Я подошла к квартире Ларионовой и позвонила. Ольга Георгиевна практически сразу открыла дверь, впуская меня в прихожую. Она выглядела еще хуже, чем утром. И мне совершенно не хотелось расстраивать бедную женщину добытыми сведениями. Хотя, конечно, я обязана сообщить то, что узнала. Или все же могу пока не сообщать? Вот в чем вопрос.
– Танечка, вы что-нибудь узнали? – тревожно спросила Ларионова, и ресницы ее встрепенулись в тайной надежде.
Я отвлеклась от терзаний служебного долга и эмоций и ответила достаточно расплывчато:
– Пока ничего особенно интересного, но я напала на след вашего мужа.
Ольга Георгиевна обрадованно улыбнулась, потом опустила глаза к помпонам на своих полудетских ярко-розовых тапочках и снова загрустила.
– Вы думаете, что сможете найти Илюшу?
– Полагаю, да, – улыбнулась я ободряюще.
– Ну что же вы стоите в прихожей? Проходите в квартиру, – неожиданно встрепенулась хозяйка, вспомнив о долге гостеприимства. – Идемте пить чай, время еще есть. Я напекла печенья – надо же было себя чем-то занять!
Я неожиданно поняла, что чертовски проголодалась. Во рту с утра не было и маковой росинки. И я с удовольствием согласилась.
Сидя за столом, мы говорили ни о чем. Новых сведений о жизни своего супруга Ларионова не могла рассказать. Да и знала она о нем очень мало. А теребить открытую рану женщины мне не хотелось. Поэтому беседа свелась к обсуждению погоды, гололеда на улице и тому подобных банальнейших вещей. Потом я попросила разрешения закурить, и Ольга Георгиевна поставила передо мной керамическую чашку с отбитой ручкой и полустертым, когда-то золотисто-красным узором. Она пояснила:
– Курите прямо здесь. Я привыкла к дыму – Илюша постоянно курил на кухне.
Выкурив сигарету и попытавшись обдумать, как же построить беседу с братками, я не пришла ни к какому достаточно ясному выводу. И решила действовать по обстоятельствам – это чаще всего является идеальным выходом, а быстрота реакции меня никогда не подводила. Понадеюсь на нее и в этот раз.
Потом мы перешли в гостиную, и беседа угасла сама собой.
Ольга Георгиевна не находила себе места. Она принималась вязать и отбрасывала клубки пряжи. Поминутно подходила к телефону, чтобы убедиться в его исправности, и, сняв трубку, вслушивалась в гудки. Потом, опомнившись, что занимает линию, бросала трубку на рычаги и брала первую попавшуюся книгу.
Бедная женщина надеялась, что «солнышко» ее жизни, любимый супруг, позвонит, извинится, сославшись на обстоятельства, и вернется к ней. Наивная! Супруг ее решил слинять из Тарасова, канув для всех в реку забвения. Но пока ей об этом лучше не знать – расстроится еще сильнее.
– Ольга Георгиевна, – попыталась я отвлечь Ларионову от тяжелых мыслей, – расскажите, пожалуйста, еще раз, что именно от вас требовалось тем узколобым молодым людям. И знаете ли вы о них хоть что-нибудь?
– Я ничего не знаю. Запомнила только, что одного из них, кажется, начальника, называли Тёмычем. И остальные относились к нему довольно уважительно. А об остальном я вам рассказывала – требовали денег, причем быстро. А так – обычные парни, лет по двадцать пять – тридцать. Ругались не очень часто, говорили довольно правильно. Мне даже показалось, что они когда-то учились в вузах. Если бы я встретила их на улице – не испугалась бы. А тут… Честно говоря, мне было очень страшно, – тихо говорила Ольга Георгиевна. – Они не то чтобы пугали… Но намерения их были очень, даже слишком серьезными. Они меня обязательно убьют, если вы мне не поможете, – обреченно добавила женщина.
– Не волнуйтесь, думаю, я смогу с ними справиться, – сказала я и нащупала свой «ПМ».
Терпеть не могу пользоваться оружием, хоть пистолет у меня вполне легальный, с разрешением на ношение. Просто… ну, неэстетично это, что ли. Тем не менее существует тип людей, на которых разумные доводы вряд ли подействуют. И эти молодые люди, заходившие «на чай» к Ларионовой, судя по всему, относятся к подобному типу. Им не погрозишь пальцем со словами: «Не шалите, мальчики!» Сразу откусят руку по локоть.