2. Три месяца спустя. Первая пуля – никто не ждал!

Ровно полдень. Август в агонии, жарит по полной программе.

Из черного джипа вышел молодой человек в черной рубашке и солнцезащитных очках, закрывавших половину лица. Он дошел до ближайшего киоска напротив, купил минеральной воды и вернулся. Открыл запотевшую бутылку еще на обратном пути, холодная вода с шипением вырвалась из горлышка, упала на горячий асфальт.

Две опрятные старухи, сидевшие неподалеку, с завистью созерцали, как пьет воду молодой человек, как она с шипением течет по небритому подбородку на грудь, как ходит вверх-вниз кадык…

Он оторвал горлышко от рта, утер губы тыльной стороной ладони и залез в джип. Обе старухи непроизвольно сглотнули, с их доходами на газировку не раскошелишься, да и заработка сегодня…

– Место прибыльное, а за сегодняшний день ни гроша! – заворчала полнотелая старушка, доставая из сумки термос.

Место действительно людное: напротив огромное здание комплекса под скучным названием «Табакерка», где разместились торговый центр, молодежный и спортивный клубы, ресторан с баром, гостиничные номера, тут же непонятно зачем ютятся ларьки, но главное для бабулек – остановка. Маршрутки, такси, автобусы и троллейбусы останавливаются чуть поодаль, следовательно, людской поток здесь постоянен в любое время суток. Бабули с весны торговали на этом месте семечками и орешками, никто их не гнал, мало того, хозяева всех этих заведений уважительно здоровались, иногда покупали семечки и орешки. А что, самый здоровый продукт, к тому же обе бабушки чистоплотные.

Налив в стаканчик воды, которая всю ночь охлаждалась в холодильнике, полнотелая старушка протянула его подруге, похожей на высушенную бледную поганку, та залпом выпила и выдвинула версию, почему им сегодня так не везет:

– Из-за джипа все. Загородил нас.

– Это с той стороны загородил, а с этой чего не подходят?

– Оттого что отсюда, – указывая тонкой рукой, зачастила старушка, – люди спешат на остановку, им не до нас в такую жару. А оттуда загородил джип, нас не видно. И стоит, зараза, тут с самого утра! Мы пришли, а джип уже здесь был. Чего им надо?

– У них спроси, – проворчала первая бабка, кинув ненавистный взгляд на машину.

– А и спрошу! – разошлась вторая, встала со складного стульчика, руки поставила на то место, где у женщин бедра, она же этими прелестями не обладала. – Эй! Я тебе говорю! В джипе!

Парень с торчащей во рту спичкой, пивший минеральную воду на глазах осатаневших от жары старух, лениво повернул лицо к ней. Он находился в состоянии спартанского покоя, но это не означало, будто его состояние сулило покой и бабкам, что угадала полнотелая старушка, поэтому дернула подругу за юбку:

– Нюша, брось, не трожь их.

– Подожди, – точным жестом убрала ее руку баба Нюша и приняла ту же позу: руки в бока, подбородок приподнят, брови сведены. Ей еще никто слова возражения не сказал, а она наполнилась боевым духом, потому ее просьба выглядела скорее приказом: – Молодой человек, не мог бы ты на своем джипе отъехать куда подальше!


Тот как жевал спичку полусонно, так и продолжил жевать, только отвернулся, будто не слышал. Не получив отпора, баба Нюша, подняв подол домашнего ситцевого халата, переступила через свой эмалированный тазик с семечками и сделала три-четыре шага к джипу.

– Нет, ты погляди, Зин! – заверещала баба Нюша, повернувшись сначала к товарке, затем к джипу. – Как глухой! Ты как ведешь себя с пожилыми людьми? А ну, отъезжай, я сказала! Нашел стоянку! Здесь место занято!

