Сужу по личным беседам. – Н. М.
MacIntyre A. Epistemological Crises, Dramatic Narrative, and the Philosophy of Science // Monist, 1977, v. 60, p. 453–472; перепечатано в Stanley Hauerwas and L. Gregory Jones, eds. Why Narrative? Readings in Narrative Theology (Grand Rapids, MI: Eedrmans, 1989), p. 138–57.
MacIntyre A. After Virtue, Notre Dame, 1981; [русский перевод: Макинтайр А. После добродетели, М., 2000].
См.: MacIntyre A. Whose Justice? Which Rationality? (Notre Dame: University of Notre Dame Press, 1988), и его же: Three Rival Versions of Moral Enquiry: Encyclopaedia, Genealogy, and Tradition (Notre Dame: University of Notre Dame Press, 1990).
Kuhn Th. The Structure of Scientific Revolutions, 2nd ed. Chicago, 1970. [русский перевод: Кун Т. Структура научных революций. М., 1975].
Lakatos I. Falsificationism and the Methodology of Scientific Research Programs // Lakatos I., Musgrave A. (eds.). Criticism and the Growth of Knowledge. Cambridge. 1970., p. 91–196 [русский перевод: Лакатос И. Фальсификационизм и методология научно-исследовательских программ. М., 1995].
Feyerabend P. Consolations for the Specialist // Criticism and the Growth of Knowledge, p. 197–230.
MacIntyre A. Epistemological Crises, p. 146.
Turner J. Without God, Without Creed: The Origins of Unbelief in America. Baltimore, 1985.
Westphal M. Suspicion and Faith: The Religious Uses of Modern Atheism. Grand Rapids, 1993.
Westphal M. Suspicion and Faith. P. 13.
Funkenstein A. Theology and the Scientific Imagination from the Middle Ages to the Seventeenth Century. Princeton, 1986. P. 346.
См.: Ross Th. M. The Implicit Theology of Carl Sagan // Pacific Theological Review, 1985, v. 18, n. 3, p. 24–32.
Dawkins R. Unweaving the Rainbow: Science, Delusion and the Appetite for Wonder. Boston, New York, 1998. P. x.
Midgley M. Science as Salvation: A Modern Myth and its Meaning. London and New York, 1992.
Stout J. The Flight from Authority: Religion, Morality, and the Quest for Autonomy. Notre Dame, 1981.
М. Полани. Личностное знание. На пути к посткритической философии. Благовещенск. 1998.
М. Полани. С. 275–279.
П. Бурдье. Начала, М., 1994. С. 99.
Т. Кун. Структура научных революций. М., 2003.
Г. Кюнг. Великие христианские мыслители. СПб., 2000.
Wigner E. The Unreasonable Effectiveness of Mathematics in Natural Sciences // Communications in Pure and Applied Mathematics, 1960, vol. 13.
Образовано от того же корня, что и слово “escape” (убегать; избегать); означает «вовлеченность; врастание». – Прим. пер.
Напомним, что движение «назад к Отцам» было также поддержано и католическими представителями так называемой nouvell théologie во Франции. Возвращение к Отцам происходит и сейчас, правда в иной и ограниченной форме, изнутри влиятельного междисциплинарного движения, называющего себя «радикальной ортодоксией».
Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб., 2004. С. 32.
Неопатристический синтез богословия и науки соответствовал бы радикальной «богословской преданности» во всех дискуссиях на тему науки и богословия, суть которой состоит в отстаивании несимметричности отношений между наукой и богословием и того, что богословие является мета-дискурсом, способным осуществлять критическую функцию и по отношению к науке.
Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Том 1. Общее введение в чистую феноменологию. М., 1999. С. 128.
Гуссерль Э. Там же. С. 127–8.
Здесь необходимо указать на католических философов-феноменологов, которые отстаивают убеждение, что философия томизма и феноменология не только не исключают, но скорее дополняют друг друга. (См., напр.: Dondeyne A. Contemporary European Thought and Christian Faith. Pittsburgh, 1958; Sokolowski R. Introduction to Phenomenology. Cambridge, 2000. P. 206–8). С другой стороны, современные французские философы Мишель Анри, Жан-Люк Марион, Жан-Луи Кретьян, Поль Рикер и др. осуществляют так называемый “теологический поворот” в феноменологии, дискуссии вокруг которого ведутся не только во Франции, но и в англо-саксонском мире (см., напр.: Janicaud D., et al. Phenomenology and the “Theological Turn.” The French Debate. New York, 2000.)
Для феноменологии было проблематичным исходить из более общего представления об опыте, который включал бы недискурсивную моду.
Митрополит Минский и Слуцкий Филарет. Путь жизнеутверждающей любви. Киев. С. 32.
