Совещание началось в непредставимую по меркам Маши Гордиенко рань. В девять утра. Скажите, где такое видано? Только в «Балтнефтехиме». Генеральный заядлый жаворонок, остальным приходится подстраиваться.
Обсуждение первых двух вопросов Маша пропустила мимо ушей. Проблемы нефтяного фьючерсного рынка были далеки от ее специализации. Оптимизация расходов на непрофильные активы тоже мало интересовала.
Не вникая в суть обсуждаемого, Маша внимательно наблюдала за участниками совещания. Ее интересовало, кто с чьими предложениями соглашается, а чьи, напротив, воспринимает в штыки. Кто как обращается к тому или иному коллеге, на «ты» или официально, по имени-отчеству. Она прекрасно понимала, что только-только ступила на Олимп, на самое его подножие, и необходимо как можно быстрее разобраться, как тут все устроено. Не в плане делопроизводства, разумеется, – отношений между небожителями.
Почти всех присутствовавших здесь она знала. Маша исповедовала принцип: начальство надо знать в лицо и по фамилиям, и не только свое непосредственное – вообще всех, кто стоит выше тебя на служебной лестнице. В обратную сторону этот принцип, разумеется, не работал, еще две недели назад она была одной из многих, лицом в массовке, не более того. Но генеральный начал совещание с того, что представил ее собравшимся, попросил любить и жаловать.
Не только ее, но и нового начальника службы безопасности Ерофеева, назначенного тем же кадровым приказом две недели назад. На вид Ерофееву было около полтинника, и Маша время от времени на него поглядывала – как станет держаться, тоже ведь новичок на Олимпе… Но мало что высмотрела. Лицо у вновь назначенного шефа беспеки было примечательное – малоподвижное, не откликающееся на эмоции владельца, если таковые вообще имели место. Глиняная маска какая-то, а не лицо. Маше показалось, что где-то она уже видела этого человека, но где именно, вспомнить не смогла.
Наконец разговор о скучном завершился и настал звездный час г-жи Гордиенко. Маша поднялась – на вид спокойная, уверенная в себе (но без раздражающих людей ноток самоуверенности). Она и в самом деле была спокойна. Хоть расчеты проводили и доклад писали «очкарики», их начальница владела темой и была готова к любым вопросам.
Речь в докладе шла о пока небольшом, но перспективном и бурно растущем секторе заправочного бизнеса – об энергозаправках.
Разумеется, БНХ (равно как и другие мастодонты и бронтозавры отрасли) не остался в стороне от новых веяний. Число электромобилей на дорогах медленно, но неуклонно росло, и все они объезжали стороной заправки традиционные, отпускающие газ, бензин и дизельное топливо. И деньги их владельцев – а ездят на электромобилях люди в основном не бедные – проплывали мимо «Балтнефтехима» и других крупных игроков, поделивших рынок. Непорядок, но заряжать «Теслы» и их менее престижные аналоги там же, где заливают топливо в машины традиционные, пока не представлялось возможным по техническим причинам.
От бытовой сети 220 В электромобиль полностью заряжается около тридцати часов. Трехфазная сеть на 380 В позволяет сократить это время втрое, но все равно ни один автовладелец не согласится столько провести на заправке.
Западные акулы бизнеса нашли выход: разработаны и внедрены переходники, позволяющие заряжать аккумуляторы электромобилей от источников постоянного тока, и самым удачным среди них оказался CCS, он же суперчарджер, позволяющий полностью зарядить «Теслу» за час, даже менее.
Это уже реальный срок, особенно если на заправке есть где покушать и заняться шопингом. Проблема в другом – и суперчарджеры, и зарядные станции постоянного тока надлежащей мощности слишком дорогие. В Европе и США, где электромобилей на порядок больше, они окупались и приносили прибыль. В России срок окупаемости быстрой энергозаправки получался долгим – дольше, чем срок службы необходимого оборудования. К тому же как раз началась история с санкциями, сделав подобные проекты еще более затратными.
В итоге интересная тема оказалась заморожена.
И тут появился «ЭКО-Спас-тревел». Буквально из ниоткуда появился, вынырнул из безвестности: Сергей Спасов, владелец фирмы, никогда на топливном рынке не светился. Мирно занимался продажей электросамокатов, электроскутеров и прочего двухколесного электро-, владел сетью магазинчиков и сервисных центров.
Ставку «ЭКО-Спас-тревел» сделал на зарядку не «Тесл», а всей вот этой мелочи, не привлекавшей внимания серьезных игроков, – аккумуляторы там мизерной емкости в сравнении с теми, что стоят в электромобилях, можно быстро заряжать их без закупки дорогостоящего импортного оборудования.
Серьезные люди из больших корпораций дали промашку, не предугадали лавинообразный рост популярности двухколесного электротранспорта у молодежи, и не только у молодежи. Бесшумные и экологичные малютки неудержимо завоевывали улицы городов. И не одни лишь улицы, тротуары тоже, вызывая праведный гнев пешеходов.
Одна беда – модная техника оставалась чисто городским транспортом, ни о каких путешествиях говорить не приходилось, учитывая смехотворно низкий запас хода.
Спасов и его фирма решили эту проблему. На создание сети стационарных энергозаправок «ЭКО-Спас-тревел» даже не замахивался, такие вложения не под силу средней руки бизнесмену. Его фишкой стали мобильные зарядные станции: небольшой фургончик, в кузове мини-кафе на четыре посадочных места, в прицепе – заряжающее оборудование.
В результате теперь появилась возможность съездить из Санкт-Петербурга в Москву на электроскутере с тридцатикилометровым запасом хода, не отыскивая при этом добрых людей, которые позволят подключиться к их розетке на восемь или десять часов. И очень многие молодые люди эту возможность использовали – катили в столицу, украсив грудь бело-зеленым значком с надписью:
Я езжу
ЭКОлогично
и
ЭКОномно!
Спасов на достигнутом не успокоился, развивал бизнес, сейчас завершалось оснащение трассы, ведущей в сторону Крыма и Сочи, и никто не сомневался, что популярность нового маршрута станет еще выше.
Негаданно выстреливший проект привлек внимание боссов «Балтнефтехима». Спасову сделали предложение, от которого, казалось, нельзя было отказаться.
Он тем не менее отказался. И от второго, улучшенного предложения отказался – совсем недавно, буквально пару дней назад. Не стал продавать бизнес и менять жизнь вольной птицы на должность в руководстве БНХ.
Однако если «Балтнефтехим» на что-то положил глаз, то он это что-то так или иначе получит.
Вопрос стоял лишь один: какой путь решения проблемы выгоднее. Додавить-таки Спасова, вновь улучшив предложение либо отыскав иные способы воздействия? Или же самим раскрутить аналогичный бизнес с нуля, а «ЭКО-Спас-тревел» прихлопнуть, задействовав административный ресурс?
Отвечал на этот вопрос доклад, подготовленный «очкариками» Маши Гордиенко.
Прямых выводов доклад не содержал, лишь информацию для принятия решения. Но из приводимых цифр непреложно следовало, что никакое иное решение, кроме поглощения «ЭКО-Спас-тревела», оптимальным не станет.
