Между тем я не забывала, что нахожусь на месте преступления, совершенного всего около часа назад, и у меня была отличная возможность по горячим следам попытаться восстановить ход событий.
Когда-то, в незапамятные времена, подворотня, по всей видимости, была заасфальтирована, но на сегодняшний день от этого асфальта остались одни воспоминания, покрытые как минимум пятисантиметровым слоем грунта. Или, попросту говоря, грязи. На этой грязи, еще влажной после дождя, прекрасно отпечатывались все следы, и по ним, как по книге, можно было прочитать все, что происходило сегодня в подворотне.
Вот натоптанная дорожка, ведущая к выходу из подворотни. Наверняка ее проложили жители этого двора, спешащие утром на работу. Те, разумеется, кто эту работу имел. Что-то подсказывало мне, что отнюдь не все обитатели домов, выходящих в подворотню, составляли доблестную армию тружеников.
Размышляя об этом, я продолжала осматривать территорию. Вот недалеко от входа, за углом, плотно утоптанный участок грязи овальной формы и рядом несколько окурков. Наверняка здесь кого-то ждали. Я достала носовой платок и аккуратно завернула в него один из окурков. Название продукта прочитать было сложно, но уже одно то, что это были папиросы, а не сигареты, говорило о многом.
Я почти не сомневалась, что люди, утоптавшие в укромном месте этот островок (а судя по следам, ведущим к утоптанной площадке, их было несколько), ждали человека в коричневом пиджаке и, так же как и он, не принадлежали к высшим слоям общества. Думаю, у них здесь была назначена встреча. Но по какому поводу? И при чем здесь собака?
Увлеченная осмотром места происшествия (наконец-то дорвалась!), я почти совсем выпустила из виду свою клиентку. А между тем она тоже развила бурную деятельность. Отыскав где-то кусок картона, она пыталась поместить на него то, что осталось от Людочки.
– Серафима Карловна! – поспешила я ее остановить. – Пока не прибудет опергруппа, здесь ничего нельзя трогать. Если вы хотите, чтобы зло было наказано, необходимо дать следователям возможность тщательно изучить место преступления.
– Но ведь Людочку нужно похоронить, – растерянно говорила убитая горем старушка.
– Да, конечно, но имейте терпение. Когда оперативники все здесь осмотрят, ничто не помешает вам забрать свою собаку. Сигнал поступил, думаю, они приедут уже скоро.
– Да?.. Ну… ладно… Хорошо, я подожду.
– Вот и прекрасно, – похвалила я ее и продолжила свой осмотр.
Чтобы иметь более четкое представление о происшествии, я решила осмотреть обувь убитого мужчины. Она была такой же старой, как и костюм. Ботинки с закругленными носами вот-вот готовы были развалиться. Увы! Выделить такую обувь среди прочих следов было почти невозможно. Вот если бы ботинки имели какие-нибудь оригинальные набойки или рифленую подошву… Но ничего такого не было, и на сей раз мне пришлось довольствоваться догадками.
Думаю, человек в коричневом костюме вошел в подворотню и почти сразу увидел тех, кто его поджидал. Здесь сразу возникал вопрос. Был ли этот человек жителем одного из домов, выходящих в подворотню, или он пришел со стороны? От ответа на этот вопрос зависело не так уж мало.
Если человек был местным жителем, то вполне вероятно, что встреча с поджидавшими его людьми была для него неожиданностью. А если он посторонний, то почти со стопроцентной уверенностью можно предположить, что место и время встречи были оговорены заранее и он знал, куда шел. Но знал ли он, что его могут убить? И за что? За что его убили и за что убили собаку?
Я подошла к месту, где лежал труп. Здесь кругом виднелись беспорядочные и глубоко вдавленные следы, из чего я сделала вывод, что жертва сопротивлялась. Но, по всей видимости, борьба была непродолжительной. Такса лежала несколько поодаль. Внимательно осмотрев труп мужчины, я обнаружила, что руки его были в крови.
Это было странно. То, что он не сам перерезал себе горло, было совершенно очевидно, но тогда как он мог испачкать руки? Ранил кого-то в ходе борьбы? Или это он убил собаку? Для чего?
