Солнце настойчиво проглядывало сквозь щёлку в плотных гобеленовых шторах и упрямо светило прямо в лицо. Юный Ксанди поморщился и с головой накрылся одеялом. Блаженство. Но не успел он насладиться утренним сном, как где-то возле его кровати зазвонил колокольчик. Ксанди, зажмурившись покрепче, недовольно перевернулся на другой бок лицом к стене. Ему снился чудесный сон, в котором он будто бы бежал по большому зелёному лугу, усеянному бесчисленным количеством ирисов – любимых цветов мамы. Да вот же и сама мама на краю луга! Она была в белом платье и одной рукой придерживала шляпку, которую озорной ветер пытался сорвать с головы, а второй махала Ксанди. Завидев её, он тут же бросился к ней со всех ног. Но мама вдруг перестала улыбаться, и он в недоумении остановился.
Вновь зазвонил колокольчик. Луг, платье мамы и ирисы закружились, завертелись и наконец исчезли. Ксанди, всё так же не открывая глаз, откинул одеяло и лениво потянулся. Со стороны двери послышалось: «Тише-тише, просыпаться изволят», и сразу после этого кто-то резко раскрыл шторы, накинул на хрупкие плечи Ксанди утреннюю рубаху и помог выбраться из кровати.
– Ну-с, доброе утро, Ваше Высочество, – сказал неприятный скрипучий голос, в котором Ксанди узнал главного медика королевской семьи, господина Ове. – Как вы сегодня себя чувствуете? Ничего не болит?
Сухо поздоровавшись с доктором, Ксанди поморщился, пока холодные пальцы господина Ове ощупывали его лоб.
– Как ваш живот? – проскрипел медик и, не дождавшись ответа, добавил: – А ну-ка, посмотрим.
Длинные ледяные пальцы резко надавили на живот и под рёбра, так что Ксанди от неожиданности ахнул и раскрыл глаза. Прямо перед ним оказалось морщинистое лицо доктора. Господин Ове был высоким худощавым человеком, а также счастливым обладателем пышных усов, которыми он очень гордился и которые часто (даже слишком часто) расчёсывал специальной щёткой. Как и все другие важные медики, господин Ове носил большие очки, в которых глаза казались неестественно маленькими, но чрезвычайно умными.
Как только Ксанди ахнул, все в комнате – а здесь оказалось человек пять прислуги, помимо господина Ове, – тоже ахнули и с испугом посмотрели на доктора, который хитро сощурился и совершенно спокойным голосом спросил мальчика: «Неужто так же, как вчера, болит?» Ксанди отрицательно помотал головой. Честно говоря, вчера его живот не болел, но он специально пожаловался на плохое самочувствие, надеясь на то, что его отпустят с урока географии. Однако занятие не только не отменили, но вдобавок заставили мальчика выпить целый стакан отвратительной микстуры. И тогда Ксанди про себя решил, что отныне, даже если у него по-настоящему заболит живот, он всё равно никому не скажет. Уж лучше пойти на урок географии, чем снова пить эту чудовищную микстуру, от вкуса и запаха которой станет дурно даже здоровому человеку.
Доктор выпрямился, кивнул и отступил, махнув рукой слуге с колокольчиком, который тут же испарился в дверях. Ксанди умыли, с трудом зачесали назад его прямые непослушные волосы, одели и проводили в столовую. Ксанди, проснувшийся к тому моменту окончательно, сел за длинный стол, застеленный белоснежной кружевной скатертью. Стол был накрыт только на одну персону – Ксанди, – но мальчик привык, что крепкий утренний чай приходилось пить в одиночестве. Поправив салфетку на коленях, он взглянул на большие напольные часы с внушительным блестящим маятником и вздохнул: было всего семь утра. Солнечные зайчики уже смело прыгали по светлым стенам столовой и резвились в многочисленных гранях хрустальных подвесок люстры. Через полминуты в двери изящно проскользнул старый добрый Лука, ответственный за сервировку стола и подачу блюд. Несмотря на свой пожилой возраст, он настолько ловко управлялся с работой, что многие молодые слуги с восхищением и даже некоторой завистью наблюдали за его движениями. Лука всю жизнь прослужил во дворце и был ответственным за подачу блюд королю. Но почти год назад Ксанди исполнилось десять лет, и Луке был отдан приказ лично подавать блюда мальчику. Ксанди нравился Лука: он был приветлив, в его манерах никогда не читалось подобострастное желание угодить, и даже если он не улыбался губами, то в его светлых глазах всегда горел добродушный огонёк. Ксанди было строго-настрого запрещено разговаривать со слугами без особой на надобности (кроме нянюшек, разумеется), но он всё равно тайком заговаривал с Лукой.
Сегодня Лука поставил перед мальчиком чайный набор из фарфора с вычурной голубоватой росписью, такой же чайник и пиалу с сухарями. Обычно к этому ещё подавали вишневый джем, но в этот раз джема не было. Ксанди вопросительно заглянул в светлые глаза старика, на что тот виновато шепнул: «Не разрешено, Ваше Высочество, из-за того, что вы вчера занемочь изволили». Ксанди снова вздохнул: больше он не будет притворяться больным, от этого одно расстройство. Уныло положив сухарь в рот, мальчик посмотрел в окно, за которым открывался вид на сад с лабиринтом из тисовых кустов и большой фонтан. И в саду, и даже в фонтане почему-то возилось много рабочих. Ксанди проглотил сухарь и, повернувшись к Луке, спросил, что происходит за окном.
– Они готовят дворцовую территорию к празднику, Ваше Высочество.
– И это всё готовят к моему дню рождения? – удивился Ксанди, глядя на множество людей, которые стригли клумбы и газоны, чистили фонтан, перетаскивали неизвестные мальчику огромные предметы и устанавливали большой стеклянный павильон посередине лужайки.
– Не совсем так, Ваше Высочество… – тихо проговорил Лука и тут же добавил дрогнувшим голосом: – Вы же не забыли, что ваш день рождения совпадает с Днём государственности?
Конечно, Ксанди не забыл. Наверное, это была самая большая несправедливость, которая приключилась с ним. День государственности был самым важным (и скучным, на взгляд мальчика) праздником в стране. Крупные чиновники и иностранные гости собирались на званый обед во дворце, обсуждали там совершенно неинтересные дела, вечером устраивали бал, на котором все уныло танцевали, а после этого на Главной площади с башни запускали фейерверки для народа. И всё бы ничего, но по нелепой случайности Ксанди родился именно в этот день. Казалось, это был замкнутый круг: на званый обед его не пускали, так как он был слишком юн, на бал ему запрещали идти, так как он был слишком мал для танцев, а на фейерверк… Что ж, на фейерверк ему иногда разрешалось посмотреть из окна дворца. И самое обидное – никто в тот день не вспоминал, что у него день рождения.
Как вы уже наверняка догадались, десятилетний Ксанди не был простым мальчиком. Ксанди – это уменьшительно-ласкательное сокращение его полного имени, которое придумала ему бабушка. В действительности же он был Александром Младшим, наследным принцем правящей династии, единственным наследником короля. Все сравнивали его с дедушкой – королём Александром, – при котором страна побеждала в войнах и процветала. И правда, юный Ксанди был внешне невероятно похож на своего прославленного дедушку, а сам мальчик всем уверенно заявлял, что станет таким же великим правителем и продолжит дело деда. Хотя… Глубоко в душе Ксанди не был столь уверен в том, что хочет становиться его копией. Наоборот, он бы многое поменял и начал бы с того, что передвинул бы или даже отменил ненавистный День государственности.
После завтрака мальчика одели в тёплое колючее пальто, и в сопровождении трёх лакеев и главной нянюшки Мегги Сью он отправился на утреннюю прогулку в парк при дворце. Мегги Сью, чопорная англичанка средних лет, всегда неотступно шла позади Ксанди, и, когда длинный подол её шерстяного коричневого платья неприятно ударялся о ботинки мальчика, ему приходилось ускорять шаг. Мегги Сью была по-своему доброй и отзывчивой, но очень ограниченной женщиной. Она считала, что всё в мире делилось на добро и зло и между этими двумя понятиями существовала бездонная пропасть. Если вы сделали что-то неправильно, по её мнению, бесполезно было искать оправдания: вы плохой человек и, как любой мерзавец, обязаны понести наказание. Именно поэтому она, зачастую не разобравшись в ситуации, обвиняла Ксанди во всех смертных грехах, не удостаивая вниманием его попытки объясниться, требовала извинений, наказывала и жаловалась на него учителям.
