– Я вот что думаю, Дейнар, – сказал Хлок, вытирая губы, вымоченные в пиве. – Нас в очередной раз кинули.
– Думай поменьше, а то башка распухнет. Оно тебе надо?
Дейнар сидел на низенькой скамеечке и почесывал волосатый живот, выглядывающий из-под расстегнутой грязной рубахи.
Рожа разбойника вполне соответствовала избранному жизненному пути: небритая, украшенная шрамами и несимпатичная (что мягко сказано). Под глазом светил полумесяцем синяк, полученный во вчерашней драке.
– Да, мне надо! – бросил Хлок со злостью.
– А мне до свечки. – Дейнар махнул рукой.
– Болван. Нас не взяли в налет, заставили мыть пол в главном зале!
– Так наша очередь была.
– Да я что, нанимался в уборщицы? – прорычал Хлок, водя в пространстве яростным взглядом. – Я – вор с большим стажем!
Дейнар икнул.
– Иди, пожалуйся Хрингу. Может, что и получится.
– Никогда не был шестеркой, – проворчал Хлок, нацеживая новую порцию пива в свою деревянную кружку. – Нет, хуже, чем в Паучьем Логове, мне никогда не жилось.
Дейнар скривился.
– Тебя не устраивает крыша над головой?
– Лучше жить в кроличьей норе, но быть себе хозяином.
– Оно, конечно, лучше. Но куда ты пойдешь? В каждом городе Дулкании за твою башку назначена награда. – Дейнар снова икнул, обрызгав стену. – И за мою тоже.
Факел, висящий на стене, чадил черным масляным дымом, который скапливался под потолком и расползался во все стороны.
Хлок потер раздраженные глаза. Потряс гудящей головой, разбрасывая вшей в разные стороны.
– Так тебе здесь нравится? – спросил он.
– Ну… типа да.
Хлок яростно осушил кружку, испытывая искушение пнуть Дейнару под зад.
– Всю жизнь будешь ходить перед Хрингом на задних лапках?
Дейнар качнулся, припечатавшись плечом к стене, сложенной из грубых камней. Сказал «Уххх!», видя, как подземелье, где им с Хлоком предстояло торчать всю ночь, пускается в пляс.
Пиво хорошее. Не каждый день и не на каждый праздник такое дают. Ик…
– Что мне Хринг? – спросил воинственно Дейнар, выпучив глаза. Собираясь сесть на скамеечку, он промахнулся и оказался на грязном полу. – Кто такой Хринг? Да я его одной левой! Понял?
– Ну! – Хлок оскалился.
– Я участвовал в Битве при Старой Вельке, в Битве Трех Королей! Я – солдат! Я – воин…
Тираду прервала отрыжка. Мохнатое пузо Дейнара заколыхалось.
– А еще ты дезертир, – напомнил Хлок, – что там полагается за оставление поля боя и нанесение ущерба армии путем конокрадства?
– Повешение, конечно, – ответил Дейнар, искренне удивившись.
– А-а…
Хлок предпринял попытку прогуляться, и тут же выяснил, что это будет нелегко. Тем не менее, бывший вор, а ныне недовольный своим положением разбойник добрался до большой тяжелой двери, окованной железом.
В двери было окошечко. Вцепившись в него обеими руками, Хлок предпринял сражение с защелкой и победил.
Дейнар наблюдал со стороны, как приятель сует свой нос в квадратную дыру, забранную решеткой, и пытается сохранить равновесие.
– Лежат, – сказал Хлок, – может… того?
– Хринг наказал, что если хоть пальцем или еще чем-нибудь, он лично кастрирует… Не-е…
– Ты, полудурок, я говорил, может того, померли они… Не шевелятся!
Дейнар предпринял героическую попытку добраться до двери. Упав несколько раз по дороге, решил, что не будет ничего страшного, если остаток дистанции проделает на карачках.
Хлок держался за дверь и щерил кривые зубы, наблюдая, как великий воитель изображает хамелеона.
Наконец, две бандитские рожи сунулись в окошко.
Внутри большой комнаты, приспособленной под камеру, горела масляная лампа. На самом деле, она почти погасла за последние несколько часов, но с тьмой еще боролась, хотя и не имея шансов на успех.
На широком топчане возле колонны лежали две женские фигурки, обернутые в лохмотья, называемыми по недоразумению одеждами.
Разбойники помнили, что на пленницах, когда их привезли в Паучье Логово, шмотки были другие.
Хлок моргал, пытаясь восстановить в своей дырявой памяти последние события. И не слишком успешно.
– Спят, – выдал после долгого всматривания Дейнар. – С чего им помирать? Вон, жрачку им поставили на стол…
– Они не ели, – сказал Хлок, обладающий более острым зрением.
– Да чего они, дуры? – выдохнул дезертир.
– Все эльфийки – дуры!
– Да?
– Зуб даю. Сто пудов! Я их видел-перевидел.
– Где? – удивился Дейнар.
– Тебе какая разница? Хм… Если жрать не будут, то умрут.
– Логично!
Приятели пожали друг другу руки.
– Слушай, ты не помнишь, они красивые?
– А пес его знает… Хринг хочет их продать. У него есть в Слайгге свои люди, которые знают других людей, которые знаю других людей. – Хлок облизнулся. – За двух эльфиек такого качества можно большую деньгу получить.
– Хринг соображает, – сказал Дейнар.
Хотя он и стоял, ноги его заплетались сами собой.
– Я слышал, как парни говорили. В обозе были бумаги, письма. Хринг читал их.
– И что?
– Эльфийки эти ехали в Долерозию, понял?
– Да что ты говоришь…
– Туда. Она же рядом. А перлись из самой Аладии.
– А это чего?
– Королевство такое, у дракона на рогах. И эти, значит, оттуда и ехали…
Дейнар уставился на Хлока.
– Зачем?
Вор ткнул его в живот кулаком.
– Ты, баран! Откуда я знаю? Может, в гости.
– Да?..
– Вот у тебя есть бабушка? – спросил Хлок.
– Нет. Ее съели волки.
– Ну, допустим, не съели. И ты вдруг захотел ее навестить. Ты садишься на коня и едешь, собрав в корзинку пирожки с маслом.
– Хочу пирожок с маслом.
– Точно так же и они – в гости поехали. – Хлок сунул морду в окошечко, припечатав ее к решетке. – Эй, – позвал он. И для верности посвистел, как призывают собак. – Эй!
Пленницы не шевелились. В тусклом свете лампы их волосы казались снегом, что озарил в полночь лунный свет…
Хлок проморгался, отгоняя видение.
– Так мы их, что ли, захватили? – спросил Дейнар.
– Э-э, батенька, да ты нарезался, – фыркнул Хлок.
Чуть не подравшись, разбойники вскоре уселись на прежнее место.
Нелегкая им выпала доля – стеречь живые трофеи и сидеть в вонючем подземелье в то время как все остальные отрываются на всю катушку наверху.
Даже сюда, сквозь толщу камня долетали звуки классной вечеринки. Каждый раз Дейнар и Хлок прислушивались и уныло кривили рожи, воображая себе выпивку, льющуюся рекой, разбитую посуду, объедки, раскиданные по полу и хорошую мордобойню.
Вот это жизнь! Вот это круто!
А здесь… И – в чем в немалой степени было виновато пиво – вздымались в душах разбойников девятые валы возмущения.
Хлок и Дейнар неожиданно остро почувствовали себя отверженными.
Их не взяли в налет. Их засунули в самый низ, как паршивых крысюков. Им выделили три бочонка пива (маленьких!). И при этом убедили, что на них лежит чрезвычайно важная миссия: охранять пленниц. Они-де важная добыча, с них можно поиметь кучу бабосов и все такое…
Некоторое время разбойники пили молча, а потом Дейнар сказал:
– Слушай, а давай двинем отсюда?
Хлок, успевший чуток вздремнуть, поднял голову и приоткрыл один глаз.
– Чего?
Дейнар сплюнул в грязь и солому, покрывающую каменный пол.
– Я говорю, двинем. Свалим!
Второй глаз Хлока открылся через секунду, и вор попросил повторить еще раз, сославшись на то, что в ухо попала меховинка.
Дейнар повторил.
– Куда? – спросил Хлок.
– Без понятия. А просто возьмем – и тю-тю! – Дезертир помахал ручкой, очевидно репетируя это перед выступлением, заготовленным для Хринга Кривоноса. – И пускай сидит в своем Паучьем Логове, нам-то чего? Чего, я нанимался в уборщицы?
Хлок зачесал голову, взбаламутив тамошний зверинец.
– Слушай, по-моему, это я говорил.
– Чего говорил?
– Что не хочу в эти, уборщицы наниматься.
– Ну вот, значит, ты со мной согласен!
Разбойники скрепили это рукопожатием и выпили еще по кружке.
– Суть в том, – сказал Дейнар, принимая умный вид. – Что нас тут не ценят типа того. Кореша вон прикалываются постоянно, а мы должны это с удовольствием хавать, что ли?
– Не-е…
– За кого вообще Хринг нас держит? – Дейнар вскочил и тут же оказался на полу. – Я в войске королевском не давал никому об себя ноги вытирать! И, пропади я пропадом, если дам здесь! Обрыбятся!
Сверху донесся громовой раскат смеха. Эхо долетело до подземелья.
– Слыхал? Вот! – сказал Дейнар, садясь у стены и вытягивая ноги. – И, помяни мое слово, когда делить добычу из обоза будут, нам шиш достанется. Мы, дескать, в налете не участвовали, так что нам во! – Разбойник вытянул в воздух руку с фигой, сформированной на другом ее конце.
Хлок долго пялился на сие произведение.
В глубинах его темного разума мысли толпились и перебивали друг друга безо всякого толка. От пива гудело в ушах, словно кто-то поселил в каждом из них по целому рою злых шершней.
Но, начал подозревать Хлок, Дейнар дело говорит. Нередко и ему приходило это на ум, особенно в часы нудных и унизительных дежурств в конюшне или вот как сейчас, на «боевом посту».
Нет ни карт, ни костей, чтобы время убить. И закусить никто не дал, ни одной паршивой косточки с вот таким кусочком мясца.
Подобной справедливости, считал разбойник, вселенная не знала.
От жалости к себе Хлок причмокнул толстыми губами.
…А бывали времена, когда он считал себя королем мира. Казалось, все пути для него открыты. Выбирай любую дорожку, и в конце ее тебя ждет успех. Точнее, даже Успех. Столица Дулкании даже самому пропащему воришке давала шансы пробиться наверх, а ведь Хлок был одним из лучших. Мечтой его было наворовать побольше и купить дом, чтобы открыть в нем… Здесь существовали варианты, из всей совокупности которых он склонялся к харчевне. Доходно и приятно.
Дейнар убрал фигу, посчитав, что приятель достаточно налюбовался, и спросил, жив ли тот.
– Не знаю. Что-то как-то не того…
– Насчет чтобы дрыснуть?
– Ну!
– Ты же сам мне долдонил это битый час! – вылупил глаза дезертир.
– Ага… – Хлок яростно расчесывал космы. – Это непросто, брат. Если Хринг нас поймает, шкуру спустит. Помнишь Улоя Рыбу? Он поджарил его в соответствии с его погонялом.
Приятели замолчали, вспоминая об ужасной участи Улоя.
– Эх! – сказал Дейнар, стукнув кулаками по коленям. – Жизнь – стервоза!
Голова Хлока покачивалась, а в ней билась, словно муха в пустой банке, одна навязчивая мысль: «Бежать! Бежать! Бежать!»
Воспринимал он слова Дейнара с трудом. Логика увязала в тяжелой и липкой завесе глубокого опьянения.
В какой-то момент, видимо, заснув, Хлок понял, что кто-то трясет его за плечи. Вскрикнув, разбойник профессиональным жестом выхватил нож и приставил его к горлу приятеля.
– Ты чего, сдурел? – спросил тот.
– А! А?
– Слушай сюда! – торжественным шепотом сказал бывший дезертир. – Слушай, баранья башка! Я придумал! Я гений!
– Иди-ка ты… спать охота…
Хлок сделал попытку отмахнуться, но куда там.
Дейнаром овладел такой азарт, что остановить его не было никакой возможности.
– Не проспи великое будущее! – прошипел разбойник.
– Отвали! Засохни, плесень!
Погружающийся в бездны пьяного сна Хлок получил затрещину и вскинул голову. Подземелье, тяжелая дверь, пустые бочонки и Дейнар вдруг значительно прояснились.
– Слушаешь?
– Ну да!.. Чтоб твои кишки сгнили, чего пристал!..
Дейнар что-то прорычал в ответ. Ему пришлось напрячься, чтобы усадить подельника прямо и начать рассказ. Состоял рассказ из огромного количества горячих комментариев, касающихся его, Дейнарова, гения, и совсем небольшого – фактов.
В результате первое победило второе и помешало Главной Идее дойти до много раз ушибленных Хлоковых мозгов.
Разбойник, чуть не плача, признался, что ничего не понял.
Дейнар повторил.
– Ну, теперь доперло?
– Ага! Круто. Это круто, – ответил, еле ворочая языком, Хлок и съехал по стенке.
Через секунду он уже храпел. Дейнар, красный больше обычного, медленно вытащил из-за голенища бритвенно острый кинжал.
Дверь подземелья медленно открылась. Хорошо смазанный замок не издал ни одного, даже самого робкого скрипа, поэтому ничто не могло предупредить пленниц о вторжении. Петли, тоже хорошо умасленные, хранили стойкое молчание.
На пороге скорчились две фигуры, одна повыше, другая пониже. Та, что пониже, долго возилась с лампой и чиркала огнивом. Наконец, зажегся неяркий свет.
– Идем, – сказал Дейнар. Выше был именно он. И по праву роста первым шагнул к грязному топчану, на котором лежали обряженные в лохмотья эльфийки.
Хлок причмокнул, следуя тем же курсом. Идти было нелегко. Темнота и пиво всерьез нарушали координацию, и в результате тяжелого сражения за равновесие Хлок оказался в противоположном углу комнаты. Там он встретился с чем-то твердым, что едва не переломало ему ребра.
Дейнар выругался. Постоял, думая, что сделать в первую очередь.
– Помоги! – позвал из темноты Хлок.
Пожелав ему мысленно провалиться в тартарары, бывший дезертир исполнил дружественный долг. А еще пообещал, что прирежет Хлока, если тот еще раз поставит под угрозу «операцию».
Слово это, упав на хорошо унавоженную почву воровского мозга, дало моментальные всходы. Хлок надулся от осознания важности происходящего.
Операция!
Разбойники вернулись к топчану. Дейнар поднял лампу, пытаясь разглядеть спящих девиц. Сестры спали глубоко, прижавшись друг к другу. Снежно-серебристые волосы рассыпались по грязным холщевым подушкам. Стресс от первого общения с людьми из другого мира напрочь вырубил красавиц. Проснулись они лишь, когда разбойники вытащили ножи и приступили к делу.
– Ты какую берешь? – спросил Дейнар.
– Не знаю…
– Ну, короче или длиннее?
– Длиннее…
– Нет, я выше тебя, значит, которая длиннее – моя.
Сестры проснулись и лежали, одеревенев от ужаса. При этом, как бы ни хотелось заорать во все горло, из ртов их не вырвалось ни звука. На каждом лежала вонючая, сто лет немытая длань разбойника.
Все, что оставалось аладийским принцессам, так это открыть пошире аквамариновые глаза и трепетать пушистыми ресницами.
– А может, я типа длинную хочу! – сказал Хлок, дыша таким убийственным перегаром, что эльфийка, которой он закрывал рот, едва не теряла сознания.
– Ты сам подумай, а вдруг не получится! Ты же маленький! – прошипел Дейнар, которому препирательство уже осточертело.
– Я не маленький! – взвился разбойник. – Я… я… альтетанивно одаренный ростом!..
– Аль… чего? Слушай, я тебя не обзывал!
– Ладно, ладно! Маленькая – моя!
– Тсс!
Разбойники замерли, прислушиваясь. Эльфийки сделали то же самое, гадая, изменится ли их жизнь к лучшему, если этих уродов застукают за их занятием.
Вообще-то, вряд ли. Даже таким наивным и неискушенным существам суровая жизнь давала однозначный ответ.
– Показалось, – сказал Дейнар. – Ну, понеслась!
Хлок причмокнул, корча в полумраке плотоядную рожу. Ножи свистнули в полумраке, отсекая принцессам белоснежные пряди.
– Что теперь? – спросил вор, убедившись, что створки плотно закрыты. Еще подергал для верности.
– Теперь сделаем так. Ты идешь в конюшню и седлаешь лошадей.
– А ты чего делать будешь?
