Не позволяй душе лениться - читать онлайн

Я воспитан природой суровой,

Мне довольно заметить у ног

Одуванчика шарик пуховый,

Подорожника твердый клинок.

Чем обычней простое растенье,

Тем живее волнует меня

Первых листьев его появленье

На рассвете весеннего дня.

В государстве ромашек, у края,

Где ручей, задыхаясь, поет,

Пролежал бы всю ночь до утра я,

Запрокинув лицо в небосвод.

Жизнь потоком светящейся пыли

Все текла бы, текла сквозь листы,

И туманные звезды светили,

Заливая лучами кусты.

И, внимая весеннему шуму

Посреди очарованных трав,

Все лежал бы и думал я думу

Беспредельных полей и дубрав.

Я не ищу гармонии в природе.

Разумной соразмерности начал

Ни в недрах скал, ни в ясном небосводе

Я до сих пор, увы, не различал.

Как своенравен мир ее дремучий!

В ожесточенном пении ветров

Не слышит сердце правильных созвучий,

Душа не чует стройных голосов.

Но в тихий час осеннего заката,

Когда умолкнет ветер вдалеке,

Когда, сияньем немощным объята,

Слепая ночь опустится к реке,

Когда, устав от буйного движенья,

От бесполезно тяжкого труда,

В тревожном полусне изнеможенья

Затихнет потемневшая вода,

Когда огромный мир противоречий

Насытится бесплодною игрой, —

Как бы прообраз боли человечьей

Из бездны вод встает передо мной.

И в этот час печальная природа

Лежит вокруг, вздыхая тяжело,

И не мила ей дикая свобода,

Где от добра неотделимо зло.

И снится ей блестящий вал турбины,

И мерный звук разумного труда,

И пенье труб, и зарево плотины,

И налитые током провода.

Так, засыпая на своей кровати,

Безумная, но любящая мать

Таит в себе высокий мир дитяти,

Чтоб вместе с сыном солнце увидать.

В этой роще березовой,

Вдалеке от страданий и бед,

Где колеблется розовый

Немигающий утренний свет,

Где прозрачной лавиною

Льются листья с высоких ветвей, —

Спой мне, иволга, песню пустынную,

Песню жизни моей.

Пролетев над поляною

И людей увидав с высоты,

Избрала деревянную

Неприметную дудочку ты,

Чтобы в свежести утренней,

Посетив человечье жилье,

Целомудренно бедной заутреней

Встретить утро мое.

Но ведь в жизни солдаты мы,

И уже на пределах ума

Содрогаются атомы,

Белым вихрем взметая дома.

Как безумные мельницы,

Машут войны крылами вокруг.

Где ж ты, иволга, леса отшельница?

Что ты смолкла, мой друг?

Окруженная взрывами,

Над рекой, где чернеет камыш,

Ты летишь над обрывами,

Над руинами смерти летишь.

Молчаливая странница,

Ты меня провожаешь на бой,

И смертельное облако тянется

Над твоей головой.

За великими реками

Встанет солнце, и в утренней мгле

С опаленными веками

Припаду я, убитый, к земле.

Крикнув бешеным вороном,

Весь дрожа, замолчит пулемет.

И тогда в моем сердце разорванном

Голос твой запоет.

И над рощей березовой,

Над березовой рощей моей,

Где лавиною розовой

Льются листья с высоких ветвей,

Где под каплей божественной

Холодеет кусочек цветка, —

Встанет утро победы торжественной

На века.

В очарованье русского пейзажа

Есть подлинная радость, но она

Открыта не для каждого и даже

Не каждому художнику видна.

С утра обремененная работой,

Трудом лесов, заботами полей,

Природа смотрит как бы с неохотой

На нас, не очарованных людей.

И лишь когда за темной чащей леса

Вечерний луч таинственно блеснет,

Обыденности плотная завеса

С ее красот мгновенно упадет.

Вздохнут леса, опущенные в воду,

И, как бы сквозь прозрачное стекло,

Вся грудь реки приникнет к небосводу

И загорится влажно и светло.

Из белых башен облачного мира

Сойдет огонь, и в нежном том огне,

Как будто под руками ювелира,

Сквозные тени лягут в глубине.

И чем ясней становятся детали

Предметов, расположенных вокруг,

Тем необъятней делаются дали

Речных лугов, затонов и излук.

Горит весь мир, прозрачен и духовен,

Теперь-то он поистине хорош,

И ты, ликуя, множество диковин

В его живых чертах распознаешь.

Вылетев из Африки в апреле

К берегам отеческой земли,

Длинным треугольником летели,

Утопая в небе, журавли.

