Рейнольдс и Бейтс, естественно, хотят допросить меня сразу же.
– В машине, – настаиваю я. – Я хочу видеть место.
Мы все идем по кирпичной дорожке, которую двадцать лет назад выкладывал мой отец. Я иду первым, они спешат, чтобы не отстать.
– А если мы не хотим брать вас с собой? – говорит Рейнольдс.
Я останавливаюсь и помахиваю пальцами.
– Тогда до свидания. Счастливой обратной дороги.
У Бейтса я вызываю явное раздражение.
– Мы можем заставить вас говорить.
– Вы так думаете? Хорошо. – Я поворачиваю к дому. – Дайте мне знать, как у вас пойдут дела.
Рейнольдс пристально вглядывается в мое лицо:
– Мы пытаемся найти того, кто убил полицейского.
– И я тоже.
Я очень хороший следователь, – так оно и есть, тут нет нужды в ложной скромности, – но должен увидеть место преступления своими глазами. Я знаю игроков. Возможно, мне удастся помочь им. Как бы то ни было, если Маура вернулась, я ни в коем случае не выпущу этого дела из рук.
Мне очень не хочется объяснять это Рейнольдс и Бейтсу.
– Долго ехать? – спрашиваю я.
– Два часа, если будем гнать.
Я делаю приглашающий жест обеими руками.
– Буду с вами в машине в течение всего этого времени. Представьте себе все вопросы, которые вы сможете задать.
Бейтс хмурится. Ему это не нравится. А может, он так привык к роли плохого полицейского против покладистого, чью роль исполняет Рейнольдс, что действует автоматически. Они уступят. Вопрос только в том, как и когда.
– А как вы вернетесь сюда? – спрашивает Рейнольдс.
– Мы ведь не «Убер», – добавляет Бейтс.
– Да, обратная доставка, – киваю я. – Вот на чем мы все должны теперь сосредоточиться.
Они еще немного хмурятся, но вопрос уже решен. Рейнольдс садится на водительское место, Бейтс – на пассажирское.
– И никто не откроет мне дверцу? – спрашиваю я.
Язвить нет нужды, но почему бы и нет. Прежде чем сесть, я достаю телефон и перехожу в «Избранное». Рейнольдс с переднего сиденья бросает на меня взгляд: «Какого хрена?» Я поднимаю палец, давая ей понять, что это займет одну минутку.
– Привет, – отвечает Элли.
– Мне придется отложить сегодняшнюю встречу.
Каждый воскресный вечер я заявляюсь к Элли в приют на собрание женщин, подвергшихся насилию.
– Что случилось? – спрашивает она.
– Ты помнишь Рекса Кантона?
– Из школы? Конечно.
Элли счастлива в браке, у нее две дочери. Я крестный отец обеих – странно, но это действует. Элли лучший человек из всех, кого я знаю.
– Он был копом в Пенсильвании, – говорю я.
– Кажется, я что-то об этом слышала.
– Ты мне никогда не говорила.
– А о чем я должна была говорить?
– Хороший ответ.
– Так что с ним?
– Его убили при исполнении. Кто-то застрелил его, когда он остановил машину для проверки.
– Ужас какой! Очень жалко.
Для некоторых людей это были бы просто слова. В голосе Элли я слышу искреннее сочувствие.
– Какое это имеет отношение к тебе? – спрашивает она.
– Я тебе потом объясню.
Элли не тратит время, не расспрашивает меня о подробностях. Она поняла: если бы я хотел сказать больше, то уже сказал бы.
– Ладно, звони, если что понадобится.
– Позаботься вместо меня о Бренде, – говорю я.
Наступает короткая пауза. Бренда – мать двоих дочерей и одна из постоялиц приюта. Один бешеный негодяй превратил ее жизнь в настоящий ад. Две недели назад Бренда темной ночью прибежала в приют Элли с сотрясением мозга и сломанными ребрами. С тех пор Бренда боится выходить на улицу, даже подышать воздухом в огороженном дворе приюта. Ее все время трясет. Она постоянно вздрагивает, словно в ожидании удара.
Я хочу сказать Элли, что Бренда сегодня может вернуться домой и наконец забрать свои вещи, что насильника – кретина, прозванного Треем, – несколько дней не будет дома, но тут между Элли и мной существуют некоторые расхождения.
Они сообразят. Они всегда соображают.
– Скажи Бренде, я вернусь, – говорю я.
– Скажу, – отвечает Элли и отключается.
Я сижу один на заднем сиденье полицейской машины. В ней пахнет, как и должно пахнуть в полицейской машине, иными словами – по́том, отчаянием и страхом. Рейнольдс и Бейтс сидят впереди, как мои родители. Вопросы они начинают задавать не сразу. Пока они хранят полное молчание. Я закатываю глаза. Неужели? Они что, забыли – ведь я тоже коп. Они пытаются вынудить меня заговорить, сказать что-нибудь, запугать ожиданием. Это автомобильный вариант намеренного выдерживания преступника в комнате для допросов.