И что он? Не взглянул даже. Впрочем, может, и покосился в сторону отощавшей старушки, да за широкими стеклами черных очков глаз не рассмотреть. И будто назло он сполз в кресле, полностью развалившись, кажется, собрался поспать, один локоть торчал в окне.

Солнце в зените, зной, из развлечений – лишь наблюдения за прохожими, кто во что одет, примерно прикинуть стоимость, да из какого материала сшито. Скука с жарой и прокисшую кровь подогреют, вот и понесло бабу Нюшу. Помахивая ручонками, словно готовилась к раунду на боксерском ринге, она приблизилась к джипу, горя негодованием:

– Значит, так, да? Рожу воротим, да?

– Нюша! – предупредительно крикнула баба Зина, но на ту нашло вдохновение, она бесстрашно лезла на рожон:

– Нет, стали тут, загородили товар, а мы сидим, и нас не видно!

На водительском сиденье полулежал такой же здоровяк в очках. На визг он повернул голову, сдвинул очки на лоб и весело уставился на бабку, которая сотрясала воздух руками, размахивая ими, как на утренней зарядке.

– Никакого уважения и почтения к возрасту! – гневно выкрикивала баба Нюша. – Сделали вам замечание, так уезжайте тихонько в сторонку! Дайте нам торговлю вести, у нас клиенты здесь ходят. Нет, они стоять будут до упора…

Дверца открылась, из джипа спрыгнул на тротуар первый парень, ни слова не говоря, схватил бабу Нюшу выше локтя и оттащил к пустующему складному стульчику. После он взял бабку за костлявое плечо, стоило ему легонько нажать, как она упала на стульчик. Когда он убедился, что старуха сидит, наклонился и тихо, с душой вымолвил:

– Сиди, бабка, и молчи.

Минуту спустя он развалился в джипе, замер, словно в мгновение ока заснул. Баба Нюша взмахнула руками, ударила себя по косточкам ниже талии, еще раз взмахнула…

– Не маши, не взлетишь, – сказала баба Зина.

– Нет, ты видала? – прорвало бабу Нюшу, правда, она не рискнула высказывать возмущения громогласно. – Ты видала обращение? С кем и кто! Этот бугай со мной! Я бы всех этих, в джипах, к стенке ставила. Едет в джипе, значит, не человек, к стенке его!

– Нервная ты, Нюшка, потому что худая. Худые все злые.

– Что обидно – ни одна рожа, проходившая мимо, на мои горькие слова внимания не обратила. – И вдруг вернулась к фразе бабы Зины: – Это ж почему я злая? Я за справедливость. Им разве трудно вон хотя бы туда отъехать? Стоят, сволочи, в пяти метрах от нас и бровью не ведут. Равнодушие кругом! Раньше было не так.

– Хм, раньше! Раньше и водичка сладкой была, когда хлебнешь ее после этого дела, а потом снова за ласки примешься.

Обе зашлись от хохота, видно, и бабе Нюше знакома жажда после любви, да что там, конечно, знакома, она тоже была когда-то молодой.


Прошло три часа. Старухи осмелели, грызли семечки, предназначенные для продажи, и переругивались с парнями в джипе, которым, очевидно, тоже надоело торчать без дела на солнцепеке. Да, в их машине предусмотрен кондиционер, но они и не думали закрывать окна, курили и окурками выстреливали в окна, те падали прямо на тротуар.

– И у себя дома гадишь так же? – провоцировала парней на диалог баба Нюша. – Кидаешь окурки куда попало, да? А тут, между прочим, люди метут каждый день. И ходят. Самому не противно ходить по мусору? Ни стыда, ни совести, ни культуры.

– Бабка, отвяжись, – лениво протянул парень.

– Плохо тебя родители воспитали, плохо, – посетовала баба Нюша, уже не обижаясь, потому что поняла: она его достает больше.

– Да у них обоих, может быть, и не было родителей, – стряхивая шелуху от семечек в полиэтиленовый пакет (чтобы не сорить), сказала баба Зина. – Детдомовские, видно.

