Пахнет чем-то резким. Похоже, нашатырем. Вонь забивается в нос и выжигает дотла рецепторы. С моих губ срывается протестующий стон. Еще не вернувшись в сознание до конца, я медленно поднимаю непослушную руку и прикрываю лицо ладошкой.
– Тая! Ты меня слышишь?
Голова раскалывается. И да, я слышу. А вот соглашаться с этим вслух не хочу. Наоборот, мне ужасно хочется притвориться, что все еще нахожусь в забытье. Но ведь мои наставники так просто не отступят – того и гляди опять возьмутся за нашатырь.
– Да. Сейчас… Я сейчас встану.
– Да лежи уж, встанет она!
Это Влад или Савва? Мне так хреново, что я не могу разобрать.
– Надо вызвать скорую.
– Не надо! Я в порядке.
– Да? А это что? – руку, которой я все еще прикрываюсь, обхватывают чьи-то пальцы. – Откуда эти синяки? Что вообще случилось? Тебя били? Кто? Почему ты мне не позвонила?
– Не кричите. Пожалуйста. Плохо.
На самом деле никто и не кричит. Но почему-то складывается впечатление, что слова, срывающиеся с губ моего наставника, заполняют собой все пространство. И давят, давят, сжимая все сильнее виски.
В ответ на мою просьбу я слышу поток отборной, но едва слышной ругани. Это было бы смешно, если бы не было так грустно. А следом будто издалека:
– Скорая? У нас тут девушке плохо. Потеряла сознание. Записывайте адрес!
– Тая, я понимаю, тебе нехорошо. Но нужно объяснить, где болит? Слышишь, девочка?
Девочка. Сколько в этом слове забытой нежности…
– Голова болит. Я ударилась.
– Ударилась, значит? – в голосе, который я никак не могу идентифицировать, звучит явное недоверие. И как будто бы злость.
– Ну, ударили. Какая разница? – шепчу я, не желая ее подпитывать.
– Какая разница?! – Непонятно кому принадлежащий голос становится совсем неподъемным. И снова, то проваливаясь в черноту, то вновь из нее выныривая, я слышу обрывочное:
– … остановись! Какого черта ты…
Остановись – кто? Какого черта – что? Ничего не понимаю.
– Я что скажу? Встреча переносится, потому что у меня заболела уборщица? Ты в своем уме?
Ах вот как? Значит, Савва. Ну, его замечание можно понять. Не такая уж я ценность в их мире. Зато Влад – молодец. Еще не потерял человеческого облика. Влад… Не открывая глаз, накрываю его ладонь своей рукой. Трусь об нее щекой. Я не в себе – мне можно.
– Больная, а все туда же, – тут же комментирует мой порыв Савва. «Заткнись», – проносится в моей голове.
– Заткнись, – озвучивает мои мысли Влад. Я улыбаюсь в его ладонь, несмотря на то, что любое подобное усилие донельзя обостряет боль. Мы с ним как будто два заговорщика. Мы с ним… Мечты-мечты. Но я не в себе, да. Мне можно.
А потом приезжает скорая. И после короткого осмотра меня забирают в стационар.
– Провожающие будут?
– Да. Я поеду.
– Не дури! Асеев уже подъехал.
– Ну, так проведи встречу сам. Ты же взрослый и умный дядя.
Это последнее, что я слышу перед тем, как опять проваливаюсь в вязкое, как болото, забытье. Все, что происходит потом – я помню смутно. Зато наутро мне становится лучше. Боль, хоть и не исчезает бесследно, отодвигается на второй план. Спасибо лекарствам. Я осторожно потягиваюсь, открываю глаза и, напрочь забыв о всякой осторожности, резко сажусь на кровати. Естественно, меня тут же начинает мутить. Проходит не один десяток секунд, прежде чем я вновь могу пошевелиться, не рискуя выблевать кишки. Осматриваюсь. Нет, конечно, больничную палату ни с чем не спутаешь, но, во-первых, я в ней одна, а во-вторых, здесь весьма симпатично. Влад расстарался, но почему? Неужели из чувства вины? Не знаю. Но от этих мыслей у меня кружится голова. Обещаю себе об этом подумать, когда станет немного полегче. Спускаю ноги с кровати и шагаю к двери, за которой, как я подозреваю, располагается ванная комната. Из зеркала на меня смотрит настоящее пугало.
– Ужас, – комментирую я. Уж не знаю, чем руководствовался Галич, мне помогая, но точно не мужским интересом. Настроение портится. У меня нет ни одной связной мысли о том, что делать дальше. По-хорошему, не мешало бы вспомнить о гордости. Оплатить обследование из накопленных средств и потребовать выписку, потому как я вовсе не уверена, что могу позволить себе лечение в этой клинике. Ох, ты ж черт! Двери… Мне сегодня должны были поменять двери! И ведь наверняка уже звонили ремонтники. Вот только где мой телефон?
