Данное исследование не представляет собой странную попытку дилетанта высказаться наперекор, когда наука уже всё, что нужно, объяснила. На многих страницах ниже наглядно демонстрируется, что, увы, ничего подобного с официальной стороны не сделано, так как отписки и отговорки в духе «сам дурак» в адрес недоумевающих граждан вряд ли могут пойти в зачёт.
Впервые об «эффекте Манделы» заговорили в 2010-м году: между участниками конвенции «Dragon Con» в США разгорелся спор о биографии этого борца с апартеидом. Вопреки фактам, отдельные люди утверждали, что Нельсон Мандела никогда не был президентом ЮАР и скончался в тюрьме в 80-х годах прошлого века, – хотя до его кончины оставалось ещё три года. Спустя некоторое время исследовательница феномена Фиона Брум, принимавшая участие в дискуссии, отыскала свидетелей похорон первого президента ЮАР из числа узников тюрьмы Полсмур в Кейптауне, пересказывавших некрологи из газет. С тех пор участившиеся случаи массового проявления так называемых «ложных воспоминаний» называют «эффектом Манделы», хотя речь уже в малой степени идёт о лжи и чьих-то биографиях. Текущие наблюдения за материальным миром, инфосферой и культурно-эстетическим контекстом нашего существования предоставляют гораздо больше почвы для сомнений в статичности прошлого и настоящего в целом.
Насчёт Нельсона Манделы автор был и остаётся уверен, что тот дожил до 2013-го года, вопреки всяким нытикам, – так что на негативную чушь каких-то недообразованных американцев несколько лет внимания не обращал. Но в 2020-м году, как-то ранней весной, случайно наткнулся в Интернете на публикацию об изменении эмблемы Volkswagen, – не дизайнерами на автопредприятии, не заявка о грядущем ребрендинге, а… сразу вообще вокруг, в металле. Странновато было прочесть подобное для физика-материалиста, в детстве собиравшего вырезки из автомобильной рубрики журнала «Наука и жизнь» и обладающего крепкой памятью большого объёма. После прочтения этих глупостей как-то вышел из дома по своим делам, высматривая автомобили данной марки: надо же было убедиться в никчёмности заявлений свихнувшихся и с чего-то паникующих блогеров… И увидел то, что заставило задуматься, вплоть до необходимости выразить мысли в книге.
Пришлось гораздо более обстоятельно погрузиться в Интернет. Там автор узнал следующее: феномен связан с коллективной памятью, когда множество людей помнит некоторые события и вещи не такими, как их сейчас описывает официальная история. Люди клянутся, что читали и видели своими глазами, узнавали самостоятельно, учили в школах и университетах не совсем то, что видят или слышат сейчас.
Пример: вам скажут, что японцы первыми высадились на Луну. Как вы отреагируете? Скажете: ложь! И будете уверены, потому что первыми там были американцы в 1969-м году; событие задокументировано, фильмы, книги, фото… И будете правы. Теперь другой пример: вам скажут, что Хрущёв никогда не стучал ботинком в зале ООН в 1960-м году. Как вы отреагируете? Вы также скажете: ложь. И будете уверены, что это ложь. Потому что это скандальное событие тоже хорошо задокументировано. Но… Вы неправы. Нет более общепризнанных доказательств этого факта. Они исчезли, как и видео с ботинком со всех ресурсов (хотя отдельные фото улыбающегося генсека, держащего снятый ботинок, почему-то остались). Эпизод вообще отрицается как имевшее место историческое событие; но почему и зачем?..
Похоже на странное коллективное помешательство, которому пора бы и благополучно заканчиваться, но… Буквально за пару лет выяснилось, что одним африканцем дело не ограничилось; «эффект Манделы» начал плодиться. С начала 2010-х гг. до сегодняшнего дня зафиксировано множество аномалий в недавней истории. Изначально странное явление распространялось только на англоязычный сегмент мира, но в кратчайшие сроки добралось и до русскоязычного, затрагивая самые общие места в культурной среде, – литературу, фильмы, песни и др.
По мере получения информации о нём автор понял, что лично уже сталкивался с ним, не подозревая о массовом его формате, достаточно давно – ещё в 2012-м году. Выглядело это так: за год до того съездил в Венгрию; там довелось попробовать пиво «Hoagaarden» (название напитка после возвращения из-за границы было сразу же вписано в путевые заметки, так что это не голое воспоминание, а уже «не вырубишь топором»). Оно понравилось, и в жаркие дни следующего года, находясь в России, автор, видя издалека в магазинах, что напиток есть и у нас, наконец, обратился к покупке. Осмотр на полках супермаркета поставил в недоумение: пиво было, абсолютно такое по всем приметам, но наименование… отличалось на одну букву – «Hoegaarden».
