Сергей закончил чистку револьвера, одним движением пальца защелкнул барабан на место и убрал оружие в пластиковый кейс. Все, тренировки закончены – и на сегодня, и вообще. Сейчас – ужин с Яковом Николаевичем, после него – два часа в операционной, где лицо и тело украсят имитациями многочисленных оспенных язв. Потом – бессонная ночь, во время которой придется изображать невозможность заснуть от волнения и душевных метаний, и наконец – вперед, орел! То есть назад по оси времени, в далекий одна тысяча семьсот тридцатый год. Кажется, ему, Сергею Новицкому, удалось соблюсти много раз повторенный наказ дяди Виталия: «Главное, чтобы в тебе, вьюнош, сапиенса не заподозрили!» Нет, прикинуться идиотом как раз было бы нетрудно. Но ведь требовалось изображать из себя умного – ровно настолько, чтобы руководство проекта сочло его способным выполнить порученное, но при этом у него не возникло подозрений, что главное действующее лицо грядущего эксперимента может преследовать какие-то свои цели, причем вступающие в решительное противоречие с декларированными. Кажется, это удалось, но окончательно все определится только завтра, в восемь ноль-ноль по Москве.
Молодой человек был доволен. Да, конечно, и тренировки, и изучение многих прикладных дисциплин было бы неплохо продолжить, но что делать. Начальство спешило, и Сергей в глубине души был ему за это благодарен. В конце концов, если все пойдет по планам, то почти ничего из усвоенного под руководством специалистов Центра не понадобится. Правда, найдет применение то, что изучалось самостоятельно, но это уже другой вопрос.
Зато наконец-то можно будет сбросить эту осточертевшую личину прилежного курсанта, с большим уважением относящегося к Якову Николаевичу, крупному ученому, не жалеющему своего бесценного времени для частого общения с будущим времяпроходчиком. Блин, так и придушил бы этого «Обеликса»! Хотя вряд ли, придушить так просто не получилось бы – нет соответствующего опыта, несколько занятий его не заменят, а мужик он довольно здоровый. Но вот ткнуть заточкой из электрода-пятерки в печень или под лопатку – запросто! Рука не дрогнет, проверено. Или, на худой конец, всадить в толстое брюхо полбарабана из нагановской реплики, что вычищена, засунута в пластиковый контейнер и скоро в числе прочего багажа отправится в начало восемнадцатого века. И с интересом посмотреть, как гад будет корчиться. Эх, мечты, мечты…
Тут Сергей в очередной раз ругнул себя за ребячество. Ладно, хотели его вооружить каким-то небольшим итальянским пистолетом, так и хрен бы с ним, но Новицкий уперся. Мол, пистолет категорически не годится, нужен револьвер. И не какой-нибудь, а с обтюрацией дульцем гильзы, то есть наган, к любому другому глушителя не приспособишь. Причем не простой наган, а с откидывающимся вбок барабаном и экстрактором как у «смит-вессона» – небольшая партия таких была выпущена в тысяча девятьсот десятом году, про это Сергей случайно прочитал в Интернете. Ох и возмутился же гадский старик Яков! Но потом никуда не делся, забегал. Просто приятно было смотреть на его смурное рыло. В конце концов пришлось согласиться на новодел, который, как говорили, обошелся Центру более чем в сто тысяч. Охренеть, даже здесь воруют!
Но, хвала всем богам, осталось совсем немного. Вот только потерпеть за ужином – и все. Но не расслабляться, несмотря на то что любые странности наверняка будут списаны на естественное волнение перед решающим шагом. Но и полное спокойствие тоже демонстрировать ни к чему. Тьфу, хорошо хоть осталось совсем чуть-чуть. А потом придется всего лишь изображать Петра Второго, да еще только что чудом преодолевшего смертельную болезнь, – по сравнению с уже проделанным это будет не очень трудно и, главное, совершенно не противно.
Ужин прошел в молчании, Яков не лез ни с вопросами, ни с напутствиями. Потом Сергея проводили в подвал, в котором стояла аппаратура и где ему предстояло провести последнюю ночь в этом мире. Там же располагались техническая служба и медпункт.
Центр являлся вроде бы государственным исследовательским учреждением, созданным под открытие Якова Николаевича Саломатина, и Новицкий был уверен, что в этом определении неправда абсолютно все. Во-первых, насчет государственности можно было говорить только в разрезе вопроса «где начинается полиция и где кончается Беня?». Впрочем, вряд ли это так уж оригинально. Ведь в любом самом что ни на есть частном ларьке или шиномонтаже при желании можно обнаружить признаки государственности. Если же поглубже копнуть любое взятое наугад министерство, то с высокой степенью вероятности выяснится, что вся его работа вертится вокруг частных, если не сказать шкурных интересов руководства, а все остальное там постольку поскольку. Что уж говорить о каком-то исследовательском центре!