Я закрываю кран, вываливаюсь из ванной и едва не врезаюсь в широкую грудь Саввы.
– Ой!
– Осторожно. Ты долго не выходила, вот я и подумал, что… – он замолкает, не договорив. Проходится по мне своим странным абсолютно нечитаемым взглядом и отходит в сторону. Наверное, это очередной бред, но мне кажется, что на секунду его взгляд задержался на моей груди. Глупости! Там и груди как таковой нет, и вообще, с чего бы ему на меня пялиться, когда в его распоряжении полно женщин, которым я и в подметки не гожусь? Будто надеясь найти тому подтверждение, мой взгляд соскальзывает вниз вслед за взглядом Комиссарова. Я еще в ванной заметила, что на мне сорочка с чужого плеча. Из тонкого белого ситца в мелкий голубой цветочек. Миленькая, но большая мне по размеру. Если бы не пятна воды, которые попали на ткань, пока я умывалась, она бы выглядела весьма целомудренно. А так…
– О-ох…
– Что? Больно? Ляг! Чего ты вообще вскочила?
Не больно. Скорее ужасно неловко. От того, что он имел возможность лицезреть мои торчащие соски. Судорожно осматриваюсь. В палате имеется даже шкаф, вот к нему я и направляюсь, надеясь обнаружить там свое барахло.
– Тая, что ты делаешь?
– Пытаюсь найти свои вещи. Мне нужен телефон.
– Зачем? Да ляг ты, – повторяет, видя, что я не тороплюсь с ответом. Надоел! Сядь, ляг. Ну, ведь правда, как собаке… А тут еще почему-то вспомнилось, как он отговаривал Влада ехать со мной в больницу.
– Я не могу себе позволить лечиться в подобном месте. К тому же мне ощутимо лучше.
– Вернись в постель. Или я верну тебя туда силой.
– Вы не понимаете! У меня куча дел.
– Это каких же?
– В моей квартире сегодня должны заменить дверь. Вы не в курсе, мой рюкзак не забирали?
– За дверь не переживай. Об этом уже позаботились.
– Влад? – выдыхаю я прежде, чем успеваю обдумать то, что ляпнула. Какого черта я вообще решила, что ему есть дело до моих проблем? Господи, мы с ним виделись один раз. Ну, ладно, два раза! – В смысле, он же мой наставник… На бумаге, – лепечу смущенно, чувствуя, что явно переоценила собственные силы. Головная боль усиливается с каждой секундой. И, может быть, мне действительно не стоило торопиться с выпиской, да только раз я уже о ней заговорила – не идти же мне на попятный?
– Ага. Наставник, – сощуривается Савва и кивком головы указывает в сторону кровати: – Я жду.
– Мне домой надо.
– Тебя нужно наблюдать. Хотя бы еще один день. Если завтра все будет в порядке – выпишешься.
– Но работа…
– Не волк. В лес не убежит. А по поводу двери не беспокойся. Там все в лучшем виде сделали.
– А как вы вообще узнали? Ну, про дверь…
– Так ведь у меня твой рюкзак остался. А в нем телефон.
– Ясно. Извините, что причинила вам столько хлопот. Вам вовсе не обязательно было мне помогать. Я бы сама справилась.
– Вижу я, как ты справляешься. Ладно, проехали. У меня сегодня еще полно дел. Заеду за тобой завтра.
– Не нужно. Я могу вызвать такси. Вы только рюкзак с телефоном оставьте.
– Сказал же, отвезу!
Такая настойчивость мне непонятна. Он за две недели ни разу не проявил ко мне интереса. Не спросил, как я и чем живу. Да и потом, когда мне стало плохо, ясно дал понять, что я ему в тягость. Так какого черта теперь он делает вид, будто это не так? Неужели вдруг совесть проснулась? И можно ли вообще в данном случае говорить о совести? И как-то его осуждать? Ведь все мы люди. И у каждого из нас свои проблемы.
– Послушайте, я же понимаю, что у вас полно дел. А я не без рук и смогу о себе позаботиться. Правда… Все нормально.
Савва смотрит на меня, не мигая. И его взгляд, как всегда, бесстрастен. Но те самые вибрации в воздухе отчетливо дают мне понять – он раздражен и зол.
– Я заеду завтра. Дождись, – отрезает Комиссаров и, крутанувшись на пятках, шагает к двери.
– А Владислав Сергеевич…
Савва резко останавливается. Оборачивается ко мне вполоборота. Так, что становится виден его хищный профиль.
– Он в заграничной командировке.
– Понятно.
Действительно понятно, почему ко мне приехал Савва, а не тот, кто настоял на моей госпитализации. Интересно, Влад думает обо мне? Хоть иногда?
