Полуподвальное помещение охраны из двух смежных комнат с небольшой прихожей, одна комната для отдыха – с диваном, столом для перекуса, стульями и плоским телевизором, вторая – рабочая с мониторами. А больше-то ничего броского в охранной части дома не имелось, разве что аккуратная кирпичная кладка стен без штукатурки и потолок, разделенный на белые сегменты с отделкой из дерева. Мужики только не вписывались в интерьер с их простецкими физиономиями работяг, один так и вовсе с пивным животом – и это охранник, правда, он и возрастом далеко за сорок, а двое ребят значительно моложе, примерно ровесники Артему. Стоило ему увидеть их, сразу понял: с ними проблема, то есть со здоровьем у всех троих проблема. Глаза пьяные, вялые и, конечно, подавлены. Ну, так! Две жизни прошляпили. Артем не видел смысла опрашивать их поодиночке, он сел на свободный стул, не забыв представиться:
– Майор Курасов, начальник уголовного розыска.
– Юрий Овчаров, – представился старший.
– Рафик Ашаров, – сказал темно-русый молодой человек.
– Тушин. Слава.
Не было у них желания общаться не только с майором, мужики находились на нулевом энергетическом уровне, им пофиг все, что вокруг шевелится, еле языками ворочали. Учитывая обстоятельства, Артему не пришла в голову мысль, мол, с бодуна мужики, тут что-то другое, примерно догадывался – что. Он сочувствовал им, но помочь ничем не мог, да и задача у него другая, вопрос Артем адресовал сразу троим, останавливая по очереди взгляд на каждом:
– Что здесь произошло? Меня не убитые интересуют – это голый факт, их я видел. Конкретно у вас что произошло? Вы не защитили ребят, записи видеонаблюдения стерты… Как такое случилось?
В наиболее нормальном состоянии оказался Рафик, он и ответил:
– Мы вырубились.
– В смысле? – не понял Артем.
– Отключились. Мы тут сидели и вспоминали, после чего нас плющить стало. Нет, правда, нам что-то подсунули… типа снотворного. А по-другому никак не могли вырубиться хором. Но в какой момент… куда подкинули…
И он поднял плечи, мол, как ни старались, воспоминания к результатам не привели. Рафик еще не договорил, а у Артема готов следующий вопрос:
– А что вы ели-пили последний раз?
Тут руку поднял самый старший – Овчаров, он держал стакан воды и периодически отпивал из него по глотку:
– Не факт, что после крайнего приема пищи мы отрубились. Поужинали где-то в половине десятого, а ребята после двенадцати кофе варили в соседней комнате, то есть машина варила…
– Нет, ты ошибся почти на час, – уточнил Рафик. – Ближе к часу ночи мы пили кофе, я смотрел на часы примерно без пятнадцати, кофе еще варился. Гости Лалы разъехались где-то в час, я заблокировал вход… Все было в одно время.
– Ну, может, – согласился Овчаров. – Я помню, как варился кофе, а мне стало… как-то не очень, голова отяжелела, в теле слабость появилась. Спиртного я не пил несколько дней, поэтому подумал – давление упало, сказал ребятам, что полежу немного, лег на диван, там же и вырубился.
– А мы еще держались, – подтвердил Рафик.
– С полчаса, – хмыкнул Тушин Слава.
– То есть после кофе отключились? – уточнил Артем.
– Ну, да… – пожал плечами Рафик, будто сомневался. – Слава сидел за монитором и вдруг голову свесил, смотрю – дремлет. Я растолкал его, а он – никакой! Слава решил сидя подремать – лишь бы сонливость прошла, минут через пять и я начал сдавать, кажется, сразу потерял видимость…
– Уснул, – перевел с русского на русский Артем, он любит точность.
– Я бы так не сказал, – возразил Рафик. – Засыпают… по-другому! Мы понимаем, что засыпаем, а тут… Я помню, что сидел и вдруг – как отрезало. Очнулся – лежу всем корпусом на столе и ничего не понимаю: где я, что со мной. Голова – как после перепоя, на мониторе – обычная картинка, только утро настало.
В сущности, все понятно: кто-то подсыпал транквилизатор… вот куда подсыпал, пока неясно, но эксперты разберутся. В связи с этим у Артема сразу сформировалось несколько важных вопросов, но он привык слушать внутренний голос, обычно чутье не ошибалось, поэтому интерес проявил, казалось бы, к несущественным деталям:
– А кто из вас первым очнулся?
– Никто, – сказал Слава. – Все одновременно.
– Значит, уснули вы в разное время, а проснулись…
– Нас разбудила Зинуля, – пояснил Юрий, – она так орала…
– Кто это? – осведомился Артем.
– Домработница. Обычно их две, но вторая недавно уволилась.
– Почему уволилась?
– У Зинули спросите, а я не хочу сплетничать. Прибежала и орала, мы еле поняли, в чем дело. В комнате Лалы видеокамеры нет, но перед ее комнатой видак стоит, полностью парня на мониторе мы не видели – одну руку на полу, поэтому я сбегал наверх, чтобы убедиться… И только потом позвонили Амирану.
– Где остатки еды, которую вы ели, где чашки, вилки, ложки?