Все было очень запутанно. Некий мужчина крадет таксу, привязанную к столбу возле супермаркета. Приносит ее на условленное место, где его уже поджидают товарищи, и там в присутствии этих товарищей убивает животное с совершенно неоправданным зверством. После этого его убивают самого, причем тоже не церемонятся. Что все это значит?
Орудие убийства валялось тут же. Это был самодельный нож из тех, что делают на зоне. Рукоятка ножа вымазана в крови, и на ней даже невооруженным глазом можно было рассмотреть очень четкие отпечатки. Наверняка это отпечатки жертвы. Только законченный тупица мог оставить после себя такую улику. Я почти не сомневалась в том, что собаку убил этот же мужчина. Но зачем он это сделал? И при чем вообще здесь бедная такса? Зачем ее украли?
Я ничего не понимала.
Что ж, продолжу осмотр, может, найду что-нибудь интересное, хотя бы отчасти объясняющее это странное происшествие.
Но больше ничего интересного я не нашла. В карманах убитого не было ни записных книжек, ни визиток. Там была мелочь и десятирублевая купюра. Не считая мусора вперемешку с остатками табака, высыпавшегося из папирос, которые, по всей видимости, тоже обычно хранились прямо в кармане, больше я не обнаружила ничего.
В подворотне тоже не было никаких улик. Вероятно, все основные события произошли на том небольшом пятачке, где лежал труп, поэтому остальная территория в плане занимательных находок ничего не дала.
Кроме осмотра места преступления, конечно, не помешало бы опросить жителей этой подворотни. Но я понимала, что сейчас сделать это невозможно. Подоплека дела даже приблизительно не была мне известна, а не зная что к чему, я не могла придумать предлог, под которым можно было бы проводить такой опрос. Пусть его делают официальные органы.
Придется запастись терпением. Через денек-другой я позвоню Кире и узнаю, что дало официальное расследование.
С минуты на минуту должна была прибыть опергруппа, и я решила удалиться с места происшествия.
Но для начала нужно было переговорить с Серафимой Карловной. Я объяснила ей, что в интересах дела лучше заявить, что свою собаку она обнаружила самостоятельно, и до поры до времени не сообщать милиции о том, что она прибегала к помощи частного детектива. Я намекнула, что, возможно, мне придется заняться этим расследованием, а выступать одновременно в качестве и сыщика, и свидетеля я не смогу.
– Но ведь в милицию позвонили вы, – не желала понимать старушка.
– Да, но я звонила в частном порядке своим знакомым и просила не упоминать о моем участии в этом деле, поэтому в официальном отчете будет указано, что труп обнаружили вы. И поверьте, так будет намного лучше.
– Да?
– Да.
– Ну… ну хорошо. Я не скажу.
– Вот и прекрасно. Если возникнут какие-нибудь вопросы, пожалуйста, обращайтесь.
Я не стала напрямую говорить, что она может заказать мне расследование. Захочет – сама догадается. Догадалась же она позвонить мне, когда Людочка пропала. К тому же я понимала, что если Серафима Карловна и пожелает в частном порядке искать убийцу, то она будет искать именно убийцу Людочки, а не мужчины в коричневом костюме. А я для себя еще не решила, готова ли заниматься поиском живодеров-извращенцев.
Распрощавшись со своей клиенткой, которая осталась оплакивать Людочку и поджидать оперативников, я вышла из подворотни и почти сразу же услышала шум моторов приближающихся автомобилей. Опергруппа не заставила себя ждать.
Весь следующий день я занималась тем, что и так и эдак прикидывала, что бы могло означать вчерашнее загадочное происшествие. Но версии выходили одна фантастичнее другой.
Зачем мужчина украл собаку? Хотел продать? А покупателю она не понравилась, и он в сердцах вспорол брюхо «товару», который не подошел? А потом сам покупатель прикончил продавца, чтобы больше так не шутил.
А может, он хотел продать собаку на органы? Понадобилось какой-нибудь другой таксе пересадить печень, вот и… Поэтому и вспорол ей живот? Чтобы показать товар лицом.
Почему убили его самого? Из-за того, что собака оказалась неподходящей? Но тогда пришлось бы поубивать большую часть народа, торгующего, например, на блошиных рынках. Там товар тоже, знаете ли…
И вообще, что это за вздор – убивать человека из-за собаки? Да еще из-за чужой. А если его убили не из-за собаки, то при чем здесь эта собака?