«После созерцательного молчания богословская речь возобновляется, ибо задача богословия состоит в том, чтобы сообщать миру знание о Боге, которое обретается в церковном опыте» (там же).
Marion J.-L. Le phénomène saturé // Phénoménologie et Théologie. Paris, 1992. P. 79–128.
Heidegger M. Identity and Difference. Chicago, London, 2002. P. 72.
Это полностью подвергает ревизии якобы ту нейтральность и объективность утверждений науки, ибо наука в таком подходе рассматривается через призму определенной априорной «богословской преданности» во взглядах на природу реальности и происходящих в ней процессов.
Такая установка – в основе раскрытия проблемы науки и богословия в моей книге: Nesteruk A. The Universe as Communion: Towards a Neopatristic Synthesis of Theology and Science. London, 2008.
Марсель Г. Быть и иметь. Новочеркасск, 1994. С. 18.
Хайдеггер М. Бытие и время. Санкт-Петербург, 2002. С. 28–31.
Историчность научного исследования и, как результат, историчность картины вселенной была подчеркнута в поздних работах известного американского физика Дж. А. Уилера. Физическая реальность представлялась как развивающийся во времени конструкт, возникающий в процессе взаимодействия между недифференцированным миром и человеческим наблюдателем. (См., например: Wheeler J. A. At Home in the Universe. New York, 1994; World as a System Self-Synthesized by Quantum Networking // IBM Journal of Research and Development. 1988, v. 32. P. 4–15.
Nesteruk A. The Universe as Communion. P. 239–246.
Жан-Люк Марион дает характеристику насыщенным феноменам с помощью слова «ослепление» или «ослепленность» (l’éblouissement), которое и призвано описывать ситуацию, когда интенсивность интуитивного восприятия превосходит возможности любого предвосхищения восприятия и когда сила ее делает невозможность детальное всматривание в нее. Именно это «ослепление» позволяет осознать на фоне интуитивной данности смысл всего конечного (Marion J.-L. Le phénoméne saturaté. P. 109–111). В контексте вселенной «ослепленность» соответствует той интуиции, которая позволяет осознать ограниченность, конечность всех попыток предицировать вселенную в рамках космологического дискурса. Ограниченность той картины вселенной, которая наблюдается на небе или производится научным воображением, выявляет себя именно здесь, когда самотворящая интуиция вселенной насыщает все возможные изображения ее. Привлекая богословский язык, это насыщение человеческой интуиции отражает фундаметнальную нелокальность человеческого присутствия во вселенной не только на уровне физического или биологического единосущия, но также на уровне синтеза идентичности вселенной, достижимого человеком в силу в силу данной Богом (но все же ограниченной) способности воипостазирования вселенной в человеческой пытливости и познании.
Та искомая и интендированная идентичность вселенной, оставаясь всегда незаконченной и пустой интенциональностью, возвращается назад к «я» как к «тому», кто конституирован вселенной, как если бы вселенная пристально вглядывалась в это «я».
Это есть выражение не идеи блочной вселенной, которая предполагает, что все мировые точки пространства-времени существуют безотносительно к процессам становления во вселенной, а то, что поверхность наблюдения вселенной представляет объекты, соответствующие в разные времена. Некоторые из галактик, следы излучения которых дошли до Земли, уже физически не существуют или находятся за пределами видимости здесь и сейчас. Картина вселенной в этом смысле представляет аккумулированное замороженное время. В этом времени нет темпоральности, то есть становления. Эволюция вселенной, о которой рассуждает космология, соответствует представлению о глобальном пространстве и времени (аналогичному представлениям Ньютона, но подверженному изменению) в естественной установке сознания.
См. более детальную дискуссию в: Nesteruk A. The Universe as Communion. P. 106–121. Для сравнения можно привести также высказывание Э. Шиллебека о том, что «…абсолютное и уникальное отношение к Богу является фундаментальным и осознаваемым горизонтом в многообразии наших сознательных отношений с миром: это абсолютное отношение входит в человеческое самосознание через отношение к людям и к миру» (Schillebeck E. Faith Functioning in Human Self-Understanding // The Word in History. London, 1968. P. 46).
Torrance T. Theological Science. London, 1969. P. 36.
Torrance T. Theological Science. P. 39.
По сути это выражает главный тезис христианского учения о человеке как образе Божием.
Tegmark M. The Mathematical Universe. Los Alamos archives, gr-qc 07040646v2, 2007.
McMullin E. Long Ago and Far Away: Cosmology and Extrapolation // R. Fuller (ed.). Bang: The Evolving Cosmos, Saint Peter. Minnesota, 1994. P. 120.
Dancy J. Introduction to Contemporary Epistemology. Oxford, 1989. P. 116.