Настал момент, когда нужно заняться конкретными уликами, если бы… если бы они были! Охранники уверяли, что остатки еды выбросили в мусорное ведро, посуду сложили на поднос и оставили на столе, но ничего из перечисленного на указанных местах не нашлось. Артему осталось выяснить, сколько гостей принимала Лала – немного, всего четверо (два парня и две девушки), то есть пятеро, если считать и убитого юношу. Ну, хоть количество подозреваемых не запредельное. Больше не стоило мучить мужиков, время для вопросов-ответов еще будет, к тому же каждый под протоколом поставит свой автограф. Тем не менее Артем предупредил, чтобы никто не уходил, а сам вернулся в дом, взбежал на четвертый этаж.
Работа шла уже в комнате убитой, парня к этому времени унесли. Оперативники делали обыск, рыская по ящикам комода и шкафа; эксперт Левин, присев на краешек кровати, занимался Лалой; криминалист, которому не доверял Артем, сидел на ковре и укладывал в полиэтиленовые мешки посуду.
– Ефим Васильевич, – идя к кровати, произнес Артем, – что с парнем?
– Два выстрела, – коротко сообщил Левин, не оборачиваясь на голос.
Левин – человек, перешагнувший полувековой рубеж, упорядоченный, спокойный, с нездоровым цветом лица желтоватого оттенка, хотя на здоровье не жаловался. Высококлассный профи и, если апеллировать современными понятиями, с высоким IQ, однако на бытовом уровне иногда виделся профаном.
– А девушка? – спросил Артем.
– Ей досталось аж три пули.
– Ого. Значит, дело в ней.
– Не знаю, тебе решать, товарищ начальник. Я пока могу нарисовать приблизительную картину преступления. Мальчик с девочкой лежали в постели, не спали, разумеется, секс у них был. Вдруг зашел убийца с пистолетом. Вот смотри…
Левин поднялся, подошел к спинке кровати, остановился точно напротив полусидящего трупа и, подняв кулак с вытянутым пальцем, изображающий пистолет, комментировал свои действия:
– Примерно отсюда стрелял, я без баллистической экспертизы могу определить в данном прискорбном случае. Наверное, он как-то обратил на себя внимание парочки. Когда его заметили, а главное, увидели пистолет в руке…
– А как увидели? – перебил Артем. – Ночь была.
– Артем, – улыбнулся Левин, – ты меня удивляешь. Не все занимаются сексом в темноте, некоторые предпочитают при свете. Здесь горела настольная лампа, когда мы вошли – раз, а два – посмотри, сколько огарков свечей, они тоже горели и создавали пожароопасную ситуацию…
– Можно без иронии?
– Можно. Но это правда, дом мог сгореть к чертовой матери, убийца ушел и не погасил свечи, потому что негодяй. – Заметив, как показательно нахмурился Артем, все же перешел на серьезный тон. – Итак, мальчик увидел пушку, испугался и рванул к двери, его свалил выстрел, но не смертельный. Девочка…
– Ее Лала звали, – сказал Артем.
– Красивое имя.
– А девчонка не очень, – бросил опер, копавшийся в комоде.
– Красота вещь относительная, – парировал Левин. – Лала, видя решительность убийцы, подтягивалась на руках, психологически отдаляясь от него, поэтому ее нашли фактически сидящей. Наверное, она что-то говорила, думаю, просила не убивать ее, но! Он выстрелил. Первый выстрел сделал в правую часть… ниже правого плеча. Вот эта дырочка…
Левин вернулся к трупу и указательным пальцем обвел ранку на обнаженной груди, не касаясь ее.
– А как вы определили, что это рана от первой пули?
– Логикой, дорогой, логикой. На ладошку посмотри. На левую. Она в крови. А вторая ладонь чистая. Лала схватилась за рану, инстинктивно схватилась. Второй выстрел был смертельный – в сердце. Убийце нравился процесс истязания жертвы, поэтому убил ее не сразу. Причем, Артем, интересная деталь: он долго находился здесь. Не знаю почему… может, что-то искал? Потому что третий выстрел сделал в обескровленное тело. Ну и когда уходил, добил парня, чтобы тот не выжил – свидетель, однако.
– Уже кое-что, на чем можно строить следствие, – проговорил Артем, осматриваясь. – А кстати, кто у нас следователь, где он?
– Сегодня у нас главный – ты, – снова улыбнулся Левин. – Прокуратура дружным составом ушла в загул, что-то отмечают за городом на базе, а дежурные следаки разбежались по делам. Сегодня день неудачный, какой-то суперпреступный, наверное, из-за полнолуния.
– Ни одного следака?! – Артем даже не договорил, его просто-напросто накрыло волной возмущения. – Я с таким безобразием впервые сталкиваюсь.
– Обещали-с приехать, – успокоил его Левин. – Вот кому-то не повезло: рюмку отняли, кусок мяса не доел… А какая разница тебе – есть следак или нет? Все равно черную работу делаем мы все, здесь присутствующие.
– Ладно, работаем, – махнул рукой Артем. – Ефим Васильевич, надо взять кровь у охранников, им что-то подсыпали, после чего все мужики вырубились.
– Нет проблем, я уже заканчиваю с нашей дамой. Минут через десять поедем с охранниками в лабораторию.
