1. Поднимаемые в этой книге проблемы имеют фундаментальное значение для понимания процесса научения и длительную историю исследований и дискуссий. Из психоаналитической практики – особенно с пациентами, у которых наблюдаются симптомы нарушения мышления, – становится ясно, что психоанализ выявил некоторые новые грани этих проблем и, возможно, наметил пути их решения.
2. В этой книге описывается эмоциональный опыт, непосредственно связанный как с теориями познания, так и с клиническим психоанализом, причем акцент делается на практическом применении. Тот, кто совершенствуется в философских подходах, обычно не имеет возможности (доступной аналитику) углубиться в процессы нарушенного мышления, и даже психоаналитики не часто имеют такую возможность. У меня же было много практики в этом отношении, но философских знаний мне не хватает.
3. У меня есть определенный опыт, но я не знаю, как лучше сообщить об этом опыте другим, и в этой книге объясняется, почему. Некоторое время я думал сконцентрироваться на анализе тех, кто ему обучается. Я убежден, что психоаналитики правы, считая такой подход единственным, по-настоящему эффективным, способом передачи аналитического опыта, которым мы располагаем в настоящий момент; однако попытка ограничиться только такой деятельностью содержит оттенок эзотерического культа. С другой стороны, публикация такой книги, как эта, может показаться преждевременной. Тем не менее, я считаю возможным дать общее представление о мире, который раскрывается при попытке понять, как мы понимаем. Если читатель соблазнится пойти дальше, то цель этой книги будет достигнута.
4. Я свел количество примечаний и ссылок к минимуму, оставив существенные. Они важны скорее для обдумывания прочитанного, чем собственно для чтения книги. Книгу следует читать сразу целиком, не останавливаясь на местах, которые поначалу могут казаться неясными. Некоторые неясности возникают из-за того, что невозможно писать об аспектах проблемы, разработка которых началась лишь в последнее время, не прибегая при этом к заведомым допущениям и упрощениям. Если читать сразу все целиком, то эти моменты будут проясняться по ходу чтения. К сожалению, некоторые места я не смог сделать более понятными. У читателя есть возможность открыть для себя, что попытка прояснить их самостоятельно – это благодарная, хотя и непростая работа, которую ему придется проделать, потому что я не сделал этого сам.
5. Может показаться, что я неправильно использую слова, имеющие установившееся значение, когда, например, применяю термины «функция» и «факторы». Критики указывали мне на то, что используемые мною термины двусмысленны и что они могут вызвать у образованного читателя ассоциации из области математики и философии. Я использовал эти термины намеренно, именно из-за этих ассоциаций, и стремился сохранить их двусмысленность. Я хочу намекнуть читателю на математическое, философское и обыденное значения, поскольку обсуждаемые мною свойства человеческого сознания, возможно, развиваются таким образом, что лишь на поздних стадиях классифицируются по этим или другим категориям. При этом я не обсуждаю ничего из того, что могло бы являться функцией; то, как я использую это понятие, должно показать, что любые наблюдаемые мною действия анализанда – математический ли расчет, особая походка или действия из зависти – все это для меня функции личности. Если я интересуюсь точностью его математических расчетов, то это не потому, что мне интересны его математические способности, а потому, что его математические расчеты и точность их выполнения – это функции его личности, и я хочу знать, какие факторы они представляют.
6. Если читатель еще раз просмотрит предыдущий параграф (5), он увидит, что, настаивая на использовании термина «функция» и желая сохранения всего богатства ассоциаций, я принял допущение, что буду использовать этот термин в соответствии с теми правилами и договоренностями, которыми регулируют его использование математики и философы. Если я отвечаю этому ожиданию, то можно сказать, что я использую термин «правильно». Но если я не следую этим ожиданиям (вызванным тем кругом ассоциаций, которые я не отделяю от термина), то можно с полным основанием говорить о неправильном использовании мною этого термина. Таким образом, для меня открыты (если я соглашаюсь с критикой) два пути – либо явным образом лишить этот термин круга его ассоциаций, либо принять те договоренности о его использовании, которые подразумевают связанные с ним ассоциации.
7. На самом деле, я не хочу следовать ни тому, ни другому курсу. Предположим, я рассматриваю прогуливающегося мужчину. Я могу сказать, что его прогулка – это функция его личности и что в результате некоторого исследования я установил, что факторами этой функции являются его любовь к девушке и зависть к другу. Или что факторы этой функции – его любовь к девушке и зависть к другу. После дальнейших исследований я могу решить, что его любовь к девушке суммируется с завистью к другу, или что F (его прогулка) = L + E. (F – функция, L – любовь, Е – зависть). Но мне может казаться, что мои наблюдения близки к кляйнианской теории проективной идентификации и что я могу лучше всего выразить свое мнение об этих фактах, сказав, что функция «прогулка» есть признак ощущения пациента, что он вовлечен в нее любимой девушкой, с которой он идентифицируется, а также соперником, которому он завидует, но с которым он также идентифицирует себя, и что оба объекта контролируются им, когда он идет. Я избавлю читателя от построения формулы, выражающей эту последнюю мою идею «математически», но прошу проверить правильность использования понятий «функция» и «фактор» в главе 1. Я понимаю, что такой подход может смутить, но не могу согласиться с тем, что его следует решительно объявить неправильным. В последующих главах я утверждаю, что использовать идеи и их обозначения значительно труднее, чем их порождать. Первый процесс гораздо менее развит. По этой причине я готов допустить, что неправильно использую идею, или ее символ, или и то и другое вместе, но я не могу принять допущение о существовании достаточно определенного критерия, разрешающего данный вопрос. В психоаналитической методологии критерием не может являться правильность или неправильность данного подхода, значимость его или гипотетичность, – подход либо способствует, либо не способствует развитию.