Вытянув серебряные крылья

Через весь широкий небосвод,

Вел вожак в долину изобилья

Свой немногочисленный народ.

Но когда под крыльями блеснуло

Озеро, прозрачное насквозь,

Черное зияющее дуло

Из кустов навстречу поднялось.

Луч огня ударил в сердце птичье,

Быстрый пламень вспыхнул и погас,

И частица дивного величья

С высоты обрушилась на нас.

Два крыла, как два огромных горя,

Обняли холодную волну,

И, рыданью горестному вторя,

Журавли рванулись в вышину.

Только там, где движутся светила,

В искупленье собственного зла

Им природа снова возвратила

То, что смерть с собою унесла:

Гордый дух, высокое стремленье,

Волю непреклонную к борьбе —

Все, что от былого поколенья

Переходит, молодость, к тебе.

А вожак в рубашке из металла

Погружался медленно на дно,

И заря над ним образовала

Золотого зарева пятно.

Каждый день на косогоре я

Пропадаю, милый друг.

Вешних дней лаборатория

Расположена вокруг.

В каждом маленьком растеньице,

Словно в колбочке живой,

Влага солнечная пенится

И кипит сама собой.

Эти колбочки исследовав,

Словно химик или врач,

В длинных перьях фиолетовых

По дороге ходит грач.

Он штудирует внимательно

По тетрадке свой урок

И больших червей питательных

Собирает детям впрок.

А в глуши лесов таинственных,

Нелюдимый, как дикарь,

Песню прадедов воинственных

Начинает петь глухарь.

Словно идолище древнее,

Обезумев от греха,

Он рокочет за деревнею

И колышет потроха.

А на кочках под осинами,

Солнца празднуя восход,

С причитаньями старинными

Водят зайцы хоровод.

Лапки к лапкам прижимаючи,

Вроде маленьких ребят,

Про свои обиды заячьи

Монотонно говорят.

И над песнями, над плясками

В эту пору каждый миг,

Населяя землю сказками,

Пламенеет солнца лик.

И, наверно, наклоняется

В наши древние леса,

И невольно улыбается

На лесные чудеса.

Оттепель после метели.

Только утихла пурга,

Разом сугробы осели

И потемнели снега.

В клочьях разорванной тучи

Блещет осколок луны.

Сосен тяжелые сучья

Мокрого снега полны.

Падают, плавятся, льются

Льдинки, втыкаясь в сугроб.

Лужи, как тонкие блюдца,

Светятся около троп.

Пусть молчаливой дремотой

Белые дышат поля,

Неизмеримой работой

Занята снова земля.

Скоро проснутся деревья,

Скоро, построившись в ряд,

Птиц перелетных кочевья

В трубы весны затрубят.

Лишь запах чабреца, сухой и горьковатый,

Повеял на меня – и этот сонный Крым,

И этот кипарис, и этот дом, прижатый

К поверхности горы, слились навеки с ним.

Здесь море – дирижер, а резонатор – дали,

Концерт высоких волн здесь ясен наперед.

Здесь звук, задев скалу, скользит по вертикали,

И эхо средь камней танцует и поет.

Акустика вверху настроила ловушек,

Приблизила к ушам далекий ропот струй.

И стал здесь грохот бурь подобен грому пушек,

И, как цветок, расцвел девичий поцелуй.

Скопление синиц здесь свищет на рассвете,

Тяжелый виноград прозрачен здесь и ал.

Здесь время не спешит, здесь собирают дети

Чабрец, траву степей, у неподвижных скал.

Облетают последние маки,

Журавли улетают, трубя,

И природа в болезненном мраке

Не похожа сама на себя.

По пустынной и голой алее

Шелестя облетевшей листвой,

Отчего ты, себя не жалея,

С непокрытой бредешь головой?

Жизнь растений теперь затаилась

В этих странных обрубках ветвей,

Ну, а что же с тобой приключилось,

Что с душой приключилось твоей?

Как посмел ты красавицу эту,

Драгоценную душу твою,

Отпустить, чтоб скиталась по свету,

Чтоб погибла в далеком краю?

Пусть непрочны домашние стены,

Пусть дорога уводит во тьму, —

Нет на свете печальней измены,

Чем измена себе самому.

Петух запевает, светает, пора!

В лесу под ногами гора серебра.

Там черных деревьев стоят батальоны,

Там елки как пики, как выстрелы – клены,

Их корни как шкворни, сучки как стропила,

Их ветры ласкают, им светят светила.

