Жизнь удалась – это когда ты лежишь в своем гнезде с набитым пузом и осознанием того, что в лесу есть еще десять схронов с запасами, а ночью на соседней поляне волчья стая задрала оленя, но почему-то есть не стала, и все это мясо теперь твое.
Так вот, жизнь удалась – это когда ты сытая рагра, а не невыспавшийся, нервный и уже совсем неадекватный человек с лезущими из ушей знаниями и непроходящим потрясунчиком.
Моя жизнь совсем не удалась.
Я слышала, как Ная встала, как, стараясь не шуметь, собралась и упорхнула на экзамен: сутки в каких-то непроходимых болотах, без магии и посторонней помощи. Я так и не смогла запомнить правильное название этого ее предмета – что-то связанное с выживанием в экстремальных условиях.
Для себя эти ее занятия, после которых сильная и ловкая волчица возвращалась в синяках и порезах, я называла выживательными и искренне сочувствовала посмеивавшейся надо мной Нае.
С тихим щелчком за ее спиной закрылась дверь, а я даже не думала вставать.
Сессионная неделя подходила к концу, я уже почти профессионально косила под старательную студентку и гордилась двумя крепкими четверками и одной хиленькой, вымученной тройкой по основам этикета. Как утверждал Аррануш, мне это очень пригодится в будущем, как и всем студентам его академии.
Я не совсем понимала, чем мне может помочь в жизни знание по сервировке стола. Зачем вообще сервировать стол? Если еда вкусная, то она и в глиняной миске не потеряет свой вкус, а если на тарелку из тонкого таларийского фарфора свалить ту же спаржевую капусту, вкуснее она не станет.
Собственно, именно за такие размышления тройку мне и поставили.
А впереди ждал самый последний экзамен, после которого жизнь должна была наладиться. Пускай всего на две недели, но я могла опять вернуться в свою пушистость.
Вот только что-то было не так. До экзамена оставалось часов пять, я могла еще поспать, отдохнуть, набраться сил, не подрываясь с кровати в шестом часу утра, под громкие призывы Наи просыпаться.
Казалось бы, у меня наконец-то появилась возможность по-настоящему отдохнуть… Если бы не странная, тянущая боль внизу живота. Она пришла как-то незаметно, мягко окутывая горячим, неспокойным одеялом часа два назад, заставляя проснуться и тревожно вслушиваться в вой метели за стенами академии.
Уснуть уже не получилось. Боль сама по себе была не такой сильной, чтобы лишить сна, зато пришедшее вместе с ней беспокойство оказалось в состоянии сделать и не такое. Ощущение грядущих неприятностей, что может быть неуместнее утром последнего дня сессии?
Провалявшись до семи часов, мучаясь больше от страха, нежели от боли, я как-то очень неудачно повернулась на бок. Нет, искрутиться в постели я успела основательно, в стремлении найти максимально удобную позу, в которой дискомфорт бы попросту исчез. Одеяло туго спеленало ноги, а простыня сбилась к стене, но именно сейчас, когда укрывавший меня край чуть соскользнул вниз, в тихой и такой уютной, очень располагающей ко сну, комнате, я почувствовала знакомый, оставляющий на языке медный привкус запах крови.
Было сложно сказать, почему я в одно мгновение оказалась на ногах, морозя голые пятки об холодный камень пола.
Тупая, навязчивая боль, словно только этого и ждала. Свернувшись тугой, огненной змеей, она резко сжалась, заставляя согнуться пополам, хватая ртом воздух. А на простынях, пробуждая страх, темнело кровавое пятно. Подумалось почему-то, что я умираю. Больно, кругом запах крови и это пятно опять же.
Следующий час, забившись в угол и раскачиваясь из стороны в сторону, я мучилась от боли, которая с каждым мгновением, казалось, становилась лишь сильнее, и от осознания того, что жить осталось недолго.
Когда Илис пришел за мной, чтобы отвести на завтрак, то, должно быть, очень удивился, не дождавшись моей радостной персоны, порывисто открывшей дверь на его привычное постукивание.
В комнате царила мертвая тишина.
– Морра? – позвал он, еще раз легко стукнув костяшками пальцев в дверь.
