– Линочка, доченька, наконец-то! – обнимала меня тётя Васеня, затем повернулась к Алексею. – А парень-то какой! Орёл! Рада видеть, сынок!
Тётушка обняла и Лёшку. И мы прошли из прихожей в зал. Дядя Аркаша и Владимир сидели за столом, играли в шахматы. Мальчишки-погодки Вася и Миша разлеглись на полу и катали подаренные дедушкой и бабушкой машинки. Жена Владимира Любаша хлопотала на кухне. Подростка Оленьки след простыл: гуляла где-то со своим парнем Андреем. Молодо-зелено, дома не сидится!
У меня защемило сердце от чувств: всё здесь по-семейному тепло и уютно, всё согрето материнской любовью и заботой.
Мужчины отодвинули шахматы, встали поприветствовать нас: расцеловали меня, пожали руку Алексею. И оба одновременно выдали: «Смирнов!!!». Ба! да Лёшенька-то – известная личность, оказывается…
Я подарила мальчишкам красочно упакованную мной большую коробку. В коробке скрывалась железная дорога с паровозиками и вагончиками, управляемыми от пульта. По моей просьбе её купил в «Детском Мире» Москвы Сергей Петрович, когда ездил в столицу по делам.
Визг, крики, хлопки, прыжки и счастье мальчишек заполнили весь дом. Мужчины тоже, как дети, увлеклись игрушкой и дружно собирали рельсы, шлагбаумы, здания вокзалов.
– Тётя Лина, ты Фея, что ли? – спросил младший Мишенька.
– Самая настоящая Фея, – засмеялась Любаша. – Только вместо кареты из тыквы Фея Ангелина исполнила мечту любого мальчишки – целая железнодорожная станция! Вон даже у папочки глаза загорелись-то.
– Вчера по телевизору «Золушку» смотрели, – пояснила тётушка Васеня про Фею.
Лёшка улыбался, переводил взгляд с восторженных мальчишек на меня.
– Так, значит, твоё полное имя Ангелина, – удивлённо хлопнул он ресницами, – Лина-Ангелина. Ангел, значит… Слушай, малышка, как мало я о тебе знаю!
– Какие наши годы! Всё впереди! В женщине должна быть загадка, – подмигнула я ему, – тебя ожидают и другие открытия, я их приберегла на будущее.
– Она не малышка! Ты сам, что ли, не видишь? Она же тётя! Вон какая большая выросла. Даже выше бабушки! – вступил в разговор старший Вася. – Но ты можешь звать её тётя Ангел, если хочешь: Ангел и Фея – одно и то же.
Все засмеялись. Лёшка подхватил мальчишку, подбросил к потолку и поймал на лету:
– Вот спасибо, парень, открыл мне глаза!
Обед припозднился, плавно перетёк в хлебосольный, сытный, вкусный ужин. Заречный посёлок славился своей продукцией на всю область. Тётушка напекла расстегаев с мясом. Любаша накатала домашней лапши к отварным курочкам. Дядя Аркаша с Володей угощали салом собственного засола, маринованными грибами и домашним виноградным вином.
Куст винограда был экзотикой и завистью для всего посёлка, и личной гордостью дядюшки. На зиму дядя Аркаша бережно укутывал плети ветошью, пригибал к земле, а затем укрывал их сверху сооружёнными переносными «домиками». А поздней весной, когда плети уже раскутаны и подняты к опоре, по утрам и вечерам подсвечивал куст лампами. Представляете, с какой гордостью дядюшка угощал нас своим вином? Каждая капля драгоценная!
Я давно не ела такой вкусной еды: в столовой комбината рацион хоть и менялся, но всё равно был скудноватым, а в общежитии я перебивалась бутербродами да яичницей.
Часам к семи вечера домой вернулись Оленька и её парень Андрей, к подмышке которого прирос переносной радиоприёмник. Оленька сняла пальто и вошла в зал. Я застывшими глазами глянула на её выпирающий животик, обтянутый трикотажной кофточкой. Оля поймала мой взгляд, засмущалась и убежала в спальню.
Тётя Васеня густо покраснела.