Я им не подыгрываю, а закрываю глаза и пытаюсь уснуть.
Рейнольдс будит меня:
– Это правда, что вас зовут Наполеон?
– Да, – отвечаю я.
Мой отец-француз ненавидел это имя, но моя мать, американка в Париже, настояла на своем.
– Наполеон Думас?
– Все называют меня Нап.
– Хитрожопое имечко, – отмечает Бейтс.
– Бейтс, – говорю я. – К вам не обращаются «мастер» вместо «мистер»?
– Что?
Рейнольдс подавляет смешок. Не могу поверить, что Бейтс слышит это в первый раз. Он и в самом деле пробует это на язык. «Мастер Бейтс»[9], – шепчет он и наконец соображает:
– Ты жопошник, Дюма.
На сей раз он правильно произносит мою фамилию.
– Так вы хотите перейти к делу, Нап? – интересуется Рейнольдс.
– Спрашивайте.
– Это вы включили Мауру Уэллс в АДБ?
АДБ. Автоматическая дактилоскопическая база.
– Давайте сделаем вид, что ответ – «да».
– Когда?
Они это уже знают.
– Десять лет назад.
– Почему?
– Она исчезла.
– Мы проверяли, – говорит Бейтс. – Ее семья не заявляла об исчезновении.
Я не отвечаю. Мы немножко затягиваем молчание. Его нарушает Рейнольдс:
– Нап?
Выглядеть это будет нехорошо. Я знаю, но с этим ничего не поделаешь.
– Маура Уэллс была моей школьной подружкой. Когда мы учились в выпускном классе, она порвала со мной, отправив мне эсэмэску. Прервала действие контракта. Уехала. Я искал ее, но так и не смог найти.
Рейнольдс и Бейтс переглядываются.
– Вы говорили с ее родителями? – спрашивает Рейнольдс.
– Да, с ее матерью.
– И?..
– Она сказала, что местонахождение Мауры не мое дело и я должен жить своей жизнью.
– Хороший совет, – заключает Бейтс.
Я не заглатываю наживку.
– И сколько вам тогда было? – продолжает допрос Рейнольдс.
– Восемнадцать.
– Значит, вы искали Мауру и не смогли найти…
– Верно.
– И что вы тогда сделали?
Я не хочу говорить, но Рекс мертв, а Маура, возможно, вернулась, и мне нужно немного дать, чтобы немного получить.
– Поступив в полицию, я выложил ее отпечатки в АДБ. Приложил информацию о ее исчезновении.
– У вас не было полномочий делать это, – отмечает Бейтс.
– Это вопрос спорный, – отвечаю я. – Но разве вы здесь для того, чтобы предъявить мне обвинение в нарушении протокола?
– Нет, – отвечает Рейнольдс. – Не для того.
– Не знаю, – с напускным сомнением произносит Бейтс. – Вас бросает девушка. Пять лет спустя вы вносите ее в систему, нарушаете процедуру. Для чего? Чтобы снова взять ее на абордаж? – Он пожимает плечами. – По мне, так это что-то вроде харассмента.
– Довольно сомнительное поведение, Нап, – добавляет Рейнольдс.
Они наверняка знают кое-что о моем прошлом. Но этого слишком мало.
– Выходит, вы искали Мауру Уэллс по собственной инициативе? – спрашивает Рейнольдс.
– В некотором роде.
– И, как я понимаю, вы ее не нашли.
– Верно.
– Есть какие-нибудь соображения о том, где Маура была последние пятнадцать лет?
Мы уже на хайвее, едем на запад. Я все еще пытаюсь составить для себя правдоподобную картину. Пытаюсь уложить мои воспоминания о Мауре в контекст Рекса. Я теперь думаю о тебе, Лео. Ты дружил с обоими. Это о чем-то говорит? Может – да, может – нет. Мы все учились в одном выпускном классе. Но насколько Маура была близка с Рексом? Или Рекс случайно ее встретил?
– Нет, – отвечаю я. – Никаких соображений.
– Странно, – говорит Рейнольдс. – Маура Уэллс никак не проявляла себя в последнее время. Ни кредитки, ни банковских счетов, ни уплаты налогов. Мы все еще проверяем – нет ли каких-нибудь следов на бумаге…
– Вы ничего не найдете, – говорю я.
– Вы проверяли.
Это не вопрос.
– Когда Маура Уэллс исчезла из поля зрения? – спрашивает Рейнольдс.
– Насколько я могу судить – пятнадцать лет назад, – отвечаю я.