Маша отметила, что Ерофеев, новый зам по безопасности, во время ее доклада оживился. Проблемы фьючерсов его, похоже, не волновали – сидел с каменной мордой лица, эмоции как у статуи. Сейчас окаменевшая физиономия пришла в движение. Казалось, что Ерофеев старательно сдерживает ехидную ухмылку, но та прорывается…
«И где же я его видела?» – подумала Маша за секунду до того, как началось страшное.
Ее гладко звучавшая речь сбилась. Очередное слово Маша произнесла после долгой паузы, затем вообще замолчала. Все, о чем она говорила, мгновенно и без остатка испарилось из головы, вытесненное безотчетным и нарастающим чувством страха.
Маша не понимала, в чем дело, что или кто конкретно ей грозит, но была уверена, что сейчас произойдет нечто кошмарное.
Никто не обратил внимания, что докладчица замолчала. С остальными, судя по лицам, происходило нечто схожее. Вице по кадрам дышал широко распахнутым ртом, потом рванул воротник рубашки, с мясом оборвав пуговицу. Генеральный озирался с крайне тревожным, даже испуганным видом. Ухмылка исчезла с лица Ерофеева, его рука метнулась под полу пиджака, но вернулась пустой, входить на совещания с оружием не полагалось. Бренд-директор Зинаида Карловна вскочила и, не спрашивая разрешения, молча ринулась к двери, билась о нее, как птица о стенку клетки, – позабыв, что дверь открывается внутрь.
Смерть, невидимая, неслышимая и неосязаемая, наползала со всех сторон, и Маша не выдержала. Издала визг, граничивший с ультразвуком, и полезла прятаться под стол.
Увидела там частокол ног, упакованных в брюки и обувь от самых изысканных брендов, но ненадолго, участники совещания тоже бросились кто куда.
Раздавался топот ног, крики и стоны, звучащие вразнобой, перекрывающие друг друга. Прозвучал чей-то задушенный хрип. Что-то рухнуло с грохотом и стеклянным звоном.
Ей было все равно. Она нашла спасение под столом, остальные пусть спасаются, как сумеют.
А затем все закончилось так же неожиданно, как и началось. Все стихло, и Маша не понимала ничего. Зачем она забилась под стол, потеряв туфлю и измяв деловой костюм от Бриони? Она вылезала из-под стола медленно, чувствуя, как лицо заливает пунцовая краска стыда.
Тела лежали повсюду – неподвижные, застывшие в разных позах. У двери, теперь распахнутой, лежали особенно густо. Лишь генеральный сидел на прежнем своем месте во главе стола. Откинулся на спинку кресла, голова склонилась к плечу, из угла рта свисала липкая нитка слюны.
Генерал-лейтенант Рютин перебирал свидетельства о смерти.
– Инфаркт… инсульт… разрыв аневризмы аорты… – себе под нос произносил Рютин, – снова инфаркт… синдром внезапной смерти… Это что такое? Я слыхал о внезапной детской смерти.
– У взрослых тоже бывает, товарищ генерал-лейтенант, – пояснил Караулов. – Ничто не предвещает, по всем обследованиям здоров человек – и вдруг взял да умер. Сердце, например, остановилось.
– Отставить генерала при обращении. При таких делах у нас с тобой генеральские звезды с погон легко и просто улететь могут. Синдром, мать его, внезапного разжалования.
– Есть отставить генерала, – сказал Караулов, а об остальном промолчал, не стал комментировать незавидные карьерные перспективы. Когда дело на контроле у министра и в Администрации президента, оргвыводы при неудаче расследования могут быть суровыми.
Рютин перебирал бумажки, не замечая, что пошел по второму кругу. Словно надеялся, что случится чудо и отыщется нормальная и понятная причина смерти. Множественные колотые раны, например, несовместимые с дальнейшей жизнью. Или огнестрельное ранение жизненно важного органа. Или хотя бы открытая черепно-мозговая травма, нанесенная твердым тупым орудием.
Разумеется, ничего обнадеживающего генерал-лейтенант не обнаружил. Почти вся верхушка «Балтнефтехима» с генеральным директором во главе скончалась в одночасье от естественных причин. Кто-то умер прямо в зале для совещаний, кто-то в приемной, а четверо последних – в прибывших по вызову реанимобилях. До стационара не доехал никто.
– Здесь все? – спросил Рютин. – Все вскрытия закончили?
– Все. В авральном режиме работали.
– А толку-то… Следы излучений? Яды?
– Все чисто. Никаких следов.
Помолчали. Оба понимали, что не бывает таких совпадений, что должна быть какая-то причина, вызвавшая резкое обострение хронических болезней и фатальное проявление новых. И не могли придумать эту причину, даже самую умозрительную. Врачи тоже не могли. Каждая взятая по отдельности смерть естественная – вот и все, что сказали эскулапы с гиппократами.
– Уцелевших отработали? – спросил генерал-лейтенант. – Эта, как ее… Гончаренко… Связи с Украиной пробивали?
– Гордиенко, – мягко поправил Караулов. – Нет связей, ни родственных, ни других. Четвертое поколение семьи в России живет, только фамилия украинская осталась.
– А второй?
– С ним все любопытнее. Он стал Ерофеевым месяц назад. Официально поменял фамилию после освобождения. Взгляните, здесь выжимка. А так-то в уголовном деле сто семнадцать томов.
Генерал-лейтенант выжимку просматривать не стал, ему достаточно было взглянуть на прежнюю фамилию фигуранта.
– А-а, вот это кто… И впрямь любопытно. Только мнится мне, что здесь ложный след. Но все равно раскопайте все, что он делал после освобождения. Вот прямо по дням и по минутам. На три метра вглубь ройте.
– Есть на три метра, – понуро сказал генерал-майор, ему тоже казалось, что персонаж из криминальных хроник девяностых при всей своей одиозности никак не может оказаться виновником утреннего происшествия, не его стиль. Вот взорвать кого-нибудь вместе с автомобилем – с таким всегда обращайтесь.
– С какой формулировкой заводить дело? – спросил Караулов.
– Пока не заводите, – поразмыслив, сказал генерал-лейтенант. – Продолжаем доследственную проверку.
Закуски на столе стояли незамысловатые, сельские. Все выращено своими руками, как похвалился хозяин, и не только картофель и овощи, свинина тоже своя, с магазинными копченостями ее вкус нечего сравнивать.
Разумеется, едва уселись – водка тут же забулькала в горлышке запотевшей бутылки, наполняя две стопки.
– Ну, за встречу! – провозгласил Круглов и выпил. – Сколько же мы не виделись, Серый?
– Давненько, – кивнул Сергей. – Ты прав, Круглый, чаще надо встречаться.
Он лукавил. Ему не хотелось чаще встречаться. Он вообще обошелся бы без таких посиделок. Однако встречи регулярно происходили, причем по инициативе Сергея. Он преднамеренно не давал угаснуть знакомству. Предчувствовал, что наступит день, когда помочь ему сможет только Круглов.
