Акция прошла на высшем уровне – полиция, телевизионщики, реанимобиль, да ещё куча зевак сбежалась из окрестных домов. Даже пожарники с автоколенчатым подъёмником прикатили на тот случай, если планируется коллективное самоубийство. Когда обнаружилось, что это чучело, решили вскрыть мою квартиру – содержание разбросанных по тротуару листовок ясно указывало на причину несостоявшейся трагедии. А вдруг и впрямь решил руки на себя наложить?
Только когда за дверью завизжала циркулярная пила, я понял, что наша затея может завершиться совсем не так, как предполагалось. В самом деле, улики налицо – тексты писем читателей в компьютере, принтер, да и одежда на чучеле из моего собственного гардероба, что без сомнения подтвердят соседи. Пришлось открыть дверь и сдаться на милость победителей.
И вот сижу в допросной комнате Следственного комитета – дело приобрело такую огласку, что сам председатель СК взял его под свой контроль. Да кабы знать, что так получится, я бы этого Шкалика послал куда подальше ещё при первой нашей встрече!
– Как же вы дошли до жизни такой? – спрашивает следователь, немолодой уже человек, но, видимо, что-то помешало ему дослужиться хотя бы до полковника.
Приподнимаю брови, демонстрируя непонимание. А он снова о своём:
– Всполошили интернет, в новостях только о вас и говорят, Госдума собирается повысить акциз на спиртные напитки и принять закон о запрете продажи принтеров в частные руки. А уж ложный вызов спецслужб вам наверняка влетит в копеечку.
– Я никого не вызывал.
– Тогда назовите имена своих сообщников.
– Какие ещё сообщники? Для чего? Я сам выбросил чучело из окна.
– Но в полицию и в «скорую» звонили из других районов города. Вы же не могли оказаться одновременно и в Митино, и в Нагатинской пойме.
– Ну вот!
– Что вот?
– Вы же сами признаёте, что я тут ни при чём. Вот за чучело готов ответить.
– А письма читателей?
– Это забавы ради.
– Ничего себе забава! Что похожее на труп и рядом письма, якобы они довели до самоубийства.
– Другой бы на моём месте так и сделал, то есть руки на себя наложил.
Мой собеседник сомневается, покачивает головой:
– Это вряд ли. Писатели, если и расставались с жизнью, то совсем по другим причинам. А большинство приспосабливалось к существующим реалиям.
– Ну да, писали на потребу публики. А я так не могу!
– Тогда займитесь чем-нибудь другим.
– Например?
Следователь не нашёл ничего лучшего, чем ответить словами Самуила Маршака:
– Все профессии нужны, все профессии важны.
Так мы ни о чём и не договорились. Но через неделю он снова вызвал меня на допрос.
– Сегодня поговорим не о вашей глупой и противоправной выходке. Всё дело в том, что содержание ваших книг обсудили на заседании профильного комитета Госдумы с участием представителей Главкомнадзора.
Я удивлён подобной скорострельностью:
– Когда только успели прочитать?
– По одной книге в день на каждого члена комитета.
– Им что, делать больше нечего?
Следователь пропустил мои слова мимо ушей и перешёл к сути дела, взяв в руки какой-то документ:
– Так вот, большинством голосов депутаты признали содержание ваших книг враждебной пропагандой, растлевающей нашу молодёжь, разрушающей морально-нравственные устои общества…
– Простите, я не понял. Пропаганда разрушает или молодёжь?
Следователь снова внимательно прочитал бумажку, выпятил губы, попытавшись вникнуть в смысл написанного, а затем растерянно пожав плечами огласил соломоново решение:
– И то, и другое плохо. Надеюсь, вам понятно?
– Плохо или хорошо, это дело вкуса. Вот если бы я нарушил закон…
Говорят, закон – что дышло: куда повернул, туда и вышло. Это лишь в том случае, если дело доведут до суда. Но, судя по всему, мой визави не настолько кровожаден. Вот и теперь не давит, а словно бы оправдывается:
– У меня нет оснований сомневаться в компетентности членов комитета.
Примерно на такой ответ я и рассчитывал:
– Так это что, опять цензура? А там дойдёт и до запрета на профессию, потом лишение гражданства и высылка за рубеж.
«Следак» такой атаки не ожидал, но и он не прост:
– Эк вы куда хватили! Сравнение с Солженицыным, даже с Синявским и Даниелем будет явно не в вашу пользу.
– Да я на всеобщее признание не претендую! Тем более, что ничего хорошего не жду от нашей публики.
– Тогда зачем же пишете?
Ну что ему сказать? Опять сослаться на то, что несу просвещение уму и сердцу? Решил привести пример, как раз «на злобу дня»: