(по рассказу Г. Ф. Лавкрафта «Dagon»)
Пишу, а душу терзает боль,
Я знаю, вечером меня не станет.
Без лекарств, в кармане голь,
Распахну окно, и жизнь увянет.
Терпеть пытку жизнью больше не могу,
Морфий – моего сознания хомут.
Расскажу, что мне известно одному,
Не надеясь, что меня поймут.
…Шлюпку Тихий океан качает без забот,
Третий день в одиночестве я плыл
С тех пор как наш гвардейский пакетбот
Немецкий рейдер затопил.
Захлебнувшись, я очнулся в черноте,
Тревожный сон сменил кошмар реальности.
Я увязал в болоте от шлюпки вдалеке,
Отхаркивая слизь вонючей гадости.
Не страх, а удивление вводило в дрожь меня,
Зловеще непонятное воздух наполняло.
Гнилая масса дохлых рыб со дна
Мерзкий, тошнотворный запах источала.
Безоблачное небо, отражая гниль
Казалось почти черным, отливая блеском
И черноту бескрайних миль
Ничто не волновало всплеском.
Земля! О, боже, я, наконец, спасен…
На острове всё та же гниль,
но чувствуя опору под ногами,
Уже не так кошмарами стеснён,
Я двигался на запад быстрыми шагами.
Под адским пеклом солнца дни я изнывал,
А по ночам ущербная Луна тянула из меня рассудок.
Высокий холм мне силы прибавлял,
Цель достиг за четверо ужасных суток.
Стоя на вершине, до предела поражён,
Смотрел в бездонный мрак извечной ночи.
Этой вечностью, казалось, заражён,
Я кричал от страха, что есть мочи.
На другом холме в ста футах от меня
Громадный монолит светился в лунном блеске.
Тайны человека, скрытые в века
Отражены в рисунках и искусной резке.
Приблизившись, я со страхом изучал
Барельефы в монолите сером.
Свет Луны, я думаю, наверное, искажал…
Такого быть не может в свете белом.
И теперь я теряю сознание,
Только лишь вспоминая их —
Это не земные и не божьи создания,
Человек и рыба смешивались в них.
С перепонками меж пальцев рук и ног,
Огромные, прозрачные, на выкате глаза.
Может кто-то, но не я, их описать бы смог,
Знаю лишь одно – такого выдумать нельзя.
Я был настолько поражён,
Окунувшись в тайны Океана глубину,
Что поначалу оказался раздражён
Тем, кто посмел нарушить эту тишину.
Я застыл на месте… из-за рифа,
Слегка вспенив воду, прямо предо мной
Огромное, словно Полифем из мифа.
Поднялось оно над черною водой.
Чудовище из самого ужасного кошмара,
Отвратительнее мозг бы выдумать не смог,
Метнулось к монолиту с быстротой удара,
Возникшая волна свалила меня с ног.
Чешуйчатые руки обвили монолит,
Словно для молитвы склонилась голова.
Ужасный, и в то же время чудный вид,
До уха доносились непонятные слова.
Я прочь бежал, что было мочи,
Пел, кричал, когда не мог уж петь.
Последнее, что помню из этой ночи —
С ног сбившую, молнии удара плеть.
Меня нашли. Очнулся – больничная постель,
Толком объяснить ничего не мог.
Один лишь звук – тяжелая капель
И хлюпанье противных скользких ног.
А по ночам, лишь полная Луна взойдёт,
Во всём величии ко мне приходит Он.
Гортанным голосом к себе зовёт:
Рыба – Бог, Его Величие Дагон.
Снаружи слышен шум… не успеваю запереть,
В дверь бьётся скользкое громадное оно.
Им не достать меня, уж лучше умереть.
О, боже, нет…
рука! – конец…
Окно!.. окно!..