Предчувствие не обмануло. День такой наступил. Не сегодня, неделю назад, когда к Сергею Спасову подошли в подземном паркинге три персонажа, словно перенесенные машиной времени из девяностых. А поскольку машина времени пока не изобретена, более чем вероятно, что в ее роли выступила зона, где хронопутешественники отбыли длительные сроки. Мордовороты очень доходчиво (ребра до сих пор побаливали) растолковали три жизненных принципа:
– если не умеешь быстро выхватывать травмат, то лучше его не носить;
– если тебе делают щедрое предложение, то надо не выкаблучиваться, а с благодарностью соглашаться;
– если дочь живет вдали от родителей (Даша училась в Москве, в МГУ), то с ней могут произойти самые разные неприятности.
История, четверть века назад заурядная, в наши дни казалась дикостью.
Сергей заподозрил, что после этой демонстрации последует еще одно предложение. И придется согласиться, потому что ставки растут, при очередном отказе может появиться киллер, и следующий тур переговоров пройдет уже с наследниками Спасова С.В.
Угадал. Долго ждать звонка из «Балтнефтехима» не пришлось.
Соглашаться не хотелось. Сергей взял небольшой тайм-аут якобы для размышлений, а сам позвонил Круглову, договорился о встрече. И лишь после этого отказался от второго предложения БНХ.
– А ты чего не выпил? – удивленно спросил Круглов, наливая себе вторую.
В стопке Сергея содержимое почти не убыло, он едва пригубил.
– Годы, Круглый, годы… Здоровье уже не то, таблетки кушаю, с алкоголем плохо сочетающиеся. Пару стопок растяну на вечер, а сверх того ни-ни. Не хочу проверять, как к тебе сюда скорая добирается, за сколько часов.
– Сочувствую… Ну, давай хоть чокнемся. За нас, за нашу давнюю дружбу! – Круглов проглотил содержимое стопки, захрустел огурцом.
…В детстве Серый и Круглый были, что называется, не разлей вода, хотя один жил в городе, другой в деревне, и вместе приятели проводили лишь пару летних месяцев.
Два месяца были плотно наполнены приключениями, словно пиратский сундук дублонами. Рыбалка и походы за грибами, то вдвоем, то в большой компании. Гонки на велосипедах и всевозможные крутые трюки, исполняемые с их помощью (слово «велотриал» тогда не было в ходу). Иные забавы могли завершиться печально – безбашенные пиротехнические опыты или игры в заброшенных руинах графского дворца, – но судьба оказалась благосклонна, серьезные неприятности летний отдых не омрачали.
Особняком среди тех развлечений стояла любимая, пожалуй, игра детства – войнушка. С нее-то все и началось…
После третьей стопки (для Сергея после половины первой) закурили и начали неторопливый разговор «за жизнь».
Поговорили о футболе, но недолго.
Поговорили о женщинах – Круглый за то время, что они не виделись, развелся в третий раз, планировал новый брак, но пока жил без хозяйки.
Поговорили о работе, и говорил в основном гость. В сильно смягченном виде рассказал о своем конфликте с БНХ. Дескать, топливный гигант положил глаз на бизнес, начатый с нуля и заботливо выращенный. Говорил и внимательно отслеживал реакцию Круглова.
– Продавай, не раздумывай, – сказал тот. – Они ребята правильные. У них не только цены божеские на заправках. Они, знаешь ли, патриоты. А сам новенькое что-то сообразишь, ты же у нас выдумщик… И снова продашь.
Патриотизм (диванный, по мнению Сергея) был коньком Круглова. Любил порассуждать о возрождении державы. Патриотизм же БНХ состоял лишь в том, что на каждой их заправке появился плакатик: «Если твоя фамилия Байден – проезжай мимо». Дешево и креативно. Патриотам бальзам на сердце и лишний стимул заправиться именно здесь.
«План А не сработает, – понял Сергей, – нечего и продолжать. Переходим к плану Б. Извини, Круглый, но ты сам выбрал себе судьбу».
Войнушка была игрой командной и проходила по достаточно сложным правилам. Например, все игроки прекрасно знали, где находятся «штабы». Но атаковать их могли лишь на следующий день после захвата первого пленного – войнушка игра многодневная, порой даже недели не хватало, чтобы выявить победителя. Силы «партизан» и «фашистов» были равны – по шесть-семь мальчишек и по одной девчонке-санитарке. Так что победа становилась делом во многом случайным и непредсказуемым.
…В то лето «партизаны» лишились своего «штаба» – заброшенного сарайчика, приткнувшегося к краю совхозного поля. Бригада рабочих превратила «штаб» в груду досок и бревен, проданных затем кому-то на дрова. Заодно канула спрятанная в тайнике при «штабе» партизанская рация, а она была важным атрибутом в игре: если средство связи захватывали «фашисты», боевые возможности партизанского отряда резко падали.
И «штаб», и рацию необходимо восстановить – осознание этого факта привело Серого и Круглого на небольшой и никак не используемый чердачок дома Спасовых.
Дверца чердачка была заперта на навесной замок, ключ от которого, по словам бабушки, затерялся. Если закуток не слишком захламлен, то чем не место для «штаба»?
Разыскивать или подбирать ключ они не стали. Круглый (из них двоих он был более рукастым) притащил инструменты, помудрил с пробоем – и тот стал свободно вытаскиваться из двери. А если вставить на место, то дверца казалась надежно запертой.
Внутри хватало места для штабных дел. Вещей оказалось немного. Два больших ящика с откидными крышками и маленький сундук, окованный по углам металлом и опять-таки с навесным замком.
Разумеется, приятели полюбопытствовали, что находится в ящиках. В них лежали вещи покойного деда, которого Сергей никогда не видел.
Застольный разговор предсказуемо свернул на политику, и теперь говорил в основном Круглов, не забывая наполнять и опустошать свою стопку. Сергей лишь делал вид, что тоже помаленьку пьет, а сам наблюдал, как у приятеля сменяются стадии опьянения. То, что прозвучит, должно прозвучать в точно выбранный момент – когда Круглова уже потянет на подвиги и авантюры, но до наступления сонной алкогольной апатии будет еще далеко.
Пожалуй, пора. Да и в разговоре как раз случилась идеальная подача – Круглов заговорил о российском ядерном оружии, что бесславно и бесцельно, по его мнению, ржавело в пусковых шахтах. Не у того человека волей судьбы оказался ядерный чемоданчик. Подпустить бы его, Круглова, к Большой Красной Кнопке, так все враги и недоброжелатели России раком встали бы.
– Зачем тебе Красная Кнопка? – спросил Сергей. – Именно тебе – зачем?
Круглов молчал. И казалось, трезвел на глазах.
Сергей раскрыл кожаную папку (приятель давно поглядывал на этот предмет с недоумением), вынул из нее и положил на стол карту – самодельную, на пожелтевшем листе формата А4.
На карте был изображен остров. Вернее, половина острова, потому что некогда карта была вдвое больше, ее нарисовали на двух склеенных скотчем листах, а затем вновь разделили с помощью ножниц, и разрез получился не прямой, а в виде замысловатого зигзага.
