Размышляя о том, что представляли собой девяностые годы прошлого столетия в истории нашей страны, что характеризовало их социальную суть, невольно вспоминается наш незабвенный М.Е. Салтыков-Щедрин, его «Пошехонская старина» в частности:
«Кто поверит, что было время, когда вся эта смесь алчности, лжи, произвола и бессмысленной жестокости, с одной стороны, и придавленности, доведённой до поругания человеческого образа, – с другой, называлась… жизнью?!»
Чад девяностых не забыт,
Во всём тяжёлые потери,
Росло число могильных плит,
И угасала в будущее вера.
Нам девяностые лихие годы
Бесстрастно оценить приходит срок,
Над обществом господствовал порок
Под сенью дурно понятой свободы.
О прошлом правду говорить
И прошлого грехи исправить —
Задачу следует себе поставить
И по иным канонам жить.
Нам уяснить пора настала:
Своим традициям верна,
Жизнь строить по чужим лекалам
Не будет впредь моя страна.
Девяностые «распадные» года —
Их долго нам одолевать придётся.
Рубль, как всегда, будет стоять твёрдо, как положено существительному с мужским именем…
Для Банка нашего несложно
Периодически народ оповещать,
Что нужно в темпе предпринять,
Чтоб рубль «стоял» всегда надёжно.
Как и положено ему стоять.
Смотрю на ласковую Слиску,
И возникает мысль о том,
Что в нашей Думе феминисток
Не сыщешь даже днём с огнём.
Для нашей праведной страны
Они, конечно, не нужны.
НАТО всегда делит государства на… члены и нечлены.
США – это член. Другие – мелочёвка,
И с ними дела лучше не иметь,
Смотреть на них порой неловко,
А проще – не на что смотреть,
Такой у НАТО скверный нрав.
И тут Сергей Бабурин прав.
Её надёжней и активней нет,
Она не подведёт и не обманет.
В столице Северной она теперь полпред
И губернатором, пожалуй, скоро станет.
За годы многие реформ
Элиту нашу наблюдая,
Я многого не принимаю,
И хочется порой спросить:
Когда научимся мы жить,
Самим себе не изменяя?
Он радость молодую излучал,
И все вокруг не меньше были рады,
Когда из президентских рук награду
Вчерашний «дядя Степа» получал.
Вы все заметили, наверное, и сами,
Какой забавный у Швыдкого вид —
Выходит мелкими шажками
И крупно «революцию творит».
Как только Касьянов подошёл к урне для голосования и начал картинно опускать в неё свои бюллетени, неожиданно из толпы выскочила женщина средних лет и кинула в премьера яйцом…
Никто не мог вообразить
До этого печального момента,
Что столь весомым аргументом
На выборах и яйца могут быть,
Пока от женщины-смутьяна
Не пострадал премьер Касьянов.
Не юная, но не старуха,
Ему яйцо влепила в ухо,
Но выдержки явил пример
Невозмутимый наш премьер.
Стряхнув яйцо, потёкшее с костюма,
Без возгласов, проклятий, шума,
Взглянув на журналистов братию,
Сказал, что «это тоже демократия»,
И, лёгкий всем отдав поклон,
Прошествовал к машине он.
Всё Федеральное Собрание скорбит:
Вчера на улице Свободы
Избранник нашего народа
Свободно кем-то был убит.
Разрослась террора злая скверна,
Всё ввергая вновь в кромешный ад,
Кончилась эпоха постмодерна,
Всё как будто двинулось назад.
Умытая кровью своих же детей,
Россия сегодня склонённая плачет,
Наверное, всё ещё будет иначе,
Но следует быть и мудрей, и смелей,
Россия сегодня хоронит детей.
Нам всем сегодня расслабляться рано,
Быть должен бдительным народ,
Иначе «девушка с Майдана»
В авоське, сумке, чемодане
Нам революцию цветную привезёт.