Мальчик не любил Мегги Сью, боялся её и при любой возможности, односложно отвечая на её докучливые расспросы, старался сделать вид, что чрезвычайно занят, лишь бы она поскорей от него отвязалась. Утаить что-либо от длинного любопытного носа Мегги Сью было практически невозможно. Ксанди до сих пор с содроганием воспоминал, как однажды нянюшка обнаружила на его письменном столе личный дневник, в который он любил записывать свои мысли и который он по глупости забыл спрятать под подушку, и тут же прочла его от начала до конца.
Войдя в свои комнаты после уроков, он увидел довольно странную картину: Мегги Сью стояла очень бледная, опершись кончиками тонких пальцев о спинку деревянного стула, её огненно-рыжие волосы, собранные на затылке в строгий пучок, пылали ярче обычного, а зелёные глаза были широко распахнуты. На письменном столе перед ней лежал дневник Ксанди. Она резко отчитывала двух несчастных служанок, над которыми у неё была безграничная власть. Завидев мальчика, она тут же приказала им выйти. Служанки поспешно выбежали, оставив Ксанди наедине с нянюшкой. Обратив на мальчика свой ледяной взгляд, она тихо сказала: «Неделю без прогулок и сладкого». После этого она всю неделю не разговаривала с Ксанди, демонстративно игнорируя его.
И немудрено: в своём дневнике мальчик часто описывал Мегги Сью отнюдь не лестными словами, окрестив её «носатой английской лисой». Это прозвище Ксанди давным-давно случайно услышал от двух слуг, которые обсуждали нянюшку. Мальчик пришёл в восторг от столь точного описания Мегги Сью и после этого в своём дневнике непременно называл её этим прозвищем.
Утренняя прогулка выдалась довольно интересная: Ксанди, стараясь не обращать внимания на скучные предостережения Мегги Сью, забрался в осушенный фонтан, чтобы посмотреть, как его чистят щётками, а после наблюдал за тем, как стригут клумбы и кусты. Приводить в порядок огромный лабиринт выпала честь старому садовнику Гансу, который был единственным человеком, знавшим все его закоулки; неопытные молодые садовники запросто бы в нём заблудились. Но наибольший интерес у мальчика вызвал прозрачный павильон, который рабочие собирали из составных частей. В изящные колонны, выкрашенные в белый цвет, вставлялись балки, соединялись креплениями, а после этого в пространство между колоннами помещались стёкла. Павильон ещё только начинали собирать, но уже было очевидно, что он будет огромным и займёт добрую часть парка перед дворцом.
– А что будет в этом павильоне? – взволнованно спросил Ксанди у Мегги Сью, разглядывавшей одну из установленных колонн. Не зная, что ответить, или не желая признавать свою неосведомлённость, нянюшка тут же строго окликнула одного из рабочих, с надменным видом спросив, для чего строится павильон.
Юноша-рабочий, испугавшись и растерявшись от внезапно настигшего его вопроса, дрожащими руками откинул волосы с грязного лба и пробормотал:
– Да как же это… Не объяснили нам… Не знаю…
Мегги Сью недовольно фыркнула и направилась в сторону дворца, давая тем самым понять, что утренняя прогулка закончилась. Ксанди без малейшего удовольствия последовал за ней, вспоминая слова юноши. В голове мальчика возникло множество мыслей и вопросов, один из которых его очень тревожил. Не желая обсуждать это с Мегги Сью, Ксанди решил рассказать всё своему наставнику, занятия с которым начинались сразу после утренней прогулки.
Учителя приходили каждое утро в девять часов, и до этого времени мальчику нужно было успеть сделать всё, что ему задали. Чаще всего это были совсем простые примеры и задачки, которые не требовали много времени и усилий. Однако ранним утром даже самые элементарные задания давались сонному Ксанди с огромным трудом. Он всё время зевал, порой так широко и сильно, что Мегги Сью, ревностно наблюдавшая за выполнением домашнего задания, тоже невольно зевала, стараясь сделать это как можно незаметней. Кое-как расправившись с примерами, мальчик складывал учебники и тетради в небольшой ранец и отправлялся в классную комнату, где его, как правило, уже ждал один из учителей. Мегги Сью неотступно следовала за ним. Откровенно говоря, Ксанди готов был пожизненно отказаться от сладостей и вишнёвого джема, лишь бы нянюшка не сидела на занятиях.
В это утро первым был урок литературы и словесности, его вёл главный учитель и наставник наследника господин Хансен. Это был худощавый и очень высокий мужчина. Будучи на голову выше остальных, он сильно сутулился, словно пытаясь поглубже спрятаться в складках белоснежного воротника, и предпочитал смотреть вниз, когда шёл по просторным коридорам дворца. Господин Хансен всегда был одет в один и тот же идеально выглаженный чёрный костюм, в котором был похож на большой вопросительный знак. Однако – удивительная вещь – как только он оказывался в классной комнате, в нём словно что-то менялось: расправив плечи и устремив мечтательный взгляд в потолок, он гордой поступью прогуливался из угла в угол, пока читал лекцию наследнику.
По всей видимости, в молодости господин Хансен был весьма хорош собой, однако с годами он растерял природный шарм, и от былого очарования осталась лишь наиприятнейшая широкая улыбка, изредка появлявшаяся на его лице. Эта улыбка, судя по всему, очаровала Мегги Сью: на каждом уроке она сидела в отведённом ей уголке классной комнаты, подперев рукой острый подбородок, и жадно ловила каждое слово преподавателя. Домашние задания по литературе и словесности она проверяла у наследника с особой тщательностью, а тетрадные листы с пометками господина Хансена она переворачивала с необычайным трепетом, будто это были любовные письма, адресованные лично ей. Каждый раз, когда нянюшка отчитывала мальчика за что-либо (а это случалось ежедневно), она приводила в пример слова или высказывания наставника. Обычно она делала это с чрезвычайно важным видом, например: «Ваше Высочество, вы, конечно же, неправы. Вот господин Хансен (на имя преподавателя она делала особый упор) верно подметил, что…» Разумеется, Ксанди всё замечал, и в такие моменты, вместо того чтобы чувствовать себя пристыженным, он еле сдерживался, чтобы не прыснуть от смеха. Безусловно, смеяться было бы невежливо, поэтому Ксанди приходилось прятать ухмылку, притворившись, будто бы он зевает или кашляет.
Войдя в классную комнату, мальчик поздоровался с господином Хансеном, который задумчиво стоял возле окна. Мегги Сью, просияв, тихонько села на предназначавшийся для неё стул у двери. Ксанди оглядел преподавателя и сразу заметил, что тот чем-то взволнован. Господин Хансен, как всегда, был в своём чёрном костюме, кожаные ботинки начищены и отполированы до блеска, негустые серо-коричневые волосы тщательно зачёсаны назад, а большие тонкие очки сверкали в лучах осеннего солнца. Однако в ясном взгляде преподавателя читалась напряжённость, которая мгновенно передалась и мальчику.
«Неужели он каким-то образом узнал, что вчера я солгал про боль в животе, чтобы пропустить урок географии?» – промелькнуло в голове у Ксанди, и он тут же стал судорожно вспоминать, что могло выдать его. Вроде бы он никому не сознался в своём проступке, так что узнать об этом было невозможно. На всякий случай мальчик решил придать своему лицу самое невинное выражение и обратил на учителя фальшиво-честный взгляд.
Как уже было сказано, господин Хансен был не только преподавателем литературы и словесности, но и наставником наследника, составившим для него всю учебную программу и следившим за его успехами. Если Ксанди ленился или у него что-то не получалось, господин Хансен мог хорошенько его отчитать (только наставнику разрешалось это делать – остальные учителя были вынуждены записывать все промахи и шалости мальчика и затем передавать это господину Хансену) или даже наказать. Но, несмотря на то что Ксанди частенько доставалось от наставника, он всё равно уважал и любил его больше остальных преподавателей. От господина Хансена всегда исходило добро, и это чувствовали все окружающие. Даже когда он ругал Ксанди, мальчик понимал, что наставник это делает оттого, что искренне расстроен его поведением, а не затем, чтобы показать свою значимость (как это делало большинство взрослых). Из всех людей во дворце только наставнику удавалось по-настоящему пристыдить мальчика, и, когда Ксанди намеревался совершить очередную шалость, он всегда пытался предугадать, насколько сильно это расстроит господина Хансена.
– Итак, как прошёл вчерашний день, Ваше Высочество? – спросил наставник тихим голосом. Это был совершенно обыденный вопрос, который господин Хансен задавал в начале каждого урока, но сегодня даже эта дежурная фраза звучала по-особенному. Мальчик поёжился, вспомнив ужасную микстуру, но постарался ответить как ни в чём не бывало:
– Благодарю вас, всё было хорошо.
Господин Хансен сомкнул руки за спиной и прошёлся вдоль окна, глядя в потолок.
– Как вы знаете, Ваше Высочество, каждый год после наступления вашего дня рождения мы с учителями устраиваем экзамены.
Ксанди незаметно поморщился: вместо того чтобы готовиться к праздникам, ему каждый год приходилось тратить всё своё время на подготовку к экзаменам по всем предметам. В назначенный день собиралась целая комиссия из учителей, возглавляемая господином Хансеном. Ксанди с неизменно дрожащими от волнения коленями вставал перед присутствующими посередине зала, и каждый учитель по очереди задавал мальчику какой-либо каверзный вопрос по своему предмету. От Ксанди требовался точный и краткий ответ строго по учебникам. Если ученик не мог дать ответ хотя бы на один вопрос, экзамен не засчитывали.
На экзамене мальчик всегда настолько сильно волновался, что порой чувствовал, как у него темнело в глазах, а сердце начинало биться с такой скоростью, что казалось, будто его стук был слышен остальным. Учителя на экзамене почему-то всегда становились гораздо более строгими, чем обыкновенно, и их бесстрастные суровые лица пугали экзаменуемого ещё больше.
Для Ксанди жизнь во время подготовки к экзамену и, собственно, на самом экзамене словно останавливалась: все постоянно только и твердили про уроки, про важность знаний, про ответственность, долг и прочие неинтересные вещи. Поэтому после завершения экзамена мальчик в буквальном смысле мог вздохнуть с облегчением. Однажды он сказал господину Хансену, что мечтает как можно скорее вырасти, ведь взрослым не нужно сдавать эти ужасные экзамены, на что наставник грустно улыбнулся: «Ваше Высочество, к сожалению, вся ваша жизнь – это один большой экзамен, и чем дальше, тем сложнее задачи». Безусловно, такой ответ огорчил и удивил мальчика: что может быть хуже этих экзаменов?
Господин Хансен учтиво кашлянул, заставив Ксанди очнуться от мрачных воспоминаний о предыдущих экзаменах, и произнёс наисерьёзнейшим тоном:
– Вам исполняется одиннадцать лет, вы уже самостоятельный и достаточно взрослый человек. Поэтому было принято решение пригласить на экзамен целую комиссию, в том числе уважаемых учёных, каждый из которых считается признанным специалистом в своей области.
Этого ещё не хватало! Мальчик настороженно посмотрел на господина Хансена, который расхаживал вдоль окна, цепляясь блуждающим взглядом за белоснежную лепнину на потолке.
– Ваше Высочество, это очень важный момент в вашей жизни, вам нужно будет готовиться ещё усерднее. Времени осталось совсем немного, я прослежу за тем, чтобы вы уделяли занятиям должное внимание… – В этот момент наставник многозначительно перевёл взгляд с потолка на мальчика и добавил: – Учителя будут предлагать в два раза больше заданий.
Такого развития событий Ксанди не видел даже в самом ужасном кошмаре. В два раза больше заданий?! Всё оставшееся время занятия мальчик просидел с угрюмым видом, задумчиво глядя в окно и неохотно отвечая на вопросы. Как только урок был закончен, господин Хансен стал собирать на столе бумаги, а Мегги Сью, сделав кокетливый книксен[1], скрылась в дверях. Ксанди принялся сгребать учебники в ранец, как вдруг вспомнил одну вещь.
– Господин Хансен, – обратился он к наставнику, – могу я задать вам вопрос, который не связан с уроком?
Учитель кивнул и вопросительно взглянул на мальчика.
– Сегодня на утренней прогулке мы видели, как рабочие в саду собирали большой павильон, – начал Ксанди. – Он собирался легко, как игрушка, нужно было одну часть присоединять к другой и так далее. Детали были очень красивые, и мы решили спросить одного рабочего, что будет в павильоне. – Мальчик нахмурился. – Он сказал, что не знает.
– Что же вас смутило, Ваше Высочество? – удивился господин Хансен.
Ксанди, ковыряя край учебника пальцем (дурная привычка, от которой его все безуспешно пытались отучить), ответил:
– Я подумал… Как можно работать, строить что-то и даже не знать, зачем это делается?
Наставник отложил бумаги, поправил очки, сползавшие по тонкому носу, и понимающе улыбнулся.
– Это отличный вопрос, Ваше Высочество. И очень сложный. Видите ли, – он зачем-то ещё раз поправил очки, будто бы они мешали говорить, – по сути, все люди делятся на приказчиков и исполнителей. Первые – люди, которые всё просчитывают, продумывают и указывают остальным, что нужно сделать. Это требует большого труда, сообразительности и ответственности. Они точно знают конечную цель своей деятельности. Другие – а их, поверьте, гораздо больше – люди, которые волею судьбы становятся исполнителями. От них зачастую не требуется размышлять, они лишь выполняют то, что им говорят, и о конечной цели своих действий могут не знать, что, впрочем, их вполне устраивает.
– Но как можно не думать о том, что ты делаешь? – возмущённо выпалил Ксанди.
Господин Хансен улыбнулся ещё шире.
– Не стоит недооценивать труд исполнителей. Ведь именно благодаря им появились многие могущественные империи и королевства.
Ксанди, глядя на собственное отражение в очках наставника, с интересом спросил:
– Но… Кем буду я, когда стану королём?
– О, Ваше Высочество, вам уготовано стать исполнителем. Я имею в виду, исполнителем воли народа. Но, в отличие от многих, вы будете точно знать конечную цель, – мягко сказал господин Хансен.
На лице мальчика читалось искреннее удивление. Немного поразмыслив, он возразил:
– Но что, если я не хочу быть исполнителем? Что, если… я сам хочу всё просчитывать, продумывать и распоряжаться своими действиями?
Очаровательная улыбка господина Хансена испарилась. Очевидно, вопрос застал его врасплох, так как он отпрянул от Ксанди, распрямился и, прочистив горло, произнёс:
– В этом мире каждому отведена своя роль, которой необходимо придерживаться. В противном случае миропорядок попросту рухнет, превратится в бесконечный хаос. – Он внимательно оглядел мальчика, словно пытаясь угадать его мысли. – Ваше Высочество, вам нужно принять свое предназначение и неотступно следовать ему.
Ксанди не задал больше вопросов, потому разговор был окончен. Господин Хансен проводил мальчика долгим внимательным взглядом, пока тот не скрылся в дверях.
Далее Ксанди направился в свою часть дворца, чтобы подготовиться к следующему пункту распорядка своего дня – прогулке в королевском лесу. Надо сказать, что это был не просто променад: мальчик катался в открытой коляске, запряженной красивой серебристо-гнедой лошадью Ронни (зимой наследник ездил в санях). Раньше Ксанди неизменно сопровождал кто-то из лакеев, а коляской управлял старый кучер Биргер. Но с прошлого года Ксанди разрешили ездить без лакея, и, даже несмотря на то что по всему пути их следования дежурили гвардейцы, старик кучер всё равно иногда тайком позволял мальчику управлять коляской самостоятельно (хотя это было строго запрещено). С тех пор прогулка в лесу стала для мальчика самым любимым времяпрепровождением. В хорошую или плохую погоду – Ксанди всегда с радостью выбегал из дворца, где возле ступеней его ждали запряжённая Ронни, нетерпеливо переступавшая с ноги на ногу, и кучер.
Сегодня погода стояла замечательная: небо было абсолютно чистым и прозрачным, ветра почти не было, в кронах деревьев, тронутых желтизной осени, мягко шелестели листья. Старик Биргер, завидев на ступенях дворца мальчика, выбросил папиросу и приветственно привстал, комично склонив голову.
Биргер служил кучером во дворце вот уже больше сорока лет и заработал себе репутацию человека, на которого можно положиться. Однажды случилась очень неприятная история на прогулке с отцом Ксанди – нынешним королём – и его братом (они были в то время немногим старше Ксанди). Произошедшее стало своеобразной легендой, которую очень любили пересказывать все старые слуги во дворце. Тогда два брата отправились с парой слуг в город, каретой правил молодой Биргер. Иногда мальчиков вывозили к людям, чтобы они «почувствовали народный дух», как говорила их мать, королева Элеонора (любимая бабушка Ксанди), и раздали сладости и яблоки детям на улице. Обычно в таких случаях карету с наследниками также сопровождали гвардейцы на лошадях. Карета остановилась в положенном месте, и мальчики вышли на мостовую. Слуги держали мешки, а наследники доставали оттуда сладости и раздавали детям, которые моментально сбежались к карете. Вокруг них сгущалась толпа, а гвардейцы, которых задержал какой-то попрошайка, то и дело бросавшийся под ноги лошадям, не могли протиснуться к мальчикам. Наконец слуг и наследников оттеснили вплотную к карете. Стоял ужасный шум, все толкались, отовсюду тянулись бесчисленные грязные руки. Оба мальчика, скорее всего, испугались за свою жизнь, а гвардейцы, в тот момент тщетно пытавшиеся прорваться им на помощь, сильно испугались за свои звания. Казалось, ещё немного – и братьев затопчут. Внезапно Биргер так сильно хлестнул лошадей, запряжённых в карету, что те от неожиданности заржали и едва не поднялись на дыбы. Удерживая животных, жаждавших рвануться вперёд, Биргер крикнул в толпу: «Ох, братцы, берегись! Сейчас поскачут!» Народ в ужасе отхлынул от кареты. Это дало возможность гвардейцам подобраться к мальчикам и оттеснить остатки жадной толпы, что позволило двум наследникам и слугам забраться в карету. С тех пор, к великому сожалению городских детей, сладости на улице больше не раздавали, а кучер Биргер получил статус героя в глазах всех обитателей дворца.
Ксанди эту историю слышал неоднократно, причём с каждым разом она обрастала всё большим количеством деталей. Он любил Биргера за его простодушие и сообразительность, по-своему восхищался им и иногда даже думал, что, родись он, Ксанди, обычным мальчиком, непременно стал бы кучером.
Как только Ксанди забрался в коляску, Биргер дал лошади сигнал, и они поехали. Мимо поплыли знакомые до боли пейзажи: дворцовый сад с фонтаном, клумбами, беседками, огромная стена лабиринта, длинная дубовая аллея, озеро и, наконец, лес. Надо сказать, что лес находился во владении короля и придворцовая часть была отгорожена невероятной высоты забором; в остальную же часть разрешалось забредать обычному люду. Лес был настолько большой и дремучий, что Ксанди ни разу не видел того самого забора, отделявшего его мир от остального. Конечно, гуляй он сам по себе, без гвардейцев и слуг, давно бы уже исследовал все уголки отведённой для дворца территории, однако он ежечасно находился под чьим-либо присмотром, и о свободных прогулках можно было навсегда забыть. Он не раз просил Биргера свозить его к забору, однако тот каждый раз твердил одно и то же: «Не надобно вам там появляться, Вашсочество (так кучер выговаривал «Ваше Высочество»). Да и что там слоняться: там же только забор, часовые и деревья».
В лесу было довольно много чудесных полянок, небольшое озерцо в конце дубовой аллеи, посредине которого, на островке, был выстроен игрушечный деревянный замок (специально для Ксанди), и бесчисленное количество тропок, вилявших то в одну, то в другую сторону. Несмотря на живописные места, про лес ходило много пугающих рассказов, поэтому даже Ксанди, любивший чащу, не хотел бы оказаться в ней один ночью. Знающие люди говорили, что в лесу среди деревьев бродит нечто. Что это, никто точно не знал, но очень часто можно было услышать истории, которые обычно рассказывали зловещим шёпотом: «А вы знаете, что произошло в лесу на днях? Племянник булочника Томпсона услыхал от своего приятеля, будто бы рыбак Альт пропал в лесу!» Обычно потерявшиеся находились через один-два дня, но, когда их спрашивали, что произошло, ответ был приблизительно один и тот же: заблудившиеся невинно брели по тропинкам, однако внезапно среди лесной чащи появлялась некая тень, черней самой ночи, тропинки удивительным образом перепутывались, а деревья, словно заговорённые, преграждали ветвями путь. Разумеется, кто-то добавлял к пугающей истории подробности, от которых кровь стыла в жилах, но проверить, правду ли говорит народ, никто не отваживался.
Когда карета проезжала мимо очередной полянки, Ксанди наконец решился сказать кучеру то, что его мучало уже не один день. Сразу говорить не хотелось, поэтому он начал издалека:
– Биргер, а вы слышали рассказы про некую тень, которая бродит в лесу?
Старик, одной рукой держа поводья, а другой покручивая седой ус, насмешливо ответил:
– Неужто вы, Вашсочество, всяким сказкам верите?
Сердце Ксанди забилось, перед глазами пронеслось увиденное несколько дней назад, но он собрал всё свое самообладание и как можно более непринуждённо произнёс:
– И всё же много людей говорят об одном и том же. Стало быть, это не может быть совпадением и что-то действительно бродит в лесу.
– Уж я не поверю ни одному слову тех бездельников, которые это плетут. Выдумщики и трусы! Шли по лесу, под ногой, небось, ветка хрустнула или лиса проскочила, а они тут же напридумывали себе. – Биргер снисходительно хмыкнул в усы. – Глупцы, одним словом!
Уверенность старика несколько успокоила мальчика. Немного поразмыслив, он решил, что ему не стоит рассказывать Биргеру про увиденное в лесу, и вместо этого он с живым интересом спросил:
– А что, если… вы бы сами оказались в лесу и увидали нечто… похожее на тень… Что бы вы сделали?
Кучер нахмурился.
– Я бы даже внимания на это не обратил, подумаешь, тень! Да ночью весь лес – одна сплошная тень! И у меня есть тень, что ж мне теперь, самого себя бояться? – Вдруг он серьёзно посмотрел на мальчика. – Вашсочество, не забивайте себе голову такими пустяками! Народ много чего говорит, но не всё правда. Возьмите-ка лучше вожжи, недолго этой коляске осталось.
Последнюю фразу Биргер произнёс с особой ностальгической грустью. Это заставило мальчика с удивлением заглянуть в лицо кучеру.
– Почему же недолго? Вам купят новую?
– Эх… – Старик хлопнул рукой по сиденью. – Закончился век лошадей, Вашсочество! Обещают привезти автомобиль, будем осваивать.
В глазах кучера читалось замешательство: он словно бы не знал, радоваться нововведениям или горевать о любимых лошадях. Надо сказать, что высший свет уже давно ездил не в скрипучих колясках и неповоротливых каретах, а на новеньких блестящих автомобилях, которые смотрелись на суетливых улицах города словно пришельцы из другого времени, затерявшиеся среди спешащих потоков людей и гремучих конных повозок. Юркие, быстрые, с ревущим мотором, они заставляли мужчин с восхищением и завистью смотреть вслед, а почтенных дам – вздрагивать и неодобрительно качать головой. Ксанди, как и любой другой уважающий себя мальчишка, тоже был без ума от этих механических коней, и новость о замене коляски для прогулок на настоящий автомобиль привела его в полнейший восторг. Едва сдерживая эмоции, он поспешил спросить:
– Биргер, а когда привезут автомобиль? Мы сразу станем на нём кататься?
– Эк не терпится! Сначала мне надо изучить эту бандуру железную, – отмахнулся кучер. (Потом он ещё довольно долго высокомерно называл автомобили железными бандурами. Впрочем, в конечном счёте, как и все, поддался очарованию скорости и манёвренности и стал управлять машиной с большим удовольствием.)
Прогулка вскоре закончилась, и мальчику пришлось вернуться во дворец, где его ждали преподаватели по остальным предметам. После уроков и скромного обеда (Ксанди с сожалением понял, что теперь его будут лишать всех сладостей из-за «болезни») он обычно пару часов гулял в парке с наставником или Мегги Сью. Они играли в теннис, изредка к ним присоединялся король. Если погода была плохая – а к вечеру она резко испортилась, – мальчику позволяли проводить некоторое время по своему усмотрению во дворце.
Иногда Ксанди в сопровождении слуг гулял по длинным коридорам и при любой возможности старался оказаться в своём любимом месте – королевской библиотеке. Это было большое помещение с высокими потолками, состоящее из нескольких просторных комнат. Библиотека была гордостью королей: с длинных деревянных полок выглядывали многочисленные редкие и уникальные издания, некоторые настолько старые и ветхие, что их приходилось помещать в отдельные стеклянные кубы, чтобы пыль и насекомые не могли повредить бесценные фолианты. Книги выписывали со всего света, их привозили огромными коробками и после прочтения королевской четой отправляли в библиотеки королевских резиденций. Но, безусловно, самые интересные и важные издания всегда оставляли во дворце. В главной и самой большой части библиотеки книги располагались в два уровня: для того, чтобы достать до верхних полок, находящихся под потолком, нужно было забраться по небольшой винтовой лестнице на узкий балкончик.
И полки, и балкон были вырезаны из тёмного дерева, которое с годами почернело (библиотеке была уже не одна сотня лет). Ставни на больших окнах старались всегда держать закрытыми, чтобы книги не выцветали от дневного света, а если кто-то приходил почитать, их частично открывали именно в том месте, где сидел читатель. Возле дверных проёмов и под балкончиком стояли пугающие деревянные старики атланты, державшие на своих почерневших плечах всю тяжесть балкона или попросту служившие подставками для тяжёлых канделябров. Ксанди недолюбливал этих уродцев и, честно говоря, иногда подозрительно оглядывался на них, если сидел к атлантам спиной.
Почти все полки, где располагались самые любопытные издания, были защищены изящными стеклянными дверцами, которые неизменно запирались на ключ, и, сколько ни просил мальчик открыть хоть одну полку, ему всегда в этом отказывали. Незапертой оставалась только часть с совершенно неинтересными статистическими данными. Однажды Ксанди взял такую книгу и после прочтения первой же страницы незаметно для себя уснул. Одним словом, читать мальчику не позволяли ничего, кроме учебников, и, чтобы хоть как-то себя развлечь, он приходил в библиотеку, устраивался поудобнее в глубоком плюшевом кресле и записывал в дневник маленькие выдуманные им истории.
Одну комнату библиотеки мальчик старался всегда обходить стороной. Впрочем, там вообще редко появлялись посетители. Всё пространство в ней с потолка до самого пола занимала королевская коллекция автоматонов – жутковатых кукол, которые приводились в движение заводным механизмом. Король очень любил шокировать ими гостивших дипломатов и королевских особ, а те, кто знал о такой необычной страсти короля к механическим куклам, заказывали самые диковинные экземпляры и дарили ему при любом удобном случае. Ксанди всегда казалось, что все эти бесчисленные мартышки, клоуны, балерины и акробаты наблюдают за ним своими белыми безжизненными глазами с высоты бесконечных полок. А сколько ему снилось кошмаров, где за ним по коридорам мчится армия автоматонов, жаждущая его схватить…
Но чаще всего мальчик находился на своей половине дворца. В распоряжении Ксанди был целый этаж западного крыла. Его часть состояла из комнат самого наследника, комнат для прислуги и нянюшек, классных комнат, большой и малой столовой и гостиной с камином. Все помещения разделялись просторным светлым коридором, упиравшимся в кладовые, где хранили разную утварь. Ксанди обожал бродить по кладовым (знали бы вы, столько там интересных вещей!), пока Мегги Сью была занята своими делами, например в очередной раз отчитывала служанок. Разумеется, нахождение в кладовых не приветствовалось. Поэтому, как только нянюшки обнаруживали Ксанди не в том месте, его тут же возвращали в свои покои и со всей строгостью отчитывали. Впрочем, любопытство мальчика это нисколько не унимало, и он то и дело предпринимал отчаянные попытки пробраться в заветные комнаты.
В кладовых находились шкафы, вешалки, полки с коробками и всевозможные предметы, громоздившиеся на столах, а порой и на полу. Там всегда стоял особенный запах: смесь пыли, старых кожаных изделий и типографской краски. Чего только не находил в кладовых мальчик! Однажды, например, он наткнулся на чучело бобра, бережно завёрнутое в бумагу. Как оно здесь оказалось, где и зачем оно хранилось до этого – неизвестно.
Однако несколько дней назад Ксанди, вновь слоняясь по кладовым из-за плохой погоды и недосмотра нянюшек, заметил то, чего никогда не видел до этого. В самом дальнем углу за одной из напольных вешалок, слегка покосившейся под тяжестью костюмов в серых чехлах, что-то едва уловимо блеснуло. Ксанди никогда туда не заглядывал. Он с интересом подошёл к вешалке и, убедившись, что никого, кроме него, в кладовых нет, осторожно отодвинул чехлы с одеждой. За ними он обнаружил тот самый блестящий предмет: им была латунная дверная ручка в форме женской головы. Дверная ручка! Изрядно удивившись, мальчик схватился за деревянное основание вешалки и с большим трудом отодвинул её в сторону.
Перед ним предстала небольшая дверь, низковатая для взрослого человека, заколоченная старыми досками. Было очевидно, что никто не интересовался этой дверью уже много лет, так как доски рассохлись и неплотно примыкали к ней, а проржавевшие гвозди нелепо торчали в слишком широких для них отверстиях. На нижней части двери от старости образовались глубокие трещины, откуда просачивались слабые потоки воздуха. Латунная ручка, которой долгие годы не касалась рука человека, помутнела, но всё ещё слабо поблёскивала. Куда ведёт эта дверь? Ксанди подбежал к залитому дождём окну и выглянул, пытаясь по внешней стене дворца понять, что может находиться за дверью. Сообразив, он чуть не подпрыгнул от восторга: дверь вела в башню!
Это была самая старая часть, построенная ещё в эпоху рыцарей Средневековья, своеобразная каменная башня-крепость, к которой пристроили классическое здание. Все проходы в неё всегда были закрыты, а вход – строго воспрещён. Гуляя в парке, Ксанди иногда разглядывал узкие мрачные окна, серые, поросшие мхом камни стен и задавался немым вопросом: что же внутри? Как известно, запретные вещи всегда вызывают куда больший интерес, чем доступные. Поэтому неудивительно, что мальчик грезил когда-нибудь попасть в башню. Ему представлялось, что там хранились старинные доспехи, мечи, луки, а может быть, где-то была комната с сокровищами в огромных деревянных сундуках.
Теперь, стоя перед входом в башню, Ксанди ломал голову, как попасть внутрь. Сначала он решил заглянуть в крохотную замочную скважину, но она была вся в паутине, и разглядеть что-либо через неё не представлялось возможным. Тогда он схватил с соседнего стола перьевую ручку и острым концом попытался прочистить скважину от паутины и грязи. Однако и здесь его ждало разочарование: конец пера превосходно вошёл в замочное отверстие, но тут же упёрся во что-то. Мальчик вынул несколько погнувшуюся ручку и, удивлённо осмотрев её, вновь заглянул в скважину. Обычно в отверстие невозможно вставить ключ только в том случае, если замок закрыт не до конца или попросту сломан. «Да, это вполне может быть», – подумал Ксанди, окинув взглядом дверь. Зачем иначе её заколачивали, если можно было просто запереть на ключ?
Крепко взявшись за дверную ручку, мальчик с силой повернул её и резко потянул дверь на себя. Доски жалобно заскрипели, а ржавые гвозди, словно старые воины, из последних сил старались сослужить свою службу и не впустить незваного гостя. Но Ксанди, охваченный приключенческим азартом, решил не сдаваться, и после трёх или четырёх попыток дверь истошно лязгнула на проржавевших петлях. Часть гвоздей отлетела в разные стороны, а самого Ксанди отбросило назад, и, если бы не стол позади него, мальчик точно бы сел прямо на пол.
Отряхнувшись и выпрямившись, он с замиранием сердца взглянул на распахнутую дверь. В стене перед ним чернел небольшой тёмный проход. Ксанди медленно подошёл и осторожно заглянул внутрь. Из проёма несло отвратительным затхлым воздухом, словно в башне что-то разлагалось. Было совершенно темно, не считая крохотных лучей света, скромно пробивавшихся сквозь узкие щёлки в досках, которыми были заставлены и без того небольшие окна. Единственным обитателем башни, очевидно, был сквозняк, который возникал при каждом дуновении ветра. Иногда при сильном порыве казалось, будто кто-то плачет наверху, а если дуло слегка – чудилось, словно вдоль каменных стен и сводов разносится шёпот.