Разбойники, крадучись, насколько это возможно было в их состоянии, близком к алкогольной коме, взобрались на первый этаж.
Отсюда до главного зала, где шла вечеринка, было рукой подать.
– Я проберусь к Хрингу. Нужно кое-что забрать.
– Что?
– Какая тебе разница?
– Стоп! Это наше общее дельце, я должен знать!
– Документы, бумаги, которые Хринг захватил у эльфиек. Я видел большой тубус, в котором они хранятся. Он должен быть у Кривоноса.
– А я чего буду делать?
Дейнар, уверенный, что ничего раньше не говорил, разъяснил Хлоку насчет лошадей.
И тронулся в путь, держа лампу перед собой. В Паучьем Логове он знал каждый уголок, но сейчас почему-то все казалось незнакомым.
Поразмышляв, не мог ли он случайно попасть в какой-нибудь другой замок, разбойник все-таки пришел к выводу, что нет.
Преодолев длинную галерею, заставленную разрушенными статуями, Дейнар подошел к большой двери большого зала.
Внутри было тихо, если, конечно, не считать чудовищной какофонии храпа, образуемой полусотней в дым пьяных головорезов.
Вечеринка удалась, и все они отошли в небытие, лежа, где попало и как попало. Обожравшиеся объедками собаки были частью живописного ландшафта.
«А вот и повезло…» – подумал, воодушевляясь, Дейнар.
До этого момента он не был уверен в успехе вылазки, но сейчас сомнения исчезли. Самое главное, чтобы спал Хринг Кривонос. Каждый знал, что свалить такого здорового бычару обычной цистерной спиртного весьма сложно. Оставалось надеяться, что в честь праздника норму он превысил. Уж если Хринг гулял, то он гулял.
Бывший дезертир протиснулся в зазор между створками и отправился в сторону стола.
Хринг любил сидеть на кресле, похожем на трон, и воображать себя чем-то вроде короля. Даже мантию, содранную однажды с одного богатея, надевал. Для солидности.
Дейнар тщательно смотрел под ноги, но все равно наступал то на одного, то на другого разбойника. Неизвестно, каким образом, ему удалось не упасть ни разу. Случись это, все – каюк.
Бардак в зале был тот еще. Любая помойка бы обзавидовалась.
А ведь сегодня мы с Хлоком все вымыли, подумал разбойник. И преисполнился жаждой мести. Собственно, он и пришел сюда сделать подлянку.
Хринг лежал под столом, в обнимку с большим котлом из-под жаркого. Дейнар поставил лампу на край столешницы, залитой пивом и забрызганной плевками, и присел на корточки. Сердце забухало в ушах.
Вблизи Кривонос был страшным. У Дейнара даже волосы зашевелились на голове, когда он осознал, что делает.
Громадная голова вожака походила на каменный валун. Рот – на ворота. Глаза навыкате – на гусиный яйца. Руками своими, Дейнар сам видел, Хринг ломал подковы для лошадей-тяжеловозов. Свести с этими кошмарными граблями знакомство, когда Кривонос в ярости, значило большие проблемы.
Затаив дыхание, Дейнар начал осмотр. Морщась от храпа, бьющего по ушам, разбойник опустился на карачки и ощупью обследовал пояс главаря.
«Здесь, должен быть где-то здесь!.. Не мог он его потерять…»
Пот стекал по лбу дезертира, глаза вылезли на лоб. Ему казалось, Хринг смотрит на него сквозь щелочку между веками и только и ждет момента схватить за горло.
«Может, плюнуть на все?»
И тут Дейнар чуть не умер от разрыва сердца. Хринг дернулся, взрыкнул, словно вепрь, и перевернулся на спину. Теперь его башка покоилась на пустом котле.
Убедившись, что не умер, разбойник увидел то, за чем явился.
Храп Хринга снова обрел монотонность и ритмичность. Значит – дрыхнет.
Утерев потную физиономию рукавом, Дейнар аккуратно отстегнул трофей от пояса Хринга и засунул за пазуху.
В этот момент монстру что-то приснилось и он зарычал, исключительно удачно подражая вервольфу. Дейнар от страха и неожиданности подпрыгнул и ударился о крышку стола.
Наступила страшная минута, в течение которой вожак не храпел и даже не сопел. Дейнар скрючился рядом с ним на полу, ожидая своей участи, но так и не дождался. Храп возобновился.
«Все, пора валить. С меня хватит».
Ужас, испытанный только что, выдул из него значительную часть пивных паров, поэтому обратный путь до двери Дейнар проделал гораздо быстрее.
Выскальзывая в коридор, разбойник беззвучно хихикал и потирал руки.
Новая жизнь, по его глубокому убеждению, была не за горами.
Хлок с большим трудом добрался до конюшни. Он не думал о том, что его могут заметить и начать задавать вопросы. В какой-то момент вор просто выключился и пришел в себя уже во дворе, лежа среди соломы и куриного помета.
Звезды над головой были красивыми. Посозерцав их некоторое время, Хлок вспомнил о своем задании.
Подняться на ноги удалось ему только с третьей попытки, и, пошатываясь, грацией напоминая оживленное чарами огородное пугало, он двинулся вперед.
Впереди конюшни не было. Осознав, что уперся в стену, Хлок выругался и свернул направо. Удачно. В лошадиную обитель он ввалился с шумом, который, не повергни выпивка разбойников в глубокий сон, тут же поставил бы Логово на уши.
Внутри, кроме непарнокопытных, никого не было. Смотритель и дежурный почивали в главном зале вместе с братьями по оружию, так что остановить конокрадство было некому.
Хлок вспомнил молодость, проведенную за трудами неправедными и между делом прослезился. Профессиональные навыки восполнили почти полное отсутствие сознания, и уже через пять минут вор выводил двух коняг во двор. Звезды светили так же ярко.
– Ну, – сказал Хлок, обращаясь неизвестно к кому.
Лошади фыркнули, шевеля ушами. Разбойник посмотрел на громаду замка силясь припомнить, что предшествовало его появлению здесь.
Кажется, сегодня им с Дейнаром приказали стеречь добычу. Но не простую, а…
Приятель на заставил себя долго ждать и с оптимизмом пересчитал ступеньки лестницы, ведущей с галереи во двор.
– Дай руку! – сказал он Хлоку, и тот поспешил приятелю на помощь. – Я тут кое-что прихватил. Нам причитается.
Причиталось разбойникам по два увесистых кошеля с золотыми монетами и туго набитый мешок.
– А это? – спросил Хлок.
– Тут шмотки. Наши не подходят, – ответил Дейнар.
Бывший вор не стал уточнять, что имеется в виду. Им владели в тот момент только два желания – выпить и уснуть.
– Все дрыхнут. Я мог бы обчистить сокровищницу до последней золотой крупинки. Но – некогда. К восходу солнца мы должны быть далеко отсюда. Сейчас примерно два часа ночи. А, погоди!
Дейнар исчез и вернулся прежде, чем приятель понял, что случилось.
– Бочонок. В дорогу. У меня уже в горле пересохло.
– Ага! – радостно протянул Хлок, прижимая трофей к своей груди.
– Ладно, рвем когти, обговорим после.
Приятели помогали друг другу взобраться в седла. Взобрались. Вспомнили, что забыли открыть ворота. Дейнар, ругаясь лучше всякого гоблина, спрыгнул и побежал во тьму, где долго чем-то звенел и скрипел. На проведение операции ушло минуты три, и за это время Хлок успел уснуть.
Поднял он голову только тогда, когда понял: едем.
Ворота остались позади, впереди была старая дорога, бегущая от замка по невысокому горному склону. Через примерно сорок метров она вливалась в лесную чащу, так хорошо знакомую разбойникам. Правда, ночью приятели здесь не были никогда и всерьез испугались, что могут заблудиться. Их выручили лошади. Никто не напоил животин перед поездкой, но они знали, что впереди, у лощины между двумя небольшими утесами есть ручей. Некоторое время путь беглецов лежал именно туда.
Когда лошади утолили жажду, настала пора подумать, куда дальше.
Прокляв ночную тьму, которая казалась еще темнее в лесу, Дейнар глазел во все стороны. Не помогало. Тогда он вытащил из поклажи факел и с трудом запалил его.
Желтые блики рассыпались между деревьями.
– Хлок! – резко позвал бывшего вора приятель.
– А! А? Уже приехали?
– Ничуть не бывало! – проворчал Дейнар. – Там, кажется дорога. Если выедем на нее, можно взять на юго-запад. Смекаешь?
– Нет.
– Тьфу! Юго-запад! Это тракт, ведущий в Долерозию. От него на пятом километре, если считать от Столба Танцующих, есть ответвление. Проедем по той дороге, а ей мало кто пользуется, и скоро будем в Чарчбиле.
Хлок покрутил головой, словно разминал шею. На самом деле, гимнастикой он заниматься не собирался. Она, голова, вдруг обрела собственную жизнь.
Бывший вор с интересом спросил, за каким демоном им понадобился Чарчбиль.
Дейнар в ответ осыпал его ругательствами и сказал, что давно бы прирезал недоумка, если бы тот не был настолько ему нужен. Без Хлока, хоть в лепешку разбейся, затея годится разве что коту под хвост.
– Едем! – Дейнар взял поводья Хлоковой лошади и ударил свою пятками. Разбойники помчались по ночной дороге, пугая нетопырей и прочую живность. – Надеюсь, Балимор никуда не съехал и не съехал с ума!..
Балимора мучила бессонница. Спустив голые ноги с кровати, он нашел тапочки и, охая, обулся. По комнате гулял прохладный ветерок, залетающий под ночную рубаху и кусающий голые стариковские коленки.
– Двести лет, двести лет, двести лет…
День рождения он справил позавчера, и до сих пор не до конца свыкся с мыслью, что оставил за плечами два века жизненного пути.
Чародей поднял руку и заклинанием разжег в очаге огонь. Свет заметался по комнате.
Старик огляделся, словно впервые сюда попал. Комод, шкаф, стол, полки с книгами и прочее – все это было на месте. Чучело кота тоже. Говорят, что у каждого чародея должна быть магическая тварь в услужении. Не совсем правда, но у Балимора одно время она имелась. Точнее он. Кот Вирлпус служил хозяину верой и правдой двенадцать лет и в один прекрасный день просто «сгорел» на работе – переел сметаны и получил заворот кишок.
Балимор сделал из него чучело и часто разговаривал с ним.
Особой разницы между живым котом и искусственным, впрочем, не было. Собеседник и в молодые годы из хвостатого получался никудышный. Зато теперь есть не просит и в углах не гадит.
И все-таки скучно.
Вспоминая, куда засунул снадобье для сна, чародей напялил на голову мятый колпак и пошаркал в другую комнату.
Там располагалась лаборатория. С потолком свисали гирлянды высушенных трав, на полочках стояли склянки с зельями и коробки с ингредиентами, перетертыми в порошок. Опять же книги – стопки достигали потолочных балок. А еще реторты, колбы и прочая магический хлам, без которой приличный чародей обойтись не может.
– Вирлпус, ты не видел мое снадобье?
Балимор предпринял ревизию полок и вляпался в густую паутину пополам с пылью.
Да, что и говорить, память уже не та. Два века – не шутка.
Снадобья здесь не было. Чародей вернулся в первую комнату со стойким ощущением, что поясница сейчас просто отвалится.
Вирлпус смотрел на него стеклянными глазенками. Кажется, сочувствовал.
– Что же делать? – Старик стоял и долгое время занимался тем, что чесал затылок.
Мысли о снадобье перебивались другими.
Забрался он в постель часа полтора назад и не то чтобы совсем не спал, но спал мало. Проваливаясь в забытье, Балимор видел странные образы. Видел маг и ночную тьму, и деревья, качающиеся на ветру, и дьявольских всадников, несущихся по лесной тропе.
Волшебная интуиция подсказывала, что это неспроста.
Вероятно, надо ждать гостей.
Последний посетитель, точнее, клиент, был здесь полтора месяца назад. Мельник из Чарчбиля пришел купить у Балимора мазь против бородавок и крем для морщин, который очень понадобился его супруге. Дело обычное. Мельник пробыл в доме чародея не больше десяти минут и удрал, как только расплатился. Стоило похвалить бедолагу за храбрость, учитывая, какую репутацию имели места, где поселился Балимор.
Старик добрался до окна и посмотрел в него. Без всякого толка. Стекло покрывала грязь толщиной с палец. По всем признакам, однако, ночь выдалась бурная, с ветром и зловещими тенями.
Полтора века прошло с той поры, как чародей построил здесь дом. Особенности здешнего рельефа гарантировали, что по всяким пустякам его беспокоить не будут, что вскоре подтвердилось на практике. Старое кладбище, где невесть кто похоронен, маленький, но весьма дремучий лес, болото и подозрительные на вид развалины – все это плотным кольцом окружало дом Балимора. Из внешнего мира добраться сюда можно было только по узкой дороге. Казалось бы, что такого – едь себе, следуя указателям, и не дергайся, однако далеко не каждый, даже самый храбрый туземец отваживался наведаться к чародею в гости. Видимо, сама здешняя аура приводила в ужас донельзя суеверных чарчбильцев.
Так старик и жил, ни с кем не общаясь больше часа в месяц, а то и год, и храня тайну своего прошлого.
Именем его частенько пугали детей, что ему даже льстило. Стать частью фольклора – так везет не каждому.
Бутылочка со снадобьем оказалась с характером. Когда она успела отрастить ноги, неизвестно (виновата была остаточная магия, пропитавшая дом за полтора века), но воспользовалась ими сразу, как только Балимор попытался ее взять.
С тумбочки у кровати бутылочка спрыгнула на пол и, подскакивая, словно мячик, скрылась под матрацем. Если бы она умела издевательски хихикать, она бы это сделала.
Балимор пришел в ярость и полез за ней, тыча в подкроватную темноту палкой. Бутылочка не появлялась. Ультиматум ее тоже не испугал. Что бы с ней не сотворил чародей, ему же хуже, ибо его шансы получить снадобье только уменьшатся.
Тощий зад Балимора торчал из-под кровати не меньше пяти минут, а потом чародей плюнул и вылез.
Заняться было совершенно нечем. Послонявшись из угла в угол и пытаясь вспомнить, что же ему «снилось», чародей решил вновь попытать счастье. Авось, Морфей на этот раз не будет упрямиться.
Балимор забрался в кровать, и как раз в этот момент во дворе застучали копыта, заржали лошади и загундосили какие-то типы.
Прошло часа два. Дейнар изо всех сил напрягал мозги, пытаясь вспомнить дорогу к Чарчбилю. Он считал повороты, матерился, плевался и снова считал. Один раз явно ошибся, и парочка едва не улетела в глубокую лощину, где вполне могла скорбно закончить свои дни. Пришлось поворачивать назад.
– Мамочка, мамочка… – бормотал в полусне Хлок, что Дейнара весьма раздражало и сбивало с мысли.
Когда в очередной раз бывший вор упомянул свою неведомую родительницу, он стеганул его плеткой по спине.
Хлок проснулся и спросил дрожащим голосом, что это было.
– Ветка, – ответил Дейнар, проскрипев зубами. – Смотри. Помнишь камень?
– Какой? – Хлок крутил головой, не узнавая ничего из того, что видел.
– Вот стоит.
Дейнар указал на высокий валун, похожий на огурец, стоящий у прорехи в сплошной стене деревьев.
– Не помню, – признался Хлок.
Он искренне жалел, что согласился поехать с Дейнаром, однако отступать было поздно.
Теперь в Паучье Логово им путь заказан. Хринг наверняка уже готовит пыточные инструменты (набор коих разбойники однажды свистнули у палача).
– Дальше дорога, которая ведет к дому чародея. Я помню. Слева будет кладбище, а справа – топь. Это хорошо.
– Почему? Говорят, там бродят мертвецы и привидения, – простонал Хлок, стуча зубами. – Они набрасываются на живых и высасывают их мозги!
– Тогда тебе нечего бояться, – изрек Дейнар таинственную фразу и пришпорил свою лошадь.
– Э… – сказал Хлок, видя, как приятель исчезает в темном зеве прогалины.
«Хоть бы выпили, – подумал разбойник. – Не так страшно было бы…»
У бедняги тряслись поджилки. Он боялся ехать вперед, но еще больше – остаться здесь, среди живых теней и воя ветра. От одной мысли, что за ближайшим кустом его поджидает гуль со слюнявой пастью, внутри у Хлока становилось холодно, как в леднике.
Взвесив два этих страха, он пришел к выводу, что вдвоем не так жутко, и помчался следом за Дейнаром.