Там дятлы, качаясь на дубе сыром,

С утра вырубают своим топором

Угрюмые ноты из книги дубрав,

Короткие головы в плечи вобрав.

Рожденный пустыней,

Колеблется звук,

Колеблется синий

На нитке паук.

Колеблется воздух,

Прозрачен и чист,

В сияющих звездах

Колеблется лист.

И птицы, одетые в светлые шлемы,

Сидят на воротах забытой поэмы,

И девочка в речке играет нагая

И смотрит на небо, смеясь и мигая.

Петух запевает, светает, пора!

В лесу под ногами гора серебра.

Уступи мне, скворец, уголок,

Посели меня в старом скворешнике.

Отдаю тебе душу в залог

За твои голубые подснежники.

И свистит и бормочет весна.

По колено затоплены тополи.

Пробуждаются клены от сна,

Чтоб, как бабочки, листья захлопали.

И такой на полях кавардак,

И такая ручьев околёсица,

Что попробуй, покинув чердак,

Сломя голову в рощу не броситься!

Начинай серенаду, скворец!

Сквозь литавры и бубны истории

Ты – наш первый весенний певец

Из березовой консерватории.

Открывай представленье, свистун!

Запрокинься головкою розовой,

Разрывая сияние струн

В самом горле у рощи березовой.

Я и сам бы стараться горазд,

Да шепнула мне бабочка-странница:

«Кто бывает весною горласт,

Тот без голоса к лету останется».

А весна хороша, хороша!

Охватило всю душу сиренями.

Поднимай же скворешню, душа,

Над твоими садами весенними.

Поселись на высоком шесте,

Полыхая по небу восторгами,

Прилепись паутинкой к звезде

Вместе с птичьими скороговорками.

Повернись к мирозданью лицом,

Голубые подснежники чествуя,

С потерявшим сознанье скворцом

По весенним полям путешествуя.

Обрываются речи влюбленных,

Улетает последний скворец.

Целый день осыпаются с кленов

Силуэты багровых сердец.

Что ты, осень, наделала с нами!

В красном золоте стынет земля.

Пламя скорби свистит под ногами,

Ворохами листвы шевеля.

Дурная почва: слишком узловат

И этот дуб, и нет великолепья

В его ветвях. Какие-то отрепья

Торчат на нем и глухо шелестят.

Но скрученные намертво суставы

Он так развил, что, кажется, ударь —

И запоет он колоколом славы,

И из ствола закапает янтарь.

Вглядись в него: он важен и спокоен

Среди своих безжизненных равнин.

Кто говорит, что в поле он не воин?

Он воин в поле, даже и один.

Содрогаясь от мук,

пробежала над миром зарница,

Тень от тучи легла, и слилась,

и смешалась с травой.

Все труднее дышать,

в небе облачный вал шевелится.

Низко стелется птица,

пролетев над моей головой.

Я люблю этот сумрак восторга,

эту краткую ночь вдохновенья,

Человеческий шорох травы,

вещий холод на темной руке,

Эту молнию мысли и медлительное появленье

Первых дальних громов —

первых слов на родном языке.

Так из темной воды

появляется в мир светлоокая дева,

И стекает по телу, замирая в восторге, вода,

Травы падают в обморок,

и направо бегут и налево

Увидавшие небо стада.

А она над водой, над просторами круга земного,

Удивленная, смотрит

в дивном блеске своей наготы.

И, играя громами, в белом облаке катится слово,

И сияющий дождь на счастливые рвется цветы.

В тумане облачных развалин

Встречая утренний рассвет,

Он был почти нематериален

И в формы жизни не одет.

Зародыш, выкормленный тучей,

Он волновался, он кипел,

И вдруг, веселый и могучий,

Ударил в струны и запел.

И засияла вся дубрава

Молниеносным блеском слез,

И листья каждого сустава

Зашевелились у берез.

Натянут тысячами нитей

Меж хмурым небом и землей,

Ворвался он в поток событий,

Повиснув книзу головой.

Он падал издали, с наклоном

В седые скопища дубрав.

И вся земля могучим лоном

Его пила, затрепетав.

Во многом знании – немалая печаль,

Так говорил творец Экклезиаста.

Я вовсе не мудрец, но почему так часто

Мне жаль весь мир и человека жаль?

Природа хочет жить, и потому она

Миллионы зерен скармливает птицам,

Но из миллиона птиц к светилам и зарницам

Едва ли вырывается одна.

Вселенная шумит и просит красоты,

Кричат моря, обрызганные пеной,

Но на холмах земли, на кладбищах вселенной

Лишь избранные светятся цветы.