Ксанди стало не по себе. Стыдно признаться, но он испугался и попятился назад в кладовую. Интересно, почему башню всегда заколачивали? Почему не разрешали в неё входить? Что же там внутри? Вопросов было слишком много, и любопытство постепенно заглушило чувство страха перед неизвестным. Ксанди, словно воришка, обернулся, убедился, что никого поблизости нет, и… всё же шагнул в башню.
Она была довольно широкая, так что свет из кладовых не мог охватить даже половину помещения. Постепенно глаза привыкли к темноте, и Ксанди смог различить узкую винтовую лестницу в углу и тёмную доску, которая загораживала доступ к ней. Скудные лучи света, едва освещавшие внутренности башни, позволили мальчику заметить, что доска не полностью преграждала путь к лестнице. Он медленно, держась за стену (которая оказалась невероятно холодной), подобрался к доске и аккуратно взялся за неё обеими руками, силясь отодвинуть чуть дальше. Доска поддалась не сразу, но, как только она сдвинулась, раздался глухой скрежет, который тут же разнёсся эхом по всей башне. Ксанди замер. Но за этим ничего не последовало: как только эхо рассеялось, былая тишина мгновенно восстановилась. Казалось, будто весь дворец опустел. Разумеется, это была неправда: в здании безостановочно кипела работа, множество людей были заняты совершенно разнообразными делами, и никому из них даже в голову не могло прийти, что во дворце можно почувствовать себя одиноко.
Уныние, внезапно охватившее мальчика, заставило его поёжиться. Башня производила впечатление несчастного существа, покинутого и забытого. Оно практически не подавало признаков жизни, но, вопреки всему, продолжало тихо шептать таинственные фразы, которые порывами ветра разносились по холодным, как лёд, каменным стенам.
Отодвинутая доска больше не мешала подобраться к лестнице, и Ксанди с угрюмым любопытством попытался заглянуть через неё на верхний этаж. К сожалению, ничего не было видно, так что мальчик критически оглядел ступени. Они были совершенно истёрты посередине сотнями тысяч ног, ступавших по ним на протяжении нескольких веков, однако по краям их состояние было несколько лучше. Идти наверх или нет? А что, если его, Ксанди, хватятся? Есть ли наверху доспехи и сундуки с драгоценностями? Нет, наверх подняться просто необходимо, но без света это сделать невозможно. Разумеется, Ксанди всё же совершил неудачную попытку подняться по полуразрушенным ступеням вслепую и, едва не скатившись кубарем вниз, решил, что действовать нужно более предусмотрительно. К тому же мальчик прекрасно знал: надолго отлучаться нельзя, его обязательно начнут искать. Так что ничего другого не оставалось, как отложить поход в башню до следующего раза.
Назавтра Ксанди вернулся в башню, по пути стащив из кладовых один из подсвечников с толстой некрасивой свечой, которых там было несметное количество. Но неудача следовала за неудачей: в тот день было особенно ветрено, и сквозняк, хозяйничавший в башне, то и дело гасил свечу. Каким-то чудом мальчику удалось добиться ровного пламени, но, едва его нога ступила на неровный край ступени винтовой лестницы, из коридора перед кладовыми донеслись чьи-то громкие голоса. Затаив дыхание, он как можно быстрее выбрался из башни, захлопнул за собой дверь (и чуть не поджёг обёрточную бумагу, которая большой кучей лежала на столе в кладовой), а затем, как только стихли голоса, выбежал в коридор.
В тот раз всё обошлось: никто не понял, где на самом деле находился мальчик, и он со спокойной душой стал планировать свой следующий поход в башню. Но на протяжении нескольких последующих дней возможность попасть в запретную часть дворца всё никак не представлялась – стояла хорошая солнечная погода, и Ксанди всё свободное время был вынужден гулять в дворцовом парке.
Однако перенесёмся обратно в сегодняшний день. Погода вновь испортилась, давая Ксанди шанс ещё раз попытать удачу и пробраться в башню. Сразу после обеда он отправился на свою половину и стал выжидать. Поначалу Мегги Сью ходила по комнатам наследника и с видимым удовольствием давала назойливые наставления и отпускала поучительные комментарии, словно догадываясь о планах Ксанди. Она то требовала от него прочесть главу учебника истории вслух, то сокрушалась по поводу неизбежно приближавшегося экзамена, то попросту читала скучнейшие нотации. От всего этого Ксанди невероятно хотелось спать, и он, как хорошо воспитанный мальчик, зевал незаметно в рукав. Мегги Сью, очевидно, самой наскучили собственные речи, и она удалилась в комнаты прислуги (наверняка поучать несчастных служанок), а вместо себя прислала следить за наследником старую нянюшку, которая, зайдя в покои, тут же уютно устроилась в большом синем кресле и вскоре задремала.
Выждав, когда нянюшка покрепче заснёт, Ксанди выскользнул из своих комнат, бесшумно преодолел коридор и оказался в кладовых. С волнением он повернул ручку двери, заранее приготовленная свеча подрагивала в его руке, а в висках стучало: «Сейчас или никогда».
Полумрак башни жадно поглотил щуплую фигуру мальчика, едва он шагнул в тёмный проём. Аккуратно закрыв за собой дверь, Ксанди огляделся: что-то было не так. Спустя пару мгновений он понял, что в башне стояла тишина, которую изредка нарушали звуки капель дождя, ударявшихся о доски в оконных проёмах. Привычные порывы и завывания ветра куда-то исчезли. Во время предыдущей вылазки в башню Ксанди столкнулся с неожиданной проблемой: сильный сквозняк всё время тушил свечу, отчего абсолютно невозможно было разглядеть, что же впереди под ногами. Но сегодня стояла совершенно безветренная погода. Мальчик с облегчением взглянул на ровное пламя свечи и начал аккуратно подниматься по винтовой лестнице. Подошвы безупречно чистых ботинок Ксанди скрипели на пыльных, местами раскрошившихся ступенях. Где-то на середине пути мальчику показалось, будто позади него проскользнуло нечто, и он резко обернулся. Вытянув дрожащую руку со свечой вперёд, Ксанди тщетно пытался разглядеть что-либо в сумраке башни. Вокруг были лишь тишина и холодные каменные стены. Упрямая чёлка, обычно тщательно зачёсанная нянюшками назад, сползла мальчику прямо на глаза и теперь мешала и щекотала лицо. Ничего не было видно.
Нужно было срочно решать, что делать: бежать со страху назад, рискуя кубарем скатиться с лестницы, закрыть за собой дверь в башню и никогда о ней больше не вспоминать или продолжить карабкаться наверх, не зная, что (или даже кто) там находится. Тяжело вздохнув, Ксанди сделал пару медленных шагов вверх по лестнице, а затем вдруг резко побежал по ступеням, то и дело спотыкаясь. Быстрее! До конца! И через несколько мгновений он оказался наверху.
Наконец-то! Ксанди, окрылённый собственным успехом, откинул надоедливую чёлку и быстро огляделся вокруг. Он очутился в небольшой комнате, такой же тёмной, как и остальные помещения башни. К великому разочарованию мальчика, она оказалась абсолютно пуста: Ксанди обошёл все углы в надежде найти хотя бы небольшой сундучок с сокровищами, но вместо этого он натыкался лишь на паутину и мышиный помёт. В конце дальней стены он заметил небольшой просвет, из которого сочился тоненький луч света. Приблизившись к нему, мальчик обнаружил ещё одну дверь, которая, очевидно, вела в бойницу. Не медля ни секунды, он дёрнул холодную дверную ручку. Старая деревянная дверь неожиданно легко поддалась и широко распахнулась. На Ксанди внезапно хлынул поток яркого света, заставивший его зажмуриться.
За дверью находилась отнюдь не бойница, а ещё одна, крохотная, комнатка. Единственное узкое окно в ней не было заставлено досками, как все остальные в башне, и свет, которому не позволялось проникать в другие помещения, жадно освещал здесь все углы и трещинки. Мальчик с удивлением рассматривал содержимое комнаты: по правую сторону от двери располагался небольшой стол с покосившимся стулом, а по левую – тёмный деревянный сундук, обитый металлическими полосами. Рыцарских доспехов, к сожалению, видно не было.
