– И что ты там ешь-то хоть, опять, наверное, на Дошираках одних?
За окном вовсю светило солнце. В середине сентября разразилось безудержное бабье лето. Люди под окнами надели футболки и шорты, достали убранные уже на зиму кроссовки. Дети играли на улице, вовсю делая вид, что сейчас еще только июль, впереди половина каникул, нет никакой школы. Леша валялся на своей кровати, разговаривая с мамой.
– Нет, на работе столовая есть. А дома я сам готовлю.
– Знаю я, как ты там готовишь. На сухомятке одной едешь. – Мама не умела нормально проявлять заботу – каждый раз получалось так, как будто бы ругала. – Вот будешь потом загибаться, не приеду к тебе.
Он бы и сам ни за что к ней не поехал, но говорить так было не принято. Леша просто промолчал.
– Кстати, как язва твоя? Обострений не было? А то ведь осень скоро.
– И что? У язв, к счастью, нет сезонных поветрий. Они же не шизофреники.
– Все у них бывает. Вот у нас на работе мужчина есть, Михаил Сергеевич. Ему уже под пятьдесят. Он тебе даже ровно день назовет, когда у него случится открытие язвы. Всегда отпуск на это время берет себе, чтобы пролечиться, как следует.
– Молодец. – Хлопнула дверь ванной. До Леши донеслись шлепки мокрых ног. Мимо комнаты прошел Зубов, в чем мать родила.
– И что, ты все так и работаешь в этой своей психушке? – Видя, что не может выцепить его на разговор, принялась за другую больную тему мама. – Чего тебя в эту дурку-то все тянет? Вот у отца твоего есть друзья, все хирурги. Так у них сын – он постарше немного – тоже работает хирургом. Сердца пересаживает! А денег сколько получает!
– Лех, слушай, я возьму там твой шампунь?
Обернувшись к дверям, Леша перевел взгляд с лица Зубова на его голое тело, затем обратно на лицо. Если он хотел шокировать его своим видом, то хотя бы здесь промахнулся. Уж чем, а гениталиями его не удивишь.
– Бери. – Безразлично отозвался он. Зубов запоздало обмотался полотенцем, за которым ходил в свою комнату. Потом прошлепал обратно в ванную.
– Что? Ты там говоришь с кем-то?
– Нет, мам, сам с собой.
– Вот, совсем свихнешься со своими придурками там. Зачем тебе вообще сдалась эта психиатрия? Там ведь как: кто халат первый надел, тот и врач. Что я, не знаю, что ли? Ну, раз пошел в медицинский, то работал бы, как отец, терапевтом.
Леша тяжело вздохнул. Еще отца не хватало сейчас вспоминать. Но маму уже было не остановить.
– Он, кстати, как? Все пьет там?
Леша сел на кровати, подошел к окну. День-то какой хороший сегодня. Может, спуститься вниз, прогуляться?
– Не знаю. – Ответил он. – Мы с ним созванивались в конце той недели. Был нормальный.
– Конечно, он всегда нормальный, когда не надо. – Хмыкнула мама. – А когда надо было срочно принять одного моего знакомого, так быстро в стельку напился!
Да, у папы бывали времена, когда он срывался и уходил в запой. Но чем старше становился, тем реже такое с ним случалось. Но все это бессмысленно было сейчас говорить матери.
– Когда приедешь-то хоть?
Леша услышал, как на кухне закипел чайник.
– Да не знаю, мам. У меня тут мало выходных пока, нужно приработаться. В отпуск, наверное, приеду. Когда он будет, правда, не знаю пока.
– Вот, так и помру одна, не дождавшись единственного сына.
– Мам, не начинай. Я летом у тебя был.
– Так прошлым летом! Я тебя, считай, вообще в этом году не видела.
Ну да, с работой время как-то быстро летит. Все же Леша несмело возразил.
– Ну, на новогодние виделись еще.
– А я тут банки заготовила, урожай собираю. Очень сложно одной, никто не помогает! Для кого я вообще эти шесть соток держу, если сын приезжает только раз в году. И то ничего не берет.
– Лех! – Раздалось с кухни. – Давай в магаз сходим вместе, холодильник же пустой почти.
– Ладно, мам, давай попозже поговорим. – Леше не хотелось, чтобы она знала, что он поделил квартиру на двоих. – Мне идти надо.
Она отключилась, не прощаясь. Леша зажмурился, положив телефон на подоконник. Вдохнул и выдохнул. Невозможно говорить так просто с этой женщиной. Обязательно есть подводные камни, нарвавшись на которые, он будет чувствовать себя вечно виноватым.