Это вызвало когнитивный диссонанс. Автор начал выяснять на кассе, что же это, то или не то, но продавщица ничего не смогла прокомментировать. Купил, попробовал – то самое. Обыскал весь Интернет на предмет старого названия, но нашёл лишь упоминание, что бывают… фруктовые вина «Hoagaarden» и более ничего. После этого несколько раз покупал «Hoegaarden», убеждался, что со вкусом стабильно, и только задавался вопросом: а с буквой-то «а» что было не так? Чем она не понравилась? Почему переименовали?.. Снова искал во Всемирной сети. Итог – вроде всегда было Hoegaarden; почему же автор помнил и даже зафиксировал, что не всегда?
Как отмечают блогеры, плотно занимавшиеся данным феноменом, первый его всплеск произошёл в 2012—2013 годах, но для большинства остался недопонятым и недооценённым (вот и автору повезло столкнуться с ним на раннем этапе и попросту остаться в растерянности со своим частным «неправильным воспоминанием»). Вторая волна, по оценкам блогеров, пошла в 2015—2016 гг. и была сильнее. Пару лет спустя тряхнуло ещё серьёзнее, масштабы явления увеличились до наглядности здесь и там; в том числе ситуация с эмблемой Volkswagen поставила вопрос о «манделизации» окружающего мира перед очень многими «неверующими». По понятным причинам, так как эффект касается человеческой памяти, опершись на формальные признаки «расстройства», – но, по факту, с совершенно ничтожным результатом – за него взялись психологи (вкупе с нейрофизиологами), чтобы дать отповедь растерянным гражданам, память которых не сходилась с реальностью.
Хотя, отметим, вовлечение их в дискуссию как «авторитетов» обосновано не более, чем обращение на заре изучения электричества – когда развлекались тем, что десятки людей брались за руки и по замкнутому хороводу разряжалась «лейденская банка» (примитивный конденсатор трёхсотлетней давности) – в первую очередь… к докторам, раз уж люди падают в судорогах и испытывают боль. Да, болевые ощущения от невидимого внутреннего удара; но явление-то не об этом, а об электрической цепи, токе и проводимости.
Что же говорит доныне официальная наука? «Эффект Манделы» – это конфабуляция, парамнезия, то есть психопатологическое явление ложной памяти, когда человек убеждён, что некие вымышленные события происходили на самом деле. Тем не менее учёные не в состоянии объяснить, почему такие одинаковые воспоминания, которые касаются событий общеизвестных, исторических, географических, астрономических, зоологических, анатомических, художественных, литературных, архитектурных и др., могут наблюдаться порой у миллионов землян, живущих в самых разных концах света.
Вот факт любого рода; внешний вид объекта; наименование персоны, авторства; образ и речь персонажа из кинематографа; фраза, поэтическая или песенная строка; поза или жест из живописи и скульптуры, даже какие-то административные установления и отношения собственности и т. д. Они были демонстрируемы много лет, иногда нескольким поколениям людей; помимо этого, уже отражены в различных карикатурах и пародиях, имеют реляции в кино-, телепродукции и в театре, в анекдотах и мемах, полиграфии и сувенирах и др. И вдруг – «в действительности было не так, как на самом деле», перефразируя Ежи Леца; внезапно, свежо и непредсказуемо.
Конечно, такое количество «несогласных» (и даже, наверняка, какие-никакие, но всё же нестыковки и зафиксированные капризы реальности у миллионов, молчащих по данному поводу) – это не все восемь миллиардов населения планеты. Блогеры свидетельствуют, что конформизм, культурная разрозненность, беспамятство и индифферентность по большей части торжествуют. Объяснять среднестатистическому человеку явление «эффекта Манделы» сейчас – всё равно что пытаться донести до обывателя степень разрушительности ядерного оружия до первого его испытания. «Я точно не помню» – естественно, статистически самый частый ответ в опросах по поводу тех или иных проявлений эффекта. Бóльшая часть социума, столь же естественно, согласна принимать то, что ей предложат увидеть в официальных источниках информации (в которых явление, собственно, также и отмечается, без проволочек, поэтому они сами должны быть объектом контроля, а не источником для бездумного потребления). Объединение небезразличных, памятливых и опора на них – единственный вариант дальнейшего развития темы. Интернет в этом плане сработал.
