрочем, вскоре отпустили. За «первопроходцами» последовали сотни и сотни. Если в 1936 г. были арестованы не менее 19 жителей дома, то в следующем, 1937 г., по данным книги, лишились свободы уже 308. Из них 104 расстреляно. Год 1938-й – 147 арестов, 144 расстрела. Большой террор, достигнув пика, пошел на спад, но репрессии в доме не прекращались до 1950-х гг. Их жертвами становились люди, вошедшие в историю, о которых знала вся страна. Среди них преемник Ленина на посту главы советского правительства А.И. Рыков, зампредседателя Совета министров СССР Н.А. Вознесенский, высокопоставленные партийные деятели П.П. Постышев, В.Я. Чубарь, генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ А.В. Косарев, военачальники В.К. Блюхер, М.Н. Тухачевский, А.И. Корк, И.С. Кутяков, И.Ф. Федько… В «расстрельных списках» дома – 38 женщин, в большинстве своем «членов семей врагов народа». Многие обитатели комфортных квартир попали в лагерные бараки, прошли все адовы круги ГУЛАГа. Детей отправляли в детприемники и детские дома. Под колесо террора попали и те, кто его запускал, – чекисты Я.Х. Петерс, В.Н. Меркулов, Б.Х. Кобулов. Они также были жителями дома. Недолго прописан здесь был и Л.П. Берия.

Репрессии убивали физически, калечили морально. Ночные аресты, исчезновение соседей, опечатанные квартиры целых подъездов, всеобщая подозрительность, слежка, слухи о потайных комнатах, из которых осуществлялась прослушка, – все это создавало в доме гнетущую атмосферу. «Очень тяжело стало работать, да и жить. Чувствую, мне не доверяют, и я сам заразился подозрительностью, никому не верю», – изливал душу другу заместитель наркома обороны флагман 1-го ранга В.М. Орлов, вскоре арестованный. Тем не менее было немало примеров жизненной и духовной стойкости, взаимопомощи, мужества в отстаивании своей позиции. Так, в 1938 г. жители дома Д.П. Павлов, П.С. Аллилуев (свояк Сталина) были в числе подписавших «Письмо четырех» против репрессий в Красной армии.

Потом грянула война. Около 500 жителей дома побывали на фронте. Четверть из них погибла. Среди них И.Р. Апанасенко – один из трех генералов армии, павших во время Великой Отечественной войны, Л.Г. Петровский – сын «всеукраинского старосты» Григория Петровского, в честь которого назван город Днепропетровск, Рубен Ибаррури – сын легендарной испанской Пассионарии… Дом, расположенный рядом с Кремлем, бомбила немецкая авиация. Две большие фугаски разорвались у 19-го и 24-го подъездов, повредив фасад, перебив окна. С крыши по вражеским самолетам била пулеметная установка. Многие жители состояли в дружине ПВО. Когда гитлеровцы подступили вплотную к Москве, дом выселили и заминировали. Он считался особо важным объектом. В военные годы дом оказался причастен к появлению музыкальных символов эпохи. Здесь тогда жил композитор А.В. Александров, автор легендарной «Священной войны» и Гимна Советского Союза (теперь России).

В послевоенные годы дом постепенно терял свой элитный блеск. В нем появилось много коммуналок. Одно время его население вместо расчетных 2700 жителей достигло 6000. Лишь капитальный ремонт на рубеже 1970 – 1980-х гг., инициированный местной общественностью во главе с парторгом, легендарным летчиком Н.П. Каманиным, возродил дом. Сегодня он по-прежнему считается одним из самых престижных в столице.

Через судьбы своих жителей Дом на набережной связан почти со всеми значимыми событиями и явлениями ХХ века. В разное время здесь квартировали государственные и партийные деятели, революционеры – А.И. Рыков, Н.С. Хрущев, А.Н. Косыгин, А.А. Громыко, Н.К. Байбаков, Н.А. Вознесенский, Р.С. Землячка, Л.П. Берия, А.Я. Пельше, Н.В. Подгорный, П.П. Постышев, М.З. Сабуров, Н.М. Шверник, Г.М. Димитров, О.В. Куусинен. В доме жили сын Сталина Василий и дочь Светлана, члены семьи Аллилуевых, приближенные вождя, его личные секретари И.П. Товстуха, А.И. Поскребышев, Л.З. Мехлис.