Кладбище, о котором так много и таким зловещим шепотом говорили, оказалось на месте. Никто не знал, кого здесь хоронили в старые времена, но местные клялись, что ни их предки, ни они сами не имели к этому отношения. Темные легенды, бытующие у аборигенов, рассказывали о Древнем Народе, проклятом богами и порченном Черной Магией. О Зле, живущем под этим могильными плитами из багрового мрамора. О людях, сгинувших здесь по неосторожности и сходках, какие устраивает на этой ядовитой земле разная нечисть.
Хлок слышал не менее двадцати разных страшилок про это кладбище, и все они разом восстали в его памяти. Воображение, раскочегаренное пивом, предрекало бедолаге скорую и жуткую гибель, самую жуткую, какую можно только вообразить…
Физиономия бывшего вора, сама способная испугать иного гуля нервами послабее, перекосилась, и Хлок издал вопль, от которого в окрестностях поседели охотящиеся совы.
Ему почудилось, что тени Древнего Народа поднимаются из могил, приглашая его на вечеринку…
– Что? В чем дело? – спросил Дейнар, хватаясь за короткий меч, прицепленный к поясу.
Ответа он не получил. Хлок пронесся мимом него на огромной скорости, будто сам ад следовал за ним.
– Чтоб тебя…
Дейнар сам едва не поддался панике, но так как был гораздо трезвее, сохранил остатки хладнокровия. Сердце, правда, колотилось безумно.
Оставалось только ехать вперед. Ругая приятеля во все корки, Дейнар понадеялся, что дом чародея не за горами.
Дейнар продвинулся шагов на пятьдесят и остановился.
– Хлок! Эй, Хлок!
Ветер шумел среди деревьев. Больше ничего.
– Хлок! Выходи, иначе пожалеешь!
Дело зашло в тупик. Дейнар не мог вернуться, не мог и приехать к чародею в одиночку. Для успешного претворения его плана в жизнь требовалось никак не меньше двух разбойников. Больше тоже не требовалось. Два – в самый раз.
– Чтоб ты сдох, Хлок! – в сердцах пожелал громким голосом Дейнар.
Он уже начал верить, что во всем виноваты темные силы, когда из кустов раздался натужный шепот:
– Они ушли?
Дейнара словно облили кипятком. Чуть не завопив во все горло, разбойник вцепился в поводья и дернул их направо. Лошадь испуганно закружилась, а потом сбросила седока на дорогу. Дейнар хряпнулся на спину и долгое время мог лишь, подобно рыбе, разевать рот. Он слышал, как Хлок выбрался из зарослей, ведя дрожащую от страха животину под уздцы.
Бывший вор передвигался на цыпочках, словно уже что-то украл, и беспрестанно вертел головой.
Склонившись над Дейнаром, он опять спросил:
– Они ушли?
– Кто? – еле выдавил тот.
– Призраки Древнего Народа…
Дейнар лягнул подельника ногой в пах, Хлок хрюкнул и свалился рядом. Физическое воздействие оказалось куда эффективнее долгого и нудного выяснения отношений и спора на мистические темы.
Когда разбойники пришли в себя и почувствовали, что скорее живы, чем наоборот, они помирились и решили ехать дальше. Больше о Древнем Народе Хлок не вспоминал. Удар в причинное место удивительным образом повысил уровень его здравомыслия.
С болота воняло, с кладбища тянуло туманом, но разбойники уже не обращали на это внимания. Скоро, думали они, мы окажемся под крышей. Там можно будет обогреться перекусить и тому подобное.
С такими мыслями разбойники взобрались на пригорок и увидели стоящий посреди пустого места дом с высокой двускатной крышей. К дому примыкал сарай, рядом, очевидно, баня. За сараем виднелось прямоугольное пятно туалета. Огня в грязных окошках не было.
– Это он? Дом? – спросил Хлок.
– Определенно дом, – ответил Дейнар.
– Тут может жить кто-нибудь еще?
– Вряд ли. Только чокнутый.
– Еще один чокнутый? Кроме чародея?
– Откуда мне знать? – огрызнулся Дейнар, спешиваясь и топая к крыльцу.
Хлок вздохнул.
Надо было все-таки остаться в замке!
Балимор открыл дверь и выставил перед собой палку.
– Стоять, не то спущу на вас дракона! – проскрипел чародей.
Дейнар и Хлок остановились. Их рожи в полумраке казались масками, слепленными из соломы и глины, результатами чьего-то неумелого творчества.
– У него есть дракон? – спросил бывший вор.
Дейнар нервно шаркнул ножкой.
– Спроси сам…
Чародей поежился, вспомнив, что забыл набросить что-нибудь теплое. Ветер залетал под ночную рубашку и было, мягко говоря, неуютно. Хотя в молодые годы Балимор увлекался моржеванием, закалку он давно потерял, страдая обычными стариковскими болячками.
– Кто такие? Говорите, иначе спускаю дракона! – сказал чародей.
– У нас к вам дело, магистр. Мы, конечно, хорошо заплатим. – Дейнар отвесил неуклюжий поклон.
– Дело? – Балимор щурил подслеповатые глаза. – Дело? Почему ночью? Почему старому больному человеку покоя не даете? Сейчас дракона…
– Не надо! Если бы… того… не крайние обст… обстоятельства, мы бы, конечно…
Балимор вспомнил, что речь шла об оплате.
– Сколько? – перебил он Дейнара.
– Чего?..
– Сколько заплатите?
– Ну… того… много.
– Я не доверяю вашим рожам, – сказал старик, грозно топорща густые брови. – Вы разбойники и бандиты!
– Волшебник, не все ли вам равно? – спросил, набравшись храбрости, Хлок. – У вас тут чего, одни короли да герцоги ошиваются? А мы, значит, права не имеем?
Балимор пожалел, что у него нет дракона, которого можно было бы натравить на этих типов, или, на худой конец, выверны. Он бы с удовольствием понаблюдал, как сверкают их пятки в лесной тьме.
– Так и оставите путников на пороге? – спросил Дейнар.
– Вы, нахалы!.. Но проходите, будьте как дома. Лошадей привяжите там. В сарае есть сено.
Разбойники не заставили повторять дважды. Лошадей привязали, расседлали, задали корма, подхватили поклажу и ввалились в дом на глазах у изумленного Балимора.
Бросили скарб на пол, после чего, глядя честными глазами, потребовали ужин.
Чародей возмутился и спросил, с какой такой радости, а в ответ ему напомнили о неписанных законах гостеприимства.
Онемев от такого нахальства, Балимор напомнил себе, что сам виноват. Не надо было впускать – и голова не болела бы.
Видя, как жестоко терзают чародея душевные муки, Дейнар решил его немного утешить. С этой целью он вынул один из мешочков, набитых золотом, извлек из него сначала новенькую золотую монету – дулканский лирк – а потом немаленький такой рубин, похожий на капельку крови.
Кадык дернулся на тощей шее Балимора, ибо алчность ему была свойственна как всякому смертному (пусть и долгоживущему).
– Хорошо. Шут с вами, – проворчал он, отправляясь в экспедицию в подпол, где хранились съестные запасы. По пути обернулся, заметив, как разбойники, перешептываясь, вытаскивают из сумки бочонок с пивом.
Спускаясь, Балимор пытался вспомнить, висит ли у него над входом табличка «Таверна», и если да, то какой болван ее туда приколотил. И с какой надобностью?
Должно быть, решил чародей, появляясь в комнате в обнимку с горшками, это чья-то дружеская шутка. Вот только чья? Растерянность Балимора можно было понять. Прожив на свете два столетия, он не завел ни одного настоящего друга, и даже в лучшие годы приятелей его надо было искать с фонарями в солнечный полдень.
Разбойники решили помочь кряхтящему чародею, подхватили у него горшки, а потом слазили в подпол сами. Вернулись и сервировали стол, то есть, свалили на него все, что сумели найти. Разлили пиво по кружкам.
– Садись, старина, – сказал Дейнар, сгребая чародея в охапку и усаживая за стол. – Дернем. Хоть ничего покрепче нет… Нет?
Балимор покачал головой. Он и сам не отказался бы сейчас от порции хорошего деревенского самогона.
– Ну на нет и суда нет. Тогда пиво. Держи! – Дейнар ощерил нечищеные с позапрошлого года зубы. Хлок показал свои, которые не чистил уже лет пять. Балимор, поддавшись обаянию разбойников, продемонстрировал, что зубов у него нет вовсе.
Первая кружка пошла хорошо, пиво бухнулось на старые дрожжи, снова вгоняя разбойников в состояние развеселого разноса.
Чародей икнул, и давно забытые ощущения (из далекой молодости, проведенной в загулах при каком-то королевском дворе) хлынули потоком.
На третьей кружке Балимор начал радоваться нежданным гостям, а на пятой поймал себя на том, что внимательно-внимательно слушает речь Дейнара.
А послушать было что.
Первое время чародей считал, что ему рассказывают некую новомодную сказку и искренне потешался над ее перипетиями. Даже чуть не упал под стол, заливаясь старческим смехом, похожим на скрип ножа по стеклу.
Дейнар вернул его на место.
– А теперь серьезно, дед, – сказал он, глядя из-под выпуклых надбровных дух, напоминающих заросшие деревцами утесы. – Ты можешь это сделать?..
– Сделать что? – спросил Балимор, пережевывая деснами кусок козьего сыра.
Разбойник с завидным терпением пересказал, вкратце, то, что говорил минуту назад.
– Да вы, должно быть, рехнулись! – воскликнул чародей.
Улыбка сползла с его усов.
– Нет. И это самое интересное, – заметил Хлок, пожирая копченый окорок.
– Но… но…
Дейнар ухмыльнулся и положил ручищу на стариковские плечи.
– Мы слыхали, ты великий волшебник.
– Лучший волшебник, – поддакнул бывший вор.
– Самый лучший, – кивнул Дейнар, – и самый великий. Как там говорят? М… Всех времен и чего-то там…
– Народов, – подсказал Балимор автоматически.
– Вот именно! Да, то самое! Всех этих и этих тоже!.. – В пасти Хлока с чавканьем исчез большой маринованный помидор, сок потек по грязной щетине.
– Но это же нонсенс, – пробормотал чародей. – Впрочем…
– Соглашайся, мы щедро заплатим! – сказал Дейнар, обнимая Балимора запанибрата. – Ну! Чего, денег не надо? Золота? Подумай, сколько мы все можем поиметь с этого! В Фалвиндере, говорят, улицы драгоценными камешками выстланы! Решайся! На старости лет хоть поживешь как человек! Смотри! Что у тебя за халупа? Срам! Твое жилище разве что для собак годится, а не для величайшего магистра.
Балимор обвел взглядом обстановку, такую привычную, такую родную и нашел ее в высшей степени безобразной. Может, он и не мечтал о дворце, но уж точно не об этой берлоге.
«Ведь в самом деле, – подумал старик. – Я что, не достоин большего? Неужели так и помру в этом собачатнике?»
Балимор поднял обе руки и стукнул ими по столу, заставив провизию подпрыгнуть. Глаза чародея замерцали.
Разбойники переглянулись с усмешками: попался, старый пень!
– Ну, что скажешь? – спросил Хлок, выплюнув на пол кости от рыбы.
Балимор приосанился, глянув на гостей свысока, пошамкал беззубым ртом и поправил колпак.
– По рукам, господа бандиты!
– Э, ладно, только мы не бандиты… Предпочитаем «искатели приключений», – сказал Дейнар. Его в глубине очень нежная душа, которую не успели до конца испортить годы службы в королевском войске и карьера криминального элемента, всегда протестовала против подобных определений.
– По рукам, господа искатели приключений! Я это сделаю! Но! – Балимор поднял палец. – Заключим договор. У меня есть свои условия.
– Тридцать процентов тебе, остальное нам! – тут же сказал Хлок.
– Нет, нет, нет! – захихикал чародей, потирая ручки с неприятным шуршащим звуком. – Нет, нет, нет! Дело не в процентах. В качестве платы за свою услугу я хочу нечто совсем другое!..
И он торжествующе поглядел на гостей, довольный до крайности мыслью, которая минуту назад пришла ему в голову.
Разбойники инстинктивно напряглись. Как всякие личности, подозрительные с точки зрения честного обывателя, они были подозрительными по натуре.
– Чего же ты хочешь? Говори! Обсудим.
Балимор зажмурился от удовольствия, мотнул головой и прошамкал:
– Сущие пустяки…
– …И всего-то? – удивились разбойники через минуту, услышав, какие условия выдвигает старый пенек.
– Всего-то.
– А! А мы думали… Тогда мы согласны. Тащи, чародей, свою бумагу – пора приступать к делу… К утру желательно закончить!
Дейнар швырнул на стол тубус из толстой кожи, похищенный у Хринга Кривоноса. Содержимое его, отмеченное эльфийской печатью Аладии, должно было, по мысли разбойников, сыграть важную роль в предприятии.
Бумагу Балимор составил по всем правилам, прочел вслух пункты договора – разбойники грамотой не владели даже на уровне азов – и заставил поставить внизу документа два крестика.
С этой задачей Хлок и Дейнар справились блестяще. Крестики получились почти не кривые.
– Великолепно, – сказал Балимор и спрятал бумагу за пазуху.
Кудахча от удовольствия и весело прихрамывая, чародей отправился в лабораторию.
Работа закипела. Разбойники помогали чем могли – сидели за столом, набивая животы, и хлестали пивко, время от времени подбадривая Балимора.
Иной бы возмутился и обложил нахалов как положено, но старик не обращал внимания на разбойничьи манеры. В конце концов, от козла молока не требуют.
Забулькал котел, водруженный на огонь, и в нем уже варились какие-то пахучие травы. Время от времени помешивая эту бурду, Балимор произносил заклинания. Услышав очередную абракадабру, Дейнар и Хлок принялись хихикать. По их мнению, правду говорила молва: все маги сумасшедшие. Какой нормальный станет заниматься этим?
С другой стороны, факт неоспоримый – абракадабра творит чудеса, а именно чудо и требовалось сейчас разбойникам.
Подготовка длилась и длилась. Хлок и Дейнар начали клевать носами, но предпринимали героические усилия, чтобы не отрубиться. Бурный выдался вечерок, не менее бурной была и ночь. Усталость не жалела даже тех, у кого впереди грандиозные свершения.
И чего чародей резину тянет?
Дейнар приоткрыл один глаза, видя, как плавно раскачивается задымленная курящимся гербарием комната. Фигура Балимора передвигалась то туда, то сюда, словно не человек это был, а призрак. Чародей бормотал формулы, расставлял на полу у очага какие-то штуковины и всматривался в большую растрепанную книгу, лежащую на пюпитре.
– Хорошее заклинание, – говорил Балимор, переплетая пальцы. – Наконец-то, подвернулся случай использовать…
Хлок, видевший уже пятый сон подряд, почувствовал, как в воздухе пахнет цветами. Цветы он не любил, а потому, недовольный проснулся и велел всем убираться к троллевой матери.
В ответ послышался смех. Бывший вор поискал глазами его источник, но в дыму узрел только чьи-то смутные телодвижения.
– Ну-с, – сказал кто-то неподалеку. – Пожалуй, можно начинать!
Разбойники, давно позабывшие, кто они и где они, так и не увидели великолепного зрелища. Вырубились приятели одновременно, что Балимору было только на руку.
Дом чародея дрожал, и из окон то и дело вырывались пучки разноцветного сияния.
Но – никто видеть этого не мог. Увы.
Дейнару снилось, что он в армии и лежит на дырявом тюфяке в палатке, продуваемой всеми ветрами. Воняло, несмотря на сквозняк, словно на помойке. Особенно благоухали чьи-то онучи, запах которых способен был свалить с ног целое неприятельское войско.
Согласно традиции, в половине пятого утра по лагерю разнесся хриплый звук рога. Началась побудка. Сотники, все сплошь с похмелья, а потому не в настроении больше обычного, заголосили разом, словно стая простуженных ворон.
– Подъем, обезьяны!
– Подъем, уроды недоделанные!
– Подъем, козлы!
Среди прочих надрывался сотник по кличке Висельник. Сунув голову в палатку, он обложил солдат бранью и сообщил, что, если через минуту они еще будут валяться, взвод наградят очистительными работами в выгребной яме.
Дисциплина способствует привитию нужных рефлексов. Дейнар, проведший под знаменами короля Бруссиана целых три года, успел выработать несколько таких, способных облегчить жизнь солдату.
Он вскочил, продолжая спать, но его сшибли с ног однополчане, тоже весьма похожие на восставших из могилы зомби.
Кто-то наступил голой пяткой Дейнару на затылок, впечатав его лицом в «спальные принадлежности», из которых торчала жухлая пыльная солома.