– Ага, – согласилась подружка, – некому было приличное воспитание привить. Ничего, оглянуться не успеют – сами станут старыми, тогда поймут.

– Бабки, заглохните обе, надоели, – попросил водитель.

– Слышала? – ударила себя по острым коленкам баба Нюша. – Это нам с тобой – заглохните! Это уже все! Конец всему!

– Ты как разговариваешь?! – повело и бабу Зину на скандал.

Но Нюша толкнула ее в бок, переключив внимание:

– Гляди, кто приехал. Баграмян. Ой, мама родная… и этот на джипе! Ай-ай-ай… На новом! Вчера у него была другая машина. Живут же, подлюки!

В летнем костюме цвета слоновой кости и в сопровождении Акулича Яна Львовича, тоже бизнесмена, Арамис подходил к своему молодежному клубу, который прославился не только в городе, но и за его пределами. Заканчивался ремонт, остались последние штрихи перед сезоном, когда в клубе будет негде яблоку упасть. Они остановились напротив входа, Арамис, показывая на фасад, с азартом, присущим людям увлеченным и деятельным, рассказывал:

– Слева от входа будет вертикально висеть название: «Клуб “Корлеоне”». Я заказал вывеску – супер. Не просто горит, а сверкает! Искрами, искрами выстреливает! Тем самым привлекает внимание. А над входом разместим две пляшущие фигуры, как я видел во Франции…

Пока Арамис что-то показывал своему приятелю, явно хвастался, баба Нюша успевала по сторонам поглазеть. Привычка у нее такая, можно сказать, шпионская привычка. Но разве не входит в обязанность шпионов вертеть головой на сто восемьдесят градусов? А она просто так, даже не из любопытства, а потому что ее глазам требуется постоянная смена объектов. В этот момент из окна джипа высунулось…

– Зин, Зин, чего это? – толкнула локтем товарку.

– Где? – спросила та.

– Да вон… в джипе… высунулось…

– А, так это ружье… Ты совсем плохая? Ружья не узнаешь?

Тем временем Акулич, оценив проект Арамиса, отрицательно качнул головой:

– С левого бока, говоришь? Несерьезно. Детишки сдерут твое название до открытия, дай бог, если их током не долбанет, а то ты же еще и виноватым окажешься. От них следует все вешать как можно выше, чтобы не достали…

Внезапно в типично городском шуме, в котором соединились голоса людей, звуки работающих моторов автомобилей, протяжный стон тормозов и так далее, раздался одинокий хлопок. Он был слишком громким и резким, чтобы не обратить внимания на этот в общем-то своеобразный, непривычный и холодный звук. Конечно же, большинство догадались мгновенно: это выстрел.

Выстрел – и, казалось, жизнь в городе мгновенно замерла, лишь отголосок этого непривычного хлопка для мирного времени дрожал в знойном воздухе, нагнетая атмосферу неотвратимости.


Горбанев вырулил из личной комнаты отдыха в кабинет, застегивая рубашку, плюхнулся в кресло, отдышался. Здесь хорошо, кондиционер, в комнате отдыха его нет, собственно, там и окон нет, а дверь желательно запирать изнутри, вот и мучайся, получая удовольствие, – не парадокс ли?

Появилась слегка растрепанная Алла, один взмах ее рук – и прическа приведена в норму, кстати, одежда в порядке, будто ничего не было. Она села напротив, достала тонкую сигарету, закурила и задумалась. Горбанев не курит, только пьет, в меру, разумеется! Иначе астрономические доходы падали бы в чужой карман, так как пьющие люди ленивы, нерадивы, неудачливы. Нет, он любит деньги, они отвечают ему взаимностью, потому ради них Анатолий Петрович готов расстаться со спиртным, женой, друзьями, детьми, даже стать вегетарианцем, если потребуется. Он с обожанием смотрел на задумавшуюся Аллу, а мысли его были далеки от обожания.

