Что сделал ты, солдат России?
Ты просто выполнил приказ.
Тебя два раза не просили,
Ведь умирают только раз.
Солдат войны не начинает,
И не солдата в ней вина.
Солдат войны не выбирает,
Идёт, куда велит страна.
Солдат войны не выбирает,
Но коль приказ: «Вперёд!» и «В бой!»,
Он смерть по праву презирает,
Своей рискуя головой.
Солдат войны не начинает,
Не делит, кто нам друг, кто враг.
Солдаты войны завершают,
Держа к победе трудный шаг.
Шли на войну и шли из плена,
Шли в пекло яростных атак.
И слышали Берлин и Вена
Солдат России твёрдый шаг.
Солдаты, русские солдаты,
Хранители родной земли,
Покинувши дома и хаты,
Войну под корень извели.
Как много их, кто не вернулись,
Приняв последний в жизни бой!
Они в бессмертие шагнули,
Отдав сполна свой долг земной.
Мечтой солдата сердце билось,
Чтоб не вернулась вновь война
И чтоб навеки воцарилась
Над миром мира тишина.
Не за почёт, не за медали
Солдаты шли на смертный бой.
Собой Россию заслоняли
И думали о нас с тобой!
Давно закончилась война,
По всем погибшим справив тризну.
Осталась карточка одна —
Отца, с фронтов борьбы с фашизмом.
Задумчив взгляд. Сквозь толщу лет
Как свет звезды ко мне стремится,
Чтоб дать единственный совет:
– Война не может повториться!..
Мы прибыли на линию огня.
Нам через час в атаку подниматься.
Холодный пот – ручьём, бьёт дрожь меня —
Я не дерусь, я никогда не дрался.
Обучен я врага колоть штыком,
Метать гранату, в поле окопаться,
И по-пластунски я могу ползком,
Но… страшно мне в атаку подниматься.
Меня ходить учили строевым
И быстро по тревоге собираться.
Три раза мы стреляли боевым,
Но я, как прежде, – не умею драться.
– Стрелял как Ворошиловский стрелок! —
Сказал мне командир. – Прицельно, метко.
Но нынче против нас – фашистский полк,
Превосходящий, донесла разведка.
Мне этим летом – девятнадцать лет.
И с мамой было тяжко расставаться.
Мне на прощание она дала совет
Беречь себя, но смерти – не бояться.
Нам командир сказал, что злость нужна,
Чтобы с врагом отчаянно сражаться.
И смерть за Родину – не так страшна.
Но… страшно мне. Я не умею драться!
Нам высота, сказали, – позарез,
И нас прислали им на пополненье.
Противник клином нам на фланг залез,
И принял командир своё решенье.
Мы ждём команду в глубине траншей.
Туман ползёт полоской предрассветной,
Скрывая плотно в полосе ничьей,
Что будет дня грядущего приметой.
Мне накануне друг мой рассказал,
Как фрицы мать с отцом его убили.
Я слушал и смотрел в его глаза,
Они холодными и злыми были.
Таких рассказов много слышал я,
И я готов давить всех этих гадов!
Но только вот до нынешнего дня
Фашистов видел только на плакатах.
Нет, я не трушу, это просто нерв
Сомненья перемалывает в ярость.
Вчера мы были просто лишь резерв,
А нынче – смерть за Родину досталась.
С минуты на минуту бог войны
Обрушит на врага огонь возмездья.
Последние минуты тишины,
И, может быть, в последний раз мы вместе.
Я знаю, я – сумею, я – смогу!
Хоть первый раз сегодня буду драться.
Я до траншей фашистских добегу,
И пусть тогда они меня боятся!
Рукой сжимаю трёхлинейный ствол,
Сталь воронёная – как откровенье:
Я что-то там в себе переборол,
И – в сторону все страхи и сомненья.
Сигнальная ракета. Всё! Пора!
Я не могу в окопе оставаться!
И я – бегу. И я кричу: «Ура-а-а!»
Я – не страшусь. Я буду насмерть драться!
Мы не знаем вас всех поимённо,
Но бессмертная память – жива.
И склоняются в бронзе знамёна,
И спекаются в горле слова.
Монолит и гранитные плиты
Стали символом общей судьбы.
Братья павшие, вы не забыты,
Жертвы трудной кровавой борьбы.
Помнят вас города и селенья,
Где пришлось жизнь свою вам сложить
За свободу и за избавленье.
Память эту нельзя заглушить.
И взметнулись под высь обелиски…
Будь ты проклята, эта война!
И на каждом есть скорбные списки.
Имена… Имена… Имена…
А потом – Неизвестный… И снова:
Неизвестный советский солдат.
Неизвестный солдат… Тяжесть слова
Давит память куда-то назад.
К тем боям и жестоким сраженьям,
К тем дорогам, которыми шли,
Не жалея себя, с отрешеньем
Ради нашей родимой земли.
Был порыв ваш единой лавиной,
Сокрушившей всемирное зло.
Наша память – в порыве едином,
И в долгу – сохранить, что прошло.
Сохранить ваше мужество, смелых
И готовых на подвиг людей,
Идеалом мальчишек незрелых,
Что гордятся Отчизной своей.
Будет вечная память героям,
Защитившим и спасшим страну.
Да даруется вечный покой им,
Своей жизнью убившим войну!
Пара старых ботинок
Нам осталась от деда.
В них ходил он на рынок,
В них он пил за Победу.
В них копал он картошку
И высаживал вишни,
Нас журя понемножку,
Чтобы в люди все вышли.
Обувая ботинки,
Дед расхаживал важно.
И смеялись морщинки
Вокруг глаз его влажных.