В этом смысле методология когерентного обоснования в науке очень напоминает то, что имеет место в богословии, истина и мудрость которого обеспечивается всей соборной сутью его церковного существования. Эта соборность противостоит всякого сорта этическому индивидуализму в религии. По поводу последнего см.: Nesteruk A. The Universe as Communion. P. 211–219.
Ср.: Rescher N. The Coherence of Truth. Oxford, 1989. P. 331–333.
См., например: Walker A. Coherence Theory of Truth, Realism, anti-realism, idealism. London, 1988. P. 19. Приверженец теории когерентизма сказал бы, что природа объективной реальности определяется когерентной системой верований о ней.
Это выражение используется А. Гурвичем в его книге (Gurwitsch A. Phenomenology and the Theory of Science. Evanston, 1974. P. 44), где термин «ипостась» (hypostasis) используется не в богословском смысле.
Heelan P. An Anti-Epistemological or Ontological Interpretation of the Quantum Theory and Theories Like It // Babich B. E., Bergoffen D. B., Glynn S. V. (eds.). Continental and Postmodern Perspectives in the Philosophy of Science. Aldershot, 1992. P. 66.
Margenau H. Phenomenology and Physics // Philosophy and Phenomenological Research. 1944, vol. 5, n. 2. P. 278.
Интересно, что в своем обзоре по философским вопросам космологии Дж. Эллис делает аналогичный вывод, правда, из других соображений, о том, что космологии присуща конечная неопределенность: «Научное объяснение может много поведать о вселенной, но не о ее предельной (ultimate) природе… Некоторые аспекты этой неопределенности могут получить свое разрешение, но большинство из них нет. Космологическая теория должна признать наличие этой неопределенности». (Ellis J. Issues in the Philosophy of Cosmology. P. 1274.) Читатель тем не менее должен отдавать себе отчет о том, что мы не утверждаем тщетность космологии вообще в ее претензиях на познание вселенной. Мы просто на современном уровне продолжаем развивать интуицию об апофатическом характере познания в космологии, то есть его полезности в том смысле, что оно говорит нам о том, чем вселенная в конечном счете не является. Историческим прецедентом такой точки зрения было убеждение кардинала Николая Кузанского в XV веке, который утверждал, что вселенная лишена какой-либо точности и строгой определенности, и поэтому она не может быть объектом универсальной науки, но только частичного и предположительного знания. (См., напр.: Койре А. От замкнутого мира к бесконечной вселенной. М., 2001. C. 1–20).
Относительно свежим примером может служить критика попыток «клерикализации» важнейших сфер общественной жизни (образования, культуры) со стороны ведущих ученых России (см.: Политика РПЦ: консолидация или развал страны? Открытое письмо академиков РАН президенту РФ В. В. Путину от 23 июля 2007 г. // Новая газета. Приложение «Кентавр», 2007, № 3) и критика этой критики, на гребень которой выплеснулись даже обвинения ученых в том, что они – наймиты дьявольских или, по крайней мере, антирусских сил. Характерно, что оба лагеря апеллируют к государственной власти как арбитру, взывая к ее мудрости и призывая к решениям, от которых якобы зависит судьба российской культуры, да и судьба самой России.
Пикок А. Богословие в век науки. Модели бытия и становления в богословии и науке. М., 2004. С. 284.
Там же. С. 292.
В работах А. Пикока, насколько мне известно, ссылок на С. Л. Франка нет; труды русских философов по-прежнему плохо известны на Западе.
Франк С. Л. Введение в философию в сжатом изложении. Петроград, 1922. С. 35, 36.
Там же. С. 80.
Там же. С. 81.
Пикок А. Богословие в век науки. Там же.
Там же. С. 33.
Нестерук А. В. Логос и Космос. Богословие, наука и православное предание. М., 2006. С. 87.
Русский перевод: Хокинг С. Краткая история времени. От «большого взрыва» до «черных дыр». М., 1989.
См. выдержки из публичных лекций С. Хокинга и Р. Пенроуза в Кембридже, опубликованные в русском переводе журналом «Знание – сила» (Диалоги о природе пространства и времени // Знание – сила, 1999, № 7–8. С. 47.
Нестерук А. В. Цит. соч. С. 193.
С этим связаны рассуждения Дж. Хоргана о конце науки, в частности, фундаментальной физики (Horgan J. The End of Science. Facing the Limits of Knowledge in the Twilight of the Scientific Age. Addison-Wesley, 1996. Русский перевод: Хорган Дж. Конец науки. Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки. СПб., 2001). Но связаны лишь отчасти; американский журналист в большей степени связывает «конец науки» с приблизившимся исчерпанием ее возможностей решения практических задач жизнеобеспечения человечества.
Нестерук А. В. Цит. соч. С. 197.
См.: Франк С. Л. Непостижимое // Франк С. Л. Сочинения. М., 1990.
Нестерук А. В. Цит. соч. С. 212.
Там же. С. 217–218.
