Утром в понедельник я задумчиво иду наискосок через школьный двор, рассеянно петляя между обеденными столами. В этот час в воздухе еще есть приятная прохлада, и я плотнее закутываюсь в кардиган. Я не застегиваю его, потому что тогда холодок будет проникать в пространство между полиэстером и телом. Впрочем, мне так нравится больше, потому что очень приятно прижимать кардиган к себе, словно в успокаивающих объятиях. Я думала, не устроить ли «Горну» бойкот – ну, знаете, явиться только для того, чтобы тут же театрально уйти в закат, может, даже потрясая большим плакатом с надписью «ДОЛОЙ ДИСКРИМИНАЦИЮ» или что-то в этом духе. Чтобы знали!
Вот только это не поможет. Я пришла к выводу, что мое присутствие в «Горне» вызовет у всех куда большие стыд и неловкость, чем внезапное отсутствие, и я решила, что так мне нравится гораздо больше.
Когда я подхожу к редакции, то ожидаю, что там никого не будет, потому как еще довольно рано. Однако Лен уже там, сидит по-турецки на своем обычном месте, а на столе мистера Пауэлла стоит чашка только что сваренного кофе. На кружке напечатана наша любимая цитата Оскара Уайльда (притом каждое слово окрашено в свой цвет радуги): «Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой».
Когда я вхожу, Лен и виду не подает, что меня заметил, и это хорошо. Я стараюсь отплатить ему тем же. Ноутбук, который парень поставил на колени, словно бы монополизирует его внимание, но когда я прохожу мимо, он откашливается.
– Здесь мы подходим к теме избранного, – начинает он, – Лена Димартайла, вышедшего в тираж бейсболиста, превратившегося в репортера, единственный настоящий талант которого состоит в том, что он иногда может остроумно завернуть фразу.
Я замираю, слыша эти знакомые слова.
– Что ты читаешь? – спрашиваю я, чувствуя, как горячая волна отчаяния накатывает на мои щеки.
– Но, – продолжает Лен, игнорируя вопрос, – это не важно, потому что он высокий, у него темные волнистые волосы, а россыпь прыщей на скулах он демонстрирует так, как супермодель толстые очки.
В этот момент Лен поднимает взгляд.
– Так, значит, – говорит он, – ты заметила мои прыщи?
– Что ты читаешь? – повторяю я с нарастающим ужасом.
– «Горн», – отвечает он и поворачивает экран ноутбука ко мне.
Я роняю рюкзак на пол и мчусь к компьютерам, расставленным в ряд вдоль стены. Лихорадочно открываю окно на одном из них и жду, пока оно загрузится. Потом браузер выдает мне жестокий ответ: появляется статья, которая точно так же высветится на любом компьютере, где сайт «Горна» сделан домашней страницей (то есть на всех устройствах внутренней сети школы Уиллоуби – причем я сама этого добилась в девятом классе благодаря большим стараниям и предприимчивости).
ПАТРИАРХАТ ЖИВ!
Автор: Элайза Цюань
– Кто придумал название? – ошеломленно спрашиваю я.
– А что с ним не так? – уточняет Лен, как будто не понимает.
– Оно абсурдное и совершенно… напыщенное, – слабо говорю я.
– Вот как… – Лен возвращается к своему ноутбуку, многозначительно вскинув бровь.
– Клянусь, я это не публиковала, – уверяю я. – Я вообще не собиралась это никому показывать.
– Оно и видно.
Я съезжаю все ниже и ниже по стулу и вдруг замечаю то, что заставляет меня резко распрямиться. Кто-то – видимо, тот, кто это опубликовал, – добавил завершение, продолжив с того места, где я остановилась на середине фразы.
Я была лучшего мнения о своих досточтимых коллегах из «Горна». Но нет. Они никогда не отличались справедливостью. За три десятилетия существования этой газеты девушки занимали пост главного редактора всего семь раз. Это девятнадцать процентов. Даже в Конгрессе сейчас процент женщин выше. Даже в Конгрессе, представляете?
Сегодня «Горн» мог бы сыграть свою небольшую роль в том, чтобы слегка сдвинуть чаши весов. Вместо этого редакция выбрала очередного представителя мужского пола на пост, который почти по всем критериям должен был достаться представительнице женского пола, куда больше заслуживающей этой должности. Я разочарована, я разгневана, я оскорблена – но, пожалуй, не удивлена.
– А это я вообще не писала… в смысле конец, – мямлю я, но мне все больше кажется, что я действительно могла бы так написать.
Лен пожимает плечами.