Я разве только я? Я – только краткий миг

Чужих существований. Боже правый,

Зачем ты создал мир, и милый, и кровавый,

И дал мне ум, чтоб я его постиг!

Когда минует день и освещение

Природа выбирает не сама,

Осенних рощ большие помещения

Стоят на воздухе, как чистые дома.

В них ястребы живут, вороны в них ночуют,

И облака вверху, как призраки, кочуют.

Осенних листьев ссохлось вещество

И землю всю устлало. В отдалении

На четырех ногах большое существо

Идет, мыча, в туманное селение.

Бык, бык! Ужели больше ты не царь?

Кленовый лист напоминает нам янтарь.

Дух Осени, дай силу мне владеть пером!

В строенье воздуха – присутствие алмаза.

Бык скрылся за углом,

И солнечная масса

Туманным шаром над землей висит,

И край земли, мерцая, кровенит.

Вращая круглым глазом из-под век,

Летит внизу большая птица.

В ее движенье чувствуется человек.

По крайней мере, он таится

В своем зародыше меж двух широких крыл.

Жук домик между листьев приоткрыл.

Архитектура Осени. Расположенье в ней

Воздушного пространства, рощи, речки,

Расположение животных и людей,

Когда летят по воздуху колечки

И завитушки листьев, и особый свет, —

Вот то, что выберем среди других примет.

Жук домик между листьев приоткрыл

И рожки выставив, выглядывает,

Жук разных корешков себе нарыл

И в кучку складывает,

Потом трубит в свой маленький рожок

И вновь скрывается, как маленький божок.

Но вот приходит вечер. Все, что было чистым,

Пространственным, светящимся, сухим, —

Все стало серым, неприятным, мглистым,

Неразличимым. Ветер гонит дым,

Вращает воздух, листья валит ворохом

И верх земли взрывает порохом.

И вся природа начинает леденеть.

Лист клена, словно медь,

Звенит, ударившись о маленький сучок.

И мы должны понять, что это есть значок,

Который посылает нам природа,

Вступившая в другое время года.

Жучок ли точит древесину

Или скоблит листочек тля,

Сухих листов своих корзину

Несет мне осенью земля.

В висячем золоте дубравы

И в серебре березняки

Стоят, как знамения славы,

На берегах Москвы-реки.

О, эти рощи Подмосковья!

С каких давно минувших дней

Стоят они у изголовья

Далекой юности моей!

Давно все стрелы отсвистели

И отгремели все щиты,

Давно отплакали метели

Лихое время нищеты,

Давно умолк Иван Великий,

И только рощи в поздний час

Все с той же грустью полудикой

Глядят с окрестностей на нас.

Леса с обломками усадеб,

Места с остатками церквей

Все так же ждут вороньих свадеб

И воркованья голубей.

Они, как комнаты, просторны,

И ранней осенью с утра

Поют в них маленькие горны,

И вторит горнам детвора.

А мне-то, господи помилуй,

Всё кажется, что вдалеке

Трубит коломенец служилый

С пищалью дедовской в руке.

Кто мне откликнулся в чаще лесной?

Старый ли дуб зашептался с сосной,

Или вдали заскрипела рябина,

Или запела щегла окарина,

Или малиновка, маленький друг,

Мне на закате ответила вдруг?

Кто мне откликнулся в чаще лесной?

Ты ли, которая снова весной

Вспомнила наши прошедшие годы,

Наши заботы и наши невзгоды,

Наши скитанья в далеком краю, —

Ты, опалившая душу мою?

Кто мне откликнулся в чаще лесной?

Утром и вечером, в холод и зной,

Вечно мне слышится отзвук невнятный,

Словно дыханье любви необъятной,

Ради которой мой трепетный стих

Рвался к тебе из ладоней моих…

Славно ласточка щебечет,

Ловко крыльями стрижет,

Всем ветрам она перечит,

Но и силы бережет.

Реет верхом, реет низом,

Догоняет комара

И в избушке под карнизом

Отдыхает до утра.

Удивлен ее повадкой,

Устремляюсь я в зенит,

И душа моя касаткой

В отдаленный край летит.

Реет, плачет, словно птица

В заколдованном краю,

Слабым клювиком стучится

В душу бедную твою.

Но душа твоя угасла,

На дверях висит замок.

Догорело в лампе масло,

И не светит фитилек.

Горько ласточка рыдает

И не знает, как помочь,

И с кладбища улетает

В заколдованную ночь.

О сад ночной, таинственный орган,

Лес длинных труб, приют виолончелей!

О сад ночной, печальный караван

Немых дубов и неподвижных елей!