В общем, к концу дня я так заморочила сама себе голову всеми этими собаками, убийствами и непонятными следствиями из непонятных причин, что совсем перестала понимать что-либо. Наконец, не выдержав, я набрала номер Кирьянова.
– Владимир Сергеевич? Татьяна Александровна беспокоит. По вчерашнему дельцу нет ли чего?
– А что, эта полоумная бабка тебе расследование заказала?
– Почему же она полоумная? Очень приличная, солидная женщина…
– Угу… солидная… Такой шум подняла… не знали, куда от нее деваться. И куда это милиция смотрит, и какие это зверские преступления совершаются средь бела дня, и куда мы идем… насилу отделались от нее.
– Но, может, ей эта собака очень дорога.
– Может быть. Но всему есть предел.
Киря чувств бабушки явно не разделял, и я поспешила перевести разговор на другую тему:
– А по мужичку по этому что-нибудь выяснилось?
– Похоже, собаку зарезал он. Отпечатки на ноже… Ты видела нож там?
– Да, конечно.
– Так вот. Отпечатки сейчас проверяют в лаборатории, но, я думаю, совпадут. У него руки в крови, да и странно было бы, если бы убийца оставил такую улику.
– Да, я тоже так подумала. Кстати, а кровь отдали на анализ? Может, там не только собачья, а еще чья-нибудь?
– Обижаешь…
– Да нет, это я так, к слову. Наверное, не готово пока?
– Конечно нет, быстрая ты моя.
– А жителей подворотни опрашивали? Может, они что-нибудь видели?
– Ничего они не видели. Мужик этот там не живет, и все, кого опрашивали, утверждают, что никогда его в глаза не видели. Не знаю, может, и врут. Сама понимаешь – кто признается, даже если и видели, кто убивал.
– Это точно…
– Одно можно утверждать определенно – что он там не живет. Думаю, назначил с кем-то встречу в укромном месте, подальше от посторонних глаз.
– А собаку зачем украл?
– Это ты у меня спрашиваешь? Это ты у него спроси. Вообще… не знаю… дурацкий какой-то случай… Ладно бы еще это была его собака. Тогда хоть можно было бы сказать, что собаку убили за компанию с хозяином. Но ведь украл! Украл, привел на место и тут же своими руками зарезал. Черт-те что…
– Да, случай загадочный…
– Впрочем, если хочешь знать мое мнение…
– Очень хочу.
– Думаю, это внутренние разборки. Для чего здесь собака, конечно, пока непонятно и странно, но все свидетельствует в пользу именно такой версии. Посуди сама – убитый шел на заранее назначенную встречу, и если принять во внимание место происшествия и социальное положение убитого, то наверняка и те, с кем он хотел встретиться, не принадлежали к высшим слоям общества. А в тех слоях, к которым они принадлежали, дипломатия-то незатейливая. Четыре сбоку – ваших нет. Начали говорить, что-то не понравилось… мужик этот был один, а тех, с кем он встречался, было несколько. А кто сильнее, тот и прав.
– До чего складно все у тебя выходит.
– Имеешь что-то возразить?
– Не знаю… собака у меня из головы не идет. Ну не держат у себя бомжи породистых собак.
– Может, он ее продать хотел.
– Зачем тогда убил?
– Может, не понравилась.
– Не понравилась – дал пинка и гуляй на все четыре стороны. Убивать зачем?
– Слушай, Татьян, ты мне голову не морочь. Мне сейчас вообще не до бомжей и их разборок. У меня тут такое дело…
– Интересное что-нибудь?
– А то! Представляешь, накрыли нелегальный игорный дом в самый разгар представления! Прямо от столов брали голубчиков. Тепленькими. Позавчера взяли. Сразу – из хаты в каталажку, даже под дождичком не замочили. И хозяина, и гостей, всех!
– И хозяина даже?
– Да!
– Это вы удачно зашли. А адресок как узнали? Птичка накукарекала?
– Добровольная помощь гражданского населения.
– Да что вы говорите! Это откуда же у гражданского населения такие интересные сведения бывают? Ладно, колись – «крота» в банду внедрили?