Ощутив острую нехватку воздуха, Дейнар задергался. Подскочил разъяренный сотник и принялся тыкать в него своей палкой-воспиталкой, как он ее называл.
– Вставай! Хватит дрыхнуть, тупица! Впереди большое дело!
Дейнар в ужасе подумал, что ему опять придется целый день выгребать дерьмо из ямы, и заверещал. Судьба всегда к нему несправедлива. Неужели эти проклятые ямы чистить некому? Новички же есть!
– Вставай!.. Чертов алкаш! – в сердцах плюнул кто-то.
Палка исчезла и появилась снова, тщательно исследуя его тело. Тщательно, но, как Дейнару показалось, аккуратно. Сотник обычно не церемонился, считая, что новый синяк отлично освежает поутру, особенно ленивого воина, а значит, все это странно…
Дейнар вскрикнул, повернулся лицом к потолку и открыл глаза.
– Сейчас, Висельник, сейчас! Не надо ям! Не надо!
Сотник куда-то делся, а вместо него рядом стоял, опираясь на палку, чародей. Борода и усы не могли скрыть его растянутой до ушей улыбки.
– С добрым утром, соня, – сказал старик и, пока Дейнар моргал, чувствуя нарастающую необычность, обошел его с правой стороны.
Головная боль прилила широким фронтом. Понимал Дейнар пока единственное: здесь не армия.
И на том спасибо.
– Вставай! Встава-ай! – Теперь чародей тыкал палкой в Хлока, спящего под старым стеганным одеялом. Бывшего вора видно не было. Он отгородился от мира, завернувшись, словно куколка, готовая к превращению.
– Ладно, – сказал чародей, – ты разбуди его, а я чайник поставлю.
Дейнар тупо таращился на Балимора, а тот лишь таинственно улыбался, качая головой. Понаблюдав, как чародей хлопочет по хозяйству, разбойник решил встать. Хлок сипло ворчал под одеялом.
– Вставай, скотина!
Дейнар ударил кулаком по одеялу.
– Эй… уйя… Что за..?
– Да, я забыл! – сказал вдруг Балимор. – Голова садовая! Старость – не младость, да? – Чародей захихикал. – Держите!
В воздухе, словно расправляющие крылья птицы, полетели шмотки. Дейнар успел заметить, что они какие-то… белые, что ли, а потом они приземлились ему на голову. Разбойник сорвал их и в ярости уставился на чародея.
С похмелья Дейнар обычно устраивал выволочку Хлоку (находилось, за что), но сейчас Балимор был куда доступнее в смысле способности воспринимать «аргументы».
Открыв рот, разбойник, впрочем, тут же забыл о своих планах. Его внимание привлекла штука, зажатая в кулаке.
Дейнар медленно развернул ее и выставил перед собой на вытянутых руках.
– Это… что это?
Чародей, занятый очагом, повернулся и весело взмахнул кочергой.
– Как что? Лифчик.
И, возвращаясь к прежнему занятию, ловко заткнул уши заранее заготовленными затычками из воска.
Дейнар смотрел на «вещь» в своей руке еще секунд пять, а потом отшвырнул от себя, словно ядовитую змею. Из носа его вырвалось какое-то сопение, рот перекосило. Трудно утверждать со сто процентной вероятностью, но волосы разбойника, кажется, стали дыбом.
– Ну… едрена вошь, чего спать не даете?
Хлок отбросил верхний край одеяла, и показалась его голова. Точнее (и Дейнар в тот момент мог поклясться) не его голова.
– Какого…
Разбойники уставились друг на друга.
Балимор щелкнул пальцами, сухие дрова занялись мгновенно. Чайник с сияющими боками уже висел над огнем, и его начищенная медь давала неплохое представление о том, что творится у чародея за спиной.
Старик гордился своей работой и даже не помнил, когда ему удавалось создать нечто подобное.
Верно говорят, что мастерство не пропьешь!
Затычки для ушей тоже оказались на высоте – благодаря им предусмотрительный старик не слышал ни истерического визга, ни проклятий.
Усевшись возле очага, Балимор принялся наблюдать за голыми девицами, бегающими по комнате.
До чего же занятно.
При помощи большой лупы чародей заглянул Ансиве в правый глаз. Глаз был в порядке. Аквамариновый, большой, что твое яйцо, и украшен пушистыми ресницами. Оценив левый, чародей пришел к выводу, что оба они совершенно одинаковые.
Ту же операцию, с видом лекаря-профессионала, Балимор проделал со второй эльфийкой.
– Соматически никаких изъянов, – заявил он, важно раздувая губы. – Родная мать не отличит.
Ансива и Шэни молчали. Скорчившись на скамейке, они таращились перед собой, словно сдавали экзамен на полную неподвижность.
Чародей отошел к столу, на котором разложил разные инструменты, и покосился на свои шедевры.
Ему пришла мысль записать свои впечатления, и вот уже потрепанный гроссбух раскрыл желтые страницы, как громадную пасть.
– Шок, – начертал корявым почерком Балимор. – Шок вызывает у объектов ступор, сходный с… с… кататонией… Побочный эффект, возможно, продлится неопределенное время…
Закусив перо, старик принялся размышлять.
Итак, первая реакция на трансформацию минула, наступила стадия номер два. Третьей должно было стать полное осознание реальности. Четвертая предполагала признание себя и перемена взгляда на окружающее, согласно новой гормональной картине.
Обрадовавшись, что набрел на неплохое определение, Балимор записал последнее словосочетание в свой гроссбух, половину которого занимали накопленные за десятилетия умные мысли. Когда-нибудь кому-нибудь они могут пригодиться, а если дельце выгорит, то и ему, Балимору, в новой жизни…
– Так! – сказал он сердито, видя, что сестры не спешат возвращаться в реальный мир. Пора было принимать решительные меры – долго здесь эти цыпочки торчать не могут.
Ноль эмоций.
– Придется взять хворостину, – произнес старик, проделав половину пути к очагу. Угроза не подействовала.
Тогда он прошаркал в лабораторию и вернулся с бутылочкой зелья. Что на этикетке было написано, прочитать не представлялось возможным, ибо время хорошо поработало над чернилами.
– И ладно. Так сойдет, – сказал Балимор, сначала понюхав, а затем попробовав содержимое. Все, что он мог утверждать, так это то, что оно резкое.
– Дорогие мои, – произнес чародей грозно, приближаясь к скамейке. – Я, конечно, все понимаю, но вам не мешало бы одеться. Мои годы, некоторым образом, не позволяют мне, исходя из… в общем… я, конечно, не против, потому что обнаженных девиц, источающих красоту и все такое прочее… хм… сто лет минуло, это по самым скромным подсчетам… а я, как-никак мужчина… рассчитывая на ваше благоразумие…
В этом месте он окончательно потерялся, забыв, с чего начинал, что было в середине и, тем более, чем хотел закончить.
Белокурые эльфийки по-прежнему смотрели в пустоту, как манекены.
Было нелегко, но чародей справился. Сперва он дал им понюхать бурду из бутылочки и, видя, что вызывает она лишь мимическую реакцию (хотя и это хорошо), влил в рот каждой по небольшой порции. Для гарантии запрокинул их прекрасные головки, чтобы подстегнуть глотательный рефлекс.
Первой заперхала Шэни, Ансива составила ей компанию, и через мгновение обе свалились на пол, пробуя выкашлять собственные внутренности.
Балимор озадаченно посмотрел на бутылочку, гадая, что же он им такое дал. Вполне возможно, внутри рвотное. Или слабительное.
Второй вариант мог доставить присутствующим определенные неудобства.
Ансива, еще вчера носившая гордое имя Хлок, первой после долгого молчания подала голос.
Звенел он словно колокольчик, простудившийся холодным сентябрьским утром, но все равно в разы мелодичнее, чем раньше.
Блондинка обозвала Балимора старым вшивым ослом.
– Значит, все в порядке, – сказал чародей.
– В п… в п… – Шэни, в облике которой ничегошеньки не осталось от Дейнара, откинулась на стенку и тяжело дышала. – В порядке? Каком?
– Ну, перво-наперво, ласточки мои, вы живы.
– Ласточки? Кто это ласточки? – взвилась Ансива. – Ты что себе…
Она взглянула на себя и завизжала.
Чародей с удовольствием наблюдал за ее реакцией, отмечая могучим исследовательскими умом, что принцесса все сделала правильно. Под рукой Шэни ничего не было, так что ей пришлось сесть на корточки и попробовать завеситься длинными волосами.
Отдышавшись, Ансива в точности повторила этот маневр.
«Ну, а что я говорил о «гормональной картине»?» – подумал старик и, довольный собой, бросил сестрам одежду.
– Отвернись! – прорычала Ансива.
– Извращенец! – взвизгнула Шэни.
Балимор не возражал, все равно надо было заняться чаем. Заваривая пахучий напиток, старик слышал, как эльфийки переругиваются, споря, кому что надевать. Самый жаркий спор вышел из-за трусиков с оборками. Они нравились обеим, и в результате их едва не разорвали пополам.
– Эй, тут что-то написано, в углу, – крикнула Ансива, – ты ведь читать умеешь, старый пень!
Не оборачиваясь, Балимор взял трусики, прилетевшие на стол, и поднес их к лампе.
Вышитая рукой мастерицы-белошвейки эльфийская руна «Ш» красовалась на заднем месте слева.
– Шэни, – сказал Балимор, бросая, не глядя, трусики назад.
– Гадство! – крикнула Ансива, и потасовка продолжилась.
На столе лежала карта мира, вокруг нее – стопки писем и таинственных документов с печатями Аладии.
Разбойники (а ныне прекраснейшие из дев) хватали то одно, то другое и дрались за трофеи, пока чародей не надавал им по рукам.
– Порвете! Оглоеды! – проворчал Балимор, усаживаясь на стул. – Ну хуже детей малых…
Чаепитие осталось позади. Участники концессии вполне оправились от пережитого и приступили к делу.
Старик поерзал на стуле и из-под нахмуренных бровей посмотрел на своих визави.
Блондинок можно было различить только по росту. Выше – Шэни (она же Дейнар), ниже – Ансива (она же Хлок); лица – одинаковые, точно вылитые в одной форме, слишком красивые даже для эльфийской породы.
Чародей долго разглядывал просвечивающее розовым острое ушко Шэни. Соответствие образу был стопроцентным. Определить в них подделку вряд ли смогла бы даже родная мать настоящих сестер.
За это благодарить нужно было Дейнара, ведь именно ему пришла в голову идея отстричь у пленниц прядь волос, чтобы использовать ее в колдовстве.
– Я хочу, чтобы вы хорошо запомнили свою легенду, – сказал Балимор.
– Да уж не дураки, – фыркнул Дейнар, щупая свой бюст. Занимался самоисследованием он долго и тщательно, играя у старика на нервах.
Хлок не отставал от товарища. Точнее, товарки.
– Дуры!
– Чего?
– Дуры, я сказал. Теперь вы – дуры, а не дураки.
Блондинки смотрели на него, пытаясь вникнуть в суть утверждения.
Чародей нервно почесался.
– С этой минуты забудьте, что вы мужчины. Вы – принцессы аладийские, дочери Феталы, младшей сестры короля Пиннера. Ясно? Вы едете в Долерозию погостить у своего любимого дядюшки, которого не видели никогда в жизни. Пиннер и его придворные вас тоже никогда не видели.
– Почему? – спросила Ансива, бросая на чародея лукавый взгляд.
В горле у Балимора что-то застряло.
– Откуда я знаю? – хрипнул он. – В этих письмах говорится, что вас посылают в Долерозию. Тут еще куча всякой галиматьи: Фетала рассказывает брату о своей жизни в Аладии. Однако письма эти вы королю не отдадите.
– Почему? – спросила Шэни.
– Потому, что вам тогда требовалось бы выучить материал досконально, чтобы не попасть впросак, если начнутся расспросы! А у нас нет на это времени. И… – Чародей не стал говорить, что сильно сомневается в умственных способностях обеих. – Неважно… Вы возьмете с собой только это. – Старик потряс перед девицами несколькими свитками и засунул их в тубус. – Там ничего особенного, формальности. Главное, ведите там себя прилично. Вы… вы… так бесконечно далеки от придворного эльфийского мира, как прям я не знаю…
– Справимся, – отмахнулась Шэни, пытаясь сесть нога на ногу. Получилось только с третьей попытки – мешал длинный подол.
– Не волнуйся, мухомор. Дельце провернем без шума и пыли, – добавила Ансива, озаряя комнату улыбкой.
Чародей потер лоб дрожащей рукой, от нездорового возбуждения его колпак съехал на бок и держался только чудом.
– Боюсь, тихо не получится.
Разбойники его не слушали. Никто из них еще вчера не подумал бы, что можно так долго и тщательно обсуждать фасон платья и качество тончайших кружев.
Балимор еще раз убедился, магия работает.
– Давайте повторим все то, что вам нужно знать. Так, чтобы от зубов отскакивало.
– Да ладно, запомним, – надула губки Ансива, подпирая голову обеими руками. – Скучно, и я хочу мороженого…
– Я тоже. А еще зефира! – поддержала сестра, пытаясь состроить умоляющий взгляд.
Чародей выпучил глаза.
– Перестаньте!
– Хотим, хотим, хотим! – заканючила Ансива.
– А знаете, что с вами будет, если вас разоблачат? – спросил старик самым зловещим голосом, какой смог найти в своем арсенале.
Конечно, они не знали. Вообще, как мог убедиться Балимор, их представления о жизни эльфов были, мягко говоря, поверхностными. Имейся у него в распоряжении время, чародей подковал бы приятелей лучше, но уж что есть, то есть.
– Предателей, мошенников, клятвопреступников, согласно эльфийским законам, сначала награждают батогом.
Разбойники напряглись. С батогом и другими разновидностями телесных наказаний они уже были знакомы.
– Секут преступников при всем честном народе.
– Садисты, – простонала Ансива.
– Потом их раны посыпают солью. Потом обливают кипятком, от которого кожа сначала пузырится, а затем слезает пластами.
Шэни прижала ладошку ко рту, в ее глазах заблестели слезы величиной с лесной орех
– Ну а когда приговоренные выплюнут свои легкие от криков, их четвертуют и бросают на съедение собакам-эльфоедам, – закончил рассказ чародей, выдумавший все, от первого до последнего слова.
Эффекта, впрочем, он добился, да такого, что пришлось срочно искать валерианку. Ее не было, тогда чародей нашел пустырник и напоил обеих девиц.
– Поэтому в ваших интересах слушать и запоминать. А потом еще раз слушать и еще раз запоминать!
Наревевшись до икоты, с красными носами и красными глазами, разбойники стали гораздо восприимчивее.
Балимор потратил битый час на подробный инструктаж, объяснял на пальцах, сердился и повторял снова. Притащил даже классную доску из кладовки, на которой рисовал мелом какие-то схемы.
– Поняли?
Балимор свалился на стул, обвиснув, словно мокрый носок. Несметное количество лет назад он преподавал в МА (Магической Академии), где учились одни безмозглые болваны, но и там публика была на несколько порядков выше в интеллектуальном отношении.
Два слитных кивка. Поняли вроде.
– Вопросы есть?
Несколько потрясенная преподавательским гением чародея, Шэни нерешительно подняла руку.
– Ну?
– А как зовут этого… нашего этого…
– Дядюшку, – подсказала Ансива.
– Да, дядюшку…
Следующую запись в своем гроссбухе чародей сделал такую:
«Объекты стремительно осваиваются в новом образе. Опасения насчет эльфийского языка не подтвердились – разговаривают подопытные на нем, словно он для них родной. Заклинание, которое я использовал, имеет гораздо больше возможностей, чем предполагалось.
С научной точки зрения интересно было бы понаблюдать, что будет дальше, но, увы, не получится. В королевском дворце они станут недоступны моему взору… Впрочем, и тут можно что-нибудь придумать (nota bene: проверить Могучий Визор)… Интересно, уживутся ли мирно в отдельно взятом объекте две сущности? И какая победит…»
Чародей сидел у окна и хорошо видел, что творится во дворе. Шэни и Ансива, отправленные с ответственной миссией в баню, бегали голышом вокруг нее и визжали, хлеща друг друга влажными полотенцами.
«Возможны серьезные когнитивные искажения, – записал в книгу Балимор. – Подобный опыт не описан в магической литературе, и заклинание, которое я использовал, кажется, никогда и нигде не применялось. По этой причине не берусь предсказать последствия…»
– Дура!
– Идиотка!
– Я тебе шары выцарапаю!
Балимор вытянул шею. Эльфийки старались оторвать друг у друга скальпы.