24 мая 2005 года исполнилось 100 лет со дня рождения лауреата Ленинской премии, лауреата Сталинской премии первой степени, действительного члена Академии наук СССР, дважды Героя Социалистического Труда, лауреата Нобелевской премии, полковника Михаила Александровича Шолохова.
Два величайших мировых шедевра:
«Война и мир» и «Тихий Дон».
Видит весь читающий народ,
Видит каждый деятель культуры,
Как пигмеям от литературы
«Тихий Дон» покоя не даёт.
Быть может, у меня со зреньем плоховато,
А может, показалось в этот раз,
Что выглядел уныло-виноватым
Лавров, целуя Кондолизу Райс[10].
Он мэр и семьянин примерный,
За москвичей стоит горой,
Но город наш при нём (наверно)
Стал в мире самый дорогой.
Пытаясь кредо навязать своё,
По телевиденью и в прессе выступает,
И у людей желанье возникает
Ответить что-нибудь ему на букву «ё»!
От этой братии простые люди стонут,
И каждый ныне хочет знать ответ:
Ну почему зурабовы не тонут
И почему на них управы нет?
И строг бывает, и сердит,
Но, точно следуя законам,
Он Академией руководит
С математическим уклоном
На заседании Правительства 14 декабря 2006 года обсуждался вопрос о создании Банка развития, и М. Фрадков, в частности, сказал, что создаёт новое рабочее место:
«Туда все захотят пойти работать. То же самое, чем занимались, мы, только зарплата большая и воровать ничего не надо».
Премьер ошеломил служивых рать,
Сказав, что создаёт такое место,
Где можно всем трудиться честно
И больше не придётся воровать.
В ответ его спросили дружно:
«Кому такое место нужно?»
Мы сейчас не только ускорим (работу Минтранса. – Ред.), мы сейчас вам ещё и пенделя дадим, чтобы вы ускорились.
Наш премьер стране на удивленье
Предложил, чтоб двигаться скорей
И в делах добиться продвиженья, —
Дать министрам крепких пенделей!
Он управлял, казалось бы, умело,
Но грустный наступил момент:
Его уволил Президент.
За что? Наверное, за дело.
Он сам хотел, чтоб дело шло бойчей.
И чтоб ворон министры не ловили —
Пообещал им врезать «пенделей»,
Но неожиданно его остановили…
К делам премьерским, видимо, готов —
На должность заступил Зубков.
Его в верхах неплохо знали,
И думцы дружно поддержали.
Министры, справившись с волненьем,
Вздохнули с явным облегченьем,
Всем сразу стало веселей:
Обещанных не будет «пенделей»,
Хотя, как знать, с кем будет лучше,
А вдруг Зубков окажется покруче,
И от министра до шофёра
Все будут в страхе пребывать.
Но ныне уж недолго ждать,
Всё станет ясно очень скоро,
Но кто-то из особенно «кипучих»,
Чтоб время даром не терять,
Стал чемоданы паковать —
На всякий случай.
Спрашиваю Грефа: «Объясни на милость,
Нам, наивным, честно объясни:
Ну какая есть необходимость
Яблоки из Франции везти?»
Пацифисты, безусловно, рады,
Армию ведёт не генерал,
Он недавно мебель продавал,
А теперь командует парадом.
Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас – благочестие, Рим заражало буйство, а у нас – кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас – начальники.
Его о Глупове рассказ
Всегда будил воображенье,
И, перечитывая много раз,
Я ныне понял с сожаленьем,
Что всё написанное – это и про нас.
Может быть, я сомневаюсь зря,
И в моих сомненьях мало толку,
И любовь овцы и злого волка
Стала явью в праздник ноября.
Срок это осознать пришёл,
Мы пред Историей, бесспорно, виноваты,
Что не смогли преодолеть раскол
Своей страны на бедных и богатых.
Здесь все мои коллеги и друзья,