Давно пора бизнесмену его уровня не на сорокалетнюю женщину набрасываться в порыве необузданной страсти, а взять молоденькую и длинноногую любовницу. Но разве девчонка сможет дать ценный совет, когда прижмет, откуда у нее возьмутся на это ум и знания? Откуда возьмутся очарование, умение себя подать, тигриная грациозность, способность возбудить в довольно пресыщенном мужчине остроту вожделения? А потом что с ней делать? Дать денег и выставить? Пардон, тогда это грязная сделка, любовница уже не любовница, она проститутка, а он клиент. Горбанев из тех, кто за чистоту в отношениях, он терпеть не может грязи, жаждет чувствовать себя единственным желанным мужчиной, что и получает сполна от Аллы. Связь их длится мно-ого лет, конечно, Алла рассчитывала на статус жены, одно время Горбанев сам был не прочь закрепить отношения, однако подумал и передумал. Скандал был бы неизбежен, у Аллы муж с положением, а на что способен обозленный человек и к тому же облеченный властью? Это знает только черт. Нет, Горбанев осторожный.

Она юрист, курирует комплекс, который принадлежит ему не без ее помощи (в свое время помогла его купить за сущие копейки именно Аллочка), а по сути, она придумывает, каким образом получить больше денег – не ей, конечно. Она его помощница абсолютно во всем, ее советы ценнее дружбы с губернатором. Ей не придет в голову его подставить, кинуть, что-то там у него отнять, сподличать, выклянчить. Сто пятьдесят раз Горбанев разрывал эту связь, Алла тоже рвала, правда, чуть меньше раз, но нежданно, как найдет на обоих нечто… из прошлого, так срочно – туши свет.

– Знаешь, из твоей ситуации можно вот как выйти… – продолжила она о том, о чем шла речь до комнаты отдыха, но и сейчас закончить мысль помешал резкий громкий хлопок за окном.

Горбанев вздрогнул, замер, прислушиваясь. Он не понял, что это был выстрел, а подсознание сообразило, оформившись в мысль: «Не в меня ли?» Он посмотрел в сторону окна, не решаясь встать и подойти туда.

– Что это? – спросила Алла.

Горбанев растерянно пожал плечами:

– Похоже на выстрел…

– Не говори ерунды, – поднялась Алла и направилась к окну. – Кому здесь, в людном месте, стрелять? И в кого?

– Не подходи туда! – подскочил Горбанев.

Алле нельзя приказывать, ее можно лишь просить, она отдернула занавеску и выглянула в окно. Кабинет Горбанева на втором этаже, выходит на главный вход, к тому же «комплекс» звучит масштабно, на самом деле это хоть и большое здание, но старое, времен совка, следовательно, видимость здесь с любого края превосходная. Алла опустила глаза и увидела, как черный блестящий джип сорвался с места, нагло рассекая площадь перед входом и разгоняя прохожих. Люди бежали… Куда это они? Алла перегнулась через подоконник, глянула вниз… Бежали к двум распростертым на сером асфальте телам. Странно, если и был выстрел, то один-единственный, а лежат почему-то двое. Присмотревшись, Алла выговорила в ужасе, кинувшись к выходу:

– О боже!

– Что? Что? – забеспокоился Горбанев. – Что там?

– Кровь… Там убили… почему-то двоих… Не одной же пулей уложили, в самом деле… Не понимаю. Я – туда.