– Да нет, говорю же тебе – анонимный звонок.
– Киря, ты мне-то хоть лапшу не вешай. Где это видано, чтобы по анонимным звонкам такие заведения сдавали?
– Да мы и сами не ожидали. И группу-то послали небольшую… Потом уж ребята подкрепление вызвали, повязали всех. Да и те от неожиданности тоже… пока от шока отошли… В общем, операция получилась – просто блеск! С нетерпением ожидаю поощрения от вышестоящих органов, а пока интенсивно веду допросы. Такие дела теперь, сама понимаешь, на самом пике актуальности.
– Почему это?
– Как почему? Ты что, за событиями в стране совсем не следишь? Не знаешь, что игорный бизнес в резервацию переселяют?
– Знаю, но при чем здесь…
– А при том. Им хотя и дали какое-то время, чтобы сориентироваться и в себя прийти, но это – акулам, а мелкие лавочки позакрывали сразу. Теперь смотри – заведений стало меньше, следовательно, предложение этой услуги уменьшилось, времени прошло немного, следовательно, спрос остался на прежнем уровне. Ну, и еще примем во внимание, что налоги остались прежними. Что из этого следует?
– Что?
– А то, что даже те немногие игорные дома, которые остались и работают легально, даже при условии, что они до копейки платят все налоги и не ведут левых счетов, даже сейчас они качают сверхприбыли. Что уж говорить о нелегальных заведениях такого рода, которые налоги не платят? А? Сообразила?
– Сообразила.
– Вот об этом я и говорю. Сейчас эти мелкие нелегальные лавчонки, даже если несколько месяцев продержатся до того, как их накроют, и то смогут обеспечить своих владельцев на всю оставшуюся жизнь. Поэтому я и говорю тебе, что эта тема сейчас – на пике актуальности и никакие твои бомжи с собаками тут даже в сравнение не идут.
– Почему это они «мои»? Погоди-ка, ты что, хочешь сказать, что заниматься этим убийством в подворотне вы не будете?
– Ну, почему не будем… будем. Постепенно. Но сама понимаешь, в свете вышеизложенного история с бомжом – это совсем не то направление, которое я сейчас считаю приоритетным. Кстати, эта полоумная старуха написала-таки заявление. Представляешь? Так и изложила: зверское, дескать, убийство собаки, прошу принять меры.
– И ты принял?
– Меры?
– Заявление.
– А что мне оставалось делать? Она бы так до вечера не ушла отсюда, если бы я не принял. Правда, регистрировать пока не стали, теперь сижу, не знаю, что мне с ним делать. Вся прокуратура смеется. Того и гляди анекдоты начнут сочинять.
– Ну и напрасно. Интересы граждан нужно уважать. Кстати, насчет казино, я так и не поняла, кто информацию-то слил?
– Я же сказал тебе – анонимный звонок.
– И что, так и не выяснили?
– Да как бы мы тебе выяснили? Звонили с мобильного, номер не определился… Впрочем, у меня тут есть одно соображение…
– Поделись.
– Думаю, кто-то хотел конкурента убрать. Наверняка или где-то поблизости еще одна такая же шарашка есть, или кто-то собирается открыть. Я уже дал указания… соответствующие. Ребята контроль усилят, может, и еще одно горяченькое дельце вскроем…
– Ну, тогда не миновать тебе повышения.
– Сплюнь.
Я сплюнула, и на этом наш разговор с Кирей закончился. Было ясно, что расследовать убийство в подворотне он не собирался, у него и без этого жизнь била ключом.
Вот весело сейчас Кире! Позавчера – нелегальный игорный дом, вчера – загадочное убийство в подворотне… Того и гляди еще сегодня что-нибудь произойдет… актуальное. И только у меня застой. И почему это одним – все, а другим – ничего? Что это в самом деле за несправедливость?
Обиженная на весь свет, я отправилась на кухню готовить кофе. Должно же быть в этой жизни хоть что-то приятное.