Теперь Артем подошел к криминалисту, который укладывал в чемоданчик «трофеи» с ковра. Молодой человек интеллигентного вида с зачесанными назад длинными волосами, схваченными резинкой в хвост, худой и высокий, с очень серьезным лицом (кажется, он не умел улыбаться), но симпатичный, только рот немного великоват, сам выступил с инициативой:
– Мне тоже надо к охранникам, раз их травили.
– Надо-то надо, – вздохнул Артем. При всем при том приятно удивился, а то ведь молодые спецы не любят работать, тем более проявлять инициативу. – Только убийца подчистил там: нет ни подноса с тарелками и остатками еды, ни чашек с кофе, после которых два парня отключились, ни мусорного ведра.
– Я поищу, – пообещал Феликс.
– Давай. А что с парнем, личность установлена?
– Документов нет, телефона тоже не нашли, – сообщил один из оперов. – Володя ищет на нижних этажах, хотя бы что-нибудь из его вещей. Не мог же пацан прийти с пустыми карманами. Ни банковской карты, ни телефона, ни денег, даже трамвайного билета нет. У первоклассника в карманах и то больше мелочовки!
Действительно, странно и, наверное, что-то означает в данной ситуации, но на очереди две барышни…
Кто из них кухарка – Артем понял сразу, это просто: одна из женщин дородная, видно, напробовалась стряпни, тело и разрослось во все стороны. Лет ей примерно с полтинник, возможно, меньше – лишний вес прибавляет возраст. Она сидела в пластиковом кресле в глубокой задумчивости; когда Артем вошел, испуганно вскинула на него маленькие глазки, беспомощно приоткрыла рот, затем посмотрела в сторону… на Зину, как он догадался, словно ища в ней поддержки.
Зина особа молодая, красотой не блистала, косметикой не пользовалась, но фигуристая, правда, невысокая. Она стояла у раскрытого окна и держала в руке чашку с чем-то горячим. Представившись, Артем присел на стул и начал:
– Дамы, меня интересует сама Лала, только по-честному, без прикрас, ее ведь за что-то застрелили. Не бойтесь, говорите свободно, протокол я не веду, так что ваше мнение Амирану не станет известно, но мне нужна правда.
Женщины не сразу разговорились, сначала бекали-мекали, а с первых неубедительных ответов мялись, что само по себе говорит о многом, например: девушка и после смерти внушала им если не страх, то опасения. Или проще: хозяина боялись. В подобных случаях Артем задает наводящие вопросы:
– Я знаю, что здесь работала еще одна домработница, но уволилась… Или ее уволили? (Молчание.) Лала выгнала?
– Сама ушла, – промямлила под нос Зина.
– А причина? (Молчание.) Девушки… – протянул Артем, сканируя их глазами. Нет, этих двух куриц нахрапом нужно брать. – За отказ сотрудничать со следствием, вам предъявят…
И даже не нужно было на ходу придумывать кары небесные, Зина, видимо, нарисовала картины пострашней, потому выпалила:
– Полине надоело презервативы с ковра собирать и покрывать Лалку – ведь Амиран ничего не знал про загулы в его доме.
– Значит, Лала вела себя плохо…
– Почему сразу – плохо? – вытаращилась Зина. – Немножко неразборчиво. А так… она… Нет, правда, она хорошая, отзывчивая… мне шмотки свои отдавала, которые ей надоели… Вот.
Краем глаза Артем заметил, как кухарка подавала знаки девушке, дескать, молчи, дурища. За наклоном головы он скрыл усмешку – ну, рассмешила его тетка, потом, соорудив серьезную мину, строго спросил:
– Вы знаете гостей Лалы?
– Я только по утрам прихожу, – заявила Зина, тем самым отсекая себя от ночного события.
– А вы?.. – уставился он на кухарку.
– А что – я? – вскинулась та. – Оно мне надо – чужие ухажеры? Я приготовила, подала и ушла.
– Я не про ухажеров спрашивал, – напомнил он.
– А, эти… Не, гости менялись… некоторые… то есть были и постоянные последнее время, а менялись мальчики Лалы, я их даже запомнить не успевала, да и не знакомила нас Лалочка со своими друзьями.
Ой, как трудно бывает вычленить суть из набора слов! Задать еще вопрос по поводу друзей – женщина залезет в дебри и запутает, осталось заметить:
– Но вы не обязаны были готовить для ее гостей.
– Так Лалочка просила – как же отказать? Она такая… милая!
Скучно стало Артему, да и жалко баб, выкручиваются глупо, неумело, ясно же, что боятся потерять работу, наговорив на любимую племянницу хозяина много из того, что ему не понравится. Но хотя бы главное уяснил:
– Значит, она часто меняла друзей, как и партнеров по сексу, делала это тайком от дяди… Девчонка молоденькая, безбашенная, хотела все попробовать, наверное, и наркотиками баловалась в веселой компании.
– Кто молоденькая? – хмыкнула Зина. – Лала? Да ей почти двадцать девять, она на год старше меня.
– Да ну! – изумился Артем. – А выглядит…
– Ой, да все выглядели бы с их деньгами, – отмахнулась Зина.
– Так что с наркотиками? Лала нюхала, курила, таблетки глотала? Вы же убираете, наверняка замечали подозрительные пустые пакетики, окурки…
Наркотики – как одно из предположений и взятое с потолка. Лала вела разгульную жизнь, а там, где вечный праздник, появляется потребность в экстремальных наслаждениях. На богатых клиентов наркодилеры устраивают настоящую охоту, у них масса уловок с приемами, к ним только стоит попасть – не выберешься. А для строптивых существуют особо жестокие методы усмирения или ликвидации. Только на этих данных построил свое подозрение Артем.
