Иления


Первая буква – “И”.

Мне тридцать восемь лет. У меня было восемь мужчин, в жизни я ни к чему не стремлюсь.

Меня зовут Иления[7].

Я читаю и слушаю. И то, и другое можно делать в тишине, мне так спокойнее.

Прочитала недавно, что все женщины постоянно пытаются соответствовать выбранной роли.

Я – нет.

Они мечтают быть матерями и дочерьми, быстро делать карьеру, оставаясь при этом со своим мужчиной неспешной и ласковой.

Они разбираются в моде, в домоводстве, в прическах, в политике, в правах и обязанностях.

Я – нет.

Они требуют и борются.

Я – нет.

Меня зовут Иления.

Первая буква – “И”.

Я это уже говорила, просто мне, как всегда, нечего сказать.

Что еще? Ну да, в шесть лет я случайно увидела, как отец сидит за кухонным столом, разглядывая каталог женского белья, – странно согнувшись, мокрый от пота.

Прошло двенадцать лет, и я поняла, чем он занимался.

Поняла, когда мне было восемнадцать и мой третий парень, Армандо, сорока двух лет, замер в той же позе, когда, словно покачиваясь на волнах, я лежала голышом на животе и тихо дремала на постели в трехзвездочном отеле на море в Гаргано.

Он сидел у письменного стола, держа в руке меню завтрака, но вовсе не собирался заказать завтрак, а извивался, как припадочный. Взглянув в мои большие, полуприкрытые глаза, он прошептал: “Пошевели попкой!”

Ну, я и пошевелила. Потому, что он попросил, и потому, что это совсем нетрудно: мне это не доставило ни удовольствия, ни радости, так как я не способна испытывать удовольствие и радость.

Из-за этого все считают, что я крайне тщеславна и слаба на передок.

Но вы и сами знаете: тщеславные люди всегда притворяются.

Вообще-то они ни к чему не стремятся, просто пытаются оправдать свое существование на земле.

И потом, тщеславие подразумевает отсутствие амбиций.


Мама была при смерти. Она всегда была при смерти.

Каждый день, вечно больная, с вечно повышенной температурой, она, словно в замедленной съемке, поднимала с постели руку, указывавшую только на лекарства и на стакан с водой. Веки красные, словно томатный соус. Глаза – белые, как и бледная кожа. Мама всегда была при смерти.

А потом однажды она на самом деле умерла. Мне было семнадцать.

Отец сказал, чуть не плача:

– Ты окончила школу. Пережила такое горе. Поезжай отдохнуть. Ты заслужила.

Ну, я и поехала вместе с Армандо в это местечко в Гаргано, названия которого уже не помню.

С Армандо я отпраздновала свое восемнадцатилетие. Романтический ужин у моря, которое не было спокойным, как озеро, но и не было бурным. Никакое, никому не нужное море. Помню, что я ничего не чувствовала. Хотя все время думала: “Сейчас ты почувствуешь, давай, черт возьми! Тебе исполняется восемнадцать”.

Ничего. Только фоновый шум: Армандо говорил, что он меня любит, что я его возбуждаю, что он хочет всегда быть со мной. Его голос звучал как фоновый шум. Во мне от этого ничего не вздрагивало. И сейчас не вздрагивает. Он был как антидот, заглушал и страдания, и счастье.

Когда отпуск кончился, Армандо вернулся к жене. Я почувствовала облегчение: теперь можно было опять дремать, никто не мешал. По-настоящему мы живем в полудреме. Это известно. Все остальное время мы только и делаем, что мечтаем вернуться в блаженное оцепенение.

Армандо исчез, зато появился Саверио. Очкарик. Мой четвертый парень. Его я почти не помню.

Впрочем, я не собираюсь перечислять всех девятерых. Не собираюсь вести себя как другие женщины: самоутверждаться через любовные истории с мужчинами.

Не потому, что я феминистка, а потому, что на самом деле мужчины мало меня интересуют, они меня ни капли не изменили. Это они меня бросали, а я, как человек равнодушный, всегда только вздыхала с облегчением. Одной обузой меньше, – думала я. Как если бы мне предстояло отправиться в банк, а тут звонит кассир и говорит, что все уже сделали, приходить не нужно. Как-то так.

Не думайте только, что мне хорошо с самой собой. Я просто живу. Предпочитаю не создавать лишних проблем.

Сцен ревности я вообще не понимаю. По-моему, это пустая трата времени. Безо всякого смысла. Мужчинам ревность нужна, она помогает им выполнять тяжелую задачу – самоутверждаться. Придает сил их вечно хромающему, растерянному эго. Ты для них как спарринг-партнер. На тебе они оттачивают свое тщеславие. Для этого мужчинам и нужны женщины. А мне ревнивцы не нужны. Вечно разыгрывают один и тот же спектакль, на который я добровольно не пойду.

Загрузка...