Я молчала, лишь тихо поскуливая, когда боль становилась особенно колючей: казалось, в животе у меня поселился еж. Теперь он медленно и размеренно дышал, и от каждого его вдоха мне хотелось выть.
– Если ты проспала… – начал Илис, открывая дверь, которая, конечно же, была не заперта.
Дверь открылась, Илис увидел пустую постель, а я так и не узнала, что бы он со мной сделал, если бы я проспала.
– Морра?
– Илис, а я завещание не написала.
Я не чувствовала ног, спина и плечи замерзли, но всю степень своего переохлаждения смогла ощутить, только Илис обнял меня за плечи, помогая подняться с пола.
– Какое завещание? Ты о чем?
– Мне больно и кровь кругом. – Уткнувшись лбом в его грудь, я тихонечко заплакала. Не от страха, скорее от безысходности всей сложившейся ситуации. – Умираю я… кажется.
Сказала и сама не поняла, откуда это оптимистичное «кажется» взялось… Не иначе хозяин его с собой притащил.
Илис решительно потащил меня к кровати.
– Откуда такие мысли?
– С-с-симптомы отравления цикутой и восником.
– И где бы ты их успела попробовать? – скептически спросил он.
– Не знаю, – прошептала я, старательно отворачиваясь от кровати.
Мы молча стояли над ней, пока Илис растерянно рассматривал испорченный матрас, а я просто обессиленно жалась к нему. Низ живота болел до тошноты, до темноты в глазах. До крика.
Но я не кричала, я же рагра, а мы создания тихие. Наглые и бесцеремонные, но тихие.
– Кажется, нужно звать отца, – признался Илис.
– Все так плохо?
– Нет, – меня одарили растерянной улыбкой и нервным поцелуем в макушку, – просто я морально не готов рассказывать тебе про особенности женского организма.
– Что?
Усадив на кровать и замотав в одеяло, Илис уверенно сообщил, глядя мне в глаза:
– Ты не умираешь.
– А по ощущениям – очень даже да.
– Отец тебе все объяснит, – пообещал он и ушел.
Хозяин сбежал, а я осталась. Лучше бы, наверное, так и сидела себе в одиночестве и не видела ошалевшее, но какое-то неприятно радостное лицо Аррануша.
– Да быть такого не может, – высказалась Илли и затихла, круглыми глазами глядя на меня.
– Ты говорила, что нечисть в человеческом облике бесплодна, – с укором заметил Аррануш, не отрывая от меня не менее круглых глаз.
– Бесплодна, – ухнула сова.
– Но у Морры все процессы в норме. – На меня указали рукой и тихо, не веря в свое счастье, прошептали: – Что, если она способна родить?
Илли нахохлилась, Илис нахмурился, а директор, не замечая ничего вокруг, глазами влюбленного маньяка смотрел на меня.
– Новый вид.
Мечты Аррануша о человекоподобной нечисти прервал злой хозяин.
– Мы не будем проверять ее плодовитость.
– Конечно-конечно, – согласно закивал Аррануш, – сначала ей нужно выучиться, но потом…
– Слушайте, вы меня пугаете! – слабо возмутилась я.
Экспериментатор чуть смутился, отвел взгляд и попросил:
– Морра, собирайся, необходимо отвести тебя к лекарю.
– Зачем?
Мне было больно и плохо, и я совершенно точно не хотела никуда идти. Даже не потому, что стоять было больнее, чем сидеть, просто имелись подозрения, что не дойду.
– Полагаю, тебе нужно обезболивающее и… – Аррануш замялся, помахал рукой в воздухе и неопределенно закончил: – Всякие эти женские штуки.
Разумеется, мое желание остаться в комнате никто не принял в расчет. Деликатно оставив меня собираться, директор покинул комнату, утащив с собой недовольного сына.
– Штуки, – ворчала я, но ворчала тихо, потому что дверь в комнату была приоткрыта, а там, в коридоре, топтались два Грэнара, дожидаясь, когда я оденусь. – Обезболивающее. Топор мне нужен, чтобы от всяких психов отбиваться… Штуки, мамочка моя пушистая.