Разумеется, первым делом Ксанди кинулся к пыльному сундуку, но ржавый замок не давал приоткрыть крышку ни на дюйм. Вот незадача! Мальчик обвёл комнату пытливым взглядом, но ни шкафчиков, ни полочек, где мог бы храниться ключ от замка, не было. Что же делать? Он, заскучав, уселся на сундук: доспехов нет, остальное – заперто… Взгляд мальчика остановился на столе. На грязной деревянной крышке пылилось несколько книг. С самого раннего детства Ксанди приучали любить книги и бережно с ними обращаться. Господин Хансен всегда говорил: «Знания – это сила. А больше всего знаний заключено в книгах. Если хочешь лишить человека силы – отними у него все книги».
Мальчик подошёл к стопке книг, гадая, кто же мог так оставить их доживать свой век на засаленном, никому не нужном столе. Очевидно, несчастные экземпляры провели здесь не один десяток лет: они были настолько пыльные, что невозможно было разглядеть названия. Ксанди протёр ладонью обложку верхней книги, но ничего прочесть так и не смог – так сильно выцвели буквы. Он с интересом открыл её (книга при этом возмущённо скрипнула, а откуда-то из середины переплёта выпал мёртвый мотылек), но внутри не оказалось ничего стоящего – сплошные философствования.
Отложив её в сторону, Ксанди охватил взглядом остальную часть стола, на которой лежали огрызки перьевых ручек, клочки бумаги и прочий неинтересный мусор. Создавалось впечатление, будто кто-то много лет назад работал за этим столом, отвлёкся, вышел за дверь, намереваясь через минуту вновь продолжить начатое дело, но так и не вернулся.
Заглянув под стол, Ксанди внезапно обнаружил, что небольшой ящик, располагавшийся под крышкой, оказался незапертым. Выдвинув его, мальчик стал жадно рассматривать содержимое. Помимо грязных бумажек, пыли, паутины и целой горки неподвижных мотыльков и мух, в самом дальнем углу лежал крохотный ключ. Ксанди с восторгом достал его. Это был некогда изящный ключ, который теперь был покрыт толстым слоем ржавчины. Судя по форме, он принадлежал ушедшему столетию: слишком узорчатый, слишком вычурный, слишком старомодный. Повертев ключ в руках, мальчик медленно повернулся к сундуку и вдруг радостно улыбнулся. А что, если?..
Он опустился коленями на холодный грязный пол и, закинув сползшую чёлку назад, взялся за замок на сундуке. Внизу под замочной скважиной мальчик заметил небольшую гравировку. Вглядевшись, он понял, что это были переплетённые буквы-инициалы. Буква «О» была причудливо вписана в букву «М». Не зная никого с такими инициалами, Ксанди выбросил их из головы и вставил ключ в скважину. Потребовалось немало усилий, чтобы заставить проржавевший механизм замка работать. Спустя несколько минут отчаянных попыток раздался победный щелчок, и Ксанди наконец удалось снять замок и с трудом откинуть тяжёлую крышку сундука.
Первое, что заметил мальчик внутри, – убегающего паука, потревоженного неожиданным вторжением. Запах затхлости и гниения моментально окружил Ксанди, вынудив его поморщиться. Судя по всему, в сундуке не было сокровищ, ведь золотые монеты и алмазы не должны источать такие ароматы. Уже без былого энтузиазма он аккуратно заглянул внутрь. Сундук был до самого верха заполнен бесчисленным количеством бумаг. Письма, личные журналы, черновики… Ксанди зевнул: ему стало невероятно скучно и обидно. Разумеется, эти записи были на порядок интереснее книг со статистическими данными, но мальчик надеялся обнаружить в сундуке совсем другие вещи. К тому же он прекрасно знал, что читать чужую корреспонденцию ужасно неприлично.
Брезгливо приподняв верхнюю часть отсыревших бумаг, он обнаружил стопку потемневших фотографических карточек, перевязанных тонкой коричневой лентой. Мальчик обожал разглядывать фотографии, но совершенно не любил фотографироваться. Месяц назад во дворец пригласили известного на весь мир фотографа, которому выпала честь сделать парадный портрет наследника перед днём рождения. Господин фотограф, статный мужчина с невероятно густыми и блестящими усами (которым позавидовал бы сам доктор Ове), хотя и профессионально, но при этом чрезвычайно высокомерно требовал принять то одну, то другую позу. Ксанди пришлось стоять в каждом неудобном положении несколько минут, которые, казалось, тянулись целую вечность. Накрахмаленный воротник неприятно давил на шею, плотная ткань шинели кололась, и, что самое ужасное, нельзя было ни в коем случае шевелиться, иначе… «Фотография будет смазана, и Фам, Фаше Фысочестфо, надобно будет позирофать занофо», – говорил требовательный господин с отвратительным акцентом. Помнится, Ксанди, злясь и нервничая, с горькой иронией подумал про себя, что господину фотографу невероятно повезло, что в словах «фотография» и «фотограф» не имеется буквы «В», ведь это были, пожалуй, два единственных слова, которые у того получалось выговаривать безупречно. После Ксанди твёрдо решил, что больше никогда позировать не станет, даже если его навсегда лишат джема на завтрак.
Мальчик развязал ленту на фотокарточках и стал рассматривать их по очереди. Каждая была наклеена на жёсткую картонную карточку, на которой внизу красовалась эмблема ателье и имя автора фотографий. Кое-где картон погнулся, частично выцвели краски, а фотографии по краям отклеились, слиплись и под воздействием влаги потемнели. Ксанди подошёл к свету. Почти на каждой фотографии позировал один и тот же мужчина с уверенным видом, высокий и серьёзный. У него были стрижка ёжиком, аккуратная бородка и грустные глаза. То он стоял в мундире на рисованном фоне, то сидел на стуле, элегантно повернув голову вбок. Ксанди старался вспомнить, кем был этот мужчина, однако на ум ничего не приходило. Наконец он решил, что это, скорее всего, один из дальних родственников, коих у королевской семьи было великое множество по всему миру.
На одной из фотографий возле какого-то водоёма стояли трое улыбающихся людей: мужчина с предыдущих карточек, одетый в штатское, миловидная девушка с высокой причёской и зонтиком от солнца и… Ксанди поднёс фото ближе к окну. Он, кажется, узнал третьего мужчину! Удивительно, но это был его дедушка, прославленный и всеми любимый Александр Оттонский Старший. На фотографии он был молод, лучезарно улыбался и был совсем не похож на свои парадные портреты во дворце. На картинах его изображали старым и надменным мужчиной с осуждающим взглядом. Ксанди никогда не видел дедушку: он скончался задолго до рождения внука. Но все вокруг постоянно утверждали, что мальчик очень похож на него. Помнится, как-то раз во дворец прибыл король союзного государства со своей свитой. После званого обеда (на который Ксанди не пустили, ссылаясь на то, что он ещё мал для таких раутов) для гостей была устроена экскурсия по парадным залам дворца. В оружейном зале красовался огромный ростовой портрет Александра Старшего, завершённый незадолго до его смерти. Хозяин дворца – нынешний король и отец Ксанди – похвастался невероятным сходством деда и внука. Разумеется, все присутствующие захотели взглянуть на наследника, и Ксанди тотчас привели в зал и поставили рядом с портретом. Раздались аплодисменты и восторженные голоса: «Просто поразительно! А как же похож нос! Взгляд тот же! Подбородок – один в один!» Ксанди, исподлобья глядевший на гостей, был с ними абсолютно не согласен и считал, что ни капельки не похож на этого старого строгого мужчину. К тому же ему жутко не нравилось, что его рассматривали и оценивали, словно диковинное животное в вольере.
Теперь же, разглядывая фотографию ещё молодого улыбающегося Александра, мальчик внезапно осознал, что у него действительно было с ним много общего, помимо имени: такие же ямочки на щеках, так же кривится рот в улыбке… На этом изображении Александр казался весёлым, беззаботным, живым.
На последней карточке была изображена девушка, которая на предыдущих фотографиях позировала с зонтиком в компании неизвестного мужчины и деда Ксанди. Здесь же она стояла одна возле большого кресла, опершись рукой на его спинку. Светлые волосы были забраны в старомодную высокую причёску, а невероятно длинный шлейф платья изящно завёрнут спереди. Черты её лица, взятые по отдельности, казались бы неприятными: длинный прямой нос, тонкие губы и широко поставленные глаза. Но всё вместе удивительным образом составлялось в весьма привлекательное юное лицо, обрамлённое светлыми локонами. На обратной стороне карточки значилось: «На долгую память от принцессы, готовой сбежать с Вами в заколдованный лес». Подписи не было. Мальчик ухмыльнулся, ведь эта фраза походила на любовное послание.
