Над долиною Омо
синий вечер, густой и тяжелый.
Лишь у кромки небес
тлеет след отгоревшей грозы.
Всё предельно знакомо —
травы, кладбища, нищие сёла.
И космический лес
где небесные водятся псы.
Я ушел в Огаден,
сотню лет разменяв на мгновенья —
будто ветер летел
по воздушной тропе среди скал.
И, оставив свой плен,
я в оковах нашел избавление.
Замерзая, сгорел
и, сожженный, в огне замерзал.
Отстучали часы
над пустыней, где век коротаю.
Время льется в песок.
Жду сегодня, когда позовут
те небесные псы,
что в ночи собираются в стаю
и в назначеный срок
обещают свободу от пут.
Я беру и огонь
и студеные льды в побратимы.
Все что было – раздал,
а что скрыл – все равно потерял.
Холодеет ладонь,
в Лалибэлу идут пилигримы:
кто их раз повстречал —
тот разгадку Вселенной узнал.
Вот посланник спешит,
и под сенью соломенных хижин
все ликуют навзрыд,
умирая во сне вместе с ним.
Черный раб сторожит —
и небесная стража все ближе.
Нам Спаситель простит.
Только мы ничего не простим.