Остров не имел резких изгибов береговой линии. Высились на нем горы, протянулась цепочка пальм. В море рядом с берегом кит пускал фонтан, плыл куда-то парусник. В общем, самая обычная пиратская карта. Лишь крестик, указывающий, где зарыты сокровища, отсутствовал, он остался на другой половинке. Зато снизу имелся рукописный поясняющий текст. Вот какой:
акр ыд мод яр с
ого тацдан аблотс
ит йорп к уреве с 4
та тич сто 1
тапок ан
Внятно и вразумительно, не так ли? И даже слова знакомые попадаются. Но все же общий смысл ускользает. К тому же уцелела лишь половинка текста, ножницы прошлись примерно по центру строк. И зигзаг разреза был не таким уж хаотичным, как представлялось с первого взгляда, – располовинил каждое имевшееся в пояснениях число.
Круглов долго молчал, разглядывая половинку карты. Потом рассмеялся и сказал:
– Надо же, сберег…
Сергею показалось, что и смех, и слова прозвучали фальшиво.
– Я ведь тоже сохранил кое-что, – продолжил Круглый. – Погоди-ка…
Серый надеялся, что среди вещей отыщется что-нибудь любопытное. Настоящий кортик, например. Дед был морским офицером, провел всю войну на Тихоокеанском флоте, участвовал в проводках через океан союзных конвоев и в десанте на Курилы, вышел в отставку капитаном второго ранга.
Увы, кортик не отыскался. Равно как и парадный флотский мундир с наградами, на что Серый тоже надеялся.
В ящиках лежала одежда, но исключительно штатская. Костюмы и пальто давно вышедших из моды фасонов оказались так густо пересыпаны нафталином, что его терпкий дух до сих пор не выветрился.
Серый и Круглый не сдавались, дорылись в обоих ящиках до самого дна – вдруг там припрятан небольшой сверток, а в нем наградной пистолет?
Сверток на дне нашли. В нем лежали ремни и подтяжки. Приятели принялись утрамбовывать барахло обратно, задумчиво поглядывая на сундучок, оставшийся неосмотренным.
– Э? – кивнул Серый на инструменты, позволившие попасть сюда.
– Незаметно не смогу, – сказал Круглый. – Штука старая, на совесть сработанная.
Желая подтвердить свои слова, он взялся за навесной замок, и тут случилось чудо – дужка свободно вышла из корпуса. Замок лишь создавал иллюзию, что сундучок заперт.
Откинуть крышку они отчего-то не спешили. Возможно, не хотели окончательно расстаться с надеждой на обнаружение боевых наград или именного оружия.
Круглов отсутствовал долго. Так долго, что Сергей поневоле задумался о плане В, тот предусматривал поиск клада в одиночестве, руководствуясь лишь своей половинкой карты. И надписью, означавшей в переводе на нормальный язык вот что:
дырка рядом с
надцатого столба
пройти к северу 4
отсчитать 1
копать на
Возиться придется куда дольше, подставляя методом перебора цифры взамен отрезанных и по очереди выбирая за точку отсчета разные столбы электролинии. Но Сергей надеялся, что справится, хоть и убьет непозволительно много времени. Самую трудоемкую часть работы – копание ям в неправильных местах – позволит избежать металлоискатель, лежавший сейчас в багажнике.
Плыть в далекие моря не пришлось бы. Побережье острова своим контуром приблизительно соответствовало ограде фабрики спортинвентаря «Динамо», а пересекавшая остров цепочка пальм изображала бетонные столбы линии электропередачи.
Во времена войнушки парни часто лазали на территорию фабрики и наперечет знали все лазейки в ограде. Там, на свалке отходов производства, попадались очень интересные штуки. Например, при удаче можно было отыскать бракованный кожаный мяч, но если вставить нормальную камеру, для игры в футбол он вполне годился, эка важность, что пара швов прострочена криво.
Вошел Круглов и оборвал цепочку ностальгических воспоминаний. Впрочем, принесенный им предмет немедленно запустил ностальгию снова: «шмайссер», непременный аксессуар командира «фашистов». Нижняя, деревянная часть конструкции более чем условно изображала легендарный немецкий автомат. Зато верхняя часть, металлическая, могла стрелять почти по-настоящему. Не очередями, одиночными – но с грохотом, с облачком дыма, вылетающим из дула. Правда, для этого надо было раздобыть охотничий капсюль «жевело» и зарядить его в «шмайссер», а раздобыть удавалось редко.
– Вот, сохранил. Узнаешь? Я пружину поменял, так он даже стреляет, иногда бездомных собак шугаю.
До чего же фальшиво звучали его слова…
– Ты дурака-то выключай, Круглый. Не делай вид, что забыл об «Уничтожителе».
– У меня хорошая память, – сказал Круглов после паузы, и тон его ощутимо изменился. – И клятву нашу я помню. Никто больше не погибнет от этой гребаной хрени! Никто, понял меня, Серый?!
– Не шуми и не делай зверское лицо. Никому не надо погибать. Смотри, что я придумал…
В сундучке лежали три предмета, завернутые в тряпки.
Приятели стали распаковывать свертки, и первый же вознаградил за все безуспешные поиски. Внутри оказался бинокль, настоящий морской бинокль. У него не имелось ни ремешка, ни футляра, корпус был изрядно потерт, однако линзы в идеальном состоянии, ни трещин, ни царапин.
Серый поднес бинокль к солнечному лучу, протиснувшемуся в щелку между досками. Прочитал вслух:
– Ю-Эс Нэви, – и прокомментировал: – Ленд-лизовский, факт.
Он был мальчиком начитанным и знал, что такое ленд-лиз. Служба деда проходила на корабле, полученном от США по ленд-лизу (на сторожевике, кажется, или на эсминце). Серый поискал в том же лучике света, нет ли других надписей, и обнаружил дату – 1943 год.
Морской бинокль – уже круто, а этот к тому же боевой, прошедший войну… Вещь для войнушки бесценная, не сравнить с пропавшей партизанской рацией – с приемником, подобранным на мусорке.
Второй сверток они распаковывали с ожиданием чего-то не менее крутого – и слегка разочаровались, обнаружив компас, но не тот, что надевают на руку, уходя в турпоход. Этот был компас так уж компас, с кастрюлю размером. Тоже корабельная штука, никаких сомнений.
Правда, показывать стороны света компас-переросток не мог – круглая хреновина с делениями, что должна была плавать в жидкости под стеклом, теперь не плавала, поскольку жидкость не то вылилась, не то потихоньку испарилась.
Вещь, конечно, интересная и тоже, наверное, побывавшая на настоящей войне, но для их войнушки ее не приспособить. Серый с Круглым поразмыслили вслух, не сможет ли компас заменить рацию, и решили, что не сможет, вообще ничего общего.
Третий сверток удивил своей тяжестью, словно лежавший в нем предмет был целиком отлит из металла.
Примерно так и оказалось. Массивная металлическая штуковина наверняка имела внутренние полости, но совсем небольшие в сравнении с толщиной станины и… и того непонятного, что к станине крепилось. По виду предназначение не угадывалось, особенно в полумраке чердачка. Приятели лишь разобрались, куда вставляется ручка-рычаг, хранившаяся в свертке отдельно.
– Пойдем-ка с ней в немецкий штаб, там будем разбираться, – предложил Серый. – Бабка скоро вернется, прихватит здесь, так до небес вони будет.
В высоту стоявшая на штабном столе штука была около полуметра. В ширину в верхней части вдвое меньше, около четверти метра, в толщину сантиметров семь-восемь, не больше, – но внизу, в основании, два последних габарита увеличивались, особенно толщина.