В богатейшей военной истории здания – крупнейшие советские полководцы и флотоводцы – 16 маршалов, в том числе Г.К. Жуков, И.С. Конев, Р.Я. Малиновский, Н.Н. Воронов, И.Х. Баграмян, Ф.И. Толбухин, М.Н. Тухачевский, адмиралы Н.Г. Кузнецов, И.С. Исаков, А.Г. Головко… Дом на набережной – памятное место в истории отечественной авиации. Здесь жили главкомы ВВС П.И. Баранов, Я.И. Алкснис, А.Д. Локтионов, Я.В. Смушкевич, П.Ф. Жигарев, А.А. Новиков, П.В. Рычагов, летная элита СССР – К.А. Вершинин, И.И. Борзов, М.С. Бабушкин, М.В. Водопьянов, Н.П. Каманин… С жителями дома – И. Халепским, Д. Павловым, Я. Федоренко и др. – связано становление советских бронетанковых войск. Здесь жила в юности Ирина Левченко – Герой Советского Союза, первая в мире женщина-танкист, дочь репрессированного. Военно-морская биография сухопутного дома не менее впечатляюща. В ней имена М.В. Викторова, В.М. Орлова, Р.А. Муклевича, И.С. Юмашева, Н.А. Васильева, Л.П. Вартаняна… Среди жителей Дома на набережной были выдающиеся военные теоретики, предсказавшие основные черты Второй мировой, – В.К. Триандафиллов и Г.С. Иссерсон. Дипломатическая страница летописи здания – это главы советского внешнеполитического ведомства М.М. Литвинов и А.А. Громыко. Стоит вспомнить легендарных наркомов и министров – И.Ф. Тевосяна, А.И. Шахурина, П.П. Ширшова, Д.В. Ефремова, И.А. Лихачева… В доме жили 35 Героев Советского Союза – больше, чем в каком-либо другом, 35 академиков, среди которых медики Н.Н. Блохин, В.И. Бураковский, В.И. Шумаков, авиаконструктор А.И. Микоян, ракетостроитель В.П. Глушко, историк Е.В. Тарле и даже пресловутый Т.Д. Лысенко. Писательский список Дома на набережной читается как оглавление школьной хрестоматии: Александр Серафимович, Демьян Бедный, Борис Лавренев, Михаил Кольцов, Николай Тихонов, Александр Корнейчук, Юрий Трифонов, Анатолий Рыбаков, Чингиз Айтматов, Юлиан Семенов, Михаил Шатров… Среди здешних жителей были такие звезды мирового искусства, как балетмейстер Игорь Моисеев, певица Белла Руденко, режиссер Наталия Сац…


Дом правительства, или Дом на набережной


Фасады Дома на набережной украшают 29 мемориальных досок. Это абсолютный общероссийский рекорд, а быть может, и мировой! Еще восемь памятных табличек установлено в подъездах здания. Впрочем, чтобы увековечить все значимые имена, на стенах здания не хватило бы места.

Среди мемориальных досок на фасаде есть и посвященная создателю дома архитектору Б.М. Иофану. Он тоже поселился здесь с супругой Ольгой Фабрициевной, дочерью Ольгеттой и сыном Борисом. И прожил до конца жизни. Из окна квартиры-мастерской на верхнем этаже ныне открывается изумительный вид на воссозданный храм Христа Спасителя. В предвоенные годы на его месте началось строительство «главного здания страны» – Дворца Советов по проекту Б.М. Иофана, В.Г. Гельфрейха и В.А. Щуко. В 1937 г. зодчий строит знаменитый павильон СССР на Всемирной выставке в Париже. Именно Иофан предложил увенчать здание парной скульптурой по образцу произведения древнегреческого ваятеля Антенора «Тираноборцы Гармодий и Аристогитон». Замысел воплотила Вера Мухина, преобразив борцов с тиранией во всем известных «Рабочего и колхозницу». В 1930 – 1940-х гг. Иофан был архитектором номер один Советского Союза. Ему доверяли проектировать самые престижные объекты. Если бы грандиозные замыслы зодчего полностью осуществились, мы бы сейчас жили в Москве Иофана. Но так не получилось. Циклопическая 420-метровая башня Дворца Советов не была возведена, строительство второй очереди правительственного жилого комплекса отменили, иофановский проект высотного здания МГУ на Ленинских горах тоже оказался нереализованным… Самым значительным произведением мастера так и остался Дом на набережной.