«Вероятно, периодически две части сознания – женская и мужская – станут соперничать».
Перо с противным звуком скребло плотную желтую бумагу.
– Коза драная! – заорала Шэни и, размахнувшись, врезала Ансиве по морде. Блондинка кувыркнулась в кусты приемом, хорошо известным в среде кабацких завсегдатаев.
«Да, сомневаться не приходится, – добавил Балимор, – сущности борются и периодически одерживают верх…»
Ансива в долгу не осталась, и уже через секунду выпрыгнула из кустов, вооруженная длинной палкой. Сестры скрылись из вида.
Отбросив перо, Балимор встал и направился к выходу, намереваясь прекратить это безобразие.
Если кое-кто здесь забыл о деле, он напомнит.
– Эй, прекратите! – заблеял старик.
Девицы носились вокруг бани. На третьем круге чародей загородил им дорогу и понял, что переоценил свои силы. Его сшибли, и удар получился такой, что искры полетели у бедолаги из глаз. Балимор низвергся оземь, аки сухая коряга.
– Упс, – сказала Шэни, склоняясь над ним. – Перестарались!
– Это ты виновата, тощая задница!
В поле зрения чародея возникла вторая голова.
– Чего? У кого это тощая!
– Помнишь Сладкую Бетти из таверны в Москринне? Так тебе до нее далеко!
– Сейчас я тебе мозги вышибу, курва!
Чародей вытянул руку, упираясь указательным пальцем в небо.
– Кхххыыы… – сказал он, хватая ртом воздух. Вместе с воздухом он всосал пролетавшую мимо муху и закашлялся.
– Ладно, давай затащим его в дом, а то помрет, – сказала Ансива.
Эльфийки взяли старика за ноги и поволокли, словно мешок. Через некоторое время Балимор оказался на своей кровати.
– Если… если… чтоб вас дьяволы взяли! – забулькал он, наполняясь праведным гневом. С каким наслаждением он всыпал бы сейчас этим бандиткам по голым задницам! – Чтоб вы запаршивели… я стараюсь ради вас… я… кхыыыыы!..
Шэни, повисшая на спинке кровати, с тревогой посмотрела на сестру:
– Слушай, он ласты не склеит?
– Может, и склеит, – пожала плечами Ансива. – Ему двести лет. Тут призадумаешься.
Старик бился в конвульсиях, пытаясь донести до столь невосприимчивых и неблагодарных ушей свою мысль.
– Быстро… быстро…
– Дедуля, дыши глубже, – посоветовала Шэни. – Глубже. И говори четко и ясно.
– В баню! Идите вы в баню!
Балимор состроил зверскую рожу.
– В баню!.. Хринг Кривонос уже ищет вас… Как выдумаете, что я ему скажу, если он найдет вас здесь? В баню и в путь!
Шэни погладила его по щеке и немножко всплакнула, после чего выругалась, как могут ругаться только солдаты.
– Ладно, идем, идем. И чего волноваться? Магистр, тебе это вредно, понял?
Балимор полежал, отходя от столкновения.
Да, кажется, нажил он себе проблем на старую задницу.
Посмотрев на чучело Вирлпуса, чародей сказал:
– Надеюсь, овчинка стоит выделки.
Хринг Кривонос напоминал раздувшегося от крови комара, такой же красный, а его ярость могла сравниться разве что с яростью упустившего добычу тарантула.
Похмелье, которым страдал главарь шайки, ничуть не смягчало столь свирепого настроения.
– Все обшарили? – прорычал он, восседая на своем троне и глядя на дрожащего разбойника.
Крукс славился отвагой и силой и всегда первым кидался на вооруженные до зубов конвои, что сопровождали караваны с добычей, но сейчас выглядел побитым щенком. Ростом под два метра, разбойник казался гораздо ниже и с каждой минутой уменьшался.
– Все, все до последнего уголка, – промямлил он.
Непонятно почему, но именно его Хринг назначил руководить операцией по розыску беглецов. С него, получается, в итоге и спросят.
Радовались этому обстоятельству все, кроме Крукса.
– И что? – Кривонос вылил в рот целую кружку холодного пива. Отрыжка поколебала висящие на стенах грязные гобелены.
– Их нет в замке.
– Дебил, это я и так знаю!
Крукс облизал пересохшие губы. Главарь опохмелиться не давал и единственным оставшимся бочонком пива владел единолично.
Смотреть, как Хринг утоляет жажду, не было никакой возможности.
– Ты снарядил погоню? Прочесываешь окрестности?
– Снарядил…
Легко было сказать. Приказ-то он отдал, но, как явствовало из последних донесений, погоня до сих пор не выбралась за пределы замка.
Полумертвые после вчерашнего, головорезы не в состоянии были двигаться быстрее улитки. Если бы главарь выглянул сейчас во двор, он бы увидел, как пятерка храбрецов лежит на земле рядом с лошадьми и постанывает сквозь зубы.
Хринг внимательно разглядывал Крукса, а тот уже прощался с жизнью. Не меньше десяти раз верзила был свидетелем, как вожак расправляется с провинившимися. И вот он сам подошел вплотную к роковой черте.
Страх, ужас и отчаяние наполняли замок. Ведомая инстинктом, основная часть бандитов попряталась по темным углам. Известно ведь, что если Хринг гневается, тем более, после бурной ночи, лучше на глаза ему не попадаться.
Ходили-бродили по замку слухи о предательстве Дейнара и Хлока. Кто-то болтал, что они очистили сокровищницу, кто-то что свистнули у Хринга его выходные кальсоны, кто-то вообще нес ахинею о колдовстве и дьявольщине. Мнения разнились, однако все были уверены в одном: пришла беда.
Хринг слез с трона и подошел к разбойнику вплотную. Ручища сграбастала Крукса за отворот рубахи.
– Слушай, недоумок, сын осла и сколопендры! – сказал главарь почти ласково. – Ты, наверное, думаешь, что дело и выеденного яйца не стоит?
Крукс, конечно, так не думал. В первом приближении. Во втором, в глубине, души задавался вопросами.
– Они украли мое золото, моих лошадей, часть трофеев из эльфийского обоза, – сказал Хринг, демонстрируя разбойнику свои стоматологические ландшафты, впечатляющие безобразием. – Думаешь, я стерплю? Сделаю вид, что ничего не было?
– Нет, нет, конечно! – пролепетал Крукс, видя, что главарь ждет ответа.
– Хороший мальчик, схватываешь налету. – Хринг потеребил его за ухо. Ухо слегка хрустнуло, но верзила не издал не звука, хотя и скривился от боли. – Но самое главное не золото и эльфьи бумажки. Эти выродки утащили у меня Лезвие Зари.
– Лез… Да?
Хринг носил кинжал на поясе и не расставался с ним ни на минуту. Обладание старинной эльфийской реликвией стало для него настоящей манией. Хринг полагал, что кинжал дает ему мистическую силу и таинственным образом укрепляет власть. И, возможно (мечтал Кривонос), когда-нибудь приведет его к новым ее вершинам.
И вот – кинжала нет. Только сейчас Крукс заметил, что на поясе главаря не болтается ничего, кроме самого обычного ржавого меча.
И испугался еще больше. Что золото и лошади? Дело наживное, а вот кинжал, единственный в своем роде, кинжал, о котором ходили легенды, кинжал, который…
Верзила почувствовал тошноту.
– Кинжал надо вернуть, – сказал Хринг, глядя в стеклянные от похмелья глаза Крукса. – Иначе… Я сварю тебя в кипятке. Понял? Твоя единственная возможность избежать этого – найти Дейнара и Хлока. И тогда в котел отправятся они. Вряд ли ты знаком с арифметикой, но, поверь, в данном случае она простая. Или – или.
В горле Крукса булькнуло, совсем как в котле с кипятком.
– Теперь это дело чести нашей банды, – сказал Хринг, отпуская верзилу и для усиления драматизма отходя к подоконнику. Там он остановился, сцепив руки за спиной. – Я не могу позволить всякой швали покушаться на мою власть. Дейнар и Хлок понесут суровое, но заслуженное наказание. Понял?
– Понял, – простонал верзила, проклиная тот день, когда его произвела на свет в придорожной канаве одна труженица чакбакского борделя.
Хринг присмотрелся к тому, что делается во дворе. Видел он неважно, поэтому по привычке оттянул правое веко в сторону.
Двор заполняли еле ползающие, полумертвые разбойники. Передвижения их не имели никакой системы и даже хорошая хворостина по мягкому месту вряд ли смогла бы сейчас мобилизовать работников ножа и топора на великие свершения.
Самыми адекватными обитателями замка были лошади, но они соображали еще меньше, хотя вчера и не пили.
– Та-ак, – сказал Хринг Кривонос. – Значит, это погоня?
На его глазах один разбойник, добравшись до лошадиной поилки, окунул в нее верхнюю часть тела, видимо желая утопиться.
– П… п… – Вот все, что смог ответить Крукс.
– У них и так форы в девять часов! Где они могут быть теперь? – заорал Хринг, потрясая потолки. – Ты соображаешь?
Крукс, на свою беду, соображал.
– Погоню возглавишь ты! Достань мне их хоть со дна Лернейского Провала, где обитают гигантские пиявки-людоеды! Хоть с луны, хоть из нутра вулкана на острове Муш-Муш!
Верзила не мог больше терпеть и, согнувшись пополам, вылил из себя два литра грязной воды. Мучимый сушняком, он выпил ее сразу, как только проснулся, не разобрав, что именно это ведро Дейнар и Хлок использовали намедни для мытья пола.
Хринг положил руку на рукоять меча. На его сапоги, отнюдь, правда, не сияющие, попало несколько капель.
Крукс побелел почище известки. Через мгновение двухметровый лось вылетел из зала, сопровождаемый многоэтажными проклятиями, и врезался в стену.
– Помни о котле! – рыкнул Хринг и захлопнул двери, чтобы предаться мыслям о будущем.
Проще говоря, он собирался прикончить бочонок с пивом и вздремнуть.
Ансива вытаращила глаза.
– Ты сперла Лезвие Зари?
– Ага. Давно хотела… тьфу, хотел… хотела…
– Дай посмотреть!
Шэни нехотя протянула сестре свой трофей и ревностно следила, как та вертит его в руках и присвистывает.
На ножнах из красного дерева красовались золотые эльфийские руны и традиционная ботаническая вязь. Рукоять и гарду кинжала украшали драгоценные камни, самые крупные из которых, бриллианты, сверкали в солнечных лучах.
– Хринг сойдет с ума, – сказала Ансива.
Шэни ловким движением выхватила у нее Лезвие Зари, вынула из ножен.
– Надеюсь, у него мозги съедут набекрень, – сказала она.
– Так ты за этим ходила в зал?
– Ага. Неплохая компенсация за годы унижений. Сколько раз меня обделял Хринг во время дележа?
Ансива потерла подбородок, куда ее укусил комар.
– Не меньше, чем меня.
Эльфийка любовалась легендарным оружием и совершенно не стеснялась сестры, которой подобной компенсации не досталось. Последнюю реплику она пропустила мимо ушей.
– Может, – сказала Ансива, глотая слюнки. Кинжал, по самым приблизительным прикидкам, стоил два сундука с золотыми монетами, и этого ее воровская душа забыть не могла ни при каких обстоятельствах. – Может… продадим его?
– Продадим? – Эльфийка сунула кинжал в ножны и спрятала их под плащом. – Я похожа на дуру?
– Но… я ведь тоже…
Договорить не дал чародей. Старик выскочил из дома, словно его ошпарили, и, преодолев двор по диагонали, подбежал к лошадям.
Шэни и Ансива сидели верхом, в «дамских» седлах, и готовились к отъезду. Приготовления заняли много времени, но, наконец, закончились.
Старик забыл лишь пару вещей.
– Ну, ласточки мои, пора, – прошамкал он, не замечая, как принцессы смотрят на него – свысока, в соответствии с требованием аладийского этикета. – Уф… Держите! Чуть не забыл!
Чародей протянул блондинкам два деревянных амулета на шелковых шнурках.
– Наденьте под одежду, на шею и носите всегда, – сказал он, глядя строго, как полагается любящему дедушке, который отправляет внучек в опасное путешествие.
– Что это за дрянь? – спросила Шэни, разглядывая подарок.
– Здесь волосы настоящих принцесс, те, что вы срезали. Без них чары рассеются, помните об этом. Как только вы удалитесь от моего дома на большое расстояние, удерживать волшебство будут только они.
Ансива покривилась.
– Ты раньше не говорил!
– Ну какая разница, раньше или не раньше! Носите и все, если не хотите, чтобы наш план провалился!
– Ладно, в чем проблема, – сказала Шэни, вешая шнурок на шею и пряча его под одеждой.
– И еще! – грозно сверкнул глазами чародей.
– Еще? – зло пискнула Ансива, напоминая крысу, которую прищемили дверью.
– Через две недели чары потеряют свою силу в независимости от того, будут на вас амулеты или нет.
– Что??? – разом вскрикнули принцессы.
– А вы что думали – вечно будете околачиваться при дворе Пиннера? Волшебство имеет свое начало и свой конец, кисоньки. И вам не следует забыть об этом. К концу двухнедельного срока вы обязаны покинуть Долерозию.
– Вот блин, – проворчала Ансива, прикидывая, сколько же придется вкалывать. Получалось – и день, и ночь.
– Соблюдайте осторожность. Не болтайте лишнего. Если что, говорите, что частично потеряли память. Вам и так удалось сбежать от кровожадных головорезов и за одно это они обязаны будут целовать вам ноги.
– Проверим, – сказала Шэни, думая, что это будет забавно. Ноги ей еще никто не целовал, эльфы в особенности.
– Теперь езжайте, – сказал чародей, отворачиваясь, чтобы промокнуть глаза платком. – Все запомнили?
– Запомнили! – фыркнула Ансива. – Слушай, магистр, сколько можно долбить одно и то же?
Балимор махнул рукой, готовый разрыдаться. Вот не думал он, что вдруг привяжется к этим проходимцам и начнет кукситься при расставании.
Может, возраст? Может, не дайте боги, влюбился?
– Ладно, бывай, – сказала Шэни, трогая лошадь пяткой. – Жди нас через две недели. Или раньше.
Балимор оглушительно высморкался и замахал платком вслед удаляющимся лошадиным задницам. Задницы набирали скорость, исчезая в дымке горизонта и оставляя после себе явственно ощутимую ностальгию.
Когда они исчезли, чародей вернулся в дом и закрыл дверь.
Старость он представлял себе по-другому.
И странно – только сейчас вдруг ощутил свое неимоверное одиночество.
От дамского седла у Шэни разламывалась спина, боль все сильнее сковывала бедра. Ругаясь, пока, в основном, мысленно, принцесса гадала, что будет дальше.
Ансива – просто возмутительно! – наоборот, блистала счастливой улыбкой. Блондинка глазела по сторонам, на всю катушку используя новое, невиданное визуальное восприятие.
Шэни пыталась подражать сестре, но ничего особенного не заметила, кроме того, что угол зрения увеличился. Глаза у девиц, что ни говори, огромные.
От дома чародея до границ Долерозии было около пятнадцати километров. Маршрут Балимор разработал самостоятельно и нанес его на карту, обозначив четкой пунктирной линией.
– Ваша сила в скорости, – говорил старик. – Не знаю, как сильно расширил Хринг район поиска. Хорошо, если эти дороги еще не попали в поле его зрения, но будьте готовы ко всему.
Дейнар и Хлок заверили чародея, что уж с этим они как-нибудь разберутся. Под плащами, так чтобы можно было сразу пустить в ход, заколдованные разбойники спрятали мечи и ножи. Правда, теперь привычное оружие казалось им неудобным и тяжелым. Шэни с удивлением отметила, что любимая убивалка походит больше на средних размеров бревно. Видя, как девица пытается размахивать мечом, Балимор заметил:
– Твоя рука теперь раза в три меньше.
Все было меньше, не только руки. Дейнар не переставал изумляться переменам и ужасаться им же. Особенно его тревожили физиологические особенности, ответственные за то, что чародей назвал «половыми особенностями». Из объяснений Балимора разбойник понял только одно: вопрос в том, кто стоит, а кто присаживается, чтобы справить малую нужду.
– Теперь так и будет, – ответил чародей на заданный шепотом вопрос. И закивал с таинственной улыбкой, от которой у Дейнара мурашки побежали по спине…
Отъехали километров на десять. Старые лесные дороги прилично заросли, но просматривались неплохо.
День выдался по высшему разряду. Тянуло прилечь где-нибудь в тенечке и поспать, вслушиваясь в пение птиц.
И вообще – как прекрасна природа! Сплошная поэзия!