– Почему пустой? – Спросил он парой минут позднее, появившись на кухне. – Недавно же ходили.
– Если нет мяса, значит, пустой. – К счастью, Зубов успел одеться. – Даже колбасы нет.
– Ладно. – Леша сел, наливая себе кипятка в кружку. – Чай только попьем, и пойдем.
Зубов сел напротив, поставил рядом свою кружку.
– Ну что, Борисов, как ж тебя угораздило так? – Спросил он, когда они были на середине своего молчаливого чаепития. – Сапожник без сапог?
Леша запоздало перевернул руку, на которой были шрамы. Забыл после разговора с матерью накинуть сверху на футболку рубашку, как всегда обычно делал.
– Да это… ошибки молодости. – Ответил он, стараясь закрыть лицо кружкой с чаем.
– И что, все равно на работу взяли?
Леша пожал плечами.
– Если нет затяжных и хронических психических отклонений, почему бы не взять.
Зубов отпил кипятка, поморщился.
– Хотя, так, наверное, даже лучше. – Задумчиво произнес он. Леша нахмурился.
– В смысле?
– Ну… Тебе же проще понимать психов, если сам немного псих?
– Я не псих.
– Да ладно тебе. – Зубов рассмеялся. – Мы все немного психи.
– Ты-то уж точно. – Леша тоже улыбнулся. – Разгуливаешь голый, шутишь странно. Ты случаем не социопат? Нравится людей в заблуждение вводить, руководить ситуацией, сбивая их с толку?
– Это ты мне скажи. – Зубов навалился на столешницу. – Ты же у нас психиатр, а не я.
– Я психиатр, а не ясновидящий. – Леша поставил кружку в раковину. – Люди постоянно путают.
В магазине Зубов уговорил его на пару бутылок пива. Если бы днем Леша не поговорил с матерью, он бы ни за что не согласился. Но в ушах все еще стояли колом ее ядовитые вопросы. Пожалуй, если она узнает, что он позвал к себе жить какого-то парня, опять приедет с полицией нравов. Ведь у нее же сомнений не останется, что он снова за старое… Пусть в этот раз причины действительно нет.
– Почему ты эту свою Марину отвергаешь? – Спросил Леша, когда они вечером сидели в комнате соседа. Зубов был с гитарой на подоконнике. Леша – на полу возле его кровати. Между ними стояли две бутылки пива. – Неужели не видишь, что она так и просит твоего внимания?
Зубов удивленно перестал играть, посмотрев на Лешу внизу. Потом улыбнулся чему-то своему и снова начал выводить мелодию, брошенную до этого на полуслове.
– Не, надоела она. – Помолчав, сказал он. – Я до этого с девушкой одной встречался. Так мозги мне вынесла все, что решил пока отдохнуть. Не надо мне никаких отношений. Устал.
Леша не сомневался, что Зубов со своим чувством юмора и весьма привлекательной внешностью не был обделен женской лаской и вниманием.
– Может, она и не хочет никаких отношений. – Все же предположил он, опершись спиной о железную раму кровати.
– Ты, наверное, мало с бабами общался. – Прыснул Зубов. Перешел на бой, меняя аккорды. – У них всегда на уме только одно. Как бы поскорее начать этот букетно-конфетный период.
Признаться, Леша вообще никогда с девушкой не встречался. От этого осознания ему даже стало немного грустно.
– Не все же такие. – Возразил он, отпив еще пива. Зубов протянул руку за своей бутылкой, Леша подал.
– Ну, может и так. – Он снова взял в руки гитару. – Но я пока что таких не встречал.
– А что, много у тебя было?
Зубов не ответил, только повел плечом. За его спиной поднималось черное небо. Звезд не было видно. Доиграл песню, потом скинул ноги вниз.
– Покурим?
– А что у тебя с зубами, кстати? – Продолжил интервью Леша, когда они оказались на балконе.
– В смысле? – Тот провел ногтем между зубов. – Еда застряла, что ли?
– Нет. – Леша рассмеялся. – Острые такие. Это… специально?
– Ты об этом. – Зубов поддержал его смехом. – Нет, такие выросли. У моего отца, кстати, тоже острые зубы, наверное, в него. У меня в школе знаешь, какое погоняло было? Дракула, короче. – Он снова засмеялся. Потом замолчал, трогая пальцем свои клыки. – Не все же острые. Только эти, и вот эти еще, эти. – Зубов нагнулся к нему, оскалившись.
– Все, я вижу, вижу. – Леша со смешком слегка его отстранил. Затянулся, глядя на окна соседних домов. – А у меня не острые совсем.
– Говно вопрос, неси напильник. Сейчас быстро настрогаем тебе.
