Совхоз, в который меня прислали по распределению после окончания института, располагался на юго-западе Ставропольского края. Небольшая речушка, начинавшаяся где-то в горах Кавказа, каждую весну щедро, до краев, наливала два водохранилища, между которыми привольно раскинулись фруктовые сады. И каждую весну буйство цветения яблонь, слив и абрикосов дурманило голову. Еще больше впечатлений приносила осень. Созревшие яблоки благоухали таким ароматом, что казалось, сам воздух становился похожим на громадную антоновку, был густым и сочным, бери и режь ножом на сочные ломтики.
В такую пору все население станицы от мала до велика привлекалось на уборку созревшего урожая. Меня тоже не миновала сия участь. Нет, работу мою никто и не думал отменять, все было гораздо проще – отработав на своем участке, почти все работники совхоза до наступления темноты собирали и складывали яблоки в ящички, сколоченные из тоненьких дощечек. Страда, одним словом. В один из дней директор совхоза «обрадовал» меня новостью. Должен был я заступить на дежурство по охране садов. Выделялись несколько человек в помощь штатным сторожам, отпугивать мальчишек от садов да заезжих гастролеров, падких до совхозного добра. Работа не тяжелая, знай себе ходи, мельтеши на виду, и чем больше от тебя шума, тем лучше.
Придавалась в мое распоряжение дополнительная сила – две молодые доярки, их освобождали от утренней дойки, и они должны вместе со мной обходить дозором сады да распевать песни при этом. А как же, охрана не дремлет, охрана не спит!
Доярочки оказались полными противоположностями друг другу, одна пышненькая, круглолицая, с грубоватым голосом, а вторая – стройная смуглянка, с высоким и нежным сопрано, прямо-таки оперная дива. Одеты они были тепло для наших южных ночей, кроме того, имели при себе плетеные кошелки внушительных размеров, аккуратно накрытые рушниками, вышитыми полотенцами.
– Ой, Тоня, глянь, наш инженер так легонько оделся, обрядился в наши-то росные ночи, – пропела пышечка, – не пришлось бы его отогревать!
– Брось, Оксана, не смущай хлопчика, – урезонила её подружка.
– Да який жа он хлопец, вон якив файный легень, ти побачимо побильше, – перешла она на украинскую мову. «Занозистая хохлушка», – подумал я.
– Мой-то все пшеницу косит и косит, домой придет – ничего не просит, ой, кажись, оторвусь я сегодня по полной, – не унималась толстушка.
– Ну, вогнала парня совсем в краску. – Тоня пристально, с легкой улыбкой посмотрела на меня. От её взгляда стало как-то по-домашнему тепло.
– Ой, подруженька, да он на тебя, кажись, запал, давай, парень, не робей, Тонька – она с виду строга, а так вон вкусней ранеточки будет! – пышнотелая Оксана сорвала с ближайшего дерева румяное яблоко и, брызнув соком, с хрустом надкусила его.
– Бери кого хочешь, обе в соку, не теряйся, хлопец, пока как сухие яблочки не сморщились! – Оксана погладила рукав моей рубашки. – Ой, подруженька, отобью я его у тебя этой ночкой, ой отобью! – нараспев пропела она.
– Все, хватит зубоскалить да охальничать. – Тоня, раскрыв кошелку, стала расстилать рушник на траву под деревом. – Сидайте с нами, вечерять будем!
«Все никак не привыкну к казачьему выговору», – с легкой досадой подумал я.
– Нет, девушки, спасибо, я не хочу еще кушать, – стал неловко отказываться я.
– Тю, якие мы стеснительные, – хохотнула Оксана, – не робей, подвигайся поближе, никакие мы не девушки, бабы обыкновенные, станичные. Ты, небось, привык к модным городским дивчинам, а мы все больше с буренками управляемся, с нами обхождениев городских можешь не чинить.