– Ага. Думает. Откуда ты взялась на нашу голову? – шепчу, поудобнее устраиваясь на подушке. Ну, ничего. Главное, чтобы он в принципе обо мне не забыл. А там, глядишь, у меня отрастут волосы, и я смогу ему хоть немного понравиться. О том, что будет дальше, я не задумываюсь. Возможно, потому, что это «дальше» в самом деле так далеко.
К утру следующего дня я понимаю, что Савва все же был прав. Еще один день в больнице действительно пошел мне на пользу. Конечно, я еще чувствую слабость и головную боль, но они не идут ни в какое сравнение с тем, что я испытывала вначале. К тому же меня наблюдали хорошие врачи. А это, как ни крути, исключает вероятность развития осложнений, которые вполне могли бы возникнуть, если бы я занималась самолечением. Так что когда за мной приезжает Савва, я искренне его благодарю.
– Пустяки, – отмахивается тот.
– Нет. Вы же вполне могли пройти мимо. Но не прошли. Я это ценю.
– Ты валялась без сознания в моем ресторане. Вряд ли бы я смог пройти мимо, даже если бы захотел.
Вскидываю ресницы и гляжу на его бесстрастную физиономию в раздумьях, уж не решил ли он пошутить? Впрочем, времени на раздумья нет. Как всегда занятой, Савва начинает меня поторапливать. Я плетусь за ним по красивым коридорам клиники. У вертушки он подхватывает меня под руку:
– Там страшный гололед. Держись.
– Спасибо.
Ноги и впрямь разъезжаются. Теперь уж я сама обхватываю его предплечье для надежности сразу двумя руками. Он большой, да. Но вовсе не из-за лишнего веса. Под моими пальцами каменно-твердые забитые в зале мышцы. Ну, кто бы мог подумать? Почему-то это совсем не вяжется с тем портретом, что я нарисовала в своей голове в нашу самую первую встречу. Так-то он мне виделся ничем не примечательным мужчиной средних лет. Из тех, что бреют голову, потому что рано облысели. Но теперь я понимаю, что, возможно, это его фирменный стиль, а вовсе не вынужденная мера.
– Я что, грязный?
– Нет.
– Ты так на меня смотришь…
– Решаю, почему вы лысый, – выпаливаю на одном дыхании. В обычно бесстрастных глазах мелькает… смех. И это неожиданно тоже.
– Давай так. Я отвечу на этот вопрос, если ты ответишь на мой.
Учитывая то, что я успела сто раз пожалеть о том, что вообще это брякнула, неуверенно пожимаю плечами. Савва указывает на огромный Cadillac Escalade, который занимает едва ли не два парковочных места сразу. В отличие от Влада, он водит сам. Я усаживаюсь на пассажирское сиденье. Комиссаров велит пристегнуться. С непривычки мне приходится повозиться даже с этим не требующим особых навыков действием.
– Так вот, вопрос… – возвращает нас к беседе Савва, когда я уже, признаться, поверила в то, что он забыл о нашей беседе. – Он тоже касается прически…
– Неудачный эксперимент, – бормочу я.
– Я так и подумал.
И все-таки он смеется. Ну, точно. Хотя внешне это никак не проявляется.
– Теперь ваша очередь.
– Я лысый потому, что бреюсь раз в два дня.
Да он просто капитан очевидность. Я фыркаю. Он же, ничуть не изменившись в лице, уверенно ведет машину. Остаток пути проходит в молчании. Я молчу потому, что боюсь сморозить очередную глупость. Почему молчит он – не знаю. Да и не до этого мне совсем. Чем ближе к дому, тем сильней мой страх. Если честно, в больнице меня посещали мысли о том, чтобы съехать. Но по деньгам я не потяну съем квартиры, а значит, не о чем и мечтать.
В тесном дворике мы едва находим достаточно места, чтобы припарковать Escalade Саввы. С помощью его руки я выбираюсь наружу. На этот раз во дворе в кои веки пусто. Но в подъезде опять дым коромыслом. В мусоропроводе грохочут бутылки. Я вздрагиваю. Обхватываю себя за предплечья ладонями и замираю у новенькой двери.
– Спасибо. Я забыла сказать вам спасибо…
– Так Владу же… – в голосе Саввы слышатся странные нотки, которые я, погруженная в страх, пропускаю мимо ушей. Мне так не хочется возвращаться в эту квартиру, что могу думать лишь об этом. Растерянно бормочу:
– Ну да. Ключи у вас?
Комиссаров отодвигает меня в сторону и сам открывает дверь. Прежде чем войти внутрь, я зажмуриваюсь. Но даже на обратной стороне век прокручиваются картинки того, что здесь со мной произошло совсем недавно. Я чувствую, как внутри меня зарождается паника. Как она, становясь все сильней и сильней, накрывает меня с головой и утаскивает в пучину… Из которой меня выдергивает тихий голос:
– Та-а-ак. Понятно. Ну-ка, пойдем!