Пожалуй, наиболее выразительная часть комплекса – кинотеатр «Ударник», тогда крупнейший и лучший в столице. Зал с первоначальной вместимостью 1500 мест перекрывает свод-купол с пролетом 30 м. Крыша могла раздвигаться, открывая небо. Впоследствии, правда, сложный механизм вышел из строя, и при очередной реконструкции его демонтировали. Долгое время «Ударник» считался главным экраном страны. Первый сеанс состоялся 7 ноября 1931 г. Был показан первый советский звуковой фильм «Златые горы» режиссера С. Юткевича. С «Ударником» связана вся история «золотого века» отечественного кинематографа. «Чапаев», «Веселые ребята», «Цирк», «Волга-Волга», «Трактористы», «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой» (первый советский лауреат премии «Оскар») – премьерные показы этих и других классических фильмов проходили здесь. В «Ударнике» в 1935 г. состоялся первый Московский международный кинофестиваль. В послевоенные годы кинотеатр стал одной из основных площадок ММКФ. В лучшие времена зал был всегда полон, в фойе играли оркестры, выступали известные артисты, работал прекрасный буфет. Увы, сейчас в «Ударнике» кино не показывают, его будущее туманно…

Зато нередки аншлаги в Театре эстрады, шестипилонный портик которого выходит на Москву-реку. Изначально это был клуб Дома ЦИК – СНК с залом на 1000 мест, носивший имя предсовнаркома СССР А.И. Рыкова. Но «верный ленинец» вскоре превратился в «правого уклониста», а потом и во «врага народа». Клубу присвоили новое имя, тоже живого человека, «всесоюзного старосты» М.И. Калинина. Здесь работали кружки и секции для жителей дома, ставил спектакли Новый театр под руководством Федора Каверина. В 1934 г. зал был передан детскому кинотеатру. В 1930-х гг. здесь разместился клуб Совета министров и Верховного Совета СССР. Только в 1961 г. в эти стены переехал Театр эстрады. Он стал одной из популярных концертных и сценических площадок Москвы. Много лет театром руководил известнейший конферансье Борис Брунов. В 2003 г. в фойе ему был установлен памятник. Сейчас во главе театра – Геннадий Хазанов, кстати, житель Дома на набережной.

Если встать лицом к речному фасаду здания, то по обе стороны от портика можно заметить проезды во внутренний двор. Заглянем в тот, что слева, чтобы познакомиться с еще одной уникальной достопримечательностью легендарного здания. Здесь рядом с подъездом № 1 находится музей «Дом на набережной». Замысел его создания возник в годы перестройки и гласности, когда переосмысление советского прошлого воспринималось как актуальнейшая потребность пробуждающегося общества. До этого история номенклатурного дома была темой, закрытой для исследования. И открыли ее сами жители. Одна из старожилов дома, 81-летняя Т.А. Тер-Егиазарян вместе со своими единомышленниками В.В. Лепешинским, Е.С. Перепечко, Т.И. Шмидт, И.Н. Лобановой, В.Б. Волиной и др. в 1989 г. предложила создать музей. Их поддержали пресса и соседи с известными именами и общественным весом, такие как артист Алексей Баталов, писатель Анатолий Рыбаков, драматург Михаил Шатров. Музей открылся в ноябре того же года. Экспозиция постоянно пополнялась подарками жителей. Они приносили предметы быта, семейные реликвии, документы и фотографии. Параллельно шла работа в архивах и библиотеках. Музей быстро приобрел известность, стал достаточно популярен, наладил лекционную и экскурсионную деятельность. В нем проводились встречи, семинары, вечера памяти. 7 апреля 1998 г. решением правительства Москвы музей «Дом на набережной» получил статус муниципального краеведческого. Его первый директор Т.А. Тер-Егиазарян, отметив свое 90-летие, передала руководство О.Р. Трифоновой – писательнице и вдове знаменитого писателя.


Берсеневская набережная


История дома между тем продолжается. Его никак не назовешь саркофагом остывшей памяти и иссякшей пассионарности ушедшей эпохи. Здесь и сейчас живут люди, определяющие лицо и дух времени.

Громкое имя – Дом на набережной – общеизвестно, но какая набережная имеется в виду, знают далеко не все. Ее название – Берсеневская. И это один из самых колоритных и любопытных уголков Москвы. Достаточно сказать, что на менее чем километровом протяжении скромной по виду набережной сосредоточены памятники шести столетий!