Лишь одно не вызывало сомнений – функциональное назначение четырех выступов с отверстиями в нижней части. На них штуковина стояла вертикально, словно зверь на расставленных лапах. Отверстия наверняка сделаны для болтов, крепивших загадочный агрегат к столу или иному основанию. Из чего следовало, что эта хрень тоже предназначалась для флота – на суше ее трудно опрокинуть, даже случайно задев, центр тяжести слишком низко. На море же при сильной качке может упасть, если никак не закрепить.
Станина была выполнена из черной вороненой стали, лапы составляли с ней единое целое, равно как и две вытянувшиеся вверх стойки, соединенные перекладиной. Между основанием, стойками и перекладиной – основная часть агрегата, из стали другого вида, из хромированной и блестящей. Ее размеры не «гуляли» в зависимости от высоты, оставаясь ровным параллелепипедом.
Влажный воздух внутрь плотно закрытого сундучка не попадал, и ни единого пятнышка коррозии не обнаружилось ни на вороненой части устройства, ни на хромированной.
Низ лицевой стороны агрегата пересекали вертикальные прорези примерно на две трети высоты. «Как на рыцарском забрале», – пришла в голову Серому аналогия, но не совсем точная, прорези были не сквозными, за ними тоже поблескивал хромированный металл.
Над прорезями имелась гравировка: плывущий по морю военный корабль, причем не мирно плывущий, корпус и надстройки наполовину скрывались за дымом и за столбами воды, поднятой взрывами. Над кораблем были выгравированы полукругом латинские буквы и складывались в слово DESTROER, переведенное Серым как УНИЧТОЖИТЕЛЬ или РАЗРУШИТЕЛЬ.
Наверное, название корабля. Эсминец «Разрушитель» – звучит красиво и грозно.
Гравировка и надпись не прояснили назначение штуковины. Лишь подтвердили подозрения, что связана она с ВМФ.
В запасе оставался национальный способ изучения незнакомой техники, именуемый «метод тыка». К нему и приступили.
Внутри рабочей части хреновины находились по меньшей мере два вращающихся вала, конец одного из них выходил наружу через отверстие в левой стойке и венчался маленьким несъемным штурвалом. Другой вал выдавался за пределы станины справа, он заканчивался набалдашником с круглой прорезью. В прорезь, как они выяснили еще на чердаке, вставлялся длинный массивный рычаг, хранившийся отдельно. Если не прикладывать к нему усилий, рычаг находился в одном положении – торчал вверх и вперед, под углом примерно пятьдесят градусов к горизонту.
Начали со штурвала. По часовой стрелке он вращался с незначительным сопротивлением, против часовой не вращался вообще. При вращении ощущалось, как внутри приходят в движение какие-то детали механизма, но внешне их работа не проявлялась.
Занялись рычагом. Поднять его выше не удавалось. Вниз рычаг шел, но для этого мальчишкам приходилось налегать на него обеими руками. Рычаг опускался примерно на девяносто градусов со все возрастающим усилием, затем внутри агрегата раздавался короткий резкий металлический звук. А мгновением спустя – другой звук, нежный, мелодичный, протяжный, словно молоточек ударял один раз по колокольчику.
После этого дальше рычаг не опускался. И, выпущенный из рук, сам плавно возвращался в исходное положение.
Серый несколько раз опустил рычаг, ему казалось, что разгадка близка и вот-вот станет очевидной.
Круглый, пока приятель упражнялся с рычагом, продолжал в который раз осматривать агрегат со всех сторон. И заявил, что за миг до малинового звона колокольчика за «рыцарским забралом» что-то происходит, но что именно, не понять. Серый попросил его заняться рычагом, а сам присел на корточки и уставился на «забрало».
Да, Круглый не ошибся: на долю секунды блеск металла в глубине прорезей сменился чернотой, и тут же все вернулось в прежнее состояние. Повторные опыты принесли тот же результат – разглядеть, что происходит внутри, человеческий глаз не успевал.
Была у агрегата еще одна узкая щель – она прорезала вдоль перекладину станины и уходила в глубину рабочей части. Лезвие ножа, опущенное туда, вошло на всю длину без сопротивления. Идею поработать штурвалом или рычагом, когда лезвие внутри, Серый забраковал. Лишаться ножа ему не хотелось.
– Что-нибудь ненужное засунем, – предложил он, – картонку или бумагу.
– Есть одна хрень никчемная, – сказал Круглый и достал из кармана сложенный вчетверо измятый листок.
Пока Круглый его распрямлял и разглаживал, Серый успел разглядеть изображенное в верхней части здание старинной постройки.
Листок исчез в недрах устройства, лишь самый краешек торчал наружу.
– Что это было?
– Фигня это была. Реклама политехникума сраного. Мать спит и видит, как меня туда пристроить. Посмотри, дескать, почитай, какие там специальности полезные! – Круглый неумело попытался передразнить материнские интонации. – А мне на хрен не сралась полезная, я интересную хочу. А для начала десятилетку окончить.
С этими словами он энергично начал вращать штурвал.
Оба не могли тогда знать, что десятилетку Круглый не окончит, а его «интересной» специальностью станет на всю жизнь работа оператором электропогрузчика на фабрике «Динамо», затем на той же должности на ЦБК в Антропшино.
Кое-что в результате вращения штурвала произошло. Лист затянуло в агрегат, наружу больше ничего не торчало, обратно не вынуть.
И на этом все.
– А ну-ка… – Круглый двумя руками взялся за рычаг.
Раздался тот же резкий звук и то же мелодичное звяканье, а в промежутке между ними агрегат буквально выплюнул множество крошечных бумажных квадратиков, они закружились к полу, словно небольшая рукотворная метель.
– У нас есть аппарат по производству конфетти, – иронично произнес Круглый. – За Новый год я теперь спокоен.
А Серый все понял. Пазл в его голове наконец-то сложился.
– Это, Круглый, действительно «Уничтожитель». Уничтожает секретные документы. Быстро и надежно, хрен кто восстановит и прочтет.
– Было бы из-за чего огород городить. Скомкал, в пепельнице поджег – вот и нет документа.
– В любом случае для партизан «Уничтожитель» штука полезная, – сменил тему Серый. – Если успеют карты и таблицы кодов уничтожить, то будем считать, что половина отряда уцелела при захвате штаба.
– Пускай, – согласился Круглый. – Вместо рации в самый раз. Зачем только тащили с чердака, если партизанский штаб там будет?
…Идею обустройства партизанского штаба на чердаке по зрелом размышлении все же отвергли. Низко, пыльно, мало света. И взрослые слишком близко – есть риск вместо партизанского рейда отправиться на прополку или на окучивание картошки.
Партизаны квартировали в то лето в построенном для них шалаше. Там же прятали в тайнике «Уничтожитель».
Шалаш считался временным штабом, а стал последним. Сыграли в то лето еще три раза, все с меньшим энтузиазмом, да и забросили навсегда игру – детство заканчивалось. «Уничтожитель» унес к себе Круглый. Сказал, что придумал для него отличное применение: по завершении учебного года устраивать казнь школьного дневника, уничтожать его медленно, с наслаждением, страницу за страницей.