«Хоть бы старуха позвонила мне, – почти не надеясь на чудо, думала я, сидя за столом и равнодушно взирая на шоколадные конфеты, купленные недавно за бешеные деньги. – Неужели она и впрямь думает, что такое серьезное учреждение, как прокуратура, сломя голову ринется выяснять причину убийства ее собаки? Вот частное лицо… оно, конечно, могло бы… за соответствующее вознаграждение…»
Но старуха не звонила.
Всеми брошенная и покинутая, я снова уснула перед телевизором.
Мечта идиота сбылась на следующий день. Около девяти утра раздался телефонный звонок, и приятный мужской голос попросил меня приехать по указанному адресу.
– С вами хотят поговорить, – не вдаваясь в подробности, сказал голос.
Такая скрытность сразу вызвала у меня подозрения, но, однако, догадываясь, что разговор наверняка пойдет о новом расследовании, которое кто-то хочет мне заказать, я, разумеется, согласилась не раздумывая.
«Может быть, это какая-то важная персона, которая не хочет афишировать свое участие? – преисполненная радужных надежд, думала я. – Такие случаи бывали…»
Но если бы я могла заранее знать, что это будет за персона, с которой мне предстоит встретиться, я бы еще двадцать раз подумала, прежде чем ехать на встречу с ней, даже учитывая беспрецедентный застой в делах.
Но заранее я ничего не знала, поэтому, наскоро облачившись в недавно приобретенную джинсу последнего фасона, отправилась на встречу.
Дом, адрес которого мне назвали и где должна была произойти встреча, не принадлежал к числу элитных. Это была старенькая пятиэтажка, расположенная в значительном отдалении от центральных районов города. Поскольку еще во время телефонного разговора я поняла, что клиенты у меня на сей раз солидные, то сделала вывод, что квартира, на которую меня пригласили, конспиративная. Наверняка ее либо сняли специально для этой встречи, либо держат пустой для подобных нужд.
Поднявшись на четвертый этаж и оказавшись в квартире, я поняла, что не ошиблась в своих предположениях.
Хатка была из тех, что сдают «почасно и посуточно» разным командированным и просто озабоченным гражданам. Несколько кроватей, диван, старенький телевизор, стол и несколько стульев. Но люди, которые находились в квартире, совсем не походили на командированных.
На одном из стульев сидела с сигаретой в руках запредельно крутая мадам, одни туфли ее стоили дороже, чем вся эта квартира вместе с мебелью. Кроме нее, в помещении находились двое здоровенных парней и маленький, кругленький, очень подвижный дяденька восточного типа.
«Поздравляю, Татьяна Александровна, на сей раз вы попали по-настоящему», – так думала я, пока кругленький дяденька суетился, предлагая мне стул, и улыбался на все лады, объясняя общее положение дел.
– Вот, пожалуйста… присаживайтесь, пожалуйста… Меня зовут Михаил Натанович… Михаил Натанович Рабинович… хе-хе… такая вот распространенная российская фамилия… не правда ли?.. Хе-хе… Папа хотел назвать меня Моше, но мама сказала ему: Натан, мы живем в России, у нашего мальчика должно быть имя, понятное для русских. Поэтому меня назвали Михаил. Вот такая вот история… хе-хе… А у нас, знаете ли, несчастье… такое несчастье, такое несчастье… но вам объяснят. Да, сейчас прямо, вот сейчас и объяснят. Вы сможете помочь нам. Да, вы сможете. Мы о вас очень много слышали, очень много. Очень много очень хороших отзывов. Да, очень хороших. Поэтому мы и решили пригласить вас. Мы знаем, вы не станете много разговаривать. Правильно? Вы – человек дела. Правильно? Такая прекрасная дама… никто даже не сможет подумать, что вы – сыщик. Это – прекрасно! Очень хорошо. Ведь вы понимаете, в таких делах главное – конфиденциальность. Правильно?
Здесь на мгновение с лица Михаила Натановича исчезло ласковое выражение, и он так выразительно взглянул на меня, что мне сразу стало понятно, что будет, если мне вдруг вздумается требуемую конфиденциальность не соблюсти.