Собственно, отсюда автор начинает реализовывать программу научного исследования, ровно так же, как начинали с первой половины 17-го века. Сбор данных, раздача наименований, первичное выделение свойств и характеристик, классификация. Выявление спектра возможных объяснений для отнесения изучаемого явления к определённой научной сфере. Выдвижение гипотез, сравнительный их анализ, определение приоритетных из них по объяснительной силе, возможности их «верификации» и «фальсификации»; отсеивание непригодных вариантов. Только так; других, обходных путей у нас нет. Выковать знание научного качества по-иному, обхитрить реальность не получится, — в силу весьма скромных познавательных характеристик Homo Sapiens.
Ещё М. Монтень заметил, что бич человека – это воображаемое знание. Ситуация, когда не то что в самом разборе феномена, но хотя бы по направлению к нему вообще нет науки, да и разбора-то нет, а есть лишь словесные упражнения (в весьма ограниченном наборе идей), по мнению автора, должна меняться, даже в эпоху, когда определённость твёрдого знания становится всё менее востребованной.
Необходимо пояснить некоторые методологические вещи, выводящие разбирательство детективного характера на уровень науки. С пониманием «верификации» как подтверждения, скорее всего, трудностей не возникнет; термин знакóм общественности и по некоторым бытовым вещам. Тем не менее, обнаружение фактов, говорящих в пользу гипотезы, – дело нехитрое, лишь намёк на то, что гипотеза может стать теорией; своего рода допуск. Нужны более жёсткие приёмы; к ним относится «фальсификация». Это, в методологии науки, не подделка или подтасовка чего-то, а критический заход с другой стороны: не pro, а contra. Фальсификация – когда предлагается (желательно самими её авторами и сразу по выдвижении) определённый способ опровержения гипотезы (желательно принимаемый научным сообществом). Если в ходе проверки она выдерживает испытание, тогда перед нами действительно серьёзная заявка, кандидат на работающую теорию. Само существование путей возможного опровержения – признак того, что гипотеза, став теорией, породит знание, по-настоящему достойное звания «научное», а не просто мнение и словоизвержение (или вероисповедание). Когда оно появляется, никто уже не испытывает потребности выражаться в духе «это могло произойти по множеству причин»; причины в ограниченном количестве становятся необходимы и достаточны, механизмы – прозрачны, а объяснения – единообразны. Былой же плюрализм, свойственный этапу преднауки, остаётся в прошлом.
Не все из вышеуказанных моментов и этапов будут следовать строго один за одним, – неизбежны и возвращения, и повторы, – но они обязательно будут присутствовать в нашем исследовании системным образом и вести к результату.
В рассуждениях автор, как методолог науки, намерен эффективно применять такую вещь, как мысленный эксперимент. Роль этого инструмента в развитии науки обычно не выставляется напоказ, хотя применялся он много и успешно.
Ещё до эпохального спора Нильса Бора и Альберта Эйнштейна, этой почти сорокалетней «дуэли на мысленном эксперименте», откуда взялось «открытие» Галилея об одинаковом ускорении при падении любых тел на Землю? Шарики катал и бросал?.. Раскроем карты: он, может быть, вообще плотность и сопротивление воздуха оценивал. Фактически же ещё за несколько десятилетий до того другой итальянский мыслитель в уме прикинул: «Если тяжёлые и лёгкие тела падают (ускоряются) с разной скоростью, тяжёлые быстрее, а лёгкие медленнее, то что будет, если мы тяжёлое и лёгкое тела свяжем верёвкой и бросим? Это мы, формально, бросаем единое более тяжёлое тело, поэтому соединённые тела должны падать ещё быстрее, чем одно тяжёлое? Или лёгкое будет притормаживать тяжёлое в его падении и скорость в итоге будет компромиссная?..». Подумал-подумал – да и принял результат своего мысленного эксперимента, который вполне сошёлся с практикой. И Галилей уже знал об этом виртуальном опыте.
Самое важное, с точки зрения автора, – не снижать планку, не отступать от принципов: с самого начала определимся с тем, что знание никакого качества, кроме естественнонаучного, нас не устроит. Оно должно давать однозначные ответы (такие, как, например, ответ на вопрос «Если человеку отрезало руку, может, она снова отрастёт?» – нет, не отрастёт), формировать замкнутый теоретический комплекс однозначных причинно-следственных связей (без каких-либо «а может быть поэтому или ещё потому; а приведёт к тому, или к другому, или к третьему»); обладать прогностической и эвристической силой; давать возможность если не вычислений, то, по крайней мере, взвешенных численных оценок; годиться как актуальное знание не локально – то есть, не в России в отношении того-то в соответствии с политической доктриной текущего момента, а без ограничений, в любое время, в любом месте и для любых проявлений феномена.