Глава 1

Я смотрела на поцарапанную дверь с облупившимся лаком и медлила повернуть ключ. Как я сюда попала? Еще несколько часов назад я была счастлива как никогда, а теперь стояла здесь. Одна. В отчаянии. Сломленная. В убогом коридоре мотеля, в котором штукатурка осыпалась со стен. На втором этаже завыла собака, и в ответ на ее вой звук телевизора стал громче, настолько, что я различила пронзительные голоса, как будто сидела рядом.

С Рождеством, Сага.

Слезы снова навернулись мне на глаза, но я заставила себя сдержать их. Я не хотела больше плакать. Было чудом, что у меня еще остались слезы. Много раз на пути из Бринзона в Мелвью мне приходилось съезжать на обочину, так как из-за слез я ничего не видела, а судорожные рыдания лишали меня контроля над рулем. И каждый раз, когда останавливалась, я думала о том, чтобы повернуть, поехать назад к Луке и попросить у него прощения. Но его ледяной взгляд и последние слова, обращенные ко мне, разъедали память и сердце словно кислота. Исчезни.

Он не желал больше видеть меня. Никогда. Мне бы хотелось верить, что он говорил так со мной только из уязвленного самолюбия. Но на самом деле он, наверно, был рад отделаться от меня, после того как я так явно ему солгала. Быть может, он уже был в одном из своих чертовых клубов, намереваясь раз и навсегда положить конец нашим отношениям.

Представив, что его руки могли в этот момент бродить по телу другой женщины, я почувствовала дурноту. Казалось, меня вот-вот вырвет, поэтому я торопливо повернула ключ в замке, чтобы в случае необходимости быстро попасть в ванную.

Мне в лицо ударил несвежий запах сигаретного дыма и китайской еды. Великолепно. Я попыталась дышать ртом. Шторы в помещении были задернуты, и я на ощупь искала выключатель рядом с дверью. Обои казались шершавыми и липкими. Нашла. Лампа на потолке загорелась и осветила убогую комнату не намного больше моего фургона. Напротив кровати с тошнотворным зеленым покрывалом стоял комод, который выглядел так, будто в любой момент мог развалиться под тяжестью старого кинескопного телевизора. А к ковролину пристали маленькие коричневые кусочки, похожие на мышиное дерьмо.

Это было отвратительно, и я больше не могла сдерживать слезы, стоявшие у меня в глазах. Они потекли ручьем, когда я, всхлипывая, зашла в комнату. Когда пять месяцев назад приехала в Мелвью, не имея крыши над головой и денег, я чувствовала себя невероятно хорошо и свободно. Передо мной был чистый лист, шанс построить будущее согласно собственным желаниям и представлениям. Сейчас я снова стояла перед пустотой, но в этот раз она казалась мне одинокой и безысходной.

Я закрыла дверь и повесила замок. Если бы кто-то замыслил проникнуть в эту комнату, замок бы не помешал; не при таких картонных стенах, которые, наверно, можно пробить одним пинком. Однако я была слишком оглушена, чтобы волноваться из-за неопрятного вида мужчины, сидевшего в холле мотеля. Алан не мог меня здесь найти, это было главное. Я заплатила наличными и зарегистрировалась под ложной фамилией. Это не то место, гда задают много вопросов.

Я небрежно бросила рюкзак на пол, пошатываясь, подошла к кровати и упала на продавленный матрас. Несмотря на мой легкий вес, пружины громко заскрипели, когда я заползла под одеяло и свернулась клубком. Я не обращала внимания на запах пыли от простыни и приветствовала темноту, благодаря которой исчез внешний мир. Но от чувств отстраниться было не так легко.

Возможно, мне стоило беспокоиться из-за Алана, из-за того, что он мог бы осуществить свою угрозу силой доставить меня в Мэн. Но все, о чем я могла думать, касалось Луки и холода в его глазах, когда я заявила ему, что чувствую отвращение после нашей единственной ночи. О чем я думала? Как только я могла оставить Луку с мыслями, будто я сожалею о совместно проведенном времени?

Я всхлипнула. Быстро сжала губы, чтобы сдержать жалобные звуки, поднимающиеся к горлу. Тщетно. Слезы уже были неудержимы. Тело сотрясалось, я плакала, пока нос полностью не забился. Живот болел, и я прерывисто дышала. Под одеялом было тепло и душно, а звуки, которые я издавала, казались необычайно громкими. Такими громкими, что я едва не пропустила звонок мобильного телефона, который лежал в рюкзаке.