Пальцы мелко дрожали от нервного перенапряжения, живот болел уже не переставая, заклинившись в высшей точке непередаваемых ощущений, да и само тело казалось чужим, и ощущалось, словно надетая не по размеру одежда.
– Морра, – обеспокоенно позвал хозяин, и руки у меня опустились.
На то, чтобы натянуть платье и застегнуть нижние две пуговицы, ушло больше десяти минут. Илис уже начал беспокоиться, а у меня еще три незастегнутые пуговицы и не надетые сапожки.
Медленно осев на пол, я заплакала. Страшно было даже представить, что ждет меня дальше – с каждым днем вживание в человеческую шкуру становилось все сложней и болезненней.
– Морра? – громче позвал Илис.
А мне было все равно, что он за меня переживает, что семейка Грэнаров, застывшая у моей двери – очень странное зрелище, что пол холодный, а запах крови, казалось, въелся в кожу.
Хозяин осторожно заглянул в комнату, увидел меня, не говоря ни слова, вошел внутрь, закрыв дверь перед носом у своего отца, и с каменной рожей перетащил меня на кровать. Потом застегнул пуговки, на которые у меня не хватило сил, обул и даже взялся за мои волосы, пытаясь соорудить что-то хотя бы отдаленно похожее на приличную прическу.
Я сидела, сгорбившись на краю кровати, и не мешала.
– Надо будет все-таки научиться плести эти проклятые косы, – бормотал он, путая мои волосы только сильнее.
– Илис, с ней все в порядке? – раздалось из-за двери.
Что примечательно, войти Аррануш даже не пытался.
Прекратив мучить мои волосы, хозяин наклонился, опираясь рукой – я почувствовала как проседает матрас под его весом, заглянул мне в лицо и, легко коснувшись губами виска, тихо шепнул:
– Давай-ка взбодрись. Ты сама на себя не похожа.
Я только тяжело вздохнула. Непохожа… Да я себя собой сейчас не чувствовала, какая тут бодрость?
– В порядке, – без всяких сомнений, громко соврал Илис.
Аррануш своему сыну верил больше, чем -моему больному виду, потому всю дорогу до лазарета я слушала очень обстоятельную, полную непонятных терминов, лекцию о некоторых принципах функционирования женского организма, обессиленно вися на Илистаре. До лазарета ему пришлось тащить меня на себе. Ножки не шли.
А в лазарете нас встретила добродушная, улыбчивая женщина, успокаивающе пахнущая травами. Меня передали ей и сбежали. Аррануш сбежал просто так, а Илис, как выяснилось позднее, в столовую.
Заботливый хозяин успел как раз к моменту, когда меня, накачанную обезболивающим и исходящим от лекаря спокойствием, выпустили на свободу. Я чувствовала себя значительно лучше, но от бутерброда, протянутого предусмотрительным Илисом, отказалась. Есть не хотелось. Даже думать о еде не было сил.
Пожав плечами, не пытаясь настаивать, он за ручку дотащил меня от лазарета до моей комнаты, не обращая внимания на удивленные взгляды студентов.
А посмотреть, наверное, было на что. Я, все еще бледная с опухшими от слез глазами и невообразимым безобразием на голове, и хмурый Илис, за руку тянувший меня вперед.
Как оказалось, тащил он меня в общежитие приводиться в порядок.
Полчаса я провела в душевых, стараясь отделаться от раздражающего запаха, потом еще минут пятнадцать возилась с одеждой, пока Илис топтался в коридоре, наотрез отказавшись помогать мне со странными штуковинами, выданными лекарем.
Только после этого я наконец-то смогла немного расслабиться.
Пока Илис неумело, но очень старательно просушивал полотенцем мои волосы, я си-дела прикрыв глаза и просто наслаждалась покоем. Мне было очень хорошо, хозяину почему-то нет.
– Сегодня же еще раз навещу Варна, – решил он, замерев на мгновение.
– Зачем?
– Кажется, я недостаточно хорошо отблагодарил его в прошлый раз.
Я медленно обернулась. Хмурый и какой-то взъерошенный, Илис сжимал в руках полотенце, со зверским выражением лица рассматривая стену над моей головой.