– Ничего такого, на что вы намекаете, я не видела, – заверила Зина интонацией, которой дают самые страшные клятвы. – Ни разу! Какие наркотики?! Скажете тоже. Между прочим, Лала врачом работала. Да-да, не смотрите так. Гинекологом! В престижной частной клинике. Думаете, врач начнет наркотиками баловаться? Бред.
«Ну, тогда она утопила родившегося младенца в ванной, за что и получила пулю», – подумалось мимоходом Артему, вслух он спросил кухарку:
– Вы принесли ужин охранникам, верно?
– Я их не травила! – вырвалось у нее с отчаянием.
– Их не травили, а усыпили. – Разговаривал он с ней, как с больной. – После того, как вы принесли ужин, что делали?
– Ушла. Домой.
И всхлипнула, дура. На жалость давит, хотя не она накормила транквилизатором охрану – куда ей! Тетя от страха умрет при мысли, что надо подсыпать в еду усыпляющее средство, телик-то сморит, наверняка запомнила, что некоторые после большой дозы не просыпаются. Нет, с этими не договориться, во всяком случае, сейчас: у них шок, обе напуганы, растеряны, боятся ляпнуть лишнее. Кстати, у многих в сходных обстоятельствах гуляет в головах мысль, будто именно их подозревают.
– Ладно, – сказал Артем мягким тоном. – Мне нужен телефон Полины, второй домработницы.
Что ж, хоть в этом ему не отказали, и когда он уходил, дамы очень обрадовались, даже скрыть не смогли хотя бы ради приличия. Артем отправился искать Володю, естественно, заглянул в антикварную гостиную, узнать, как тут София, а здесь Вовка собственной персоной, оба тихонько смеются. Но где же хозяин? Бубнова не было, Артем плюхнулся в кресло, заметив:
– Стоит мне на минуту отойти от Софии – ты тут как тут.
– Тебя не было два часа, – возразил Вовчик и подмигнул Софии. – Ревнует. Правильно делает.
Все это подначки, шутки, только им троим понятные, на самом деле между ними установилась крепкая дружба. Володя предоставил Артему и Софии свою однокомнатную квартиру, платы не брал – иначе какая это дружба? Ребята платят только по тарифам, а сам рыжий и конопатый, щуплый и невысокий, прям мальчишка, но симпатичный до чертиков Вовчик живет у любимой тещи.
– Ну, Боря и козел! – поделился Вовчик своим впечатлением о пикировке у ЗАГСа, явно речь шла об этом до прихода Артема. Кстати, оперативник он супер. – Одно радует: твой Боря, София, уже в прошлом.
– Птица-говорун, вернемся к нашим баранам, – беззлобно сказал Артем. – Личность убитого установлена?
– Увы, увы, увы, – вздохнул Вовчик, разведя ладони в стороны.
– Ясно. Тогда ждем, когда поступит заявление о пропаже. Вовка, обзвони отделы, пусть принимают все заявления о пропаже молодых людей, невзирая на трехдневный срок. У него есть же мама, папа, бабушка… кто там еще? Да от кого бы то ни было – пусть принимают. Он не ночевал дома, на звонки наверняка не отвечает. Думаю, убийца забрал его документы с телефоном.
– Мы не нашли и телефон Лалы, просили позвонить Амирана – трубка вне доступа. У нее айфон был крутой.
– Убийца забрал трубки и выкинул батареи. Не-а, не рискнет трубки использовать, наверняка грамотный, знает, что стоит ему вставить батарею, как его засекут, но! У операторов связи затребуй все номера, по которым Лала звонила последние дней пять, ее номер у Ирака возьмешь. Всех обзвонишь, так выяснишь, кто у нее был вчера на вечеринке. Пока все. София, поехали?
– Звезда моих очей, прощай! – взял театральный тон Вовчик, помогая Софии собрать вещи. – Субботу и воскресенье я тебя не увижу…
– Встречаемся завтра во второй половине дня, – перебил его Артем. – Эксперты к тому времени подготовят результаты, пока устно.
– А почему такая срочность? – вытаращился тот. – Я теще и Люсиль обещал вояж по магазинам.
– Свозишь в первой половине дня.
– Я готова, – сказала София.
Артем забрал у нее чемоданчик с ноутбуком, оба вышли во двор, где наткнулись на хозяина, который заметно обеспокоился:
– Вы уже уходите? Почему?
– Потому что больше ничего мы накопать сегодня не сможем. Завтра обещаны результаты экспертиз, но к вам еще зарулит рыжий паренек… да вот он, – указал Артем на появившегося в дверном проеме Вовчика. – Всем пока.
Автомобиль чудом не расплавился, София, пристегнувшись, сразу опустила окно, поставив Артема в известность:
– На наше бракосочетание папа дарит машину, ты будешь ездить на новой, а я на этой, но сюда надо поставить климат-контроль.
– Ты сначала экзамен сдай, – ухмыльнулся он. – Я пальцем не пошевелю, чтобы облегчить твою участь. Ну, зачем тебе руль, София? На наших дорогах столько дураков… Нет, я против. Согласен, общественный транспорт неудобен, но есть же я, Вовка, мой рабочий автомобиль и водитель к нему, мы будем тебя возить, куда скажешь.
