Алексей Сурков Ночной поиск
Александров с тревогой взглянул на часы. До выхода в поиск осталось сорок минут, а Редков все не возвращался. Уж не стряслось ли с ним чего-нибудь?
Маленький широкоскулый карел был во взводе на все руки мастером. Тридцать лет жизни в северокарельских лесах приучили его небольшое сильное тело к суровым морозам. Таежный лесоруб и охотник, он чувствовал себя в лесу как дома. В любую непогоду он чутьем угадывал дорогу и заменял взводу и компас, и карту. На войну он пришел из запаса и принес в суровые финские леса вместе с таежными повадками жгучую неистребимую ненависть к шюцкору. Давно, в тысяча девятьсот двадцать втором, налетела шюцкоровская банда на бедную пограничную карельскую деревушку и живьем сожгла вместе с избой отца, члена сельсовета, мать и двух младших сестер Редкова. Закроет Редков глаза и видит: пылает в ночи, стреляя головешками, черная отцовская изба. Небо над избой красное, и сугробы вокруг избы красные. Простоволосый белоголовый мальчуган в валенках на босу ногу, зарывшись в красный сугроб, глядит неподвижным, как у покойника, взглядом в ревущее пламя и слышит, как, замирая, доносятся из страшного костра родные, перехваченные мукой голоса…
Алексей Сурков
Александров закурил папиросу. Задумался. И вдруг представил себе: лежит Редков на лесной поляне, широко разметнув руки, лицом к небу, а на светлые ресницы иней падает… Нет, не может быть!..
Проскрипели лыжи. Дневальный у землянки шепотом спросил пропуск… Никак вернулся?.. Едва Александров успел подняться с нар, как в землянку ввалился Редков.
– Задание выполнено, товарищ младший лейтенант. – Редков снял маскировочный халат и стал стряхивать с него снег. – Надо бы лучше, да нельзя. Выполз я на ихнего часового. Прямо чуть не под ноги ему. Лежу, не ворохнусь. Стрелять – обидно, тревога поднимется. Так уползти – близко, услышит. Часа полтора и вылежал в сугробе, как бревно. Он стоит, с ноги на ногу переминается. Кашляет в рукав. Холодно – терпенья нет. Слышу: кричит часовой «Сейз!» и пропуск спрашивает. Я думал: он меня приметил, собрался уже гранату метнуть. Но оказывается, сменять часового пришли. Пропуск сказали. А пока они тары-бары разводили, я нырком по снегу отполз и – тягу сюда…
– Так, значит, вы пропуск узнали?..
– Узнал, товарищ младший лейтенант.
– Вот это здорово. Молодец вы, Редков. Давайте обогрейтесь у печки. Дневальный, поднимайте людей!.. Редков, а вы хорошо по-фински говорите?
– Как они говорят, так и я говорю.
– А если большой разговор придется вести?
– И большой разговор можно.
– А если вы будете командиром взвода ихних разведчиков?
– Как это, товарищ младший лейтенант?
– А вот так: взвод ваш из лапуасского батальона. Ходил на нашу сторону в поиск. Подзаплутал. Вышел в расположение соседей.
– Надо обдумать. Может, и выйдет.
– Думайте, думайте… Пришли, с часовым встретились. Столковались. Узнали, какая там часть стоит. Спохватились, что именно командиру той части у вас пакет есть, срочный, секретный, в собственные руки. Ну?..
– Есть, товарищ младший лейтенант. Если надо, можно попробовать.
– А если не поверит, прикладом его по лбу – «язык» будет, и то хлеб.
Александров вышел из землянки. Разведчики толпились под соснами, подгоняя лыжи, вполголоса переговариваясь.
– Готовы?.. Вот что, товарищи. Задание нам – разведка боем. Редков подслушал финский пропуск. Попытаемся спектакль егерям устроить. Каски оставить в землянке. Халаты запахнуть хорошенько, чтобы пуговицы советской не видно было. Марлевые наличники спустить и не поднимать до команды. Оружие и гранаты держать наготове. И молчать. Мы – финская разведка. Командует взводом Редков, а вы около меня держитесь. Без моей команды ничего не делать. Открывать огонь по моему свистку. Понятно?..
Обошел строй разведчиков. Все в порядке. Стоят готовые к выходу – все белые, как привидения. Поди различи их, какой они армии. Подошел к Редкову. Оглядел с головы до ног. Спохватился:
– Чуть не проморгал! Нельзя вам в валенках. Давайте-ка сменимся.
Сел на пень, стянул с ног желтые финские офицерские пьексы. Отдал Редкову в обмен на валенки.
– Пошли!..