На пять лет «Уничтожитель» был позабыт. Всеми, даже новым владельцем: в последний день учебного года он поленился разыскивать на чердаке аппарат и спускать его вниз – и по старинке сжег дневник.
Вспомнил о нем Сергей в девяносто пятом, перейдя на третий курс ИТМО. Как раз завершилась война, вызванная распадом Югославии.
Он свалился без звонка, как снег на голову (телефонная линия в сельский дом Кругловых не была проведена, а мобильные телефоны в те годы считались атрибутами лишь богатых предпринимателей и прочих хозяев жизни). Свалился и с места в карьер взял быка за рога:
– Ты помнишь, страницы из каких книжек уничтожали в партизанском штабе? Они, эти книги, сохранились?
– Серенький, ну ты что… Давай лучше выпьем, у меня тут на донце, но сейчас Зинку в сельмаг за добавкой сгоняем. Правда, с деньгами швах, ты нынче при валюте?
– Я привез, не надо никого гонять. Но сначала ответь на вопрос.
– Старик, ведь столько лет прошло… Доставай, что привез, вспоминаться под стопку лучше будет.
– Прошло всего пять лет. А ты всегда хвалился своей памятью. Вспоминай. Не налью, пока не вспомнишь.
Память у Круглого и впрямь была безупречная. Именно она помогла заядлому лентяю и прогульщику учиться относительно успешно, перебиваясь с троек на четверки. Вспоминать дела минувших дней ему не хотелось, а вот промочить горло очень даже… Но Сергей неуклонно стоял на своем, и Круглый сдался:
– Да там они и лежат до сих пор, в ящике со старьем бумажным. Сейчас притараню, а ты разливай пока.
…Натюрморт из хлеба, водки и дешевой колбасы дополнили два потрепанных печатных издания: брошюра «Четырехзначные математические таблицы» и атлас «Центральная и Восточная Европа». Да, все правильно, Круглый не ошибся. Именно отсюда они выдирали «секретные карты» и «шифровальные таблицы» для партизан.
– Доволен? Успокоился? Можем теперь выпить?
Сергей проглотил водку, не чувствуя ее вкуса и запаха. И взялся за атлас. Это было старое и роскошное издание, неведомо как попавшее в дом Кругловых: карты напечатаны на толстой бумаге и лишь с одной стороны.
А между картами вклеены для пущей их сохранности листы папиросной бумаги. Более того, карты некоторых стран можно широко развернуть, их формат в несколько раз превышает формат атласа. Сорок девятый год издания, теперь такое не печатают.
Сергей быстро пролистал атлас, сверяясь с оглавлением. Отсутствовали страницы в числе гораздо большем, чем три. А он помнил точно: одна игра – одна секретная карта. Помнил даже, какая первой канула в «Уничтожителе»: раскинувшийся на шестую часть суши СССР.
– Почему так много карт не хватает? Ты что-то еще забирал?
– Да за хрена мне… Папаша таким и притащил откуда-то, со страницами выпавшими. Мы и для игры-то страницы брали, что уже не держались.
– Понятно.
Сергей отыскал в оглавлении Югославию. Страницы с таким номером не было.
Прежде чем искать Чехословакию, он помедлил. Уже не сомневался в результате, но хотел оттянуть неизбежное.
Чехословакии в атласе тоже не оказалось.
– Ну бред же, – говорил Круглый час спустя. – Голимое совпадение.
– Три совпадения. Три подряд!
– Да хоть тридцать три.
«Уничтожитель» стоял на столе – третий и безгласный участник беседы. Пять лет, проведенных в спартанских условиях чердака Кругловых, на нем не отразились. На матовом вороненом металле и на сверкающем хромированном ни пятнышка ржавчины.
Все так же летел по волнам лихой эсминец… Теперь Сергей знал, что русский термин «эсминец» переводится на английский именно как destroyer, и это же слово означает того, кто уничтожает или разрушает. Гравировка всего лишь отражала игру слов. Однако придуманная в детстве тавтология все равно нравилась. Красиво же звучит, внушительно: эсминец «Уничтожитель».
– Хорошо. Вот тебе еще совпадение, четвертое. Помнишь самую первую бумагу, что мы через него пропустили?
– Ну, помню, – неохотно сказал Круглый.
– Что на ней было?
– Ну, политехникум.
– И что с ним стало?
– Ну, сгорел… Ты представляешь, сколько в год в России зданий сгорает?!
– Их мы не пропускали через «Уничтожитель».
– Сов-па-де-ни-е, – по слогам произнес Круглый.
– Есть способ проверить мои домыслы.
– Какой?
– Эксперимент.
– На кошках?
– Ну, как вариант… «Полароид» у меня с собой. Сфоткаем мурку бездомную, какую не жалко.
– Все равно жалко. Проверять, так уж на карте, чтоб все как тогда было.
– Есть плохая страна на примете?
– Есть. Афган.
– Нет, Афган без нас развалился. Правительство только столицу и близлежащие районы контролирует. Часть страны под талибами, часть под Северным альянсом, часть вообще не пойми под кем, под командирами полевыми.
– А-а-а… Не знал, не смотрю политику в ящике. Ну и ладно. Давай-ка я тебя на маршрутку провожу, сам отдохнуть прилягу, устал чего-то. А хрень эту обратно на чердак, не трогать ее, так и не будет ничего. Хотя, если трогать, все равно ничего не будет.
– За базар ответить готов?
– Это как?
– Слабо тебе СВОЮ фотку сюда опустить? – Сергей показал на «Уничтожитель». – Опустить, штурвал покрутить, за рычаг дернуть? Слабо?
– Да не вопрос. И не тянись за «мыльницей». Думаешь, у меня в доме своей фотки не сыщется?
Вскоре Круглый вернулся. Фотографию для опыта он решил пожертвовать самую простую – для документов, три на четыре. Сергей с удовлетворением отметил, что возвращался приятель несколько медленнее, чем уходил. И на лице появилась некая задумчивость.
Сжатая двумя пальцами фотография ползла к «Уничтожителю» медленно-медленно.
– Смелее! Где четыре совпадения случились, пятому не бывать!
Снимок лишь коснулся «Уничтожителя» и тут же отдернулся обратно. Пьяная решимость испарилась без остатка.
– Мне слабо, – просто сказал Круглый. – Давай лучше попробуем, на ком не жалко.
– Есть кандидат? – спросил Сергей, подумав: «Гайдара или Чубайса назовет? Или сразу на алкаша всея Руси замахнется?»
– Есть… Клеща помнишь?
Еще бы не помнить… Парень с ласковой фамилией Лютиков, с мерзким прозвищем Клещ и с явной склонностью к садизму был на три или четыре года их старше. И пока не угодил в колонию, оставался главной проблемой в беззаботной летней жизни. Теперь, оказывается, вернулся. Сколотил ОПГ сельского масштаба и беспределит по-черному. Дружков завел в ментовке, и никакой управы на него нет. А кто пытался бороться с Клещом законными методами – у тех горели дома, а потом приходилось продавать за бесценок землю. Так что если Клещ в ближайшее время рассыплется на груду крохотных окровавленных кубиков, жалеть никто не будет, разве что такие же уроды.
– Фото его есть?