– Вот это сейчас обидно было, – призналась я тихо. А обидеться было на что. Хозяин только что почти прямым текстом заявил, что мое яркое появление в его унылой жизни он считает не радостным событием, а тяжелым наказанием. – Да я твой подарок судьбы!
– Незаслуженный, – поддакнул Илис, вмиг повеселев.
И улыбаться начал, и полотенце мне обратно на голову накинул, чтобы продолжить свое высушивательное дело, но я была против и отбивалась как могла. Просто заподозрила в этой его улыбке подвох и издевательство.
– Что значит «незаслуженный»?!
– Да то и значит, Морра. Не успел я сделать в жизни ничего настолько плохого, чтобы меня так одарили.
На несколько секунд я просто потеряла дар речи. А Илис сидел, смотрел и улыбался так выжидающе.
– Еще скажи, что не рад моему появлению, – угрожающе предложила я, решив в случае положительного ответа что-нибудь ему откусить. Впрочем, в моем нынешнем положении я могла бы, разве что утопить его в слезах.
– Рад. – Шокировав меня чистосердечным признанием, все же накинул полотенце мне на голову и быстро поднялся. – Отдыхай. Скоро вернусь и отведу тебя на экзамен.
Медленно стянув с головы влажное, пахнущее шампунем полотенце, я успела заметить лишь, как дверь закрылась за спиной Илиса.
Хозяин не соврал. Пришел за сорок минут до начала экзамена, растолкал меня, заставляя проснуться, вяло поругался, напрочь отказавшись повторно заплетать мне волосы, и отконвоировал до аудитории триста двадцать семь, находившейся на третьем этаже и выходившей окнами на виварий. Где и бросил одну, среди напряженных одногруппников, с трудом дождавшихся, пока моя единственная защита скроется за поворотом.
Илис ушел, а меня прижали к стенке и приступили к ритуальному общупыванию.
После того как я получила автомат у Эльсар, Атави почему-то решила, что я очень везучая, и если меня немного потереть, то капелька моей удачи перейдет и ей.
Потерла. Прямо на первом же экзамене и потерла на глазах у всей группы, игнорируя смешки и издевательские замечания. И получила пятерку.
Перед следующим экзаменом меня щупала уже вся женская половина. Впрочем, им было не привыкать, первые месяцы меня постоянно кто-нибудь трогал. Создавалось даже впечатление, что они чувствуют мою рагровость и просто не могут не потискать. Что они чувствовали перед экзаменом, с горящими глазами щупая меня, где придется, я не знала и, если честно, совсем не хотела знать.
Теперь же меня пытались коснуться все двадцать четыре студента. А я жалась к стеночке и просто радовалась, что группа у нас еще не самая большая.
– На удачу, – торжественно возвестили сбоку, выдернув волосок. Мой родной, нежно любимый волосок! Я взвыла, а Тэваль, накручивая трофей на мизинец, на злой взгляд ответил радостным: – Талисманом будет.
Как умудрилась отбиться от остальных ненормальных, жаждущих получить такой же талисман, так и не поняла. Но к приходу профессора Дарос, что вела у нас историю Даатарского государства, меня загнали на подоконник, откуда я и держала оборону, отбрыкиваясь от особенно упорных студентов. Мои волосы еще были нужны мне самой. Появились даже вполне оправданные опасения, что за оставшиеся два с половиной года обучения меня вполне могут растащить на талисманы.
Несмотря на безумно начавшийся день, экзамен прошел спокойно, а в зачетке появилась первая и единственная, но гордая пятерка. Мне просто очень повезло вытянуть одиннадцатый билет. Первый вопрос оказался про междоусобицу столетней давности, на который я с удовольствием ответила. Видимо, удовольствие было ну очень заметным, так как профессор прервала меня на самом интересном месте, не дав рассказать, как именно в итоге были казнены бунтовщики.
Второй вопрос про экономическую поли-тику начала становления Даатара я пересказывала вяло и не особо вдаваясь в подробности. В основном потому, что подробностей не знала.