В это же время Парафинов читал вслух дознавателю Войлоковой Наташе и – о! – как злился, вкладывая в слова всю имевшуюся желчь:

– «Начальнику криминальной милиции Парафинову И. И. от Киселева В. А.». Почему-то мне шлют! Далее: «После неоднократных угроз в мой адрес со стороны гражданина Маймурина М. О. вынужден письменно заявить, что моя жизнь в опасности. Он не только мне лично угрожал расправой, но и в кругу наших общих знакомых не раз говорил, что оторвет мне голову, а мои уши повесит себе на грудь в качестве трофея. Хотя гражданин Маймурин, а не я открыл колбасный цех и выпускает продукцию того же наименования, что и мое предприятие, но в разы худшего качества, подрывая тем самым мой авторитет и мою репутацию честного предпринимателя. Маймурин присвоил мою марку, которую я зарегистрировал в 1999 году, в то же время считает, будто я намеренно создаю ему конкуренцию, обливаю его грязью…»

Парафинов вытер лысину на макушке и шею платком, выпил воды, встряхнул листы, приготовившись читать дальше, но вдруг брезгливо кинул их и взял другие.

– По заявлению Киселева все? – поинтересовалась Наталья.

– Нет, что ты! В том же духе еще на два листа намалевал, потом дочитаешь. А заканчивается кляуза просьбой завести на Маймурина дело и привлечь к уголовной ответственности. Погоди возражать, я тебе еще кое-что зачитаю. Получено тоже вчера, и опять мне прислали. «Начальнику…» Так, шапку долой… «Заявление. После неоднократных угроз в мой адрес со стороны Киселева В. А. вынужден заявить, что моя жизнь в опасности…»

– Вы же только что это читали, – перебила Наталья.

– Я читал другое заявление, – зло прошипел Парафинов. – А это… угадай от кого?

– Не умею гадать.

– От Маймурина! – бахнул по столу кулаками он. – И этот… нехороший человек Маймурин на трех листах кляузничает на своего бывшего приятеля! И просит завести уголовное дело на Киселева, который угрожал его… цитирую: «Стереть… Изничтожить… Растерзать… Уконтропупить…»

– А, – вспомнила Наташа, рассмеявшись, – этими заявлениями занимается Ленка. Киселев и Маймурин раз в квартал присылают по заявлению, мы всем отделом хохотали над их враждой. Почему вы меня вызвали?

– Потому что Ленка не справилась. Может, ты везучая, Наташка? Может, тебе удастся объяснить двум кретинам, что состава преступления нет, поэтому дел заводить мы не будем, тем более уголовных. Я устал. Они ж и домой мне звонят, по ушам ездят по часу! Еще чуть-чуть – и я обоих сам убью.

– А у них дети есть? – неожиданно спросила она.

Прыгающие чертики в Наташкиных глазах озадачили Парафинова, он настороженно кинул встречный вопрос:

– Ты к чему про детей спросила?

– Ну, если у них есть дети, то давайте поженим их, тогда вражда прекратится, как в «Ромео и Джульетте».

– Не умничай, – буркнул шеф. Зазвонил телефон, он снял трубку. – Парафинов слушает…

Выслушал, спокойно положил трубку на аппарат, вздохнул:

– Накаркали эти два… муравода! В Арамиса Баграмяна стреляли возле его клуба «Корлеоне».

– Когда? – вытаращилась Наталья. Арамис – известная фигура в городе, вызывающая у одних зависть, у других восхищение, у третьих раздражение.

– Минут двадцать назад. Стреляли примерно с десяти-пятнадцати шагов, преступники скрылись на черном джипе.

– Минут двадцать назад?! – округлила глаза Наташа. – Там же народу тьма в это время… там всегда тьма наро… Это одно из самых многолюдных мест в городе, тем более день… Средь бела дня стреляли и всего с десяти шагов?!! Что за смельчак выискался? И как? Убили Арамиса?

– Жив. Везут в больницу. Но, судя по тому, что пуля прошила его насквозь… Ай, ладно, не будем каркать. Забирай заявления, Наташка, и работай, работай. Но чтобы эти два муравода не присылали мне свитков, тем более не звонили! Поняла? Действуй, с меня коньяк. Все, я поехал на место происшествия.

Загрузка...