Ночь выдалась мутная, беззвездная. Редкими хлопьями падал снег. Хорошо пригнанные и смазанные лыжи скользили ходко, почти бесшумно.
В который раз отправлялся взвод в ночную разведку, а опять все по-новому.
Миновали передний край своих. Снежные окопы между деревьями. Часовые в тени. Молчаливые замаскированные «максимы», застывшие темными пятнами между присыпанных снегом веток.
Кончился нахоженный, расчерченный лыжнями снег. Впереди – белая целинная простыня, рыхлая, неисхоженная. Лыжи головных глубоко уходили в рассыпчатую снеговую толщу. Тихо. Только где-то слева, далеко в лесу, потрескивали редкие винтовочные выстрелы.
Поднялись на высотку, густо заросшую молодым сосняком. Редков замедлил шаг, прошептал Александрову:
– Приготовиться надо. Сейчас спустимся под горку, и часовой будет…
На ходу вытянулись тремя цепочками, по отделениям. Редков вырвался вперед и широко зашагал под гору.
Достигли дна лесного оврага. Стали подниматься вверх. И вдруг над головами прозвучал хриплый, глухой окрик:
– Сейз!
Замерли, как пригвожденные к снегу. Сивков инстинктивно опустился на левое колено, прилаживая «Дегтярева» для стрельбы. Секундная пауза, и за деревьями знакомый голос Редкова негромко проговорил по-фински:
– Свои, свои, что ты орешь!..
– Руки вверх, подходи один, говори пропуск! – скомандовал часовой.
Александров слышал, как заскрипели лыжи Редкова, шурша на подъеме по черствому снегу.
Весь напряженный, как туго свернутая пружина, Редков шагал на голос часового. Ночная темень скрывала егеря. Не замедляя шага, стараясь быть совсем спокойным, Редков четко выговаривал пропуск.
– Подходи ближе! Кто? Откуда?
Только теперь стало приметно, что за толстым стволом сосны стоял коренастый, невысокого роста человек в белом халате с винтовкой наизготовку.
Самое томительное прошло. Наступило то нервное спокойствие, которое делает все ощущения особенно острыми и заставляет мозг работать четко и быстро. Не снимая пальца с гашетки автомата, Редков, стараясь держаться в тени соседней сосны, попытался взять инициативу в свои руки.
– Что это у тебя руки трясутся? Должно быть, первый раз в ночном карауле.
Спокойные интонации голоса обманули часового. Он опустил винтовку к ноге и уже менее тревожно спросил:
– Откуда? Какой ты части?
– Сержант лапуасского батальона Ярвинен. Ходил с ребятами на ту сторону москалей пощупать. Да сбились, видно, с дороги. Ты не наш будешь?
– Нет. Вам надо правее держать. Тут недалеко за горкой ваши.
– Значит, ты в куопийском служишь?
– Да нет. Я третьего егерского. Сменили мы куопийцев.
– Постой, постой, так третий егерский – наши соседи. Удача какая! – Редков стал рыться на груди под халатом. – У меня вашему командиру батальона пакет есть… Вот здорово. А я думал – до утра придется плутать, искать вас.
Редков приподнял марлю наличника. Спокойно и прямо поглядел в глаза часовому. Под его взглядом егерь как бы обмяк, стал доверчивее. Видать, не очень давно воюет.
– Штаб батальона нашего не очень далеко. Только дорога путаная, лесом. Не найдете вы его сами, господин сержант. Провожатого надо. А я не могу с поста уйти…
– Правильно, – покровительственным тоном, входя в роль, сказал Редков. – Пост для солдата – святое место. Стой, как вкопанный, и гляди в оба. А может быть, мы все-таки сами попытаемся пробраться. Как ты думаешь, парень?
– Да что вам без толку плутать. Еще обстреляют, чего доброго. Вы тут подождите малость. Скоро должны караулы проверять…
Слева послышался шорох снега.
– Стой, кто идет?..
– Свои… Ты с кем тут, Лейпенен, разговариваешь?
Из-за деревьев вырисовывалась грузная фигура егеря,
– А-а, Тойво… Что тебя черт носит?
– Меня не черт носит… Я часовых проверяю. – Егерь заметил Редкова. – А это что за личность?
– Это не личность, а сержант Ярвинен, парень, – веско и сердито ответил Редков. – Что-то ты, парень, очень развязно держишься?