В древности местность эту называли Песками. Здесь вдоль правого низменного берега Москвы-реки тянулись песчаные дюны, кое-где редко поросшие соснами. Вокруг простирались болота, старицы, мокрые луга, по весне затоплявшиеся талыми водами. Лет шестьсот назад на островке, «на песку», среди зыбкой поймы возник маленький монастырь во имя Николы Чудотворца с деревянным храмом. В летописях же о церкви впервые упоминается только под конец XV в. Тогда от Николы на Песку начался пожар Москвы 1475 г. Вскоре великий князь Иван III повелел устроить за Москвой-рекой огромный плодовый сад. Здесь же селились слободами государевы садовники.

Видимо, в XVI столетии в московском лексиконе появилось и другое название местности – Берсени, или Берсеневка, постепенно вытеснившее прежнее – Пески. Берсени были частью Верхних Садовников. Возможно, отсюда и одно из объяснений колоритного названия. Якобы здесь, в Государевом саду, в обилии произрастал крыжовник – берсень. Есть и другая версия. «На песку» некогда располагалось владение великокняжеского боярина Ивана Никитича Беклемишева по прозвищу Берсень. Ему же вменялось в обязанность ведать здешней уличной заставой – Берсеневской решеткой, одной из тех, которыми перегораживали по ночам улицы города из опасения разбоев и поджогов. Один из предков Ивана Никитича служил еще Дмитрию Донскому, участвовал в сооружении белокаменного Кремля. Одна из кремлевских башен и поныне зовется Беклемишевской. Сам Иван Берсень был личностью незаурядной. Он слыл искусным дипломатом, любил книжную премудрость, переписывался с Максимом Греком. Родовитый аристократ, Иван Никитич грезил прошлым, когда великие князья вершили дела по советам «бояр старейших». Человек непокорного колючего нрава, за что, вероятно, и прозванный Берсенем, он не раз перечил Василию III, отстаивая свою боярскую правду. Но времена уже изменились. Великий князь, исподволь утверждавший самодержавие, не желал мириться с оппозиционными умонастроениями. Берсень-Беклемишев попал в опалу, а в 1525 г. и вовсе был обезглавлен на льду Москвы-реки.

Берсеневка, расположенная всего в полуверсте от Кремля, но на отшибе, за рекой, вне главных улиц, всегда была московским затишьем. Городская суета мало проникала сюда, даже когда рядом построили Большой Каменный мост, а в окрестностях стали появляться крупные промышленные и торговые предприятия. В 1812 г. Берсеневка выгорела дотла, за исключением Винно-соляного двора. На исходе XIX в. была обустроена набережная в виде земляных откосов, укрепленных у подошвы дубовыми сваями и обложенных булыжником. Современные подпорные стенки с облицовкой из серого и розового гранита сооружены уже в советское время – в 1930-х гг.

У подножия Дома на набережной – причал речных трамвайчиков «Каменный мост». Почти вплотную к нему примыкает странный выступ в подпорной стенке с серой будкой наверху. Он гораздо старше и причала, и самой гранитной набережной. Это водозабор первой московской Трамвайной электростанции, построенной в начале ХХ в. К ее внушительным корпусам мы подойдем позднее, через несколько сотен метров. А пока нас ждут другие впечатления…

Широкая парадная Берсеневская набережная, миновав внушительный фасад Дома правительства, вдруг резко меняет облик – спускается ниже к реке, становится узкой и тесной, как переулок в старинном провинциальном городке. Всего несколько шагов – и из Москвы советской попадаешь в старую Москву – Престольную, Белокаменную, Златоглавую. Здесь, на Берсенях, под боком сурового Дома на набережной, чудом сохранился один из ее райских островков – ансамбль палат Аверкия Кириллова и церкви Святого Николая Чудотворца. Такое соседство едва не обернулось для старины гибелью. Как уже было сказано, в начале 1930-х гг. Б.М. Иофан предложил снести храм и палаты, чтобы построить на их месте детский сад и ясли для 1-го Дома ЦИК – СНК СССР. Замоскворецкий райком партии поддержал архитектора, ревнители же культуры, вкупе с организациями, квартировавшими в древних зданиях, выступили против. Легко догадаться, кто победил бы в споре, если бы власти не приняли решение строить поблизости вторую очередь правительственного жилого комплекса, где и разместить детсад и ясли. Стройка так и не началась, детям же нашли помещения в самом Доме на набережной. За всей этой плановой и бюрократической чехардой берсеневские древности уцелели…