Я торопливо отбросила одеяло и нависла над краем кровати, чтобы дотянуться до ремешка рюкзака. Я схватила его и подтянула к себе. С затуманенным взглядом вытащила телефон, который именно в этот момент затих. Сердце билось как бешеное, и я всем своим существом надеялась, что это был Лука, который пытался докричаться до меня, поправить то, что произошло между нами. Однако дисплей показал имя Апрель. Я снова натянула одеяло на голову, держа телефон в руке. Яркий свет дисплея слепил меня. Я прищурилась и, прежде чем осознала, что делаю, открыла список контактов и пролистала его к Луке. Дрожа, большой палец завис над значком «позвонить». Одно легкое движение отделяло меня от него. Но что мне ему сказать? А прежде всего, будет ли он слушать? Вероятно, нет. После всего, что уже сказала, я не могла бы упрекнуть его за это.

Прежде чем я приняла решение, телефон опять ожил. Апрель настойчиво пыталась дозвониться мне.

Я еще не была готова отвечать на ее вопросы, а возможно, и упреки, ведь все-таки случилось именно то, от чего она меня предостерегала. Отношения между Лукой и мной закончились, и теперь она вынуждена стать на чью-то сторону. Я положила телефон рядом, словно обожглась о пластиковый корпус, и закрыла лицо руками. Мысль, что я, возможно, потеряла не только Луку, но и Апрель, была слишком тяжела для меня.

Я не знала, как долго плакала под одеялом и как часто в это время звонил телефон, но в конце концов я погрузилась в беспокойный сон. Казалось, я просыпалась каждые пять минут, чтобы уже через несколько секунд снова видеть страшные сны – пока очередной писк телефона окончательно не вернул меня в реальность. Я нашла телефон на ощупь, ведь взгляд был затуманен слезами и тяжелым сном.

Лука.

Еще никогда четыре буквы не оказывали на меня такого действия. Я подскочила и лихорадочно заморгала, прогоняя сон, готовая принять звонок. Но когда я еще раз внимательнее посмотрела, то всякая надежда во мне умерла. Как сбитая выстрелом птица, падала она с неба к моим ногам.

Нора.

Как он посмел звонить мне снова? Он же должен понимать, сколько вреда уже причинил. Этого было не достаточно? Или он будет счастлив только тогда, когда узнает, что я совсем лишена воли к жизни? Мне бы не отвечать на звонок и блокировать номер. Однако он знал о Луке, знал его адрес, я не могла его игнорировать. Дрожь прошла по телу, и, хотя инстинкт противился этому, я скользнула пальцем по дисплею.

– Чего ты хочешь? – прошипела я.

Секунду длилось молчание.

– Я… я хотела пожелать тебе счастливого Рождества, – неуверенно пролепетала Нора.

Я была так удивлена, что мгновение не могла ответить. Я была уверена, что это Алан, он уже звонил мне по телефону Норы, и поэтому я не рассчитывала услышать голос сестры.

– Прости, – сказала я прерывисто. – Тебе тоже счастливого Рождества. Я только что проснулась.

– Ой, извини. Я всегда забываю о разнице во времени. – По голосу не скажешь, что ей жаль. – Мне скучно. Я жду, когда встанут мама и папа и я смогу открыть свои подарки.

Мама и папа. Папа. Папа. Папа. Холодная дрожь пробежала у меня по спине, и страх перед Аланом вытеснил печаль от расставания с Лукой и снова выдвинулся на передний план. Я правильно поняла Нору?

– Алан и мама еще спят?

– Да. – Она нетерпеливо засопела. – Я же только что сказала.

– Конечно. – Я нервно засмеялась и потерла лоб. Алан дома. Напряжение и беспокойство мгновенно отступили. Одновременно я почувствовала мучительную боль за висками.

– Мои подарки прибыли? – поспешно спросила я Нору, чтобы она отвлеклась и не заметила моего облегчения.

– Да, они лежат под елкой.

– Отлично. Я боялась, что отправила их не своевременно.

Я принесла их на почту в начале недели – конечно, без обратного адреса на посылке. Для Норы я купила записную книжку с изображенными на ней птицами киви, маме послала свою новую цепочку и, чтобы не вызвать подозрений, купила Алану дешевый лосьон после бритья.

– Как жаль, что ты не здесь, – сказала Нора.

– Мне тоже, – ответила я и удивленно заметила, что это не такая уж и ложь. Если бы я поехала в Мэн, вместо того чтобы сопровождать Луку в Бринзон, возможно, мы бы остались вместе. Правда, пришлось бы несколько дней терпеть Алана, но потом я вернулась бы в свою новую жизнь.