Вернувшись к сундуку, Ксанди обернул фотокарточки коричневой лентой и аккуратно сложил их обратно. Все, кроме той, где был изображён его дед в компании неизвестных девушки и мужчины. Эту карточку он решил забрать с собой. Оставалось только сообразить, как незаметно для нянюшек пронести находку в свои комнаты. Карточка была довольно широкой, больше ладони, и в узкий карман не помещалась.
Так ничего и не придумав, мальчик уже взялся за крышку, чтобы закрыть её, как вдруг внутри что-то засияло, заставив его остановиться и снова заглянуть в сундук. Отодвинув пару отсыревших писем, Ксанди обнаружил небольшую чёрную книгу, на кожаном корешке которой красовались три золотых льва, слабо поблёскивающих на свету.
Ксанди достал её и неуверенно покрутил в руках. Внезапно его посетила гениальная идея: фотокарточку нужно вложить между страниц книги, и никто ничего не заметит. А на назойливый вопрос: «Где ты был и что делал?» – можно будет убедительно наврать: «Читал». Так мальчик и поступил.
Осторожно спустившись по крутой каменной лестнице, он как можно тише постарался пробраться к двери и припал к деревянным доскам, вслушиваясь в то, что происходит по другую строну, в кладовых. Стояла гробовая тишина. Тогда Ксанди толкнул дверь и выскользнул из башни. Положив книгу и поставив подсвечник на ближайший стол, мальчик, стараясь не шуметь, закрыл дверь (которая, к его ужасу, в итоге предательски скрипнула) и с трудом вернул вешалку на место.
Взяв в руки книгу, Ксанди направился к выходу, как вдруг… Случилось невообразимое: в дверном проёме кладовой появился старый Рауль, на морщинистом лице которого играла кривая усмешка. Мальчик остановился как вкопанный, быстро спрятав книгу за спиной. Рауль, древний, согнутый пополам человек, был самым старым слугой во всём дворце (а может, и всей стране). Он выглядел невероятно отталкивающе и даже несколько пугающе: кривая спина, длинное, изрезанное бесчисленными морщинами лицо с маленькими ввалившимися глазами, подозрительно изучающими всех окружающих, и беззубый рот. При тусклом освещении его можно было спутать со скелетом, обтянутым дряблой кожей. Он всегда бормотал что-то себе под нос, а порой обращался к людям, которых в тот момент не было в комнате. Нянюшки утверждали, что старый Рауль шепчет проклятья и наверняка в сговоре с самим дьяволом. Так это или нет, Ксанди предпочитал не оставаться с Раулем один на один в помещении и вообще не попадаться ему на пути.
Сейчас деваться было некуда. Рауль преградил единственный выход из кладовых, и Ксанди похолодевшими от страха руками сжимал за спиной книгу, гадая, видел старик, как он выходил из башни, или нет. Водянистые глаза Рауля впились прямо в лицо мальчика. Наконец он произнёс скрипучим голосом:
– Ваше Высочество, башня – это не место для детских игр.
Он всё видел! Сердце Ксанди забилось с бешеной силой. От неожиданности он даже не нашёлся что сказать, лишь только бессвязное: «Я не… Мне не…» Губы старика вновь исказила кривая зловещая ухмылка, заставившая мальчика в ужасе сделать шаг назад. Казалось, ещё секунда – и Рауль произнесёт одно из своих страшных заклинаний, обрекая Ксанди на вечные муки.
– Это место не для вас, Ваше Высочество, – тихо произнёс слуга, буравя взглядом наследника, а затем неожиданно добавил: – Как же вы на него похожи…
– На кого? – оторопело переспросил Ксанди и тут же пожалел об этом, потому что его вопрос, очевидно, показался старику смешным, и тот разразился злобным хохотом, похожим на карканье.
– Вы – копия вашего деда. Словно он вернулся к нам из самой преисподней в вашем обличии. Не удивлюсь, если даже дьявол откажется от него после всего, что он сделал.
Наследник был не на шутку напуган, но, на удивление, страх перед непредсказуемым стариком не уменьшил любопытства. Набрав в рот побольше воздуха, Ксанди выпалил:
– Про что вы говорите? Что он сделал?
Старый слуга замолчал, окинув пустым взглядом кладовую. Прошло полминуты, показавшиеся мальчику целым часом. Затем, словно очнувшись, Рауль промолвил:
– Книга, которую вы прячете за спиной… Это книга во всём виновата. Она погубила их всех, она… проклятая, проклятая…
После этого он разразился неразборчивым бурчанием, а Ксанди сделал ещё один шаг назад. К счастью, в дверном проёме позади старика появилась Мегги Сью. Мальчик, наверное, ещё никогда в жизни не был так рад увидеть нянюшку. Она удивлённо посмотрела на старика и Ксанди и спросила:
– Что это вы тут делаете, Ваше Высочество? Сколько вам повторять, вам не нужно здесь находиться! Мы вас обыскались. Его Величество ждёт вас к себе, пойдёмте.
Она аккуратно обхватила старика за плечи и, сочувствующе приговаривая: «Идём, Рауль, идём», вывела в коридор. Ксанди, осторожно держа за спиной книгу (меньше всего ему хотелось сейчас назойливых допросов нянюшки), последовал за ними. Мегги Сью обернулась и, оставив в покое Рауля, всплеснула руками:
– Вы только посмотрите на себя! Вы весь в пыли, Ваше Высочество! В таком виде ни в коем случае нельзя являться к королю. Отправляйтесь в свои комнаты, я попрошу Анну помочь вам переодеться.
Не дожидаясь, пока нянюшка начнёт задавать неудобные вопросы, Ксанди поспешил к себе. Одетый в чистую полосатую рубашку с голубым воротником наподобие морской фуфайки, вновь умытый и причёсанный, он в сопровождении слуг отправился на половину короля. Книгу мальчик умудрился спрятать в подушке, пока служанка, отвернувшись, складывала его пыльную одежду. Спускаясь по очередной мраморной лестнице, Ксанди остановился возле большого старинного зеркала, обрамлённого золотыми вензелями и крохотными купидонами, и внимательно вгляделся в своё отражение. На него смотрел худой мальчик с чёрными как смоль волосами, напомаженными и тщательнейшим образом зачёсанными назад (он терпеть не мог свою причёску и время от времени взъерошивал чёлку назло нянюшкам), вздёрнутым небольшим носом, выразительными голубыми глазами и слегка оттопыренными ушами. Ближе к лету на переносице и щеках появлялись веснушки, но сейчас, когда солнечного света было совсем мало, лицо казалось бледным и слегка осунувшимся. Ксанди не считал себя красивым и искренне удивлялся, когда кто-нибудь говорил: «Ну что за прелестный мальчик! Какие черты лица! Совсем скоро он превратится в прекрасного юношу». Оставалось только верить на слово и ждать того волшебного момента, когда всё внезапно поменяется и он действительно превратится в прекрасного юношу.
Оказавшись на половине короля (она находилась на втором этаже и имела самую роскошную отделку), мальчик оставил свою свиту и вошёл в просторную столовую. Едва он открыл тяжёлую дверь, его тут же окутал мягкий свет электрических ламп с плафонами в виде огромных павлинов, недавно привезённых из Италии. Почти всё в комнате было выполнено из тёмного дерева: и настенные панели, и резной готический потолок, и огромный обеденный стол, размещённый в центре комнаты. К слову, за столом в этот раз сидело двое человек. Ксанди улыбнулся отцу, произнеся строгое «Ваше Величество», а затем, не в силах сдержать восторг, бросился к гостье с восклицанием: «Бабушка!»
Из многочисленных родственников мальчик больше всех любил свою бабушку, ныне вдовствующую королеву Элеонору. Она никогда не слыла красавицей, а к старости ещё и располнела, но, несмотря на это, у неё была приятная и очень располагающая улыбка, способная растопить лёд между любыми собеседниками. За время правления она прекрасно овладела искусством дипломатии, и поговаривают, что именно благодаря её влиянию было достигнуто не одно соглашение и даже перемирие. Сейчас она жила довольно уединённо в своей загородной резиденции, но время от времени приезжала во дворец навестить своих сыновей и внука.