Гладя его по щеке тыльной стороной ладони, она приговаривала:
– Милый, не нервничай, это решенный вопрос. Не надо стонать, рычать, стучать ладонями о руль, – перечисляла София его действия. – Современная женщина не должна лежать камнем на плечах мужа.
– Я разрешаю: лежи камнем на моих плечах хоть всю жизнь.
Она рассмеялась, поставила локоть на край окна и, подперев голову ладонью, смотрела на этого замечательного человека. Приятно, черт возьми, когда о тебе заботятся, Артем пылинки с нее сдувает – она ведь ребенка ждет, а раньше София сдувала пылинки с неблагодарного Борьки, но ей в конце концов надоело работать сквозняком. Нет, она будет благодарной и постарается продлить состояние счастья до глубокой старости.
– А что там с охраной? – вспомнила София.
– Охранников убийца вырубил, потом пришел к ним, спокойно стер видео и… Извини! – Артем вытащил мобильник, нажал на кнопку и через несколько секунд разговаривал с Володей. – Вова, ты еще там?.. Отлично. А криминалист?.. Скажи ему, пусть срочно проверит систему видеонаблюдения, если не разбирается, пригласите спецов из охранной фирмы… Молодец, правильно. Убийца может оказаться в памяти компа фирмы или другого сервера, куда поступает сигнал видеонаблюдения. Ну, все, пока. Что ты спросила, София?
– Что с охраной.
– Ага. Понимаешь, самая надежная охрана – человек, с ним никакая техника не сравнится, во всяком случае, в наше время. Может, когда-то сделают роботов-суперменов, которые на лету будут хватать пули стальными пальцами, а пока… только человек. Он видит, чувствует, угадывает. Он должен предвидеть опасность, вовремя прикрыть собой клиента или спрятать его, помочь ему, если того ранят. Но человек уязвим и смертен, как и его клиент, это огромный минус. Наши охранники то ли выпили, то ли съели еду с дозой снотворного и крепко спали, даже выстрелов не слышали.
– Жалко старика Бубнова, он просто убит горем…
– Жалко? Есть одно «но», и очень весомое: Ирака от нормальных людей отделяет его прошлое, далеко не почетное. В свою бытность он никого не жалел. Бубнов вор, грабитель, все, что ты видела в его доме, – за чужой счет. Я уверен, что и жизни он крал, может, сам и не марался, но приказы убить отдавал. А нам устроил какое шоу! Нельзя было у ЗАГСа все объяснить и попросить о помощи? Что ты! Это был бы не Амиран-Ирак, он привык заставлять, подчинять, указывая на дистанцию: он властелин, остальные – вассалы. Так что, София, не стоит Бубен твоей жалости.
– И твоего кипения, – заметила она, улыбаясь.
В сущности, профессия Артема исключает жалостливость, потому что никогда он не бывает уверен, кто именно стоит перед ним: ангел во плоти или дьявольское отродье. На то он и фанат своего дела, профессионал с большой буквы и ее муж – второй по счету, но других больше не будет. София громко поцеловала свои пальцы и приложила их к щеке Артема, он мгновенно перехватил ее руку, в ответ поцеловал пальцы и отпустил. Реакция у него, конечно, на уровне скорости света.
– Слушай, Артем, ты не заметил… наш Вовка какой-то не такой.
– В смысле? Что значит – не такой?
– Не знаю, как объяснить… Глаза у него грустные.
– Не-а, не заметил. Не переживай, если у него что-то не так, я первый узнаю. Ты голодная, давай заедем по дороге и поедим? – предложил Артем.
– Я два банана съела, а вот ты наверняка голоден как волк.
– Ну, я-то потерплю, мама там наготовила на полк.
– И я потерплю. Короче, шеф, гони в деревню.
Устроившись поудобней – полулежа, но чтобы ветер попадал в лицо, София вернулась…
– Ваше сиятельство… – сладко закурлыкал Зыбин, извергая белые паровые клубы, будто Змей Горыныч, к счастью, не огненные.
– Добрый день, Виссарион Фомич, – бросила Марго, обойдя его и остановившись в двух шагах от проруби. В данную минуту ее занимал не начальник следственных дел, а страшное зрелище. – Что это тут у вас? Боже мой… Женщина… вмерзла в прорубь… В ее спине нож!
– Мы как раз собирались извлекать даму, – сказал Кирсанов.
Он не предложил Марго отойти в сторонку (или вернуться в экипаж) – лишь бы не смотреть на извлечение несчастной из проруби, от этого дамы умереть могут, а не только в обморок упасть. Нет, Кирсанов знал графиню, у которой не было привычки экзальтированно заламывать руки и падать в глупые обмороки, он указал ее сиятельству на одну деталь, вторично присев на корточки возле трупа:
– Взгляните, ваше сиятельство, на ребре ладони у нее шрам.
Графиня тоже присела – ей было глубоко безразлично, что ее поведение слишком вольно. Вынув руку в лайковой перчатке из меховой муфты, она провела указательным пальцем по воздуху вдоль ребра ладони мертвой дамы от мизинца до запястья, одновременно произнеся:
– Какой ровный разрез… аккуратный… тонкий… ни одного изгиба…
– Совершенно верно вы заметили, – сказал Кирсанов. – Она поранилась весьма острым предметом с тончайшим лезвием. Однако рану получила давно. Очень давно. Не два, не пять и не десять лет назад, а значительно больше.