– Вот и прекрасно. Очень хорошо! Я сразу знал, что мы с вами поймем друг друга. Зачем лишние разговоры? Мы делаем заказ – вы его выполняете. Мило, чисто, благородно. А то вот некоторые еще берут подписку о неразглашении… зачем нам подписка? Разве мы не доверяем друг другу? Если возникнут недоразумения, разве мы не сможем разрешить их? Правильно? Зачем нам подписка? Просто встретимся и поговорим. Правильно? Для друга, как говорится, семь верст не околица… хе-хе…
Я сидела, слушала его и проклинала все на свете. И чего мне дома не сиделось? Еще ныла, что дел нет. Вот и донылась. Получила дело? Радуйся теперь.
Несмотря на всю цветистость речи, Михаил Натанович говорил достаточно понятно. Люди, которые хотят заказать мне расследование, желают, чтобы ни одна живая душа не знала не только о том, кем это расследование заказано, но даже вообще о том, что такое расследование проводится. И эти люди имеют полную возможность проконтролировать, как я исполняю это их желание. Было совершенно ясно, что прежде чем встретиться со мной, они навели справки и теперь знают меня как облупленную. По крайней мере, в той части, которая касается адресов, явок и паролей. И стоит мне хоть на йоту отклониться от тех требований конфиденциальности, на которых они так настаивают, меня достанут даже из-под земли. Не то что с седьмого этажа моей квартиры.
«На кого же это меня вынесло? – пыталась угадать я, рассматривая даму с сигаретой. – Чиновные шишки? Но эти могут добиться всего, чего им надо, и по официальным каналам. Зачем им частный сыщик? Впрочем, может быть, здесь какие-нибудь левые делишки, которые с помощью официальных органов расследовать неудобно?..»
Но чем дальше я слушала Михаила Натановича, чем больше вглядывалась в парней на заднем плане, которые, как китайские болванчики, кивали головами всякий раз, когда речь заходила о способах «разрешения недоразумений», тем меньше оставалось у меня сомнений в том, что люди, пригласившие меня для беседы, не связаны с чиновной братией. Слишком уж характерными были некоторые приемы, и характерными совсем для другой социальной группы.
Дама с сигаретой меж тем не проронила ни слова. Теперь я больше склонялась к тому, что она либо жена какого-нибудь крутого и не совсем легального бизнесмена, либо сама такая бизнесменша.
Она была в белом льняном костюме – легкий пиджак и юбка, доставленные спецсамолетом прямо из Милана, – в белой широкополой шляпе и темных очках, которые закрывали половину лица. Когда она начала говорить, оказалось, что обе мои догадки, как ни странно, оказались верными. Выяснилось, что до вчерашнего дня (точнее, ночи) она была женой крутого и не очень легального бизнесмена, а сегодня сама сделалась бизнесменшей, неожиданно оказавшись вдовой. Но по сложившейся уже в течение этого разговора традиции она не приступила сразу к делу, а начала с того, что еще раз напомнила мне о конфиденциальности.
– Все, что вы услышите, не должно выйти за пределы этой комнаты, – тоном, не допускавшим ни малейших возражений, объявила она. – За сохранение конфиденциальности мы готовы доплатить вам, но несоблюдение этого пункта повлечет за собой очень неприятные последствия. И для нас, и для вас. Поэтому вы должны очень четко уяснить для себя, что на время расследования ваш главный личный интерес состоит в том, чтобы оберегать наши интересы.
Здесь она сделала паузу, по-видимому, ожидая от меня подтверждения того, что я это уяснила. Пришлось подтвердить.
– Хорошо. Теперь к делу. Вчера ночью был убит мой муж, Буровой Борис Григорьевич. Разумеется, официальное расследование будет назначено, но существуют некоторые обстоятельства, в силу которых у нас нет уверенности, что официальные органы смогут найти настоящего убийцу. Поэтому мы обратились к вам.
– Что же это за обстоятельства?
– Видите ли… – моя собеседница неуверенно посмотрела на Михаила Натановича.
– Говори, Олечка, говори, дорогая, не волнуйся, – сказал он, взглянув на телохранителей.
– Я подозреваю, что убийство заказал кто-то из конкурентов мужа. У нас антикварный салон и… ну, и еще кое-какой бизнес, и, как всегда в таких случаях, у мужа было много недоброжелателей. У нас ведь богатых не любят, думают, что это все просто так, деньги сами собой с неба падают… Ну, ладно, сейчас не об этом. Так вот, я считаю, что убийство заказал кто-то из конкурентов.