Палаты Аверкия Кириллова


Палаты Аверкия Кириллова, как и положено главному дому старомосковской усадьбы, смотрят на Москву-реку из глубины двора, осененного вековыми деревьями. Фасад здания живописен и обманчив. На вид это сочное, несколько наивное раннепетровское барокко – симметричная композиция, высокий, очень выразительный аттик, обрамленный завитками-волютами и украшенный лепными гирляндами из фруктов и цветов, раковины в полуциркульных завершениях наличников окон. Однако парадный фасад начала XVIII в. таит стены гораздо более древние. Палаты на Берсеневской набережной, 18 – старейшее здание района Якиманка и одна из самых ранних гражданских построек Москвы в целом. В подклети известный реставратор Г.И. Алферова обнаружила фрагменты, относящиеся к рубежу XV–XVI вв. Эти белокаменные палаты, возможно, принадлежали уже знакомому нам И.Н. Берсеню-Беклемишеву и после опалы и казни крамольника были взяты в казну. Ранняя история здания окутана легендами. Исстари москвичи называли его палатами Малюты Скуратова, искали здесь пыточные застенки, потайные ходы в Кремль. И по сей день особо упорные энтузиасты не отчаялись обнаружить здесь следы легендарной Либереи – библиотеки Ивана Грозного. Большинство же москвоведов считают, что усадьба Малюты находилась на противоположном берегу Москвы-реки, в приходе храма Похвалы Богородицы, где и была обнаружена его надгробная плита. Среди владельцев палат на Берсеневке называют также царского садовника Кирилла, заведовавшего близлежащим Государевым садом и Садовыми слободами. Его внук Аверкий Стефанович Кириллов считается первым достоверным владельцем усадьбы. Это была крупная и неординарная личность – «олигарх XVII столетия». Потомственный царский садовник и при этом богатейший купец-«гость», Аверкий Кириллов владел соляными варницами, вел обширную торговлю. Такие оборотистые и грамотные люди нередко привлекались к важным государственным делам. Аверкий Кириллов был пожалован высоким чином думного дьяка, заседал в Боярской думе. Ему доверяли руководство важнейшими приказами, отвечавшими за финансово-экономическое благополучие державы.

Богатый, влиятельный, но неродовитый чиновник, вероятно, очень пекся о своем престиже среди московской знати. Это, возможно, и объясняет размах и роскошь, с которыми он обустраивал собственную усадьбу на Берсеневке. В 1656–1657 гг. над старинным белокаменным подклетом возводится из кирпича еще один этаж со сводчатыми палатами и деревянными теремами над ними, пристраивается шатровое красное крыльцо. Внешнее убранство здания было богатым и затейливым. Его детали – фигурные наличники окон, наборные карнизы – можно увидеть на боковом и заднем фасадах дома. Сохранилась и часть красного крыльца слева от центрального ризалита. Украшением здания явились прекрасные изразцы сине-белых тонов с изображением двуглавого орла – знака высокого государственного статуса хозяина, его приближенности ко двору. Главным парадным залом дома служила крестовая палата. В замке ее свода заложен камень с изображением креста и вырезанной вокруг него надписью: «Написан сий святый и животворящий крест в лета 7165 (1657) году тогож лета и палата та посправлена». Интерьеры дома, который один из заезжих иноземцев назвал «лучшим во всей Москве», удивляли роскошью и необычными для старомосковского быта новшествами. В окнах сверкали немецкие витражи, стены украшали картины и ковры, в залах стояла красивая мебель: шкафы, столы, стулья. К дому примыкал прекрасный сад. Аверкий Кириллов заново отстроил соседнюю церковь Святой Троицы и соединил ее крытым переходом со своими палатами. В своей судьбе хозяин жил широко, открыто, явно не по Домострою, а как светский человек наступающего Нового времени…

Увы, в этом Эдеме спокойно дожить свой век Аверкий Кириллов не смог. 16 мая 1682 г., на второй день знаменитого московского восстания, мятежные стрельцы добились выдачи думного дьяка и тотчас же в Кремле расправились с ним, объяснив это тем, что тот якобы «со всех чинов людей велики взятки имал и налогу всякую и неправду чинил». Став жертвой общественно-политических коллизий, Аверкий Кириллов разделил судьбу многих обитателей Берсеневки – от боярина Ивана Беклемишева до высокопоставленных жителей Дома на набережной.