Он выпрямился и протянул руку Марго.
– Неужели? – поднялась и она, опираясь на его руку.
Разумеется, в ранах, особенно давнишних, графиня ничего не понимала, Кирсанов посчитал своим долгом просветить светскую даму:
– Раны, нанесенные тонко заточенными предметами, например бритвой, заживают долго, шрамы остаются на всю жизнь. Но в данном случае…
Почему-то он не закончил мысль, и Марго, охочая до всякого рода непонятностей, которые край как надо сделать понятными, сжала его руку, возвращая молодого человека из задумчивости:
– Что? Что не так, господин Кирсанов? Скажите же!
– Простите, я покуда не могу объяснить, надобно подумать.
– А знаете ли, господа, – подал голос Зыбин, – преступников было не менее двух. Согласитесь, даме нечего делать у проруби, тем паче ночью. Вряд ли пришла она сюда по собственному почину – что ей тут делать, вдали от берега? Кстати, мужики говорили – вчерась ввечеру трупа не было, стало быть, кинули даму в прорубь ночью-с.
– Эй, любезные! – обратился к мужикам Кирсанов. – Начинайте.
Ему, Марго и Зыбину пришлось попятиться на несколько шагов, так как трое мужиков окружили тело и ударили железными кольями в замерзшую полынью. В разные стороны полетели осколки льда, а вскоре – и брызги.
– Итак, раз женщину привезли насильно… – наблюдая за работой мужиков, произнесла Марго. – Отчего ж не связали? Чтобы не сопротивлялась?
– Ее вначале зарезали, ваше сиятельство, опосля привезли сюда, – сказал Зыбин. – На льду имеются пятна крови, однако совсем немного, что и дает право предположить: ее несли с ножом в спине. Преступники думали, она мертва, а мертвую-то зачем связывать? Да и с ножом в спине далеко не убежишь.
Довольно скоро мужики освободили прорубь от льда, вычерпывая его ковшом, но не так-то просто оказалось вытянуть женщину.
– Примерзла-с, – сообразил сыщик Пискунов, препротивнейшая рожа на тонкой шее, но усерден и потому необходим Зыбину. – Оне-с мокрой были, а ночью морозец знатный… Надобно-с поддеть трупик-с… ломиком, ломиком…
Виссарион Фомич кинул в него красноречивый взгляд, запрещающий лезть с советами. Пискунов срочно ретировался за спины благородных особ и более не проронил ни слова, лишь поглаживал тонкие усики с загнутыми по-дурацки кверху концами да поглядывал маленькими глазенками на говоривших. Он очень дорожил местом в следствии, посему два правила соблюдал неукоснительно: усердие и преданность начальству. Тем временем Зыбин посоветовал мужикам:
– Подрубите лед под мадамой, перевезем в участок прямо со льдом – дольше протянет в мертвецкой. Полагаю, ее уж родственники ищут. Господин Кирсанов, дайте-ка объявление в газеты…
И вдруг замер, выпятив толстые губы и поглаживая выступающий живот. Все ждали конца его фразы, а Виссарион Фомич лишь хмурил лоб, впечатление такое, будто забыл, как произносятся слова, и вспоминал их. Даже Марго уже знала, что Зыбин не просто так обрывает фразу, главное – сейчас не мешать ему расспросами. Однако он так же внезапно, как только что впал в ступор, вышел из него, прикрикнув на мужиков:
– Не так шибко бейте лед! Не пораньте даму!
– Да ничего вашей мадаме не сдеется, – проговорил мужик с бородой, наклонившись к трупу и орудуя ломом. – Ей все едино, не живая ведь.
Женщину откололи от поверхности вместе с плоской глыбой, переложили на носилки и отнесли в сани, соблюдая осторожность. А Виссарион Фомич немножко неуклюже предложил руку Марго, оттопырив локоть. К берегу шли неспешно, было время переговорить, Зыбин и поинтересовался:
– За какой надобностью, ваше сиятельство, приехали на реку? Вы ведь мою персону искали, не так ли?
– О, вы догадливы! – вспомнила Марго свою цель. – Мой крестный… князь Соколинский Гаврила Платонович…
– Как же, как же, знаем-с. В нашем городе сиятельнейших особ не столь много, пожалуй, он один и будет…
– Верно. Фамилия Соколинский древнейшая, род происходит от князя Бабичева, владевшего сокольней, потомка великого князя Рюрика.
– Ммм! – одобрительно промычал Зыбин. – Мало осталось именитых древних родов… Так что там с его светлостью?
Марго вкратце рассказала о странностях в доме князя, его просьбе и своих опасениях, попросила помочь, но не знала – чем. Графиня премного удивила начальника следственных дел: за время их знакомства ему не приходилось видеть графиню столь потерянной и огорченной – сама на себя не похожа! От дам света ее отличали живость, любознательность, отсутствие спеси, да и вообще – ее сиятельство отзывчива, милосердна, что большая редкость среди знати. Идеал, да? Вовсе нет, она упряма, напориста, взбалмошна, не без капризностей… то есть все женские повадки, которые не терпят мужчины, графиня Ростовцева успешно выпестовала в себе, доведя до идеала. Вскоре они очутились на берегу, поднимаясь на пригорок по протоптанной в снегу дорожке, шли туда, где стояли повозки, сани и экипаж графини. Зная, как Зыбин любит удобства, Марго сделала ему предложение не без корысти:
– Виссарион Фомич, не соблаговолите ли воспользоваться моим экипажем? В нем теплей и… и… Да попросту ваша коляска не хороша! Ну и… должны же вы дать совет, как мне быть с крестным!