– То есть вы думаете, что убийцу следует искать среди владельцев других антикварных салонов? – спросила я.
– Нет… не совсем…
– Говори, Олечка, говори, не волнуйся, – снова подбодрил Михаил Натанович.
– Видите ли… в салоне… там… в общем, там у нас были пустующие задние помещения, и муж решил сделать там… небольшой… ну, как бы это сказать… нечто вроде небольшого клуба…
О черт!
Признаюсь, глядя на то, как даже эта навороченная «Олечка» мнется и все не решается произнести ключевое слово, я подумала о самом худшем. Детская проституция, садомазохистские вечеринки и растление несовершеннолетних.
«Только не это! Все, что угодно, только не это! – мысленно взывала я неизвестно к кому, теряя последнюю надежду. – Это что же мне делать-то придется, а? Разыскивать одного козла, который пришил другого из-за того, что они не поделили несовершеннолетнюю девочку? Или мальчика? Да еще и не сметь сказать никому, что там творится, в этом „клубе“?»
Я была в отчаянии, но, к счастью, все оказалось не так страшно.
– Вы, наверное, слышали, что сейчас идут гонения на казино? – продолжала моя собеседница. – По закону салоны могут работать еще два года, но они просто как с цепи сорвались… Оставили всего несколько заведений на весь город, а небольшие клубы все заставили закрыть. Вот и мы… У моего мужа было небольшое заведение, где люди могли… отдохнуть, расслабиться…
«Оставить свои бабки», – подумала я, но уже почти спокойно, убедившись, что мне не придется иметь дело с извращенцами.
– Но как только вышел этот закон, нас заставили заведение закрыть. А ведь все это стоит денег… столы, оборудование. Что, взять и выбросить все? Поэтому муж решил… конечно, это… скажем так… не совсем законно, но… Впрочем, это никого не касается, – уже совсем другим тоном сказала Олечка, и я сразу поняла, что семейный бизнес в надежных руках. – Тот салон… ну, который закрыли, мой муж держал на паях еще с одним человеком. После закрытия они все поделили пополам, и тот человек сразу же открыл новый салон, уже, как вы понимаете, нелегально. Муж – человек осторожный, поэтому он не стал этого делать, а решил подождать и посмотреть, что будет. Но ничего особенного не происходило, тот нелегальный салон процветал, и бывший компаньон мужа постоянно хвастался, что теперь он имеет даже больше, чем раньше, потому что не платит налоги. Поэтому муж решил, что и ему пришло время открыть подобный салон. При нашем антикварном магазине это сделать было удобно во многих отношениях…
«Еще бы, – снова подумала я. – Проигрался товарищ, можно с него в счет долга интересное что-нибудь взять, да тут же в магазине и выставить. Опять же и касса рядом. Пришла проверка: „Откуда это денежки у вас?“ – а вот, мол, они, от продажи антикварных ценностей. Конечно, еще удобнее в этом смысле был бы ломбард или ювелирный магазин, но и антикварный салон тоже сойдет».
– Простите, – перебила я свою собеседницу, – а вот этот компаньон вашего мужа, о котором вы упомянули, у него такой игорный дом был сам по себе или тоже… при каком-нибудь магазине?
– У него он был в помещении, где, кроме этого, находился еще ломбард и ювелирный магазин.
Ага! Значит, два в одном. Недурно. А компаньон-то, пожалуй, пошустрее будет почившего мужа…
– Этот человек арендовал большое помещение, которое сдавал в субаренду. Разумеется, первому встречному там ничего не предлагалось, поэтому и владелец ломбарда, и владелец магазина были люди не случайные и находились в курсе дела. Собственно, об этом человеке я и веду речь. Его фамилия Ахмеров, в узких кругах он известен как Грек. Я думаю, что это он заказал убийство мужа.
– У вас есть какие-то основания так думать или это просто предположение? Ведь вы только что сказали, что это Ахмеров был компаньоном вашего мужа.
– В этом-то все и дело. Грек знал, что мой муж вскоре собирается открыть салон. А три дня назад милиция накрыла салон самого Грека, и мне известно, что он очень активно доискивался, кто мог его заложить. Думаю, что кто-то сказал ему, что это сделал мой муж.