Не менее, чем к идеям космологии, это относится к фундаментальным научным (и философским) теориям о происхождении и сущности жизни, о человеке и обществе, о смысле истории, о месте и предназначении человека во Вселенной; рассмотрение этого отношения вывело бы за рамки статьи, но не изменило бы ее выводов.
Кюнг Г. Великие христианские мыслители. СПб., 2000. С. 386.
Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 1. С. 54.
«То, что Бог существует, признается не строго на основе доказательства или указания чистого разума, как это пытается представить “естественная” теология, а на основе укорененного в самой действительности доверия» (Кюнг Г. Цит. соч. С. 394).
«Религия – в отличие от философии, возвещающая человеку о спасении и указывающая путь к нему, – представляет собой трансцендентную в своей основе и оказывающую имманентное воздействие теоретически-практическую систему координат для исполненного верой мировоззрения, жизненной позиции и образа жизни» (курсив мой. – В. П.) (Кюнг Г. Религия на переломе эпох. Тринадцать тезисов // Иностранная литература, 1990, № 11. С. 223).
Иногда говорят более энергично – о «смерти субъекта», но всеохватная ирония постмодернистов делает этот термин лукавой «насмешкой» над прямолинейной серьезностью «субъектной», то есть классической философии.
Кюнг Г. Религия на переломе эпох. С. 227.
Там же.
В. А. Лекторский различает смыслы «толерантности»: 1) как безразличие к существованию различных взглядов и практик, «так как последние рассматриваются в качестве неважных перед лицом основных проблем, с которыми имеет дело общество»; 2) как «уважение к другому, которого я вместе с тем не могу понимать и с которым я не могу взаимодействовать»; 3) «как снисхождение к слабости других, сочетающееся с некоторой долей презрения к ним»; 4) «как уважение к чужой позиции в сочетании с установкой на взаимное изменение позиций (и даже в некоторых случаях изменение индивидуальной и культурной идентичности) в результате критического диалога» (Лекторский В. А. О толерантности, плюрализме и критицизме // Философия, наука, цивилизация. М., 1999. С. 287–292). Какой из этих смыслов соответствует религиозной толерантности Г. Кюнга? Второй и третий – явно не соответствуют. Толерантность в четвертом смысле поставила бы знак равенства между религиозной верой и прочими мнениями (от научных гипотез до житейских представлений), что также вряд ли приемлемо для теолога. Остается первый смысл: мне все равно, во что веришь ты, если это не мешает жить и верить мне, а спор между нами бесполезен и опасен. Но это и есть позиция ироника, подправленная в сторону прагматизма.
Нестерук А. В. Цит. соч. С. XXX.
Впрочем, среди множества «определений» культуры (их насчитывают до полутора сотен, если не больше) вообще трудно отыскать такие, которые удовлетворяли бы сразу двум требованиям – точности и широты охвата. Можно было бы условно разделить это множество на две группы: в первую войдут определения культуры как «второй природы», создаваемой, транслируемой и преображаемой в процессах социально-исторической деятельности людей [ «Культура есть “вторичная, искусственная окружающая среда”, которую человек налагает на первичную природу. Она включает язык, обычаи, верования, привычки, социальную организацию, унаследованные от прошлого создания материальной культуры, технологические процессы, системы оценок» (Христос и культура. Избранные труды Ричарда Нибура и Райнхольда Нибура. М., 1996. С. 35)]; во вторую – определения культуры как системы принципов и духовных ориентиров, благодаря которым создается и поддерживается «вторая природа» (см. следующую сноску). Существуют также определения, получаемые пересечением этих групп или смешением значений «культуры» как совокупности процессов, в которых осуществляется бытие «второй природы», и конкретных результатов этих процессов. Культура, как она определяется в первой группе, есть объект изучения «наук о культуре» или культурологии; определения второй группы полагают культуру как предмет философии культуры [ «Философское понимание культуры… фиксирует внимание не на фактах, как они даны в опыте внешнего наблюдения, а на принципах, которые позволяют нам относить эти факты к культуре» (Межуев В. М. Идея культуры. Очерки по философии культуры. М., 2006. С. 25)].
Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Книга первая. СПб., 1993. С. 113.
Я не останавливаюсь на критике постмодернистского проекта «эвакуации из пространства культуры». На эту тему есть много работ, хотя в нашей стране их число пока уступает потоку постмодернистской или близкой к ней литературы (см., например: Ильин И. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998; Бычков В. В., Бычкова Л. С. XX век: предельные метаморфозы культуры // Полигнозис, 2000, № 2. С. 63–76; Дубровский Д. И. Постмодернистская мода // Вопросы философии, 2001, № 8. С. 42–55; Порус В. Н. Обжить катастрофу. Своевременные заметки о духовной культуре России // Вопросы философии, 2005, № 11. С. 24–36).