Мне было совсем неинтересно, с кем и чем торговало еще совсем слабое и маленькое государство, было откровенно плевать, на каких условиях заключались первые союзы (на невыгодных для нашего государства, к слову), и уж совсем неинтересно было читать о том, как и сколько династических браков приключилось за последние триста с лишним лет.
Вот о завоеваниях Архата Безумного я читала запоем и рассказала бы с удовольствием. Безбашенный дядька выделился не только любовью ко всяким кровавым пыткам, но и военными талантами, которые, вкупе с природной хитростью, помогли ему не просто завоевать большую часть южных земель, что по сей день входили в состав Даатара, но пробиться к морю и наладить торговые отношения с заморскими правителями.
К сожалению, об этом меня не спрашивали.
– Ну что, – стоило только выбраться из аудитории, как сидевшая на подоконнике Атави, легко спрыгнув на пол, подбежала ко мне, – сдала?
– Сдала.
– Чудно-чудно, – улыбаясь, пробормотала она и мотнула головой в сторону толпившихся у окна одногруппников. – Мы хотим сходить в город. Отпраздновать. Пойдешь с нами?
И вот стою я, смотрю на эту улыбашку и понимаю, что это вот ее вообще ни разу не заманчивое предложение – именно то, что было нужно Арранушу. Мой шанс влиться в человеческую жизнь. Отпраздновать успешное окончание сессии со своей группой – что может быть лучше?
Я считала, что лучше будет посидеть в тишине и одиночестве. Или не совсем в одиночестве а, скажем, в компании нечисти. Хорошо знакомой мне, хищной нечисти, которая где-нибудь в лесу такую безобидную рагру, как я, просто – съела бы.
Мне очень надо было к Кадаю, как к нечисти, давно получившей вторую ипостась. Была надежда, что он сможет объяснить, что со мной не так. Слабая, конечно, надежда, но хоть какая-то.
– Прости, у меня другие планы, – сознательно отказалась я от предложения еще чуть-чуть очеловечиться.
– Ну, Морра, как же так…
Атави расстроилась, а из группки студентов, которые и собирались праздновать окончание сессии, послышался радостный голос Тэваля, получившего на экзамене пятерку. Он считал, что все дело в амулете из моих волос, и не поленился поделиться своими предположениями с одногруппниками, из-за чего теперь на меня алчно смотрели восемь пар глаз. А мне как-то сразу стало ясно, что перед следующей сессией придется стричься, иначе ощипают.
– Оставь ее в покое, она небось со своими боевиками праздновать собралась.
– А что им праздновать? – резонно заметила длинная, угловатая и совершенно нескладная Ралайя. – У них сессия еще и не начиналась.
И пока они спорили, является ли завершение моей сессии достаточным поводом для пятикурсников устроить праздник, я решила по-тихому сбежать:
– Я пойду.
Оторвав от себя пальцы Атави, которая вцепилась в меня сразу, стоило только показаться в коридоре, я быстро удалилась.
Идти искать Илиса, чтобы потом еще с час упрашивать его сходить со мной в виварий, я не стала, на это просто сил никаких не было. Да и мозг после всего приключившегося работал плохо.
Потому что если бы он хорошо работал, то я бы не забыла, отчего решила не ходить в одиночку в виварий, и уж точно бы помнила, во что вылилось мое предыдущее необдуманное нарушение данного себе же слова не гулять без хозяина.
В виварии стояла тишина, что неудивительно. Громко здесь было только раз, когда взорвались заклинания в одном из вольеров, а генерал отчего-то решил полакомиться аспидом.
– Морра, а ты что здесь делаешь?
Нарге, показавшийся из хозяйственного блока, тащил за собой тележку, полную инвентаря для уборки. Как правило, кадеты за своей нечистью ухаживали самостоятельно, хотя специальные рабочие, прикрепленные к виварию, все равно были. На всякий случай.
– Вот… навестить пришла, – пробормотала я, с тревогой глядя на полуоткрытую дверь. Конечно, свою нечисть из вольеров повадились выпускать только три хорошо знакомых мне балбеса, остальные предпочитали не рисковать и не таскали опасных хищников за собой по виварию, но кто знает, как далеко способен зайти кадет в стремлении наладить отношения со своим подчиненным.