– И вот это чувство юмора, кстати. – Снова зацепился Леша. – Ты же в курсе, что у тебя шутки не смешные?
– Ох, смотрите-ка, ценитель Петросяна нашелся. – Взорвался хохотом Зубов. – Чем тебе мое чувство юмора не угодило?
– Но ведь оно такое… странное.
Зубов замолчал, но потом прыснул и снова засмеялся.
– Знаешь, если ты шуток не понимаешь, то это в тебе проблема, а не во мне. – Резюмировал он, затушив сигарету. – Пойдем напильник тебе искать. Еще и лицо подправим заодно.
– Так и что, – сказал он позднее, когда пиво подошло к концу, – Алексей. Про ошибки молодости расскажешь?
Леша очень надеялся, что ответа, который он днем дал Зубову, будет достаточно. Но, кажется, алкоголь пробудил в нем интерес до чужих драм. Еще и таких непривлекательных.
– Можно, я тебе как-нибудь потом расскажу? – Попытался отъехать он.
– Ты мне свою тайну, я тебе свою. – Зубов придвинулся ближе. Они сидели вдвоем на полу возле его кровати. Леше не хотелось знать никаких еще новых тайн, но и как от неудобного разговора уйти, он тоже не знал.
– Да это давно было. – Вздохнул он. – Мне тогда еще восемнадцать было.
– Очень давно.
Они посмеялись.
– У меня там… как бы сказать… несчастливая любовь выдалась. Ну, вот, я в лучших традициях себе вены вскрыть пытался.
– И как? Успешно?
– А ты как думаешь?
Они снова засмеялись.
– Вовремя откачали. – Продолжил Леша. – Мать меня в дурку сдала с потрохами, сказала, пока я не вылечусь от этого всего, домой могу не возвращаться.
– В смысле? – Зубов нахмурился. – От чего не вылечишься?
Это была досадная промашка. Потому что мама кричала о том, чтобы его вылечили от гомосексуальности, но Зубов же не был включен в контекст настоящей истории.
– Ну от… – Леша лихорадочно соображал, – от депрессивности своей.
– А-а. – Протянул Зубов. Он все еще сидел слишком близко даже для друга. Леша подвинулся в сторону. Проверил, нет ли еще пива в бутылке. Там было пусто.
– Ну, теперь ты свой секрет рассказывай.
– Короче, – Зубов поманил его, – когда зимой руки мерзнут в морге – у нас там не греют нихера – я, знаешь, что делаю, чтобы согреться? Вот свеженького привезли, ему вскрытие проводим. И, короче, в почках дольше всего тепло сохраняется. Берешь их так, сжимаешь, и так, сука, тепло становится.
Леша уставился на него в полумраке комнаты.
– Скажи, пожалуйста, что это я снова шутку не понял. – Взмолился он.
Зубов молчал. Леша вздрогнул, когда он захохотал в голос.
– Борисов, ну, конечно, шучу, что ты, думаешь, я совсем маньяк, что ли? – Сквозь смех заговорил он. У него даже слезы на глазах выступили. – Ну-ка, давай мне сюда свои почки, у меня как раз руки замерзли.
Зубов повалил его на пол, хватая за поясницу. Руки у него были не холодными, а наоборот, жгли, словно раскаленные докрасна утюги. Леша, смеясь, пытался его скинуть с себя, пока не понял, что начинает возбуждаться от такой игры. Одним движением высвободился и поднялся, тяжело дыша.
– Так, я это… – «Боже, лишь бы он не заметил». – Я курить, в общем.
Но и на балконе от Зубова не удалось укрыться.
– Ты чего? – Спросил он, прикурив сигарету. – Я же пошутил.
– Да, я знаю. – Леша забился от него в противоположный угол балкона. – Просто… курить захотелось.
Зубов посмотрел на него пристально пару минут. Потом пожал плечами и повернулся лицом к городу.
– Странный ты человек, Борисов. – Когда Леша уже собрался уходить, сказал он. Леша остановился на пороге.
– В смысле?
Зубов затянулся, внимательно глядя на него. Хотел было что-то сказать, но передумал. Так и не поняв, почему Зубов назвал его странным, Леша ушел к себе в комнату. Завтра был понедельник и нужно было поспать.
***
– В смысле, платно? – Спрашивал у него во время приема родственников муж Эльвиры. – Ведь это же государственная больница, за что еще мы должны платить?
Накануне Леша узнал примерную стоимость сеансов у гипнотерапевта. Сумма была внушительной. Он и не ожидал другой реакции, но все же пытался убедить мужчину.