8. Я не думаю, что содействие развитию является бесспорным критерием; психоаналитическая теория и практика – в случаях, когда обнаруживаются серьезные нарушения мышления, – указывает на необходимость пересмотра идей, касающихся происхождения и природы мышления, и вместе с тем – идей о механизмах, с помощью которых совершается «думание» мыслей. Но если необходимо изменить нашу точку зрения на мышление и его механизмы, то, похоже, это изменение – коль скоро оно так значительно, как мне представляется, – потребует модификации способа продуцирования «мыслей» и методов манипуляции ими. Мой способ продуцирования «факторов» и «функций» (и то, что они доступны для осознания) не является обязательно ложным только потому, что отличается от традиционно считающегося правильным способа формирования понятий и их использования, и потому тщательное критическое рассмотрение его с учетом психоаналитического опыта (которому, как я считаю, следует подвергать любое размышление) не отвергает мой метод.
9. Методы, представленные в этой книге, не являются окончательными. Даже понимая их неадекватность, я часто не мог улучшить их. Я нахожу свое положение сходным с положением ученого, вынужденного применять теорию, которая, как он знает, недостаточно хороша, потому что еще не найдена новая, способная ее заменить.
Краткое изложение содержания
Следующий план книги можно использовать в качестве примерного руководства:
Глава 1 включает в себя предварительное разъяснение двух терминов.
Глава 2 определяет область, в которой я собираюсь использовать термины как часть моего исследовательского арсенала.
В главе 3 начинается стилизованное описание пережитого мною эмоционального опыта – понимания, которое стало стимулом для всей этой книги. Под стилизацией я подразумеваю сознательное усложнение, поскольку искажение, допущенное при таком способе представления материала, неизмеримо меньше искажения, вызванного какой-то другой причиной, включая так называемые механические средства записи. Эти последние обладают той же степенью правдоподобия, что и фотография: запись сессии, несмотря на кажущуюся точность представления, приводит к дальнейшему искажению – то есть искажению на самой сессии. Фотография реального фонтана может быть достаточно хорошей, однако этот фонтан представлен взглядом фотографа, зафиксированным его аппаратурой; во всяком случае, проблема интерпретации фотографии остается. Искажение, вызванное записью, оказывается больше, так как придает правдоподобие тому, что уже было искажено.
В главе 4 вкратце формулируются некоторые идеи, которые обсуждаются на протяжении всей книги.
Главы 5-11 являются кратким изложением клинических явлений, имеющих отношение к предмету рассмотрения этой книги; все они известны аналитикам, но представлены в терминах, по-видимому, более значимых для тех, кто изучал теории Кляйн. В изложении определяется та цель, ради которой я ввел термины «альфа-функция» и «контактный барьер», а в конце главы 11 я обращаю внимание на важность выбора между изменением фрустрации и избеганием ее.
Глава 12 начинается с обсуждения проективной идентификации и ее отношения к генезу мышления. Предмет этот увлекает нас в исследование той роли, которую играют в создании модели мышления оральные переживания, связанные с питанием. Я уделяю внимание тем серьезным последствиям для развития, к которым приводит неспособность матери мечтать.
В главе 13 рассматривается проблема записи сессий и используемых аналитиком теорий; кроме того, обсуждаются возможности, предоставляемые подходом, основанным на методе научного описания из главы 14.
В главах 14–16 вводятся символы L, H и K, используемые при обсуждении материала этой книги.
Главы 17–18 возвращают к использованию абстракции «альфа-функция» с целью обсуждения генеза мыслей. В связи с этим обсуждаются проблемы абстрагирования (или генерализации) и конкретизации (или наименования).
В главе 19 начинается обсуждение способов использования психоаналитических моделей.
Глава 20 является исследованием абстракции, в ней также предпринимается попытка использовать абстрактные символы для разъяснения некоторых проблем абстрагирования в том виде, в каком они предстают в анализе.
В главе 21 вводится кляйнианская теория чередования депрессивной и параноидно-шизоидной позиций; исследуется отношение этого процесса к научению, а также эмоциональный опыт, связанный с терминами, используемыми в этиологических теориях.
В главах 22–23 в контексте аналитической практики обсуждается процесс формирования модели и абстракции.
В главах 24–27 продолжается начатое ранее обсуждение, при этом особое внимание уделяется научению (K-связи). В главе 28 разрабатывается та же самая тема в отношении минус K (-K).