Что касается второй части определения, то тут в отличие от первой Сергею не было нужды ничего предполагать, он знал точно. Да, Саломатин может считать себя автором открытия. На тех же основаниях, на которых грабитель считает себя собственником кошелька, вытащенного из кармана только что убитого им человека. Потому что дядя Виталий умер, и думать о естественности этого события может только дремучий идиот. Ибо в вопросах, связанных с такими деньгами, счастливых случайностей не бывает, а есть только успешно или неуспешно проведенные операции.
Пока Новицкий с некоторой отстраненностью, вызванной двумя уколами, в который раз неспешно размышлял на вечные темы, ему, сверяясь с последними изображениями объекта, нанесли язвочки на лицо и тело. Это заняло минут сорок, после чего молодой человек надел шелковую ночную рубаху и остался в одиночестве – разумеется, весьма относительном. За дверью маленького бокса дежурили двое, в аппаратной возились техники, а сам бокс был оборудован видеонаблюдением. Но думать это не мешало.
Молодой человек вздохнул, постарался усилием воли участить сердцебиение – мол, он волнуется – и занялся ревизией собственной памяти. По данным ученых, переход в прошлое гарантированно вызывал амнезию, и вопрос был только в том, насколько она будет значительной. По предварительным данным, распределение получалось примерно следующим.
Общее положение – чем старше объект, тем больше он забудет. Человек в возрасте за тридцать при переносе гарантированно вернулся бы в состояние новорожденного – ну, или просто овоща, это уже вопрос терминологии. Трехлетний малыш скорее всего перенес бы путешествие без какого-либо вреда, но кому он там нужен? Среди семнадцатилетних не лишиться большей части памяти мог примерно один из тысячи, да и то гарантий здесь не было. Вот, значит, Сергей, если судить по результатам тестов, и был тем самым «одним из», причем лучшим среди тех, кого удалось подобрать Центру. Случайность? Ученые считали, что да, молодой человек имел несколько иное мнение, но, естественно, держал его при себе.
От нечего делать Новицкий принялся вспоминать что попало, начав с цитат из Священного Писания. Специалисты Центра подобрали ему пятьдесят семь, пригодных для подтверждения практически любого тезиса, и пятьдесят две, предназначенных уже для опровержения, и тоже чего угодно. Всего цитат было семьдесят пять, потому что почти половина являлась универсальной.
Убедившись, что ни одна не забыта, будущий времяпроходец перешел к мысленному просмотру видеозаписей последних дней жизни объекта. Аппаратура Центра позволяла не только перекинуть в прошлое что-нибудь материальное, но и получать оттуда изображения, причем с гораздо меньшим расходом энергии. Правда, в довольно узком промежутке – от одна тысяча семьсот двадцать восьмого года до тысяча семьсот тридцать второго. Главной задачей Сергея же было смонтировать и запустить маяк, сигнал которого поможет значительно расширить временной диапазон. А потом жить как ему вздумается. Возвращение в двадцать первый век невозможно, и повторное открытие канала тоже, потому что с момента появления Сергея в прошлом там образуется иная реальность, отличная от прошлого нашего мира, в котором в качестве платы за совершенное старшим сыном семья Новицких будет получать пожизненную пенсию, плюс его сестре постараются дать хорошее образование.
Сергей мысленно хмыкнул. Неужели психологи Центра поверили, что любовь к этой алкоголичке, его матери, и дебильной сестре может быть хоть сколько-нибудь серьезным стимулом? Но даже если так, то при чем тут большая пенсия? Мать же окончательно сопьется, только и всего. Поэтому Новицкий на всякий случай демонстрировал, что ему самому будет очень интересно изменить прошлое. Во исполнение чего, тщательно скрывая отвращение, проглотил массу фантастической литературы, где герои, вселившись в тело какого-нибудь царя, за пару-тройку недель выводили Россию в мировые, а то и галактические лидеры. Блин, это же натуральное счастье для авторов, что ему предстоит путешествие в один конец, а то ведь точно прибил бы кого-нибудь из особо плодовитых для восстановления душевного покоя.
На самом деле объект замены, несчастный внук Петра Первого, был выбран из более прозаических соображений. Кто сможет сразу увидеть подмену, как бы ни старались пластические хирурги?
В первую очередь мать, но ее у объекта нет.
Отец – аналогично.
Близкий друг? Анализ записей показал, что с очень большой натяжкой им мог быть только молодой Долгоруков, да и то не факт, но план по его нейтрализации, естественно, был на всякий случай разработан.
Любящая женщина? Нет ее, Петру Второму всего четырнадцать лет.
И наконец учитель. Но Остерман – человек очень осторожный, да к тому же сильно не любящий Ивана Долгорукова, так что вряд ли он сразу начнет делиться своими подозрениями, даже если они у него и возникнут. Тем более что любые отклонения можно будет списать на чудесное исцеление от смертельной болезни – десяток цитат из только что проверенных были предназначены именно для этого.
Наконец, после выполнения задачи надо будет просто где-нибудь осесть и пожить в свое удовольствие – так почему бы и не на троне?
Дзинькнул зуммер, что означало: до решающего момента остался час, пора занимать место в камере переноса.