– Вот, Ангелиночка, не уберегли кровинушку: глядели, глядели, да и проглядели. – Она заплакала. – Не смогли ей запретить встречаться с парнем. Ведь наша старшенькая Светочка в семнадцать лет повесилась от несчастной любви. Боялись запрещать Оле. Думали, пусть встречаются в нашем доме и будут на глазах. Недосмотрели…
Лёшка сидел с пылающим лицом, потупив глаза в пол. Я не знала, что сказать и как отреагировать. Встала. Обняла тётушку. Затем пошла к Оле.
Оля, лёжа на кровати, уставилась в потолок. Андрей развалился на стуле, держал радиоприёмник на коленях и слушал музыку.
– Андрей, выйди, пожалуйста, – несмотря на «пожалуйста», интонация моего голоса не ласкала слух. Парень набычился, но вышел.
Я подсела на кровать к Оле.
– Олечка, что случилось, то уже случилось. Тебе вот-вот исполнится шестнадцать, почти взрослая. Всё будет хорошо и с тобой, и с ребёночком: распишитесь с Андреем и будете жить полной семьёй. Мамочка поможет тебе, она у вас такая необыкновенная.
Оля тихонько заплакала. Я гладила её рыжие густые волосы, а сама думала про Ирину. Ну как могли родители послать любимую дочь под скальпель? И почему она не воспротивилась? Почему не рассказала Алёшке? Разве не от нас самих зависит, какие решения мы принимаем и как выстраиваем свою судьбу и всю жизнь в целом?
«Нет! Я никому не позволю предпринимать что-то против моей собственной воли и желания. И только я сама уберегу себя от опрометчивых поступков, ну а ошибки… Через ошибки проходит каждый…» – размышляла я.
Оля успокоилась. Мы вернулись в зал. Она взглянула на Алексея:
– Я вас знаю, вы футболист из Левобережья. Мы всем классом ездили в соседний район смотреть вашу игру года три назад. Вы тогда четыре гола забили и стали кумиром мальчишек.
Лёшка улыбнулся:
– Спасибо, Оля! Передай им привет и скажи, весной буду набирать команду. Может быть, будут желающие среди них.
– Правда? Я передам, – Оля не отводила восторженных глаз от кумира местного масштаба.
Алёшка встал из-за стола и позвал Андрея на кухню.
Чуть позже, я пошла в прихожку за пакетом с подарком для Оли и услышала из кухни :
– Будь мужиком! В семнадцать лет у меня была, по сути, такая же ситуация. Но от меня тогда ни хрена не зависело – не в курсе был, а у тебя сейчас всё в твоих руках. Взрослей, парень!
Нас убедили остаться на ночь. Володя с семьёй ушли в свою квартиру. В бывшей спальне Володи – кровать и диван. Тактичная моя тётушка, не задавая лишних вопросов, расстелила нам оба спальных места.
Мы сели на диван. Лёшка выглядел бледным и уставшим. Конечно, он не спал всю прошлую ночь. А я тогда хоть чуть-чуть подремала у него на коленях.
– Лина, Ангел мой, спасибо за знакомство с семьёй. Я правда оценил это, – он замолчал и обнял меня. – Если б не видел, как ты сама была ошарашена, подумал бы, привезла меня сюда специально в назидание: смотри, щенок, своими глазами на юношеские гормоны и ошибки.
– Как тебе моя тётушка? – перевела я стрелки разговора.
– Она, правда, добрейшей души человек. Таких людей мало.
Лёшка повернул рукой моё лицо к свету луны сквозь окошко, окутал нежным взглядом:
– Лина, неужели прошло всего лишь чуть больше месяца, как впервые встретил тебя? Такое ощущение, что случилось помутнение рассудка: совсем потерялся во времени…
Я молчала. И правда, бойкая на язык и общительная, рядом с Лёшкой я в основном молчу. Интересно, и как же он даже по молчанию читает мои мысли и чувства, понимает меня с одного взгляда? Ему и слова-то мои не требуются… Хотя нет! Разве он сам не нуждается в моём внимании? Получается, что Лёшка всё время отдаёт, а я принимаю, но сама ни разу не сказала ему ни одного нежного слова. А они роились в моих мыслях:
Имя твоё – ах, нельзя!