Ничего подобного Дейнар раньше за собой не замечал, и подобные мысли его пугали. Вот что Балимор имел в виду, когда говорил о «полном» превращении.
– Эльфы они что – помешаны на флоре и фауне, каждый дурак знает, – сказал чародей, – поэтому будьте готовы к неожиданностям. Таким, например, как дикое желание перевязывать бинтами сломанную веточку или выхаживать повредившего лапку лисенка.
Сестры внимали, чувствуя подступающую тошноту.
– Помните, – добавил Балимор, – если вы не уедет из Долерозии к сроку, вы навсегда останетесь в эльфийском образе, а пленницы в замке, наоборот, превратятся в разбойников.
– Ну и пусть, – сказала тогда Ансива. – Чем плохо жить по-королевски?
– Да? – усмехнулся чародей, пытаясь вычесать из бороды паутину. – Но тогда вам придется выйти замуж и нарожать детей.
Это сообщение так потрясло разбойников, что они на время впали в транс.
– А без этого никак? – поинтересовалась Ансива, собираясь разреветься.
– Нет.
– Не хочу замуж! Не хочу замуж!
Чародей не любил женских истерик, но одна из них разразилась на его глазах. Он нацедил сестрам по стаканчику воды с пустырником.
– Если все сделаете как положено, вам ничего не грозит…
…Птица захлопала крыльями где-то в ветвях, и Шэни очнулась от воспоминаний.
– Едем быстрее, – сказала она. – Эй, слышишь?
Ансива плавала на волнах блаженства – настолько прониклась прелестью окружающего мира.
– Смотри, – ответила эльфийка, держа в руке зеленый листик. – На солнце заметно, как много в нем прожилок. И толстеньких, и тоненьких, и совсем как волосок! Смотри!
У Шэни отпала челюсть. Та ее часть, которая обожала рыгать, мочиться где ни попадя и сплевывать через передние зубы, содрогнулась.
Видя, как счастливо улыбается Хлок, вытягивая самый обыкновенный лист к солнцу, Дейнар по-настоящему пожалел о своем решении.
– Жизнь – это чудо, – изрекла Ансива со стопроцентной убежденностью, прижимая лист к груди.
– Да?
– А разве нет? Достаточно взглянуть…
– Хлок! – крикнул разбойник, бледнея. – Хлок, ты меня слышишь?
– А? – Зубодробильный по обаянию и невинности взгляд из-под ресниц. – Что?
– Хлок! Это я, Дейнар! Не забывай! У нас дело! Мы едем в Долерозию! Брось этот паршивый листок, иначе… иначе до конца жизни будешь рожать детей какому-нибудь остроухому недоумку!
Ансива нахмурила брови.
– Вот, уже лучше… Чтоб тебе лопнуть, Хлок, неужели ты поддался на колдовство?
– Ну а ты?
– Блин, да я знаю, знаю! Дед предупреждал, что эта хреновина, как ее, будет переделывать нас под себя… Но я лично хочу быть Дейнаром, а не какой-нибудь идиоткой, которая… – Тут разбойник выругался, ибо подходящих слов, не окрашенных экспрессивно, не нашел.
– Ты прав! – сказал Хлок, отшвыривая лист. – Прав! Я буду все время напоминать себе, кто я такой!
– Во! Точно! Сто пудов! Повторяй! И я буду!
Выпрямившись в седле, Дейнар нарочито сморкнулся одной ноздрей, утер губы рукавом и сплюнул, пообещав вдобавок себе и рыгнуть как следует, едва подвернется случай.
Хлок усмехнулся, подмигивая, как ему казалось, по-разбойничьи. Захотел свистнуть, но выяснилось, что этого он как раз и не может. Во всяком случае, пока, не привыкнув к другим зубам у себя во рту.
– Погнали? – спросил Дейнар, корча зверские рожи, призванные поддержать старое доброе реноме. – Чего мы тащимся как сопли по стене?
Лошадь его помчалась вперед, барабаня копытами по лесной дороге. Хлок стартовал чуть позже. Листик он не выбросил, а только сделал вид. На самом деле, спрятал его в карман платья, осторожно, словно это был дорогой подарок.
«Дурак ты, Дейнар, – подумала эльфийка, – ничего не понимаешь».
Через три минуты из леса, к тому месту, где недавно разговаривали беглецы, выехали два всадника.
– Глючит тебя и вся недолга… – проворчал Крукс, оглядевшись.
– Но я слышал, – безрадостно проныл мучающийся от сушняка разбойник по кличке Живот.
– Сейчас дам по шее! – фыркнул верзила.
Он уже поднял руку, но не ударил, а вместо того сплюнул. Плевок повис на краю лопуха, как белая гусеница.
Все кругом раздражало Крукса: листва, ветер, деревья, кусты, птахи, орущие со всех сторон. И еще этот проклятый нытик Живот. Прирезать его, что ли, и сказать, что потерялся?
Но для этого требовались немалые усилия, на которые Крукс был не способен.
Стало настолько плохо, что верзила начал подумывать о побеге. Дейнар и Хлок правильно сделали, считал он. Парню с крепкой рукой и твердым лбом всегда работа найдется. Не перевелись еще на дорогах купцы, а в городах зажиточные бюргеры.
Разбойники некоторое время тупо глазели по сторонам.
– Ни хрена здесь нет, возвращаемся к лощине. Надо взять на север, там прочешем, – сказал Крукс, поворачивая мерина.
Живот всхлипнул. Один из самых молодых в банде, он в достатке хлебнул вольной жизни и мечтал только об одном – вернуться к мамочке. И он тоже считал, что Дейнар и Хлок молодцы. По крайней мере, теперь они не будут видеть каждый день отвратную рожу Хринга и исполнять его приказы.
– Смотри в оба, – сказал Крукс через плечо.
– Ага, – отозвался Живот, скрючиваясь в седле.
«А все-таки я что-то слышал, – подумал он, – женские голос. Хотя, может, это все колдовство… Недалеко, говорят, живет страшный колдун, который режет в полнолуние в своем подвале девственниц и пьет отвар из их почек. Может, это все чары. Чур меня!»
– Я есть хочу! Я пить хочу!
Ансива предавалась страданиям все полтора часа с момента последней остановки.
– Заткнись! – огрызнулась Шэни.
– Когда приедем?
– Если будешь нудить, никогда…
– Я не виновата, что мне такое тело досталось. Блин, оно ж никогда не голодало… непривычное…
– Пожалуйся Балимору, – отозвалась эльфийка, вглядываясь в заросли.
Все здесь казалось одинаковым, у Шэни аж в глазах рябило. Мир состоял из зелени и золота – именно такими были неспешно нисходящие на лес сумерки.
– Граница близко. Мы прошли отметку, – сказала она, показывая карту. – Теперь надо быть осторожными. Эльфы-пограничники, говорят, настоящие психи. Стреляют, а потом только спрашивают.
Ансива отбросила капюшон. К вечеру в лесу стало жарко до невозможности, и неизмеримая прелесть окружающего мира куда-то пропала. На ее место пришли мухи, комары и надоедливая кусачая мошка, видимо обожающая эльфийскую кровь. Вилась зараза тучами, заслоняя солнечный свет.
Ансива вздохнула. Она уже видеть не могла эти цветущие красоты.
– Почему мы не поехали трактом?
– Чародей так сказал, – прошептала Шэни, глядя через плечо. – Это придаст…. э… реализма… Если мы въедем в Долерозию через пограничный пункт, кто поверит нам, что мы отчаянно петляли по лесу, чтобы сбит погоню?
– А разве поверят, если мы перелезем через границу в наглую?
– Мы скажем, что знали только направление, – сплюнула Шэни. – Ну и тупая твоя башка, Ансива! Мы тут, дескать, ничегошеньки не знаем и рассчитывали только на милосердие своих соплеменников.
Ансива попыталась вспомнить, говорил ли что-нибудь подобное Балимор. Комар запищал возле уха и был яростно расплющен эльфовой ладонью.
– Это дурость, Шэни. Это добром не кончится! Давай повернем назад, пока не поздно.
– Что?
– Не хочу батогов и кипятка. – Ансива скривила красивое личико, и оно стало совершенно некрасивым. Отразилось в нем что-то, несомненно, хлоковское. – Он жжется! Я знаю!
– Заткнись, не ори на весь лес!
Шэни остановила лошадь и резко развернулась, наезжая на сестру.
– Не вынуждай меня браться за нож!
– Давай лучше махнем на юг, – предложила Ансива, едва не рыдая (Хлок, конечно, понимал, что сцена может выйти безобразная, но ничего поделать не мог). – Проберемся через Роксию и Бленд-у-Бедд, а там нас уже никто искать не будет…
– Тссс! – Шэни завертела головой, ибо в этот момент ей послышалось шевеление в кустах.
Краем глаза эльфийка уловила движение – будто человекообразная тень отделилась от зарослей, пересекла островок света и растворилась в прозрачной мгле под деревом.
– Тихо, идиотка, иначе нам крышка!
Ансива захлопнула рот – нет, не потому, что решила внять совету сестры.
Она первая увидела эльфа, стоящего с большим луком наготове возле орешника.
В этот момент сердце ее так и подскочило, ударяясь о передние зубы.
– Что? – беззвучно спросила Шэни, делая большие глаза.
Ансива дернула головой в нужную сторону, и старшая из принцесс медленно развернулась.
Эльфы славились своим навыком становиться невидимыми, особенно в лесной чаще. То ли дело было в особой магии, то ли в маскировочных одеяниях наподобие плащей – никто точно не знал, но в этом ремесле остроухие достигли совершенства.
Фигура с луком нарочито не скрывалась. Откуда она возникла, Ансива сказать не могла. Не было вроде, а потом бац – и уже наконечник стрелы смотрит в их сторону, а тетива натянута. Хотя всего лишь наполовину, но страшно до спазмов в животе.
– Чего делать будем? – спросила Ансива уголком рта.
Эльф не шевелился и казался привидением.
– Положись на меня, – ответила Шэни. – Тут нужна женская деликатность… что-то типа того.
– А, тогда давай… – Ансива, которую прошиб ледяной пот, криво улыбнулась.
Все слышали истории о мастерстве эльфов-лучников. С трехсот шагов они, дескать, шмеля на лету убивают, а с пятисот уже точно попадут в слона, можно не сомневаться. Как гном рождается с золотым молотком во рту, так эльф мужеского пола с луком.
О стрелках Долерозии, что стерегли границы королевства, и вовсе ходили страшные легенды. Будто бы всякого неосторожного, кто имел несчастье пересечь незримую черту, ждала неминуемая смерть – никаких тебе предупреждений и знаков. Тихо прошелестит стрела – и откинешь копыта, даже не сообразив, что происходит.
В прежние времена банды головорезов из Дулкании и Роксии нет-нет, да и прощупывали эльфийскую оборону. Рассказы о сокровищах тревожили умы лихого народа, и многие отправлялись попытать счастья. Но никто не возвращался. Целыми сотнями пропадали у границ Долерозийских лесов, найдя бесшумно летящую смерть.
Вспомнились Ансиве эти байки, и в животе похолодело.
– Привет, – сказала Шэни громко, поднимая обе руки. – Мы пришли с… Э-э… – «Что там говорил Балимор насчет эльфийских приветствий?» – Как проехать в королевский дворец?
Лучник удивился, но заметно это не было – с ног до головы эльфа скрывал плащ. Голова затерялась где-то в недрах капюшона.
– Скажи, кто мы, – простонала Ансива, испытывая сильное искушение развернуться и задать стрекача.
Шэни нервно сглотнула и приложила обе руки к груди.
«Блин, это просто дурдом какой-то!» – подумал Дейнар, спрятанный под гламурной личиной.
И напомнил себе, что пришло время играть по-настоящему. Назад пути нет.
– Вы знаете, кто мы? – спросил он, величественно выпрямляя спину.
Лучник покачал головой, имея в виду «ни фига».
– Извольте, о воин, отвезти нас к вашему королю Пиннеру. Мы – его племянницы. Правда, Ансива?
– П-правда. Да, конечно. Мы племянницы короля Долерозии, – пропищала блондинка противным голосом.
Шэни бросила на нее полный негодования взгляд, проартикулировав губами «Убью!»
– Извольте…
Эльфийка умолкла. Из зарослей, двигаясь абсолютно бесшумно, вышли еще пятеро лучников. Все будто вылиты в одной форме, с одинаковыми луками, в одинаковом камуфляже.
Шэни ожидала тучи стрел, но вместо того, чтобы дать залп, лучники опустили оружие.
Ансива, до того отчаянно закрывавшая глаза, рискнула посмотреть, что происходит.
Эльфы совещались, став кружком. Вероятно, внешность девиц говорила им больше, чем бессвязный лепет старшенькой принцессы.
– Нам кранты, нам кранты, нам кранты…
– Заткнись, иначе я за себя не отвечаю! Ты все портишь!
Ансива закрыла рот и даже закусила нижнюю губу, чтобы предотвратить панические рецидивы.
Из кучки лучников вышел один, взявший на себя роль парламентера. Отбросив капюшон, эльф явил сестрам разукрашенное специальным гримом лицо. Какое оно было под ним, не понять, но глаза светились на своем месте.
Поклонившись, лучник спросил:
– Назовите ваши имена, о девы!
«Девы» назвали.
– Вы из Аладии?
– Откуда же еще?.. – фыркнула Шэни. – То есть, да, конечно, о воин!
Попытка подарить лучнику обворожительную улыбку, кажется, удалась.
Эльф смутился – или это так казалось – и дал знак другим. Лучники стащили капюшоны, полагая, что теперь секретность ни к чему.
Сестры увидели, что остальные морды тоже напоминают мешанину красок на палитре художника.
– Странные пути иной раз выбирает для нас судьба, – сказал первый лучник. – Никто не знает, куда она приведет его в следующий момент.
– Не то слово, чувак… Э… Да, о воин! Вы совершенно правы! – сказала Шэни, краснея.
– Меня зовут Тофаст. Я – командир пограничной заставы. – Эльф оглядел лошадей, на которых приехали принцессы, их одежду и сумки с поклажей. – Прошу вас, следуйте за мной и расскажите свою историю. Она, я подозреваю, очень занимательна. Потом мы решим, что делать дальше…
Ансива вздохнула, но не с полным облегчением, как хотелось. Настораживала последняя фраза, дающая большой спектр для построения прогнозов, по большей части, пессимистических.
Очевидно, что о батогах и кипятке забывать было рано.
«Зря я согласился!» – подумал Хлок, уверенный, что совершил самую крупную ошибку в своей жизни. Жутко ему было не меньше, чем ночью возле старого кладбища.
Лучники углубились в заросли, в которых, словно по волшебству, открылся удобный для проезда коридор. Эльфийки двинулись следом. Ансива замыкала процессию, то и дело оглядываясь через плечо.
Вскоре внешний мир исчез. Здесь была земля Долерозии, пугающая, непонятная, чужая.
Кустарник сам собой сомкнулся позади Ансивы. Она ощутила, как щиплет в носу, и заметила краем глаза, что с двух сторон, двигаясь, подобно миражам, ее сопровождают пограничники.
А впереди Шэни весело болтала с Тофастом, вешая ему лапшу на уши.
Застава находилась в лесу, совершенно не похожем на те леса, к которым привыкли разбойники. Во-первых, здесь росли другие деревья, гораздо больше и гораздо выше обыкновенных. Во-вторых, кустарника почти не было, поэтому ничто не мешало конному передвижению. В-третьих, каждая пядь земли здесь и каждый листок излучали магию. Нет, не так – Магию!
Сестры почувствовали ее, как только пересекли деревянный мост, переброшенный через ручей. И оказались другой стране, получив возможность видеть то, чего не видел никогда ни один человек.
Тофаст остановил процессию возле громадного дерева, внутри которого помещался, судя по всем признакам, целый дом, и велел своим лучникам заняться лошадьми. Шэни и Ансива спешились и, немного пришибленные новыми ощущениями, инстинктивно придвинулись друг к другу.
Эльф заметил их смущение и пригласил внутрь. Пограничники, не занятые в патруле, толпились неподалеку, передавая из уст в уста новость о прибытии необычных гостий.
Шэни, не сдержав внезапного порыва, послала им воздушный поцелуй. Эльфы обомлели, ибо никогда не получали ничего подобного от особ королевских кровей. В Долерозии была только одна принцесса, Малиэна, дочь короля Пиннера, но никто не замечал за ней таких вольностей.
Не зная, как должно ответить на столь явное проявление симпатии, эльфы всей толпой опустились на одно колено.
– Видала? – шепнула Шэни Ансиве. – Круто. Мне нравится.