Убиенного похоронили при церкви Святой Троицы. Вскоре там же упокоилась и его вдова. Усадьбу унаследовал сын Аверкия Яков, тоже «гость» и думный дьяк, а после смерти – вдова его Ирина. Ее второй муж, известный деятель петровского времени, дьяк Оружейной палаты А.Ф. Курбатов, в начале XVIII в. перестроил палаты на Берсеневке. Именно тогда они приобрели облик, который в основном сохранился до наших дней. Вместо деревянных теремов появился каменный верхний этаж, парадный фасад приобрел симметричную композицию и богатую отделку в стиле барокко. Творение его выдает руку маститого зодчего. Предполагается, что им мог быть Михаил Чоглоков, строивший в Кремле Арсенал под смотрением того же Курбатова. Называют также имена других архитекторов – Ивана Зарудного, Доменико Трезини, Доменико Фонтаны.

Последним частным владельцем усадьбы был надворный советник А. Зиновьев. Затем здесь квартировали различные казенные учреждения: контора Камер-коллегии, Корчемная и Межевая канцелярии и т. д. Долгое время в палатах размещалась команда курьеров московских департаментов Сената. Москвичи называли древнее здание Курьерским домом. Палаты ремонтировались и в XVIII в. под надзором архитектора князя Д. Ухтомского и в XIX в. А. Назаровым, но постепенно ветшали.

Достойное применение им нашлось лишь в 1870 г., когда в них вселилось Московское императорское археологическое общество. Сухое академическое название лишь отчасти отражало суть этой почтенной организации. Созданная в годы общественного подъема, «великих реформ», она объединила широкий круг просвещенных людей, убежденных в необходимости скрупулезного изучения прошлого России для понимания ее настоящего и предначертания будущего. Среди многочисленных членов общества, действовавшего первоначально под руководством А.С. Уварова, были выдающиеся историки М.П. Погодин, С.М. Соловьев, И.Е. Забелин, В.О. Ключевский, художник И.С. Остроухов, архитекторы Ф.Ф. Горностаев, И.П. Машков, писатели Д.В. Мамин-Сибиряк, П.И. Мельников-Печерский… Естественно, большое внимание уделялось археологии, но также и изучению письменных источников, памятников архитектуры. В 1909 г. при обществе была создана Комиссия по изучению старой Москвы – первый центр москвоведческих исследований. Сначала в нее вошло всего несколько человек, но впоследствии число членов достигло несколько сотен. В работе комиссии принимали участие А.А. Бахрушин, С.К. Богоявленский, П.В. Сытин, В.А. Гиляровский, А.В. Чаянов, В.В. Згура…


Купола церкви Святого Николая Чудотворца на Берсеневской набережной


Московское археологическое общество благополучно дожило до советского времени и было закрыто в 1923 г., но древние палаты на Берсеневке продолжили свое служение культуре и науке. Второй этаж заняли Центральные государственные реставрационные мастерские. Внизу разместился Институт по изучению языков, и востоковеды покинули здание, и в нем на много лет поселился обслуживающий персонал Дома правительства. Затем в палаты Аверкия Кириллова въехал Научно-исследовательский институт культуры. Сейчас здесь НИИ культуры.

Всего несколько метров неширокого прохода отделяют палаты Аверкия Кириллова от церкви Святого Николая Чудотворца на Берсеневке. Храм – одно из чудес старой Москвы, благодаря которым она и по сей день зовется Златоглавой. Его сравнивают с расписной народной игрушкой, называют хрестоматийным образцом «дивного узорочья» XVII в. Поднятый на высокий подклет, он увенчан традиционной горкой кокошников, одной световой и четырьмя глухими главами. Шестая и седьмая главки возвышаются над боковыми приделами. Северный фасад украшает паперть с фигурным крыльцом. Декоративное убранство храма исключительно выразительно: аркатурно-колончатый «шнурованный» поясок на барабанах глав, угловые полуколонки, сказочного рисунка «корунные» наличники окон, многоцветные изразцы с двуглавыми орлами, подобные тем, что украшают палаты Аверкия Кириллова. К основному объему церкви примыкает не столь выразительная трапезная начала XIX в. Она выглядит чужеродным элементом композиции без возвышавшейся до 1930-х гг. перед ней 42-метровой колокольни, которая, словно мачта, осеняла церковный «корабль». Ныне колокола звонят со скромной деревянной звонницы в саду.

Загрузка...