Пара старых ботинок
Помнит шаг вперевалку,
Помнит пляс вечеринок,
Сенокоса день жаркий.
На дорожках знакомых
Сильно поизносились,
Но в замену, на отдых,
Никогда не просились.
На родимом просторе
Деду всяк помогали
Да болячкам и хворям
В плен его не сдавали.
Послужили исправно
Ух как много годочков
И сейчас смотрят ладно,
Ждут лесов и грибочков.
Пара старых ботинок,
Два помощника деда,
В бахроме паутинок,
Как хранители лета.
Деда все мы любили,
Строгость в нём уважали,
Про войну слушать были
Часто к деду бежали.
Вспоминает дороги,
Блиндажи, переправы
И истёртые ноги
До мозолей кровавых.
Взгляд нацелит в ботинки,
Будто вновь он – под пули,
Вытирает слезинки:
– А друзья – не вернулись…
Паре старых ботинок
Вечно снится дорога,
Будто вышли в починок
Да забыты до срока…
С парой старых ботинок
Нам в наследство от деда
Дом под сенью рябинок
И медаль «За Победу».
Пара старых ботинок —
Как с картины Ван Гога.
Их хозяин покинул.
Они ждут у порога…
Во мне горит огонь веков —
Далёкой битвы стук подков,
Походы вольных казаков,
В зарницах отблески штыков,
Отвага дедов и отцов.
В душе боготворить готов
Дыханье зреющих хлебов,
Сиянье дремлющих снегов,
Раздолье волжских берегов,
Сказанья муромских лесов.
Сквозь годы рвётся боль веков,
В Сибирь гонимых кулаков,
На Волге стоны бурлаков
И монотонный стук оков
Из декабристских рудников.
И нескончаем вечный зов,
Протяжный звон колоколов,
Печаль и плач солдатских вдов,
Разлука в песнях ямщиков,
Терпенье русских мужиков.
В моей душе гремят грома.
Россия – горе от ума!
Моя судьба, моя страна,
Восстань, Россия, ото сна!
Живи, свободна и сильна!
Мой брат живым пришёл с войны.
И через годы рассказал,
Как погибали пацаны
И как их старшина спасал.
Сказал, как сбили самолёт,
Что бомбы нёс на Ленинград,
И как он пережил налёт,
И был живым остаться рад…
Лишь много позже осознал,
Что мог и не прийти домой,
И меру счастья так узнал:
Сидит вот с нами здесь, живой!
На фотографии тех лет
Он – в бескозырке набекрень,
В тельняшку новую одет
И руки в боки на ремень.
Вой самолётов злил его:
– А что, коль вражий самолёт?!
Не на подлёте бить его!
Вдогон сбивать его полёт!
Своих наград он не носил,
Он жил как все, всегда шутил,
Хранил в себе, что пережил,
И байки мастерски травил:
– Раз, помню, в детстве наповал
Велосипедом сбил быка. —
И смеха рос девятый вал,
И надрывали мы бока.
– Земля есть тот же чемодан,
Такая ж плоская, с углом. —
Бил красноречия фонтан
О том, как жить своим умом.
Не нужно в угол загонять
Тех, кто и так уже в углу,
И надо больше воли дать
Кому покой не по нутру.
В беде других не оставлять
И знать, что нет чужой беды.
А нищим – по лопате дать,
Когда у нищих нет еды.
Он вечно что-то мастерил,
Был непоседа, шебутной.
Тех трёхэтажным материл,
Кто труд не уважает свой.
Рюкзак с картошкой на плечах
Он гордо нёс, как тот же флаг,
И знал он: дело не в речах,
А лень и блат – наш главный враг.
Освоил фотоаппарат,
Детей снимал и всё подряд,
Альбомы – фотографий ряд —
Ту память бережно хранят.
Он заливал за воротник,
Душа в компании любой.
Но мало кто в него проник,
Какую заливал он боль.
Я часто думал, что мой брат
Был опалённым той войной,
Как множество других солдат,
С войны вернувшихся домой.
Сердца их ныли от досад
За тех, кто дал последний бой,
И рвал их внутренний разлад,
Что друг – в земле, а он – живой.
Брат не сдавал, не отступал.
Он защищал, как Ленинград.
Чужую боль переживал
И не боялся он преград.
Он про вьетнамскую войну
И про Даманский говорил,
Что парни там – за всю страну,
И он бы, если б мог, там был.
Он с полуслова понимал.
Он жизнь, как есть, всегда ценил.
Он не юлил, не угождал,
Он жил, на всю катушку жил.
И жизнь менялась, потому
Что больше было их, как он,
Трудяг, осиливших войну,
Прошедших через тот огонь.
Как много в жизни испытал
С войны вернувшийся брат мой!
Он жил, любил, страдал, мечтал.
Он настоящий был, живой.
Солнца луч разгорается прямо
Над дунайской волной голубой,
Каждый день упираясь упрямо
В герб с колосьями и со звездой.
Герб парит в венском небе вольготно,
Вознесшись высоко над землёй,
Где парят с ним в полёте свободном
Воин бронзовый, щит золотой.
Воспевает гранита величье
Подвиг наших советских бойцов.
И стоит монумент. Символичен
Страж из бронзы как память отцов.
Память тех, кто в жестоких сраженьях
Смог свободу других отстоять,
Кто не дрогнул, идя в наступленье
На безумную чёрную рать.
Воин бронзовый смотрит спокойно
На зелёную медь куполов.
Всё здесь дышит свободно, привольно,
Зелень парков, барокко дворцов.
Льются венского вальса аккорды.
Запах кофе, трамваев звонки.
Воин замер в спокойствии гордом,