– Не знаю, звучит очень похоже на твой стиль, – говорит он. – Полно фактов.
На нем та же толстовка с капюшоном, что и на прошлой неделе, и сейчас он держит один из шнурков от капюшона во рту. Второй кончик тоже, видимо, страдает от этой неприятной привычки. Лен опускает взгляд на экран ноутбука, и я замечаю, что у него ресницы длиннее, чем у меня, и больше похожи на девчачьи.
Я колеблюсь, не зная, как ответить.
– Слушай, я не это хотела сказать. Когда писала. Ту часть, которую я и правда писала.
– О нет, ты хотела, – возражает Лен, едва я успеваю закончить фразу. Он что-то печатает, пальцы его так и мелькают над клавиатурой. – Я бы не сказал, что это твоя лучшая работа, но никакой ошибки тут нет.
В этот момент входит мистер Пауэлл со стопкой экземпляров газеты.
– Цюань и Димартайл, – говорит он и смотрит на нас, лучась гордостью. – Два новых столпа «Горна».
Мистер Пауэлл приятный дядька. Он не такой уж старый, но я как-то подслушала фразу миз Норман (а вот она действительно ветхая), что мистер Пауэлл «одевается так, будто голосовал за Бобби Кеннеди в 1968 году». В ее устах это прозвучало как комплимент.
Я пытаюсь улыбнуться, но вместо этого у меня выходит какая-то гримаса. Мистер Пауэлл переводит взгляд с Лена на меня:
– Что-то не так?
– Элайза написала манифест, – будто бы походя говорит Лен, и я вдруг понимаю, что он тот еще фрукт.
– Мне нужно кое-что убрать с сайта «Горна», – говорю я.
Мистер Пауэлл прочитывает манифест, молча прокручивая его вниз, и его беспокойство все возрастает. Я наблюдаю за ним, и у меня появляется ощущение, будто я застряла в кошмарном сне, в одном из самых жутких, которые продолжаются даже после того, как ты начинаешь что-то подозревать и спрашиваешь себя: «А может, я сплю?» Я множество раз в таких случаях убеждалась, что точно не сплю, а в итоге просыпалась в холодном поту, со стиснутыми кулаками и чувствовала облегчение, что все-таки не пришла писать Академический оценочный тест для поступления в вуз, ничего не выучив.
– Ну, – произносит мистер Пауэлл, закончив читать, – похоже, нам есть о чем поговорить.
– Давайте начнем с того, что я не публиковала эту статью, – заявляю я.
Мистер Пауэлл секунду задумчиво смотрит на меня.
– Хорошо, – соглашается он, – тогда посмотрим, кто тогда это сделал.
Мы обнаруживаем, что манифест был опубликован в пятницу… мной. Вот же запись, в логах. Опубликовано equan в 15:17 по тихоокеанскому поясному времени.
– Что?! – восклицаю я. – Значит, кто-то влез в мой аккаунт.
Мистер Пауэлл, к его чести, очень правдоподобно изображает, будто верит, что я не совсем тронулась умом.
– Хорошо, – повторяет он, почесывая голову, – но эту статью написала ты?
Внутренне я проклинаю свои слова, которые эпатажно маршируют по экрану без капли стыда, но отречься от них не могу.
– Ну… да…
– Только, судя по всему, не всю, – любезно подсказывает Лен.
– Кроме последних двух абзацев, – уточняю я.
– Ну ладно. – Мистер Пауэлл, похоже, считает, что это не слишком важная подробность. – Ты написала часть. Как другой человек мог получить доступ к твоим записям?
– Не знаю. – Я пытаюсь вспомнить тот день. – Ну, то есть я писала здесь. – От этого уточнения морщины на лице мистера Пауэлла становятся глубже. – Хотя это не проясняет дело, – признаю я. – Видимо, я забыла выйти из своего Гугл-диска. Я подумала, что перед уходом выключила компьютер, но, наверное, я слишком спешила.
Эта пугающая мысль поражает меня. Что еще мог тот человек найти в моих файлах?
– Я удивлен, что мне до сих пор не начали звонить по этому поводу, – размышляет вслух мистер Пауэлл, а я бросаюсь менять пароль. – Статья висит на сайте уже пару дней.
– Наверное, никто не читает «Горн» на выходных, – с надеждой говорю я.
– Какого хрена, Элайза? – раздается голос Джеймса со стороны двери. – Ну ты вообще безбашенная стерва!
Фу, как грубо. Ну, естественно, он-то видел статью. Хотя, скорее всего, совсем недавно, иначе я узнала бы о манифесте из кучи эмоциональных сообщений.