Ансива не разделяла сестриной радости. От страха в ее животе что-то беспрестанно крутилось и подвывало.
– Идемте, – сказал возникший из воздуха Тофаст, кланяясь. – Вкусим даров природы…
И вот сестры уже сидели возле очага в центре круглой комнаты и обедали. Еду подали целиком вегетарианскую – на тарелках разбойники, к своей скорби, не нашли ни единого кусочка мяса. «Дары природы» весьма смахивали на корм для скота, однако на вкус были ничего.
– Расскажите, ваше высочество, что случилось с вами в дороге, – попросил Тофаст, хрустя морковкой. – Никто не предупреждал нас о вашем приезде. Разве не должен он был пройти официально и в торжественной обстановке? Гостей из Аладии мы не принимали очень-очень давно.
С этими словами эльф уставился на Шэни. Вполне подозрительно.
Принцесса улыбнулась, вспоминая всю ту чушь, которую молол чародей перед их отъездом, и только теперь понимала, как важно было слушать внимательно.
Не дожидаясь начала увлекательной истории, Тофаст перевел взгляд на Ансиву.
От страха та опустила глаза, полагая, что все, их рассекретили; а потом заметила, что эльф изучает Хлоков меч. Само наличие такой грубой железяки у юного нежного создания было, по меньшей мере, странным.
Ансива пожалела, что не может провалиться сквозь пол.
– Ваша правда, о воин, – сказала Шэни, призывая на помощь всю свою фантазию. – Наша повесть, если можно так выразиться… в общем, того… Выехали мы из Аладии в день, когда…
Балимор налил в мензурку вонючего реактива, ровно половину. Или казалось, что половину – даже на свету старик видел неважно.
– А, наплевать!..
Чародей подошел к столу, на котором возвышалась монструозная конструкция из проволоки, зеркал, металлических пластинок и трубок.
В емкость из синего прозрачного стекла, где тихонько булькал кипяток, Балимор влил вонючую жидкость.
Зелье забурлило, выпустив облако серого пара, и кудесник отпрянул, ожидая вероятного в подобных случаях взрыва. Порядочно времени прошло с той поры, когда он запускал Могучий Визор. Могло и не получиться. Или получиться совсем не то. Словом, Балимора одолевали вполне логичные сомнения в успехе.
Взрыва не было. Образовав пену, синяя кипящая дрянь удержалась в емкости.
Теперь требовалось подрегулировать отражатели и открыть окно в крыше.
С первой задачей чародей справился быстро, но со второй возникли трудности. Он долго искал шест, а когда нашел, увидел, что тот сломан пополам и до люка не дотянется.
Сыпля проклятиями, Балимор начал сооружать пирамиду. Основанием ее служили два стула, на них старик водрузил сундук, из которого с трудом выгреб содержимое. На сундук навалил подушек и только после этого начал подъем.
Где-то на середине пути Балимор осознал, что явно переоценил свои силы и возраст, и энтузиазма у него поубавилось.
Пирамида под ним качалась, суля в недалеком будущем крупные неприятности. От качания этого голова чародея пошла кругом, и он вцепился в сундук обеими руками.
Пирамида через некоторое время успокоилась, но снова стала гулять в стороны, едва Балимор возобновил восхождение. Добравшись до подушек, чародей понял, что пути назад нет – во всех смыслах этого слова. Стратегия слезания представлялась ему куда более трудноосуществимой, чем подъем.
Рассудив, что раз уж он все равно здесь, надо открыть люк, Балимор протянул руку.
Пирамида содрогнулась. Чародей потянулся еще, чувствуя, что от напряжения во всем теле может в любой миг случиться катастрофа, и коснулся защелки. Небольшое нажатие – и она повернулась. Люк со скрипом отвалился, качаясь на петлях.
В этот самый миг резинка на штанах Балимора лопнула. Он покачнулся, разинул рот и стал хватать воздух кривыми пальцами. А потом сообразил, что летит и пирамида проносится мимо него с невероятной скоростью. А еще потом чародей встретился с полом. От удара пыль, засевшая в щелях между досками, поднялась тучей.
Наступила тишина.
Какое-то время ничего не было видно, но потом лежащий на полу Балимор начал различать квадратный вырез на потолке. Когда пылевая завеса исчезла окончательно, старик понял, что света недостаточно. Он совсем забыл, что уже вечер и дело приближается к одиннадцати часам!
Ярость придала немощам стариковским сил, и Балимор, чудом избежавший переломов, вскочил. Брызгая слюной, чародей замахнулся на Могучий Визор своей палкой, ударил и промазал на полметра. Магический девайс не пострадал, но Балимор снова очутился на полу.
– Свечи! Будь они трижды прокляты! Свечи! Надо взять свечи!
Охая и стеная, старик отправился в кладовую. Можно было, разумеется, подождать утра и получить хорошую порцию дневного света, потребного для отражателей Визора, но Балимор не мог. Любопытство раздирало его. Как там Шэни и Ансива? Добрались до границ Долерозии? И что случилось дальше?..
Вся надежда на Могучий Визор.
Свечей было много, – запасы их Балимор пополнял постоянно, – и чтобы перенести их в достаточном количестве на стол, потребовалось две ходки.
– Вот так, – пробормотал, победоносно улыбаясь, чародей. Свечи он ставил на специальные штуковины, так, чтобы свет их шел прямо на отражатели. – Еще немножко, еще чуть-чуть… Готово!
Балимор отошел от стола, чтобы полюбоваться на эту красоту, и всплеснул руками. Со свечами Могучий Визор стал и вовсе походить на какое-то экзотическое чудовище. Разобраться, что здесь к чему, не смог бы даже ректор Высшей Магической Школы в Харсалисе, где когда-то учился Балимор. Да и не надо было. Достаточно знать, как эта хреновина работает.
Минут десять старик потратил на то, чтобы зажечь свечи, общее число которых равнялось двум сотням. Под конец у Балимор дрожали руки и по лицу пот струился как вода с горных ледников.
Последняя свеча обзавелась язычком огня. Чародей крякнул, поворачивая отражатели так, чтобы свет концентрировался на линзе, занимающей центральную часть Могучего Визора. Линза засветилась. Завращалось какое-то непонятного предназначения колесико.
– Открой мне врата в мир иной! Покажи по желанию моему! И будь искусен и терпелив! – откашлявшись, произнес Балимор, делая торжественные взмахи руками. – Хочу я видеть все, что скрыто!
Ответом ему были гром и молния. Пока совершалось таинство, грозовые тучи подкрались к тому участку леса, где находился дом чародея, и решили опустошить свои закрома. Терпеть, что называется, больше не могли.
В открытый в крыше люк хлынула дождевая вода. Она в один миг потушила все свечи, окатила агрегат и сделала Балимора похожим на мокрую половую тряпку, после чего весело зажурчала, затопляя комнату.
– Ты веришь им, Тофаст? – спросил Элетуэл, дергая командира заставы за рукав.
Эльф стоял возле дерева, внутри которого принцессы предавались отдыху, и, честно говоря, не очень хорошо представлял себе, что делать.
В этот момент к нему и подошел заместитель.
– Не знаю, – ответил Тофаст, оглядываясь по сторонам.
Уже зажглись особые травяные лампы, освещающие навесные платформы, мостики и тросы подъемников.
Любопытные глаза смотрели из каждого угла и жалили Тофаста, словно осы.
– Они похожи на Феталу, – сказал Элетуэл, – я видел ее портрет во дворце, и в спальне моей матушки висит такой же. Одно лицо. – Эльф посмотрел на задернутый полог. – Что они сказали?
– Ехали из Аладии, пересекли со своим обозом полконтинента, – пробормотал Тофаст. – А неподалеку отсюда на них напали разбойники. Охрана сопротивлялась, но была убита, однако в суматохе принцессам удалось сбежать.
– А что-нибудь у них с собой есть? Бумаги?
– Кое-что. Говорят, еле выбрались.
– Чудо. Истинное чудо.
Тофаст посмотрел на заместителя, не вполне разделяя его оптимизм. Он всегда считал себя опытным следопытом, а следопыт просто обязан иметь цепкий взгляд и подмечать каждую мелочь.
И таких мелочей, несуразностей, было много.
Например, оружие. В Долерозии девушек не обучали владению им, но, вероятно, в Аладии была другая традиция. Допустим. Но почему тогда мечи принцесс выглядят так странно? Они для мужской руки, к тому же явно не эльфийской и не гномской работы.
Тофаст мог бы представить, что такие носят рядовые пехотинцы какого-нибудь человеческого владыки, но не дочери аладийской королевы.
Блондинки объяснили, что это, в некотором роде, трофей, но не стали уточнять, как попали к ним железяки.
– И лошади, – пробурчал вслух Тофаст.
– Что? – отозвался Элетуэл, ковыряя прыщик на лбу.
– Лошади. Сомневаюсь, что они из Аладии.
– Ты слишком подозрительный, – улыбнулся Элетуэл.
– Седла старые, грязные, сплошная кустарщина, латаные-перелатанные. Им что, их разбойники любезно подарили?
Пограничники помолчали, вслушиваясь в голоса заступивших на вахту ночных пернатых.
– Так ты считаешь, они…
– Нет, нет, – замахал руками Тофаст, – конечно, не считаю! Они – самые натуральные. Ты бы видел, как обе смотрели на меня! Я вспотел, я весь мокрый.
Элетуэл покровительственно похлопал его по плечу.
– Что мы знаем об Аладии, брат? Я вот лично – ни бельмеса. На всем континенте только два эльфийских королевства и осталось. Не виноваты девушки, что их родина у дракона на рогах находится. И разве они не имеют права навестить дядюшку хотя бы раз в жизни? Имеют. Верно?
– Верно, – кивнул Тофаст, чувствуя, как червяк сомнения продолжает точить его изнутри. Червяк рос словно на дрожжах.
Картина, нарисованная принцессами, была слишком правдоподобной, и поэтому вызывала, лично у него, многочисленные вопросы. С другой стороны, вроде и не прикопаешься.
– Они – наша элита, самая голубая из кровей, – сказал Элетуэл, уже задумав визит – «засвидетельствовать почтение». – Вообрази себе, какой подвиг бедняжкам пришлось совершить! Уже то, что проехали они невесть какое расстояние до нас, делает их героинями. А тут еще разбойники!..
– Да.
– Ты послал письмо в Фалвиндер?
– Сразу, как только мы сюда приехали.
– Молодец. Ответ был?
– Был. Первый министр Маор Скет сообщил, чтобы мы оказали сестрам все возможные в наших полевых условиях почести, а пока из столицы срочно отправляется торжественный кортеж.
– Ну вот, видишь, – сказал Элетуэл. – Раз сам Первый министр…
– Они ругаются, – перебил его, озвучив мысль, которая давно не давал ему покоя, Тофаст.
– Кто?
– Да принцессы. Одна сказала… как же там… «Ёксель-моксель»… другая – «Хрень собачья»…
– Да ну! – У Элетуэла отвалилась челюсть, а в глазах вспыхнул восторг, переходящий в обожание.
– Шэни заявила, что у них в Аладии все так говорят… Типа… «В чем проблема, расслабься, чувак!» – она сказала.
Элетуэл издал смешок, больше всего подходящий под определение «идиотский». Что он этим хотел сказал, эльф сам еще не решил, но определенно новость ему понравилась.
В том, что две такие сногсшибательные красотки выражаются, словно какой-нибудь человеческий золотарь, было нечто сексуальное.
Подумав, что в Аладии такое в порядке вещей, Элетуэл захотел попасть туда немедленно.
– Ладно, – сказал пограничник, облизываясь. – Пойду, засвидетельствую…
– Может, не надо? – спросил Тофаст.
– Почему?
– Они сказали, что будут отдыхать, а еще спросили, нет ли у нас тут… баб. Так сказала Ансива.
– Имеются в виду эти… женщины, что ли?
– Да, – поник плечами Тофаст.
– Зачем им… бабы?
– Дескать, раз они принцессы, за ними надо ухаживать. Дорога была трудная, сказали они, безо всяких удобств и так далее.
– Да где ж мы этих… баб-то возьмем? – недоуменно похлопал глазами Элетуэл. – Тут режимный объект, по уставу живущий, милитаризованная зона… Но… хорошо, Тофаст, раз уж все равно я собираюсь засвидетельствовать, то заодно и объясню, извинюсь, скажу, что в следующий раз баб привезем…
Тофаст оттянул ворот своей куртки, чувствуя, как становится жарко.
– А ты, – сказал ему Элетуэл, – обойди посты. Твоя очередь, не забыл? Начальственная должность – не повод отлынивать. Давай!
Командир и пикнуть не успел, как его толкнули в спину, придав ускорения, и очнулся он только через пару минут, обнаружив, что идет по мостику в десяти метрах от дерева.
Обернувшись, эльф заметил издали, как колышется полог, за которым только что скрылся Элетуэл.
Только одно чувство испытывал он сейчас к коллеге. Зависть.
– Погодь… Дай глотку промочить, – сказала Ансива, снова наполняя кубок.
Клатейю, народный долерозийский напиток, эльфы держали втайне ото всего мира, но разбойники, по праву родства, получили возможность хлебать ее в любых количествах.
Походила она на сладкое пиво и поначалу казалась противной. После второго стакана, впрочем, вкус многократно улучшался, что не могло не радовать. А уж приятственный шум в голове и эйфорию питье вызывало однозначно.
Принцессы успели отдать клатейе должное, и потому их языки во время разговора с Тофастом чувствовали себя весьма свободно.
– Ну, что принесла? – спросила Шэни, ерзая от нетерпения.
Ансива ухмыльнулась, поставила кубок на деревянный столик и положила свернутый плащ на пол. Развернула и показала сестре трофеи, который успела надыбать во время кратковременной вылазки.
Шэни подползла на четвереньках.
– Негустой улов, – сказал она, разглядывая с брезгливостью особы королевской крови предметы.
– Первый блин комом, – отмахнулась Ансива, – здесь, думаю, ничего путного нет. Кошельки в карманах эльфов пустые, я даже не стала вытаскивать их. Зачем оборванцев расстраивать? Зато вот этот кинжальчик, смотри. Или стилет. Два аметиста по пятьдесят золотых. Серебряная инкрустация, мать ее. Цепочка. Пойдет за двадцатку. Брошь – не думала, что ихнее мужичье носит броши.
– Поди, и сотня, – сказала Шэни, разглядывая вещицу на свет.
– Представь, что есть в Фалвиндере, – подмигнула Ансива, – золото! Горы золота и камней! На всю жизнь хватит по самое некуда.
Старшая сестра подумала, что оно, конечно, так, но вот неясно, как всю эту соблазнительную гору вывезти. Проблема казалась неразрешимой и серьезно отравляла Шэни жизнь.
Пока все шло хорошо. Эльфы проглотили наживку – для этого принцессы, в основном, правда, Шэни, приложили все усилия. Тофаст, болван, каких мало, который только и делал, что пялился на их груди и пускал слюну, вроде бы ничего не заподозрил. То есть, хотел было, но его удалось сразить природным обаянием и притупить бдительность.
Дело теперь за малым: влиться в окружение короля и убедить его, что они именно те, за кого себя выдают.
– Так, а это чего? – Ансива вертела в руках какую-то штуковину, в то время как Шэни разглядывала перстень, который недавно украшал чей-то палец. – Ага, кроличья лапка на счастье, оправленная в платину. Чего только эти дурни не придумают.
– Тише! – вдруг прошипела Шэни, перекатываясь на свое место, где раньше возлежала на подушках. – Кто-то идет!
Ансива завернула трофеи в плащ и быстро сунула под себя.
Как раз в этот момент в комнату сунулась голова Элетуэла. Эльф приперся через основной ход, не тот, которым пользовалась недавно Ансива, и был, кажется, счастлив от самого этого факта. Морда его, хотя и тощая, расплылась, как в кривом зеркале.
– Я, в некотором роде, прошу меня извинить, – сказал пограничник, деликатно вползая в помещение. – Для нас всех такая честь. Я не помешал?
– Не-ет! – радостно проверещала Шэни, пристраиваясь возле сестры и делая вид, что расчесывает ей волосы. – Конечно, нет! О, какой мужчина! Да?
– Ага, – ответила Ансива с перекошенной физиономией. Единственное желание, которое у нее возникло при виде Элетуэла, так это угостить его хорошим пинком.
– А мы тут… в общем, отдыхаем, едрена матрена, как говорят у нас в Аладии, – подхватила Шэни и вдруг поняла, что для расчесывания нужна, минимум, расческа.
Эльф зарделся, особенно в области ушей.
– Меня зовут Элетуэл, и я очень рад, – пробормотал он, пробираясь вглубь комнаты боком, словно краб.