– Найдем. – Пьяная решимость вернулась к Круглому от мысли, что есть хотя бы иллюзорный шанс избавиться от ненавистного Клеща. – Лариска, соседка, так она его одноклассница. Попросить групповое фото, переснять, увеличить, вырезать… Сразу к ней схожу, что откладывать-то.
Заниматься фотоработами не пришлось. Вернулся Круглый не с групповым снимком класса – с нормальной фотографией Клеща размером десять на пятнадцать.
– Из выпускного альбома взял. Думал, придется стырить незаметно. А она сама такая: не нужна мне память об этой мрази, глаза бы мои не видели… И оторвала, значит, фотку. Ну, я и забрал.
Фотография исчезла в «Уничтожителе». Рычаг дернулся вниз, лязгнуло-звякнуло, водопад бумажных квадратиков посыпался в подставленную миску. Круглый все сделал своими руками – возбужденный, глаза поблескивают, – не позволил приятелю даже прикоснуться к агрегату. Видать, натерпелся.
– И что теперь? – спросил Сергей.
Ему не терпелось пойти и узнать о результатах опыта. Вдруг уже сработало? Человек не страна и не здание, много ли ему надо?
– Да ничего теперь, – понуро сказал Круглый, его возбуждение на глазах опадало, словно проколотая надувная игрушка. – Тебе на маршрутку, мне в люльку – вон Зинка уже кругами бродит и волчицей зыркает. А с гнидой Клещом нам еще жить и мучиться, потому что все это бред, голимый бред.
– Приезжай! – орал в трубку Круглый. – Быстрее едь! Такси бери, понял?!
– Что случилось? Клещ? Сработало?
– Я с динамовской проходной звоню! – орал Круглый. – Выезжай быстрее, не тяни!
И связь оборвалась.
Добрался он быстро, но Круглый все же успел за это время сделать два дела.
Во-первых, отправил свою пассию Зинку ночевать к матери (и очень правильно, по мнению Сергея, поступил).
Во-вторых, успел капитально налакаться, в трубке еще звучал практически трезвый голос, хоть и порядком взволнованный. Пить ему, конечно же, не стоило. Но пусть бросит камень тот, кто очутился в ТАКОЙ ситуации и обошелся без традиционного антидепрессанта.
…Клещ прожил меньше суток после того, как его фотография канула в «Уничтожителе». Погиб минут за сорок до звонка Круглого, причем тот видел тело и впечатления получил незабываемые.
На мелкие окровавленные кубики деревенский мафиозо не рассыпался, все было проще, банальнее. Клещ собирался перейти шоссе Павловск – Гатчина (оно же в том месте – главная улица Покровки). Собирался – и передумал, справа быстро приближалась фура.
Казалось, что никакой угрозы нет, Клещ стоял на дальней, безопасной обочине, но фура неожиданно вильнула, выкатила на встречку, смахнула Клеща с дороги, словно кеглю… Затем выровняла свою траекторию и укатила.
(Назавтра распространится слух, что водителя вскоре задержали, и был он трезвее стеклышка. Поплохело человеку: сжалось сердце, в глазах на миг потемнело – а когда посветлело, понял, что машина стремится под откос. Торопливо вывернул руль и даже не понял, что кого-то сбил.)
Круглый оказался на месте происшествия одним из первых. Самое большое впечатление на него произвели мозги Клеща, размазанные по асфальту на три метра.
– Три метра, прикинь? – твердил он. – Три гребаных метра!
Других подробностей было не добиться, да и не очень хотелось.
И вообще Круглый был плох… Застрял на покаянно-плаксивой стадии опьянения. Истерил и не знал, что делать. Точнее, знал, и очень даже хорошо знал, но никак не мог расставить по приоритетам желания и потребности. Ему хотелось, причем одновременно:
– пойти немедленно в милицию и написать там явку с повинной, сознавшись в убийстве;
– не меньшим было желание отправиться в Колпино, на Ижорский завод, просочиться как-нибудь на территорию и швырнуть проклятую штуковину в плавильную печь;
– с поездкой на завод конкурировало намерение на коленях проползти через всю Покровку к матери Клеща и молить, молить, молить ее о прощении, не вставая с колен, разумеется;
– еще была потребность сию же минуту оседлать мотоцикл, погнать его к Уховскому карьеру и утопить там мерзкую железяку.
Дальнейшие плодотворные идеи Сергей не слушал. Клин вышибают клином – он налил водки не в стопку, в граненый стакан, и чуть не силой заставил Круглого выпить. Потом тот долго и неэстетично блевал, потом стал способен к разговору – правда, логики в нем придерживался странной, не всегда понятной трезвому человеку.
Сергей, попытавшись угодить с приятелем в резонанс, тоже выпил несколько стопок. Это стало ошибкой, совсем забыл, что ничего не ел с утра – на пустой желудок развезло быстро и качественно.
В результате последовавший разговор вспоминался кусками и обрывками. Сергей прекрасно помнил, как отговаривал Круглого наладить «Уничтожитель» в карьер или плавильную печь и отговорил – сошлись на том, что совершать необратимые поступки не стоит.
Но вот кому из двоих пришла бредовая идея зарыть агрегат не где-нибудь, а на территории фабрики «Динамо»? И почему второй с этим бредом безропотно согласился? Загадка…
Откладывать не стали. Не протрезвев, той же ночью закопали «клад». Выпили еще и изготовили карту, сочинили и зашифровали поясняющие надписи, хорошо понимая, что к утру все направления и количества шагов будут прочно забыты.
Карта выглядела тогда гораздо проще. Цепочка палочек-столбов, крестик, надписи – и больше ничего. Сергей позже дорисовал на своей побережье острова, кроны пальм, кита, парусник и прочее украшательство.
Половинка карты Круглого, был уверен Сергей, осталась в первозданном виде, рисовальщик из того никакой… Плевать. Лишь бы вообще уцелела. Долго ли за двадцать семь лет утратить клочок бумаги? Поиски со своей половинкой могут не уложиться в одну ночь. А каждые сутки промедления – недопустимый риск.
На столе появилась еще одна карта. Нет, не та половинка, которой так не хватало Сергею. Сопредельная страна, чаще всего упоминаемая в сегодняшнем разговоре «за политику», накануне была аккуратно вырезана из карты по контуру границы. Затем Сергей наклеил вырезку на белый лист, а заодно подготовил маленький сюрприз – не зная, потребуется тот или нет. На тот случай, если все же нет, подготовил вторую такую же карту, но без сюрприза.
– Там же люди, – голос Круглова звучал почти жалобно. – Живые…
– Клещ тоже был живым. Ты размазал его мозги на три метра и правильно поступил.
– Нет… совсем не правильно. Нельзя так, понимаешь? Он был мразь, да, его надо было судить, сажать… заказать, в конце концов. А вот так – нельзя. Я двадцать семь лет с этим жил и над этим думал и понял: от сатаны эта игрушка, и ничего ею не исправишь и не наладишь, только хуже сделаешь.
«Чистоплюй хренов», – подумал Сергей и зашел с другого фланга:
– Люди останутся жить. Мы-то остались. Разрушится страна, распадется на области, на регионы. А люди здесь, – он ткнул в карту, – не нарисованы, ни один человек. Ты ящик смотришь? В интернет заглядываешь? Ты знаешь, что там творится? Хуже мы уже не сделаем, не тревожься.