– Мы не располагаем в штате гипнотерапевтами, а гипноз – такая терапия, которая требует специальной подготовки. Мы могли бы пригласить для Вашей супруги специалиста из города, но тогда Вам придется оплатить лечение.
– И что? И сколько это удовольствие стоит?
По нему не было видно, чтобы они могли тратиться на платную психотерапию. Почему вообще такие высокие цены на обычную лечебную работу, Леша не знал.
– П-примерно тысячу за сеанс.
У мужчины взметнулись вверх брови.
– Ну, это хотя бы разовая процедура?
– Нет. – Леша был готов провалиться сквозь землю от стыда. – Нужно минимум десять сеансов.
– Десять тысяч за то, чтобы она перестала называть себя каким-то мужиком?! – На них оглянулись другие посетители, находившиеся в рекреации. – Да я сам на себя столько не трачу. Она же придумывает все просто, дайте ей каких-нибудь таблеток и отпустите уже домой! Вы держите ее тут почти год!
– Александр Павлович, давайте снизим немного тон, мы с Вами в отделении. – Леша строго взглянул на посетителя. Тот подчинился. – Кажется, нужно Вам немного объяснить сложившуюся ситуацию. Все болезненное состояние Вашей супруги связано с тем, что в детстве она пережила некоторые неприятные вещи. И воспоминания об этих вещах продолжают ее мучать.
– И что? А кто из нас не сталкивался с неприятными вещами в детстве, как Вы говорите? У меня вообще в детстве отец умер, так я же не называю себя Верой Петровной и в платье не одеваюсь!
– У всех разный уровень стрессоустойчивости. Это как с физической болью: одни не терпят и пореза на пальце, а другие могут спокойно пережить восстановление сломанной кости.
– Какие кости еще? Как, Вы мне объясните, как можно называть себя мужчиной, беситься, кидаться на мужа и дочь, если в детстве пришлось пережить «неприятные вещи»? Что это вообще за «вещи» такие?
Говорить ему в таком состоянии было бессмысленно. Леша провел рукой по лицу.
– Нам с Вами нужно поговорить, но в более спокойной обстановке. И, возможно, не сегодня. – Леша написал ему номер своего телефона и протянул бумажку. – Когда остынете, наберите, пожалуйста, только в нерабочее время, после семи. Единственное, что могу Вам сейчас сказать: одними лекарствами исправить ситуацию не удастся. Да, мы можем выписать Эльвиру, обколов ее сильнодействующими препаратами, но рецидив случится уже через несколько месяцев. Истинная причина в подсознании, и с ней нужно работать. Иначе ничего не получится.
– Вы деньги вымогаете, вот, что Вы делаете. – Муж все же взял номер телефона. – Я на Вас в Министерство здравоохранения жалобу напишу.
– Если Вам дорога Ваша супруга, лучше прислушайтесь к моим рекомендациям.
Посетитель неприязненно махнул рукой, без слов говоря «да пошел ты!». Коря себя за то, что не смог выдержать разговора на более спокойной ноте, Леша посмотрел ему вслед, а затем увидел, как его зовет старшая медсестра к родственникам другой пациентки.
– Ну что, Юля, как Вы себя чувствуете? – Спрашивал позднее Леша на вечерней беседе.
Юля, молодая мать, доставленная в отделение в состоянии острой послеродовой депрессии, шла на поправку. На совместных занятиях они работали над тем, чтобы восстановить ее в собственном материнском чувстве, вызвать любовь к ребенку, повысить самооценку. Назначенное лечение молодой женщине помогало.
– Намного лучше, спасибо, Алексей Иваныч.
Она сидела перед ним, держа на руках куклу, одетую в вязаный костюмчик.
– Это хорошо, что Вы сегодня увиделись с супругом. Что Вы по этому поводу чувствуете?
Пациентка потупила глаза.
– Я рада, что он пришел. После того, как я… я думала, он подаст на развод.
– Ваш муж с первого дня госпитализации звонил в регистратуру, узнавал, как дела. Пока ему номера старшей медсестры не дали. – Леша улыбнулся, глядя на пациентку. – Он Вас любит и очень ждет. Да и Егор, я думаю, тоже очень по Вам скучает.
Она снова улыбнулась, но уже грустно.
– Связали ему пинетки?
– Да, смотрите, какие красивые. – Леша добился у Цезаря Петровича разрешения на то, чтобы женщина под присмотром санитаров и медсестер два часа в день тратила на рукоделие. Это было сделать очень сложно: острые предметы были запрещены в отделении. Но то, как быстро женщина поправлялась, и насколько часто Леша спрашивал разрешения у заведующего, послужили делу. – Только я не уверена, что по размеру будут… Дети же так быстро растут.