– Извиняюсь, господин сержант… Здесь ночью трудно отличить начальника от солдата…
– Ну то-то же!.. Ты проведешь меня с ребятами в штаб третьего егерского…
– Но, господин сержант…
– Никаких «но», Тойво… К вашему командиру у меня срочный оперативный пакет. Выполняй приказание. Потом доложишь, что выполнял мой приказ…
– Слушаю, господин сержант…
Решительный, суровый тон Редкова обескуражил егеря. Он просительно взглянул на своего приятеля, как бы спрашивая, что ему делать. Лейпенен молчал.
– Значит, пошли…
Не давая опомниться провожатому, Редков негромко подал стоящему поодаль взводу условные слова финской команды:
– Взвод, за мной, марш!
Заскрипели, зашуршали по снегу лыжи. Тремя цепочками, смыкаясь на ходу потеснее, разведчики, молчаливые, настороженные, прошли мимо часового. Весельчак Сивков, поравнявшись с часовым, нарочно поскользнулся и смачно проворчал знакомое ему финское ругательство:
– Саттана!..
Шли и запоминали каждый изгиб тропы, каждый холм, каждую прогалину. У выхода на маленькую лесную полянку егерь остановился.
– Вот видите – внизу две палатки. Слева – это штаб, а справа – командирская…
– Нет, ты уж до места доведи, а потом и возвращайся в роту.
– Слушаю, господин сержант…
Александров тихо тронул локтем идущего рядом Сивкова. Тот – следующего разведчика. Легкий толчок обошел весь взвод. Это значило: быть наготове, скоро начнется.
Маленькая колонна вслед за провожатым спустилась в ложбинку. Стали ясно различимы две небольшие палатки с черными печными трубами наружу, запорошенные снегом. Александров приметил: возле сосен стояло несколько пулеметных лодочек. Около палатки – тень часового.
– Стой! Пропуск!
Резкая серебряная трель свистка разрезала морозный воздух. Редков, быстро вскинув автомат, свалил выстрелом в упор провожатого. Александров короткой, в три выстрела, очередью хлестнул по часовому.
– Огонь!
Сначала беспорядочно, потом сливаясь в гулкие залпы, началась стрельба. Резко лопнула одна, другая, третья гранаты.
– Вались на палатки!
Бойцы первого отделения дружно навалились на палатки, подминая деревянные колышки, опрокидывая печки.
– Людей вяжи. Документы забирай!
Все делалось молниеносно, стремительно. Из-под прорванной парусины выволокли четырех воющих людей, связали, заткнули рты варежками, повалили на лодочки. Вытащили из палаток бумаги, карты, завернули в халат, снятый с мертвого часового.
– Все готово?
– Все!
– Теперь пошли пробиваться!
Возбужденный удачей Александров легко вырвался вперед.
– За мной, товарищи! Теперь все дело в быстроте. Не дать опомниться. Опомнятся – все ляжем здесь…
Лес уже гудел от беспорядочной стрельбы. Редков несся впереди взвода, рядом с командиром. Памятью старого лесовика он угадывал все повороты и петли путаной лесной тропы. Со всех сторон хлопали выстрелы. Длинной трелью залился один пулемет, другой, третий. Невдалеке провыла и разорвалась мина.
– Все в порядке, Редков! Такая канитель началась, что только дурак не проскочит. Подтянуть людей надо, чтобы не растерялись в лесу.
В грохоте выстрелов, наполнившем ночной лес, взвод, безмолвный, готовый к любым неожиданностям, летел на северо-восток, за линию чужих часовых, к своим.
Знакомая горка. Сосна. Часовой. Приметив тени, он поднял винтовку.
– Ах, ты так!
Редков на ходу вскинул автомат. Выстрел. Часовой боком упал на землю, с воем закрутился в снегу.
– Вяжи и его с собой!
Александров быстро скользил по проторенной лыжне к переднему краю окопов полка, обгоняя передовой дозор. Бойцы, чуя близость своих, налегали на палки. Шуршали по снегу гладкие днища лодочек, нагруженные ошеломленными пленными и трофеями.
Кончился нехоженый снег. Темной стеной вырос впереди завал. Настороженный оклик часового. Разменялись пропусками. Миновав передовые посты, остановились, перевели дух. Озабоченный Александров обошел тяжело дышащих разведчиков.
– Все в порядке. Все налицо. Двое легко ранены. Теперь к полковнику будет не стыдно с рапортом явиться…
По ту сторону завалов, с юго-запада, гремела трескотня выстрелов. Рвались мины…
– Ну и кашу мы заварили, товарищ младший лейтенант, – потирая озябшие руки, озорно сказал пулеметчик Сивков.
– До утра палить будут. Верно я говорю, господин лапуасский сержант? – обернулся он к Редкову.
– А это вы вон у него спросите, – отозвался Редков, кивая в сторону лежащего в лодочке связанного финского майора…