– К линорму, – понимающе кивнул Нарге.
Я лишь с улыбкой пожала плечами. К Ровану я планировала зайти, но сначала мне нужно было к Кадаю. Только аспид почему-то совсем мне не обрадовался.
– Пушистая, – он лежал на песке, расслаб-ленный и явно сытый, и на мое появление перед своим вольером отреагировал исключительно недружелюбно, – свали, пожалуйста. Я отдыхаю, мне не до твоих переживаний.
Общение с людьми явно шло мне на пользу: бояться больших и рагропитающихся хищников я постепенно отучалась.
– Очень жаль, но тебе придется меня выслушать.
– Не боишься, что я сейчас разозлюсь и съем тебя? – полюбопытствовал он, лениво перекатившись на другой бок. – И никакой браслет тебя не спасет, ты просто не успеешь им воспользоваться.
А я же теперь не просто наглая была, я же еще и бесстрашная теперь, и дело не только в браслете, который так удачно скрывал подчиняющее плетение, но и в том, что Кадай даже не пытался быть убедительным.
Потому я бесстрашно зашла в вольер и даже к аспиду подошла, устроившись рядом с ним на песке. Змей лежал и не подавал признаков жизни.
Я легла рядом, вытянулась в полный рост и зажмурилась от удовольствия.
– Хор-р-рошо.
– От тебя кровью пахнет, – лениво заметил Кадай.
– А вот насчет этого я и пришла поговорить, – призналась я, резко сев.
Боль легко, даже нежно сжала желудок, как бы намекая, что мне сейчас нежелательно шевелиться так неосторожно.
Меня слушали молча, не перебивая и не задавая вопросов, лишь глаза на черной морде медленно округлялись. Под конец рассказа, когда я поведала о том, как в меня вливали обезболивающее в лазарете, аспид не выдержал. Воровато оглянувшись на двери вольера, убедился, что никого там нет, и быстро перекинулся. Со стороны это выглядело забавно. Черная шкура вздыбилась, зашевелилась и сползла на песок, а передо мной, брезгливо стерев со щеки прилипшую чешуйку, уже сидел бледный, но вполне человекообразный Кадай.
– Линька, чтоб ее, – проворчал он, передернув плечами.
– А зачем…
Не дав закончить, он потянулся ко мне.
– Хочу удостовериться, что ты не врешь. – После чего последовало властное: – Снимай.
Кадай дернул меня за ногу, требуя, чтобы я сняла штаны.
– Да сейчас, размечтался!
Быть может, я не так уж и долго была человеком, но точно знала, что неприлично оголяться перед посторонними. Да и хозяин разозлится, если узнает.
– Морра, ты, конечно, все очень правдоподобно описала, но есть одна небольшая деталь, которая опровергает все твои слова.
– И какая же?
Я попыталась вырвать свою ногу, но аспид держал крепко. Словно это и не бледные пальцы сейчас сжимали мою щиколотку, а одно из черных, лоснящихся колец змея.
– В человеческом облике мы стерильны.
– Да-да, Илли говорила, что нечисть в таком виде бесплодна, но на всякое правило можно найти исключение.
– Это непреложный закон природы, Морра. Женщина не может понести. Поверь, я проверял.
– Чего?!
– И с человеческой женщиной проверял, и с нечистью, – с каменной физиономией признался он. Потом странно на меня посмотрел и так задумчиво протянул: – С бракованной рагрой, правда, еще не пробовал…
– Я тебе нос откушу, – тихо пообещала одна бракованная рагра.
Но гад не успокаивался.
– Да брось, Морра. В качестве эксперимента…
– И Ровану нажалуюсь.
Мою ногу тут же отпустили.
– Ну нет, так нет, – поспешно проговорил он. – Но ты точно уверена, что у тебя все женские процессы в активном состоянии?
– Я не уверена, но уверены Аррануш и лекарь, которая меня осматривала.
Кадай хмыкнул и подполз ко мне, чтобы сесть рядом.
– Знаешь, а мне тебя жалко.
– С чего бы это?