Имя твоё – поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Имя твоё – поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток,
С именем твоим – сон глубок.
Нет, стихи не мои. Много лет назад их написала Цветаева. Но они назойливо возвращались снова и снова, стучали у меня в висках и застревали в горле, не смея вырваться наружу. И если бы их не написали ДО меня, то сейчас такие пронзительные слова написала бы я сама… Но вместо этих пульсирующих стихов я произнесла довольно сдержанно:
– Алёшка, у тебя тонкая душевная организация. Даже удивительно, что в таком большом, сильном мужчине столько самокопания и переживаний. Чувства сложно проанализировать, а иногда и сложно понять… Я вот думала, что любила уже, а оказалось, вовсе нет. Только время расставило всё по местам.
– Малышка, нет, самокопания у меня никогда не было. Поверь, это впервые. Всегда поступал так, как хотело тело. А что там в душе́, даже и не думал. А тело хотело много и разного… и всего сразу. А сейчас я боюсь поступить не так, как ожидаешь ты, и сказать что-то не так, ляпнуть лишнего… Боюсь обидеть тебя, с одной стороны, пылкостью, а с другой стороны – сдержанностью, которую ты можешь принять за безразличие. Я не знаю как мне вести себя с тобой… Боюсь спугнуть… вдруг опять взмахнёшь крылом и улетешь туда, откуда прилетела… И окажется, что всё это мне приснилось…
Невероятный прилив нежности обуял меня. Почти материнский. Мне хотелось обнять его и гладить по голове, укачать, как он укачивал меня на кухне у Капы.
– Алёша, так всё же у нас с тобой любовь или только влечение, которое ты называешь химией? Прости, но я в самом деле неопытна в подобных отношениях… Мне трудно понять и тебя, да и саму себя. Может быть, ты уже знаешь ответ?
– Малышка, ты же сама только что сказала: чувства сложно анализировать. Ну какая разница, как это называется, Лина, детка! Главное – чувства, а не название. Да, у меня были влечения, отношения, ни к чему не обязывающая связь… Но никогда ничего подобного не случалось, как с тобой. Сама подумай, на молокозаводе вокруг меня почти сотня молодых красивых девчонок, некоторые готовы хоть на флирт, хоть замуж, хоть просто на трах… А я как заворожённый прусь за тобой через Волгу, потом назад этот долгий путь в ночи. А ночью уснуть не могу. Днём из рук всё валится. На работу иду как на каторгу. Еда поперёк горла встала… Ничто и никто не может занять мои мысли, только ты: сидишь в голове и не даёшь мне покоя. Как я вообще жил без тебя?! Вот и ответь на этот вопрос: это любовь или что?
Я прильнула к нему и поцеловала в губы. Сама.
В ту ночь я почувствовала, будто внутри меня, как в раскалённой от жары и жажды пустыне, внезапно хлынул дождь, и нежный белый цветок начал медленно расти, расправил девственный бутон, зашелестел лепестками, сладко прикасаясь кончиками к каждой моей клеточке; цветок увеличивался, увеличивался, увеличивался в размерах, распирал мою плоть… и вдруг он воспарил из меня и превратился в белого Ангела… Ангел помахал мне крылом на прощание и улетел ввысь, и растворился где-то далёко-далёко в высоком звёздном небе.
Вернёмся к нашему земному. На комбинате случилось ЧП. Швейная фабрика, закупившая ткань для пошива одежды, забраковала всю партию из-за неустойчивого красителя: руки пачкались даже при трении о ткань, можно вообразить, что произошло бы с ней после влажной обработки.
Директор вызвал на экстренное совещание главного технолога, заведующего химической лабораторией, начальников красильного цеха и отдела технического контроля (ОТК) и пригласил меня как химика-технолога по профильному образованию.
Увлекаясь крашением пряжи и одежды, я изучала процессы ещё до поступления в вуз и понимала, что обвинять в случившемся красильный цех нелогично: он использовал тот препарат, который ему выдали. Закупка красителей шла с фабрики соседней области. Образец каждой партии должны были проверять химическая лаборатория и ОТК, прежде чем отправить препарат в производство.