Кое-как Круглова удалось уломать, но на жестких условиях: они используют «Уничтожитель» единственный раз. И тут же, не дожидаясь рассвета, поедут с ним к Уховскому карьеру – туда, где глубина восемнадцать метров. Сейчас, по слухам, стало мельче, на дне скопился изрядный слой ила. Но это даже к лучшему, никакой залетный дайвер не наложит руку на утопленный аппарат.
Сергей на все согласился, Круглов сходил за второй половинкой карты. И кладоискатели отправились за своим сокровищем.
Рассвет близился, на востоке горизонт набухал красным. Сергей ехал домой. Но не доехал, свернул на проселок, припарковался в укромном месте. И достал из багажника «Уничтожитель».
Первый солнечный луч скользнул над землей, металл сверкнул ослепляющим бликом – казалось, агрегат довольно скалит длинные хромированные клыки: после двадцати семи лет бездействия и забвения он снова в игре! Эсминец вышел на дистанцию атаки!
…Круглов отказался участвовать в утилизации карты, наклеенной на белый лист. Безвольно махнул рукой: делай все ты, дескать. А сам накапал себе остатки водки. Мелодичный звук колокольчика не заставил его повернуть голову. Хотя смотри, не смотри – все равно не заметишь, что некоторые квадратики не двухслойные, а трехслойные, и не догадаешься, что между картой и листом бумаги была спрятана начинка: давняя фотография четырнадцатилетнего парнишки, которого без труда можно было развести на «слабо».
Подействовало почти мгновенно. Не понять только, что именно – уничтожение фотографии или последняя стопка. Круглов пробормотал, что на карьер они поедут чуть позже, устал как собака… Устроился на тахте и немедленно захрапел.
«Прости меня, Круглый, – думал Сергей, шагая к машине с «Уничтожителем». – И если там, за гранью, есть хоть что-то, не держи зла. У тебя был шанс прожить еще лет пять или семь и лишь потом загнуться от цирроза. Но ты не захотел им воспользоваться. А я за свои шансы держусь руками, ногами и зубами. Так что извини».
…Фотография была скачана в интернете, на официальном сайте БНХ. Групповой снимок руководства компании.
– Зря вы, ребята, со мной связались, – сказал Сергей, и фотография беззвучно скользнула в прорезь.
Через три часа Маша Гордиенко испустила дикий, граничащий с ультразвуком визг и полезла прятаться под стол.
Он протискивался сквозь толпу и не верил тому, что видел. Вернее, тому, чего не увидел.
А не увидел он своего дома. В сомкнутом ряду трехуровневых таунхаусов зиял разрыв. Груда разбитого кирпича, осколков стекла, чего-то еще… На воздух поднялись все три уровня. Живых там не могло остаться даже теоретически.
Резко пахло чем-то химическим. В отдалении выла сирена. За спиной шептались о взрыве бытового газа – смелое предположение, учитывая, что таунхаусы не были газифицированы.
«А я ведь говорил, что ничего этой хреновиной не исправишь и не наладишь, только хуже сделаешь», – прозвучал в голове голос Круглого.
«Заткнись! Ты мертв!»
«Ты тоже. Ты умер и не заметил этого».
«Заткнись, сука, заткнись, заткнись, заткнись!!!»
Кладбище. Большой ухоженный участок. Три свежих холмика. Длинный надгробный камень – один на троих, временный, хотя известно, что такие вещи самые долговечные.
Небольшой столик, рядом скамеечка, на ней сидит человек. Чем-то смахивает на бомжа: десятидневная щетина, вонь давно не мытого тела, мощное алкогольное амбре. Но бомжи не носят костюмы от Digel, подобранные идеально по фигуре.
На столике бутылка водки и стакан. У ног мужчины странная конструкция из вороненого и хромированного металла.
Мужчина смотрит на могильный камень. А с камня – с овального группового портрета – на него смотрят трое: моложаво выглядящая женщина, к ее плечам прижались дети: мальчик-подросток и девушка на три-четыре года старше. Мужчина знает, что они мертвы, но не может в это поверить.
Он пришел сюда не в первый раз и не во второй. Он обращается к мертвым с бесконечным мысленным монологом, и изредка кажется, что ему отвечают. Подозревает, что это не так, что все ответы порождает его воспаленный мозг. Но ему удобнее верить, что ответы звучат извне, и он верит.
Дико хочется все переиграть, вернуть все назад. Но такое удается, лишь пока все живы. А сейчас он может только что-нибудь разрушить. Или уничтожить. Или кого-нибудь. Или всех. А так хочется воскресить…
«…Такой уж у меня талант, такое имманентное качество – просрать все, что имею. А второй мой талант – опаздывать всегда и всюду. Совсем на чуть опаздывать, и это обиднее всего. Если бы я откопал эту штуку на сутки раньше, если бы…»
«…Я долго искал себя, пробовал разное. В институте думал, что смогу стать поэтом, и убил два года на походы в литстудию, пока не понял, что рифмачество и поэзия разные вещи. Потом думал, что смогу зацепиться в науке, но бездарно просрал подвернувшийся шанс. Потом двинул в бизнес и там просрал вообще все: и бизнес, и семью, и свою жизнь. Да, да, мне тут сказали… заткнись, Круглый, не лезь в разговор! Так вот, мне сказали, что я умер, и это так. Я умер, но не могу уйти, потому что наконец обрел себя».
«Вот как оно бывает – надо просрать все на свете, чтобы обрести свое призвание и служение. Я теперь Властелин Жизни и Смерти, знаете ли, Круглый не даст соврать. Разве что коса немного странная, но я привык. Вот только косить слишком долго, можно застрять тут на всю вечность, а мне хочется к вам. Но я кое-что придумал, есть козырь в рукаве, даже два козыря…»
Мысленный монолог закончен. Человек ждет ответа, однако тот не звучит. Ему страшно. Если ответы прекратились, то походы сюда, на кладбище, теряют смысл. А больше у него не осталось ничего.
Хотя нет, остались два козыря в рукаве.
Он достает свои козыри. Не из рукава, из кармана. Они измяты и захватаны грязными пальцами, он не раз их доставал и убирал обратно.
Это два листка из карманного «Атласа мира». Карта Восточного полушария в азимутальной проекции. И карта Западного.
– Может, сейчас? – спрашивает он вслух у агрегата. – С какого начнем? Или сразу оба, чтобы никому не обидно? Да скажи ты хоть что-то, сука железная!
Пожилая пара, неторопливо шествующая по кладбищу, оглядывается на крик. И прибавляет шагу.
Ему все равно. Ответ получен, в вечерней тишине медленно тает звук колокольчика.
Второй раз колокольчик не прозвучал, – значит, ответ положительный. Ну, так тому и быть.
Козыри исчезли в «Уничтожителе», лишь краешки торчат наружу. Пока штурвал не пришел в движение, все можно переиграть.
– Я сделаю, все сейчас сделаю, – успокаивает он. – Махну еще сотку для храбрости, и полный вперед.
Рука дрожит. Горлышко бутылки постукивает о край стакана, выбивает тревожную дробь.
Август 2022