Нет, ты бы не смогла. Снова терпеть близость Алана, после того как я узнала, насколько другой могла быть жизнь, – это сломало бы меня. И это было бы нечестно по отношению к Луке. Он заслужил лучшего, женщину, которая не была бы такой обузой и могла быть честной с ним. В наших отношениях всегда существовало третье нежелательное лицо, о котором Лука ничего не знал, а я не могла рассказать. И каждый день, ничего не рассказывая, я обманывала его.

– Мне надо заканчивать, – сказала вдруг Нора. – Мама и папа проснулись. Они, наверно, позвонят тебе позже. Передавай привет Луке от меня. – Она повесила трубку, прежде чем я смогла попрощаться или уточнить ситуацию с Лукой.

Удрученная и все еще скованная словом «папа», уставилась я на дисплей телефона, который показал мне, что я разговаривала с Норой три минуты и двадцать секунд. Я смотрела на цифры, пока не померк свет и экран не стал черным. Часть меня понимала, что я должна чувствовать облегчение. Облегчение оттого, что Алан далеко. Зато другая часть меня была в бешенстве. Из-за Алана. Из-за ситуации. Но прежде всего я злилась на саму себя. Как я могла быть такой глупой, как могла поверить, что он поедет в Бринзон, чтобы привезти меня? Конечно он блефовал. Почему я не пришла к такому выводу раньше?

Он никогда не оставил бы маму и Нору одних на праздники. Все годы, в течение которых он свысока смотрел на меня, доминировал надо мной, Алан никогда не выходил из себя, неизменно сохраняя контроль. Он всегда отдавал себе отчет в своих действиях и делал все возможное, чтобы наша тайна оставалась тайной. Оставить родную дочь, чтобы поспешно наведаться к совершеннолетней падчерице, – это создало бы неправильное впечатление. Очевидный факт, но страх сделал меня слепой.

Я впилась пальцами в телефон. Мне хотелось бросить его об стену, но в данный момент он был моей единственной связью с Лукой. Я включила телефон и хотела снова открыть его контакт, когда увидела красный знак над зеленой трубкой. Семнадцать пропущенных звонков, которые продолжались до поздней ночи. В большинстве случаев звонила Апрель, а несколько раз со мной пыталась связаться Меган. Плюс несколько сообщений на почтовом ящике.

Я набрала автоответчик.

– Привет, Сага, – приветствовал меня голос Апрель. – Позвони мне. – Прозвучал звуковой сигнал и было воспроизведено второе голосовое сообщение, записанное на несколько минут позже.

– По-видимому, Лука не единственный, кто не хочет со мной говорить. Я не знаю, что произошло между вами. Я бы хотела это понять. Что случилось? Позвони мне. Пожалуйста.

Писк.

– Я могу понять, если ты не хочешь со мной говорить. Но хотя бы дай мне знать, в порядке ли ты. Я волнуюсь.

Беспокойство в голосе Апрель росло с каждым сообщением, а я не удосужилась хотя бы раз ответить. Она не сделала ничего плохого и не заслужила, чтобы я причинила ей такую боль.

Снова прозвучал писк. Я уже была готова позвонить Апрель, когда меня остановил низкий мужской голос:

– Привет, Сага.

Лука.

Невольно у меня на глазах появились слезы. Я не ожидала услышать его голос здесь и сейчас. И зачарованно затаила дыхание, чтобы не пропустить ни одного слова.

– Я надеюсь, ты хорошо доехала до Мелвью. Апрель еще ничего не слышала от тебя, а Меган говорит, что ты не откликаешься и на ее звонки. Они беспокоятся о тебе, свяжись с ними.

Они беспокоятся о тебе. Меган и Апрель. А он нет. Я знала, что это эгоистичная мысль, но хотела, чтобы он тоже переживал обо мне. Я не хотела быть безразличной ему.

Вопреки рассудку я прослушала сообщение второй, третий и четвертый раз, только чтобы слышать голос Луки. Сердце судорожно сжалось. Я скучала по нему уже сейчас. Я устало откинулась на спинку кровати и включила запись пятый раз. Только когда снова повторилось «Привет, Сага», я решилась отключить автоответчик.

Я намеревалась позвонить Апрель – надо же, она даже Луку заставила отправить мне сообщение, – но палец самопроизвольно прокрутил список до имени Меган. Старые привычки меняются тяжело.