За технологию крашения отвечает отдел технолога. А ОТК должен выпустить готовый продукт (ткань) на реализацию с актом соответствия качества.
Такого крупного ЧП на комбинате ещё не было. Каждый пытался выгородить свой отдел и переложить вину на другой. Я внимательно слушала всех и делала пометки в блокноте.
– Ангелина Витальевна, ваше мнение со стороны? – спросил директор. – Понимаю, что вы не погружены во все процессы. Можно сказать, что не в теме, не знаете производства. Но всё же, вы же химик-технолог. Вижу, рисовали что-то в блокноте.
Я придвинула к нему блокнот:
– Смотрите сами, я всего лишь изобразила цикл. В этой цепочке процессы дважды замыкаются на отделы главного технолога и технического контроля, а вина красильного цеха и химической лаборатории маловероятна. Это легко проверить, проведя химический анализ препарата.
Директор почесал затылок.
– Создаём рабочую комиссию для расследования ситуации. Дополнительно включаем начальника отдела кадров. Председателем комиссии, как незаинтересованное лицо, назначаю Обручеву Ангелину Витальевну.
– Ну почему же незаинтересованное? – возразила я. – Результат – в интересах всего комбината. Вы имели в виду невовлечённое в процесс?
– 1:0, Ангелина Витальевна, именно это я и хотел сказать. Умеете вы правильно мысли формулировать, отдаю вам должное. Двух дней хватит?
– Конечно, при наличии необходимых ингредиентов и спектрофотометрических приборов проверку красителей и процесса крашения можно сделать и за один день.
– Послезавтра в 10:00 все ко мне в том же составе, плюс новые члены комиссии.
В назначенный срок все собрались в кабинете директора. Сергей Петрович сразу же предоставил слово мне. Я протянула ему экземпляр акта служебного расследования и зачитала текст вслух со второго экземпляра. Директор слушал и одновременно глазами отслеживал строчки распечатки. Поднял голову, обвёл всех взглядом. Пузиков Андрей Петрович поджал плечи.
– С виновниками всё ясно. Они получат взыскание. А теперь попрошу рассказать не для протокола, а своими словами, без чересчур умных химических и прочих терминов, я же не химик, а руководитель и производственник, в чём конкретно причина этого брака и как избежать его впоследствии. То есть не КТО конкретно виноват, а ЧТО послужило причиной. Своими словами, Ангелина Витальевна!
– Ранее мы выпускали ткань из натуральных волокон. В последнем квартале отдел технолога разработал новый вид ткани с добавлением двадцати процентов синтетики. Но процесс крашения ткани из смесовых волокон требует другого подхода, так как волокна натуральные и синтетические являются антиподами, если своими словами: одни пористые, другие – прочные, плоские, малопористые. Для прокрашивания натуральных тканей использовали сухие порошки-пигменты, но для синтетики нужны современные жидкие высокодисперсные красители. В них уже внесён тот самый компонент, позволяющий красителю легко проникнуть в малопористые волокна. То есть порошковый пигмент просто осыпается с синтетики, не проникает в её поры. Что и произошло в конкретном случае. Именно это и не учёл отдел главного технолога по причине некомпетентности. А отдел технического контроля не проверил готовую продукцию на выходе из-за халатности: просто по привычке подмахнули бумажку. У меня всё, если коротко, без терминов.
Наступила тишина. Директор снял очки и потёр переносицу.
– Этому всему вас учили в вузе, Ангелина Витальевна?
– В какой-то степени да. Но синтетические волокна в СССР начали выпускать только с 1971 года, и учебники ещё не переписали к моменту моего обучения. Поэтому я читала научные публикации. Я давно увлекаюсь красителями, крашением и колорированием, начала ещё до вуза и затем во Франции следила за разработками в этой области.
– Вот видите, в вузе этому лично меня не учили, – раздался голосок Пузикова Андрея Петровича. – Не у всех же семь пядей во лбу. Да и откуда нам брать научную литературу?