Вот она, истинная графиня: чуть что не по ней – она нервно топает ножкой, капризно поджимает губы, хмурит изогнутые бровки, при этом хороша, чертовка!
– Премного благодарен, – согласился он, не сдержав улыбки.
Разумеется, в карете сиденья мягкие, есть подушки, тулупом можно укрыть ноги – в таких условиях хоть по всей России-матушке путешествуй. Устроившись на холодных подушках, Виссарион Фомич не стал тянуть с советом, так как успел обдумать сведения графини:
– В Петербург на поиски семейства князя мы отправим Кирсанова, а в помощь ему… да того же Пискунова. Первый сойдет за родственника его светлости, Кирсанова не отличишь от аристократа, а Пискунов – за его слугу. Надеюсь, Гаврила Платонович даст соответствующие письма, чтоб уж никаких сомнений ни у кого не вызвать?
– Разумеется, даст, коль я о том попрошу, – заверила Марго. – И денег в достатке выдаст на дорогу, об этом не беспокойтесь. А что делать князю? Не ровен час – отравят крестного.
– А его светлость, ваше сиятельство, спасать придется вам.
– Мне? – растерянно распахнула она глаза. – А вы?
– Буду направлять вас. Бросать одного его ни в коем разе нельзя, на Карпа надежа мала, верного слугу ведь тоже могут отравить. Некто наверняка прознал, что по ночам Карп кормит хозяина, он ведь зорко следит за изменениями состояния князя. И этот некто из близких ему людей…
– Из нахлебников! – поправила она. – Никто из них не удосужился пойти на службу! Принести хоть какую-то пользу себе и людям! Все сидят на шее князя, тем не менее кому-то пришла в голову идея пораньше отправить его на тот свет!
С досадой Марго ударила муфтой, в которой грела руки, по своим коленям и уставилась в окно, пряча глаза, наполнившиеся слезами. Зыбин только с виду казался грубым и неотесанным, на самом деле он тонко чувствовал кипящие страсти в людях, улавливал в них перемены, что помогало в деле. В то же время не умел он утешать и успокаивать, а иногда так и вовсе проявлял солдафонскую бесчувственность, как на сей раз – хотел участием поддержать графиню, на деле же отчитал:
– Будет вам, ваше сиятельство! Что это вы удумали расклеиться? Не похоже на вас.
– Простите, Виссарион Фомич, – смутилась Марго, но лица к нему не повернула. – Крестный мне дорог, правда-правда. Иной раз он бывал мне ближе отца с матерью, у него я находила сочувствие…
– Помилуйте, да разве ж вам надобно сочувствие?
– Как и всем людям, – дрогнувшим голосом произнесла она. – Крестный всегда был добр ко мне, понимал, как родную дочь. Сейчас я думаю, что в моем лице он… как бы это сказать… извинялся за сына, с которым поступил жестоко.
– На месте князя так поступил бы любой отец, – категорично заявил Зыбин, известный хранитель порядков Домостроя. – Негоже идти супротив родительской воли.
– Что значит – родительская воля? – разошлась она. – Сделать несчастным человека? Оттого свет у нас и бесчувственный, что однажды всех подавила родительская воля, которая не считалась с желаниями и чувствами своих же детей. Много ли даст любви человек другому, когда с ним обошлись жестоко? Подчинившись, он уже учится не любви к ближнему, а изворотливости, чтобы теперь тайком получить удовольствия, насладиться своей хитростью и обманом. Но при этом он все дальше уходит от того человека, каким его задумал Господь.
Графиня неисправима, ей бы все наперекор сделать. В других Зыбин терпеть не мог эту скверную черту, разрушающую устои и приветствующую распущенность, черту, отрицающую правила. А правила, полагал он, издревле созданы для удобства проживания людей друг с другом, отмени их – наступит хаос. Однако Марго он прощал слабости, так как не раз видел, что ее заблуждения продиктованы искренностью, она не только болтала языком, она еще и следовала своему уставу.
– Оставим спор, ваше сиятельство, а то поссоримся, – мягко предложил Зыбин. – Совершено покушение на убийство! Об этом надобно думать и поразмыслить: каким образом действовать, чтобы не допустить жертв. На вас налагается ответственность за жизнь князя, на одну вас.
– Почему на меня одну? – недовольно проворчала Марго.
Она вправе рассчитывать на помощь человека, в обязанность которого входит выявлять преступников, каким бы статусом они ни обладали. И с подозрением покосилась на Зыбина с застывшим вопросом в глазах: мол, неужто вы боитесь скандала? Но Марго поторопилась с выводами, впрочем, это с ней часто происходит, а Виссарион Фомич спокойно объяснил, что имел в виду:
– Потому как я не могу пожаловать к его светлости запросто и в любое время, а вы – другое дело. Готовы ли рискнуть, сударыня? Ну же! Мы с вами имеем опыт.