Шэни тем временем шарила подле себя в поисках расчески и, конечно, не находила, но улыбалась во всю ширь.
– Не хотите выпить? Классная штука! – Ансива взяла кувшин с клатейей и взмахнула им, едва не попав Шэни по носу.
Та яростно дернула ее за волосы, прожигая Элетуэла аквамариновым взором.
– О да, спасибо, – сказал эльф, пристроившись на подушках.
Наполняя кубок, он залил клатейей свои колени, одежду и половину подушек.
– Благодарю, – сказала Шэни, выдернув из его руки посудину и присасываясь к живительному нектару. – Так в горле пересохло. Просто сдохнуть можно, как мы измучились по пути! Нас чуть не прирезали, потом этот лес… Знаете, как трудно двум девушкам путешествовать через континент! И мамочка наша несчастная ничего не знает!
Элетуэл, решив, что ладно, без выпивки пока обойдется, целиком отдался другому занятию.
Он пожирал принцесс глазами и грязно фантазировал, совершенно забыв, что время от времени слюни надо все-таки подбирать.
Привыкший к аскетической жизни воина, эльф не смог устоять перед включенным на полную катушку обаянием.
Оно окончательно сокрушило его и так не слишком прочные нравственные бастионы.
– Скажите, а Аладия далеко? – спросил пограничник просто потому, что надо было что-то спросить.
– За тридевять земель, – ответила Ансива, чувствуя с нарастающей тревогой, как некая вещь из набора, придавленного ее седалищем, пытается вонзиться в мягкое место.
Самые большие подозрения вызывал стилет, украшенный рубинами.
– Еще дальше, дорогая! – взвизгнула Шэни. – Еще дальше! Мы ехали и думали состаримся и умрем по дороге! Мы, эльфы, живем по тысяче лет, если не окочуримся, конечно, но ведь могла эта тысяча пройти запросто. Реки, озера, горы эти проклятые – мы от них чуть не застрелились!
Элетуэл продемонстрировал свой идиотский смех.
– И как там… мама… то есть, королева Фетала?..
– Оу! Прекрасно! – Шэни склонилась над сестриной головой и пробормотала, делая вид, что интересуется состоянием ее волос: – Надо этого мудака спровадить! Он же к нам клеится!
– Сама и спроваживай, – фыркнула Ансива, – ты у нас старшая…
– Капусту разводит, – сказала Шэни, бросив в эльфа пылающий взор.
– Капусту? – удивился Элетуэл. – То есть… это иносказание?
– Чего? Слушай, чувак, не мудри. Мы в Аладии лю… эльфы простые, можем и в глаз дать. Капуста – это капуста!
Элетуэл подумав, что брякнул что-то не то, побледнел, затем снова налился кармином.
– Понял, понял! Простите за дерзость, – поспешил уверить он, подвигаясь к сестрам все ближе.
Ансива внимательно смотрела, как сокращается расстояние между ней и этим хмырем.
– Скажите, а простые воины, чистые сердцем и душой… – Элетуэл прокашлялся, почти достигнув вершин блаженства. Спрашивал он больше для проформы, ибо почти уверился в том, что влюблен, и, более того, блондинки отвечают ему взаимностью. – Простые воины у вас в Аладии встречаются с принцессами? То есть наоборот, принцессы могут встречаться с простыми воинами? А то мы могли бы…
– Ай! Ешкин кот! – завизжала Ансива, подскакивая. Стилет все-таки сделал свое коварное дело – было чувство, что в левое седалище вонзил жало комар-переросток. – Чтоб ты сдох, сволочь!
Шэни подпрыгнула от неожиданности. Элетуэл тоже не остался в стороне и едва не откусил себе кончик языка.
– Я? – выдохнул эльф. – Простите… Я чтобы сдох?
Шэни взяла быка за рога, она понятия не имела о стилете, но увидела отличный повод отделаться от служаки.
– Да ты! Негодяй! Ансива, погляди на него!
– Да, да, гляжу, – отозвалась эльфийка, поглаживая уколотое место.
Подойдя к Элетуэлу, Шэни взяла его за шкирку и заставила встать.
– Да ты хоть знаешь, на кого хлебницу разинул? На кого, слизень, слюни брызжешь? Ты, чел, явно рамсы попутал, за что я тебе прямо сейчас ливер выпущу!
Глаза Элетуэла тут же оказались за пределами линии бровей.
Ни до этого момента, ни после – до конца своих дней – он не слышал ничего подобного. То, что последовало за этими странными выражениями, вообще выходило за рамки любого эльфийского понимания.
Говорят, перворожденные знают все-все об окружающем мире, однако практика показала, что нет.
И едва осознав сей печальный факт, Элетуэл сообразил, что направляется в сторону выхода. Очень быстро и не без посторонней помощи.
Обойдя все посты и не найдя там ничего интересного, Тофаст решил вернуться к дереву, в котором временно прописались Шэни и Ансива. Он чувствовал, что несет за этих нежных созданий прямую ответственность. Раз нашел, изволь заботиться. Плюс воинский долг – он-то вообще настоятельно требовал защищать девушек от любых, даже гипотетических посягательств, причем двадцать четыре часа в сутки.
Ловя тут и там любопытные взгляды караульных, прячущихся в тени, Тофаст приблизился к дереву, затем поднялся по ступенькам на площадку перед овальным дверным вырезом.
Изнутри доносились сердитые женские голоса. Точнее, визг. Точнее, визг и вопли.
Храбрый пограничник замер на мгновенье, словно вдруг встретился с невидимой стеной, и в ту же секунду, вылетев из-за полога, мимо него пронеслось нечто, похожее на громадного нетопыря.
Нечто пролетело метров десять и шмякнулось на площадку перед деревом, подняв облако пыли. После этого наступила двусмысленная тишина.
Тофаст подбежал, чтобы посмотреть, и увидел Элетуэла. Пограничник, погрузившись в ступор, немигающими глазами смотрел на небосвод.
– Ты живой? – спросил Тофаст, похлопывая его по щекам.
– Нет.
– Что случилось?
Элетуэл открыл рот, но его перебили. Из-за полога высунулась голова Ансивы.
– А-а, и ты здесь! Тофаст!
– Да, госпожа! – Эльф развернулся. – Слушаю, ваше высочество!
– Бочку воды, горячей, – потребовала блондинка. – Нам нужно принять ванну! И быстро!
– Понял! Будет исполнено!
– Ыхххх, – произнес Элетуэл, болезненно переживающий свой позор. Он буквально кожей чувствовал беззвучный смех, расползающийся по окрестностям.
Ансива грозно сомкнула брови, надула щеки и скрылась в комнате.
Тофаст стоял столбом, пока чувство долга не заставило его вспомнить о своих обязанностях.
– Элетуэл, мы с тобой поговорим позже, – сказал командир заставы. – О твоем недостойном поведении.
– Да я ничего не сделал… только вошел… хулиганки, – просипел эльф.
– Посмотрим, – сурово отозвался Тофаст и бросился бежать. Где достать на заставе бочку, он решительно не знал, но лучше что-то делать, чем не делать совсем.
«Кто бы они там ни были, им палец в рот не клади, – подумал эльф, трусцой взбираясь по лестнице, ведущей к платформе. – Может, для Аладии это и в порядке вещей? Не знаю. Эх, поскорее бы сплавить. Пускай Первый министр и король сами разбираются!»
Ансива отошла от полога и уселась на подушки. Тянуло спать, веки слипались, рот раздирала зевота.
– Не нравится мне все это, – вздохнула она страдальчески.
– Ну что опять? – бросила Шэни.
– Расколют, как пить дать расколют…
– Да не дергайся ты. Не расколют. Мы только что обули их на целое состояние, а эти олухи ни ухом, ни рылом… – Шэни потягивала клатейю и закусывала какими-то неизвестными науке плодами, по вкусу напоминающими жареные куриные крылышки.
– У меня под ложечкой целая армия крыс зубы точит, – пожаловалась Ансива, – а когда это происходит, значит, жди беды. За нами приедут завтра?
– Точно. Мне не терпится увидеть дворец.
– Слушай, сеструха, давай дернем, пока не поздно? Может быть, сейчас у нас последний шанс! – Ансива подобралась, словно кошка, и сверкнула глазами. Ловкие пальцы перекидывали золотую цепочку, которая еще недавно украшала одну из эльфийских шей. – Свет клином на Долерозии не сошелся…
– Опять двадцать пять? – Шэни повернулась к ней и выставила указательный палец, который почти уперся в очаровательный носик блондинки. – Хринг ищет нас, чтобы пройтись ножичком по нашим глоткам, может, забыла? В Дулканию путь заказан. В наших карманах ветер. Сколько можно талдычить одно и то же? Впрочем… – Принцесса разлеглась на подушках, забросив ногу на ногу. – Если хочешь, уматывай. Вся добыча достанется мне. А этому ихнему министру я скажу, что сегодня ночью тебя сожрали клопы.
Ансива отползла в угол, заграбастав себе все, что недавно стянула.
– Ладно, твоя взяла.
– Положись на меня – не пропадешь, – протянула Шэни.
– Это бабушка надвое сказала. Тьфу, и зачем я тебя послушала?
– Считай, что это самое крутое приключение в твоей жизни… Хлок.
Ансива поерзала, думая о Лезвии Зари. Кое-кому досталась хорошая – да чего там, просто фантастическая – компенсация. А ей? Пшик! Сплошные обещания…
Нет, такой расклад вору, сидящему внутри эльфийки, не нравился ни с какой стороны.
– Ты, конечно, зануда, но всему есть предел, – добавила Шэни.
– А мне надоели эти проклятые патлы! Нет, ты посмотри! Они лезут и лезут везде – как этим дурам не надоедает их носить? А шмотки? Все едино, что без штанов ходить. И мне осточертело каждый раз присаживаться, когда я захочу…
В комнату сунулась озадаченная, но чем-то робко обрадованная голова Тофаста.
– Ваше высочество. Мы нашли то, что вы просили. И воду вскипятили.
– Ну, и чего стоишь, как я не знаю, – ответила Шэни, перевернувшись на живот. – Тащи! И, кстати, кто-то обещал насчет баб поузнавать. Где они?
Эльфу потребовались все способности в дипломатии, вся выдержка, чтобы объяснить принцессам, что в данный момент обеспечить должный уровень баб… то есть, комфорта их высочествам он не в состоянии и, следовательно, им придется подождать, когда они прибудут во дворец.
– Так всегда, – фыркнула Ансива из своего угла, – а мне вот говорили, что в Долерозии ни в чем недостатка нет.
Эльф покраснел, это было видно даже под слоем разноцветного грима.
– Быстрее, чувак! – подстегнула его нерешительность Шэни. – А то я вся чешусь от грязи! Я буду первая.
– Что? – возмутилась Ансива. – Нет, я! Младших надо пропускать вперед!
– Где это написано, ворона лысая?!
– Сейчас покажу…
Тофаст уже сломя голову мчался прочь, чувствуя, как стремительно рушатся его представления о принцессах.
Еще час назад они кое-как удерживали позиции, но сейчас рассыпались с грохотом, словно от великанского пинка.
Перепалка между Шэни и Ансивой, хорошо слышимая даже в самом дальнем углу заставы, продолжалась не слишком долго.
В конце концов, девицы нашли компромисс и через десять минут сидели в одной бочке, пристально глядя друг на друга и держа наготове мочалки. У каждой под глазом красовался синяк, придающий обеим неповторимый шарм.
Голова Маора Скета напоминала коленку, такая же лысая. Блестела она, словно натертая воском, в любое время суток и являлась, хотя Первый министр в этом никогда бы не признался, предметом особой гордости хозяина. К тому же, внутри сей правильной формы головы скрывался недюжинный мозг. Благодаря ему простой эльф из низов смог сделать блестящую карьеру и стать Первым министром.
И мозг этот никогда не сидел без дела. Маор стремился всюду быть полезным, доказывать свою состоятельность и преданность королю. Расслабься он на минуту, Второй министр тут же воспользуется случаем и спихнет Маора с места. Маор такого допустить не мог и доводил всех до белого каления своим трудолюбием.
Письмо, принесенное голубем с границы, застало эльфа за игрой с самим собой в шахматы. По чистой случайности его не перехватил Второй министр, лежащий с приступом инфлюэнцы, так что посыльный передал послание Маору.
Прочитав рунические каракули Тофаста, он решил действовать незамедлительно и побежал к королю.
Пиннер хандрил в своих королевских покоях и занимался тем, что бросал дротики в гобелен, изображающий его отца, принимающего Иностранных Гостей. В тот момент, когда Первый министр, не постучав, вломился к монарху, тот весьма удачно залепил дротиком Главному Иностранному Гостю в глаз.
Напуганный вторжением, Пиннер едва не свалился со своего кресла, изготовленного в виде уменьшенной копии трона, и сделал вид, что занят государственными думами.
Впрочем, вид короля наводил на мысль об обратном. Пиннер был в домашнем халате и босиком. Тапочки его стояли почему-то на подоконнике, а в одной из них лежал недоеденный бублик с маком.
Первый министр чинно поклонился, скашивая взгляд на этажерку с книгами, которая только что стояла возле кресла, но как раз в этот момент свалилась, разбрасывая содержимое.
– Что у вас? – спросил король.
Маор поднял глаза, источающие вежливую преданность, и улыбнулся.
Он считал, что Пиннер полный идиот и по этой причине не имеет права занимать долерозийский престол.
– Ваше величество, я получил важное послание. Дело государственной важности!
– Да? – спросил Пиннер, пытаясь поджать голые ноги. – И что же?
– Прочтите!
Король скорчил величественную мину, которую ежедневно оттачивал по утрам перед зеркалом, и отмахнулся.
– Сделай милость, Маор, огласи содержание сам.
Первый министр кивнул, бросив взгляд на гобелен, утыканный дротиками, и, прочистив горло, продекламировал строки бессмертного послания Тофаста.
– Что?
Маор ожидал именно такой реакции. Король соскочил с кресла и, подбежав к Первому министру, вырвал у него бумагу.
– Мои племянницы! Мои племянницы! Ты понимаешь, что это значит? – завопил Пиннер, хватая Маора за плечи.
– Да, ваше величество. Именно так, ваше величество.
Король сделал пробежку по комнате, хватаясь за растрепанную голову и маша руками. На пол с полок, столиков и комодов летели разные предметы, но монарх этого не замечал до той поры, пока не наступил на свою же корону.
– Ай!
Наблюдая, как Пиннер прыгает на одной ноге, Маор воздел глаза к потолку, на котором искусная роспись изображала что-то вроде массовой попойки.
На самом деле – и об этом знали только посвященные – художник, тяготеющий к горячительным напиткам, имел в виду «Восшествие первого короля Долерозии Отваэлиса Меланхолика на престол».
– Ваше величество, здесь важна быстрота. Судя по тем подробностям, что нам сообщают, принцессы попали в отчаянное положение, – сказал Первый министр, оторвавшись от своих фантазий, где на месте физиономии Отваэлиса на росписи красовалась его собственная.
– Ты прав! – Пиннер подобрал корону и криво водрузил ее на голову. – Нам нужно… нам нужно…
– Я отправлюсь немедленно, – поклонился Маор, – моя обязанность доставить принцесс во дворец в целости и сохранности и обеспечить им должный прием.
Король посмотрел на Первого министра не иначе как с восхищением.
И такие взгляды Маор любил больше всего.
– Да, отправляйся. Мы не имеем права ударить в грязь лицом. Снаряди пышный кортеж. Подумать только, Шэни и Ансива! Лети на крыльях ветра! Лети! А я пойду и предупрежу Малиэну!
– Ваше величество, – сказал Маор, заметив, что король собирается выскочить в коридор босиком и в домашнем халате. – Простите, но ваш вид…
– Ох! Спасибо, Маор!
Первый министр чинно выплыл из королевских покоев и пошел прочь, ускоряя шаг. Через двадцать метров, сделав пару поворотов, он уже бежал, уверенный, что в пустынных дебрях дворца его никто не увидит. Так и было.
Горя лихорадкой нетерпения, Маор заскочил к себе, переоделся в более подходящее для дороги, но богатое и величественное одеяние, после чего приступил к делу.
Дворец зажужжал, словно осиный рой, гомон разогнал сонную тишину, и в воздухе остро запахло переменами.
Кто спал, проснулся, потирая красные глаза, кто бодрствовал, ощутили прилив сил. Слуги, которых Маор запряг для выполнения срочных работ, быстренько разнесли новость из конца в конец, взбаламутив мирное течение жизни.
У всех на устах было слово «Аладия» – и далеко не все эльфы смогли вспомнить быстро, что это и с чем его едят.