Она ответила после первого звонка.

– Сага! – крикнула Меган так громко, что я вздрогнула. – Где ты, черт возьми? С тобой все хорошо? Скажи мне, пожалуйста, что ты не лежишь с переломами в какой-нибудь больнице. Мне приехать в Неваду? – В ее голосе в равной мере звучали гнев и беспокойство.

– Нет, тебе не надо приезжать. Я в порядке, – сразу заверила я ее, хотя была бы рада увидеться. – Прости, что не отозвалась раньше, но мне нужно было немного времени для себя.

– Было бы достаточно одного маленького сообщения.

Я вздохнула.

– Ты права. Это было эгоистично с моей стороны.

– Еще бы! – Она редко говорила таким серьезным тоном, и от упрека в ее словах росло мое чувство вины.

– Прости, – повторила я, и несколько секунд мы молчали.

– Где ты? – еще раз спросила Меган.

– В мотеле в Мелвью. Он хотел, чтобы я ушла.

– Лука?

– Да.

– Какой негодяй! – прошипела Меган. – Мне приехать и поколотить его за тебя?

В другой день мысль о том, что Меган могла поколотить Луку, вероятно, рассмешила бы меня, сегодня – огорчила. Я тяжело сглотнула и закатила глаза.

Исчезни. Я не хотела говорить о нем, но одновременно не могла думать ни о чем другом. При этом я уже устала так себя чувствовать. Кто бы мог подумать, что любовь может вызвать такую боль?

– Мы можем не говорить о Луке?

Меган тяжело вздохнула. Я ощущала ее желание помочь мне. Я так же чувствовала себя после ее любовных трагедий. Однако, в то время как она часами изливала душу и хотела, чтобы весь мир знал о ее чувствах, мне хотелось разобраться наедине с собой.

– Как хочешь, – немного помедлив, ответила Меган. – Но одну вещь ты должна мне сказать.

Я кивнула. Я была виновата перед ней.

– Хорошо.

Она глубоко вздохнула.

– Он причинил тебе боль? Или принуждал тебя к чему-то, чего ты не хотела? Если это так, то…

– Нет! – быстро сказала я. Понятно, почему у Меган возник этот вопрос, она знала о моих страхах и раннем отношении к Луке, но он бы никогда не сделал что-нибудь мерзкое. – Он… здесь совсем ни при чем. – Я вложила в голос всю свою убежденность. – Вообще. Он не мог бы сделать ничего лучше.

– Как скажешь. – Это прозвучало скептично.

– Мне просто нужно немного времени, – заверила я ее и надеялась, что она почувствовала мою искренность. – А теперь давай поговорим о чем-нибудь другом. Как проводишь Рождество?

Меган разочарованно проворчала:

– Позволь мне выразиться так: я бы в этот момент сделала все, чтобы сидеть одной в комнате мотеля.

– Так плохо?

– Да. Мои родственники здесь лишь со вчерашнего дня, а я уже спрашиваю себя, в мои девятнадцать слишком ли я старая, чтобы меня можно было удочерить? Прежде всего мне не дает покоя мой дядя. Он приехал с женой и безупречной падчерицей. С совершенно светлыми волосами, совершенной улыбкой и с этого лета отличным местом в Брауновском университете. Все доценты влюблены в нее, а она, естественно, все еще встречается со своим первым другом из школы, и, скорее всего, он преподнесет ей на Новый год кольцо. – Меган издала рвотный звук. – Мелани тут, Мелани там. Мелани такая замечательная. Клянусь, мои родители уже планируют, как они похитят ее и подсунут дяде вместо нее меня.

Соперничество Меган с Мелани было не ново. С тех пор как она в пятнадцать лет решила взбунтоваться против условностей, вопреки запрету вставила в нос колечко, начала красить волосы и привела свою первую подругу домой, ей приходилось выслушивать эти сравнения.

– Ты преувеличиваешь. Твои родители никогда бы тебя не обменяли. Они любят тебя.

Меган раздраженно простонала, и я услышала, как она сбегает по ступеням в свое ателье в подвале.

– Я знаю. В этом-то и проблема. Были бы они просто чертовски консервативными и из-за этого ставили мои решения под сомнение, это было бы одно дело, но они искренне беспокоятся о моем будущем.

– А ты не беспокоишься?

– Нет, зачем? Волнение – бесполезное чувство, оно ничего не меняет. Или все берем в свои руки и пытаемся изменить ситуацию, или ничего не меняем и учимся жить с этим.

Загрузка...