– Нечисть с исправно функционирующей человеческой ипостасью… – Приобнял за плечи и тихо, зловеще так проговорил: – Директор твой тебя теперь в покое не оставит. Будешь ты его экспериментальным образцом до конца жизни.
Я невольно поежилась.
За спиной, из коридора, послышалось странное ворчание. Крачитт медленно, с полным осознанием своего превосходства над противником, забирался в вольер.
– И как только этот кретин его подчинил, – пробормотал Кадай, медленно меня отпустив.
Пока он поворачивался к противнику, я так и сидела, вывернув шею и глядя на незваного гостя. Талас был совсем рядом, большой и безжалостный.
– Ты про Нарге?
– Про него, – подтвердил аспид. – Морра, будь умницей, ползи в кусты.
– А ты?
– А я сейчас покажу этому плешивому уроду, что бывает с теми, кто без разрешения заходит на мою территорию.
И я поползла, не вставая с четверенек, не оборачиваясь и про себя ругая Нарге всеми известными мне матерными словами. Он все же решил выпустить свою бешеную нечисть прогуляться. Неконтролируемую, опасную даже для собственного хозяина. Вот спрашивается, чем он думал?
Ответ был прост и неприятен: ничем. А теперь из-за того, что один кретин решил рискнуть, второй, чешуйчатый и наглый, готовился драться. А умненькая рагра спряталась в кустах и переживала за аспида.
Крачитт бросился первым, рассчитывая на внезапность атаки, но просчитался. Кадай качнулся вперед, чтобы в следующее мгновение взвиться в воздух черной змеей. Десять метров чистых мышц, больше ста килограммов живого веса. Гибкая мощь. Аспид был большим и тяжелым, но летел легко, как шелковая лента.
Когда змей приземлился на крачитта, во все стороны брызнул песок. Сквозь грозное шипение прорывалось злое повизгивание.
Зажав рот ладонью, я следила за тем, как по песку катается шипяще-рычащий клубок.
Кадай все плотнее сжимал кольца, Талас с остервенением когтил его задними лапами, вцепившись клыками в брюхо. Я видела, как сжались его зубы, и сначала испугалась, но крови не было: крачитт вцепился в отмершую шкуру, но еще, кажется, не осознал этого. Зато когтями легко вспорол бок своего противника, очень разозлив Кадая. После этого Талас недолго брыкался в стальных объятиях змея…
Я никогда раньше не видела, как питается аспид. Вернее, видела уже наполовину прошедший процесс, но вот чтобы так, наблюдать за тем, как пасть расширяется, становясь все больше, чтобы заглотить сначала голову, а потом и придушенное тело жертвы, мне еще не доводилось.
Нарге подоспел как раз к моменту, когда Кадай поглотил уже почти не шевелящуюся жертву по плечи.
– Ты что творишь!
– Нарге!
Кадет бросился к змею, я, с трудом выбравшись из кустов, кинулась ему наперерез:
– Я убью тебя, кретин!
– Морра? – Нарге притормозил, удивленно посмотрел на меня, а потом сурово велел Кадаю: – Выплюнь.
Тот вопросительно посмотрел на меня, не прекращая заглатывать крачитта.
– Плюнь каку, – попросила я, – тебя и так хорошо кормят, чтобы ты еще какую-то гадость лопал. А после того, что этот устроил, его подчиненной нечистью уже не оставят.
– А что он сделал? – напрягся Нарге.
– Напал, – призналась я, горя желанием прямо сейчас бежать к директору и жаловаться. – Если бы не Кадай, сейчас бы твой Талас меня уже доедал.
Кадай отрыгнул крачитта, исключительно чтобы высказать свое авторитетное мнение:
– Гадость редкос-с-стная, – прошипел он, посмотрел на мокрую, недопроглоченную нечисть и выдал уже Нарге: – Дурак ты, парень. А эту мерзость я бы не обратно в леса отправил, а прикопал где-нибудь.
Потыкав крачитта хвостом, Кадай брезгливо скривился.
Я была с ним полностью согласна, вот только правила для всех были одинаковыми, и не прижившуюся нечисть возвращали в естественную среду ее обитания.
Дурацкие правила.