– Разумеется, готова. А в чем риск?
– Надобно слух пустить, будто князь желает сделать наследницей вас. Однако не сразу, попозже.
– Помилуйте, эдак меня убьют, – не обрадовалась Марго.
Но Виссарион Фомич оставил без внимания ее страхи, ибо уже выстраивал в уме путь к тому, кто решился стать преступником, потому его интересовали некоторые подробности:
– А кто первейший наследник князя, его любимчик? Кому достанется львиная доля состояния, а кому крохи?
– Мне неизвестно, – ответила она со вздохом сожаления.
– А вы полюбопытствуйте, кому и что князь намеревался оставить опосля смерти своей. И надобно узнать, известны ли родственникам условия завещания.
– Сделаю все, что от меня зависит.
– Это не все. Не могли бы вы, ваше сиятельство, выяснить тайные слабости претендентов на наследство? Ну, там… есть ли игроки в семье, любители скачек, скряги, дамские угодники, завистники… Мне надобны пороки-с.
– Понимаю. Задолжавшему игроку нужны деньги, взять их негде, только ежели получить наследство.
– Надеюсь, сударыня, вы проявите осторожность?
– Не волнуйтесь, Виссарион Фомич, я знаю, куда мне предстоит залезть, но также неплохо знаю этих людей.
– Осторожность, уважаемая, не помешает. Иной раз человек видится вполне благопристойным, говорит правильно, а на деле подл и мерзок. Распознать такого весьма сложно, тем он и опасен.
Карета остановилась у полицейского участка, Зыбин зашевелился, готовясь выйти, да Марго его задержала:
– Скажите, сударь, а что с женщиной из проруби? Что за объявление вы хотите дать в газеты?
– Надо бы… – хитро заулыбался тот. – Покамись подумать надобно! Позже посовещаемся, ваше сиятельство, и Кирсанова пригласим. Честь имею, сударыня.
Она велела ехать домой, про себя торжествуя: ей удалось-таки переломить женоненавистника Зыбина, он теперь встречает ее с распростертыми объятиями.
Трое суток промаялась найденная девица в беспамятстве, даже доктор потерял надежду и вынес приговор: сгорит. Помимо тяжелого переохлаждения у больной он нашел нервное истощение, из-за чего организм не желал сопротивляться смерти. Вот и ждали, когда помрет. Молились. По настоянию Прохора доктор прописал лекарства и настои, да только всем было ясно, что не помогут они – дурная трата денег. Один Прохор бился за жизнь найденки, уходя к себе на несколько часов, чтобы поспать.
На пятые сутки под утро она водила осмысленными глазами, но понимать, где она и что с ней, – не понимала, оттого в ее зрачках притаился ужас. Девушка сделала слабую попытку подняться, да только сил не хватило, тихо охнув, она упала на подушку.
В комнате с ней находилась Нюшка, которую отдали в люди тому лет пять, за это время она неплохо научилась отлынивать от работы, но до первых тумаков. После взбучки Нюшка исправно трудилась на благо хозяев, затем снова хитрила и увиливала от работы, снова получала затрещины и затем проявляла усердие. Ходить за болящей – просто манна с небес, Нюшка не теряла зря драгоценного времени и отсыпалась у постели барышни, а что там с умирающей – ей было плевать. С другой стороны, она лелеяла мечту, чтоб умерла найденка попозже, через недельку-другую, чтобы вволю насладиться бездельем.
Вздох Нюшка услышала, проснулась и подскочила, прижавшись к стене спиной и крестясь. Думала, барышня померла, испустив последний вздох – так умер папаша Нюшки, но, увидев перепуганные глаза, блестевшие, как у живого человека, она выпалила:
– Барича позову, а ты лежи туточки…
Выскользнув за дверь, Нюшка подняла юбку повыше и, топоча на весь дом босыми пятками, пронеслась по длинному коридору. В комнату Прохора, наказавшему непременно сообщить, если чего с барышней случится, стучалась лихорадочно, приговаривая:
– Барич! Барич, отзовися! Это я, Нюшка. Барич!
Дверь отворилась, на пороге появился заспанный Прохор:
– Какой я тебе барич, дура? Мы не баре, а купцы. Чего шумишь?
– Да как же! – вытаращила бесцветные глаза с белесыми ресницами девчонка. – Вы ж велели! Найденка очнулася.
Прохор понял, ринулся назад в спальню, схватил халат и, на ходу его натягивая, кинулся в комнату умирающей.
Она зажмурилась, сведя брови, будто увидела чудовище или ждала чего-то ужасного от незнакомого мужчины, который склонился над ней.
– Не бойся, не бойся меня, – заговорил шепотом Прохор. – Тебе ничего дурного здесь не будет. Я нашел тебя на снегу за городом и привез домой. Жар у тебя был, в беспамятстве четверо суток промаялась… Ты понимаешь меня?
Девушка не ответила, не приоткрыла зажмуренных глаз, но чуть заметно кивнула, а это означало, она в сознании. Прохор слегка дотронулся до ее лба, убедился, что недавнего жара нет, хотя лоб еще горячим был, улыбнулся – у него гора с плеч свалилась. Трудно переносить немой укор от родных, будто совершил он постыдный проступок, удивительно, что и отец ни слова упрека не сказал, в то же время не разговаривал с сыном, вроде как обиду затаил.