Джеймс врывается в класс и вываливает передо мной свои книги, ощетинившиеся клочками-закладками.
– Боже! – Он видит манифест на экране перед нами. – Вы утвердили этот текст? – спрашивает он у мистера Пауэлла, а тот деликатно отрицает это.
Джеймс выглядит огорошенным. Я объясняю, что случилось.
– Какого?..
– Да, – перебиваю я, – так что давай скорее уберем статью с сайта?
– Погоди. – Джеймс выставляет вперед ладонь. – А ее точно надо убрать?
Лен, который почти весь разговор молчал, немедленно говорит:
– Да, обязательно надо убрать.
И одновременно я выпаливаю:
– Конечно, да, ты спятил?
– Ну, – рассуждает Джеймс, – вообще-то в качественной прессе не принято отзывать уже опубликованный материал.
– Не знаю, что скажут администрация и преподаватели, если мы оставим его на сайте, – говорит мистер Пауэлл.
– В любом случае, – вставляет Лен, – если уж мы говорим о правилах хорошего тона, такой материал надо было бы опубликовать в авторской колонке, а не на передовице.
– Да, но, возможно, это и нужно «Горну». Какая-нибудь дерзость. Какая-нибудь пощечина. Мы явно рискуем стать изданием, «поддерживающим руководство», если нам не позволяется печатать такое. Я согласен не со всем, что говорит Элайза, но это… это мнение.
Я резко хлопаю ладонями по столу, так что все три моих собеседника вздрагивают.
– Я это написала… – восклицаю я, – я это написала для себя! Опубликовав эти записи, кто-то влез в мою личную жизнь, и так не должно быть. Меня взломали, и это не то же самое, что «меня опубликовали», ведь «меня опубликовали» подразумевает мое намерение публиковаться! И мое согласие. – Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, а потом продолжаю: – Все ваши аргументы здравые, но суть в том, что в этой ситуации они к делу не относятся.
Мистер Пауэлл, Лен и Джеймс секунду смотрят на меня непонимающим взглядом. Потом Джеймс снова обретает дар речи.
– Я просто сказал, – говорит он, – что это мнение.
Они предоставляют мне честь самой снять галочку в окошке «опубликовать», и стоит обновить браузер, как передовица «Горна» возвращается к обычному запрограммированному виду.
Ах, если бы и в жизни все было так просто. Едва я успеваю собраться с мыслями, как начинают подтягиваться остальные сотрудники редакции.
– Привет, – говорит Натали, останавливая взгляд на мне, но обращаясь к остальным. Она угрожающе потрясает своим телефоном. – Ребята, вы видели передовицу?
– Натали, убери, пожалуйста, телефон. – Мистер Пауэлл приглашает всех пройти в класс. – Давайте-ка мы все сядем.
Несколько минут спустя, когда большая часть сотрудников уже пришли, мистер Пауэлл становится перед классом и упирает руки в бока.
– Ну что ж, ребята, – говорит он. – Кто-то из вас, наверное, видел материал, который был опубликован на сайте «Горна» без предварительного согласования. Мы убрали его, но я хочу подчеркнуть, что данный инцидент неприемлем сразу по нескольким причинам. Во-первых, как вы знаете, я жду, что все вы будете относиться к «Горну» как к официальному изданию, то есть всегда вести себя профессионально и по прави- лам журналистской этики. Процедура публикации материалов придумана не просто так, и все, что мы печатаем под заглавием «Горн», должно проходить все ее этапы. – Мистер Пауэлл делает паузу. – Да, Аарав.
Аарав опускает руку.
– Значит, Элайзу накажут?
Класс наполняется рассуждениями вполголоса. Я смотрю на Джеймса. Он качает головой, будто не может поверить, что такое происходит именно со мной. Лен тоже наблюдает за мной, но, когда я это замечаю, отводит взгляд.
– Твой вопрос подводит меня ко второму пункту, – продолжает мистер Пауэлл. – Элайза утверждает, что не выкладывала этот материал на сайт, и она имеет право на наше доверие, потому что все мы верим в невиновность человека, пока не доказано обратное. А значит, кто-то другой опубликовал написанный Элайзой файл без ее разрешения, что также противоречит политике «Горна». Да, Касси?
– А саму статью написала Элайза? – Голос Касси дрожит, и я чувствую себя человеком, который получает удовольствие от убийства детенышей сумчатых животных.
– Вот что… – Мистер Пауэлл поправляет манжеты, прежде чем ответить. – Я знаю, что Элайза высказала некоторые спорные мнения, но надо учитывать, что они обнародованы слишком рано, да и вообще для этого не предназначались. Если кто-то хочет подробнее поговорить о проблемах, которые она затронула, можете приходить ко мне, и, возможно, мы организуем более широкое обсуждение. Но пока что я рекомендую вам уважать право Элайзы на личные данные и личное пространство в этой ситуации.
Иногда мне кажется, что мистер Пауэлл заслуживает бурных оваций.
– А теперь, может, вернемся к работе? – предлагает он.
У новостного отдела каждый понедельник проводится планерка, так что я бреду к составленным вместе партам, где собрались мои сотрудники. Они расположились передо мной, как самый враждебный в мире круг Сократа. Аарав, печатающий что-то на телефоне. Оливия, стучащая наманикюренными ногтями по парте. Натали, разглядывающая меня, точно букашку, крылышко которой она пришпилила булавкой. И Лен, снова уставившийся в ноутбук и делающий вид, будто ничего необычного не происходит.
– Ну что, – говорю я, смотря в сводную таблицу, открытую на моем ноутбуке. – Есть что-то новое по вашим материалам?
– Вообще-то у меня вопрос. – Натали поднимает руку, но потом передумывает и вместо этого ловит прядку волос и начинает накручивать на палец.
Мы все смотрим на нее.
– Значит, ты и правда думаешь, что в «Горне» одни женоненавистники?
Мы с Леном переглядываемся. События развиваются так быстро, что я даже понять ничего не успеваю. Я оглядываю класс, мое лицо превращается в гримасу «О боже, убейте меня прямо сейчас» – и один только Лен безмолвно отвечает мне: «Сочувствую, бро».
– Я такого не говорила.
По ощущениям, мои щеки приобрели оттенок лака на безымянном пальце левой руки Оливии.
– Ты подразумевала, что именно поэтому Лена выбрали на пост главного редактора вместо тебя. Разве нет?
Натали задает жесткие вопросы, прямо как хороший репортер. Я бы больше оценила ее хватку, если бы перекрестному допросу подвергался кто-то другой, а не я сама. Я решаю применить классический прием отражения атаки.
– Но ведь ты была на выборах, – безмятежно говорю я. – Может, скажешь нам, почему ты проголосовала за Лена?
– Слушайте, а может, не надо? – перебивает Лен с напускной беззаботностью, будто бросая пустяковую шутку, но я узнаю, что его кожа, оказывается, тоже может приобретать ярко-розовый цвет.
– Послушай, Элайза, – говорит мистер Пауэлл, проходя мимо. – Подойди на пару слов, когда будет минутка.
Я, смирившись, машу рукой на новостной отдел.
– Если ни у кого нет новых данных, то, пожалуй, можно закончить планерку, – заключаю я, и коллеги разбегаются, как кучка внезапно отпущенных заложников.
Я выхожу из класса следом за мистером Пауэллом. Он аккуратно закрывает за нами дверь.
– Как ты?
В голосе его звучит беспокойство.
– О, знаете, я и раньше никому из них не нравилась, а теперь я к тому же назвала их сборищем женоненавистников, так что теперь просто нравлюсь им меньше прежнего.
Смех мистера Пауэлла больше похож на вздох.
– Я подумал, может, ты хочешь поговорить о том, что написала, – говорит он. – Настоящий манифест получился.
Я провожу ногой вдоль трещинки на бетоне.
– Не знаю. – На секунду во мне вновь вскипает гнев. – Не поймите меня неправильно. Я считаю, что такой выбор отчасти точно связан с дискриминацией.
Вдруг мне представляется Лен, и я не могу понять, отчего мне так стыдно: то ли от того, что я отозвалась о нем как о «патриархальных пережитках, обернутых в дешевую сентиментальность», то ли от того, что я, по сути, сказала, что ему даже прыщи идут.
– О-о-о-ох. – Я прячу пальцы в рукавах свитера, прижимаю ладони к лицу и с нажимом провожу вниз по щекам. – Я просто хочу, чтобы все это закончилось.
Мистер Пауэлл ободряюще кивает.
– Жаль, что невозможно так просто выяснить, кто опубликовал твой материал, – говорит он. – Постарайся, пожалуйста, увидеть в этом плюсы: мне кажется, ты, сама того не желая, дала толчок серьезным дискуссиям среди педагогического состава, а это всегда хорошо. И по крайней мере мы сняли эту публикацию с сайта, так? Самое худшее позади.
Я позволяю себе немного расслабиться. Может, так оно и есть. Может, надо просто стараться смотреть на ситуацию со стороны, и тогда все как-нибудь придет в норму. Точно, обязательно придет в норму.